Читать книгу Мир драконов. Сага о Богардионе - Владимир Анатольевич Погудин - Страница 1

Богардион – исполин среди драконов. Древнее, чем первые людские сказания. Могущественнее, чем все людские короли, вместе взятые. Мудрее, чем все пророки прошлого. Прожорливее, чем сам огонь. И алчнее, чем весь род людской.

Он спал, свернувшись вокруг горы запасенного им за тысячелетия его правления на Земле золота, и сам был, словно гора. От его мерного дыхания по земле прокатывалась дрожь, а из ноздрей его вырывался пар, как из гейзеров. От жара томящегося внутри него пламени земля вокруг его груди и горла выгорела дотла и обуглилась. Вокруг него царила гробовая тишина, ибо никто и ничто не смело потревожить его сон. Ведь в ярости Богардион ужасен. Но и в милости щедр.

Он – царь и король, единоличный владелец и правитель всего живого и неживого, простирающегося на тысячи и сотни тысяч миль вокруг, он здесь закон и правосудие. И людские правители смеют казать свой нос из своих замков и пытаться наводить свои порядки и решать свои междоусобные дрязги, лишь когда Богардион спит, а до тех пор они лишь смеют выказывать ему почтение и смирение и одаривать дарами. Всех драконов Богардион подчинил своей воле, и ни один из них не смеет оспаривать его владычество или бросить ему вызов, и уж тем более залетать в его владения без его ведома и разрешения. Даже если он спит.

А спать Богардион может не одно столетие. Но чуток его сон, и никто не смеет даже близко подходить к его несметным богатствам, в попытках покуситься на них.

Но он не всегда был так силен.

Родился он из яйца, обычного, темно-зеленого и небольшого, как и все прочие драконы. Драконы по своей природе свирепы и очень прожорливы, особенно в детстве, когда им требуется очень быстро прибавлять в размерах, чтобы не быть убитыми межевыми рыцарями или сожранными своими собственными собратьями. На свое несчастье, вылупился он позже всех, и его старший брат Сократион успел пожрать всех его братьев и сестер и значительно превзойти Богардиона в размерах и силе.

Но, возможно, именно в этом и крылся секрет его дальнейшего восхождения.

Яйцо с ним лежало в прохладной и сырой низине под утесом у самого моря, в то время как прочие яйца находились на пляже в огромном драконьем гнезде на самом припеке. Поэтому, получая в достаточном количестве солнечного тепла и света, они все вылупились в срок, а Богардион запоздал, а, возможно, мать и вовсе решила, что в яйце с ним мертвый зародыш, и откатила его подальше от гнезда, или в процессе кладки оно соскользнуло с края гнезда и закатилось под утес, и она вовсе этого не заметила.

Богардион несколько недель сидел в своей низине под утесом, питаясь всем, что приносил ему прилив в его небольшую заводь, и медленно подрастал. Практически слившись с окружающей средой, как хамелеон, он наблюдал из своего укрытия за своим братом, которого мать постоянно подкармливала и уже учила выдыхать огонь, изучал его привычки и повадки, его пристрастия, и думал о том, как бы ему спастись и тайком незаметно сбежать из своего вынужденного заточения, невольником которого он стал с рождения.

В его укрытии ему становилось уже тесно, время поджимало. И вот одной темной безлунной ночью, скользя по самой земле, как змея, Богардион выполз из своего убежища и ушел в море. Извиваясь в воде, он плыл, практически не создавая плеска волн, и брат не услышал его.

Богардион не знал, что такое море, суша и небо, ведь всю свою сознательную жизнь он провел в своей пещере под утесом, а мать не имела возможности научить его. Но, как в первые минуты после своего рождения, он, учуяв запах смерти, донесшийся до него из гнезда его матери, инстинктивно почувствовал опасность и понял, что надо укрыться и наблюдать, так и сейчас он инстинктивно чувствовал, что надо уплывать подальше от этого места.

Богардион плыл всю ночь – это не доставляло ему особого труда. Поддавшись инстинктам, он пробовал задерживать дыхание и нырять. Темной ночью в глубокой воде видно плохо, но все его драконьи чувства как будто резко обострились, и с каждым разом он нырял все глубже и глубже и проводил под водой все больше и больше времени, и в предрассветные часы даже сумел поймать себе на завтрак несколько рыб.

Богардион плыл так несколько дней и ночей. Днем он наслаждался припекавшим ему спину солнышком, и шкура его становилась розовой. Ночью же он наслаждался морской прохладой, и шкура его приобретала металлический сине-зеленый оттенок. И на протяжении всего своего путешествия он наслаждался подводной охотой, успехи в которой только предавали ему сил.

И вот на рассвете очередного дня Богардион заметил на горизонте какой-то силуэт. Сфокусировавшись на нем и втянув ноздрями поглубже воздух, он понял, что это земля. Богардион решил, что его брата там уж точно нет, а значит там безопасно, и направился к берегу.

Достиг он его лишь через несколько часов. Но берег представлял собой каменистый утес, взобраться на который, на первый взгляд, не представлялось возможным. Но Богардион только изучал этот мир, и свои возможности в том числе, и для него не виделось преград – только возможности и новые открытия. И он без страха ринулся на каменистую стену, неприступной громадой возвышавшуюся из бурлящей и пенящейся у ее подножия воды. На ней ему впервые довелось опробовать всю силу своих мышц и крепость когтей. Врубаясь ими в камень, как скалолазы врубаются ледорубами в ледник, Богардион полез вверх по скале, а его атлетичные мышцы играли желваками под сверкающей на солнце шкурой.

На вершине утеса молодой дракон увидел залитое солнцем плато, поросшее густой зеленой сочной травой. В траве бродили какие-то существа, их было довольно много, большие и маленькие, и ели эту траву. Их запах, да, впрочем, как и множество других запахов, окутавших Богардиона, как только он достиг вершины, был ему незнаком. Но древний инстинкт, не засыпавший в драконе ни на минуту, и тут подсказал ему, что эти существа – такая же пища, как и рыба в море. Свое мастерство рыбной ловли Богардион за время своего путешествия отточил достаточно хорошо, но тут другое – тут суша, твердая земля.

Молодой Богардион не ощущал своих размеров относительно прочих предметов в окружающем мире, он не знал, велик он или мал. Все рыбы, которых он ловил в море, были, по меньшей мере, втрое меньше его. Среди же существ перед ним были и такие, которые превышали размеры Богардиона втрое. Он счел разумным не трогать их, а попробовать добыть себе кого-то поменьше, с себя размером. Таких там тоже было достаточно, хотя и толклись они среди крупных особей. Были и поменьше.

Рыбу ловить было относительно просто, ее не нужно было выслеживать, достаточно было просто резко атаковать ее сверху, когда она проплывает под тобой, ну или догнать не очень проворных особей. Другого способа Богардион пока не знал, и поэтому просто, вразвалочку, как ящерицы, быстро направился к стаду.

Завидев его, животные насторожились – такого зверя они еще не встречали и не знали, чего от него ожидать, но как Богардион инстинктивно почувствовал в них добычу, так и они инстинктивно почувствовали исходившую от него угрозу. Они стали разворачиваться в сторону приближавшегося дракона, вставая бок о бок друг к другу и защищая молодняк. Богардиону не понравилось, что между ним и его добычей встали звери покрупнее, но опасности для себя он в этом не увидел и лишь ускорил свой бег.

Животные при его приближении стали беспокоиться еще сильнее, начали реветь, мотать головами с увесистыми рогами на них и бить копытами в землю, всем своим видом давая понять незваному гостю, что ничего хорошего при вторжении в их стадо его не ждет и лучше ему их обойти стороной. Но Богардион их угроз не понял и продолжил свой набег. Когда его отделяло от ближайшего зверя не более двадцати метров, животное потеряло терпение и выскочило Богардиону навстречу. На полном ходу они сшиблись лбами.

К слову сказать, рога у молодого дракона тоже имелись, как и утолщенный лоб в месте их срастания, а кости у драконов крепки, как титан.

От удара Богардион отлетел в сторону, в голове у него звенело. Зверь, который нанес ему такой сокрушительный удар, тоже получил свое, и теперь стоял на месте оглушенный и мотал головой. Другие животные стали медленно подступать к дракону, стараясь оттеснить его назад к краю утеса.

Потерпеть неудачу Богардион позволить себе не мог, и яростно бросился на своего обидчика. Животное тоже уже пришло в себя и встретило нападавшего ударом рога в бок. Дракон же в ответ полоснул его по горлу своими острыми, как кинжал ассасина, когтями. Кровь хлынула из разорванной глотки зверя, но и Багардион не ушел из схватки невредимым.

Кожа у драконов прочна, как рыцарские доспехи. Но это у взрослых драконов. У молодых драконов, таких размеров, каких достиг Богардион, она не прочнее кожи обычного ящера аналогичного размера. Лишь крепкие кости спасли его от повреждения внутренних органов, но рана все равно была довольно существенная.

Богардион впервые в жизни испытал боль. Чувство это было столь неприятным и невыносимым, что он впервые в жизни взревел. Рев этот разлился по окрестностям на многие мили, эхом отразившись от прибрежных скал. Животные в ужасе развернулись и бросились прочь от дракона, уже не заботясь о своем молодняке. По груди Богардиона разлился приятный жар, запах крови издыхающего у его ног животного дурманил разум. В порыве охотничьего азарта он бросился вслед за стадом и быстро настиг одного отставшего молодого теленка. Он яростно набросился на него, разорвал своими кинжальными когтями и зубами и сожрал. Буквально за полчаса он не оставил от своей добычи ни косточки. Новый вкус понравился молодому дракону, как понравился ему и адреналин схватки. Только рана на боку оставляла горькое послевкусие от новой победы и нового полученного опыта познающего мир молодого дракона. О ней он вспомнил, лишь покончив с трапезой. Рана жутко болела, и кровь залила ему весь бок. Богардион изогнул шею и инстинктивно принялся вылизывать рану, пока кровь не перестала идти. Тогда он вернулся к туше убитого им зверя – этого мяса ему точно хватит на несколько дней. Он будет ее охранять, пока не съест полностью. Да и рана заживет за это время – на драконах быстро все заживает.

Богардион свернулся клубком рядом с тушей и задремал.

Место, куда судьба занесла Богардиона, было островом. Островом довольно крупным, по площади сравнимым, пожалуй, с современной Ямайкой1. И климат на нем был близок к тропическому.

Когда Богардион покончил с тушей, а рана на боку уже перестала сильно его беспокоить, он отправился исследовать остров.

Как выяснилось с течением времени, на острове было в достатке воды и пищи (хотя драконы могут прекрасно долгое время обходиться без сна, пищи и воды, а также пить и усваивать соленую морскую воду, достаточное питание помогает им стремительно расти). Остров имел продолговатую форму, вытянувшись с северо-запада на юго-восток. В северо-западной его оконечности высились горы, с которых стекали в большом количестве на расположенное на юго-востоке плато мелкие речки, образуя водопады и небольшие заводи и сливаваясь в одно большое озеро у подножья гор. Озеро это, подпитываемое вдобавок подземными ключами, служило истоком для одной большой реки, рассекавшей остров практически пополам и дававшей достаточно влаги для буйной растительности тропических лесов, захвативших остров практически до самого побережья. Раскинувшиеся вдоль береговой линии участки травянистой растительности привлекали туда стада травоядных животных.

После схватки с буйволом, не достигнув еще достаточно крупных размеров, Богардион стал выбирать себе добычу более осмотрительно. Поскольку более мелких быстроногих жвачных обитателей равнин он догнать не мог, поскольку бегал все-таки недостаточно быстро, чтобы угнаться за ними, он научился выслеживать их у водопоя у реки и нападать из засады. Второй тактикой его охоты со временем стало распугивание своим ревом взрослых буйволов и отделение слабого молодняка от основного стада – совсем молодых и уже подросших телят Богардион догнать был способен. Лишь только формируя свои пищевые и вкусовые пристрастия и повадки, Богардион не чурался и пробовать все новое: ящериц, змей, зазевавшихся на земле птиц, обезьян, листья и фрукты (но не мясная пища пришлась ему не по вкусу).

Но, как оказалось, на этом острове не только Богардион может убить и съесть кого-то – также кто-то может убить и съесть его. Это открытие молодой дракон сделал для себя, когда исследовал побережье реки, впервые набредя на нее. Он брел по мелководью вверх по течению, обнюхивая и изучая новый для себя мир, и набрел на небольшую заводь со стоячей водой. Стоя у самой кромки воды, несколько животных раза в полтора крупнее молодого дракона, с длинными шеями и тонкими витиеватыми рогами на головах, пили воду. Они не заметили Богардиона, и он замер, скрываемый тенью нависших над водой веток деревьев, и стал наблюдать. Богардион находился с подветренной стороны, и учуять его животные у водопоя тоже не могли. Пока он раздумывал, как можно одного из них поймать и стоит ли вообще пытаться или лучше найти себе добычу по размеру, в воде у самой шеи одного из склонившихся над водой животных буквально что-то взорвалось, а животные у водопоя в ужасе бросились врассыпную. В следующий миг, когда взлетевший вверх сноп брызг осыпался обратно в воду, Богардион увидел крупное – вдвое крупнее него и чем-то его внешне напоминавшее – создание с длинной продолговатой мордой, вцепившееся мертвой хваткой в горло бьющейся в агонии рогатой жертвы, замешкавшейся чуть больше остальных. Еще через мгновение животное крутанулось по спирали, завалив свою еще сопротивлявшуюся добычу на бок, и стало медленно утягивать ее за собой под воду. Минуту спустя они оба скрылись под водной гладью, и больше ничто не напоминало о разыгравшейся тут только что трагедии.

Проанализировав увиденное, Богардион решил покинуть мелководье. Пить он стал теперь только из мелких речек, ручьев или водопадов, где не было возможности затаиться такому крупному хищнику, как увиденный им в реке, а также пил морскую воду. От мысли плавать в реке, несмотря на все свое желание, он также отказался, а охотился он на водопоях только из засады на суше.

Случай, когда Богардион уже сам оказался в роли добычи, а не сторонним наблюдателем охоты, произошел с ним спустя три недели после случая на реке. Дракон мирно дремал, по-кошачьи свернувшись клубком в корнях большого дерева. Внезапно что-то вцепилось ему в шею, а в следующее мгновение тяжелые холодные кольца принялись обвивать его тело. Лапы его прижало к туловищу, и воспользоваться своими когтями он не мог. Богардион бешено метался в холодных тисках, мотал головой изо всех сил, пытаясь освободить шею из пасти невидимого напазчика, молотил изо всех сил хвостом, пытаясь хоть как-то зацепить врага – все было тщетно, и холодные объятия смерти с каждым его движением, с каждым его выдохом сжимались все сильнее. Богардион обладал немыслимой силой для создания его размеров, но охотник, выбравший молодого дракона в качестве своей жертвы, был в разы сильнее. И вот, когда дышать ему стало уже практически невозможно, и разум его стал затуманиваться, Богардион почувствовал сильнейшее жжение в груди. Через мгновение жжение это переросло в жар, разлившийся на всю грудину и проникавший в горло и буквально раскаливший за минуту докрасна шкуру дракона. Почти сразу Богардион почувствовал, что хватка врага слабеет. Еще через минуту он почувствовал новый для себя запах – запах горелой плоти, и почти сразу же после этого кольца, обвивавшие его тело, опали, и создание выпустило его горло из своей пасти. Освободившись, Богардион резким скачком отпрыгнул подальше. Голова его закружилась от прилившего кислорода, а перед глазами заплясали темные круги. Мотнув головой, дракон отогнал их от себя и уставился на создание, еще минуту назад чуть не прикончившее его. Перед ним на земле корчился, сплетая и расплетая свои смертоносные кольца, огромного размера удав. Вся шкура его была лимонного цвета, и лишь в тех местах, где она соприкасалась с грудиной дракона, она была черного цвета, обугленная по краям и местами лопнувшая и начавшая слезать от полученных ожогов. Жар в груди Богардиона пылал по-прежнему, и он, выдохнув из ноздрей струйки дыма, с ревом бросился на своего обидчика. В несколько прыжков достигнув его головы, одним яростным рывком он оторвал ее от туловища.

Змея еще некоторое время извивалась на земле, но это больше не волновало Богардиона. Враг был повержен, жар в груди постепенно стихал. Этот урок, полученный в джунглях, молодой дракон запомнил на всю жизнь. А еще он уяснил, что внутри него зарождается какая-то мощная сила, но что это за сила, как ее использовать и как контролировать, он пока не понимал. Случай испытать ее снова представился Богардиону несколько недель спустя, когда он опять оказался не в роли охотника, а в роли жертвы.

После нападения в джунглях молодой дракон решил отправиться в горы, которые он периодически видел на горизонте возвышающимися над кронами деревьев, когда оказывался на открытом пространстве и ничто не загораживало ему обзор.

Очередной день пути клонился к закату, когда Богардион достиг предгорья. Он неспешно ковылял среди огромных валунов, когда-то скатившихся с пологих ныне утесов, и раздумывал, чем лучше заняться ему ночью: продолжить свой путь (в темноте драконы видят не хуже кошек) или устроиться под каким-нибудь валуном и вздремнуть (не потому, что он устал, а потому, что дорога изрядно ему наскучила). Вдруг позади себя наверху валуна, который он только что миновал, Богардион услышал шорох. В следующий миг его накрыла чья-то тень, что-то тяжелое обрушилось сверху ему на спину и придавило к земле, и чьи-то острые когти вцепились ему в бока, разодрав шкуру. Инстинктивно дракон вскинул голову вверх и запрокинул ее назад, ударив уже подросшими рогами нападавшего. Только это и спасло ему жизнь: его удар пришелся в самую цель, и охотник не успел вцепиться ему в шею своими острыми зубами, а вместо этого получил сильнейший удар по голове. Почувствовав, что соперник оглушен и несколько ослабил хватку, дракон резким рывком оттолкнулся от земли и выгнул спину. Начинавшие уже костенеть шипы на его шкуре на спине, наподобие шипов, которые есть у ящерицы молох, а также уже более ярко выраженный гребень, идущий от основания черепа вдоль всего позвоночника до самого кончика хвоста, впились в тело нападавшего десятками уколов, и Богардиону, тряхнув телом, удалось сбросить обидчика со спины. Моментально развернувшись в сторону нападавшего, Богардион почувствовал уже знакомый жар, разгоравшийся в груди. Нападавший на него зверь был недолго ошарашен полученным отпором и уже изготовился к новому прыжку, но, оказавшись с драконом «лицом к лицу», несколько замешкался идти в лобовую атаку. У Богардиона же тем временем появилась возможность рассмотреть наглеца.

Это был зверь с короткой шерстью темно-рыжего окраса, весь покрытый темными пятнами. Ощерившись в злобном оскале, он казал Богардиону свои острые зубы с длинными клыками, глаза горели кровавым огнем в отблесках заходящего солнца, короткие уши были плотно прижаты к плоскому черепу, из горла доносилось приглушенное рычание. Длинный пушистый хвост существа извивался, подобно змее. Большие мускулистые лапы оканчивались широкими пальцами с острыми когтями, которые Богардион уже успел отведать на себе.

Не дожидаясь следующей атаки, Богардион сам перешел в наступление. Сделав резкий выпад вперед, он попытался схватить зверя зубами. Но зверь оказался проворнее, чем мог ожидать Богардион, и успел отскочить в сторону, в следующий же миг молниеносной серией ударов передней лапой располосовав дракону морду под самым глазом. Но и дракон сумел преподнести ему «сюрприз»: ударом хвоста он отбросил зверя на камни. Раздался глухой звук удара и хруст ломающихся ребер. Зверь издал жалобный писк и сполз по валуну на землю. В ярости борьбы Богардион рванулся к нему и, раскрыв пасть, обдал его жаром из печи своих легких. Вскочив на ноги, зверь бросился бежать со всем доступным ему проворством. Богардион попытался преследовать его, но зверь быстро ушел в отрыв и скрылся в сгущающихся сумерках.

Еще долго Богардион не мог усмирить жар, распалившийся в его груди гораздо сильнее предыдущего раза, и около часа бродил кругами среди валунов, выдыхая струи дыма и пара из своих ноздрей.

Несколько месяцев Богардион провел в горах, после чего спустился обратно в предгорье и обосновался у озера. Весь недостаток скудного рациона, полученного им в горах, он с лихвой компенсировал на раздольях бурлившего жизнью приозерного края. Уроки и опыт, полученные им в первые месяцы пребывания на острове, он усвоил хорошо. Он научился правильно оценивать свои размеры относительно живых и неживых предметов окружавшего его мира, соизмерять свои силы и силы выбранной им жертвы на охоте, определил свое место в пищевой цепи острова. Он избегал встречи с крокодилами, жившими на реке, стал гораздо осторожнее в своих передвижениях по острову и в выборе места для сна, стал гораздо искуснее на охоте, хотя не брезговал и падалью. И он рос, крепнул и развивался.

Следующий значительный скачок в его развитии и становлении в качестве дракона произошел на третий год его пребывания на острове, и связан он был тоже с очень стрессовой для него ситуацией.

Богардион, доросший уже до размеров молодого буйвола, перестал особо опасаться приходить на водопой напиться. Он видел, что крокодилы, как правило, не атакуют крупных животных, и размеры Богардиона уже позволяли ему надеяться на то, что и его они побоятся атаковать. Несомненно, осторожность он проявлял по-прежнему, но стал гораздо увереннее в себе и даже немного самонадеян. Атак огромных змей и других хищников, населявших остров, он уже не боялся, поскольку среди хищных животных, здесь обитавших, в силе и размерах конкурировать с ним могли теперь только крокодилы, изредка среди которых встречались настоящие гиганты.

И вот в один ясный изнуряюще жаркий день, покинув свое прохладное укрытие под сенью тропического леса, Богардион вышел к реке напиться. Постояв с пару минут на берегу, принюхавшись и приглядевшись, он не заметил никаких признаков опасности и спокойно вошел в воду. Лишь только он склонился к воде, чтобы попить, из-под водной глади слева от него вырвался громадный крокодил с разинутой пастью, готовый перекусить шею молодого дракона пополам. Лишь отточенная за годы жизни в джунглях реакция и быстрота мышц, удесятеренные мощнейшим выбросом адреналина, не дали Богардиону погибнуть. Он метнулся в сторону, в груди его тут же вспыхнул позабытый уже драконом жар. В тот же миг что-то с чавканьем отделилось с обеих сторон от тела молодого дракона. К его собственному удивлению, это были крылья, которые до этого он считал обычными кожистыми складками на бесполезной рудиментной третьей паре лап, которой он даже и двигать-то особо не мог. Взмах крыльев пустил волну по воде и позволил Богардиону оторваться от земли, уклонившись тем самым от атаки. Жар внутри него тем временем заполонил всю грудину, легкие его буквально разрывались. Не в силах больше это выносить, дракон со свистом выдохнул. Струя пламени, вырвавшаяся у него из глотки, обдала пролетавшего мимо него в прыжке крокодила, с шипением плюхнувшегося в воду.

Сделав еще пару взмахов, Богардион неуклюже приземлился на траву невдалеке от кромки воды. Крокодил больше не показывался, и лишь удаляющаяся от берега рябь еще некоторое время тревожила поверхность воды. Ошарашенный не меньше, наверное, самого нападавшего, Богардион осторожно сложил крылья. Потом снова их расправил. Потом снова сложил. Очень необычное и приятное чувство!

Не менее приятным оказалось и выдыхать огонь. Разлившийся вначале в груди жар теперь уже не мучил его, а лишь приятно согревал теплившимся внутри огоньком.

Осознав столь неожиданно открывшиеся для него новые навыки и только догадываясь о том, какие они могут открыть для него возможности, Богардион решил немедля отправиться в предгорье, чтобы на более подходящей местности попрактиковать навыки полета и выдыхания огня.

Каждый день Богардион практиковался без устали.

Поначалу он учился просто взлетать на валуны. Иногда у него получалось, иногда нет. Тогда он начинал злиться и разжигать огонь в груди, после чего обдавал струей пламени неприступный камень. С каждым днем у него получалось все лучше и лучше и одно, и другое.

Когда он смог безошибочно взлетать и садиться на валуны, он стал учиться перелетать с одного камня на другой. Вскоре он смог преодолевать расстояние сразу в несколько валунов и подниматься в воздух на несколько десятков метров. Огонь внутри себя он тоже научился хорошо контролировать: самостоятельно распалять и унимать жар, а также контролировать напор и количество выдыхаемого пламени. И с каждым днем вершины гор манили его к себе все настойчивее.

Одним ясным прохладным утром он не смог больше противиться этому зову и направился к вершинам. Подъем занял почти весь день, и, поднявшись на высоту в несколько сотен метров, когда солнце уже стало опускаться за горизонт, Богардион увидел вдали отвесный утес. Без раздумий он направился к обрыву. Свежий разряженный горный воздух лишь усиливал зов внутри него, наполняя решимостью, и, достигнув края утеса, молодой дракон рывком оттолкнулся от скалы и камнем бросился вниз. Раздался хлопок расправляемых крыльев, и через пару мгновений дракон взмыл вверх, устремился к облакам и воспарил над вершинами гор. На фоне багрового диска заходящего солнца дракон расправил крылья по-настоящему.

Это изменило в жизни Богардиона буквально все!

Совершенствуя с каждым днем искусство полета, он теперь мог в очень короткое время попасть из любой точки острова в любую, мог контролировать и лучше изучать территорию острова, выслеживать добычу с большого расстояния, оставаясь незамеченным. Обретя уверенность в полете, Богардион сразу же принялся оттачивать приемы охоты с воздуха, быстро поняв все ее преимущества. Теперь он всегда ел и пил вдоволь, рос еще быстрее прежнего, чувствовал себя в полной безопасности и буквально неуязвимым.

Со временем он начал отлетать от острова и парить над морем. Скользя над морской гладью, он стал вспоминать, какое наслаждение доставляло ему купание в море, когда он, спасая свою жизнь, уплывал подальше от побережья, где был рожден. Так нырять с воздуха в море стало его новым развлечением. Теперь Богардион снова мог позволить себе ловить рыбу, и теперь его добыча была значительно крупнее, чем несколько лет тому назад, а находиться под водой он мог в разы дольше. Постепенно он отлетал от острова все дальше и дальше, и его отлучки в море становились все продолжительнее.

В эти годы Богардион наслаждался жизнью!

С годами он стал задаваться вопросом, почему он не встречает других драконов? Не то, чтобы он жаждал встречи с ними, и тем более он не знал, что такая встреча может ему сулить, но их отсутствие начинало казаться ему странным, и этот вопрос стал все чаще будоражить его разум.

Однажды приливом вынесло на берег останки существа, похожего на дракона. Но туша слишком долго пробыла в воде и над ней хорошенько потрудились морские обитатели, да и на берегу на солнце она пролежала, по всей видимости, не один день, прежде чем случайно попалась на глаза Богардиону, и точно определить, как существо выглядело при жизни, не представлялось возможным.

Богардиона стали одолевать и другие вопросы, связанные с его местом и предназначением в этом мире, а также стало хотеться расширить горизонты своих познаний об окружающей его действительности, пока ограниченной береговой линией острова и морем вокруг него. Все это породило смутную тревогу внутри него, которая, как раковая опухоль, разрасталась со временем все больше и больше. И вот однажды Богардион решил оставить остров и отравиться исследовать мир дальше за его пределами.

С тяжелым сердцем он покидал остров, на протяжении трех с половиной десятков лет служивший ему домом и так полюбившийся ему. Богардион дал себе слово обязательно вернуться сюда, как только он найдет ответы на мучившие его вопросы.

Начать свое путешествие он решил с того места, в сторону которого он никогда не летал во время своих морских прогулок и о котором у него остались только тягостные, смутные воспоминая, места, о котором он ничего не знал и откуда он бежал практически сразу после своего рождения при первой представившейся ему возможности. Это было побережье, где он был рожден.

Издали еще Богардион заметил, что на берегу гнездятся драконы. Само место их гнездовья представляло собой зажатую меж двух скал полоску песка шириной около полутора километров и клином вдававшуюся вглубь материковой части суши километра на три-четыре. Драконьи гнезда были расположены полукругом на расстоянии около 100-150 метров друг от друга, и всего их было 13. Над каждым из них копошились драконы размером поменьше Богардиона, преимущественно матового серо-зеленого окраса. Окрас же Богардиона был насыщенного сине-зеленого цвета с металлическими переливами на солнце. Все драконы были обращены в сторону огромного камня, расположенного практически в центре образованного гнездами полукруга. На этом камне, свернувшись клубком и спрятав голову под крыло, дремал дракон, бывший крупнее всех прочих, находившихся на пляже, размером не уступавший Богардиону. И шкура его была черна, как уголь.

Поскольку в сторону моря никто из драконов не смотрел, появление Богардиона было замечено, только когда он пронесся над пляжем, и его огромная тень закрыла солнце. Благодаря сытой и вольготной жизни на острове Богардион действительно вырос до значительных даже по драконьим меркам размеров: в длину от кончика носа до кончика хвоста он достигал 9,5 метров, вес его составлял более 1,5 тонн, а размах крыльев – около 17-ти метров.

Как только драконы заметили его появление, в гнездовье начался переполох: самки, почти моментально изменив свой окрас на практически идентичный с цветом песка на пляже (эта способность не раз помогала Богардиону затаиться в засаде среди буйной растительности на водопое), распластались над своими гнездами, в некоторых из которых уже суетились маленькие дракончики, ощерили шипы на спинах и принялись шипеть и клацать зубами на Богардиона, когда он пролетал над ними, а некоторые даже плевались в него огнем. Дремавший же на камне дракон – а это, несомненно, был самец, предводитель этого клана драконов – услышав переполох, вскинул голову из-под крыла и уставился на Богардиона.

Богардион, описав над пляжем полукруг, медленно опустился на раскаленный песок (хотя через свою толстую шкуру он не чувствовал, насколько он раскален) и принялся наблюдать за вожаком. Тот, в свою очередь, пристально наблюдал за ним. Что-то сильно настораживало обоих друг в друге. Глубоко втянув ноздрями воздух несколько раз, Богардион узнал запах, исходивший от черного дракона. Это был Сократион, его брат.

Видимо, Сократион на каком-то подсознательном уровне почувствовал, кем является Богардион, ведь он никогда не видел его раньше и вообще не знал о его существовании до этого момента. Наверное, понимание это пришло к нему на подсознательном уровне, сродни тому, как Богардион всегда, с самого рождения знал, как его зовут, хотя никто никогда не мог ему этого сообщить. Однако вместо радостных братских объятий Богардиона ждала свирепая схватка.

Сорвавшись с камня, Сократион с яростным ревом бросился на Богардиона. Завязалась жестокая драка. Ошеломленный, Богардион первое время мог только отбиваться и уворачиваться от ожесточенных нападок своего брата, который, как выяснилось позднее, был гораздо искушеннее в поединках с драконами, нежели Богардион. Однако характер, закаленный в постоянной борьбе за выживание в первые годы своего существования, вкупе с навыками охоты в тропических джунглях, полученными Богардионом на острове в ранние годы его жизни, помогли ему, улучив подходящий момент, рвануть соперника зубами за плечо и перейти в контратаку. Теперь уже Богардион теснил Сократиона к скалам, яростно атакуя его и не давая ни на секунду опомниться и перевести дух. Но Сократион был опытный боец и вскоре нашел способ отбить очередную атаку своего брата и перевести ее в свое контрнаступление.

Так они и сражались в течение часа, поочередно атакуя и отбиваясь, обдавая друг друга струями пламени, молотя хвостами, коля рогами и рвя зубами и когтями. Пляж на месте их битвы превратился в нечто невообразимое: целые пласты земли были вывернуты наружу, а песок повсюду вокруг был залит кровью и обожжен огнем, столь горячим, что в некоторых местах он расплавил песок и превратил его в стекло.

Но у обоих драконов силы были уже на исходе. И вот, проведя очередную удачную контратаку, Богардион оттеснил противника к скалам и буквально зажал его в ловушку, не оставив места для маневра. Сократион, казалось, улучил удачный момент, чтобы вырваться и перейти в наступление, и сделал опасный выпад вперед. Однако древние первобытные инстинкты, которыми всю жизнь руководствовался Богардион, взяли верх над опытом, полученным Сократионом в сражениях с другими драконами. Сократион ошибся, Богардион ловко увернулся в сторону от его острых зубов и, распоров шкуру в очередном месте на боку своими острыми когтями, швырнул Сократиона на отвесную стену возвышавшегося позади него утеса. От такого удара у Сократиона буквально выбило из легких весь воздух, и последние силы оставили его. Не в силах дальше продолжать борьбу, он решил спастись бегством, и, расправив крылья, принялся яростно ими махать в попытке взлететь, пока Богардион не настиг его. Но попытка его оказалась тщетной: Богардион одним огромным скачком преодолел разделявшее их расстояние и, схватив уже поднявшегося в воздух Сократиона за хвост, резким рывком бросил его обратно на землю. Времени и сил, чтобы подняться, у него уже не было. Последнее, что почувствовал Сократион, это смыкающиеся на его шее челюсти его брата…

В драконьем обществе было не принято пожирать себе подобных, каннибализм для них под запретом (это простительно и позволительно только детенышам и то, если мать не уследила за ними), и трупы своих сородичей они скидывали в море. Но Богардион этого не знал, ведь у него не было матери, чтобы научить его этому. Поэтому он пожрал своего поверженного брата. На этого у него ушло чуть более двух недель, пока он не обглодал все до последней косточки. Это предало ему небывалых сил, раны все почти затянулись, ожоги зажили (огонь не причиняет вреда драконьей шкуре, если не нарушена ее целостность; в местах, где его шкура была разодрана зубами, когтями и рогами Сократиона, Богардион получил еще и сильнейшие ожоги от его пламени), и он вырос буквально за считанные дни. Лишь тогда он осмелился подойти к гнездовью.

Все время, начиная с начала схватки и заканчивая приходом Богардиона к ним, самки лишь наблюдали за ним со стороны и продолжали ухаживать за детенышами, поочередно периодически отлучаясь на охоту. Когда же он пришел в их гнездовье, они покорно склонили перед ним головы. Теперь Богардион был значительно больше, чем в день, когда он поверг Сократиона, а шкура его из сине-зеленой стала оранжево-красной с желтыми переливами и буквально пылала на солнце, как сам огонь. И теперь он стал главой этого клана.

Богардион не знал ничего о мире драконов: ни об их порядках, ни о социально-общественном устройстве, ни об их истории, ни о том, какое место определили они себе в этом мире. Он не знал даже их языка, ведь некому было его научить. Поэтому Богардион остался править кланом, чтобы всему научиться и все узнать.

История драконьего племени насчитывала не один десяток тысяч лет. Будучи столь древним родом, став в ходе эволюции практически совершенными созданиями, драконы давно утвердились на вершине пищевой пирамиды. У драконов было даже собственное социальное устройство: они жили небольшими кланами, как правило, не более 20-ти особей. Правил кланом альфа-самец, в подчинении у которого находилось от одного до двух десятков самок с детенышами (однако бывали и исключения из общего правила, когда один могущественный дракон объединял под своим крылом несколько небольших кланов, и тогда численность его клана могла достигать сотни особей). Самки заботились о детенышах, кормили, воспитывали их, учили летать, выдыхать огонь и охотиться, а также общаться на драконьем языке. Самец также участвовал в воспитании и кормлении своих отпрысков, а также охранял клан и свои территории от чужаков. И даже если чужак захватывал клан, в котором в тот момент находилось подрастающее потомство сверженного им дракона, он не убивал детенышей, как это делают дикие звери других видов (львы, например), а принимал их и продолжал участвовать в их воспитании. По достижении пятилетнего возраста драконы-подростки изгонялись из клана и отправлялись осваивать незанятые другими драконами территории и основывать собственные кланы. Только после изгнания своего прежнего потомства самка дракона могла принести новое.

Драконы росли всю жизнь при наличии достаточного количества пищи. Сколько жили драконы, никто не знал, ведь за всю историю в преданиях не было зафиксировано ни одного случая смерти дракона от естественных причин. Все драконы-самцы погибали в схватках за территорию и власть над своим кланом при вторжении других драконов-одиночек. Самки, как правило, погибали либо в стычках с другими самками в гнездовье (причин этих стычек могло быть очень много, хотя, конечно, не каждая заканчивалась гибелью особи; в случае вторжения чужака, в битвах самцов они никогда не участвовали и не поддерживали предводителя клана, однако иногда они гибли от зубов и когтей рассвирепевшего в пылу битвы пришельца; бывало, они даже гибли и от зубов и когтей собственного предводителя, в случаях, если выказывали непокорность или как-то гневили его), либо от истощения, отдавая все силы на прокорм своего потомства, если их заставали тяжелые времена и пищи вдруг становилось мало. По этой же причине самки никогда не вырастали до крупных размеров – большую часть пищи они отдавали своим детенышам. Молодые драконы нередко гибли на неудачной охоте. Самый старый дракон погиб в возрасте пятисот с небольшим лет, и, как гласят предания, размером он был лишь вдвое больше нынешних размеров Богардиона. Обычно же драконы редко доживали до своего столетнего юбилея.

Драконы никогда не употребляли в пищу мясо своих сородичей, даже если речь шла об их собственном выживании – в принципах морали, сформировавшихся в их обществе за многотысячелетнюю историю, это было строжайше запрещено. Трупы всех мертвых своих сородичей они сбрасывали в океан, объясняя этот обычай особого рода подношением, которое они платят морю. И, несмотря на то, что гнездиться драконы предпочитали на морском побережье, воды они сильно боялись. Драконы никогда не ныряли, не охотились на рыбу и уж тем более не плавали ради собственного удовольствия. Говорили, что маленькие драконы еще умели хорошо плавать, но по мере взросления они утрачивали этот навык и никогда не стремились его восстановить. Вообще, драконы предпочитали приближаться к воде, только чтобы утолить жажду. Страх этот был непонятен для Богардиона – плавать, нырять и охотиться на рыбу он очень любил. Самки из его клана пытались объяснить природу этого их страха тем, что вода населена жуткими тварями: в ней обитают как громадные существа, поднимающиеся из глубин океана и способные проглотить взрослого дракона целиком, так и невидимые глазу создания, обитающие на поверхности воды и способные через нос, рот или слуховые отверстия проникнуть в мозг дракона и свести его с ума. Ни одних, ни других Богардион ни разу в жизни не встречал и лишь дивился и усмехался про себя глупым предрассудкам, укоренившимся в драконьем обществе.

Будучи, по сути, сиротой, выросший вне драконьего общества, Богардион был свободен от всех их странных и глупых обычаев, ограничений и предрассудков. Он был своего рода Маугли среди драконов: дикий, необузданный, руководствующийся первобытными инстинктами и законами дикой природы, а не законами и выдуманными порядками общества его сородичей, за свою жизнь он нарушил все их табу и запреты. Буквально с рождения вода стала его второй стихией, которую он любил наравне со стихией воздушной. А лишь только очутившись в драконьем обществе, он убил и сожрал предводителя драконьего клана, своего сородича и брата, захватившего власть над этим кланом около десяти лет назад после возвращения из странствий после своего изгнания матерью. Мясо дракона сделало Богардиона больше и сильнее, чем он мог себе когда-либо представить, и потом он, уже узнав, что каннибализм в среде драконов под запретом, долгое время размышлял над тем, почему драконы сознательно отказываются от такого мощнейшего источника силы. Но он так и не смог найти для себя ответа на этот вопрос. Войдя в клан, Богардион нарушил еще одно строжайшее драконье табу: поддавшись своим первобытным инстинктам, он пожрал все потомство поверженного брата. Самки неистовствали от горя. В ярости, две из них набросились на Богардиона, но, будучи вдвое крупнее их обеих, он быстро расправился и с ними. Остальные предпочли подчиниться судьбе.

За все свои действия Богардион сыскал в клане ярую нелюбовь и неприязнь, но он любви от них и не требовал – он и не знал, что такое любовь. Он требовал от них знаний. Со временем самки успокоились и привыкли к нему, и стали обучать его драконьей речи. Долгое время он просто их слушал. Потом стал пытаться произносить какие-то слова. Потом осмысливать их значение. Потом строить предложения.

Богардион был умен, и за год он хорошо освоил драконий язык. К тому времени некоторые самки даже привязались к нему, и многие самки из его клана уже ждали потомство. Но он не испытывал ни чувства долга перед ними, ни желания заботиться о своих отпрысках. Получив все знания, которыми обладали члены его клана, он покинул их. Богардион хотел увидеть все красоты окружающего мира, изучить его весь, повстречать и других драконов, чтобы почерпнуть знаний и у них тоже.

Богардион путешествовал много лет. За годы своих странствий он облетел весь суперконтинент, любуясь и наслаждаясь красотами и плодами удивительного открывавшегося ему мира. Все драконьи кланы, которые попадались ему на пути, встречали его враждебностью и агрессией, и все самцы, дерзнувшие бросить ему вызов, были повержены и пожраны, а кланы подчинены его воле. Если же он встречал на своем пути одиноких странствующих молодых драконов, не желавших ввязываться с ним в драку, он предлагал им продолжить путь вместе, делал их главами захваченных им кланов и оставлял руководить ими в качестве своих вассалов, а сам продолжал путь дальше.

С каждым подчиненным кланом и с каждым съеденным драконом Богардион становился все больше и мощнее, и вскоре тень его стала заслонять собой весь небосвод, и солнце меркло, стоило ему лишь расправить крылья. Вскоре никто уже не осмеливался бросить ему вызов, и при его появлении предводители кланов сразу склоняли перед ним головы. Таких он щадил и оставлял их руководить драконами от его имени, а сам продолжал свой путь дальше. Таким образом Богардион объединил под своим крылом все драконьи кланы на суперконтиненте, а сам стал их единоличным правителем. Но он не устанавливал для них никаких новых порядков и законов, предоставляя им возможность жить по-прежнему, не ломая сложившиеся за тысячелетия устои и обычаи драконьего общества, которым сам он не следовал.

Много лет спустя Богардион вернулся на тот самый пляж, откуда он начал свой путь, как этот, так и жизненный. Но клана, который он предательски покинул много лет назад, там уже не было, и пляж он застал в запустении. Что стало с самками, покинутыми им, как и с его детенышами, его не интересовало. Детенышей он наплодил предостаточно в разных кланах за время своего странствия. Самки же этого клана, скорее всего, оставшись покинутыми на произвол судьбы, либо сами разлетелись по миру кто куда, либо были уведены в новое место каким-либо заставшим их брошенными странствующим самцом.

Окинув безразличным взором унылый серый пляж, Богардион погрузился в воду и поплыл. Он направлялся к тому самому острову, на котором он вырос, который так долго служил ему домом и на который он пообещал себе вернуться, покидая его. И путь до него он хотел проделать вплавь, как это было впервые, когда он достиг его. Он устал от долгих странствий и от своего одиночества. Ведь куда бы он ни прилетел, для всех драконов он был опасным чужаком, пренебрегавшим их законами. Несмотря на то, что драконы охотно делились с ним всеми своими знаниями, они делали это только лишь из страха перед ним, а не потому, что принимали его в свое общество. Для них он был верховный правитель, тиран, перечить которому ни в коем случае нельзя.

Мир вокруг него менялся, он это чувствовал. Гряли долгие и суровые холода.

Прибыв на остров, Богардион наелся до отвала и ушел в горы. Там он нашел глубокую и просторную пещеру, в которой он свернулся клубком и, спрятав голову под крыло, заснул.

Когда он проснулся, мир вокруг него действительно изменился. На смену тропическому лесу на его острове пришли хвойные и лиственные деревья, вода в море стала прохладнее, да и солнце уже так не припекало шкуру. Животный мир тоже изменился: многие виды исчезли, но появились другие, среди которых особо выделялись двуногие обезьяноподобные существа, селившиеся группами в пещерах. Но они особо не интересовали Богардиона, ведь были слишком мелкими для такого исполина, каким он стал, и в пищу не годились.

Отъевшись после спячки, первой столь долгой в его жизни, Богардион отправился инспектировать свои владения, подчинять себе молодых непокорных драконов, считавших его всего лишь героем из древних сказаний, и изучать изменившийся мир.

Тем временем обезьяноподобные существа росли, развивались, стали собираться все большими группами, научились добывать огонь и мастерить орудия труда, придумали свой примитивный язык. Вскоре они стали строить себе жилища, сначала из дерева, а потом и из камня, облачились в шкуры других животных, а некоторые виды даже подчинили своей воле. На все это Богардион взирал с ленивым любопытством, а когда пролетал над местами их обитания, чтобы лучше разглядеть, что нового они выдумали, они в панике и ужасе разбегались прочь и прятались в своих хлипких жилищах.

Однажды они начали докучать Богардиону, тревожа его сон и закидывая его своими наточенными палками и пытаясь зарубить твердыми блестящими на солнце штуковинами, похожими на когти, но отделявшимися от тела. Он знал, что драконов помельче стала зачастую настигать погибель от лап этих существ, но ему их никчемные попытки были нипочем, и он только веселился, уничтожая всех этих отважных глупцов, дерзнувших потревожить его.

В один год, когда Богардион находился на материковой части суши недалеко от того места, где был рожден, покорять его пришла целая армада этих существ, вооруженных своими палками и когтями, верхом на конях, облаченные в блестящие на солнце пластины. Их пришла не одна тысяча.

Богардион уничтожил их всех. После чего, разъяренный их наглостью, направился в их поселение с каменными норами и выжег там все дотла вместе со всеми обитателями.

С тех пор попытки покорить Богардиона прекратились, и эти существа во главе со своими правителями склонились перед ним. Для них он стал божеством в обличье дракона, могущественным и беспощадным. Божество не обязательно любить, но обязательно приклоняться перед ним и приносить ему дары. И они преклонялись перед ним, трепетали и приносили дары. Богардион тем временем снова обосновался у озера, что у подножия скал на излюбленном его острове, и они ежегодно прибывали к нему на остров на своих галерах и привозили дары.

Богардион заметил, что золотые вещицы в их общественном устройстве имеют особую власть над ними, и он стал требовать себе в подношениях эти вещицы тоже. Для него золото представляло только лишь эстетическую ценность, но он видел, что над другими драконами, особенно молодыми, оно имеет почти такую же власть, как и над этими двуногими существами в их обществе. Они готовы были буквально глотки перегрызть друг другу за обладание этими безделушками.

Власть Богардион любил, но порядка среди своих вассальных кланов требовал тоже. Поэтому он обязал все свои вассальные кланы раз в пять лет доставлять ему в качестве подношений одну пятую часть добытого ими за этот срок золота. Непокорных он карал, особо ретивых наоборот щедро поощрял. Это же касалось и правителей существ, именовавших себя людским родом: непокорных он предавал огню и сжирал, а выслуживавшихся перед ним одаривал из бесконечно пополнявшихся своих запасов. Его считали алчным, но алчности по отношению к золоту в нем не было.

Со временем такая жизнь наскучила дракону. Он пресытился богатством и властью, ничего нового в этом мире для него не осталось. И он решил уснуть вновь, пока очередные глобальные изменения снова не преобразят этот мир, и Богардиону не потребуется открывать его для себя заново. Но прежде, чем снова уйти на покой на многие столетия, Богардион взлетел на вершину самой высокой горы на острове и, озарив языками пламени ночной небосклон и превратив ночь в день, громогласным ревом еще раз напомнил всему живому в этом мире, кто здесь есть истинный хозяин и властелин.

Так дракон снова расправил крылья по-настоящему.

Эпилог

Богардион – исполин среди драконов. Он – словно гора. От его мерного дыхания по земле прокатывается дрожь, под поступью содрогаются горы, а крыльями своими он застилает все небо. В ярости Богардион ужасен, но и в милости щедр. Он – царь и король, единоличный властелин и правитель всего живого и неживого, простирающегося на тысячи и сотни тысяч миль вокруг. Он – закон и правосудие.

Но он не всегда был таким.

Если б не воля случая при его рождении, которая оставила его, можно сказать, сиротой и занесла на остров в глубине моря вдали от его сородичей, он бы вырос таким же, как и все прочие драконы, наделенный их предрассудками, подверженный их страхам, подчиненный их правилам, обычаям и законам. И именно то, что он оказался свободен от всех этих надуманных ограничений, думал только своей головой, искал, познавал, учился и жил так, как подсказывали ему его древние инстинкты, желания и обретенный опыт, позволило стать ему тем, кем он стал, достичь высот и могущества, не бывалых ни у одного дракона, жившего доселе и когда-либо будущего жить впредь.