Официальная трактовка возникновения Киевской Руси и зарождения русского народа, восходящая к так называемой Начальной летописи, неоднократно подвергалась и продолжает подвергаться критике. Данная книга – не просто очередная критика летописной традиции, «официальной» версии становления русской государственности, но попытка дать ответ на вопрос: откуда ты, Русь? Она будет интересна как массовому читателю, которому небезразлична древняя история его страны и его народа, так и специалистам, преподавателям, учащимся.
Оглавление
Владимир Борисович Егоров. У истоков Руси: меж варягом и греком
От автора
Глава 1. Читая «Повесть временных лет»
Предисловие: замышления (Еще не читаем, но уже замышляем)
Злословие: размышления (Потихоньку читаем и размышляем)
Пустословие: измышления (Уже не читаем, а измышляем)
Измышление о славянской прародине
Измышление о «великой Эстонии»
Измышление о Руси Первой
Измышление о черноморских варягах
Измышление о «рюриках», «олегах» и «свенельдах»
Глава 2. Читая ибн Фадлана
Пролог: в Багдаде все спокойно
Предлог: вновь под крышей Баскервиль-Холла
Залог: цитаты и вопросы без ответа
Об имени царя славян
О славянах ибн Фадлана
О доверии ибн Фадлану
О русах
О похоронах знатного руса
Об образе жизни русского царя
О баранджарцах
Подлог: новые вопросы вместо ответов
Глава 3. Читая Константина Багрянородного
Завлечение
Извлечения. Полдюжины императорских загадок
Развлечения. Развлечение днепровскими порогами
Развлечение словенским и русским языками
Развлечение людьем и полюдьем
Глава 4. Временные лета «Повести временных лет»
Введение
Как начиналось русское летописание
Что на самом деле написал Нестор
Что за Нестора дописывали потом
Как нам быть с «Повестью»?
Отрывок из книги
В который раз перечитываю «Повесть временных лет», и вдруг у меня возникает желание делать это не в одиночку, а делясь с кем-нибудь наваливающимся по ходу чтения недоумением и сарказмом. Самый благодарный собеседник – это воображаемый читатель. Что мне до того, с какой ноги он встал и обедал ли он сегодня. Он не обдаст перегаром сомнительного происхождения, выражая неумеренные восторги, не чихнет в ухо, пытаясь заглянуть в текст через плечо, не будет равнодушно ковырять в носу во время изложения суждения, которое моему внутреннему взору представляется весьма глубокомысленным и достойным большего внимания. Он по моему желанию может быть внимательным или рассеянным, придирчивым или снисходительным, философски молчаливым или восторженно словоохотливым. Вообще молчаливый собеседник – редкая удача, но ведь, если честно, иногда хочется услышать восхищенное «вот это да!» или какой-нибудь дельный вопросец, не из сложных, но дающий возможность блеснуть эрудицией.
Воображение – штука весьма податливая. Стоило только подумать о приглашении к себе некоего гипотетического читателя, как оно уже рисует толпы жаждущих внять мудрому слову. Лестно, конечно, но и обременительно. Пожалуй, я все же ограничусь одним читателем, но на всякий случай, если ко мне нежданно-негаданно вломятся толпы порожденных моей фантазией поклонников, обзаведусь еще и хорошим воображаемым дворецким, преданным, исполнительным и… слегка глуховатым, чтобы не откликался на каждый стук в дверь. Поскольку я не намерен требовать от кандидатов в домоправители письменных рекомендаций, мне вполне подойдет Бэрримор. Я готов закрыть глаза на то, что шурин у него каторжник-убийца, во имя их общей родственницы, миссис Бэрримор, которая готовит овсянку – пальчики оближешь. (Придется облизывать – не ходить же с пальцами, измазанными в липкой массе, на которую не позарится даже голодная захудалая дворняга.)
.....
Поскольку к этой короткой вставке-перечислению нам еще не раз придется возвращаться, мой скрупулезный читатель, оставим здесь закладку – «Потомство иафета» – и двинемся дальше.
«Сим же, Хам и Иафет разделили землю, бросив жребий, и порешили не вступать никому в долю брата, и жили каждый в своей части».
