Читать книгу На перекрёстке миров - Владимир Агарин - Страница 1

Светлые коридоры и лакированные полы Дома Советов безучастно провожали меня вдоль всего привычного пути, до небольшого кабинета на седьмом этаже. Тем, кто не в курсе кажется, что большая политика решается в огромных и светлых помещениях, за большими столами и в присутствие уполномоченных делегаций. На самом деле, большинство вопросов до таких кабинетов не доходят, а те, что доходят уже решены, препарированы, перетерты жерновами закостенелых мнений и выложены на бумагу. Очень часто в них уже не остается даже десяти процентов начальной затеи, зато в них учтены интересы обеих сторон, юридическим рентгеном просвечена законность соглашений, все копья обломаны, все уступки уже сделаны. Так что большие люди только подписывают уже принятое за них десятками людей поменьше взвешенное решение.

Но есть часть дел, которые не доходят ни до внимания больших чинов ни до общественности. Их обычно называют подковерной возней, но именно эти дела и составляют большую часть политики. Эта возня влияет на всё, и влияет так сильно, что порой может даже изменить так называемый генеральный курс.

Сейчас из начала девяностых я понимал, что несколько лет назад все работало как часы, масса вопросов и дел решалась телефонным звоночком, где какой-нибудь Семен Ильичь со смехом предавался былыми воспоминаниями с каким-нибудь Петром Игнатьичем и в скользь упоминал, “а нем мог бы ты мне помочь…” По сути вопрос на этом был решен. С началом перестройки всё изменилось коренным образом. Если раньше всё решали связи, то сейчас основным мерилом стали деньги. Подливали в огонь бывшие вероятные противники. Новая политика открытости и доверия во главе со ставропольским комбайнером раскачивала монолит государства. И людям, понимающим, стало ясно, что в фундаменте уже есть трещины, и колос может не устоять.

Десять лет назад в кабинетах второго главного управления КГБ СССР царила тишина и покой, отлаженные схемы работали в утвержденном порядке и, самое главное, никакой спешки. В конце восьмидесятых началась паника, бумага уходила пачками. Было совершенно не ясно за что браться. Но после первых отказов в проведении спецопераций, под предлогом, опять же, новой политики, стало ясно, что мы проиграли. Первая реакция – шок от понимания ситуации, после апатия, затем мозг подготовленного человека встраивается и начинает работать в новых условиях.

Я замедлил шаг перед дверью кабинета на мгновение и резко постучав вошел.

В небольшом прокуренном кабинете работало радио, передавая сигналы точного времени

– Как всегда пунктуален, Тимур Георгиевич.

Я улыбнулся вместо ответа и пожал вяло протянутую руку.

– Семен Егорович, не стал выдавать по телефону причину моего приезда, но дело серьезное.

– А у нас других-то и не бывает. – Хозяин кабинета небольшой лысеющий человек достав из пачки импортных сигарет одну начал ее крутить разминая. – Привычка, понимаешь, – он показал мне сигарету. – Вот мы все строили-строили, а сигареты у них лучше. Кури.

Он придвинул ко мне пачку, но я отрицательно покачал головой.

– А ну, да, ты же не куришь. Мне даже интересно, что заставило тебя приехать ко мне? В былые годы, помнится, ты нашего брата вызывал. Сейчас-то что?

Я открыл портфель и положил на стол папку с бумагами.

Семен Егорович даже не притронулся к документам, словно ничего не произошло, но по искре, проскользнувшей в его серых глазах, я понял, что заинтересован он крайне.

– Так, всё-таки, что же заставило тебя выползти из своего укромного уголка? – Спросил он прикуривая.

Я показал пальцем на папку на столе:

– Тут запись разговора одного высокопоставленного партийного чиновника не с тем, с кем надо.

Мой оппонент откинулся в кресле и улыбнулся.

– Тимур, ваша проблема, не твоя, а всей вашей системы, в том, что вы, как сейчас принято говорить, не сечёте фишку. Понимаешь? – Он открыл верхний ящик стола и достал пачку долларов. – Раньше я за такое сел бы. А сейчас? – Он усмехнулся. – Тимур, мой тебе дружеский совет, начинай искать себе работу. Шпионов больше никто не ищет. Всё, ваше время закончилось.

Теперь пришло время улыбаться мне.

– Сеня, ты же меня знаешь давно. Неужели ты думаешь, что я пришел бы к тебе по вопросам какого-нибудь шпионского скандала.

– Ну, бог тебя знает.

– Сень, ты документики-то открой, почитай. – Я смотрел как он берёт со стола паку и продолжал говорить. – В наших руках, Семён Егорович, осталось очень много полезных инструментов, как говорится, контора пишет.

Хозяин кабинета изменился в лице, сложил все бумаги на место и прикрыл папку рукой.

– Когда вы это сделали? – он махнул рукой. – А, ладно, кто еще об этом знает?

– Это прошло по моему отделу, есть еще одна расшифровка в моем сейфе.

– А пленка?

Я посмотрел на портфель. Он в недоумении тоже перевел взгляд на него.

– Пленка здесь?

Я покачал головой:

– Копия.

– Хорошо, что ты хочешь за то, чтобы исчез оригинал?

– Это будет сделать очень сложно.

– Да, ладно, я знаю, что если бы это было невозможно, ты бы не пришёл. Сколько?

– Семён, не все измеряется в деньгах. И, кроме того, нашу дружбу, сплоченную годами работы на благо советской родины тоже надо учесть.

– Тимур, не торгуйся, называй цену.

Я вырвал листок из его перекидного календаря и написал на нем: “Зам.пред по ТЭК”

– Ты с ума сошёл? Я не решаю такие вопросы. – Он подскочил и забегал по кабинету. – послушай, есть варианты, я так понимаю, что денег тебе не надо, но давай попробуем. – Он начал чесать лоб. – Хочешь, попробуем тебя пристроить первым секретарём… – он подошел к календарю и начал его листать, – можно тульского, или, вот, смотри Карелия, надежнее Карелия. Туда смогу подтолкнуть. Только Тимур, прошу тебя, нужно изъять запись. Иначе мне конец. – Он умоляюще посмотрел на меня.

– Семён, я свое слово сказал. У тебя есть день, завтра до десяти жду от тебя звонка.

После этих слов я забрал со стола папку сложил ее в портфель и вышел из кабинета. Уже в коридоре я снова открыл портфель и выключил портативную “глушилку”. Не очень-то хотелось, чтобы кто-то еще оказался в курсе наших, так сказать, деловых переговоров.

Так уж получилось, что в моих руках оказался неплохой рычаг давления на многих мира сего. То, что я, заместитель начальника девятого отдела ВГУ КГБ СССР ступил на тонкий лед, я прекрасно понимал. Так же я осознавал, что ввязался в игру, которая может оказаться мне не по зубам и, что Семен – пешка в чужой игре, потому что он не мог сам решиться на такое. Ведь, по сути, они договаривались разделить не только весь топливно-энергетический комплекс, а проведя нехитрый анализ, я понял, что они не остановятся ни перед чем и, если придётся развалить союз, они это сделают. Очень ловкая комбинация, но очень ненадежная. Много неконтролируемых этапов, одним из которых стал я. И вот тут нужна была осторожность, потому что если передавить на этот рычаг, то либо он сломается, либо силенок поднять его у меня не хватит, а еще хуже отдача может прилететь такая, что мало не покажется. Обо всем этом я думал, глядя в окно служебной волги на облупленную стену кремля. Какое-то шестое чувство, которое про себя я называл чуйка, говорило мне: “Тимур, отступись, беги, это не выигрышный билет, а билет в один конец”, но бежать-то было некуда. Та жизнь, о которой я мечтал и мог бы жить была далеко от меня и шансов получить её назад у меня не было. Откуда-то из глубины накатили далекие, почти стершиеся воспоминания:

***

Мама подошла и поцеловала в щеку, затем задвинула тяжелую бархатную портьеру закрывавшую нишу с детской кроваткой и стала вполголоса что-то говорить отцу. Это было последнее приятное воспоминание о привычном детстве. Потом я помню, что кто-то постучался и отец, заворчав, пошел надевать халат. Как только он открыл дверь в комнату ворвались какие-то люди, мама схватила меня в охапку и в общей суматохе толкнула в потайной ход, ловко спрятанный за фальш-колонной.

Я очень испугался и побежал, шлепанье маленьких, босых ног гулко разлеталось по темному тоннелю, иногда сквозь небольшие окошки под потолком пробивался свет, но дотянуться до этих окошек и посмотреть, что находится за ними мне не удавалось, и поэтому я бежал дальше. Наконец я понял, что заблудился и уже не понимаю куда мне идти дальше. Тогда я уселся под тусклым светом, пробивающимся сквозь одно из таких окошек, и стал тихонько плакать. Вдруг, я услышал, что за стеной кто-то разговаривает, мне захотелось посмотреть на этих людей, но как я ни старался, не смог дотянуться и заглянуть туда. Тогда я подумал, позвать их, но какое-то внутреннее чувство страха остановило меня, и как оказалось, не зря.

– Куда делся маленький выблядок? Я уверен, что, когда мы вошли, он был в комнате. Куда он мог деться? Я обыскал всю комнату. Вот ведь тварь, она даже под страхом смерти не сказала …

– Что теперь делать? – грубо прервал его второй голос. – Не надо было ее убивать.

От этих слов я оцепенел, я понял, что случилось страшное, что мамы больше нет, и уже от отчаянья я бросился в темноту потайного хода. Я бежал, вытирая слезы рукой, но они накатывали снова и снова. Мне хотелось броситься на них и расцарапать их лица, но меня отделяла неприступная стена. Наконец я уперся добежал до окончания коридора и стал растерянно шарить руками по стене, пытаясь в темноте найти хоть как-нибудь выход. Мне уже казалось, что я так и умру тут от голода или старости, но руки нащупали какой-то рычажок и я буквально вывалился из своего плена и оказался на небольшой площадке возле крепостной стены. Эта площадка располагалась на внешней стороне сторожевой башни. Я встал спиной к стене. Передо мной лежал Великий Город, спокойный и невозмутимый, там, где-то в его недрах, жили своей размеренной жизнью люди, готовились ко сну или уже спали, для них не было, не существовало, этой ужасной ночи. Я понял, что мне надо туда, что спасение там, и решил во что бы то ни стало добраться из Замка до этих улиц. Нащупав маленькие ступеньки, я стал пробираться к замковой стене. Ступенька за ступенькой, мелкими шагами я медленно двигался вперед. Стараясь не глядеть в пугающую бездну под ногами. Практически добравшись до заветной поверхности, прильнув к еще не успевшим остыть от жаркого дня камням, я вытянул ногу и буквально кончиками пальцев дотянулся до замковой стены. Подняв глаза, я вздрогнул от страха, потому что прямо передо мной стоял человек в черном балахоне.

Когда мы встретились глазами, он протянул мне руку, я автоматически протянул ему свою. Не меняя выражения лица, он потянул меня за руку в сторону пропасти. Я попытался зацепиться другой за стену, стараясь удержаться от падения, но пальцы только беспомощно шерудили по гладким, вековым камням. Я понял, что это конец, и мне очень захотелось быть где-то далеко-далеко, и уже падая спиной вперед я почувствовал, что воздух вдруг начал становиться плотнее, а потом и вообще стал вязким как зыбучий песок, в котором я утонул…

* * *

Семен Егорович Гарон уже несколько минут сидел, положив голову на стол. В большой хрустальной пепельнице, с латунной табличкой “от коллег и соратников”, дымилась непотушенная сигарета. Потом он резко встал, очевидно приняв какое-то решение, и взял телефонную трубку, но подумав секунду, вновь её положил. Обойдя стол подошел к большому коричневому сейфу и достал оттуда бутылку коньяка. Первую рюмку выпил залпом, вторую налил и сел на стул, на котором еще несколько минут назад сидел его посетитель. Было видно. Что решение принималось трудно. Рука вновь дернулась к одному из телефонных аппаратов и, зависнув на мгновение над одним, качнулась в сторону другого.

– Это Гарон, у меня… – он замялся на секунду, потом продолжил, – у нас проблемы. Победин может нам помешать. Причём, серьезно. Я к вам заеду сейчас.

* * *

На следующий день Семён не позвонил. Я привык ждать и понимал, что срок, поставленный мной, нереален, но это было правило игры. И по этим правилам, я сам должен был напомнить о себе. Некоторое время я слушал длинные гудки, на которые никто не отвечал, и я уже хотел было положить трубку, как на том конце ответили:

– Слушаю.

– Семён Егорович, я уже думал, что тебя нет!

– Кто это? – Спросил сухой незнакомый голос.

– А Гарон на месте? Я правильно номер набрал?

Немного помолчав голос в трубке ответил:

– Тимур Георгиевич, нам есть о чем поговорить, приходите через пару часов по адресу Кривоколенный пятый, подъезд один, вам там не далеко. И материалы захватите.

Трубку с аккуратно положили. Я еще какое-то время слушал короткие гудки, глядя на портрет Феликса Эдмундовича, а затем достав из сейфа папку и коробку с бобиной магнитной пленки, вышел в коридор. В висках пульсировало, я понимал, что проиграл, но выхода не было. Не идти я не мог, потому что бежать было некуда. Все мои оперативные квартиры, которые я перебирал в голове не казались мне надежными. Я не мог никому доверять. Я вообще в этом мире как был, так и остался чужой. Поэтому, постояв немного на лестнице, я решился и вышел на встречу своей судьбе.

Пройдя по Мясницкой, я повернул на Кривоколенный и почувствовал опасность затылком. Сделав пару неуверенных шагов, я схватил идущего мне навстречу гражданина и закрутил его. Тот оттолкнул меня, со словами: “Пить надо меньше”, но мне этого хватило, я заметил открытое окно на третьем этаже. Хотя то, что я заметил точку, откуда работает снайпер, сильно мне не помогло, потому что он тянуть не стал.

Сначала я увидел вспышку в черном провале открытого окна, а потом страшный холод тонкой иглой вонзился кость черепа прямо над бровью и мгновенно расползся по всему телу. Я зажмурился и, как когда-то давно, захотел оказаться где-то очень далеко от этого места. И, как когда-то давно, мир на миг замер и стал серым, а потом острая и одновременно тупая боль откинула мою голову и мне показалось, что я стал проваливаться в черный мертвый песок, что он окутал руки и ноги. Густая чернота накрыла меня тяжелым мокрым одеялом безмолвия.