Читать книгу Варька - Владимир Евгеньевич Канюка - Страница 1

Часть 1.

1.

Под ярким майским солнцем от красных флагов и транспарантов рябило в глазах. Вся площадь была красной. Гремела музыка. Стройными рядами крепкие, цветущие юноши и девушки в спортивной форме чеканили шаг, проходя мимо трибуны. С трибуны их приветствовали, и молодёжь, от восторга, боялась сбить строй.

Наконец площадь пройдена. Строгие каре превратились в широкий бурный поток. Киоски, тележки с лимонадом и мороженым, на радость продавцам, были мгновенно опустошены.

Варька залпом выпила стакан холодного лимонада и белыми зубками, с хрустом, впилась в вафельное мороженое.

Родители её были в постоянных разъездах. Мать пропадала в археологических экспедициях где-то за Уралом, а отец – в заграничных командировках в Европе. Он никогда не надевал военную форму, что висела в массивном трёхстворчатом гардеробе. Как-то раз Варька спросила у отца о его работе. Отец приложил к губам палец и прошептал: «Тсс. Военная тайна. Подрастёшь – расскажу». У Варьки захватило дух. Папа ей доверит военную тайну.

Всякий раз, когда оба родителя отсутствовали, приезжала бабка Матрёна. «Чёрт в юбке, сатана в юбке, белобрысая ведьма»,– ворчала она, когда внучка приходила домой то с царапиной, то с синяком, то с дыркой на одежде. Правда, юбки и платья Варька категорически не признавала. Надевала их редко, в силу необходимости.

Любой человек, заглянув в её комнату, ни за что не поверил бы, что здесь живёт девочка. Никаких плюшевых мишек, кукол, цветочков и бантиков. Ни одного лишнего предмета: письменный стол, кровать, шкаф, книжные полки и построенная отцом шведская стенка. Варька занималась гимнастикой в спортивной школе. На стенах фотографии знаменитых лётчиков, полярников, спортсменов – героев её времени. На гвозде висели боксёрские перчатки и сетка с мячами. Под ними, на полу, гантели. Бабка Матрёна называла её комнату кельей.

Всё свободное время она проводила на улице. Коротко подстриженная, в спортивной форме, она едва ли отличалась от мальчишек. Играла в футбол, наравне со всеми сражалась в борцовских и боксёрских турнирах и, конечно же, хулиганила. Когда её команда собиралась драться двор на двор, Варька шла без колебаний и в первых рядах. Ни одно важное, значимое событие не проходило без её участия. Её знали и уважали все мальчишки даже в соседнем, «вражеском» районе. Этакий синий чулок, помешанный на рассказах о женщинах-пиратах. Среди множества книг в отцовской библиотеке она нашла книгу о женщинах, променявших платья и украшения на суровый морской быт. Женщинах, которые в силе, смелости и жестокости не уступали мужчинам, и так же успешно грабили и пускали на дно корабли. Альвильда, Жанна де Бельвиль, Чжэн Ши, Саида аль Хурра, Царица Тевта Иллирийская поражали её воображение. Варька садилась на большой, окованный железом сундук в углу отцовского кабинета и мысленно уносилась туда, где наполнялись ветром паруса, грохотали пушки, окутывая дымом борта, и сверкали под палящим тропическим солнцем пиратские клинки.

2.

Вернулся из командировки отец. Он никогда не писал домой писем, не присылал телеграмм. Появлялся дома внезапно, как снег на голову. Варька, в лучших семейных традициях, не отходила от него ни на шаг. Отец никогда не лишал её радости побыть рядом с ним. Не просил её уйти даже тогда, когда к нему приходили вечерние таинственные гости. Она угощала их чаем, кофе и, бывало, получала от них какие-нибудь подарки. Самым любимым из них был швейцарский складной нож. Слушая взрослых, она сама знала, когда ей лучше уйти и не мешать им.

Такие счастливые дни были редкостью. Отец часто приходил домой далеко за полночь, а то и вовсе не ночевал дома. Поэтому Варька при каждом удобном случае атаковала его, требуя показать приёмы боевого самбо. Знал он их немало. И уж точно они были бы в новинку её друзьям. Отец не мог устоять перед напором и обаянием дочки, но строго-настрого запретил обучать приёмам её дворовую команду. «От вас и так много шума»,– говорил отец. Варька впитывала всё, как губка: и приёмы боевого самбо, и уроки немецкого языка, ставшие обязательным приложением к тренировкам. Ради этого она была готова на любые жертвы. Гимнастикой она занималась только для того, чтобы развить в себе силу и ловкость, чтобы в совершенстве владеть своим телом.

Зимой, когда девочки выписывали пируэты на катке, она с клюшкой в руках билась в хоккейных «ледовых побоищах». Со временем она вылепила из себя настоящего бойца.

3.

Как-то осенью отец вновь был дома. Бабка Матрёна накрыла стол, поставила перед сыном запотевший графинчик и долго жаловалась, как тяжело её с внучкой. Он молча кивал головой, хмурился и грозно смотрел на дочку. Та насупилась и боялась смотреть отцу в глаза. Она уткнулась в тарелку и молча ковыряла вилкой рыбу. Бабка Матрёна не унималась. С победным видом, мол, достанется тебе на орехи, перечисляла внучкины «подвиги».

– Ты, Иван, должен серьёзно с ней поговорить, – наставляла она сына,– Вон ты какой у нас вырос: настоящий, серьёзный мужчина. А это, – бабка Матрёна кивнула на внучку, – одно сплошное наказание.

Бабка Матрёна слукавила. Варька была точной копией отца в детстве. Поэтому он хмурился, из последних сил сдерживая улыбку. Втайне он гордился дочкой, хотя когда-то надеялся, что родится сын.

– Ладно, мама, завтра разберёмся. Утро вечера мудренее, – сказал он и грозно посмотрел на дочь. У неё на лбу, как улика, красовалась закрашенная йодом ссадина, а под левым глазом доживал последние дни синяк, расползаясь желтизной по щеке.

Утром состоялся серьёзный разговор.

4.

Быстро бегут годы. Быстро проходит детство.

Варька взрослела и всё больше отдалялась от прежних игр и забав. Взрослели и мальчишки. На Варьку они смотрели уже не так, как прежде. В их глазах она стала замечать совсем другие искры. Хотела она этого, или не хотела, но её женское начало, женская природа брали своё. Она продолжала заниматься спортом, но в её шкафу появились платья, юбки, чулки, туфли на каблучках и косметика. Появился в комнате и новый предмет мебели – трюмо.

Глядя на неё, отец радовался происходящим метаморфозам, и, в шутку, называл её не иначе, как Варварой Ивановной. Он видел, что вся прежняя блажь прошла, и Варька из сорванца, гадкого утёнка превратилась в белого лебедя. Он всячески поддерживал волшебное превращение. Либо привозил, либо присылал модную одежду и обувь. Только посылки доставлял явно не почтальон.

Вьющиеся волосы цвета пшеницы легли на плечи. Белёсые брови и ресницы, вопреки советам подруг, она красила редко. Немного широкие скулы, чуть широко расставленные глаза, в сочетании с идеальными формами носа и губ, только добавляли ей очарования. И глаза. Не зря бабка Матрёна называла внучку ведьмой. Правый глаз у Варьки был голубой, как бирюза, а левый – темно-зелёный, болотный. Единственное, что, может быть, портило её внешность, это развитые плечи и кисти рук гимнастки.

В роддоме первый вопрос врача был по поводу глаз. Есть ли у кого-то в роду разноцветные глаза. Если есть, то ничего страшного, если нет, то, впоследствии, могут возникнуть проблемы со здоровьем. Гетерохроматия не редко является признаком каких-либо болезней. Но мать ответила: «Да, были, у прабабушки».

Из всей косметики Варька пользовалась только блеском для губ. Помаду, тушь, румяна, пудру и прочее она не раз дарила счастливым подругам по спортшколе. Одноклассницы её не любили. Некоторые и вовсе её ненавидели, но в открытый конфликт не вступали, – боялись. И конечно же она сводила с ума парней. Попытки ухаживать за Варькой казались ей самой робкими и неуклюжими. Ей было невдомёк, что причина этому её дворовой авторитет. К тому же она не воспринимала своих друзей, как потенциальных кавалеров.

5.

Ранним утром её разбудила машина. Варька спала при открытом окне. Во дворе тарахтела «полуторка». Варька встала, прикрыла окно и вернулась под тёплое одеяло.

– Вставай, лежебока, отец приехал! – крикнула ей через дверь бабка Матрёна. Варька пулей вылетела из комнаты и, как обезьянка, повисла на шее у отца.

– Хоть бы накинула что-нибудь, – проворчала бабка Матрёна. Покачав головой, она ушла на кухню.

– Одевайся. Едешь со мной на полигон. Форма одежды – спортивная, – сказал отец. Варька взвизгнула от восторга и побежала одеваться.

За городом машина свернула с шоссе и долго ковыляла по ухабистой разбитой дороге, пока не упёрлась в лес. В лесу машина остановилась у деревянных, зелёных ворот с красными звёздами. Часовой, с винтовкой, на плече, проверил у всех документы. Варька, как приказал отец, спряталась под брезентом среди длинных зелёных ящиков.

Проехав КПП, машина ещё минут десять трясла Варьку под пыльным брезентом. Варька отчаянно чихала от пыли.

Наконец машина остановилась. Затих мотор. Кто-то запрыгнул в кузов и откинул брезент. После душной, пыльной темноты она увидела только силуэт на ярком фоне.

– Приехали, разведчица, – сказал незнакомец по-немецки.

Перед двухэтажным кирпичным зданием стоял танк. Она не раз видела «БТ-7» на парадах, но ни раза вблизи. У высокого крыльца отец о чём-то разговаривал с танкистами и с человеком в военной форме без знаков различия. Тот через круглые очки пристально посмотрел на неё и отвернулся.

– Курт, – представился незнакомец. Невысокий, бледный и, как заметила Варька, симпатичный.

– Гельмут, – представился ей второй. Седой, широкий в плечах, лет пятидесяти.

Третьего «немца» звали Францем. Он был похож на Гитлера, разве что полнее. Франц подал Варьке пятнистый свёрток, ботинки и ремни.

– Надевай и подходи к танку, – сказал он. Варька удивилась, как точно отец подобрал для неё немецкий камуфляж и шнурованные ботинки, но вспомнила, что заграничная одежда и обувь тоже были словно сшиты по ней. Идя к танку, она заметила, как все срывают улыбки, но вида не подала.

Ящики и брезентовые мешки закрепили на броне. Часть снаряжения погрузили внутрь танка.

Танк, словно корабль, плавно скользил по «барханам» песчаной полигонной дороги. Варька крепко вцепилась в поручневую антенну на башне. У неё захватывало дух, когда танк на скорости резко проваливался вниз, потом взлетал вверх. Разноцветные глаза Варьки горели. Она была на вершине счастья.

Управлял танком Франц. Отец стоял в башне, держась за крышку люка. Курт и Гельмут остались на броне и следили, чтобы Варька при очередном прыжке танка не улетела за борт.

Дорога кончилась. Оглушённая рёвом двигателя и свистом ветра, Варька обрела слух. Танк свернул с дороги. Тихо урча двигателем, он ехал по колее через лес, пока не оказался на безлесом взгорке. Взору открылось сухое мшистое болото.

На взгорке поставили палатки и навесы для кухни и снаряжения. Варьку определили на кухню в помощь Курту, самому молодому из четвёрки.

До темноты отец и его спутники работали с топографическими картами и документами.

Наступил вечер. Небо покрылось пятнами звёзд. Млечный Путь облаком пересёк небосвод от края до края. Засвеченное городское небо казалось бледной тенью, по сравнению с небом здесь, в лесной глуши. Деловой разговор продолжался и у жаркого трескучего костра. У соседнего костра Варька помешивала в казане ароматный кулеш. Она превратилась в одно большое ухо. Её распирало от любопытства и гордости. Она хоть чуть-чуть, но прикоснулась к военной тайне. Таинственные и суровые мужчины тихо разговаривали. Их голоса как будто сливались с треском костра. Варька смотрела на них и на отца, которого все называли Матиасом. Они были из тех, для кого малейшая ошибка – смерть.

На рассвете все дружно, с шутками и плеском, умылись у ручья. После вкусного завтрака с глазуньей, белым хлебом и кофе группа приступила к работе. Курт взял Варьку к себе в помощницы. Вместе они нарубили для мишеней толстых жердей и до обеда расставляли мишени на разных дистанциях и направлениях по всему болоту. К тому времени на взгорке был оборудован огневой рубеж со стендами и ячейками для стрельбы. Для Варьки выезд на полигон стал настоящим приключением. Она с нетерпением ждала, когда откроют длинные зелёные ящики. Утомительная ходьба с мишенями по рыхлому глубокому мху стоили её ожиданий. Кроме родных «трёхлинеек», «ППД» и пулемёта «Максим», в ящиках были карабины «Маузер», пистолеты-пулемёты «МП-38-40». Пистолеты «Вальтер» и «Парабеллум. Но самым большим сюрпризом стали для неё два пулемёта «МГ-34». Одно дело – рассказы отца, другое дело – увидеть, прикоснуться к страшному, но красивому оружию.

Были ещё немецкие гранаты, которые, шутя, называли колотушками, и две немецкие радиостанции. Радиостанциями пользовались во время стрельб, когда кто-нибудь из группы шел обновлять или переставлять мишени.

Весь день стреляли по мишеням с разных дистанций. Обсуждали, записывали в тетрадь результаты и замечания. Под руководством Франца Варька разбирала, чистила и собирала каждый «ствол». На другой день вся тяжесть грязной и кропотливой работы целиком легла на её плечи.

Надев немецкую пятнистую униформу, она больше не услышала ни одного слова по-русски. Однажды отец сказал Варьке, что тот, кто не знает языка противника, тот наполовину проиграл войну. Варька, в силу своего характера и способностей, схватывала всё на лету. Отец помогал ей и был поражен тем, что за год она научилась читать и писать по-немецки. Он дал ей адрес репетитора, пожилой немки, живущей в России с ещё царских времён. Берта Георгиевна была женщиной крупной. Острые на язык соседи за глаза называли её Большой Бертой. Муштровала она Варьку не хуже фельдфебеля. Книги немецких писателей и поэтов занимали отдельную полку в Варькиной комнате.

После двухдневной чистки оружия и занятий по теории, отец вручил Варьке винтовку и приказал занять позицию для стрельбы лёжа. Чувствуя спиной строгие внимательные взгляды, она сдвинула на дистанцию «ползунок», передёрнула затвор и прицелилась. Мишень казалась совсем крохотной.

– Огонь! – скомандовал кто-то. Она от волнения не поняла, кто. Задержала дыхание и плавно нажала на спусковой крючок. В ушах у неё с непривычки «запело».

– Молодец, ворошиловский стрелок! – Похвалил её Франц, но Варька его не услышала, как не услышала выстрела. Одну за другой, она вогнала в мишень ещё четыре пули. Франц, смотревший в бинокль, передал его по кругу.

Стрельбы растянулись на неделю. За это время Варька привыкла к оружию, сроднилась с ним. Расстраивалась, что у неё больше не будет возможности вот так вот запросто взять любой «ствол», выйти на огневой рубеж и пострелять. Особенно ей нравилось работать с рацией. Приятно было чувствовать себя в центре внимания.

6.

Возвращение было грустным. Отец в тот же день принёс Варьке медицинскую справку для школы. Впереди были экзамены и аттестат. Скоро должна была вернуться из экспедиции мама, и бабка Матрёна поспешила вернуться домой, на хутор. Как ни упрашивал её сын, погостить ещё неделю-другую, она наотрез отказалась.

Окованный железом, тёмного дерева сундук для Варьки был тайной за семью печатями. Она считала, что в давние времена, именно в таких сундуках хранились награбленные пиратами сокровища. Заглянуть в сундук она не смела, но сидеть на нём и читать книги, отец не запрещал. Поздним вечером он вернулся со службы и прошёл в кабинет. Варька разогрела ужин. С тарелкой и стаканом чая на подносе вошла в кабинет, поставила ужин на стол и села на сундук.

– Утром уезжаю, – сообщил после недолгого молчания отец.

– Поэтому ты уже неделю ходишь чернее тучи? – спросила Варька. Таким отца она никогда не видела.

– Нет, – коротко бросил отец. Он быстро съел ужин и взялся за чай.

– Пап, ты можешь сказать что-нибудь? На тебе лица нет. Что случилось? – спросила она.

– Выезд на хутор к деду Чапаю отменяется, – приказным тоном сказал отец.

– Почему? Что я не так сделала? – обиженно спросила Варька.

– Да ты здесь ни при чём! И, вообще, боец, слишком много вопросов, – сказал отец и улыбнулся, – В этот раз командировка будет долгой, – сказал он уже серьёзно.

– Хорошо, я никуда не еду. Но если то, о чём не принято говорить, правда…

– Это у кого, тут, что не принято говорить? – перебил её отец. Он даже привстал, но тут же сел обратно и закурил. Он серьёзно посмотрел на Варьку, но больше ничего не сказал.

– Значит, не зря болтают…

– Главное, ты меньше болтай! Или забыла, чему я тебя учил? – строго спросил отец, – Скоро мама приедет. Вместе вам легче будет. Я ей телеграмму отправил, – смягчившись, добавил он.

– Я поняла, что никуда этим летом не еду. Но почему тогда им не приехать к нам? – спросила Варька.

– Как дед Чапай бросит своё хозяйство? Кто его отпустит? Варвара Ивановна? Он там один за семерых работает, – сказал отец. Варька не могла понять, чем он так обеспокоен.

– Пап, но ведь до границы далеко? Ну, нападут немцы, ну получит Гитлер по носу. Кого нам бояться с такой армией? – спросила она. Отец в ответ только усмехнулся. От его усмешки у неё похолодело внутри. Отец знал то, о чем не говорят по радио и не пишут в газетах. Да и разговоры у костра о немецких войсках на западной границе, разговоры о том, что не готовы к войне, о том, чего Варька знать не должна.

– Ну, так что мы решим, Варвара Ивановна? – спросил отец, пристально глядя на неё. Он пытался угадать, что она задумала. Боялся, потому что знал её непредсказуемый и строптивый характер. Не получив ответа, он спросил:

– Когда аттестат получишь?

– Через неделю, – ответила она. Отец достал из ящика стола конверт.

– Вот и хорошо. С конвертом ты едешь по указанному на нём адресу. Тебя там уже ждут. Никаких лишних вопросов и никаких фокусов, что бы ни произошло. Мама приедет завтра или послезавтра, – не терпящим возражений тоном сказал отец.

– Я всё поняла, пап,– сказала Варька. Она встала с сундука, подошла к отцу, крепко обняла его и поцеловала. Про себя она твёрдо решила: как только проводит отца, в тот же день уедет к деду с бабкой на хутор. Купит билет на поезд и уедет. У неё был отцовский характер, который ни чем не перешибить. Мама, напротив, была очень доброй и мягкой, но Варьке от неё ничего не досталось кроме внешности.

Утром Варька проснулась рано. Она плохо спала ночью, но план побега на хутор был составлен. Она вышла на кухню, приготовила завтрак и ждала, когда проснётся отец и придёт на запах кофе.

После завтрака отец собрался, обнял её на прощание и ушёл. Внизу его ждала машина. Варька из окна помахала отцу рукой и решительно направилась в кабинет.

Однажды она увидела, как отец сунул руку за декоративную планку карниза и что-то спрятал туда, или, наоборот, взял. Дверь в кабинет была приоткрыта, и, глядя через щель, Варька не поняла, что он сделал. Она долго не решалась заглянуть в тайник. Долго она разрывалась между любопытством и совестью. Верх взяло любопытство. Она взяла стремянку и заглянула в тайник. Там, между кольцами, висели ключи. Ключи от пиратского сундука и ящиков стола. Пришло время открыть таинственный сундук, но сначала…

Варька любила подняться на воздушный переход и смотреть на убегающие вдаль поезда. Наблюдать за пронзительно кричащими носильщиками и важными, как министры, проводниками, за суетливыми пассажирами, которых нетерпеливо ждали паровозы. Паровозы уже разогрели котлы и недовольно пускали пар: мол, давайте, быстрее! И когда посадка заканчивалась, они мчались во все самые дальние пределы огромного государства с гордым названием СССР.

На воздушном переходе Варька по привычке остановилась, глянула вниз, на перроны, похожие на пёстрых гусениц, и побежала к железнодорожным кассам.

У касс толпился народ. Билетов не было. Всё-таки лето настало. По взглядам будущих пассажиров она поняла, что к окошку не то, что спросить, даже приближаться опасно – разорвут. Поэтому она вышла на улицу и стала следить за всеми, кто подходил к дверям.

К полудню ей улыбнулась удача. У входа в кассы появился толстяк в светлом костюме и соломенной шляпе. Он бегал глазами по сторонам, словно кого-то ждал. Ждал и боялся. Варька подошла к нему и спросила:

– Здрасте, с билетом не поможете?

Толстяк смерил её взглядом, посмотрел по сторонам и с ухмылкой тихо сказал:

– Иди-ка ты отсюда.

Варька не растерялась и показала ему деньги. Толстяк побагровел и зашипел:

– Ты что, дура? Убери!

– Ну, так поможете? – не унималась Варька.

– У тебя паспорт-то есть, пионерка? – спросил он, глядя на неё с насмешкой и любопытством.

– Я – комсомолка, – ответила она.

– Понял. Ну, тогда, комсомолка, напиши мне куда ехать и как тебя зовут, – сказал он и подал Варьке блокнот и карандаш. Прочитав, что она написала, он кивнул головой и снова сказал:

– Будет тебе билет, комсомолка, но дорогой, в спальный вагон. Цена двойная и никакой торговли. Дешевле всё равно нет. Ты пока посиди на скамеечке, журнальчик или газетку почитай, – толстяк указал на скамейку у киоска.

Варька сделала всё, как он сказал: купила газету и стала ждать.

Толстяк вернулся быстро. Уселся на скамейку и вручил ей билет. Он пересчитал вырученные деньги и спросил:

– Слышь, комсомолка, а к вам никак нельзя устроится, в ваш комсомол?

– А вам сколько лет? – спросила она, едва сдерживая смех.

– Тридцать семь,– ответил толстяк.

– В комсомол не устраиваются, а вступают. Поздновато спохватились. А что это вам вдруг захотелось в комсомол? – спросила она.

– На тебя глядя, захотелось. Комсомолка, а денег куры не клюют. Даже карман вон оттопырился, – сказал толстяк и засмеялся.

– Да ну вас! – сказала Варька и легонько пихнула толстяка локтем в бок. Толстяк, смеясь, встал и решительно направился к павильону «Пиво. Воды». Сделав несколько шагов, он обернулся и сказал:

– Одинокие комсомолки в спортивной форме в мягком вагоне ездят не часто. Не так могут понять. Счастливого пути, комсомолка!

Варька поняла намёк и нисколько не обиделась. Наоборот, она зашла в парикмахерскую и сделала укладку. Прежде она хотела подстричься в мужском зале под «полубокс».

Чтобы сберечь укладку, она, не торопясь, дошла до гастронома.

– Здрасте, Тётя Настя! – громко поздоровалась Варька.

– Здрасте, здрасте, – ответила из подсобки тётя Настя и вышла к прилавку. Глянув на Варьку, она спросила:

– Никак на бал собралась?

– На какой ещё бал? – удивлённо спросила Варька.

– Как на какой? На королевский, конечно, золушка. Укладку, вон, сделала, – сказала Тётя Настя.

– Тётя Настя, кофе есть у вас? – спросила Варька.

– «Гватемала», в коробках по полкило, – ответила тётя Настя.

– Кило кофе и двадцать пачек «Казбека», – сказала Варька.

– Кофе – пятьдесят шесть рублей за две коробки. Папиросы – шестьдесят три рубля. В деревню собралась? – спросила тётя Настя. Варька кивнула.

– Есть во что упаковать? – спросила она. Тётя Настя вынесла из подсобки коробку и сложила в неё покупки. Варька поблагодарила её, чмокнула в щёку и поспешила к выходу.

– Деду привет передавай! – сказала ей вслед Тётя Настя, – Ох, Егоза!

Варька ходила по квартире, как тигр по клетке, не зная с чего начать. Она никак не решалась открыть сундук. Она села в кресло. Темные шторы, настольная лампа с зелёным абажуром и книжные шкафы подействовали на неё магически. Она успокоилась. До отхода поезда ещё далеко. Взяв отцовские деньги, она окончательно отрезала все пути назад. Мосты сожжены. Прощай аттестат, прощай школа. Варька взяла лист бумаги из папки и написала родителям письмо. Она еле дописала его, потому что расплакалась.

В первую очередь она сложила в большой чемодан немецкую униформу, ботинки и любимый швейцарский нож. Пришёл черёд таинственного сундука. Варька открыла большой навесной замок и откинула крышку. Сверху лежал солдатский ранец. Отцовский трофей ещё с Империалистической войны. Внутри ранца хранились коробки с пистолетными патронами, штык-нож, компас, цейсовский бинокль в твёрдом кожаном футляре и «люгер», внушавший ей страх и благоговение своей воронёной и ребристой тяжестью. Она была уверена, что трофеи хранятся у деда Чапая на хуторе. Прошлым летом они с дедом стреляли из этого самого «люгера» на болоте. Она никак не ожидала, что найдёт ранец в сундуке. Кроме светло-коричневой лакированной шкатулки на дне сундука, ничего интересного она не нашла. Затаив дыхание, она отщёлкнула замок. Её бросило в жар. «Интересно, пап, почему ты оставил его дома»? – думала Варька, внимательно разглядывая «вальтер». Пистолет был легче и меньше «люгера» и хорошо лёг в руку. В шкатулке, помимо пистолета были две запасные обоймы и глушитель. Отец рассказывал ей о бесшумном оружии, но в руках она его держала впервые. Варька совсем забыла, что куда-то собралась. Настолько поразила её находка. Таким оружием обычно награждают. Она вдруг подумала, что отец мог оказаться немецким шпионом. Стало жутко страшно. Так страшно, что заныло в животе. Она ещё никогда так не боялась и тряхнула головой, отгоняя прочь эти мысли. Страх сменился стыдом. Как она посмела вообразить такое! Откуда ей было знать, что выезд на полигон не просто прогулка, а самые настоящие смотрины. Отец, зная её характер, не сомневался, что его дочь не останется в стороне, когда начнётся война. Уж лучше показать её способности к быстрому обучению, знание языка и физподготовку специалистам и определить на серьёзную работу. Обучение займёт много времени, а там, глядишь, и война закончится. Письмо он ей дал как раз для этой цели. Не знал, что она ослушается и никуда не пойдёт. А Варька, если б знала, не помчалась на вокзал за билетом.

Пистолет, обоймы и глушитель она сложила в ранец, а пустую шкатулку вернула на место и закрыла сундук. Ранец мог заинтересовать вокзальную милицию, и она спрятала его в чемодан. Сердце выскакивало из груди. В любой момент на пороге могла появиться мама. Тогда все грандиозные планы рухнут. Про отца она вообще старалась не думать.

Перед вызовом таксомотора она была на грани нервного срыва. Варька, по совету толстяка, накрасилась, надела платье, туфли и взяла с собой вышитую бисером дамскую сумочку. Если б видела Варьку её дворовая команда!

– У тебя там что, кирпичи? – спросил весёлый таксист.

– Ага, на стройке работаю, – ответила Варька.

– Оно и видно, – сказал таксист и хлопнул крышкой багажника. Всю дорогу он смотрел на неё через зеркало, а на вокзале, под «ласковыми» взглядами носильщиков, безропотно нёс на плече чемодан. Затащил его в купе и уже на перроне спросил:

– Адрес я запомнил. Когда обратно приедешь? Когда в гости прийти?

– После дождичка в четверг, – ответила Варька и подала ему деньги. Таксист гордо отвернулся и, задымив папиросой, так же гордо зашагал по перрону прочь.

– Ни себе, ни людям! – крикнул ему вслед носильщик, – Тоже мне, кавалер. Ухаживать с умом надо!

Варьку это рассмешило.

– Приходи в сентябре! – крикнула она таксисту. Он не обернулся, а только поднял руку с папиросой вверх.

7.

В роскошном двухместном купе было сумеречно и прохладно. Теперь она не жалела, что отдала кучу денег за билет. Меньше попутчиков. Меньше лишних разговоров. Лучше бы вообще никого не было. Варька смотрела на яркий суетливый перрон и думала о маме. Она расстроится, прочитав письмо.

Сосед по купе явился под стук колёс. Лет тридцати, в добротном сером костюме, в шляпе и при галстуке, несмотря на жару.

– Здрасте, – поздоровалась она.

– Здравствуйте, – ответил сосед. Он ещё не привык к полумраку и пытался разглядеть её. Ей стало смешно. Пока он осваивался, Варька воспользовалась этим и бесцеремонно разглядывала его.

– У вас шикарный костюм. Заграничный.

– А вот и нет. Костюм пошит в ателье.

– Но ткань заграничная. Просто так не купишь, – стояла на своём Варька, думая, зачем она прицепилась к его одежде. Теперь надо выкручиваться.

– Для этого есть торговцы, спекулянты.

– Терпеть их не могу.

– По вам что-то не видно, – заметил он, вытирая лоб платком, – думал, всё, опоздал.

– Может, стоит снять пиджак и галстук? Жарко ведь, – предложила она.

– Пожалуй, стоит, раз дама разрешает. К сожалению, не везде можно появиться в летней паре. Спасибо, – поблагодарил он и слегка поклонился. Теперь он так же разглядывал попутчицу, одетую с иголочки, как и она его.

– А вот у вас платье точно импортное. Меня не обманешь. И сумочка, – сказал он, словно пошёл в контратаку, – Даю голову на отсечение, что платье куплено за границей и не в первом попавшемся магазине.

– Вам нравится? – спросила Варька, чувствуя, что краснеет.

– Очень. Ну, раз с одеждой мы разобрались, разрешите представиться. Йохан, – представился он и подал Варьке руку.

– Варька, – сказала она, но тут же исправилась: – Варвара. Можно просто – Варя.

«На тебе! Послал чёрт фашиста! – подумала она и вслух спросила:

– Вы – немец?

– Русский немец, – уточнил Йохан, – Варвара… Варвары разрушили Рим.

– В глазах римлян, мы все были варварами. И вы, кстати, в первую очередь, – парировала Варька, а Йохан рассмеялся, и сказал:

– Варя, я всего лишь пытаюсь сделать вам комплимент. Я вообще интересуюсь происхождением имён и фамилий, историей знатных родов и геральдикой.

– Возвращаетесь домой? – спросила она. Хоть он и оказался немцем, но ей всё равно стало неловко.

– Трудно сказать. С Россией меня тоже очень многое связывает, – объяснил ей Йохан.

– Но в итоге перебрались на историческую Родину, – заключила она. В её голосе прозвучали нотки презрения, а в глазах вновь загорелся злой огонёк.

– А вы куда едете, если не секрет? – спросил Йохан. Он не удивился её реакции и не подал вида.

– К деду с бабкой, на хутор. У них там летом здорово. Рыбалка, грибы, ягоды. Ближе к осени и поохотиться можно, – ответила она. От её враждебности не осталось и следа. Внутри она упрекнула себя за несдержанность. «Меньше эмоций. Подумаешь, немец на Родину едет. Что здесь такого?» – решила она.

– Надо же. Не ожидал. Я сам люблю, и порыбачить, и поохотиться, – оживлённо сказал Йохан.

– Правда? А что вы не ожидали? – спросила Варька.

– Что вы поклонница мужских развлечений. Я имею в виду охоту, – уточнил Йохан. Варька окончательно оттаяла.

– Ничего особенного. Просто на природе я чувствую себя намного лучше, чем в городе. Места там красивые, глухие, как в сказке, – со вздохом сказала она. Варька рассказала Йохану про хутор на отшибе, про речку, лес и бескрайние болота. Рассказывала она так мечтательно, так искренне, что Йохан невольно ей залюбовался.

– Я тоже охотился на болотах, но только в Сибири, за Иртышом. Очень богатый край, – сказал Йохан. Он испытал чувство, которое возникает не часто. Невидимая сила потянула его к ней, как к чему-то родному, словно знал он её тысячу лет и вот, наконец, встретил.

– Вы бывали в Сибири? – удивлённо спросила она.

– Когда я сказал, что я русский немец, мне надо было сказать, что я сибирский немец. Это позже мы с отцом переехали в Германию, – сказал Йохан.

– Зачем? – спросила Варька. Йохан пожал плечами и сказал:

– А меня особо никто и не спрашивал. Я был молод. Если честно, то привыкать к новой жизни мне было очень трудно. Ощущать себя одновременно и русским и немцем порой невыносимо. Меня это и сейчас преследует, а когда-нибудь разорвёт, – последние две фразы Йохан сказал с усмешкой, поэтому ей было непонятно, шутит он или нет.

– Не проще ли вернуться обратно? Или вы не хотите? – спросила она. Йохан рассмеялся.

– Не всё так просто, как кажется. Нельзя просто взять и уехать туда, где тебе больше нравится. Отцу было ещё труднее. Он всю жизнь прожил в Сибири.

– А мама? – спросила Варька.

– Мама умерла ещё до отъезда в Германию. Они были преподавателями в университете. После того, как её не стало, мы и уехали, – сказал он.

– Извините Йохан…

– Ничего страшного, тем более, что прошло больше десяти лет, – успокоил её Йохан. Он думал, что проведёт вечер в обществе какого-нибудь важного зануды, или, того хуже, в обществе какой-нибудь чопорной дамы в годах, перед которой все просто обязаны падать ниц. Придётся целый вечер вести ненужную, пустую, утомительную светскую беседу. Полгода напряжённой работы вымотали его. Командировка затянулась. Он с нетерпением ждал момента, когда сойдёт с поезда и по пути домой зайдёт в пивную и, посидит под липами, наслаждаясь забытым вкусом любимого пива. И вдруг такой подарок!

– Может, чайку попьём? У меня есть вкусное печенье, – предложил он ей.

– С удовольствием. С утра во рту маковой росинки не было, – с радостью согласилась она. От мысли о вкусном печенье у неё заурчало в животе. Варька покраснела, но Йохан уже был в дверях.

Через пять минут они пили чай и дружно уплетали вкусное печенье с джемом и сахарной посыпкой.

– Йохан, а вы не боитесь жить в Германии? – спросила вдруг она.

– А почему вы решили, что в Германии страшно жить? – удивлённо ответил вопросом на вопрос Йохан, – Чего мне бояться?

– Ну, Гитлера, там… войны. Пока мы пили чай, я подумала, что мы можем встретиться на войне. Сегодня мы пьём чай, а завтра, может быть, встретимся на войне. А вдруг вам придётся убить меня, или мне вас, – сказала она. Йохан крякнул.

– Да Варя, фантазии вам не занимать. Наверно приключенческие романы любите. Вам стоит попробовать себя в литературе. А что до войны, так я не собираюсь ни с кем воевать. Мне больше нравится живопись, – сказал Йохан.

– Так вы художник? – обрадованно спросила Варька.

– Искусствовед. Я занимаюсь историей живописи. Работал в Париже, Мадриде, Лондоне. Ну и в Дрездене, конечно, – пояснил Йохан. Он ещё не отошёл от такого резкого поворота в мирной беседе за чашкой чая. Он словно вынырнул из захлестнувшей его эйфории. Романтики в нём заметно убавилось. Ведь он нарушил правила и заговорил с незнакомкой на русском языке.

– Могу только позавидовать. Но я бы не была так уверена на вашем месте. Германия находится в состоянии войны. На вас, как на мужчину, обязательно наденут погоны и отправят воевать. Например, с нами. Вы не думали об этом? – спросила она.

– Хм. Я бы не назвал нашу беседу милой, – сказал Йохан, озадаченный прямотой и резкой сменой настроений попутчицы. Он был в замешательстве. Не ожидал, что юная девушка затронет столь щекотливую тему. Как она вообще оказалась в вагоне, в котором путешествуют далеко не самые последние и далеко не самые бедные люди. Косметика и дорогое платье поначалу сбили его с толку, но, присмотревшись, он понял, что попутчица раза в два моложе его и едва ли закончила школу.

«Этот немец не прост», – думала Варька. Умные и проницательные глаза Йохана притягивали её и одновременно прощупывали, как рентген. Она решила «дожать» его и спросила:

– Как вы думаете, Йохан, война будет?

Оба замерли и смотрели друг на друга, пока он не ответил:

– Я, Варя, знаю не больше вашего. Надеюсь, такого не случится.

«Врёт, ой, врёт! По глазам видно. Значит, не зря еду», – решила она.

– Варя, а кто ваши родители? – спросил Йохан.

– Папа – инженер, а мама – археолог, – ответила она.

– Странно, вы не похожи на девушку, выросшую в семье инженера и археолога, – сказал Йохан.

– Разве? Почему вы так решили? – спросила она.

– Трудно сказать. Наверно, интуиция. Вы больше похожи на дочь военного. Видимо в этот раз интуиция меня подвела, – сказал он и улыбнулся. «Интересная девица», – думал он. Судя по возрасту, она должна сдавать экзамены в школе. Йохан прекрасно знал, что наступила экзаменационная пора. Далеко не детские вопросы его насторожили. Не провокация ли, часом. От «них» всего можно ожидать. Но если девушка Варя не при делах, то лучше бы она ехала в другую сторону.

– Вам очень идёт причёска, – сказал он, первое, что пришло ему в голову, желая окончательно увести разговор в сторону от политики, а про себя подумал, что ей пойдёт любая причёска и что комплимент явно лишний, скорее даже банальный. Воспеть её глаза он тем более не решился, боясь оказаться миллионным в очереди.

Варька смущённо улыбнулась и отвела взгляд. Щёки её порозовели.

– Варя, я начинаю думать, что за вами никогда не ухаживали молодые люди, – насмешливо, чуть снисходительно сказал Йохан и после секундной паузы добавил:

– Что маловероятно.

Она снова посмотрела ему в глаза уже без тени смущения.

– Надо же, а я думала, что мужчины с возрастом становятся менее самоуверенными.

Даже так? Интересно! – изумлённо сказал он, – Слова – скорее женщины, чем девушки. Откуда такие выводы?

– Вы смотрите на меня свысока, не воспринимаете всерьёз, ухаживаете, как за девчонкой, словно играете. Мне это не нравится, – с достоинством, честно ответила Варька.

– Ухаживаю?

– А разве нет?

Пришёл черёд краснеть Йохану. Он обрадовался тому, что их разговор ушёл от неприятной ему темы. Он внимательно наблюдал за ней, фиксируя каждое движение, мимику, и никак не мог понять, кто она, его красивая попутчица. Даже если её отец инженер, то, судя по наряду его дочери, очень большой инженер, часто бывающий за рубежом. Советская школьница, одетая по последней европейской моде и с вышитой бисером сумочкой, едет в деревню собирать ягоды и грибы… Бред! Для «медовой ловушки» слишком грубая работа. Они там все с ума спятили, что ли?!

– Что-то не так? – спросила Варька, увидев, что он чем-то озадачен.

– Понимаете, Варя, ваше платье, больше подходит для театров, дорогих ресторанов и других публичных мест, но поездка к дедушке с бабушкой за ягодами и грибами с вашим нарядом от Скиапарелли как-то не сочетается, – объяснил Йохан. Варька засмеялась и рассказала ему про то, как покупала билет у спекулянта. Он смеялся долго и до слёз. По большей части над собой. Промакнув глаза платком, он серьёзно посмотрел на неё и шёпотом, доверительно, сказал:

– Варя, здесь полвагона – иностранцы. И не только они. Тема, которую вы затронули, мягко говоря, может обернуться большими неприятностями. Так что лучше её закрыть, – сказал он, наклонившись к ней через столик, и в последний момент взял её за руки. Варька от неожиданности сжала его пальцы так сильно, что он чуть не вскрикнул от боли. «А фройляйн Варя не из белошвеек. Хорошо, что не врезала!» – думал Йохан. Только сейчас он разглядел, что костяшки её пальцев сбиты, как у боксёра. Возвращение домой с «фонарём» под глазом в его планы не входило.

– Вы прямо шкатулка с сюрпризами, Варя, – растирая руки, сказал он.

– Ой, простите, пожалуйста! День выдался не из лёгких. С утра как на иголках, – смущённо сказала Варька. На её щеках вновь заиграл румянец, – Мир? – спросила она и в знак примирения сама взяла его за руки, – Вам не очень больно? – вновь спросила она, глядя на него разноцветными глазами.

Он утонул в этих глазах. Впрочем, глаза на него смотрели тоже не без любопытства. Варьке он, по-своему, нравился. Она впервые оказалась один на один с мужчиной много старше её, да к тому же ещё и с немцем. Прежние поездки в переполненных шумных и курящих вагонах, натолкнули её на мысль о том, что Йохан ни разу не закурил.

– Йохан, а вы курите? – спросила она.

– А вы? – спросил он.

– Курила несколько раз, с друзьями. Мне не понравилось, – призналась она.

– А я курю, но всегда могу потерпеть, если надо, – сказал Йохан. Падающее на запад солнце освещало его лицо, по которому проносились тени деревьев и столбов.

В дверь купе постучали. На пороге появился мужчина. Он поздоровался на немецком языке.

– Здрасте, – сказала ему Варька. Мужчина мгновенно оценил обстановку и галантно поклонился ей.

– Вилли, – представился он и обратился к Йохану:

– Вижу, времени даром не теряешь! Ничего, мы тоже своего не упустим. Скоро у нас их будет по десятку на каждого.

Варьке с трудом удалось сделать вид, что она ничего не поняла. Она заметила, что Йохан не ждал гостей, и ему точно не понравилось сказанное. Варька опередила его. Приняв светский вид, она надменно посмотрела на Вилли и, не скрывая гнев, спросила у Йохана:

– Откуда взялся этот свинопас? Что он сейчас сказал про меня? Какую-то мерзость?! Йохан, что ты молчишь?!

Лицо Вилли пошло пятнами, и он буквально вылетел за дверь. Варька попала в «десятку». По глазам Йохана было видно, что он растерялся. Он мотнул головой, шумно выдохнул и сказал:

– С тобой, Варя, точно не соскучишься. Вилли, похоже, решил, что мы не случайно едем в одном купе. «Йохан, что ты молчишь?» прозвучало так убедительно, как может спросить только жена у своего мужа. Браво, Варя, и бедный Вилли! Мне было очень приятно услышать от тебя «ты», – он не выдержал и беззвучно рассмеялся, прикрыв лицо ладонью, – Я никогда не забуду его рожу. Это было что-то!

– Йохан, скажи честно, что он сказал про меня? – спросила Варька, глядя ему в глаза.

– Зачем тебе это знать? Зачем портить вечер? – спросил он в ответ, – Можешь, конечно, не признаваться, но я уверен, что ты прекрасно его поняла. У тебя всё было написано на лице. Поэтому не надо пытаться поймать меня на лжи. Знаешь, я даже рад, что он заглянул к нам. Мы перешли на «ты». И вообще я не хочу больше говорить о Вилли. Спасибо ему, и точка.