Читать книгу По ту сторону… - Владимир М - Страница 1
ОглавлениеМаксим уже сильно пожалел, что пошел пешком. Холодный осенний дождь, вначале лишь лениво моросивший мелкой водяной крошкой, усилился и полил ледяным душем. Его воображению представился гадкий человечек, сидящий где-то там, за плотным навесом мрачных туч и со злорадной улыбкой до максимума выкручивающий кран с синей меткой.
Сумерки быстро сгустились, погасив яркость желтой листвы. Окружающий мир стал безрадостно серым. В добавок ко всему, неприглядную картину завершал пронизывающий ветер.
Первой сильно намокла непокрытая голова, затем влага пробралась под куртку. Намокшая майка стала противно прилипать к коже между лопаток. Зябкость стала ползать по всему телу. Пронырливые струи сырого воздуха пробирались в рукава, за воротник, и даже сквозь молнию на груди. Скальп стянуло, и он с силой сдавил череп вызвав нарастающую боль.
Максим, втягивая голову и сжимая руками ворот стал передвигаться, по темным дворам, короткими перебежками от одного подъезда к другому. Во время каждого такого рывка струи с остервенением хлестали по лицу, и от частого глубокого дыхания, нос неминуемо втягивал в себя воду, которая начинала противно хлюпать в ноздрях.
Во время очередной перебежки, когда он спрыгнул с высокого бордюра, его правая нога попала на что-то скользкое и уехала вперед, он потерял равновесие и с размаху упал навзничь, очень сильно ударившись затылком о какую-то твердую поверхность. Удар получился такой силы, что в голове раздался треск и на мгновение все потемнело. Быстро вскочив на ноги и кинув вниз взгляд, он увидел на асфальте растопырившую в разные стороны желтые лоскуты банановую кожуру.
"Вот, гадина, это же надо, швырять прямо на землю. Не люди, а свиньи какие-то. Чтоб в следующий раз ты сам поскользнулся так же, как я!" – в сердцах подумал Максим.
Как не странно, после падения стало бежать даже легче, наверное, от адреналина, вплеснувшегося в кровь. Через четверть часа, уже весь насквозь мокрый, он выбежал на широкую улицу и остановился, прижавшись к стене дома. Пешеходов почти не было. По многополосной дороге, отгороженной рядом деревьев, нервно проносились машины, поднимая высокие веера брызг. Неподалеку показалась остановка электробуса.
"Если я поеду на нем, от моей остановки надо будет еще минут десять идти пешком. Нет, это не вариант" – подумал он.
На смартфоне глянул прогноз погоды – дождь продлиться еще два часа, потом, вроде, с осадками будет покончено до самого утра.
"Надо где-то отсидеться"
Высунувшись из-под навеса, он кинул взгляд вдоль длинного фасада. Рядом протянулась витрина продуктового магазина, дальше аптека, еще дальше магазин сантехники, почти у самого дальнего угла – магазин для взрослых и наконец в самом углу, что-то похожее на кафе… Во всяком случае ему так показалось.
Прижимаясь к стене и аккуратно ступая, чтобы не попадать в лужи, направился туда.
– Отлично! – произнес он вслух, даже не обратив внимание на видневшуюся в маленьком дверном окошке табличку: "closed".
Над черным карнизом с ажурными завитками горела надпись: "КАФЕ СВИДАНИЕ".
Поднявшись по коротенькой лесенке, обрамленной черными чугунными перилами с такими же завитками, как и на карнизе, и с некоторым усилием распахнув черную металлическую дверь с ручкой в виде тех же завитков, наконец-то, попал в сухое и теплое место. На лице непроизвольно появилась довольная улыбка.
В маленьком, не ярко освещенном зале стояло пять столиков, каждый в окружении нескольких небольших креслиц. За барной стойкой на стене висели черные доски, на которых мелом было аккуратно написано меню. Вокруг никого не было.
– Есть кто живой?!
Из глубины проема в противоположной от входа стены появился высокий худощавый молодой человек в черных брюках, белой рубашке и черном фартуке до колен. Он появился так тихо, вывалившись из темноты, что Максиму показалось, будто он не вышел, а материализовался из сгустившегося воздуха. Его лицо было таким же худым и вытянутым, как и вся фигура. Приспущенные веки и застывшая мимика создавали выражение непробиваемого флегматичного спокойствия.
– Добрый вечер – поприветствовал бармен неспешным слегка растянутым голосом, проходя за стойку.
– Добрый.
– Вы так удивленно на меня смотрите? – продолжил он монотонно, без тени вопросительной интонации.
Максим, поняв, что ошарашенно уставился на него, ответил с неловкой усмешкой.
– Мне показалось, что вы появились не понятно откуда.
– Ну, такое бывает. Это нормально.
– Нормально, что показалось или нормально, что появились непонятно откуда? – продолжил он уже с улыбкой.
– И то, и другое.
– Интересно.
– По-моему не очень. Вокруг нас много вещей, которые непонятно откуда появляются и непонятно куда исчезают. И нам это всегда, кажется, потому что все появляется откуда-то и исчезает куда-то. Разница только в том, что привычно, а что нет. Непривычное – удивляет, привычное – нет.
– Здорово! Вы, наверное, учитесь на философа, а здесь просто подрабатываете?
– Возможно – и тут же перевел разговор на другую тему – не знаю, кстати или нет, но вам не показалось, что на двери написано, что мы закрыты? – это было сказано таким же спокойным тоном, что в вопросе не послышалось никакого упрека.
– Нет. А что вы закрыты?
– К сожалению, да.
– Извините, но я этого не заметил… и дверь была открыта. Обидно. На улице такой ливень, я хотел отсидеться у вас. Жалко, но видать не судьба.
– Нет, если вы пришли сюда, даже несмотря на то, что кафе закрыто – это значит судьба. Так что, можете располагаться.
– А то, что вы… – начал Максим.
– Ничего страшного. Мы закрыты для тех, кому не нужны. А раз вам мы нужны – значит для вас мы открыты.
– Спасибо. Вы меня здорово выручили.
– Не стоит благодарности. Люди должны помогать друг другу – это нормально. Может быть вы что-то закажите? Что-нибудь горячее. А то я смотрю вы здорово замерзли. У вас даже губы синие.
– Пожалуй, да. А что у вас есть? – Максим стал внимательно рассматривать доски с меню.
– Из горячего можно кофе… или лучше какой-нибудь чай. Мы его подаем в чайничках на подставках с греющей свечой. Это очень удобно. Он все время будет оставаться горячим.
– Отлично. Давайте чай. А какие у вас есть. Эрл грей, Ассам… Так, а вот у вас еще есть имбирный, малиновый… Даже не знаю какой лучше.
– Я бы вам посоветовал брусничный.
– А он не написан у вас в меню.
– Ничего страшного, я сделаю его вам.
– Отлично. Я люблю брусничный…, и моя жена его любила…
– Почему "любила"?
– Она умерла.
– Извините.
– Да ничего.
– Вы присаживайтесь, я когда сделаю, принесу его вам. Куртку можете повесить на вешалку у входа. Туалет там – он показал рукой на проем, из которого недавно появился.
Манера общения его показалась Максиму очень своеобразной, за все время их беседы он разговаривал только словами, не имелось никаких, даже намеков, на изменения интонации или мимики. При этом нельзя было сказать, что в нем совсем отсутствовали эмоции. Что-то все-таки было. Что-то еле уловимое. Или какое-то своеобразное безразличие… Или, может быть, "печать" философского отношения к жизни. Не понятно. Но человек он, судя по всему, был не обычный и интересный.
С удовольствием освободившись от тяжелой намокшей куртки Максим направился в туалетную комнату. Дверь в нее находилась по правой стороне, в г-образном коротеньком коридорчике. Напротив нее была дверь с табличкой "staff only". В конце закутка висели две плотно сомкнутые шторы из черной ткани.
Когда озябшие руки оказались под струей горячей воду стало так хорошо, что не хотелось шевелиться. Из зеркала смотрело лицо с блаженным выражением, красным носом и синеватыми губами. Постояв так минуты две, он несколько раз умылся, после чего все лицо стало розовым.
"И много ли человеку надо для счастья?!" – мелькнула заезженная мысль.
Выходя, даже не из чувства настоящего любопытства, а почти машинально попробовал отодвинут занавеску и заглянуть за нее, но… к удивлению, обнаружил, что она имеет каменную твердость, и совершенно не смещается. Постучал по ней костяшкой согнутого пальца – раздался совершенно глухой звук.
"Так это стена! Любопытный дизайн"
Вернувшись в зал, он устроился за дальним от входа, угловым столиком, находившимся рядом с теплой чугунной батареей. Повнимательней осмотрелся по сторонам, и только сейчас обратил внимание, что на одном столике, расположившимся около стены, стоял наполовину пустой чайник, с горевшей под ним свечкой, и чашка на блюдце, на другом же, в центре, – тарелка с лежащим в ней надкусанным бутерброд с красной рыбой и три водочных стопки: две – пустые, одна – полная. Плюс к этому из-за спинки одного кресла выглядывал упершийся спицами в пол, раскрытый цветастый зонтик с еще непросохшей под ним лужицей.
Максим усмехнулся про себя: "оригинально они закрыты. Здесь похоже помимо меня, как минимум еще пара посетителей. Им, наверное, тоже это кафе очень нужно. Вот только не понятно, где они."
– Ваш чай.
Молодой человек слегка наклонившись, но при этом не сгибая выпрямленной спины, отточенными, но неспешными движениями, переместил с подноса чашку на блюдце, сахарницу, чайничек на подставке и поджег от зажигалки свечу.
– Приятного отдыха.
– Спасибо. А я смотрю не один тут у вас.
– Наверно.
– У вас, что, есть еще помещения где можно посидеть?
– Нет.
– А где же эти люди? – он движением головы указал на неубранные столы.
– Не знаю, куда-то исчезли, но, я думаю они скоро появятся.
Максим удивленно поднял брови.
– Это нормально – ответил бармен и не дожидаясь продолжения допроса, как-то быстро повернулся спиной, дав понять, что разговор окончен, и удалился в темный проем.
Максим снова оказался один. Неожиданно заиграла тихая, не навязчивая музыка. Вкусный горячий чай, разливаясь внутри тела смыл последние неприятные ощущения, порожденные промозглой погодой, от батареи исходило расслабляющее сухое тепло. Было спокойно, приятно и… как-то чудно.
***
– Охренеть! – внезапно раздался громкий хрипловатый возглас, от которого надтреснула вся комфортность обстановки.
Из темноты проема появился коренастый мужик лет пятидесяти в потертой кожаной куртке и уверенной неспешной походкой, слегка в развалку, подошел к центральному столику. Смугловатая кожа его лица была изрезана глубокими морщинами, тонкие губы поджаты, а короткий нос слегка свернут набок. Глубоко посаженные выцветшие глазки исподлобья глянули на незнакомца, сидевшего в углу. Их пустой взгляд был настолько тяжел, что у Максима возникло ощущение, будто на каждое плечо ему поставили по пудовой гири. Сразу возникло тягостное внутренне напряжение. Взгляд задержался не больше секунды, но не найдя ничего стоящего, после чавкнувшего звука произведенного правой половиной рта, сверкнувшей злотыми зубами, оставил его в покое. Схватив стопку рукой с синими "перстнями" на всех пальцах, одним махом осушил ее. Вслед отправился бутерброд, сильно оттопырив щеку. Заиграли узловатые желваки, приведя в движение челюсти, но не закончив свою работу, внезапно остановились… На лице появилось недоумение. Он с непонимающим видом оглянулся по сторонам, снова глянул на Максима.
– Не понял! – обратился он сам к себе в слух – Какого черта я сюда приперся?
Он снова посмотрел на Максима. Максим молчал.
Челюсти опять пришли в движение, мужик направился к выходу.
– Херотень какая-то! – последний раз послышался его голос, прежде чем закрылась входная дверь.
Восстановился покой.
"Интересно, откуда он взялся? Только из комнаты для персонала. Больше не откуда. Какое-то не понятное место"
Появился бармен и убрал с покинутого стола, при этом не притронувшись к столику с чайничком.
– А откуда взялся этот товарищ? – спросил Максим, выдержав паузу.
– Я же вам говорил, что они скоро появятся – ответил он, как будто не поняв вопроса, и снова поспешил уйти.
"Может уйти от сюда, от греха подальше. Черт его знает, что здесь твориться" – но мысль эта как-то не нашла отклика, после воспоминания о том, как он бегал по лужам под проливных дождем. Помимо этого, явной опасности во всем происходящем все-таки не чувствовалось, да в добавок ко всему, ему было любопытно, что здесь происходит, и хотелось в этом разобраться.
"Бармен, явно, что-то врет, или точнее сказать не договаривает – это ясно. Где могут находится люди, тоже частично ясно. Вариант здесь один – за дверью с табличкой "staff only", по-видимому, куда он и сам уходит. Ладно, еще немного посижу и пойду попробую аккуратно заглянуть за нее. Если что, извинюсь, скажу – хотел в туалет, но случайно ошибся дверью".
Приняв такое решение, Максим налил свежую порцию чая, в опустевшую чашку.
"Как допью ее, пойду" – установил он себе некий условный таймер.
Но он не успел допить и половины, как произошло новое явление. Из темноты проема послышались тихие шаркающие шажки, потом раздалось такое же тихое – "ох!", произнесенное с каким-то радостным облегчением и в зале появилась маленькая, немного ссутулившаяся старушка. Одета она была в старомодное платье с пиджачком на трех пуговицах поверх, а ее короткие неудачно окрашенные седые волосы, сильно отдавали фиолетовым оттенком. Но больше всего внимание Максима обратило на себя выражение лица, оно было просветленно-радостным, почти блаженным. Глаза смотрели куда-то вперед и вверх, на потолок, но явно вместо него видели что-то другое.
"Похоже ей, как минимум, причудилось открытое окно в рай" – не без сарказма подумал Максим, зачем-то разглядывая серый потолок с проводами и датчиками пожарной сигнализации.
В таком состоянии она пребывала совсем не долго. Очень быстро выражение сменилось на испуганное недоумение. Она начала озираться по сторонам, пытаясь видимо понять, где и зачем находится, но не находя ответа. Ей на помощь пришел бармен, бесшумно возникший за ее спиной.
– Вам что-то подсказать?
Потоптавшись на месте, она повернулась к нему, сильно запрокинув голову, чтобы увидеть лицо молодого человека. Заметив, что ее от этого качнуло назад, он наклонился к ней, в своей манере – не сгибая спину.
– Где я?
– Вы в кафе "Свидание".
– И давно?
– Ну это сложный вопрос. Вот ваш столик – длинная рука вытянулась в сторону стола с чайником.
– Ой, господи боже мой, вспомнила! – повеселев вскрикнула она дребезжащим голоском – совсем память никудышная стала.
Быстро засеменив к своему столику, снова остановилась у него в недоумении, что-то ища глазами.
– А! Вот ты где! Упал-таки! – она тяжело наклонилась сопроводив это кряхтением, и подняла с пола светло-бежевый плащ.
Уже одевшись и подходя к выходу, снова спохватилась.
– Милок, а я расплатилась?
– Да – ответил бармен все время неподвижно наблюдавшей за ней – не забудьте свой зонтик.
– Ой! А где он?
Он сам сходил за зонтиком и подал его бабульке.
– Ох-ох, старость не радость – были последние слова старушки, прежде чем она исчезла за дверью.
Бармен, ловко убрав со стола снова растворился в темном проеме. Опять воцарился покой.
"Ну теперь, вроде все, больше не осталось следов других посетителей" – прикинул Максим.
Допив оставшийся в чашке чай, он встал и прошел в закуток. Остановившись у двери для персонала и чуть не прислонившись к нему ухом, прислушался. Тишина. Осторожно подергал ручку. Дверь оказалась закрытой.
"Не судьба".
В этот момент ему бросилось в глаза, что между "штор" в тупике появилась небольшая вертикальная щель, через которую пробивался яркий свет.
"Надо же, так это даже не стена в виде "штор", а стилизованная под стену в виде штор дверь!" – обрадовался он внезапно обнаруженной новой зацепке, для ответа на свои вопросы.
Аккуратно просунув пальцы руки в узкий проем, попытался приоткрыть, как он предполагал, одну из дверных створок, но она неожиданно оказалась самой настоящей тряпочной шторой, непонятно куда потерявшей всю свою былую твердость. За ней показалась комната со сводчатым потолком, облицованная темным плоским кирпичом, а вся дальняя стена представляла из себя большую, потрясающего качества фотографию бескрайней степи под ярко-синим небом и уходящей в горизонт широкой грунтовой дороги.
Максим воровато оглянулся назад и убедившись, что никого рядом не было, быстро прошмыгнул внутрь. Свет, исходивший от пейзажа, был таким ярким, что глаза невольно щурились. Он осторожными шагами продвигался вперед со все нарастающим волнением, от чувства, что делает, что-то предосудительное и боясь быть застуканным за этим занятием, как шкодливый мальчишка.
Когда он был уже на середине комнаты все его тело сильно дернулось и сердце тут же быстро застучало, от неожиданно послышавшегося сзади, уже знакомого спокойного голоса.
– Вы что-то ищите?
Максим, растерянно улыбаясь обернулся, показав бармену, свое предательски запылавшее красным лицо.
– Да я тут… – начал он собираясь произнести свою заготовку на тему "ошибся дверью", но поняв, что это, будет звучать очень глупо в данной ситуации осекся.
– Если хотите, проходите. Не стесняйтесь – невозмутимо продолжил тот.
Максим тут же отвернулся, чтобы побыстрее скрыть свою пунцовую физиономию и как можно более спокойным голосом, как будто ничего неловкого не произошло, заговорил: "у вас тут такая потрясающая фотография, ее практически не отличишь от реальности. Я ее случайно увидел через приоткрытые занавески и захотел посмотреть по ближе"
– Ну это нормально. Можете пройти дальше – снова предложил он.
Максим подошел ближе к стене, но ощущение, что он приблизился к какой-то плоскости, ограничивающей пространство, не возникло. С легкой опаской вытянул вперед руку – она не встретила препятствия.
– Это, что голограмма?
– Возможно. Можете пройти дальше – в третий раз он повторил свое предложение – тогда эффект будет еще сильнее, поверьте.
Осторожно ступая короткими шажками, непроизвольно ожидая момента, когда носки ботинок упрутся в препятствие, Максим продолжил идти. Гладкий твердый пол закончился. Правая нога встала на мягкую основу подняв облачко пыли, вторая нога встала рядом, так же подняв пыль. Все тело обдал горячий сухой воздух.
"Ни черта ж себе голограмма! Это уже какое-то 5D!" – сразу возникло восхищенное удивление.
– Фантастика! Просто, полнейшая иллюзия реальности!
Никто не ответил. Максим обернулся и… Тягостный страх волной накатился на него. Ни комнаты, ни долговязой фигуры бармена, ни штор… лишь совершенно плоская бескрайняя степь с выжженной травой и та же грунтовая дорога из-за горизонта…
– Вы меня слышите?! Как отсюда выйти?!
Он пошел назад, на всякий случай вытянув вперед руку. Шаг, второй, третий…, десятый. Никакого препятствия, никакой комнаты… лишь мягкая пыль под ногами и однообразный пейзаж.
– Это уже не смешно! – закричал он начавшим дрожать голосом.
Звук унесся в даль не вызвав ответа. Стоя на месте, он повернулся на триста шестьдесят градусов: со всех сторон до самого горизонта тянулась все та же степь представляясь взору огромным, идеально ровной формы, рыжеватым кругом. Поднял голову вверх – там нависал такой же огромный круг, только ярко-синего цвета с безжалостно слепящем и излучающим жар диском в центре.
– Да, что это такое! Сволочь, выпусти меня отсюда! Ты слышишь меня? Я же тебе морду набью за такие шутки! – продолжал он орать, но ответом была лишь тишина.
Он начал быстро ходить в разные стороны, постоянно возвращаясь к исходной позиции, порывисто меняя направление и совершая новые броски, надеясь, что просто дезориентировался и сейчас сможет найти выход, но все было тщетно. При этом для стороннего наблюдателя его движения могли бы показаться более чем странными – во время ходьбы его руки с растопыренными пальцами были постоянно вытянут вперед, как будто в готовности наткнутся на что-то твердое и невидимое спрятанное в обманчивой прозрачности воздуха. Тактика мухи, попавшей в западню, результатов не дала. Жара стояла невыносимая. Он быстро, снова, стал мокрым, но уже не от дождя, а от собственного пота. Отчаянная беготня продолжалась минут десять и в конце концов, вернувшись назад после очередной бесплодной попытки он плюхнулся в дорожную пыль, упершись локтями в согнутые колени и обхватив голову.
– Дурак! Разобраться захотел! Любопытно ему стало! Уходить надо было, к черту, оттуда и все! – сокрушенным тоном обратился он сам к себе вслух.
Что делать он не знал. Было страшно, было ужасно обидно и не было ни одной продуктивной мысли на счет того, что нужно предпринять. Наступил ступор.
***
Сколько он сидел молча посреди пыльной дороги схватившись за голову не понятно, так как в окружающем мире ничего не происходило и поэтому время как бы стояло на месте. Может минут пять, а может и целый час. Наконец возникло какое-то движение. Сзади до его слуха донеслись тихие приближающиеся звуки: шлеп-шлеп-шлеп… Он поднял голову и начал было поворачиваться, но объект издававший шум сам появился сбоку в поле его зрения. Это была собака средних размеров, местами рыжей, местами – черной окраски, что-то среднее между колли и двортерьером. Ей было жарко, она тяжело дышала, а из открытой пасти немного набок свисал язык. Увидев Максима она остановилась, уставившись на него своими добродушными карими глазами, и на ее морде появилась самая настоящая улыбка, вяло болтавшийся до этого хвост быстро поднялся вверх, указав своим кончиком на виновника изводившего их обоих пекла.
– Кеша, это ты?! – изумленным голосом воскликнул Максим.
Дело в том, что Кеша, была собакой родителей его жены. Он ее прекрасно знал и очень любил за ее добрый характер. И знал он ее так хорошо, что явно не мог ни с кем перепутать. Это было просто исключено. Помимо потрясающего сходства в общем виде, была еще одна маленькая сугубо специфичная деталь: небольшой розовый бугорок, наверное, какой-то сосудистый клубочек, в наружном углу левого глаза. Так что совпадение являлось сто процентным. Но… было одно большое или маленькое "но", и Максим в сложившейся напрочь непонятной ситуации не мог точно определиться с его размером. Года три назад она умерла. И в этом тоже не было никаких сомнений. Он самолично, вместе с тестем, закапывал ее в лесу рядом с дачей.
Собака приблизилась к нему и ткнув носом, лизнула в руку. Ощущения были абсолютно реалистичные. Он начал ее гладить и слегка трепать по загривку, так же отчетливо ощущая ее мягкую шерсть и легко смещаемую шкуру. Она стояла рядом довольно щуря глаза. О какой-то голограмме не могло быть и речи. Сделать такую имитацию невозможно. Да и при том: откуда здесь, в месте в которое он попал совершенно случайно, кто-то мог знать о Кеши?
"А-а! Кажется, я начинаю, что-то понимать. Меня глючит. Притом глючит конкретно. А от чего меня может глючить" – начал он рассуждать мысленно сам с собой – "Это совершенно очевидно. Раз я не психбольной, а я не психбольной" – здесь пробежало какое-то совсем ажурное, но не очень приятное сомнение – "объяснение только одно – наркота! Значит этот чертов бармен-философ подмешал мне в чай наркоты! Вот сволочь! Он мне сразу показался каким-то странненьким. Вот так работает такой, гад, в кафе и в тихаря подмешивает всякую дрянь клиентам, небось какие-нибудь свои психоаналитические эксперименты проводит. Не даром, кстати, этот мужик и эта бабулька какие-то очарованные выходили… А может их и не было? Может меня уже начинало глючить, а потом накрыло по полной. Тут, конечно, не совсем ясно. И сколько же я буду в таком состоянии? И как мне из него выскочить? Да, пожалуй, пока эта химия из меня не выветрится – никак. Так, что сейчас самое главное ничему не удивляться и быть спокойным, насколько возможно… Ух, набить бы ему морду, да так чтобы у него раз и навсегда желание пропало такими штучками заниматься. Но это мне вряд ли удастся… Судя по тем двоим, они как отходили, сразу все забывали. Очень жалко. Обидно лишать себя такого удовольствия"
От всех этих мыслей, от возникшей, хоть какой-то, как ему показалось, определенности, стало немного легче.
– Ну, что Кешка, долго меня еще будет глючить? – обратился он вслух к собаке.
– Тебя не глючит – неожиданно ответила она каким-то толчкообразным, гавкающим тоном.
– О-о! Ну, раз собака заговорила, теперь вообще ни каких сомнений, что у меня галлюцинации.
Максим засмеялся, правда как-то не весело. Кешка отошла от него вперед по дороге и обернувшись сказала: "Пошли".
– Куда? – уже не удивляясь спросил он.
– Как куда? – исчезнувшее у Максима удивление, перекочевало на собачью морду – к Анне. Ты, что не в курсе?!
В груди у него екнуло.
– Ты что обалдела, она же уже два года как умерла!
– Ну я тоже вроде как умерла. Тебе не кажется?
Максим вспомнил, что решил больше ничему не удивляться и взяв себя в руки, встал.
– Ну, давай веди.
Кеша неспешно пошла вперед, поднимая за собой небольшие облачка дорожной пыли. Максим шел сзади. Стало еще жарче. Сначала он расстегнул рубашку, но эффекта это не дало, тогда он снял ее и бросил в сторону, рассудив, что, если это все галлюцинации, она, на самом деле, никуда не денется".
Они долго шли, но пейзаж практически не менялся: все та же выжженная степь, все та же пыльная дорога. Иногда возникало впечатление, что они стоят на месте, но сокращавшиеся мышцы, и двигающиеся ноги и лапы не давали этому поверить.
Справа кто-то весело гавкнул. Кеша остановилась. Максим остановился то же. Метрах в пятидесяти сбоку, наполовину закрытый желто-рыжей сухой травой, стоял красавец-колли. Его шикарная шерсть лоснилась на солнце, а симпатичная морда с приоткрытой пастью была горделиво приподнята вверх.
– Послушай, Максим, мне надо немного отклониться в сторону от маршрута… мы еще встретимся… потом.
"Она всегда была слаба до кабелей" – вспомнил он.
– Ну что же, как говориться, ничто собачье мне не чуждо – как будто прочитав его мысли ответила Кеша.
"И кем это, интересно, говориться?"
– Я, в принципе, тебе уже и не нужна, для того чтобы добраться.
– А куда мне идти?
– Я тебе сейчас объясню, это очень просто. Идешь прямо, как наткнешься на развилку, идешь дальше по любой дороге, и так каждый раз, потом развилки закончатся и станет еще легче… даже выбирать не нужно будет… Короче, не важно какой путь ты выберешь, ты все равно придешь в одно и тоже место. Понял?
– Кажется – да. А идти долго?
– Вот это я точно не подскажу. Но если тебе мешает солнце, давай его немного притушим – она задрав морду кверху громко гавкнула.
Кругляк наверху стал светить на самом деле немного тише, а следом поубавилась и жара.
– Ну, до встречи, Максимка! – она побежала к поджидавшему ее красавчику, еще полминуты и они оба скрылись из виду.
Максим снова остался один.
***
"И долго мои мозги еще будут выветриваться? Может никуда не идти, а посидеть подождать пока все рассеется? Хотя… когда еще попадешь в такой виртуальный мир с полной иллюзией реальности? Современные компьютерные игры здесь просто отдыхают! Ладно, раз уж, угораздило так влипнуть, можно и посмотреть, чего тут еще интересненького будет. Так сказать, если тебя, все равно, поимели, то лучше уж расслабиться и получить удовольствие!"
Он квело засмеялся своей же шутке.
Ботинки, уже поменявшие свой коричневый цвет на светло-серый от толстого слоя покрывшей их пыли, снова зашагали по дороге. Вскоре в однообразном пейзаже появилось небольшое дополнение. В дали показалось, что-то темное, неправильной формы, возвышающееся над общей плоской поверхностью. Максим пошел быстрее. "Что-то" стало расти и уже отчетливо виднелся большой камень, в который упирался его путь. Подойдя еще ближе, увидел, на нем какую-то надпись, правда разобрать ее было невозможно. Шаги сами собой ускорились еще больше. Вблизи камень оказался огромным валуном, высотой в два человеческих роста с высеченным на нем текстом: "прямо пойдешь – туда попадешь, на лево пойдешь – туда же попадешь, на право пойдешь – точно туда попадешь. Желаю сделать правильный выбор"
"Бред какой-то!" – вслух подумал Максим – "хотя здесь все бред" – он вспомнил, что решил ничему не удивляться. За указателем его взору открылись расходящиеся веером три дороги, такие же широкие и пыльные, как и та по которой он уже давно плелся.
– И по какой же мне идти?
Он стоял с нахмуренным лицом и усиленно думал, над тем, как трудно сделать выбор между вещами, по сути, не отличающимися друг от друга.
– Ладно, пойду направо. Мне нравиться слово "точно", в нем больше определенности, а это всегда привлекательней – и он пошел направо.
Через какое-то время появилась новая развилка, уже попроще – дорога расходилась всего надвое. Указатель тоже был попроще – деревянный столб с двумя стрелками наверху, на одной было написано "туда", на другой же написано "туда".
– Маразм крепчал!
Хотя Максим понимал, что от выбора, мало что зависит, все-таки захотелось этот процесс как-то упорядочить. Сделать его, что ли, немножко более симпатичным. Вспомнилось, как ему рассказывали, про принцип, по которому надо выходить из лабиринта – всегда держись одной и той же стороны.
– Отлично! В прошлый раз я пошел направо, значит и теперь пойду направо… и дальше так же.
Он пошел направо. Потом ему встретилась еще одна развилка, потом еще одна и еще… и он всегда шел по правой дороге. Развилки встречались все чаще. Он уже сбился со счету сколько их было. Появилось желание как-то разнообразить свое становившееся невыносимо нудным путешествие.
– Давай-ка буду по очереди идти раз налево, раз направо – и он побрел налево. Затем снова направо, и снова налево и так много-много раз.
– Черт побери, да когда это закончиться! – выкрикнул он, посмотрев на небо, как будто там сидел кто-то, кто его должен был слушать – Еще одна такая развилка и я дальше не пойду! Все! Надоело!
Больше, к его удивлению, дорога не раздваивалась, а напротив стала периодически сливаться с подходившей то с одной, то, с другой стороны, дорогой-близняшкой. Было ли это эффектом от его ультиматума или просто совпадением понять было сложно, но учитывая основную концепцию о галлюцинациях, которые соответственно порождал его собственный мозг под действием наркотика, похоже этот самый мозг, сам утомившись от однообразия, сам возмутился, и сам поменял виртуальную реальность, внеся разнообразие.
После очередного слияния, вдруг, вспомнились слова Кеши: "…развилки закончатся и станет еще легче… даже выбирать не нужно будет…"
– И в самом деле – больше выбирать не надо! – Максим сам не замечая того, начал общаться с собой вслух.
Возникшее разнообразие, через какое-то время, превратилось в такое же однообразие, и так же стало раздражать. Вокруг была все та же степь, под ногами та же пыльная дорога и солнце стояло все на том же месте.
– Все! Надоело! Дойду до ближайшего слияния и, если будет все то же самое, сяду и никуда больше не двинусь. Окончания глюков можно подождать и сидя, для этого не обязательно ботинки стаптывать.
Опять кто-то невидимый, похоже, услышал его и вдалеке, у очередного слияния дорог, показался высокий столб с закрепленным на нем плакатом.
– Так, что-то новенькое. Сейчас гляну, что там такое.
Несмотря на то, что он очень долго шел, никакой усталости не чувствовалось, и в принципе идти было хотя и нудно, но легко, да еще благодаря Кеше, уже не было той изначальной изнуряющей жары, а лишь вполне комфортное тепло.
На большом прямоугольном полотне белого цвета красовался большой красный символ сердца, а внутри него, белыми буквами было написано: Я ЖДУ ТЕБЯ.
– Ждешь? – в груди опять екнуло.
После смерти жены он впал в какое-то непонятное состояние дезориентации в своей жизни. Вся стройная и понятная структура смыслов, организовывавшая его существование, рухнула. И произошло это так внезапно, так неожиданно… и он так сильно любил ее… Помимо почти нестерпимой боли от потери была еще и тотальная растерянность. Жить без нее? А это как? Он пытался себе представить это, но в его сознании как будто стоял блок и сделать это не получалось. Или за годы совместной жизни с ней, его мозг напрочь отвык, что-либо планировать, кроме как по принципу "мы", или его подсознание иррационально считало предательством выстраивать жизненные перспективы выкинув из них ЕЁ… Понять он не мог. Пока он пришел хоть в какое-то стабильное состояние прошло больше года. Он снова стал чувствовать жизнь, снова научился потихоньку получать от нее удовольствие, стал что-то планировать, со временем даже стал встречаться с женщинами, но… где-то в глубине все равно, сидела боль, которая периодически еще прорывалась наружу, правда уже не с такой жгучей остротой, а более вяло, тускло, она нудно тянула, мозжила, выкручивала и снова тонула где-то в глубине. И вот сейчас, под действием наркоты, его «компьютер», находящийся в черепной коробке, сбился с кое-как налаженной за последние два года работы, и утратив охранительное торможение, снова начал ковырять мерзким ржавым гвоздем старую рану.
– Кеша сказала, что мы идем к Анне, точнее мой мозг Кешей сказал, что мы идем к Анне. А то, что он говорит, пока сбывается: солнце светит тише, дороги сначала расходятся, потом сходятся… Значит и про Анну тоже должно сбыться – он резко рванул с места и снова начал идти, постоянно ускоряясь, периодически совершая шаги в припрыжку, переходя почти на бег – Только надо торопиться. Как только эта химия выйдет из меня все прекратиться… и тогда я точно ее не увижу!
О! Если б кто-то знал, как он хотел ее увидеть! Пусть даже не ее, а просто ее образ. Галлюцинацию в виде нее. Пусть хоть так. А если услышать! А если дотронуться и почувствовать! А если поговорить! Пусть это лишь обман восприятия, все равно, это лучше, чем ничего.
Максим побежал. И бежать было легко, как это часто бывает во сне. Не было не одышки, не усталости в мышцах… Слияния дорог быстро приближались и так же быстро оставались позади.
Вскоре перед глазами проплыл новый плакат: "ДЕРЖИСЬ! ОСТАЛОСЬ СОВСЕМ НЕМНОГО!" После него слияния прекратились и долго тянулась лишь одна прямая дорога.
– Похоже уже совсем близко! – крикнул он.
"НИЧЕГО НЕ БОЙСЯ!" – гласил следующий плакат.
– Да, я и не боюсь! – ответил он.
Впереди, у горизонта, показалась белесая полоска. Она стала приближаться, становиться толще и толще… и вскоре стало отчетливо видно, что это высокая стена густого тумана, протянувшаяся от края до края степи, и перегородившая ее. Потеряв всякую осторожность, Максим с разбегу влетел в непроглядную пелену. Куда он несся было не понятно, нельзя даже было разобрать движется он по дороге или нет. В его движении было лишь направление – строго вперед.
В какой-то момент опора из-под ног исчезла, и он полетел куда-то вниз. Возникло щемящее чувство невесомости, дыхание перехватило и внезапно его охватил ужас, но ненадолго… Он вспомнил, что это все не по-настоящему, это лишь игра воображения его отравленного мозга, хотя и очень высококачественная… Стала полегче… Ужас сменился на просто страх… Он даже снова начал дышать…
"И как люди получают от падения удовольствие?! Например парашютисты… Это же так неприятно и страшно…" – мелькнула мысль.
Полет продолжался. Страх уменьшался. Дыхание стало ровнее. Сердце стало биться спокойнее. Его тело развернуло плашмя, и он невольно раздвинул руки и ноги в стороны. Воздух с бешенной силой давил на него, демонстрируя свою плотность. И как ни странно, стало возникать даже какое-то своеобразное, ранее не известное ему чувство удовольствия.
Туман неожиданно рассеялся и перед взором открылась необъятная, поражающая своей огромностью и яркостью красок картина: в сторону ног – бескрайний волнистый ковер зеленых гор, в сторону головы – фантастически синее море, а между ними светло-желтая полоска пляжа.
– Ух ты! – вырвался возглас охватившего его восторга.
Степь тоже поражала своей бескрайностью, но она была плоской, двухмерной, здесь же была бескрайность на порядок выше – она была трехмерной. Огромность пространства по сравнению с ним – маленькой песчинкой, захватывала, вызывая неведомое ранее чувство свободы. Он напрочь забыл о страхе и просто наслаждался. Земля очень медленно приближалась. Вскоре на полоске пляжа он заметил красный символ сердца, тот, что он уже видел сегодня на плакате. Показалось, что его полет направлен именно к нему, так как сердечко становясь все больше и больше непрестанно смещалось к центру пейзажа.
– Йо-х-ха! – справа послышался радостный высокий голосок и перед взором Максима на большой скорости пролетел маленький толстенький человечек с почти круглым тельцем и лицом, коротенькими ручками и ножками, одетый во все красное – курточку, штанишки, ботиночки и шапочку-колпачок с коротеньким развевающимся на ветру кончиком-конусом. Он появился откуда-то сверху и справа и по закругленной траектории понесся в сторону сердечка.
"Кто это?" – удивился Максим – "Очень похож на какого-то гномика".
Он захотел крикнуть ему – "кто ты?", но было уже поздно, человечек улетел очень далеко, превратившись в маленькую точку.
Полет продолжался еще несколько минут, как показалось Максиму. Сердечко, превратилось в просторную красную площадку в форме сердца, полет замедлился, потом остановился. Максима развернуло ногами вниз, и он плавно опустился на землю. Его ноги погрузились в мягкий, красного цвета песок.
Осмотрелся по сторонам. По краям площадки красный песок сменялся светло-желтым. Впереди – на берег с приятным шумом прибоя и как-то неспешно-лениво, вспениваясь набегали волны, при этом делали это очень корректно, останавливаясь точь-в-точь у края площадки, чтобы не размыть ее контур. Сзади – тянулся ровный ряд живописных пальм с длинными рифлеными стволами, слегка покачивающих ярко-зелеными ветвями-опахалами на теплом ветерке. Направо и налево тянулась бесконечная полоса пляжа.
– Красота!.. Интересно, что будет дальше?.. И когда я, наконец, увижу Аню? – в очередной раз, подумал он вслух, а может и не подумал, а обратился к никому или к этому чудному миру в целом.
Буквально в следующий миг к нему тоже обратились.
– Максим Максимович, добро пожаловать в гости! – зазвучал знакомый высокий голосок.
Он оглянулся, но никого не заметил.
"Это же гномик, надо смотреть внизу" – мелькнула мысль.
Его взгляд опустился. Буквально в метре от него стоял, задрав свой нос-шишку и приветливо улыбался, уже знакомый человечек.
– Здравствуйте – почтительно обратился к нему Максим, ему очень не хотелось обидеть пренебрежением этого добродушного малютку.
– Вас очень ждут – продолжал тот радостно.
– Кто?
– Наша Хозяйка, и конечно, мы все вместе с ней.
– Извините, а кто ваша хозяйка? Я этого, просто, не знаю.
– Пожалуйста не переживайте по этому поводу. Вы скоро это узнаете. А сейчас позвольте вас проводить к ней.
– Хорошо… Извините, а вы кто?
– Простите меня за рассеянность. Конечно, я должен был вам сразу представиться, не дожидаясь вопросов. Я – Помощник.
– Чей?
– Помощник – это мое имя.
– Извините, я сразу не понял.
– Ой, кстати – спохватился человечек – как вы добрались? Путь был не легкий, вы наверно устали? – во всем его виде изобразилось неподдельное сочувствие.
– Да нет, не беспокойтесь, все хорошо. Я совсем не устал.
– Я очень рад. А то мы так переживали за вас – его личико и на самом деле стало еще более радостным – ну, если вы не устали и вам не надо отдохнуть, тогда, может быть, пойдем?
Максим вспомнил, что дурь, скоро может выветриться и тогда вся эта любопытная галлюцинация исчезнет… и Анютку он тоже не сможет увидеть, а допустить такое было нельзя!
– Давайте.
Карапузик повернулся и засеменил своими ножками по песку. Несмотря на частые шажки, продвигался он медленно, по причине своих скромных размеров.
"Да, летать у него получается, несоизмеримо лучше, чем ходить".
Максим шел следом, очень осторожно, боясь отвлечься и случайно наступить на него.
"Если б ты покатился, как мячик, на который ты собственно и похож, продвижение пошло бы куда шустрее" – подумалось Максиму, но тут же ему стало стыдно, за такую грубую мысль об этот добродушном малыше, несмотря на то, что ее никто и не слышал… хотя в этом не понятном "мире" может быть и мысли тоже могут быть слышны другим.
Вскоре они дошли до небольшой круглой площадки под невысокой и очень раскидистой пальмой, на ней стоял плетеный бамбуковый столик и два кресла-шезлонга.
– Пожалуйста, присаживайтесь. Хозяйка скоро подойдет.
Максим уселся в шезлонг. Он оказался потрясающе удобным. Тело, погрузившись в него, как-то сразу расслабилось, а следом расслабление охватило и всего Максима.
На столике появился чайник и две чашки, а может они и были сразу, просто не бросились в глаза.
– Пока ждете, можете попить брусничный чай. Он очень вкусный.
"Опять брусничный чай?! Я уже раз сегодня попил его и такое началось… На этот раз лучше воздержусь, от греха по дальше…"
– Спасибо – чисто из вежливости ответил Максим.
– Не смею вас больше беспокоить – человечек отвесил легкий поклон, смешно разведя ручки и откинув назад одну ножку, и куда-то ушел.
***
Убаюкивающе шумел прибой, с моря дул легкий ветерок, весело светило солнце, но несмотря на всю эту обстановку, предрасполагавшую к релаксации, до конца раствориться в ней Максиму не удавалось.
"Ну, когда же она появиться?" – этот вопрос сидел в нем, создавая напряжение между радостью ожидания и боязнью, что все вдруг оборвется, в миг растворившись, как обычно исчезает сон.
"Черт с ним, все-таки давай, попробую еще выпить этого чая, пока действие наркотика не закончилось и все – привет реальность…"
После первого же глотка неизвестно откуда зазвучала песня, заставившая сердце биться гораздо быстрее. Была она особенная, но особенная не сама по себе, а особенная именно для него. Когда он случайно услышал ее впервые, ползя на машине в очередной нудной московской пробке и периодически переключая каналы радиоприемника в поисках чего-нибудь бодрящего, она не произвела на него никакого впечатления, как и подавляющее большинство "творений" поп-музыки. Но… уже через пару недель, неожиданно настал момент, когда она с легкостью намертво вплелась в его самые сильные чувства. Он сидел с НЕЙ за столиком в ресторане, нежно взяв ЕЕ за руку, неотрывно глядя в ЕЕ глаза и объясняя ЕЙ как сильно он ЕЕ любит и как хочет быть с НЕЙ вместе всю оставшуюся жизнь и… именно в этот момент звучала эта песня. С тех пор, как только его слуха касались ее первые аккорды и слова, в нем тут же снова закипало то самое неповторимое сладостное томление. Он готов был слушать ее еще, еще и еще, и при этом она не надоедала от многократного повторения, как большинство других вещей. Это был гимн его любви. Правда после смерти любимой добавилась ко всему еще и печаль помимо воли, делавшая глаза влажными.
"Ярко, я закрываю веки – не помогает
Я кладу ладони на лицо…"
Звучали слова когда-то популярной песни.
Его веки были сомкнуты и перед внутренним взором стоял отчетливый, почти эйдетический образ родного лица.
"Неужели сейчас…" – он оборвал свою мысль испугавшись, что ставшее стремительно нарастать волнение, вызванное ей, станет невыносимым.
Когда проникновенный, вкручивающийся в самую грудь, голос певицы запел припев:
"Около тебя мир зеленее
Около тебя солнце теплее…"
Что-то теплое и мягкое, очень нежно опустилось на его лицо.
Максим обоими руками осторожно схватил это что-то… Кисть… аккуратная, гладкая, с длинными пальчиками… Не понятно как, но он понял, точнее безошибочно узнал – это ЕЕ. Открыл глаза, сдвинув шторку ладони вниз… Образ знакомого лица, воскрешенный памятью не исчез, и даже не изменился, а просто переместился из внутреннего пространства во внешнее.
"Боже мой! Это же ОНА!"
Иногда, в своих грезах, он представлял, что случалось какое-то чудо и она вдруг воскресала… его воображение рисовало ему их встречу: он с радостью бросался к ней, обнимал, целовал, что-то сбивчиво говорил… И вот "чудо" случилось, фантазия превратилась в реальность, но он не мог ни пошевелиться, ни даже произнести хоть какого-то звука… Его парализовало. Он мог только молча смотреть, пристально вглядываясь в до боли знакомые черты. Ласковые карие глаза чуть-чуть двигающиеся из стороны в сторону, маленькое темное пятнышко на левой радужке, длинные пушистые реснички, тоненькие валики на краешках нижних век – отпечаток легкой улыбки, четко очерченные дуги бровей, небольшой тоненький носик со слегка шевелящимися, в так дыхания, крылышками ноздрей, неглубокая вертикальная ложбинка над ротиком, пухлые розовые губки чуть-чуть растянувшиеся в стороны и взятые в скобочки неглубоких складочек по углам, маленькая-маленькая родинка на гладкой щечке… Наконец милый образ пришел в движение, ротик приоткрылся и послышался голос, который нельзя было перепутать ни с каким другим на свете.
– Тышкин, ты что не узнаешь меня? Это же я – твоя Анютка.
Галлюцинация просто с фантастической точностью имитировала реальность. И это обращение: "Тышкин" – именно так ОНА обращалась к нему будучи наедине, вплоть до мельчайших нюансов неповторимой интонации.
– Боже мой, это я виновата, что ты впал в шок – на ее лице появилось выражение расстроенного ребенка, готового вот-вот заплакать – я старалась тебя подготовить, честное слово, но наверное не достаточно. Прости меня милый.
Она поцеловала Максима в губы. Он, не моргая с подобно маске застывшим выражением восхищения, медленно протянул руку к ее лицу, осторожно дотронулся кончиками вытянутых пальцев до щеки, повел ими к виску, нырнул под нежные темно-русые волосы и остановился на затылке.
– Потрясающе! Как ты похожа на нее!
– Тышкин, я не похожа на нее, а я и есть она.
– Единственно обидно, что это не она, а лишь ее потрясающе похожая копия – продолжал он как будто не слыша, что ему говорят – но и за одно это я благодарен, этому чертову бармену с его чертовой наркотой!
– Тышкин, ты слышишь меня? Это я. Это никакая не копия. Я тебе все объясню, милый.
– Если бы кто-нибудь знал, как я хотел бы, чтобы она была жива.
– Да жива я, Тышкин, жива. Ну, конечно, смотря, что под этим словом понимать. Помощники! – крикнула она уже кому-то другому не переставая смотреть на него – приведите мне его в чувства! Быстрее!..
Она отклонилась в сторону, а прямо перед глазами Максима появился зависший в воздухе, уже знакомый человечек в компании еще одного такого же человечка-близнеца, они держали в руках большое ведро.
– Йе-х-ха! – выкрикнув одновременно тоненькими голосками, они внезапно опрокинули его, выплеснув на лицо и грудь Максима ужасно ледяную воду.
Один раз, много лет назад, на крещение, он купался в прорубе после чего на всю жизнь в памяти осталось это перехватывающее дыхание ощущение. Так вот, та вода, в зимнем пруде, была просто прохладной по сравнению с той, которой его окатили сейчас. На этот раз замерло не только дыхание, но похоже, и сердце, и спасло только то, что остановка длилась не долго.
– У-ух! – разом вскрикнули человечки, сочувственно скривив мордочки и резко рванув с места улетели.
