Читать книгу Бурный путь - Влад Анлен - Страница 1

I

С раннего детства балованный столичный мальчик Женя Аспидский слышал множество обещаний от своих добрых и любящих, но не слишком дальновидных родителей. Родители Жени выполняли обещания, данные своему ненаглядному, с завидным постоянством, да так, что Женя почти не успевал ревновать мамочку и папочку к старшему братику. Обещания неизменно превращались в лучшие игрушки от папы и море внимания от мамы.

Благополучие семьи Аспидских зиждилось на заслугах, авторитете и связях дедушки – вице-адмирала в отставке, орденоносца и главы семьи Александра Леонидовича. При всех своих достоинствах, звездный дедушка не привил своему единственному сыну Эрнесту качество, которого у него самого было в избытке, – чувство меры. Только вмешательство почтенного дедушки и спасло тридцативосьмилетнего, доселе благонадежного работника министерства легкой промышленности, Эрнеста Александровича от уголовного преследования за хищение государственного имущества. С карьерой Эрнестика было покончено.

Дедушка старался компенсировать ошибки в воспитании сына плодотворным, как он надеялся, общением с внуками. Рассказы о героических подвигах прошлого и забавных случаях из его многолетней службы он умело смешивал с вечными истинами и поучительными выводами заката своей жизни и, конечно же, со сладостями. Изредка он приправлял все это подарками, которые каждый раз были сюрпризом для внуков, а вовсе не по их "заказам", как это происходило в случае с родителями. Женя обычно сидел на уютном диванчике, и, с удовольствием и не свойственным ему умиротворением, слушал сидящего рядом дедушку.

Скорая кончина дедушки не могла не сказаться на положении в обществе и благосостоянии семьи Аспидских. Одиннадцатилетний Женя, щедро одаренный непоседливостью и упрямством, по-прежнему слышал красочные обещания родителей в ответ на свои безмерные просьбы. Правда, теперь родители частенько добавляли, что нужно немножко подождать. Ожидание, с тех пор, редко приносило то, что хотел озорник Женя. Будучи же, по своей сути, домашним мальчиком, Жене с трудом удавалось брать желаемое самому. А то желаемое, до которого ему удавалось дотянуться, то и дело оказывалось очередным мыльным пузырем. Он начинал узнавать жизнь такой, какая она есть. Услышав однажды от синьорины, которой он накануне как на духу изливал чувства, что у нее таких, как он, вагон, взрослеющий самолюбивый и гордый Женечка ничего не ответил. Не стал искать слова, решив, что она его не стоит. Все же уязвленный, он позже не раз вспоминал этот удручающий казус, хотя логика твердила забыть, как и пошлые признаки влюбленности, упомянутые еще И. Ильфом и Е. Петровым: "Отсутствие аппетита, бессонница и маниакальное желание сочинять стихи" ¹.

Ну что же, по крайней мере, у Жени было счастливое детство.

II

Спустя четыре с небольшим десятилетия, стареющий Евгений Эрнестович, постоянно проживавший в провинциальном городе Э-ле, предпочитал не размениваться обещаниями о сколько-нибудь серьезных поступках. Впрочем, как справедливо считал сам Евгений Эрнестович, что серьезно и принципиально для одного, то для другого – пустой звук.

В областном центре Э-ле, по-совместительству, и как это часто бывает, крупнейшем городе области, расположен институт Министерства внутренних дел по Р-ской области. Территория учебного заведения крайне обширна, и занимает большую часть площади единственного по-настоящему благоустроенного городского парка, что вызывает единодушное, но молчаливое и бесполезное неудовольствие буквально всех горожан. Надо ли говорить, что территория института со всеми его многочисленными зданиями, строениями, площадками, дорогами и дорожками, аккуратными цветочными клумбами, и, кончено же, вечнозеленым хвойным вперемешку с тополиным парком, закрыта для посещения посторонними, которыми являются, за небольшим исключением – должностных лиц и гражданских служащих, все горожане и не горожане, граждане и не граждане.

Факультет повышения квалификации института МВД области проводил свою плановую работу. Среди сотрудников факультета выделялся старший преподаватель Евгений Эрнестович Аспидский. И выделялся он отнюдь не своими физическими данными. Они как раз во многом соответствовали расхожему образу видавшего виды бывшего следователя районного отдела милиции, примерившего затем амплуа юрисконсульта, снова бывшего следователя районного отдела милиции, бывшего следователя Следственного управления МВД области, и наконец, пенсионера и сотрудника кафедры уголовного процесса факультета. Его рост чуть ниже среднего, в целом худощавая комплекция, из которой выдавался разве что небольшой пивной живот, тонкая седая оболочка волос на черепе вместо бывшей когда-то густой черной шевелюры, короткие густые усы стального оттенка, немного прищуренные глаза, окаймленные множеством крупных и не очень морщин, серенький костюм-двойка с серой же в белую вертикальную полоску рубахой и видавшие виды стоптанные туфли на шнуровке, щедро намазанные обувным кремом, так и кричали слабым голоском: "Неприметный, я неприметный".

Как ни старался Евгений Эрнестович выглядеть и быть незаметнее: и говорил едва слышно, почти шепотом, и лицо его редко когда приобретало эмоциональную окраску, и шутил-то он не часто, все-таки, как глубокий и широкий, но все же не бездонный сосуд, его рано или поздно переполняло. И переполняла его желчь. Съязвить для Евгения Эрнестовича никогда не представляло труда, за что он и был неоднократно наказан судьбой. Впрочем, осаждался пыл и сотрясалось все существо Аспидского вполне конкретными людьми, возможно, и посланными судьбой или еще чем-то или кем-то. Людьми умными и не очень, искушенными и исключительно добропорядочными членами общества (правда, лишь по их собственному мнению) и пропащими неудачниками, изощренными хозяевами жизни разных мастей и состояний и простаками, обладавшими смелостью переплетавшейся с глупостью, и не более того. Отбросив лукавство, напрашивался недвусмысленный вывод: Евгения Эрнестовича наказывал он сам со своими бессменными спутницей-повелительницей гордыней и спутником-собственником тщеславием.

Но все это было давно. Уже лет пятнадцать как Евгений Эрнестович бросил свои шуточки: жестокие и язвительные, нацеленные и метко бьющие прямо в десяточку на мишени слабостей и комплексов несчастной жертвы, не сознающей какую безвыходную западню приготовил им разгоряченный жаждой мнимого интеллектуального превосходства злобный ум Аспидского. Абсолютно уничижительные, но (стоит признать) порой отнюдь не лишенные юмора, шутки, он сменил на редкие и безобидные обезличенные остроты и оригинальные анекдоты, одному ему известно откуда берущиеся.

Размеренный, наполненный бытом одинокого стареющего индивидуума мужского пола без мужских амбиций, образ жизни, сдобренный однообразной, формально регламентированной преподавательской работой и тщательным отслеживанием футбольных новостей, в особенности касавшихся лондонского "Арсенала", помноженный на шрамы, мозоли и шишки ехидной молодости, как и отсутствие в последние годы ярких субъектов для хитросплетенных насмешек, привели к деградации в Евгении Эрнестовиче доморощенного сатирика-мастера острого словца, и быстрому расцвету с последовавшим неугасающим цветением всеми цветами радуги… Да, алкоголизма, именно его.

Друзей по озвученным "сатирическим" причинам у Евгения Эрнестовича не было, а с теми не слишком-то, по его мнению, интересными приятелями, кого он "облизать" своими остротами не успел просто потому, что не так уж часто и долго общался, он не считал нужным поддерживать связь. Аспидский твердо знал, что звонить людям, которых не видел целую вечность, с каждым днем становится все сложнее и сложнее. А подобные звонки могли означать всего два события в жизни звонившего: он потерял работу/нажил долгов/нажил других проблем, и ему нужны деньги взаймы или же его бросила жена/любовница/другая пассия, как бы она ни называлась, и ему нужно излить душу, не исключено, что и попросить в долг денежных знаков. Евгений Эрнестович же не обладал ни стремлением к ростовщичеству, ни выраженной эмпатией.