Читать книгу Возвращение домой. В поисках 4-го измерения - Владимир Фёдорович Власов - Страница 1

Часть первая
Мечта вернуться домой «Покинувший»

Оглавление

Учитель спросил: «Сы! Вы думаете, что я изучил многое и всё храню в памяти»? Цзы-гун ответил: «Да, а разве не так»? Учитель сказал: «Нет. Я познаю все с помощью одной Истины».

Конфуций «Суждения и беседы»


Сегодня я вышел из дома и увидел на улице хрустальный шар, висящий прямо в воздухе. Этот шар был чистым, прозрачным и сияющим, он сверкал и отражал лучики утреннего солнца. И он совсем не походил на те блестящие шары, подвешенные к потолку, которые вращаются в танцзалах и пивных, чтобы создать иллюзию перемещающихся по интерьеру звёздочек. Я с удивлением огляделся по сторонам и заметил, что спешащие по своим делам прохожие совсем не обращают на него никакого внимания. Несмотря на то, что я тоже спешил на работу, я всё же остановил одного прохожего более-менее интеллигентного вида и спросил:

– Вы видите этот шар?

Он посмотрел на меня удивлённо и тоже спросил:

– Что вы имеете в виду?

– Этот шар! – воскликнул я, показав на него пальцем. – Разве вы не видите его?!

Прохожий посмотрел в то направление, как на пустое место, и покачал головой.

– Я ничего не вижу, – сказал он.

– Как же вы не видите? – удивился я. – В нём отражаетесь и вы.

Прохожий извинился и, сказав, что торопится, быстро ушёл. Я остановил женщину, но и она тоже ничего не увидела. Она смотрела куда-то вдаль, как будто ожидала рассмотреть неопознанный летающий объект. Прохожие уже начали смотреть на меня как на помешанного. Тогда я, не привлекая к себе внимания, тихо отправился на работу. Шар следовал за мной на небольшой высоте.

«Где же истина?! – воскликнул я вполголоса. – Если я что-то вижу, а другие не видят, то как это понять»?

– А так, что люди не видят явных вещей, – вдруг сказал мне хрустальный шар чистым женским голосом.

Услышав это, я обомлел и потерял дар речи. А тем временем шар продолжал говорить со мной:

– И ещё, истина заключается в том, что тебе не нужно идти на работу, потому что ты уже на пенсии, и с сегодняшнего дня тебя уволят.

На какое-то мгновение я подумал, что схожу с ума или сплю. Но действительность цепко держала меня в своих объятиях. Я видел проезжающие по улице машины. Дворник, как всегда, нахально подметал мостовую, поднимая пыль на обувь прохожих. А шар продолжал лететь рядом надо мной, лавируя между нависшими ветвями тополей. Я ускорил шаг и опустил взгляд, чтобы не видеть его. Мне нужно было сосредоточиться, взять себя в руки и успокоиться, чтобы отделаться от этой галлюцинации и вернуться в свое прежнее истинное состояние. Да, да, подумал я, нельзя отрываться от реальности, нужно, как можно быстрее, вернуться в неё, и вновь обрести истину. Иначе…

Я смотрел под ноги, боясь поднять глаза.

Да, думал я, меня очень даже могут уволить с работы, потому что сейчас моя истина заключается в том, что я уже не молод. Рассматривая себя в зеркале, я не вижу того красавчика, который когда-то стремился покорить мир. Увы! Мои усы стали седыми, под глазами – мешки, а голова окончательно облысела. Её уже не надо брить, чтобы принять облик буддийского монаха. К тому же, последнее время я вдруг стал слышать странные звуки и голоса. Некоторое время я переживал, потому что не мог понять, что они значат, хорошо это или плохо. Ведь считается ненормальным, когда человек слышит то, чего не слышат другие. Но потом я успокоился. Пришло утешение. По статистике, как прочитал я в каком-то справочнике, пять процентов людей на земле слышат некие искаженные звуки, и многие даже лечатся, чтобы их не слышать. Вот дурачки! Если бы они знали, какой дар снизошёл на них с небес, то радовались бы ему как дети и благодарили Бога. Я даже обрадовался этому, потому что подумал, что во мне пробудились паранормальные способности. Правда, хрустальных шаров я в то время ещё не видел. Я тогда подумал, что все эти шумы – ничто иное, как эхо нашего прошлого, связывающее нас с настоящим, а может быть, даже и с будущим. В этих отзвуках прошлого я различал голоса двух друзей моего детства, с которыми я когда-то отправился в долгий путь познания. Когда-то вместе с ними я составлял единую божественную троицу, как мы себя тогда называли. Сейчас же я стал Другом Покинувшим. А там на Родине жил по-прежнему Друг Оставшийся, и ещё где-то скитался Друг Странствующий. Все трое мы любили одну девушку, мечту нашей юности. Обо всём этом я даже собирался написать книгу, где хотел изложить свою точку зрения на многие вещи. Я также хотел высказать своё мнение о том, как в этом мире всё увязано между собой, и что практически в мире нет границ, потому что космос един и неделим. Его нельзя разорвать на части, расчленить на отдельные куски. Это мы, люди, в своих головах стремимся всё разграничить. Но как можно разграничить безграничное? Ведь если серьезно задуматься, то мы не знаем, кем являемся, что представляем собой, откуда взялись, и куда уйдём. К сожалению, мы не только не пишем об этом, но даже не задумываемся в этой нашей каждодневной суете, а спешим строить свои пространства, расширяем их границы, стараясь запихнуть себя в так называемую свою самость. Поэтому нам и кажется, что мы живём только в своих границах, очерченных пространством и временем, а всё остальное отделено от нас. Это всё остальное, мы спешим окатегорить в своей философии, которая на поверку является лишь жалкой фикцией, плодом нашего воображения.

Но вот сейчас я вдруг испугался. Одно дело – слышать голоса, и совсем другое – видеть в небе хрустальный шар, который разговаривает с тобой. Да, все эти психологические эксперименты не доводят до добра, так можно и рехнуться или, как говорят, «подвинуться умом». Но что-то я уже слышал об этом хрустальном шаре. Кто же мне о нём говорил? Я попытался напрячь память и вспомнить прошлое. Там, далеко в прошлом этот хрустальный шар уже где-то фигурировал в моей жизни.

К счастью, в моём возрасте я легко вспоминаю прошлое, вернее, картинки из моего прошлого без имён и названий, то, что отложилось на дне моей памяти, потому что единственное, что осталось у меня в жизни, это – моё прошлое. Я полностью овладел этой игрой мнемотехники. Жаль, что мало кто ею пользуется. А ведь это – лучшая машина времени, способная переносить нас в детство, в юные года и в те времена, когда мы были по-настоящему счастливы. Иногда мне казалось, что прошлое связано с будущем, нет, не с тем, в котором я нахожусь, а с тем, которое должно ещё проявиться. Ведь я шёл одним путём. А те, кто, жил когда-то рядом со мной, пошли другими путями. И, может быть, они убежали в будущее намного дальше, чем я. А почему бы и нет? Ведь тот, кто оставил этот мир, живёт уже в другом мире, в который я когда-нибудь ещё приду. Не знаю, правильно ли я мыслил, но мне казалось, что при помощи моей фантазии, я могу заглянуть в будущее. Часто я улетал в будущее и пытался предугадать, что случится после моей смерти. Такой метод даёт мне возможность перемещаться ни только во времени, но и в пространстве. Я даже могу это делать, не выходя из комнаты, лёжа в своей постели. Я поймал себя на мысли, что с какого-то момента я начал одновременно жить в настоящем и прошлом. Конец моей действительности изворачивался и, каким-то чудом, смыкался с моими воспоминаниями.

Сейчас-то я с гордостью могу заявить во всеуслышание, что к концу своей жизни я, наконец-то, овладел категориями времени и пространства в самом прямом смысле. Эта способность порождает в моей душе безграничное ощущение причастности к вечной жизни. После работы, (мне приходится проводить целый день в городской управе), по вечерам я предаюсь моему любимому занятию – переношусь из одного времени в другое, из прошлого в будущее. Но всё равно, в конце концов, оказываюсь в настоящем.

И вдруг я становился, как будто столкнулся с чем-то невидимым. Хрустальный шар завис надо мной. Я стоял на бордюре тротуара, собираясь перейти оживлённый перекрёсток. Так и есть, вспомнил. Хрустальный шар видела девочка, которая жила в нашем городе и училась в одном классе со мной. Её звали Галей. Это была синеглазая белокурая девочка с длинной косой. Одно время мне казалось, что я был влюблён в неё, и даже признавался ей в любви. То же самое сделали и два других моих друга. Но наша любовь, к сожалению, продолжалась недолго. Я уехал из моего родного городка и забыл о ней. Так вот, однажды ночью я провожал её во время ночной прогулки на окраине леса. Вот тогда-то всё это и случилось. Произошло что-то невероятное и необъяснимое, и после этого она стала видеть хрустальный шар, а всё вокруг себя – в радужном свете. Но ей никто не поверил. Многие считали, что она водит нас за нос, и даже насмехались над ней. И она перестала говорить о хрустальном шаре. Она была очень доброй и весёлой девушкой. Интересно, кто же на ней женился: друг Оставшийся, или друг Странствующий? Никого из них я после моего отъезда не видел, и ни с кем не поддерживал никаких отношений. Но хорошо помню, как все втроем мы провожали её со школы домой, благо жили мы все вместе в маленьком городке, где почти все жители знали друг друга. Я думаю, что на ней должен был жениться самый хороший парень из моих друзей. Но кто? И вот здесь я впервые понял, что страдаю склерозом. Прошло сорок лет с того времени, как я покинул мою родину, и я не помнил имён моих друзей, и плохо представлял лицо моей возлюбленной. После окончания средней школы я жил уже в другом городе, и до меня не доходили никакие слухи о них. Живы ли они? Женились ли они? Есть ли у них дети? И что с ними сейчас? Я ничего не знал, как будто что-то начисто отрезало меня от моей родины. Я даже не мог найти всему этому объяснения. Сколько же ей сейчас лет? Она была чуть моложе меня. Вот бы позвонить туда и спросить, как у них дела. Но я даже не знаю номеров их телефонов. Я сравнивал её с разными женщинами, встречающимися мне в моей жизни, но ни одна из них не вошла в моё сердце так глубоко, как она. Она была для меня неким жизненным символом Любви, олицетворяя в себе сразу и Веру, и Надежду, и Любовь. Когда она подала мне однажды яблоко, я назвал её Евой. Но настоящее её имя было всё же Галина, что с греческого переводится как Покой и Тишина. Рядом с ней мне было всегда спокойно, как будто я пребывал в своём собственном доме. Она всегда была девушкой моей мечты. Моя Ева, Вера-Надежда-Любовь, моя несравненная Галина. Но были и такие времена, когда судьба как будто закрывала передо мной эту страницу и налагала на неё печать забвения. Но почему так происходило? Этого я не знал. Что же случилось? Ведь я уехал неспроста из своего родного города. Кажется, я не хотел тогда жениться, хотя и любил эту девушку. Но почему? Может быть, потому что тогда я не мог обеспечить ещё нашу совместную жизнь? Уехал и начисто вычеркнул её из своей жизни, как и своих друзей детства. Начал новую жизни на пустом месте. И прожил её беззаботно и скучно, как незапоминающийся сон. Всё проспал, заспал даже все свои воспоминая. Разве может быть такое, что человек не может вспомнить даже имён своих друзей? Говорят, что человек иногда не может вспомнить даже своего имени. Значит, такое бывает. Что же такое память? Может быть, память и есть жизнь? И если нет памяти, то и жизни, вероятно, нет.

Загорелся зеленый свет на светофоре, я перешёл дорогу и вошёл в сквер.

Воспоминания моего детства и юности нахлынули на меня приятной ностальгической волной. Я часто вспоминал свою родину. Но вот только воспоминания о моей жизни получались какими-то ленточными, как будто это была своего рода лемниската, где концы перевёрнуты и сомкнуты. В ней периоды жизни, пробегая перед моим внутренним взором, прокручивались подобно киноленте, составленной из лоскутков разных периодов моей жизни. Я заново переживал свои радости и огорчения, ошибки и прозрения, поиски смысла жизни и обретения счастья. Там когда-то в прошлом я начал создавать своих кумиров, а затем безжалостно свергал их с пьедесталов. Именно там и тогда я начал поиски новых ценностей, отличающихся от той морали, что всегда навязывалась нам и всему обществу политиками и сильными мира сего. И всё это происходило в погоне за Истиной, такой призрачной и неуловимой, похожей на прекрасную девушку, которая дарит нам свою улыбку, радостный смех, а затем ускользает от нас. Перед моим внутренним взором вдруг возникло смеющееся лицо Галины. Как помню, она всегда улыбалась мне доброй и ласковой улыбкой. Боже! Сколько у меня было девушек, но все они не походили на неё, поэтому и ускользали от меня, так как у меня не было большого желания их удерживать возле себя. Наверное, поэтому я и остался в конце моей жизни одиноким. То же самое случалось и с Истиной, которую я даже в конце моей жизни никак не мог ухватить и сделать своей.

М-да, именно так оно и было. Я с сожалением констатировал, что так и не познал высшую Истину, хотя гонялся за ней всю свою жизнь, также, как и не обрёл истинную любовь. Но возможно, всё это когда-то было, и прошло мимо меня лёгкой дымкой, как утренний туман. А может быть, я проигнорировал её, когда она хотела открыться передо мной во всём своём сиянии. Так же как мы не замечаем утреннего солнца, спеша на работу. А вот ложные цели я принимал за истинные. Но в глубине моего сердца всё же до сих пор теплилась надежда, что когда-нибудь я достигну этой цели. И истина и любовь вернутся ко мне снова. И я ещё переживу радость познания от озарения, которое снизойдёт на меня, и поможет познанию высшей мудрости.

Я, горько улыбнувшись, остановился возле фонтана в центре сквера. Фонтан не функционировал, но бассейн был заполнен водой. На водной поверхности отразился светлым пятном мой хрустальный шар.

«Полно тебе, – сказал я сам себе, разглядывая себя в отражении водной поверхности, – о какой любви может идти речь, посмотри на себя. Ты уже старик, и всё ещё на что-то надеешься. Но ведь рано или поздно открывается Истина и приходит любовь. М-да, истина прийти может, но вот любовь? Разве что очень запоздалая. Все мои прежние подруги стали уже старухами. Если они ещё живы. Ну и что? Иногда даже в стариков влюбляются молодые девушки»! Я улыбнулся, и на этот раз не согласился со своим внутренним голосом. «Ладно, поживем, увидим, – сказал я себе и пошёл дальше. – Только бы не помешала этому моя смерть».

Однако, я поймал себя на мысли, что последнее время всё больше начал сомневаться в том, что когда-либо умру. По правде сказать, я, вообще, никогда не верил в существование самой смерти. Это, наверное, привилось мне ещё со времен, когда я жил на родине. Там принято было считать, что смерти не существует. Такой уж жил там народ. И ни потому, что они открыли какой-то секрет бессмертия. Настоящим секретом бессмертия, вероятно, владеет только Всевышний, и он вряд ли когда-либо поделится им с нами. Но мои земляки считали, что бессмертие не является тайной, ибо оно заложено в самом человеке. Наверное, поэтому там каждый, желающий обрести его, а попутно и гармонию в своей жизни, любой ценой стремился поверить во всё, что угодно, принимая на вооружение любую теорию бессмертия, которая ему попадалась под руку. А многие в этих устремлениях доходили до настоящего безумия, хватаясь за идею бессмертия, как утопающие за соломинку. И к чему это приводит? Ведь люди всё равно куда-то исчезают. Может быть, они меняют миры. Надоест им жить в одном мире, они переселяются в другой. Для этого, наверное, и созданы природой определённые механизмы их перемещения. Во всяком случае, в моём городке для этого существуют яблоневые сады, где можно забыться и переместиться в другое измерение. Но об этом я бы не хотел вспоминать. Однако меня всегда занимала мысль: все ли живущие на земле люди получают это бессмертие? И каково соотношение между этой их надеждой и реальностью? Ведь недаром говорят в народе: надежда умирает последней. Однако она всё же умирает вместе с человеком.

Я посмотрел на небо. Оно было безоблачным, солнце окрашивало его в августовские светло-синие тона прохлады приближающейся осени. Была пятница. Вечером я мог уже уехать на дачу. Разве можно покинуть этот прекрасный мир? И как я могу уйти из него, оставив всю эту красоту?! Я даже представить себе этого не мог. Поэтому я и повторял себе много раз: «Я бессмертен. Меня никогда не одолеет смерть. Я буду жить вечно». Может быть, в тайне своей души, я боялся смерти, как и многие мои земляки, боящиеся умереть. Поэтому они и придумали эти яблоневые сады, в которых можно было перемещаться из одного измерения в другое.

Я вышел из сквера, перешёл по «зебре» площадь и вошёл в здание моей управы. Охранник кивнул головой, приветствуя меня, и не заметил шара, который влетел со мной в двери, сжавшись до небольшого размера. Он был уже похож на яркую шаровую молнию, но никто из моих сослуживцев не обратил на него внимания, хотя от его сияния в коридорах, по которым я проходил, и в кабинетах становилось светлее и радостнее. Я дошёл до своего рабочего места и сел за стол, а шаровая молния примостилась в углу нашего кабинета у окна надо мной.

Сергей Андреевич, мой сосед по кабинету, посмотрев в окно на голубое небо, заметил:

– Какой денёк-то! Ни одного облачка! Будет жарко, даже не чувствуется приближения осени. А светло-то как! Всё сияет! Как будто середина лета.

Я не стал его спрашивать, видит ли он мой шар. Сергей Андреевич был приблизительно моих же лет. Недавно он тоже вышел на пенсию. Будучи отцом и дедом многочисленного семейства, он, также как и я, любил по пятницам уезжать на дачу.

– Только бы в воскресные дни погода не подвела, – вздохнув, заметил он. – Что там нам сообщает небесная канцелярия?

Я сказал, что сейчас посмотрю прогноз погоды, и нашёл в Интернете спутниковую метеосводку. На мониторе компьютера наше местоположение на земном шаре определяла дугообразная излучина огромного озера. Она и отделяла место, где я жил в настоящее время, от того места, где когда-то суждено мне было появиться на свет. Там за озером на востоке лежала моя родина. И даже из космоса можно было рассмотреть бетонированную полоску с утолщенным завитком в виде опрокинутой буквы Р аэродрома авиационного завода, где бы я хотел приземлиться из космоса прямо сейчас. Всё пространство было чистым и отчётливо просматривалось. Полоски облаков и туманности лишь окаймляли эту земную картину.

– Дождей не будет, – заявил я, – нам предстоит провести светлые воскресные дни.

Он блаженно улыбнулся и сказал:

– Значит, небесная канцелярия организует нам на выходные хорошую погоду. Это прекрасно, вот только не понятно, как это они так делают.

– Что делают? – не понял я.

– С организацией хорошей погодой, – рассмеялся он. – Вот мы с вами тоже работаем в канцелярии, но у нас всегда завал работы. Если эти документы, – и он кивнул на шкафы, заваленные бумагами, – сравнить с облаками и тучами на нашем синем небе, то у нас каждый год длится нескончаемый период дождей, и никаких просветов, хоть бы раз проглянуло солнце, и мы вздохнули с вами спокойно, и поговорили бы на какую-нибудь отвлеченную тему. Сколько ни трудишься в поте лица, всё равно количество дел не уменьшается, а только увеличивается. Сейчас, чтобы всё разобрать, нам с вами потребовалось бы года четыре. Не мудрено, что люди ходят к нам годами. К тому же, ещё эти неприятные новости.

– Какие новости? – спросил я.

Его лицо приняло настороженную гримасу.

– А вы слышали, – вдруг спросил он меня, понизив голос, – что в нашем департаменте предстоят сокращения? А это значит, что кого-то из нас уволят.

– Меня, – спокойно ответил я.

– Почему вы так думаете? – спросил он, и я заметил, как он напрягся и невольно сделал кадыком глотательное движение.

– Я знаю это, – успокоил я его.

– Откуда у вас такие сведения? – опять спросил он, глядя на меня настороженно.

Я посмотрел на шар и вдруг улыбнулся, сказав Сергею Андреевичу, что у меня есть свои секретные источники информации. Я знал, что Сергей Андреевич не хочет потерять работу, и очень переживет по поводу предстоящего увольнения. Я объяснял себе это тем, что, работая, он как бы показывал свою значимость всему многочисленному семейству, к тому же, уходя на работу, он на какое-то время ускользал из их шумного круга, чтобы отдохнуть в тиши кабинета от крика и гама многочисленных внуков, которых его дети сплавляли им в рабочие дни. Хотя он был со мной почти одного возраста, но всё же боялся, что его уволят за неумение пользоваться компьютером. Меня же не заботила мысль о том, что я потеряю работу. Этим утром я приобрёл нечто большее, чем работу, которой я занимался уже многие годы.

Приём посетителей ещё не начался, и я подумал, что мне было бы не плохо позвонить кому-нибудь, кто остался на моей родине. Я долго искал хоть какой номер в записной книжке, но ничего не нашёл. Сорок лет минуло с тех пор, как я сжёг все мосты. Выдвинув ящик стола, я стал рыться в груде ненужного хлама, который никак не решался выбросить. Там я и отыскал старый блокнот, где в самом начале обнаружил запись нескольких телефонов моей родины. Одним из них был телефон отдела кадров строительного управления. Я обрадовался, что нашёл хоть что-то, что связывало меня с моей родиной, и ещё раз похвалил себя за правило – никогда ничего не выбрасывать.

Я набрал номер телефона. Ответил женский голос.

– Что вам нужно? – спросила женщина.

– Я работал на стройке вашего управления в течение пяти лет, – сказал я, – мне нужна справка для подтверждения стажа работы при оформлении пенсии.

– Назовите свои данные и период ваше трудовой деятельности у нас, – сказала она мне.

Я сообщил ей все свои данные и время моей работы.

Через некоторое время она ответила:

– Я нашла вашу карточку в архиве, выписку из неё я сделаю и вышлю на ваш адрес. Назовите свой адрес.

Я назвал свой адрес, но мне так хотелось поговорить с ней, что у меня даже перехватило дыхание. Но о чём с ней говорить? Спросить её о моих друзьях или возлюбленной, имён которых я не помнил. Узнать у неё, как изменился городок за сорок лет, но, возможно, судя по её молодому голосу, ей всего может быть двадцать лет. И к тому же, будет ли она разговаривать с незнакомым человеком по телефону, и уж тем более откровенничать с ним в отделе кадров закрытого предприятия.

Я поблагодарил её и положил трубку. Но уже сам факт того, что я услышал голос с далёкой родины, наполнил меня радостным чувством.

Тогда в детстве я был единственным, кто верил в существование этого шара. Но почему шар появился рядом со мной только через сорок лет с тех пор, как я покинул родину. Может быть, в этот день моя возлюбленная перешла в иной мир. Когда её душа находилась на земле, этот шар был рядом с ней. Неужели этот шар и есть её душа? Ведь шар разговаривал со мной женским голосом. Но я давно не слышал её голоса. Да и помнил я о ней из того времени лишь то, когда она была юной девушкой. За это время её голос мог измениться.

Из задумчивости меня вывел голос Сергея Андреевича, который выглянул в коридор.

– Народу в приёмной сегодня необычайно много. Так что предстоит нам потрудиться.

Часы, весящие над дверью, показывали девять часов. Мы с Сергеем Андреевичем начали приём посетителей. Первым посетителем оказалась ухоженная возрастная женщина бодрого вида с пышными пепельными волосами. Глядя на неё, я подумал, вот «божий одуванчик», которому не сидится дома. Сидела бы в своей уютной квартирке, и наслаждалась отдыхом, а не обивала бы пороги казённых учреждений, стоя в очередях в поисках правды и справедливости.

– Ваше дело? – спросил я официальным тоном чиновника

– Видите ли, – перешла она сразу же в наступление, – когда в нашем государстве перестанут твориться безобразия?

Обычно многие посетителя именно так начинали свои выступления. Я спокойно кивнул ей головой и доброжелательным тоном спросил:

– Слушаю вас.

– Мой муж умер год назад, – продолжала она, – я его похоронила. Мы прожили вместе, душа в душу, много лет. Любили друг друга. Так вот я его похоронила. Скопила сбережения, чтобы поставить ему хороший каменный памятник, потому что сама в будущем собираюсь упокоиться рядом с ним. И вот буквально вчера прихожу на могилу, и вижу, что рядом с ним похоронен ещё один человек средних лет. Представляете? Это на моё-то место положили какого-то мужика.

– Что, совсем рядом? – спросил я сочувственно, погладив лысину.

– Ну, не совсем рядом, но очень близко.

– И вам не осталось места?

– Место-то осталось, – сказала она, – но как я буду лежать между двумя мужиками? А вдруг этот молодой начнёт приставать ко мне. Что скажет тогда мне мой муж?

Я едва удержал улыбку. Кашлянув в кулак, я спросил её серьёзным тоном.

– А вы допускаете такую мысль, что он будет приставать к вам?

– Судя по его нахальной физиономии, которая изображена на фотографии на памятнике, он при жизни не пропускал ни одной юбки мимо себя.

– Так что вы предлагаете?

– Я предлагаю выкопать его и перенести в другое место, другими словами, перезахоронить. И потом, почему это его похоронили уже на захороненном месте? Почему вы не следите за тем, чтобы не хоронили чужих людей там, где им не положено лежать? Почему никто не советуется с родственниками уже похороненных умерших? Не спрашивают нас, можно ли на этой территории хоронить или нет? Почему у нас такой бардак в стране? Если среди живых людей не можете навести порядок, так навели бы его хотя бы среди мёртвых.

Женщина очень разволновалось, её лоб даже покрылся бусинками пота.

– Что хотят, то и воротят, – продолжала она негодовать, – ведь мёртвые в отличие от живых стеснены обстоятельствами, они уже не могут по своему желанию переселиться в другое место, если их что-то не устроит на том месте, где они похоронены. К тому же, нужно учесть, что могила становится для умершего его вечным жилищем.

– Вы полагаете, что умершие живут в своих могилах? – спросил я её, пытаясь перевести разговор на более высокий духовно-эзотерический уровень.

– А где же они живут? – удивилась женщина, разведя руками. – Куда их закапывают, там они и живут.

– А мне казалось, что после смерти все попадают на небо, – слабо попытался я придать нашему разговору духовное направление.

– Кто-то попадает на небо, кто-то – под землю, а кто-то – на дно морское, например, утопленники, которых никто не может поднять оттуда и похоронить по-человечески, – категорично заявила она. – К тому же я не уверена, что кто-то в настоящее время может попасть на небо. Вероятно, небом вы считаете космос. Когда-нибудь придёт такое время, когда космонавты начнут улетать в звёздные пространства и обретать там свои могилы. Пока что нам мешает это делать земное притяжение.

– Вы, наверное, атеистка? – спросил я осторожно.

– А что? Разве плохо быть атеисткой? – спросила старушка и сердито посмотрела мне в глаза.

– Да нет, – поспешно ответил я, – совсем неплохо. Но последнее время, многие, даже учёные, предполагают, что у человека есть душа, которая после смерти возносится на небеса.

– Очередное заблуждение, – раздражённо заявила женщина, – всё это происходит оттого, что многие люди отчаиваются достойно устроиться на земле, и думают, что после их смерти кто-то где-то им сделает что-то лучше. Нет, наше поколение было совсем другим. Мы не верили во всякие небылицы и поповские сказки о какой-то там неизвестно откуда взявшейся душе, которая якобы живёт в человеческом теле. Мы жили сегодняшним днём, без всяких там заморочек, просто и естественно. И если мы чувствовали себя счастливыми людьми, то это счастье было нашим неотделимым состоянием. Мы радовались жизни и наслаждались ею, не ожидая никаких манн небесных. Поэтому мы и прожили яркую и наполненную жизнь, и, прощаясь с жизнью, мы не будем плакать и сожалеть о том, что чего-то мы недополучили. Мы получили всё, что заслужили. Но хотелось бы, чтобы и после смерти к нам отнеслись с уважением, если не к самим нам, то хотя бы к нашей памяти. Ведь мы, как я считаю, прожили нашу жизнь правильно. Кто-то может осудить наши времена, но, я думаю, что только мы сами имеем право судить о том, правы мы были или нет.

Женщина замолчала, уставившись на потолок. Я тоже поднял взгляд и увидел огненный шарик, сжавшийся до размера теннисного мячика.

– Так что мы будем с вами делать? – спросил я её.

– Я подала в вашу канцелярию заявление по поводу нарушения захоронения на нашем кладбище, – спокойно сказала она, – но я знаю, как долго лежат заявления в вашей канцелярии, и никем не рассматриваются. Поэтому и пришла к вам. Я не могу долго ждать, не зная, когда наступит мой последний час. Вдруг я умру завтра, и меня похоронят на том месте рядом с чужим мужиком, который мне противен. Мне бы не хотелось этого. Я чисто по-человечески прошу помочь ускорить моё дело и решить его как можно быстрее в мою пользу. Мне совсем не безразлично, кто меня будет окружать на погосте, и в какое общество я попаду. При жизни я старалась тщательно выбирать себе знакомых. Но для этого у меня была хоть какая-то свобода выбора, а вот сейчас я боюсь, что после моего смертного часа, такой свободы может не оказаться.

Она встала со стула, провела своей маленькой ладошкой по пышным пепельным волосам, кивнула мне на прощание и вышла из кабинета с гордо поднятой головой, не удостоив внимания Сергея Андреевича.

– Да, – сказал он, когда посетительница покинула наш кабинет, – мороки с такой не оберешься. Знаю я таких посетительниц, пока своего не добьётся, житья нам не даст. Но вот что странно! Не всё равно ли, где ей лежать после смерти?

– Как видно, не всё равно, – ответил я.

– М-да, – ответил он, – такие всегда получают самые лучшие места в нашем обществе.

– Да, что вы такое говорите, – возмутился я, – человек требует к себе элементарного уважения. Если при жизни он не может его получить, так пусть хоть после смерти его получит.

– А-а, – махнул рукой Сергей Андреевич, – я-то что, разве против этого. Но вы сами посудите, мы при жизни-то в нашей стране не можем избавиться от коммунальных квартир. Не можем обеспечить всех нормальной жилой площадью, хотя у нас норма – девять квадратных метров на человека, а уж после смерти мы вообще не думаем о том, где их разместить. Как было принято раньше мертвецу отмерять три аршина земли в длину, так и сейчас это делается, а толстый он или тонкий, уже не имеет значения, всё равно со временем он в земле ссохнется или истлеет. Какая ему разница – с кем лежать. Эта старуха немного не в своём уме, подвинулась разумом, чокнутая. Здравый человек о таких вещах даже не думает. Похоронили его, и с Богом, отнеслась душа в рай. В раю всем места хватит, ведь он состоит из тонкого эфира, который и сжимается и расширяется, как ему угодно. Это на земле людям места не хватает. Этой старухе лучше всего было бы уверовать в загробную жизнь, другим было бы спокойнее. К тому же у простого народа вообще представление о смерти проще, чем мы с вами представляем. Главное для них соблюсти ритуал, а что будет потом, это их как-то не очень интересует. Как-то я слышал одну историю от знакомого попа. Он рассказывал, что к одному епископу обратилась паства с жалобой на нового молодого батюшку, который только что закончил семинарию, был рукоположен и направлен к ним в село. Они заявили, что он не пускает душу в рай. Собралась комиссия из священнослужителей и была направлена туда. Так вы представляете, что там было? Прежний батюшка обычно проводил отпевания так: в церкви отпоют покойника, вынесут его во двор и поставят гроб перед закрытыми железными воротами церковной ограды. Затем батюшке наливают стаканчик водочки, тот её выпивает, занюхивает рукавом, а затем со всего маху разбивает стаканчик о железные двери с криком: «А! Понеслась душа в рай!» В это время открывают двери ограды, выносят покойника с церковного двора и несут на кладбище хоронить. Этот ритуал соблюдался всегда, так вот новый священник запретил это делать, отнеся это действо к кощунству. И паства сразу же воспротивилась и накатала на батюшку телегу владыке. Так что у народа свои представления о смерти и вознесении души на небеса. И если мы не хотим показаться невежами, то должны принимать то, что есть у народа, и по возможности не вмешиваться в его жизнь, и не менять его традиции.

Я ни стал возражать Сергею Андреевичу, потому что появился новый посетитель. Он был одет довольно бедно и не очень чисто. Лицо его было обветрено, заросло щетиной.

– Какое у вас дело? – спросил я его, как можно любезнее.

– Я бы хотел получить документы, – ответил он сумрачно.

– Какие документы? – спросил я.

– Документы, удостоверяющие мою личность.

– Это не к нам, – ответил я, – а в паспортный отдел полиции.

– Я там уже был, – ответил он, – но они мне ничего не выдали.

– Почему? – удивился я.

– Они утверждают, что я умер. Вернее, они говорят, что умер тот человек с моей фамилией. А я – самозванец.

– Как же так получилось? – удивился я.

– Тот человек во время аварии обгорел, – ответил он, – и установить его личность не было возможности. Эго похоронили вместо меня. Я же, будучи с ним в одном транспорте, от удара машины в дерево потерял память, но потом очнулся и ушёл с места происшествия в лес, был не в себе. Авария произошла на шоссе среди лесных массивов. Я бродил по лесу, пока не выбился из сил, а потом ещё и долгое время не мог вспомнить, кем я являюсь. Бродяжничал. Но со временем память восстановилась. Но вот только вернуть себе своё имя уже не смогу. Никто меня не признаёт. Даже жена отказалась от меня.

– Почему? – удивился я.

– Потому что у неё появился уже другой мужчина, а чтобы я не претендовал на наше имущество, нажитое вместе, она просто меня не признала, заявив, что её муж похоронен.

– Вы так изменились, что она вас не узнала?

– Нет, – вздохнув, ответил мужчина, – я совсем не изменился. Просто изменилось её отношение ко мне. Её знакомые тоже меня не признали. Поэтому я и стал бездомным.

– Странно, – сказал я, – неужели все люди вокруг вас стали такими чёрствыми, и вам никто не помог?

– Выходит так, – ответил он и замолчал, грустно глядя в окно.

– Что же вы собираетесь делать? – спросил я его.

– Вот пришёл просить у вас помощи, – сказал он, – я же не могу болтаться между небом и землёй. Если я не умер, то, значит, жив. Поэтому прошу признать этот факт, и выдать мне документы. Тогда бы я мог устроиться на работу, поселиться где-то в общежитии, одним словом, получить возможность на человеческое существование. В настоящий момент моя жизнь ничем не отличается от бродячего пса.

– А как вы прошли мимо охранника? – вдруг подал голос со своего места Сергей Андреевич.

– В моём птичьем положении можно вообще научиться летать по воздуху, – сказал мужчина.

– Разве вы русского языка не понимаете? Мы не выдаём здесь документов. Этим занимается полиция, – недовольно объявил ему Сергей Андреевич, пытаясь отмахнуться от него, как от назойливой мухи.

– Тогда чем же вы здесь занимаетесь? – спросил нас бомж.

– Чем мы занимаемся?! – подскочил на стуле Сергей Андреевич. – Если вас интересует, то я могу объяснить. Вы думаете, что государственные чиновники вообще ничего не делают, а сидят на своих стульях, ковыряют в носу пальцем и считают мух на потолке?

Мужчина ничего не ответил.

– Так вот, любезнейший, продолжал мой сосед, – мы следим за порядком в государстве. Если мы будем допускать всякие непотребности, то люди встанут на головы и начнут так ходить по всей стране.

– Разве нужно получить разрешение от вас, чтобы встать на голову и ходить так? – с усмешкой спросил его бомж.

– Конечно же, такого разрешения у нас не нужно получать, – спокойно сказал Сергей Андреевич, как будто не заметив иронии в словах бомжа, – но мы всегда готовы выслушать посетителя и рассмотреть любое его заявление, каким бы странным оно не показалось на первый взгляд. Ведь в жизни всякое случается, так вот, прошу вас рассматривать чиновников как служащих, пекущихся о благе, проводников народа, а не недоумков, которым нечем заниматься в жизни. Для этого блага мы и работаем все двадцать четыре часа в сутки, и даже не спим. Поэтому все знают, что работа у нас не нормированная. Мы практически никогда не выходим из этого кабинета. Вся наша жизнь проходит среди этих бумаг. Мы выслушаем любого человека, если он даже придёт к нам ночью.

– Однако, – возразил бомж, – на двери вашего кабинета написаны часы приемов. К тому же хотелось бы знать, в чём заключается это благо, о которым вы печётесь.

– Это так, – не растерявшись, ответил Сергей Андреевич, – официально мы принимаем в эти часы, но потом мы всё время посвящаем разбору жалоб наших посетителей. Через эти бумаги мы прочной связью связаны с нашим народом, мы знаем все его чаяния, боли, беспокойства, тревоги и треволнения. И мы денно и нощно работаем над тем, чтобы решить все его проблемы. В этом и заключено это благо. Даже вы, человек без определённого места жительства, без имени и каких-либо других данных о себе, можете прийти к нам и пожаловаться на свою жизнь.

– Вот только станет ли от этого моя жизнь лучше? – со вздохом произнёс бомж.

– Не нужно отчаиваться, – молвил Сергей Андреевич, – если вы свою жизнь берёте в свои руки, то и нам легче вам помочь.

– Так помогите мне? – попросил бомж.

– Единственное, что можем сделать вам, это позвонить в милицию и попросить их ускорить вам выдачу документов, но для этого всё равно вам нужно соблюсти всю процедуру выдачи.

– Но поэтому я и пришёл, чтобы сказать вам, что вся это процедура бессмысленна. Для того чтобы получить документы, мне нужно где-то прописаться, а для того чтобы прописаться, нужно получить документы. Получается заколдованный круг. Чтобы кто-то мне выдал хоть какую-то справку, мне нужно найти человека, знающего меня и подтверждающего мою личность, таких людей я не могу отыскать. Да и кто возьмёт на себя поручительство за бездомного. Получается, что я выброшен из этого общества.

– Вы не правы, – мягко ответил Сергей Андреевич, – в нашей стране живой человек всегда найдёт защиту у государства.

– А если я уже мёртвый по всем документам, то тогда что? – спросил бомж.

Сергей Андреевич развёл руками и сказал:

– Тогда нужно как-то исправить эту досадную ошибку. Не теряйте надежды и самообладания. Иногда и у нас случаются всякие недоработки. И если вам кажутся препятствия для получения документов неодолимыми, то вы должны утроить ваши усилия, чтобы добиться справедливости. Нам трудно сейчас разобраться во всей сложности вашего дела. Нам не совсем понятно, почему вас, живого человека, принимают за мёртвого. Но вы и нас поймите, наше государство не может вот так просто выдать документы любому встречному на основе только его личных свидетельств. Ведь таким образом в нашу страну могут пробраться и легализоваться любые разведчики и враги. Для этого полиция и стоит на страже законов, чтобы охранять государственную безопасность. Мало ли что вы можете сделать с этими документами. Устроитесь на престижную работу, продвинетесь по службе, получите доступ к секретной информации, а потом начнёте сливать эту информацию за границу нашим врагам. Ведь так. Вы и нас поймите. Ведь нашим государственным аппаратом не может всё делаться тяп-ляп. Получение документов для гражданина нашей страны – дело особой важности. Он только родился, а уже получил свидетельство о рождении. Он даже читать не умеет, а очень важная справка уже родилась вместе с ним. Потом, по достижению совершеннолетия, он по этой справке получает паспорт и становится полноправным гражданином нашего государства. Каждый человек, рождающийся в нашей стране, ставится на учёт. А как же иначе? Без этого не обходится ни одно государство. От того, как мы держим во внимании наших граждан, зависит порядок и процветание нашей страны. Как вы думаете, из чего проистекает представление правительства об общем положении дел в стране? Да от того, в какой степени мы будем располагать информацией о нашем народе. К сожалению, вы выпали из нашего информационного поля. Мы не знаем, кто вы, откуда вы взялись, и что собой представляете. В какой-то степени, вы – инородное для нас тело. Мы не можем считать вас гражданином нашего государства до тех пор, пока всё о вас не узнаем.

Бомж, сидящий на стуле, заёрзал и стал смотреть в открытое окно нашего кабинета на бездонно синюю голубизну неба.

– Так как же мне быть? – безнадёжно спросил он.

– Нужно набраться терпения и ждать, пока компетентные органы не разберутся в вашем деле. Мы их можем только попросить помочь вам, но работу за них никто из нас не будет делать.

– И сколько это будет продолжаться?

– Столько, сколько потребует время.

– Но тогда я и в самом деле из живого могу превратиться в мёртвого, – сказал бомж и встал со стула.

– Не нужно терять веры в справедливость, – мягко заметил Сергей Андреевич. – Рано или поздно справедливость обязательно восторжествует.

– В этом я не уверен, – сказал бомж и, подойдя к окну, выбросился наружу.

Я увидел, как, побледнев, изменился в лице Сергей Андреевич, но не мог произнести ни слова. Все мои члены тоже сковал ужас. Сергей Андреевич тоже молчал, разинув рот от такой неожиданности. Можно было бы сказать с полным правом, что слова застряли в наших глотках. Когда оцепенение немного прошло, мы вскочили со стульев и бросились к окну. Наш кабинет находился на третьем этаже. Снаружи всё было тихо. Мы ожидали увидеть под окном распластанное на газоне тело бомжа, но там никого не было. Люди спокойно проходили невдалеке по асфальтированным пешеходным дорожкам мимо нашего здания, не обращая на нас никакого внимания.

– Где же этот бомж? – с волнением произнёс первые слова Сергей Андреевич.

– Не знаю, – сказал я, пожав плечами. – Может быть, и в самом деле он научился летать подобно птице. Так он нам сказал.

– Что будем делать? – спросил меня Сергей Андреевич.

– Не знаю, – сказал я и опять непроизвольно пожал плечами.

– Тогда сделаем вид, что ничего не произошло, – принял решение Сергей Андреевич.

Мы вернулись к своим рабочим местам, сели и помолчали.

Немного успокоившись, мы продолжили приём посетителей.

На этот раз к нам в кабинет вошла опять женщина, но уже средних лет. Она робко примостилась на краешек стула и изложила свою просьбу.

– Несколько лет тому назад у меня пропал муж, – сказала она.

Я посмотрел ей в глаза в какой-то прострации и ничего не ответил, потому что увидел в них страдание и горе.

– Как это произошло? – вместо меня спросил Сергей Андреевич, который уже вполне овладел собой, собрался с мыслями, взяв себя в руки.

Женщина повернулась к нему вполоборота и сказала:

– Он вышел из дома и исчез.

– Когда это случилось, днём ли вечером?

– Вечером, – сказала она.

– Вы поругались?

– Нет, – ответила она.

– Он работал в какой-нибудь секретной службе?

– Нет, – покачала она головой, – он работал слесарем по канализации в жилищно-коммунальном отделе нашего домоуправления.

– Вот оно что? – произнёс Сергей Андреевич, как будто это имело какое-то отношение к делу. – А он не совершал растраты?

– О чём вы говорите? Какую растрату может совершить слесарь. Он же не банкир. Мы с мужем жили от получки до получки.

– А у него не были любовницы?

– Что вы такое говорите?! – возмутилась женщина. – Кроме меня у него вообще не было в жизни женщин.

Сергей Андреевич посмотрел на меня так, что можно было прочитать в его взгляде сразу две его мысли: «Святая простота!» и «Общепринятое женское заблуждение!»

– Вы обращались в полицию? – спросил он.

– Как же не обращалась?! – взволновано воскликнула женщина. – Все пороги там обила, но и всё безрезультатно. Они нигде не могут найти моего мужа. Как в воду канул. Ни документов, ни денег не взял с собой. Разве может так просто у нас пропасть человек? Скажите мне.

Возвращение домой. В поисках 4-го измерения

Подняться наверх