Поколение одиночек

Оглавление

Владимир Бондаренко. Поколение одиночек

Вместо предисловия. Я еще обтесываю глыбу литературы

Дети победы (Рожденные в сороковых)

Очевидец двадцатого века

Первая глава. Анатолий Афанасьев

Он шел навстречу смерти

Вторая глава. Александр Бобров

Дорогой лирника. О песенной поэзии Александра Боброва

Третья глава. Михаил Ворфоломеев

Два мира Михаила Ворфоломеева

Четвертая глава. Вера Галактионова

Самосожжение любовью

Пятая глава. Олег Григорьев

По адским кругам Олега Григорьева

Шестая глава. Леонид Губанов

Леонид Губанов. В рубищах великих слов

Седьмая глава. Иван Жданов

Разговор с вечностью Ивана Жданова

Восьмая глава. Петр Краснов

И весь он как ерик потайный. О прозе Петра Краснова

Девятая глава. Юрий Кублановский

Изысканное косноязычие провинциала. О поэзии Юрия Кублановского

Десятая глава. Эдуард Лимонов

Выпустите народ на свободу

Униженные эстет, как герой народного бунта

Грязный реализм Эдуарда Лимонова

Одиннадцатая глава. Евгений Нефедов

Говорилиада

Русская Пародия Евгения Нефедова

Двенадцатая глава. Александр Потёмкин

Александр Потёмкин. Всегда побеждающий изгой

Александр Потёмкин. Презумпция виновности

Западник с русской душой

Тринадцатая глава. Татьяна Реброва

Всемирность

Колдунья с евангельскими стихами в русском болоте

Четырнадцатая глава. Ольга Седакова

Остров озарений Ольги Седаковой

Пятнадцатая глава. Саша Соколов

Записка, посланная отдельной бутылкой

Сумеречное состояние Саши Соколова

Шестнадцатая глава. Александр Щуплов

Консервативное стихотворение

Скоморох из инфарктного рая

Дети оттепели (Рожденные в пятидесятых)

Поколение одиночек

Семнадцатая глава. Сергей Алексеев

Кондовый романтик

Восемнадцатая глава. Равиль Бухараев

Славянский подвой к тюркскому дичку

Девятнадцатая глава. Вячеслав Дёгтев

Козлы

Рассказчик от Бога Вячеслав Дёгтев

Двадцатая глава. Николай Дмитриев

Элегическое простодушие Коли Дмитриева

Двадцать первая глава. Юрий Козлов

Прорицатель с угрюмой иронией

Двадцать вторая глава. Олеся Николаева

Игра и молитва Олеси Николаевой

Двадцать третья глава. Пётр Паламарчук

Жил певчий дрозд

Двадцать четвертая глава. Юрий Поляков

Я с детства традиционалист

Надо каждому заниматься своим делом

Счастье несчастного человека

Одинокий беглец на длинную дистанцию

Между зайцем и волком

Двадцать пятая глава. Михаил Попов

Такова жизнь, даже египетская

Двадцать шестая глава. Елена Сойни

Разговор с Еленой Сойни о поэзии

Там, где валяются мужчины

Двадцать седьмая глава. Игорь Тальков

Воскрешение поверженного в бою

Об авторе. Владимир Бондаренко

Поморский казак пасет красного быка

Плывущий против течения

Отрывок из книги

Александр Проханов. Дорогой Владимир Григорьевич, тебе стукнуло 60 лет. Ты всю свою жизнь прожил в литературе, даже такое ощущение, что для тебя реальная, общечеловеческая жизнь свелась во многом с чисто литературной жизнью, литературный поступок у тебя может быть важнее поступка, осуществленного за пределами культуры, за пределами литературы. Сама же литература за это время тоже прожила самостоятельную жизнь внутри общества, не во всем с ним соединяясь, совпадая, это тоже самостоятельная и моментная жизнь. Как на твоей личной памяти текла литература, какими она текла руслами, потоками? Когда в этой литературе возникали водопады, когда она останавливалась в омуте, как эти омуты опять взрывались бурями, как она растекалась на протоки и опять сливалась? Как бы ты оценил литературный поток и процесс, частью которого ты сам являлся и являешься по сей день на протяжении уже огромного сорокалетнего периода?

Владимир Бондаренко. Я соглашусь с тобой, с твоим тезисом о самостоятельной жизни литературы внутри общества. Если человек не то, чтобы болен литературой, но живет ею, просто любит книги, он никогда не будет одиноким и никогда не будет пессимистом. Потому что даже в самые трагические моменты, когда вдруг предают друзья, когда ты остаешься один, уходят близкие, и в пору впадать в депрессию, ты погружаешься в мир литературы, ты находишь там и друзей, и семью, и на самом деле можешь жить в мире книг полноценной самостоятельной жизнью. Уверен, что тот человек, который не обязательно живет в мире литературы, как литератор, хотя бы живет в мире книг, как читатель, он обогащенный и гармоничный человек. Это даже не вопрос культуры. Это вопрос личности. Без мира литературы нет и никогда не будет осуществленной крупной личности, не будет полноценного человека. И более того, я считаю, что лишь художественная литература (также как и философия, но не будем сейчас касаться философии), дает человеку возможность и умение абстрактно мыслить. Прискорбно, но нынешняя политическая элита, как левая, так и правая, кроме букваря в жизни ничего не читала, она лишена абстрактного мышления и потому лишена перспективы мышления, лишена длинного пути в своих замыслах, в планировании будущего России, лишена стратегических замыслов.

.....

Характер есть. Есть чувство театра. И есть желание писать характеры. Ворфоломеев, как композитор, прослушивает пьесу. Он не пишет, композицирует. Композитор драматургии.

Начиная свою новую книгу, Вера Галактионова каждый раз делает как бы свой самый первый шаг, забывая о предыдущем. Сколько книг, столько художественных открытий. Только отошли от необычности её сказового острова Буяна, спасительного противовеса гибнущей распутинской Матёре, только перестали говорить о «Крылатом доме», как с неспешностью тяжеловеса Вера Галактионова предложила свою версию происходящего в России, и свой вариант художественного решения, роман «5/4 накануне тишины». Уже сам заголовок был необычен, чересчур смел для традиционной «Москвы». Какое-то цифровое обозначение музыкального тона социальных событий. Конечно, оно, это предыдущее – прослеживается в романе «5/4 накануне тишины», сидит и в форме, кое-где повторяя и роман «На острове Буяне», и ранний рассказ «Adagio», и какие-то размышления из «Слов на ветру опустевшего века». Иначе и быть не могло. От себя не уйдешь, как бы ни пытался. Даже в споре с самой собой, она остается всё той же Верой Галактионовой, русским писателем с жестким взглядом и широким взором, с вольным стилем, вроде бы хаотичным, но укладывающим свой вселенский хаос в строгую систему координат и с вполне традиционным русским отношением к слову. Как признается она сама: «Я застолбила, определила свой рабочий размах – с одной стороны деревенское „Зеркало“, с другой рискованное, экспериментальное „Adagio“. Но я понимала свою долгосрочную задачу иначе: свести эти два направления в единое – добиваться поэтапно органичности такого, невозможного, казалось бы, синтеза». Как ни парадоксально может показаться, но и Людмила Петрушевская, и даже Татьяна Толстая покажутся замшелыми реалистками рядом с всегда экспериментальной, всегда новаторской прозой Веры Галактионовой. Если бы не её русская направленность, не её отторжение от всяческого космополитизма и русофобии, быть бы ей в лидерах нашей самой современной либеральной прозы, блистать на приёмах у президента и русскоязычных олигархов, не хуже Виктора Ерофеева. Тем более, и в жизни она столь же эффектна, как и в прозе. Но какой-то стихийный устойчивый русский менталитет диктует ей свои условия существования, и, к счастью, писатель идет согласно предназначенному свыше Дао, или, проще говоря, по пути, предначертанном Богом.

.....