Читать книгу Поздний сад - Владимир Алексеевич Сметанин - Страница 1

Семён Петрович Баев, когда выдавалось свободное от службы время, всё его посвящал обустройству усадьбы. Служба у него не сказать, чтобы очень ответственная, но всё-таки обязательная, особенно в летний сезон – он ведает в администрации Осиновки земельными вопросами. Сейчас-то всё уже в основном определилось, устоялось, и злоупотреблений на вверенном Баеву участке нет. Да и раньше не очень много наблюдалось, особенно крупных. В слишком щекотливых ситуациях предостерегал молодого главу от искушения преступить. Таким образом, они счастливо избежали уголовного дела, хотя первое лицо поселения поначалу выказывало недовольство действиями Семёна Петровича.

Что до усадьбы, то она представляет собою совершенный новодел, ибо лет десять назад Баевы затеяли строительство коттеджа, на новом участке. Тут, понятно, основные труды пришлись на долю главы семейства, хотя двухэтажное строение возводила бригада гастарбайтеров, а не он сам. Но требовалось то одно, то другое – иной раз всё сразу. В срочных случаях приходилось отлучаться с работы и спешить на стройку. Вечером же свободного времени у Баева теперь совсем не оставалось.

– Петрович, иди ужинать! – бывало, зовет его по телефону Катерина Ивановна.

– Сейчас-сейчас, – нетерпеливо отвечает землеустроитель, – тут мне немного надо ещё доделать!

– Ну, где ты потерялся? – через малое время опять звонит она. – Иди уже, всё остывает!

И тогда Семён Петрович с сожалением отрывается от строительных работ и спешит домой, чтобы отдать должное блюдам Катерины Ивановны. Она, вообще говоря, вовсе не Катерина, а Екатерина, но кто же станет следовать протоколу и выговаривать такое длинное имя? Чай, не дипломатический корпус. К протоколам в Осиновке питают стойкое предубеждение, если не сказать – отвращение, неизвестно, почему. Но не все, конечно, как можно? Ведь село это – райцентр с положенными ему федеральными и муниципальными службами. А тут без соответствующего акта и протокола – никак! Супруга Семёна Петровича заведует отделом краеведческого музея, но и в этом учреждении её кличут Катериной Ивановной. По-свойски.

– Ты, по-моему, похудел с этой стройкой, – жалостливо говорит Катерина, накладывая мужу полную тарелку жареной картошки с фрикадельками. – Пусть там работники делают, ты только контролируй иногда. Что же здоровье подрывать?

– Так я и контролирую. Брусья-то не поднимаю. Года не те. Но там глаз да глаз нужен. Не выстроим же мы для детишек халтуру?

– Это да, – соглашается Катерина Ивановна. – Себе – ещё куда ни шло, а им-то надо по первому классу. Времена такие. Первоклассные.

– И не говори.

Детишек у Баевых трое: Андрей, Ольга и Антон. Другими словами, многодетная семья. Но не малообеспеченная, нет. Нормально обеспеченная, или почти нормально. При родителях остаются сейчас только дочка, она в десятом классе, да восьмиклассник Антон. Андрей же, который старше и достигает уже 190 сантиметров в высоту, учится в институте по профилю управления электрическими сетями. Учится, молодец, на бюджетной основе, что позволяет старшим Баевым запускать сэкономленные на учёбе суммы в жилищное строительство. Гранит даётся Андрею непросто, особенно проклятые чертежи, зато он играет в институтской баскетбольной команде. И, хотя пока запасным он, таким образом, надёжно закрепился в вузе. Ольга в своей школе щёлкает контрольные задания, как семечки и все десять лет – отличница. Младший, Антон, успехи имеет посредственные, однако же увлекается географией и непременно хочет стать мэтром в этой области. Да кто против? Уже и сейчас он знает столицы всех государств, а по многим – и экономическое состояние. В общих чертах, конечно. Кроме того, он любит возиться с огородом, и другой раз выражает намерение пойти по сельскохозяйственной линии. Тоже неплохо. Как же не постараться для таких детей? И жилище задумано со всеми возможными удобствами. А кроме того, Семён Петрович присмотрел себе участок для усадьбы очень многообещающий, даром, что неприглядный по первому впечатлению. Вся прелесть его заключалась в глубокой ложбине, пересекающей владения Баевых. В ложбине до самого июля стояла талая вода и охотников до такого участка не находилось, поэтому отвод его Семёну Петровичу не вызвал ни у кого зависти и хотя бы мало-мальского скандала. Что случается не так уж редко. Даже Катерину Ивановну при этом одолевали сомнения: не ошиблись ли они?

– Что мы будем делать с этой лужей? – спрашивала она супруга. – Осушать? Или заведём карасей? Так они летом засохнут, а зимой замёрзнут насквозь.

– Смотри в корень, – отвечал Баев. – Во-первых, никто не скажет, что вот, мол, землеустроитель администрации отхватил себе лучший кусок, и все они там такие. А главное, мы со временем организуем при ложбине курортную зону: насадим кустов, перекинем мостик через воду, установим скамеечки. Это будет класс! Так что основная забота – не избавиться от воды, а как сделать, чтобы она оставалась в озерке постоянно. Но это не сразу. Пока что надо построить дом!

Заражённая идеей и энтузиазмом супруга, Катерина Ивановна затуманенным взором смотрит вдаль, словно силясь увидеть там замечательный благоустроенный уголок, критике Семёна Петровича не подвергает и отгоняет сомнения. Прожект его начинает успешно реализовываться. Пока оба супруга при работе, необходимо всё основное строительство завершить, поскольку на пенсию особенно не расстроишься, в смысле – не настроишься, не построишь, то есть. Разве что курятник. Даже и сейчас пришлось взять кредит – расходы-то велики, хотя основной строительный материал тут дерево.

– Эх, отстроим домишко, заживём, как белые люди! – говорит Баев, оглядывая растущий день ото дня сруб. – Не стыдно гостей пригласить, есть, где всем поместиться – все-таки 150 квадратов! Считай, втрое больше, чем имеем.

Катерина Ивановна, отвернув скатерть, стучит по деревянной столешнице.

***

Надежда Клюева занималась в университетском театре миниатюр, что вполне согласовывалось с ещё одним хобби – бальными танцами. То и дело меняя парики, она к третьему курсу стала сомневаться – действительно ли у неё тёмные волосы? Режиссёр настаивал на платиновых. Несмотря на то, что театр не достиг больших сценических высот, ввиду значительной текучки труппы, в вузе его ценили и гордились им. Не наукой единою! На смену выпускникам приходили первокурсники, и служителей Мельпомены не убывало. Нет! Самодеятельные артисты, влюблённые в театр, отдавались ему с большой страстью, а невлюблённые сюда и не приходили. Надежда Клюева влилась в артистический коллектив на первом курсе и принимала участие в спектаклях уже как мастер сцены.

Непростое, ох, непростое это дело – театр! Если заниматься им всерьёз. Сегодня репетиций в графике его не значилось, и после лекций Надежда решила немного попрактиковаться дома. Никаких препятствий для этого не имелось, а следовало отточить небольшой эпизод из замечательной пьесы современного автора. По ходу действия героиня должна кричать: «Тону, помогите!» – и так далее, и это, как находила единственная зрительница и соседка по кроватям в съёмном домике, получалось не очень достоверно.

– Ну что же ты жалеешь голосовые связки, – пеняла рыжеволосая Лида, – ведь тут можно вопить во всё горло! Никого не побеспокоишь, никто не услышит. Давай!

Как выяснилось, она была неправа. Андрей Баев, направлявшийся после тренировки домой, проходил окраинной улицей к своему жилищу. Его размашистый марш прервал отчаянный женский крик, донёсшийся из ближайшего дома. Баскетболист замер, и тут же вопль повторился. Тогда, не медля больше ни секунды, Андрей бросился на зов. Рванув на себя дверь, он сделал молниеносный рывок вперёд.

Эти старые, старые постройки! С узкими и низкими дверными проёмами, с подслеповатыми окнами… Спасатель с размаху ударился лбом о притолоку, и, теряя сознание, ввалился в интерьер. Надежда Клюева, распахнувшая было рот для очередного крика, так и осталась стоять, не в силах его закрыть и наблюдая, как на скамеечку у входа валится крупный молодой человек.

– Лид, это к тебе? – изумлённо посмотрела она на подругу.

– Это к тебе, – справившись с волнением, ответила та. – Ты же кричала «помогите!»? Ну и вот. Принимай помощь. Хотя, я думаю, она ему самому нужна.

Ворвавшийся гренадер тем временем, держась за лоб, сел на скамейке и затуманенным взором окинул обитателей жилища:

– Ведь кто-то кричал? – неуверенно вопросил он. – Или мне показалось? Тонуть тут вроде негде.

– О-о, извините, – поспешила внести ясность Надежда Клюева, – у нас просто репетиция. Студенческий театр.

– Мы забыли закрыть окно, – вставила подруга.

– Да, совсем забыли. А с закрытыми окнами – никакого шума. Надо же, как неловко получилось!

– Ну, и хорошо, что всё у вас в порядке, – несколько окрепшим голосом подытожил гость. – Ну, конечно: кто бы догадался, что здесь репетиция? Вот и я…

– Никто бы не догадался, – утешила его Лидия. – В такой дикой местности – вдруг театр. Ха!

– Да я тоже из этого же околотка, – сказал незадачливый спасатель. – Мы скинулись втроём. Хотя в нашей хижине дверь будет повыше. – И он снова потрогал лоб, на котором явственно проступила ссадина.

– Всё старое тут, – посетовала Надежда Клюева. – Что дома, что дороги. Первопроходцы, наверное, строили. Дороги, то есть улицы – только чтобы двум телегам разъехаться.

– Дома теперь – только на дрова, – поддержала её Лидия. – Ремонтировать их невозможно. Тут нельзя даже делать отбивные – от стука всё развалится. Я боюсь, что может развалиться даже от Надиных криков.

– Ну, тогда я пойду, – посмотрел на дверь Андрей Баев. И он опасливо подтянул ноги, словно страшился зацепить ими простенок, порог или иную старую конструкцию.

– Нет, нет, нельзя так сразу, – запротестовала виновница происшествия, – надо вам отдохнуть, попить чаю.

– Андрей, – назвался Андрей, привстав и наклонив голову.

– Надежда, – откликнулась она.

– Лидия, – сообщила рыжеволосая подруга. – Дверь у нас, может, не очень, но чай – замечательный. Чаю – за знакомство?

– Присаживайтесь к столу, – пригласила Надежда.

– А, чай, правда, у вас очень хороший, – вынес своё суждение нежданный гость, дуя на горячий напиток, который закусывал печеньем. Обжигающий чай обожала Лида и иного не признавала, но Андрей вполне достойно справился с испытанием, выпив даже два стакана. После чего решительно засобирался:

– Ну, спасибо за угощение. Я пойду!

– Мы вызовем вам сейчас такси! – спохватилась Надежда и потянулась за телефоном.

– Нет-нет, – воспротивился визитёр, – ни в коем случае! Я прекрасно дойду сам. Ноги же целые, да и голова… – И он вскинул на плечо свою спортивную сумку.

– Тогда я вас… тебя провожу! – решительно заявила она.

– Проводи, проводи, – как-то спокойней, – одобрила рыжеволосая подруга.

– Как-то всё неправильно, – отозвался Андрей Баев. – Как-то всё наоборот.

Но возражать он не стал, а двинулся, сопровождаемый Надеждой, к своему пристанищу. Надлежало пройти с полкилометра и это для него лишь несколько малых минут, но приходилось умерять шаг, чтобы провожатая поспевала, не напрягаясь.

– Я с тренировки, – объяснял своё появление здесь Баев. – Вообще-то хожу по нижней улице, но там сейчас много грязи. Совсем почти рядом и живём-то… Вот здесь свернём на нижнюю, она Ключевская зовётся.

– Да, я знаю.

– Свернём – и я дома. Вон видишь, с зелёной калиткой? Это и есть наш хаус. Зайдём? Ребята не знаю, дома или нет; пришли – познакомлю.

– Нет, нет, в другой раз.

– Ладно, – с сожалением проронил он. – Спасибо, что проводила. Может, заглянете как-то с подругой. Адрес теперь вам известен.

– Я ей передам. А лучше вы к нам. Адрес вам ведь тоже известен!

– Ещё бы! – усмехнулся новый знакомый, и потрогал лоб.

– Надо бы обратиться к врачу, на всякий случай, а?

– Да времени нет, а там везде очередь. Да и зачем?

Ответом был смех.

***

С новой усадьбой Баевых в Осиновке соседствовало домохозяйство Ивана Ивановича Мамалыгина, ранее возглавлявшего животноводческую отрасль здешнего мощного совхоза, а теперь уже давно пенсионера. Ему повезло: остатков мощности предприятия хватило аккурат до того времени, когда Мамалыгину приспела пора выходить на заслуженный отдых. И породистый племенной скот раздавали работникам в счёт зарплаты уже без него, и попёрли шифер с крыш коровников тоже без него, как и молочные алюминиевые фляги и много ещё чего. Старый зоотехник знал, конечно, какие дела творятся в отрасли, подарившей ему язву желудка, да и во всём совхозе, но уж ничего поделать не мог. Он только плевался, прослышав про очередной нокдаун коллективному хозяйству, и не удивился, когда оно оказалось, наконец, в глубоком нокауте. До того прискорбного момента Иван Иванович обустроил свою усадьбу как следует: рядом с домом, полученным от совхоза, построил уже на свои деньги, ещё один, попросторней. Явились тут и стайки, и баня, и летняя кухня, и гараж. Словом, полный набор построек, приличествующих уважающему себя домохозяйству. В ту пору тут жили ещё младшая дочка с мужем и ребятишками. Старшие дети – братья Мамалыгины обосновались в областном центре, и уже давно. Деревенский быт их больше не прельщал, хотя летом приезжали погостить. Тогда внуки ставили всё вверх дном, и двух домов даже казалось недостаточно, чтобы рассредоточить буйное подрастающее поколение. Со временем в город последовали и внучка с зятем, который попал под сокращение и устраиваться ночным сторожем за десять тысяч нипочём не желал. Так что у четы старших Мамалыгиных появился избыток жилья – по дому на каждого.

В это утро Иван Иванович по привычке окинул взором с высокого крыльца состояние окружающего мира, прежде всего – попадающих в поле зрения соседних строений. Большинство из них, возведённые в прошлом веке, имели весьма печальный вид, как ни латали и ни подкрашивали их владельцы. И только строящийся рядом двухэтажный коттедж Баевых сиял свежей древесиной сосновых брусьев стен и досок забора. Природный стройматериал издавал пьянящий запах. Пройдясь по двору и наспех помахав руками, что означало облегчённый вариант физзарядки, Мамалыгин проследовал в дом. Здесь предстояло важное дело, которое он отправлял ежедневно – вписывание очередных строк о текущих событиях в дневник. Хронику осиновской жизни Иван Иванович вёл давно, лет 20 – с тех пор, как сломал ногу, обороняя на ферме двух телятниц от взбесившегося быка. Почти месяц затем он пролежал в больнице – на вытяжке, потом в гипсе, и, чтобы разнообразить небогатое событиями пребывание в лечебном учреждении, стал описывать наиболее значительные события последнего времени, включая и скоротечную битву с совхозным быком. Может быть, от вынужденного безделья, или по иной какой-то причине, но ведение дневника настолько захватило его, что в первую же неделю он исписал тонкую ученическую тетрадь, хотя писал не слишком размашисто. И попросил жену принести ему тетрадь потолще. К тому времени, когда специалист твёрдо встал на ноги, уже и эта тетрадь оказалась почти полностью исписанной. Тут он решил вести записи настоящего времени, день за днём, а о делах давно минувших поведать бумаге позже – по мере того, как воспоминания будут посещать его и снова выдастся свободное время. Для нескольких же ежедневных строк оно всегда найдётся. И не проходило недели, в течение которой он бы один-два, а то и три раза не обращался к дневнику. Никогда Иван Иванович не записывал события разных дней на одной странице – каждому дню отводилась собственная, заключалось ли сообщение в двух строках, или же требовало её целиком. Поэтому в теле дневника имелась масса пустых полей. Зато исключалась путаница.

– А, ты уже занимаешься? – заглянула в его письменный уголок супруга, Агриппина Леонидовна. – Что-то интересное?

– Занимаюсь, – подтвердил Иван Иванович. – Потом расскажу.

– Ну-ну, а я пойду, подогрею чай.

– Ладно. Я скоро.

Мамалыгин открыл общую тетрадь в картонной корочке под номером 22 и записал:

«У соседа строители ещё не собрались – рано. Обычно подтягиваются часам к десяти. Это не то, что раньше. Нынешние не переработают! Сам Баев ни свет, ни заря принялся что-то копать в стороне от дома. Не иначе, готовит почву под огород. Человек себе на уме: взял участок с болотиной – камыш выращивать, что ли? Или водяной орех? Что-то задумал, факт. Из ума, вроде, не выжил. Огород нынче здесь небольшой посажен – всё пиломатериалом завалено, да ещё лужа. Садили они в основном на старой квартире. А сейчас, смотри, взялся копать. Интересно, для чего? Посмотреть надо будет. Погода стоит похвальная уже вторую неделю – перепадают дожди, и опять солнце. Всё растёт хорошо, особенно капуста». Подумав минуту-другую – не забыл ли чего? – Иван Иванович закрыл тетрадь и пошёл пить чай.

– Так Баев начал копать, – сообщил он супруге, усаживаясь за стол и принимая дымящуюся кружку чаю с молоком. – Интересно, а что в эту пору садят? Сеют? Вроде уж скоро пора собирать, а он грядку затеял.

– Копает? – удивилась и Агриппина Леонидовна. – Ну, может, погреб хочет сделать, ледник? Отхожее место вряд ли – уже оно есть.

– Да, есть сортир мало-мальский. Так они цивильный в самом доме заложили.

– Заложили, заложили. Может, Ваня, и нам заложить? Санузел, с душем, с ванной?

– Я тоже думал. Но только без ванны – на кой она нужна, когда есть первостатейная баня? В ванну же с веником не полезешь! Или полезешь?

– Да мне веник и ни к чему. Тебе – другое дело. Ну, давай без ванны.

– Тогда надо браться сейчас, чтобы до зимы успеть.

– Надо.

Вслед за этим неспешным планёрным совещанием супруги перешли непосредственно к завтраку, запивая чаем с травами поджаристые оладьи. Затем Агриппина Леонидовна пошла кормить курей, которых оставалось семь и которые составляли всё поголовье домашней живности. Иван же Иванович устроился перед телевизором посмотреть утренние но, понятно, вчерашние новости. Первые сегодняшние поспеют только к обеду. Близко к сердцу он принимал дела производственные, поскольку был убеждённый хозяйственник. Переживал за предприятия, попавшие в немилость к рынку, и болел за них, как некогда за совхоз. Но справедливости ради надо сказать, что о совхозе болел тогда не только он один: печать заботы о районном флагмане сельхозпроизводства не сходила с чела руководителей района, то и дело наезжавших сюда. Это когда флагман ещё подавал признаки жизни.

– Дело взято нами на контроль, и мы отслеживаем динамику и тенденции, – заявлял председатель райсовета.

– Мы постоянно в курсе дел вашего хозяйства, – заверял председатель исполкома, будущий глава администрации. – Мониторим и мониторим!

И труженики выходили на работу, которой почему-то требовалось всё меньше. Контроль и отслеживание динамики продолжались на протяжении всего периода глубокого обморока совхоза, вплоть до его самоликвидации. После этого ответственные лица переключили своё внимание на предприятия, которые ещё не закрыли своих производств и их тоже отслеживали и контролировали, пока не перестали функционировать и эти. Сейчас Ивана Ивановича посещала несвоевременная мысль о том, что те ответственные лица как-то перетерпели безвременье и объявились уже в новом обличье. Но своему истинному призванию – отслеживать ситуацию и осуществлять надлежащий контроль – не изменили. И когда к Мамалыгину с экрана обращался очередной заместитель, а то и сам глава (мэр) и обещал, что состояние дел на таком-то предприятии, приближающемся к банкротству, мониторится, старый животновод скорбно качал головой.

– Ага, щас! – скептически замечал он при словах руководителя, что резервы изыскиваются и, можно не сомневаться, изыщутся. – Уж давно следовало изыскать!

– Ты о чём это? – спрашивала Агриппина Леонидовна, накормившая и напоившая курей.

– Об экономике, будь она!

– Так включи лучше шоу! – советовала супруга. – Мало ты экономики хлебнул в совхозе!

Следующая программа не внесла гармонии в смущённую мамалыгинскую душу, поскольку молодой и прыткий ведущий соблазнял тех, кому за 65, активным образом жизни. Физкультура, походы и поездки, боулинг, посещение бэби-клабов, то есть, пардон, кинотеатров и библиотек – да мало ли ещё! Особенно он рекомендовал почему-то галереи и музеи.

– Ага, понятно! – резюмировал Иван Иванович, – нам там самое и место, в музее. В лавке древностей. Вроде как нынче здесь, а завтра…

Выключив в раздражении телевизор, он решительно направился из дому. Огородные дела всегда действовали на него умиротворяющее. Взяв тяпку, приступил к прополке микроплантации капусты, значившейся в его графике работ на сегодня. Агриппина Леонидовна пасынковала помидоры и, завершив этот труд, отправилась готовить обед. Солнце подбиралось к зениту.

***

Что правда, то правда: Баев в то утро вооружился лопатой и, пока ещё солнце только поднималось и не начинало припекать, приступил к земляным работам. Но копал землю он отнюдь не для грядки, нет. Взяла старт кампания по строительству мореходного судна, каковое задумано было уже давно. Конечно, плавать или, вернее, ходить по луже в огороде, а равно и по морским просторам ему в обязанность не вменялось: мыслилось, что это необычное для сухопутной Осиновки сооружение украсит владения семьи Баевых. А потом будет много ещё чего. Дай только срок! Строительство дома завершалось: велись отделочные работы и установка всяческой обогревательной и санитарной техники. Убедившись, что нанятые спецы дело знают и стараются блеснуть исполнением, Семён Петрович теперь не обретался возле, нервируя их, а занялся трудами перспективы. Между прочим, соорудить корабль, пусть даже и не предназначенный для плавания по штормовым морям, оказалось непросто. Во-первых, сразу отпала идея создать нечто современное – типа эсминца или круизного лайнера, выкрасив их затем в военно-морской или белопенный цвет. Они не смотрелись. Следовало построить древнее парусное судно. О, вот это класс! С высокими надстройками, с мачтами и вантами. Мечта поэта! И будет он называться «Бриз».

– Как же это ты один будешь строить? – ахала Агриппина Леонидовна. – Может, повременить, или пригласить бригаду?

– Ты имеешь в виду корабелов? Слишком дорого – путь от верфей дальний. Для нас дорого, а им наши суммы – тьфу! Я сам помалу сделаю. Дерева хватает, а якоря да рынду – сообразим. Зато какой шик будет!

– Слишком-то не надсаждайся. Где тяжело, наших строителей зови.

– Ладно.

С таким напутствием глава семьи и приступил к работе.

Конечно, Семён Петрович не собирался строить задуманную каракку в натуральную величину: укоротил её в проекте почти вдвое – до восьми метров. Это составляло полуторную длину стандартной доски, с учётом изгиба. Поскольку плавсредство мыслилось строить не на фундаменте а, напротив, сводить борта к килю, напрочь суживая площадь опоры, следовало сообщить постройке надлежащую остойчивость. Этой цели призваны были послужить четыре столба, вкопанные попарно. Как раз эту-то операцию и начал осуществлять Баев, предварительно сделав разметку. Но на первой же яме возникло неожиданное препятствие: лопата, углубившись всего лишь на штык, упёрлась в доску. Попробовав покопать слева и справа, он убедился, что это не одинокая доска, а сплошной щит. Озадаченный Семён Петрович принялся раскапывать землю вокруг и скоро наткнулся на крышку, устроенную, как и всё перекрытие, из толстых лиственничных досок. Железное кольцо, вделанное в неё, изошло ржавчиной и разваливалось в руках. Семён Петрович сходил в дом за спичками. Убедившись, что никто за ним не наблюдает, а особенно сосед – человек с активной жизненной позицией, он поддел край люка лопатой. Лаз оказался тесноватым: видимо, устроитель его сам не отличался дородностью и тучных людей сюда приглашать не собирался, но Баеву он пришёлся впору. Осторожно спустившись по ступенькам лестницы, Семён Петрович зябко передёрнул плечами: в подземелье царил ледяной холод. Зажженная спичка осветила внутренность вместительного схрона. Стены построены всё из тех же досок, две доски лежали посередине земляного пола. У одной из стен имелось сооружение вроде завалинки. Воспламенив следующую спичку, исследователь обнаружил, что заполнена она льдом. Верхний слой покрывала влага, но весь он представлял собой монолит.

«Ледник, – сообразил Баев. – И какой мощный! За сто лет не завалился. Или 50?». Выше вдоль стены тянулись полки. Но и на них, и на льду никакого запаса провизии не обнаружилось. Илья Петрович, продрогнув, на этом и завершил первое знакомство со своим неожиданным приобретением. Он решил вернуться сюда уже с фонарём, сходив за ним на жилую квартиру.

Едва успев отогреться и надев под штормовку толстую душегрейку, вернулся к подвалу. Снова огляделся и нырнул в дыру. На этот раз он обследовал находку методично и тщательно. Не вызывало сомнений, что это натуральный погреб для хранения продовольствия, ничем не уступающий нынешним холодильникам. Одно неудобство – к нему не подойдёшь запросто и не распахнёшь дверцу. Но владельца он, надо думать, вполне устраивал. Семён Петрович, однако, не удовлетворился мыслью о леднике. Такой роскошный подвал, настоящий тайник – неужели кроме хранения солёного сала он не имел никаких других функций? Тщательно исследуя сначала пол, затем стены, Баев обнаружил в одном из углов небольшую осыпь земли. Между тем за дощатыми стенами таилась двухметровая толща глины, и лишь верхний слой примерно в полметра являл собою слабый чернозём. В потолке щелей не обнаружилось. Семён Петрович, подумав, отправился к дому, вооружился топором, взял два коротких обрезка бруса и, сгорая от нетерпения, вернулся в подвал. Тут он устроил из чурбаков подставку и принялся изучать верхнюю часть угловых досок. На одной из них имелся едва заметный поперечный пропил. Азарт охватил Баева. Он поддел лезвием топора край доски, и она легко отошла, пискнув сочленениями ржавых шарниров. В неглубокой нише стояла глиняная кринка, оказавшаяся пустой, и груда серого мятого металла.

– Что за чепуха! – отнёсся кладоискатель к светлому квадрату в потолке. – Зачем ему нужен был этот металлолом?

Однако обращался с находкой бережно: аккуратно опустив на чурбаки, принялся рассматривать найденное более внимательно, досадуя на фонарь, дававший мало света. Сомнения ещё оставались, хотя всё указывало на то, что это драгметалл, а именно – серебро. Здесь присутствовало шесть обычных по размеру тарелок и большое, сильно помятое блюдо-поднос, которым и накрыли стопку посуды. Илья Петрович сунул одну тарелку за пазуху и полез наверх. В доме он, сидя у окна, ещё более основательно изучил находку, слегка поцарапал её ножом и попробовал на изгиб. Серебро!

Немедленно Баев позвонил Агриппине Леонидовне:

– Ты на ногах? Слушай, срочно неси сюда сумку какую-нибудь. Лучше непрозрачную. Срочно, пока строители не пришли! Потом всё расскажу.

– Несу, сейчас! С тобой-то всё в порядке? Ты не поранился?

– Нет, нет. Давай быстрее!

Агриппина Леонидовна уж давно не бегала кроссов, да и малых утренних пробежек избегала, дабы не потешать соседей, но тут она обернулась необыкновенно скоро.

– Я нашёл старинный подвал, – сообщил Баев торжественным, но ровным голосом, и подвёл её к открытому люку. Обождав, пока супруга перестанет всплёскивать руками и ахать, уже шёпотом он закончил: – а там, внизу – серебряные тарелки. – И предупреждающе приложил палец к губам, чтобы избежать слишком громкого возгласа. Вслед за тем он взял принесённую сумку и исчез в проёме лаза, а через минуту вновь показался на поверхности, уже с грузом. Поблизости никого не было видно, и Семён Петрович с завидным проворством выбрался на доски и захлопнул люк.

– Ну и вот, – произнёс он сдавленным голосом, перемогая одышку – идём теперь смотреть трофеи.

– Что же с этим будем делать? – спросила Агриппина Леонидовна, когда дома они осмотрели неожиданный презент. – Сдадим государству?

– Ну что ты! – укоризненно бросил супруг. – Кто же сейчас отдаёт государству? Наоборот, порядочный человек норовит с государства слупить. Шутка.

– Но продать – наверное, опасно.

– Некоторый риск есть. Но вот эти тарелки целёхонькие. Может, оставим их себе? Только почистить… Какой на столе в праздник явится блеск!

При этих словах немедленно появился блеск в глазах его спутницы жизни. Они стали мечтательными и очень добрыми, что совершенно не вязалось с суровой прозой её бытия.

– Хорошо бы, кивнула она, – но ведь к ним нужны и такие же ножи, вилки и ложки.

– Ну, так наживём, – бодро отозвался Семён Петрович, – вот только дом достроим. Пока что можно обойтись и нашими ложками. Тоже блестят. Да и не каждый же день – только по праздникам!

– Что же, и верно: разве мы не заслужили, чтобы есть с серебра? А вот то мятое блюдо – его уж ведь не поправишь? Курам зерно насыпать?

– Ну что ты! Есть у меня знакомый ювелир…

Баев вскоре выбрал время и съездил в город к одному из мастеров золотых, а также серебряных и янтарных дел. И довольно хорошо продал драгоценную вещь. Настолько хорошо, что решил в знак благодарности к счастливому кораблю отделать его по высшему разряду, для чего привлечь ещё помощников. И завершить судостроительную кампанию в кратчайшие сроки – в то же время, когда будет готов дом. Встал вопрос – поднимать ли паруса каракки над подвалом, или же заложить корабль несколько в стороне. Конечно, заманчиво построить его как бы вторым этажом, что добавило бы ему загадочности и некоторой даже мистики. Но с другой стороны, проникать в подвал при нужде станет очень затруднительно. Поэтому вечером того дня Семён Петрович принялся копать ямы под столбы чуть в стороне, но с расчётом, что бушприт затем будет нависать над подземельем. На всякий случай. Скажем, прицепить лебёдку. Вышедший на поливку огурцов Иван Иванович не удержался, подошёл поближе, насколько позволил забор, и смотрел некоторое время в затылок труженику, так что тот обернулся.

– Что-то строить затеял, сосед? – поинтересовался Иван Иванович, понимая, что глубокие ямы уж никак не могли обернуться грядками.

– Корабль, – смахнув пот со лба, – ответил землекоп. – Корабль решил построить!

Иван Иванович на секунду свёл над переносицей брови, напрягая мысль, затем круто повернулся и засеменил прочь.

«Обиделся, – сообразил Баев, – немудрено: какой же тут, на фиг, может быть корабль?» – и закричал вдогонку:

– Я тебя, сосед позову, как будет готово – примерно это через месяц! Заодно с новосельем по рюмочке поднимем!

Иван Иванович прервал свой нескорый бег, обернулся, потёр висок и слабо кивнул в знак необязательного согласия.

«16 июня. – Записал он в своём дневнике. Баев или свихнулся, или уж стал незаметно негодяем, который без причин издевается. Копал на своём участке ямы, и сказал, что будет строить корабль. Говорил про новоселье. На корабле. А ведь казалось – нормальный человек! Чужая душа – потёмки, уж точно. Не стоит обращать внимание – будто его и нет!»

Между тем фанат призрачных заморских стран уложил между ямами толстый сосновый брус, который, надрываясь, приволок на верёвке, пока не видит супруга. После этого следовало приступить к столбам, шпангоутам, бушприту и непосредственно к бортам. А там мачты, реи, ванты, паруса, надстройки. Дел тьма! Но у него впереди отпуск. К тому же должны подоспеть и помощники, со дня на день, как только закончат баню на соседней улице. Строителей дома отвлекать не след.

***

Илья Борисович Суторин, с тех пор, как развёлся с женой из-за прогрессирующего расхождения характеров, остался, как сказал бы стихотворец, без руля и без ветрил. Отсутствие руля его угнетало не очень, скорее, даже радовало, но вот отсутствие движителя имело весьма печальные последствия. Будучи прежде работником горячего цеха, он вышел на пенсию досрочно, и отсутствие постоянного занятия вкупе с холостяцким бытом грозило подорвать его богатырское здоровье. О горячем цехе он нисколько не тосковал, но с волнением душевным вспоминал годы службы во флоте. При нынешних реалиях вернулся бы на море по контракту, да кто ж его возьмёт, в такие-то годы? Даром, что старшина первой статьи. Здоровье он поддерживал главным образом доверительной беседой за стаканчиком горячительного, что хорошо отваживало депрессию. Жаль, ненадолго. Еще одним препятствием тут являлось то, что не мог Илья Борисович пить в одиночку. Обязательно требовалось присутствие кого-то ещё, причём человека, способного выпить. Не в пример его бывшей супруге. Хотя зла на неё он за то не держал. Бывают же, кто не ест рыбу, даже запаха не переносит, есть такие, что не употребляют красную фасоль; жена его не употребляла водку. Ну что тут поделаешь? Не повезло со спутницей жизни. Бывает.

– Да чего такое? – утешали его друзья. – Ну не сошёлся же клином! Ты на вечеринках присматривайся к слабому полу – ведь кто – то и там хоть понемногу употребляет? А иначе – тоска! Но и о нас не забывай!

На этот раз он принимал Ланцова – приятеля по прежним посещениям центра занятости. Ланцов-таки устроился на работу: сутки через трое приводил в порядок обширную территорию автостанции, чем немало гордился и даже стал разговаривать с безработными мужиками через губу. Но малое время спустя ввиду резкого сокращения пассажиропотока рейсовые автобусы исчезли и остались мелкие маршрутки, хозяева которых нипочём не хотели платить за поддержание санпорядка. И посадочную площадку раз в неделю подметал администраторский дворник. Ланцов остался не у дел и снова стал здороваться со знакомыми, не глядя на их статус.

– Здорово, Борисыч! – приветствовал он хозяина, вваливаясь без стука к Суторину. Зачем стучаться, если он уже позвонил – дома ли пенсионер? Гость прошёл на кухню и утвердил на столе бутылку водки.

– И тебе не хворать! – отозвался Илья Борисович. – А я уж было засобирался к тебе.

– А что ж, я всегда готов, ещё с пионерии.

– Да ты-то понятно, вот Кристина твоя…

– А, это да, – на мгновение омрачилось лицо гостя. Но он тут же перешёл к делу. – Командуй! – и придвинул бутылку к Суторину. Илья Борисович за время после звонка сумел организовать скромную, но вполне достойную закуску, где в качестве писка выступало собственноручно закопчённое сало.

– О! – воскликнул Ланцов, отведав яство после первой, – шик и блеск!

– Как же иначе? Сало по-флотски!

– Такое бывает?

– Будет: сало Суторин. Такое блюдо. Наподобие, как бефстроганов.

После того, как была выпита принесённая бутылка, Илья Борисович извлёк из холодильника такую же свою.

– Вот это славно! – потёр ладони Ланцов.

Дело дошло до казачьих песен, а затем Суторин прочитал одно из последних своих стихотворений:

Старая дорога, пообочь кусты,

Едут олигархи, жирные коты.

Едут строить дачу в девственной тайге,

Медвежата плачут: скоро быть беде.

Олигархов кучно ждут уже друзья –

Местные лакеи, а без них нельзя.

Грязную дорогу не узнаешь ты:

Белые опилки, красные цветы!

– Потрясно! – помолчав, признался Ланцов. – Просто слов нет! Немного смущает только «пообочь». «Обочь» я, кажется, слышал, но «пообочь»… Хотя я-то не поэт, ты знаешь.

– Вот-вот, – всё-таки обиделся Суторин. – Все грамотные! А скажи, сейчас много подхалимов: лизоблюды или блюдолизы?

Тяжелая морщина залегла меж бровями Ланцова.

– А, иди ты! – наконец, сдался он. – Это для трезвой головы загадка. Давай, наливай! Наступила деловая пауза.

– Вообще насчёт жирных котов ты, пожалуй, переборщил, – не унимался в своей критической разборке произведения Ланцов, переведя дух и закусывая. – Конечно, бывают всякие извращенцы. Но он же не виноват, что олигарх. Вот есть шахматисты, футболисты, шоумены. А он олигарх. Ну что тут поделаешь? Ничего. Не всем же счастье. Где его наберёшься? Просто судьба такая. Злодейка. – И гость вытер кулаком край глаза.

– Так пошёл бы в плотники-бетонщики! – рассердился хозяин.

Ланцов развёл руками и не нашёлся с ответом. Он подцепил из банки микроскопическую кильку, и открыл рот. Но килька провалилась между рогами вилки и шлёпнулась ему на рубаху, оставив томатную кляксу.

– Вот и рыба какая пошла – чуть больше инфузории! – пробормотал Ланцов и больше в банку не полез. Через окно доносился шум дорожной техники.

Зазвонил лежавший на подоконнике телефон и, Илья Борисович, не избалованный звонками, поспешил на зов.

– А, Семён! – воскликнул он, узнав голос в трубке. – И тебе здравия! Давно не слышно, я уж думал – не ушёл ли ты в депутаты? Бесповоротно. И высоко. Нет? Достроил? Что ты говоришь! Ну, конечно, приеду! Посмотрим, оценим, посидим, поговорим. Это будет официальное новоселье? Ну, поздравляю; жди! Мало поговорили, но тут за окном дорожники асфальт долбят – через слово только тебя слышу. Аж посуда в шкафу дребезжит!

– Это брат мой двоюродный, из Осиновки, – пояснил Ланцову напрягавший голос Суторин, – Семён Баев. Зовёт на новоселье. Двухэтажный коттедж отгрохал. И вроде ещё что-то – хочет мне непременно показать. На выходные приглашает. Поеду – праздников-то мало у меня. Только посиделки с водкой да селёдкой!

– Ну, тоже неплохо, лучше, чем ничего, – отозвался задетый за живое Ланцов. – А этот, твой брат, он что – крутой банкир?

– С чего ты взял?

– Ну как же – на два этажа нынче надо бабок уйму! Или, может, лётчик-испытатель?

– Обычный землеустроитель в сельской администрации.

– Тогда, стало быть, он запродал свою ду…

Гладкий фарфоровый слоник, от сотрясения дорожников давно ползущий по серванту, сорвался с края и попал Ланцову по правому уху. Хорошо, не тяжёлый – от силы два кило. Слоник не пострадал, а потерпевший дул на ладонь и прижимал к уху. Стопка, которую он выронил от неожиданности, ещё катилась по полу, а Суторин только что принялся смеяться.

– Осторожней со словами! – наконец, выдавил он.

– Передавай привет землеустроителю, – нервно сказал Ланцов.

***

– Ну вот, – сказала Лидия, когда неудачливый спасатель был этапирован по месту жительства, и Надежда Клюева вернулась, – как говорят, само провидение вкладывает тебе в руки принца. А то что за непорядок – у всех есть, а у тебя нету!

Подруга фыркнула и поправила причёску, глядя в зеркало, затем молвила:

– У тебя ведь тоже нету. Или уже есть таинственный обожатель?

– Ха, уж ты бы знала! Вот я и говорю: встречайся, пока встречается… и, – как там дальше?

– Что же, я буду караулить его возле дома, или по дороге?

– Конечно, жаль, что он не в нашей школке учится. А если подумать – так даже лучше. Свои-то уже примелькались, уже как-то прискучили.

– Вот ты выдала! А как же такие, которые с первого класса и дальше – всё вместе и всё-таки женятся? Может, даже с детсада знакомы!

– Но ты-то, по-моему, на одноклассника не запала. Свободна, как ветер. В ущелье Дарьяла.

– Не идти же нам с тобой к ним в гости! У них, может, свои гостьи?

– Ты телефон-то его не взяла? Нет? И он не взял? Что за молодёжь такая пошла! Безответственная, – устало проворчала Лидия и уселась на кровать.

– Давай чай пить, – согласно кивнула головой Надежда, – вот как у него здоровье?

– У чая?

– Заморочила ты меня со своим чаем. У Андрея же!

– А, так бы и сказала. Но мне показалось, он не очень хилый. Килограммов сто.

– Так мало ли… – рассеянно отвечала Надежда, – давай, совсем остынет.

– Кто, Андрей?

– Чай. Я налила.

Вскоре после дня знакомства Лидия, которая всегда выигрывала в лотерею – по мелочи – встретила недавнего гостя-баскетболиста, ещё и с двумя приятелями.

– С тренировки? – после взаимного приветствия спросила Лидия, поскольку лекции заканчивались гораздо раньше.

– С тренировки, – подтвердил Андрей. – Только я особо не тренируюсь.

– Голова у него болит, – пояснил один из приятелей. – Он на своём баскетболе где-то её повредил. Да, Андрей? Хотя наша борьба – тоже травмоопасная штука, верно, Серёга?

– А как же! – подтвердил Серёга, третий из друзей.

– Ладно, кончайте стращать человека, – поморщился Андрей.

– А давно болит? – участливо спросила Лидия.

– Ну, с неделю, – помявшись, сообщил он.

– Кажется, я понимаю, – сказала Лидия, но что именно она понимает, не уточнила. – И мы с Надей приглашаем вас заглянуть к нам. Всё равно это по пути.

Трое переглянулись.

– Так мы абсолютно без ничего. Но можно заглянуть тут поблизости в магазин. Мы быстро.

– Тогда я пойду, извещу Надежду. Кстати, я – Лида.

– Очень приятно. Меня – Виктор.

– Сергей.

Пожав новым знакомым руки, Лидия устремилась домой, сообщить о назревающем визите подруге.

– Ты слышишь, Надь? – спросила она с порога. – Твой спасатель с двумя друзьями сейчас к нам придут в гости! Я их пригласила.

– Да? – Надежда Клюева, хлопотавшая у газовой печки, округлила глаза. – Ты что, к ним ходила для этого?

– Смеешься! Между прочим, у Андрея болит голова. И, кажется мне, это после его тарана нашей двери.

Глаза подруги стали совсем круглыми:

– Что ты говоришь! Он что, сам сказал?

– Друзья. А болит неделю – это уж он сам сказал. Ну и вот, сопоставила.

Надежда закрутилась было по кухне, но тут же опустилась на стул.

– Что же делать?

– А что делать? Встречать гостей!

Суматоха была прервана стуком в дверь, и она впустила баскетболиста, который вошёл, очень низко пригибая голову, и двух его спутников. После взаимных приветствий они вручили хозяйкам приношения: одной большую бутылку вина, а другой – торт, и были временно усажены на диван. Последние штрихи по приготовлению стола отняли с четверть часа, никак не меньше, причём Надежда сокрушалась по поводу его скудости из-за недостатка времени. Гости дружно возражали: де, стол получился замечательный и чего же ещё?

Поскольку народу собралось достаточно и, даже, казалось, много из-за скромных размеров жилища, тут же завязался и разговор.

– Погода какая испанская, – сказал Сергей, – жаль, загорать некогда!

– Даже искупаться-то… – добавил Виктор.

– Хорошо бы выбраться на Песчанку, – вставил Андрей и посмотрел на хозяек дома.

– А что? Можно и выбраться, а, Надя? – включилась в беседу Лидия.

– Тогда надо не откладывать, – отозвалась та, – осень началась, не успеешь оглянуться – уже и лёд появится. Мы-то не моржи! Или, может, вы, ребята?

– Лично я предпочитаю нормальную воду, пусть холодную, но без льдин, – заявил Сергей.

– Я как-то искупался со льдинами, – сказал Виктор, – больше никакого желания. Да и тогда не было, случайно получилось. Против воли.

– Как это? – заинтересовалась Лидия.

– Иду вдоль озера – это где ТЭЦ, знаете же? Там не то озёра, не то болота. Дикие утки чуть не круглый год на них. Им раздолье: кто тут будет стрелять? Город! Ну и вот иду, слышу от того берега кричат: «Спасите! Помогите!» – и кто-то во льду битом копошится. На берегу тоже люди есть, но никто не помощь не бежит. Заметил я ржавый трос метра три, схватил его – и на ту сторону! Ну и вот… Жулики!

– Ты рассказывай, рассказывай, про жуликов – потом, – встрял Сергей.

– Ну, я и говорю. Пробежал метров 20, до травы, в лёд вмерзшей, ещё хотел её обогнуть, да торопился, и – напрямик! Лёд проломился и я окунулся с головой. Кричать не стал: если уж там, рядом с утопающим, народ стоит равнодушно, кто побежит спасать меня? Да ещё по такому льду! Барахтаюсь, в траве путаюсь, ещё трос концом рваным за рукав зацепился, тянет ко дну. Хорошо, неглубоко было. Оттолкнулся от него, вывалился на лёд по пояс и давай уносить ноги, ползком.

Рассказчик задумался и замолчал.

– Что же дальше? – спросила Лидия, чувствуя, что повествование ещё не закончено.

– Ошибся я, – смущённо признался гость, – два раза! Понимаете, как только выбрался из воды, почти сразу прибежали два парня – от того берега, где утопленник орал. С верёвкой, с жердью, куртку какую-то притащили. «Ты как?» – спрашивают. «Нормально!» – говорю, и встал на ноги. «Куртка нам не нужна, – говорят – ты переоденься!». Ну и вот. Самоотверженные, оказывается, люди. А я-то думал… Ну и вот.

– А вторая ошибка?

– Она вообще-то первая. Понимаете, они снимали сцену для какого-то сериала. Там человек должен тонуть, провалившись на льду. И орать. Он это и делал. Откуда мне было знать? Под одеждой на нём был гидрокостюм, так что он даже и не почувствовал холода. Не то что я. Извинялись потом, подвезли до хаты.

Андрей и обе хозяйки переглянулись.

– Мистика какая-то! – сердито сказала Лидия, а Надежда испуганно добавила:

– Мы тут ни при чём!

Андрей принялся смеяться, а за ним и обе подруги. Двое борцов недоумённо наблюдали это странное веселье.

– Смешно, конечно, но я потом неделю болел, – с некоторой обидой сказал Виктор.

– Да мы не над тобой смеёмся, – поспешил утешить его Андрей, и рассказал о своей попытке спасения утопающего. Тут уже принялись смеяться все впятером.

– Действительно, мистика, – заметил, отсмеявшись, Виктор. – Так, наверное, от этого у тебя и болит голова?

– Мы не знали, – виновато сказала Надежда.

– Да, может, и не от этого, – не согласился Андрей. – Мало ли – на соревнованиях, скажем, получил локтем, не обратив внимания. А не то – переучился.

– Да как переучился – семестр только начался? – встрял Сергей.

– Надо показаться врачам, – озабоченно молвила Надежда.

– Да уже они изучали мою голову, – смеясь, сказал Андрей. – Ничего не нашли. Родители тут как раз приезжали, по своим строительным делам, и мать потащила меня к медикам. Ничего не нашли.

– Ничего?

– Ничего!

– А голова болит?

– Побаливает временами. Да я сейчас тайм-аут взял, по настоянию врача. Хотя там медсестра по секрету посоветовала обратиться к бабке.

– Думает, сглазили? – ужаснулась Лидия.

– Нет вроде. Но советовала. Да это смешно даже.

– А что родители?

– Мать говорит – надо попробовать, а отец плюётся. Я и говорю – смех, да и только.

– У меня бабушка раньше занималась лечением, – вдруг сообщила Надежда Клюева. – Нет-нет, она не медик, но многим помогала. Не знаю, как сейчас. Может быть, к ней съездим? Я позвоню. – И Надя посмотрела на Андрея. И все посмотрели на Андрея.

Надменное отношение его к пользователям-бабушкам на глазах трансформировалось в более лояльное:

– Я, вообще, не знаю, но можно попробовать, – почти без задержки изрёк он. А подумав немного, добавил, уже вполне определённо:

– Надо попытаться – а вдруг получится?

– Обязательно надо, – заключила Лидия, – и надолго не откладывая!

– Ой, у нас всё горячее уже остыло, а холодное – нагрелось! – спохватилась Надежда. – Идёмте к столу!

Дальше беседа продолжалась не менее оживлённо, и настал момент, когда Сергей вызвался ещё раз сходить в магазин. Но Андрей, взглянув на хозяек, сообщил, что у него слегка заболела голова и, пожалуй, лучше было бы им, гостям, оставить этот гостеприимный дом.

– Тогда давайте в следующую пятницу – вы к нам, – предложил Сергей. – Мы насчёт кухни спецы небольшие, но что-нибудь по-крестьянски приготовить сумеем. Ведь сумеем же, мужики?

– А то! – отозвался Виктор.

– А послезавтра можно сходить на концерт: как раз приезжает всенародно любимый! – фонтанировал Сергей.

– Можно, и как мы забыли! Теперь уж и билетов, наверное, не достать! – обеспокоенно воскликнула Лидия.

– Билеты мы берём на себя, – отозвался Сергей. – Если это будет в человеческих силах. Мы сообщим. Сегодня уже поздно, а завтра с утра…

– Если не получится, мы нанесём визит к вам, – сказала Надежда Клюева. – А пятница должна остаться свободной от употребления. Потому что в субботу надо к бабушке, а при лечении человек должен быть без последствий. Ты сможешь в субботу, Андрей?

– Да, конечно! Никаких препятствий.

На том и расстались, весьма довольные нечаянными посиделками.

Нестандартный грипп, сильно ограничивший общение в весенние и даже летние дни, вызвал по окончании чудовищный интерес общественности к различным кучным спортивным, развлекательным и увеселительным мероприятиям и, конечно, опасения насчёт проблем с билетами казались вполне обоснованными. Оставалось ещё удивляться, как звезда смог оторваться в такой момент от столицы, также изголодавшейся по тусовкам. А ведь рядом и ещё мегаполисы, не менее дюжины, и все они оказались обойденными гроссмейстером. Фантастика! Злые языки, впрочем, утверждали, что едет вовсе и не знаменитый имярек, а двойник-13, или 15, поскольку 13 – несчастливое число. Но это утверждение встречали в штыки и дело даже запахло мордобоем. Однако обошлось. Тем не менее, гастроль поначалу не заладилась. Хотя ничто не предвещало. Звёздный поезд прибыл точно по расписанию. На перрон высыпали совет директоров певца, оркестр, подтанцовка, подпевка, рабочие сцены, повара, визажист, массажист, гримёр, охранники, иные обязательные сопровождающие, просто сопровождающие. Наконец, в окружении председателя совета директоров, дирижёра и некоей блестящей дамы из высокого тамбура спустился и сам долгожданный артист – мужественный и проникновенный. Организаторы концерта и активисты принимающей стороны издали восторженный дружный вопль. В записи грянул туш. Но неожиданно эстрадная звезда резко остановился, попятился и частично даже заступил за спину председателя совета, который, почуяв опасность, тоже попятился и укрылся за спиной Анны Матвеевны, а она – за спиной начальника охраны. Ветерок тревоги пронёсся по перрону.

– Что? Что? Что случилось? – спрашивали все друг друга.

– Кошка! – возопил начальник охраны. – Кошки здесь не должно было быть!

И точно – вдруг все увидели чёрную кошку, выскочившую из-под заурчавшего лимузина, в тени которого она мирно дремала до того. Кошка пересекла предполагаемый путь следования славного артиста прямо перед его носом. Страшно подумать, какие бы повлекло последствия его преодоление незримой черты, протоптанной лапами нечистой твари!

Тотчас же председатель, главный охранник, блестящая дама, оркестр и повар, весь директорский корпус и вся охрана бросились изгонять злокозненное животное. Блестящий гость боялся чёрных котов пуще, чем некипячёной воды. Он тут же выразился в том смысле, что отменяет эту гастроль и немедленно возвращается обратно, коль скоро здесь к нему такое оскорбительное отношение. Тут встречающие впали в панику и начали просить, и обещать, и взывать к чувству патриотизма всенародного любимца. Но в ту же минуту из вагона показалась задержавшаяся дама с собачкой. Кошка, только что собиравшаяся нырнуть под вагон, оказалась на их пути и собачонка бросилась в атаку, вырвав поводок из слабой руки. Кошка понеслась обратно, второй раз перебежав дорогу артисту, шагнувшему было вперёд. Тут уже катастрофа казалась неминуемой.

– Лови её! – запоздало и вразнобой закричало несколько голосов.

– Мэра сюда, губернатора! Пусть разруливают! – предлагал, надрывая голосовые связки, ещё кто-то.

– Надо устроить немедленную облаву на котов! – вопила какая-то дама, очевидно, фанатка прибывшей знаменитости.

– Бошки им поотрывать! – присоединил свой голос к общему негодованию Сергей с улицы Ключевской, раздосадованный донельзя тем, что билеты на концерт достать не удалось.

– Вот ещё Полиграф Полиграфович! – негромко обронила рядом девушка, видимо, из отряда зоозащитников, но смерила его непримиримым взглядом. Он подмигнул ей, снял бейсболку, поклонился и покинул поле брани. Между тем организаторы концерта с принимающей стороны оспаривали правомерность ухода звезды от запланированного концерта на том основании, что его котобоязнь не была доведена до их сведения. Председатель совета директоров с пеной у рта доказывал, что была. Достали райдер, стали перечитывать, и точно – на 98-й странице документа нашли пункт о том, что в радиусе 250 метров от артиста не должно появляться чёрных кошек (котов). Стали извиняться и подарили ему в качестве пардону замечательный немецкий тромбон. И тут же – половину заготовленных для сцены цветов, не считая тех охапок, что принесли на перрон. И звезда смягчился, простил город. Концерт состоялся. Ни Андрей Баев, ни двое его друзей, как и Надежда Клюева с Лидией, на это историческое мероприятие не попали. Вместо того они впятером провели вечер у трёх приятелей, как и было заранее договорено. Надежда напомнила баскетболисту, что в субботу они едут к бабушке, которая дала согласие на лечебный сеанс.

– Я очень помню, – отвечал Андрей.

***

Если долго готовиться к чему-то ответственному, грядущее событие мало-помалу начинает терять свою значимость, не вызывает никаких особых эмоций, а случается – вызывает даже раздражение. Так, например, подложили свинью Новогоднему празднику. Если прежде к нему начинали готовиться за три дня, то с приходом радостной и настырной рекламы – сразу с окончанием лета. Ёлки в присутственных местах появлялись уже в ноябре. К приходу Нового Года никакого особого праздника уже не чувствовалось. Это, конечно, очень зря. Потому что настоящих праздников не так-то много.

Семён Петрович решил справить новоселье, не откладывая. Кроме всего прочего, имелся к тому ещё один повод, чисто семейного свойства, а именно: возвращение из облцентра дочери. Сам по себе факт мажорный, если бы не одно «но». Дочка, съездив в город в гости к подружке, которая с родителями переехала туда на жительство полгода назад, без конца с восторгом рассказывала теперь о разнообразных прелестях городской жизни. Как будто какое-то поветрие смутило её юный, неокрепший разум. И вот надо же: от заразного тяжёлого недавнего гриппа убереглась, а тут… Семён Петрович то и дело заводил речь о местных полянах с пламенеющими жарками, о золотых и серебряных карасях в ближайших озерцах обширного болота, о новом, уже готовом двухэтажном особняке с ватерклозетом – да! О том, что ко времени, когда она получит специальность, ей выстроят ещё более завидный коттедж. Ничего не помогало! Ольга кивала головой, случалось, с интересом о чём-то спрашивала, но тут же морок затуманивал её глаза, и она возвращалась мыслями и речью к городской теме. Супруга Баева ничем тут помочь ему не могла. Она предположила даже, что девушка встретила вдруг городского кавалера и втрескалась в него, но уж слишком невероятным казалось такое объяснение. Даже при всей импульсивности и легкомыслии нынешней молодёжи за половину субботы и воскресенье нарваться на кавалера и немедленно втрескаться в него дочка уж никак не могла. Ведь и раньше выезжали они в город – и ничего… Старшие Баевы решили, что это от повышенной впечатлительности, которая растёт вместе с организмом, и что клин надо вышибать клином. Тут и следовало поработать новоселью. И хотя стройка, как и всякая другая, сдаваемая в эксплуатацию, имела ещё немало недоделок, ждать было некогда. Составили список гостей и разослали приглашения дальним, близлежащих же уведомили лично. Среди прочих заблаговременно получил приглашение на торжество и Илья Борисович Суторин. Его Баев обещал встретить лично на автостанции, поскольку на такое крупное мероприятие не мог же Суторин ехать сам за рулём. Ведь предстояло назавтра ещё и возвращаться. И он верно, прибыл на автостанцию Осиновки точно по расписанию, так что Семён Петрович, замотавшийся с организацией празднества, едва успел его выцепить из толпы, прежде чем прибывший собрался звонить ему. Баев опоздал на 15 минут, зато обнял и даже расцеловал дальнего гостя.

– До чего рад тебя видеть! – с подъёмом говорил Семён Петрович, тиская моряка. – И покажу тебе одну вещь, как старому морскому волку. Закачаешься!

– Я тоже рад, – отвечал Суторин. – Показывай! Хотя моряк я уже залежалый, так сказать. О флоте напоминает мне только морская капуста. Консервированная.

Гости прибывали с самого утра вразнобой, и Баев без устали проводил с ними ознакомительные экскурсии по новому дому и сопутствующим постройкам, так что у него уже болели пятки. Следовало провести ещё одну – специально для Ильи Борисовича, и хозяин стоически готовился везти гостя на смотрины. Но тут зазвонил его телефон:

– Приехал ли Суторин? – спросила супруга, дежурившая в кафе, где и надлежало состояться торжеству, ввиду многочисленности приглашённых.

– А как же! Мы на автостанции.

– Время! Езжайте прямо сюда, ранние гости уж заждались!

– Ну, делать нечего, Борисыч, – сказал Баев, – всё построенное покажу тебе после заседания. А сейчас нас уже ждут, в кафе. Поехали; как говорится – с корабля на бал!

– Поехали! Давненько не бывал я в кафе, будто и не в городе живу, а на хуторе. Где-нибудь близ Диканьки. Хотя она в другом государстве.

– Не печалься. Сейчас мы приподнимем настроение!

Специально для Ольги, посовещавшись, старшие Баевы организовали максимальное присутствие молодёжи, предоставив дочери право самой пригласить гостей. Потому веселье получилось шумным и неудержимым. Хотя из юных только Андрей имел официальное право употреблять хмельные напитки. Поэтому здесь за столом соблюдались определённые правила конспирации. Совершенно не выпивал, кажется, один только Антон, что не мешало ему веселиться тоже. Другая половина приглашённых – люди почтенного возраста, не таились и поднимали тост за тостом не смущаясь, искренне и откровенно. Жаль, не всем здоровье позволяло выпивать до дна, и не пропуская ни одного призыва. Средневозрастной прослойки здесь не оказалось, за исключением главы и бухгалтера администрации, которые веселились с молодёжью, но бокалы поднимали со стариками.

– Мы с большим воодушевлением отмечаем сегодня факт новоселья наших односельчан, которые в числе лучших людей, – сказал в поздравительном слове глава. – Мы очень рады за наших Баевых – многодетную и трудолюбивую семью. Мы также рады за наше славное поселение, которое год от года растёт ввысь и вширь, – и глава развёл руками, показывая, как именно растёт славное поселение. – И разрешите мне от имени администрации поздравить вас, уважаемые новосёлы, с такой знаменательной датой, которая навсегда останется в наших сердцах, и вручить вам памятный скромный подарок! – с чувством закончил руководитель и вложил в подставленные ладони Семёна Петровича замечательную корейскую картину в отлично отштампованной раме. На картине низвергался буйный водопад, и, казалось, слышался временами шум падающей воды и наносило сыростью. При изменении угла зрения картина оборачивалась вдруг юной девушкой, гуляющей в дивном цветущем саду. Загляденье!

Для главы это новоселье являлось даже и никаким не праздником, поскольку в череде его напряжённых будней различных торжественных мероприятий числилась уйма. Другой раз даже по два на дню: то приезд значительных начальствующих гостей, с показом им всех достопримечательностей райцентра и заключительным аккордом – запоминающимся ужином; то отъезд на повышение кого-то из сотрудников администрации и тоже непременно с аккордом. Сюда же входили торжества по случаю удачного завершения различных народных празднеств, чествование своих артистов, завоевавших диплом на областном смотре-конкурсе, и спортсменов, взявших на районных соревнованиях высокое третье место; не представлялось возможным уклониться от поздравлений по случаю профессиональных праздников и вручения памятных подарков юбилярам-долгожителям. Кроме всего, ведь у главы, как и всякого порядочного сельского жителя, имелось много родни – и тут тоже юбилеи, свадьбы, крестины-именины, проводы в армию и встречи, поступление в вузы и их окончание. Да мало ли! Так что глава Осиновского поселения был несколько даже утомлён бесконечными праздниками. И в иных случаях отряжал на торжества заместителя, а то – даже и главбуха. Понимая, разумеется, что в глазах приглашавших это минус ему. Что поделаешь: всем угодить невозможно. Не может ведь он разорваться! К тому же время от времени следовало посещать свой кабинет, чтобы провести планёрку и подписать распоряжения, а выберется время – и принять граждан по личным вопросам. Насилу иной раз вспомнишь, как тебя и зовут-то!

Совсем иное дело – другой дорогой гость, Илья Борисович Суторин, не избалованный официальными и иными торжествами. Он именно приехал на праздник и основной его задачей здесь в первые минуты мыслилось сохранить себя в форме и надлежащем достоинстве до вручения новосёлам подарка. Наконец, эта ответственная миссия была выполнена: дальний гость, здраво рассудив, что за время строительства и организации застолья они порядочно поиздержались, вручил Баеву конверт с ощутимой суммой денег. После сопроводительного спича он почувствовал себя совершенно свободным и не пропускал более ни одного тоста.

– Держи, Борисыч! – подбадривал его хозяин, поднимая стопку, и Илья Борисович с готовностью поднимал свою. Баев со своей Катериной, Суторин да сосед Семёна Петровича Мамалыгин составляли костяк бригады пожилых, которых всего насчитывалось десятка полтора. Из них самый почтенный возраст имел как раз Иван Иванович Мамалыгин, с которым Суторин скоро пребывал на короткой ноге. Ветеран животноводства хоть слишком и не налегал на крепкие напитки, но отдавал им должное, и не норовил втихаря слить спиртное куда-нибудь в пустую тару. Достойный человек!

– Иваныч, а сколько тебе, извиняюсь, годков? – спросил Илья Борисович, подкладывая соседу на тарелку жареную курицу.

– Так уж 72 стукнуло.

– О-о! А выглядишь – на 70. Ей-пра!

– Ага, – польщенно отозвался Иван Иванович. – А тебе?

– 59.

– А-а. Ну, тоже выглядишь… – Неизвестно, что хотел дальше сказать Иван Иванович, но передумал и ничего не сказал.

Тем временем праздник из-за столов начал перемещаться на танцевальное поле. И уж тут удержу вышедшим на него не было! Изголодался народ по общественному веселью, что и говорить. Не выдержав вибрации танцелюбивых мышц, вышел в круг и Суторин, маня за собою Баева и Мамалыгина. Баев последовал призыву и ненадолго присоединился к топающим и хлопающим, Иван же Иванович остался на месте. Он затуманившимся взглядом окидывал танцующих и сокрушённо думал о том, что танцы уж далеко не те, что прежде. Где те удивительные наряды, что уже сами по себе делали праздник? Где причёски, на которые уходило полдня трудов у дам и чуть меньше – у кавалеров? Ивану Ивановичу не нравилось, что одежды нынешних не отличались никаким изяществом, и значительное место тут занимали американские пастушьи штаны. Они, конечно, смотрелись гораздо эффектней старых русских порток, но нынче можно бы придумать и что-то покраше. Бальные джинсы – тьфу, срамота! Даже в театрах – они. И в пир, и в мир, и на прополку дачных грядок.

Откуда у Ивана Ивановича образовалась эта тоска по блестящим нарядам, кто знает! Верчение в великосветском обществе и раньше не было ему свойственно, а уж теперь – подавно. Но вот поди ж ты…

– Иваныч, ну держи! – призвал вернувшийся за стол Баев, наполняя стопки.

И они выпили. Тут подоспел запыхавшийся от скорых танцев Суторин, отдышался, и они выпили снова. Семён Петрович, памятуя, что он хозяин, до поры воздерживался от быстрого темпа пития, но в конце концов махнул рукой: не каждый день новоселье! Да ведь и супруга держит всё на контроле, тут же и дети во главе со старшим сыном. Есть, кому за порядком приглядеть. Суторин вполне разделял такую позицию Баева:

– Давай, Петрович, ещё разок поднимем. Такой домину отгрохал! Не хухры-мухры!

Оставив далеко позади по части возлияний умеренного Мамалыгина, оба приятеля скоро были изрядно навеселе, особенно Илья Борисович, и Баев почёл за лучшее покинуть банкетный зал, призвав на помощь старшего сына. Вдвоём с Андреем они благополучно довели гостя до пасущихся при кафе такси и скоро Баев и Суторин спешились у свжесобранного дома.

– А ведь что я тебе хотел показать, – спохватился хозяин, доведя Илью Борисовича до крыльца, – моё особенное изделие! Помнишь, я тебе обещал? С бала – на корабль! – И он повлек уже полусонного гостя к невиданному в этих местах сооружению – древнего вида кораблю. Удивляться у Суторина уже не достало сил, как и засвидетельствовать своё восхищение. С большим трудом Семён Петрович втащил старого моряка внутрь, но, завидев кровать, тот сразу же повалился на неё и уж больше ни на что не реагировал. Обескураженный Баев, у которого двоилось в глазах, с трудом добрался до дома, открыл его и доковылял до кухни, имея в виду прихватить бутылку водки и закуску. Но тут силы оставили его, он присел на кухонный диванчик и задремал. Окончательно и бесповоротно, решив возвратиться на судно чуть позже – через минуту-другую.

– Сейчас, сейчас, Борисыч, – бормотал он, неудержимо засыпая, – я мигом!

Вернувшийся Антон попытался растормошить отца, но тщетно – и оставил это до похода главных сил.

Илья Борисович проснулся довольно скоро и причиной тому стал штормовой ветер, обрушившийся на Осиновку после большой двухдневной жары. В неверном свете исчезающей в облаках луны он различил в тесном помещении спасательный круг на стене, штурвал, иллюминаторы, скупо пропускающие призрачный свет. Ветер свистел и завывал наверху, но внутри корабля всё было спокойно: ни качки, ни ударов волн по корпусу, ни криков людей.

«Идём ко дну» – сообразил бывший моряк Тихоокеанского флота и взревел: «Полундра!», после чего на ватных ногах бросился по трапу на палубу. Она оказалась непривычно тесной и несла на себе какую-то фантастическую надстройку. Но не это сразило Суторина: невдалеке шумели под напором шторма тополя, а вокруг бортов хлестала по земле молодая картофельная ботва. Поодаль виднелись тяжёлые кочаны обыкновенной сухопутной капусты. Сквозь рваные облака неслась бледная луна. И нигде – никаких признаков моря.

«Допился!» – смятенно подумал Илья Борисович и сжал ладонями гудящую, словно бубен, голову: «Говорила мама!».

***

Надежда Клюева, заручившись согласием своей бабушки на сеанс лечения баскетболиста Баева, купила заранее билеты на автобус. Бабушка жила вообще-то в посёлке при железнодорожной станции, но ехать поездом 30 километров представлялось кощунством по отношению к великим РЖД, протяжённость которых составляет несчётные тысячи километров. Автобус – другое дело. Ему без разницы. В городе, например, он может останавливаться через каждые полтора километра. И все довольны, почти никто не нервничает. Потому что знают: если нервы слабые – бери такси. Без остановок до самого пункта назначения. Можно, конечно, и на своей, но тут придётся раздражаться ещё больше – из-за пробок и бесталанных ездоков. Ещё Надя купила для бабушки подарок – замечательно пушистый платок. Вечером Андрей отправлялся отмечать со всей семьёй новоселье в своей Осиновке, но к полудню субботы твердо обещал объявиться на автобусной остановке города, поскольку в Осиновку и обратно он добирался автобусом. Баев настойчиво приглашал на новоселье и Надежду, но она отказалась.

– Ну с какой стати я появлюсь у вас сразу на новоселье? Люди ещё подумают невесть что! Сначала хоть как-то негромко познакомиться надо. Ведь надо?

– Да я бы тебя сходу и познакомил!

– Нет, как-то это неудобно: ни с того, ни с сего – и вдруг…

– Ну, так давай я прямо сейчас домой позвоню? Деревенские нравы простые. Поживёшь – сама увидишь.

– Андрей, ну что ты говоришь? Там сейчас, наверное, и без того хлопот полон рот. А тут ещё мы, всмятку…

Так что он поехал на торжество один, пообещав в удобную минуту посвятить родственников в свои личные планы относительно Надежды Клюевой.

В назначенное время Андрей, точно, обретался уже на месте; стоя на ступеньках крыльца автостанции, высматривал попутчицу. Высматривать ему было нетрудно: обтекающий поток пассажиров не заслонял поля зрения, баскетболист значительно возвышался над всеми.

Издали завидев Надежду, он стал призывно размахивать руками, что она немедленно заметила.

– Здравствуй! – с чувством приветствовал её Андрей, спускаясь со ступенек.

– Добрый день! Как новоселье? – помахивая сумочкой, спросила внучка знахарки.

– В общем-то, всё хорошо. Но с тобой прошло бы лучше.

Надежда Клюева засмеялась, больше от того, что Баев, вопреки некоторым опасениям, оказался вполне трезв и даже без признаков похмелья.

Тут же к платформе подрулил и автобус, большой рейсовый, в котором пассажиры с комфортом разместились, не теснясь, не в пример обычной маршрутке.

– Жаль, ехать, ты говоришь, недалеко, – пошутил Андрей, длинные ноги которого в японских микроавтобусах не помещались, а тут чувствовали себя вполне вольготно.

– Ну, как-нибудь можно съездить и подальше. Да, про бабушку Полину я тебе не досказала. Она живёт одна, но по соседству с моим братом, получается – внуком. Он семейный и содержит с женой магазин. Небольшой магазинчик, но его вполне пока им хватает. Брата зовут Борис, а его половину – Татьяна. У них сын Кирилл, которому три года.

Бабушка Полина встретила гостей у калитки, поскольку знала расписание автобусов.

– И вам здравствуйте, – отвечала она на приветствие, – проходите, проходите! Давно ты, Надюша, ко мне не заглядывала, а тут ещё и не одна; вот радость!

Андрею от такой встречи стало даже несколько не по себе: ну ладно, Надюша – но от его прибытия какая же радость?

– А я уж давно не пользую недужных, – продолжала хозяйка, пропуская молодых людей в дом, – редко когда. Тут ведь нужно тоже здоровье, а его-то и нет. Но мы сейчас посмотрим. Вы не очень голодные?

– Нет, бабушка, что ты! – засмеялась внучка. – Мы исключительно лечиться. А вот тебе презент, – и она достала из сумочки маленький пушистый свёрток, который в развёрнутом виде оказался платком замечательных размеров.

– Вот спасибо, спасибо, внуча! – Приласканный поглаживанием морщинистой руки, платок затем оказался повешенным на спинку кровати.

– Ну, тогда перейдём к делу, – объявила бабушка Полина, – ты, паренёк, садись вот сюда, на табуретку.

– Бабушка, это Андрей, – сдерживая смех, поспешила внести ясность Надежда.

– А, да, да. Ты говорила. Я просто забыла.

Паренёк, которому целительница была чуть выше пояса, сел на табуретку, отчего его голова оказалась вровень с головой бабушки Полины, и приготовился к экзекуциям. Можно и потерпеть, ради Надежды. Но всё оказалось не так страшно. Бабушка взяла отрезок тесьмы, обернула её вокруг головы гостя и фломастером сделала какие-то отметки. Затем сложила ленточку пополам и сравнила, насколько совпадают противоположные отметки.

– Да, есть сдвиг, – пробормотала она. – Будем править. – И, сжав незадачливую голову спортсмена ладонями, стала мять и слегка вертеть её. Проделав такие манипуляции, она ещё раз произвела необходимые замеры и удовлетворённо кивнула. Но сеанс терапии на этом не закончился: голова Баева была достаточно туго обмотана платком и его отправили на на диван.

– Чтобы всё устоялось и закрепилось, – объяснила Надежда и уселась в кресло рядом. – Да, бабушка? Потребуется час.

– Верно, верно, – ответила бабушка и опустилась в другое кресло. – Совсем силы в руках не осталось, – пожаловалась она. – Но вроде всё сделано как надо.

Неожиданно для себя пациент задремал и, видя это, его спутница, утонувшая в кресле, тоже начала клевать носом. Бабушка Полина ушла прилечь на кровать. Только грохот пронёсшегося через час с четвертью товарняка разбудил гостей; хозяйка к тому времени уже хлопотала на кухне.

– Ну что же, теперь можно попить и чаю, – сказала она, наливая напиток с запахом каких-то трав. К нему была ещё колбаса с поджаренной четвертинками картошкой и оладьи, ещё пышущие жаром. Эти последние вызвали особенный восторг приезжей публики.

– Какая вкуснота! – молвил Андрей, попробовав угощение. – Наверное, с ними много работы. Я как-то хотел на свой день рождения в комнате испечь такое, ребят угостить. Нашёл в интернете рецепт – так там штук 15 ингредиентов. 15! И не стал. Потому что очень уж сложно. Смешать, взбить, дать отстояться, добавить, поставить на полчаса в холодильник; то, другое – с ума сойти! Пошёл и купил в столовой пачку блинов.

Бабушка и внучка засмеялись.

– Э, нет, милок, – сказала затем бабушка, – в наше время с ингредиентами возиться некогда было. Да и не достать их. Всё по-простому делали, как в старину. Но получается, верно?

– Ещё как! – подтвердил Андрей.

Поблагодарив её за всё, гости начали собираться. Баев полез в карман, но был остановлен повелительным жестом целительницы:

– Ни к чему. Бывай здоров, и постарайся пока что не трясти головой. Да и вообще – береги! – С этими словами она развязала и сняла чалму.

– Я позвоню потом, – пообещала внучка. – Спасибо тебе, бабушка.

– Приезжайте, будет время. Сама-то я в гости к тебе уж не соберусь. Да и за правнуком пригляд нужен – сегодня-то я отправила его, потому что лечить – тишина нужна. А так постоянно тут обретается. Ну, с Богом!

– Как голова? – спросила Надежда, когда они выгрузились из автобуса. – Не растрясло?

– Нет, всё нормально. Давно у меня такой пустой головы не было. Ясной.

Оба засмеялись и направились восвояси. По пути зашли в продмаг, славящийся в околотке относительной дешевизной, где Надя Клюева купила кое-что к их с Лидией столу, а её спутник ничего не стал покупать. Потому что кухня сегодня в его планы никак не входила, и он не представлял, что надо покупать. Сегодня у него выдался особенный день.

– Спасибо! – сказал он спутнице, проводив её до дома, подождал, пока за ней закроется дверь, и отправился на свою улицу.

***

Ольга Баева, успешно закончив десятый класс, усиленно стала готовиться к захватывающему ремеслу журналиста, поскольку именно таковой рисовалась её деятельность в прекрасном далёко. Чего же лучше? То и дело в видеоновостях, а то и в целых кусках телепрограмм мелькают засланные разными каналами и в разные страны труженики пера: они путешествуют на казённый или корпоративный счёт, смеются, купаются в парных океанах, гнездятся в фешенебельных гостиницах и немерено объедаются экзотическими блюдами. И хотя среди последних попадается откровенная дрянь, платят за каждое столько, сколько семье Баевых, пожалуй, хватит на неделю. Да и обычные, печатные СМИ рассылают своих спецкоров куда ни попадя. Респектабельные, конечно. Да даже и в пределах своей широкой родной страны. Разве плохо? Но это уж на крайний случай: она же ставила перед собой невыразимо высокую планку. Разумеется, чтобы одолеть её, придется немало потрудиться. И Ольга Баева, претендовавшая на золотую медаль, со всей энергией взялась за литературу во всех её проявлениях. Между делом она находила время наведываться и к своей городской подруге, а та, в свою очередь, два раза навестила свою родину и побывала в гостях у Баевых. Она проявила живейший интерес к новой их резиденции, где особенно впечатлила её, само собой, новенькая, светящаяся свежим деревом каравелла. Ольга осталась весьма довольна этим восторгом, хотя в общем и целом всё больше охладевала к сельскому быту. Но старики Баевы не сдавались.

– То ли ещё будет! – изрёк Семён Петрович, когда проводили гостью. – Через четыре года здесь будет усадьба-сад!

И он не стал откладывать дела в долгий ящик: выискивал и придирчиво отбирал саженцы сливы, вишни, яблони-полукультурки. Екатерина Ивановна тем временем разбила цветочную плантацию, посеяв то, что можно сеять под зиму и посадив пионы. Весь остальной цветочный ассортимент предстояло высеять весной.

– Будет не хуже, чем на старом огороде! – заявила она. – И что хорошо: до середины лета о воде думать не надо – лужи нашей вполне хватит для полива.

– Мы ещё будем подпитывать её из скважины, – заверил Семён Иванович. – Соберёмся с силами и пробурим! Вот что-то я не подумал: корабль-то надо было строить посреди водоёма. Шик и блеск!

– Ну что ты: а как же до него добираться – на плоту? – возразила Екатерина Ивановна. – Это же какая канитель! И станет твой корабль необитаемым.

– Зачем на плоту? – не согласился Семён Иванович. – Построим мостки и – посуху!

– Но на воде помещение будет постоянно сыреть внутри, – не сдавалась супруга, – набегут всякие пиявки, мокрицы. Бр-р!

– Ну почему же набегут? Венецианцы веками живут на воде – и ничего. Не сыро. А у нас тем более полгода – зима, вся вода замерзает. Вообще никакой сырости.

– Все-таки мне как-то не по душе, – призналась Екатерина Ивановна. – Были бы мы какие-нибудь островитяне из Океании, которые на сваях хижины держат. – А мы же непривычны.

– Ха! – спохватившись, сказал Баев. – Ведь судно-то на берегу! Да и жить мы будем в основном дома. Чего же ты расстраиваешься?

Осознав справедливость этого замечания, его половина спорить больше не стала. Тем более, что в этой семье споры ставились практически вне закона. Хватает нервотрёпки и за пределами дома. Если только по мелочи…

В череде этих трудов не забывали старшие Баевы и о привлечении к домашнему, очень полезному сельхозтруду Ольги, несмотря на её штудии. Здесь основной заботой стала уборка урожая – овощей, ягод и плодов. Дочь, однако, не слишком увлекали эти радостные крестьянские хлопоты. Особенно досаждала ей копка картофеля.

– Ну зачем насадили такую уйму, картошки, чуть не гектар! – возмущалась она, с трудом разгибая спину после часа-другого ковыряния в земле. – Всё равно не съедим – половину выбрасывать придётся!

– Это ещё смотря, какое лето, – резонно замечала мать. – Раз на раз не приходится. Нынешнее-то выдалось хорошее, а другой раз и на посадку весной не хватает. Это ж тебе не конфетная фабрика, картошке до плана дела нет.

– Хоть тресни, – поддержал Екатерину Ивановну глава семейства.

Перед их превосходящими силами оппозиционерка вынуждена была капитулировать, но мнения своего не изменила. Несколько примиряла её с обстоятельствами только возможность подойти к ягодному уголку старой усадьбы и съесть сколько угодно малины, смородины или вишни.

Совсем другое дело – Антон. Рытьё картофельных угодий тоже не доставляло ему особенного удовольствия, но во всём остальном он проявлял себя как потомственный земледелец, и с ранней весны начинал возиться с рассадой овощей, отдавая особенное предпочтение почему-то культурам из семейства паслёновых. Зато уж помидоры и перцы поспевали в огороде отменные, хоть на выставку, даром, что семенами приходилось пользоваться в основном дрянными. Несмотря на то, что продавались они в роскошной красочной и дорогой упаковке. Как-то на предмет шуруповёрта заглянул по весне сосед Мамалыгин. Баевы – отец с сыном – возились в огороде. Семён Петрович ремонтировал теплицу, Антон же трудился над грядками.