Читать книгу Найти себя: Где я? Кто здесь? - Владимир Лузин - Страница 1

Раньше все как-то легко было и непринужденно.

Закончив школу в ещё, но уже еле-еле, советском 1987-м году, решил я поступать в Ленинградский Университет, на факультет психологии. Почему туда? Потому что в Пермском университете тогда такого факультета не было. А в Питере был.

Ну и Питер – это Питер.

Кроме того, в Питере был Ленинградский рок-клуб и группа «Алиса» с Костей Кинчевым и песнями «Мое поколение» и «Мы вместе».

А ещё не один я собрался в Питер, а с двумя друзьями. Школьный друг Жора – любитель точных наук – нацелился поступать в ЛИТМО (Ленинградский институт точной механики и оптики). А друг Иннокентий (мы с ним познакомились в областном лагере комсомольского актива «Юность моя» после 9-го класса) хотел со мной поступать на психологический.

И ещё вступительные экзамены в Питере и Москве были на месяц раньше пермских и прочих локальных. Из-за этого другие города не рассматривались, так как совпадали сроки, и не оставалось манёвра поступить в этом же году в родной Перми, если что.

Хотя соседний Свердловск-Екатеринбург мог бы посоперничать с Питером: и факультет наверняка такой там был, и рок-клуб свой был с Наутилусом и Чайфом, и находился он гораздо ближе Питера. Как ни странно, но почему-то «Екат» тогда серьезно не фигурировал. Оказалось, всему своё время. Этот город намного позже впечатлил и влюбил меня в себя. Но это предмет для отдельной истории. А тогда в 1987-м для наивного пермяка Пермь и Свердловск были равными соперничающими величинами: двумя областными центрами. Понятно, при этом, что Пермь была домом и ощущалась более значимой. Но тяга поехать в Большой город для человека, особенно молодого, это также естественно, как порыв ветра или стремление потока воды найти русло.

Москва пугала, а Питер манил и казался продвинутым. Про его некомфортный климат мы тогда не думали, а думали только про белые ночи и ленинградский рок-клуб.

И вот мы оказались в Питере. При подаче документов на комиссию выяснилось, что комсомольские характеристики, тщательно заготовленные нами в соответствие со списком документов, уже не требуются. И мы с легкостью 17-летних пацанов их безмятежно рвём тут же.

Хрясь! Каким звуком изобразить рвущуюся бумагу? Груз с плеч, которого и так не было. Тоталитарный режим пал!

Но не тут-то было. Начались вступительные экзамены.

***

Первым экзаменом на факультет психологии, как ни странно, была математика. И задания были для нас не очень понятные, не из школьной программы, требующие спецподготовки, как нам показалось. Во общем, мы поплыли. Я что-то написал. Игорь и того меньше. С экзамена мы вышли без особого оптимизма в ожидании результата…

Проверка работ и публикация оценок занимали пару – тройку дней. Ожидая их, мы провели, гуляя по Невскому и Лиговскому. Крыша над головой у нас тоже была, до того беспечно все было. Кстати, иногородних абитуриентов селили в общежитие в комнаты к студентам. Те уехали на каникулы по домам, но не все.

И нас поселили в комнату с гражданином Вьетнама, который по домам не разъехался. Видимо, было не на что, да и не зачем. Питер для него, видимо, был лучше Вьетнама, так как учился и существовал он за счёт государства, только мы не уточнили, за счёт какого. Звали его, кажется, Нгуен, товарищ он был серьёзный и основательный. Закончил 5-й курс физико-математического факультета и хотел продолжать обучение в аспирантуре.

Гостей из Юго-Восточной Азии в то время в России было не так много, как сейчас, поэтому такое соседство для нас парней из закрытого города было вполне себе экзотичным. Однако это не помешало нам подружиться с Нгуеном, тем более по-русски после пятилетнего обучения он шпарил не хуже нашего. Был умён и общителен, подтягивался на турнике в коридоре, носил джинсы и клетчатую ковбойскую сорочку.

Мы спрашивали его: как там товарищ Хо Ши Мин, и как непросто было бойцам Вьетконга противостоять американским агрессорам. Говорили, что советские пионеры, все как один собирали стирательные резинки, карандаши и транспортиры и отправляли их голодным детям Вьетнама – жертвам американской военщины.

Нгуен за это подарил нам значок вьетнамского комсомола. Он был такой четкий, на зеленом кругляшке рука держит красный флаг с желтой звездой и надпись на вьетнамском “BOAN THANH NIEN KONG SAN HO CHI MIN” – что переводится как «Коммунистическая молодежь Хо Ши Мина». Вместо застежки была резьба и кружок-гайка, как у ордена. Как объяснил Нгуен, чтобы прикручивать на гимнастерку. У нас в армии были аналогичные застежки на значках.

Кушать Нгуен готовил … спагетти. В вермишели и макаронах недостатка в магазинах Питера не наблюдалось. И в каждодневном питерском меню у нас были длинные изделия из теста, производства отечественной фабрики, сваренные в кастрюле, промытые в дуршлаге и обильно сдобренные острыми вьетнамскими специями. В этом заключалась фишка приготовленного Нгуеном блюда. Специи ему присылали с родины, и он от души ими сдабривал свою трапезу.

Проводя аналогии с современностью возможно это можно было назвать лапшой WOK, не уверен. Но это было так остро и однообразно, что нас хватило на пару раз.

В ответ мы угостили Нгуена варенным картофелем, посчитав, что это гостеприимно по-русски, как будто за пять лет в союзе он картошку не ел.

Он воспринял наш порыв прозаично, насколько я помню, как будто он всю жизнь ел картошку. Он показался мне чересчур русским и сильно продвинутым. Интересно, где он сейчас. И он идеально говорил по-русски.

Тем временем настал день опубликования оценок по математике.

***

Утром мы с Иннокентием пошли смотреть вывешенные на доске для абитуриентов списки с оценками за вступительный экзамен по математике. Результат был одновременно удовлетворительным и печальным. У меня была «тройка».

Удовлетворительно ли это?

Меня всегда несколько смущало, что «тройка» носит название «удовлетворительно».

Семантически слово «удовлетворительно» означает положительно достигнутый результат, эмоциональная реакция на счастье, исполненное желание, удовольствие, феерия, успех.!!! Это же САТИСФЭКШН! Зигмунд Фрейд и Мик Джаггер меня поймут.

Удовлетворительно в моем понимании это позитивно, приятно, это хорошо и даже отлично. Я никак не мог взять в толк, почему «тройка» – это «удовлетворительно». Ведь тройка – это плохо.

Конечно, если плохо – это «двойка», то есть оценка «неудовлетворительно», пускай тогда «тройка» будет оценкой «не очень удовлетворительно» или хотя бы «удовлетворительно, но не очень» или, например, «как бы удовлетворительно, недоудовлетворительно».

В общем математику я сдал на «как бы удовлетворительно», на троечку.

Тогда я ещё не оперировал в обиходе понятием Когнитивный диссонанс, но полагаю, это был он.

Ведь в школе я учился на «хорошо» и «отлично», как тогда говорили, был ударником.

О стезе математика я, конечно, и не помышлял, но твёрдую «четверку» имел и имел амбицию понять логику теорем м аксиом и дотянуть до пятёрки. Но видимо был недостаточно заточен до уровня ленинградского вступительного экзамена по математике на факультет психологии, ведь я не посещал подготовительных курсов, которые явно имели место быть. Их выражения с двумя неизвестными Х и У мне тогда не зашли.

Сдав экзамен на три балла, теоретически я мог продолжить сдавать вступительные экзамены и за счёт потенциально возможных «пятёрок» по русскому языку и литературе набрать проходной бал. Но это была лишь теория. А как говорил Иоганн Вольфганг Гёте: «Теория суха, мой друг, но древо жизни пышно зеленеет». Древо жизни зеленело в моем воображении иначе. Я засомневался в целесообразности и успешности дальнейшей сдачи экзаменов.

Мои сомнения, рассеял Иннокентий. У него была несдача. Вступительные экзамены здесь для него здесь были завершены однозначно.

Недолго думая, мы решаем ехать поступать в Москву, в МГУ, на психологический факультет!

Дело в том, что для таких как мы, вступительные экзамены в МГУ, начинались на неделю позже и мы успевали к их началу.

***

Мы пожелали удачи Жорке, нашему третьему товарищу.

В ЛИТМО он поступил. Остался в Питере. И не вылезал с рок-концертов. На курсе познакомился со своей будущей женой-петербурженкой. Поселился на Васильевском острове. В начале 90-х занялся бутлегерством, поднял бабла и оптико-механический институт бросил на четвёртом курсе. Когда волна бутлегерства схлынула, Жорка хлопнул по карманам и самостоятельно выучил английский язык, чтобы приобрести навыки мастера предпечатной подготовки, приобрел и устроился работать в глянцевое издание, входящее в большой рекламный холдинг. А потом, когда глянец начал загибаться, Жорка перекочевал куда-то в интернет.

Также мы обнялись с Нгуеном, он пожелал нам удачи в жизни, и больше с ним мы никогда не виделись.

Нас ждала Москва. На приёмной комиссии выяснилось, что тоталитаризм пока еще ни фига не пал, и в списке документов для поступления фигурируют комсомольские характеристики, которые мы благополучно хрясь!порвали и развеяли по ветру в либеральном Питере. За отсутствием оных документы у нас не приняли и к экзаменам не допустили. Наш тур по столицам подходил к концу.

Но нас все же поселили на одну ночь в новое многоэтажное общежитие МГУ, дали пустующую на время студенческих каникул восьмиместную комнату на двоих, где из интерьера на стене висела одинокая зелёная пограничная фуражка.

За стенкой громко смеялись и орали под гитару. Там шла попойка неразъехавшихся молодежи и студентов. Слышались и девичьи голоса. Нас почти не трогали, побеспокоив лишь пару раз по поводу стаканов. А так как наш моральный облик был высок, а природный облик скромен, старшие девчонки нами не заинтересовались.

Ну и не надо, подумали мы и легли спать. До этого мы заблаговременно съездили на вокзал и приобрели на завтра билеты на поезд Москва-Пермь. Утром, собрав чемоданы, мы вышли из общежития и увидели во дворе очередь средних размеров в палатку, торговавшую бананами. Это была большая удача! Настроение улучшилось!

***

Бананов было много. Зелено-желтые лоснящиеся на солнце матовой свежестью кожуры связки в большом количестве лежали с горкой, выпирая, в открытых коробках со сдвинутыми на бок крышками рядом с прилавками и сзади них. Коробки стояли друг на друге в несколько рядов вверх. На коробках и ярких наклейках на бананах было напечатано – Made in Ecuador.

На дворе стоял 1987 год. Мы, как все советские люди, несмотря на юный возраст, имели врожденный рефлекс на добычу дефицита посредством стояния в очередях.

И мы заняли очередь за бананами. Не поступили в столичный вуз, так хотя бы гостинцы из МАСКВЫ домой привезём. Палаток было несколько, они представляли какое-то подобие временной банановой ярмарки. Судя по всему, завоз произошёл только что, и торговля только началась.

За прилавками стояли нарядно одетые в светло-голубые фартуки и кокошники буфетчицы из фильма «Карнавальная ночь». Только они были очень большие пребольшие тети – продавщицы, которые угрюмо делали свою работу.

Счастливчики, чья очередь подходила, брали бананов помногу. Бананов тоже было много, это радовало. Но очередь продвигалась медленно, это тревожило.

Времени до отправления поезда оставалось впритык. С учетом расчетного времени поездки на метро до станции «Комсомольская» надо было уже двигать в сторону вокзала. До продавщицы оставалось три-четыре человека. Ещё немного потоптавшись и почесавши головы, мы принимаем следующее решение: Иннокентий берет наши вещи и дует на вокзал, а я, как только покупаю вожделенные бананы, дую вслед за ним.

Кеша отчалил. Очередь не ускорилась. Я напряжённо стою. Терпение вибрирует. Надежда тает.

Наконец моя очередь подошла. Точно не помню, скорее всего, было ограничение по количеству на отпуск в одни руки. До того, как Кеша дунул на вокзал, мы успели помаячить продавщице, что нас двое. Она согласно кивнула, и друг мой удалился.

И вот я счастливый обладатель двойной дозы бананов примерно килограмм 15 на всех порах мчусь к метро, спускаюсь по эскалатору, забегаю в вагон. Бананы в больших пакетах оттягивали мне обе руки, и гирлянда из нескольких связок висела на шее.

Я представлялся себе индийским раджей с украшением из бананов на празднике урожая на его банановой плантации, не хватало только чалмы, слона и опахала. Бананы так оттягивали мне руки, а пот застилал глаза и пропитал рубашку, что уже вскоре я ощущал себя угнетенным индийским крестьянином, жестоко эксплуатируемым на этой самой плантации.