Оглавление
Владимир Крупин. Железный почтальон. Рассказы о праведниках и грешниках
Великорецкая купель. Повесть о праведнике
Как жить дальше
Бесплатный проезд, да еще и с охраной
А жизнь-то, Раечка, и прошла
Похороны
Пережили голод, переживем изобилие
Банька
Перед природой мы все – младенцы
Брат, читай молитву
Привет вредителю сельского хозяйства!
Ставь самовар, плясать буду!
Пусто без Веры
Мать тюремщиков!
Дом
Лагерные песни
Как ни живи, а Страшный суд все ближе
Были мне видения
Верую!
Снежный туман. Зимний дневник
Тают снега. Весенний дневник
Рассказы
Между землей и небесами
Три истории о колоколах
О, Русская земля!
Освящение престола. Будни сельского храма
Удел Божией Матери
Железный почтальон
Предисловие
Москва – Сергиев Посад
Нам, при нашей жизни, возрождения России не увидеть, но и гибели тоже
Я мало жил, и жил в плену
Пешая тропа
Факиры были трезвы, но фокус не удался
Выставка-продажа достижений демократии
Одна рана заживает, вторая нарывает, а от третьей придется умереть
У жизни один сюжет – приближение смерти
Тетя Хася, завсекцией
Я тогда тебя забуду, когда закроются глаза
Как креслами махались
Сын, я утром повешусь!
Без Бога ни до порога
Русский стиль
Опустись, занавеска линялая, на больные герани мои
Исповедь врага России
Как делать баранов
Колокол Херсонеса
Сон разума порождает чудовищ
Ты русский? Терпи
Красная гора
Послесловие
Список иллюстраций
Отрывок из книги
Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере, Святителя Николая Чудотворца и всех святых, помилуй мя, грешнаго», – почти автоматически прошептывал Николай Иванович, а сам занимался двумя делами: писал памятки, или, как их называли старухи, «пометки» о здравии и об упокоении, – первое, и второе: думал, как жить дальше. Они с Верой были в самом прямом смысле изгнаны из квартиры, приютились в общежитии, но и тут приходили от коменданта, велели забирать вещи и уходить. Конечно, тут гадать нечего – Шлемкин со свету гонит, Шлемкин, уполномоченный по делам религий при облисполкоме, он человек слова. Сказал в шестьдесят втором году, когда рушили церковь Федоровской Божьей Матери и когда Николая Ивановича за руки, за ноги милиционеры оттащили от бульдозера и бросили внутрь милицейской машины, сказал ему тогда Шлемкин: «Я тебя со свету сживу», – и сживает. Сживает вот уж четверть века. Стал совсем плешивый, скоро на пенсию, а все сживает. Ему за то, что сживает Николая Ивановича, государство зарплату выделило, надо оправдывать. А разобраться, даже и не государство, а сам Николай Иванович гонения на себя оплачивает: он плотник редкостный и работник безотказный. Только, оказывается, и такими работниками не дорожат: уволили. Уволили по статье за прогул.
Прогул засчитали оттого, что в начале июня, как обычно, Николай Иванович ходил в село Великорецкое на день обретения иконы Святителя Николая Чудотворца. В другие годы давали три дня в счет отпуска или без содержания, в этот раз не дали. Знал Шлемкин, что все равно пойдет Николай Иванович в Великорецкое, знал. На то и рассчитывал. Начальник базы очень переживал, лишаясь такого работника, но поделать ничего не смог – приказали уволить. Приказали очистить ведомственную жилплощадь – две крохотные комнатки, в которых было по кроватке, да кухоньку с маленьким столом и табуретками. Самодельные, конечно, и кровати, и стол, и табуретки. Всей мебели – на тележку скласть. Главное их богатство – иконы. И в ее светелке, и в его передней. «Два монастыря у нас, матушка», – говаривал Николай Иванович. В общежитии, куда пустили из милости, оттого, что Вера там была уборщицей, для икон даже места не нашлось. Теперь вот гнали и из общежития. А Веру рассчитали, сославшись на пенсионный возраст и на какую-то статью, сказали даже номер статьи, как будто Вера в этом что понимала. Разрешили пожить две недели. Надо было что-то решать.
.....
– Перед природой мы все – младенцы. Во всей природе все зло в женском роде. Я с толпой туристов не собираюсь по родине ходить, и Африка мне не нужна…
Они уже подходили по затравеневшей дороге к Разумам, к единственной избе.
.....
