Читать книгу Страна анамнезия - Владимир Михайлович Жариков - Страница 1

«Анамнезия достигаема, когда определенные

пассивные нервные центры человеческого

мозга становятся активными. Самостоятельно

индивид не может достичь этого; активирующий

раздражитель находится не в нем, а вне его.

Нужно натолкнуть человека на раздражитель,

только тогда в его мозгу начнется процесс,

который, в конечном итоге, поможет ему

выполнить свое предназначение».

Джордано Бруно

Начало эксперимента

***

Петр Серафимович Старообрядцев работал главным врачом Центральной психиатрической клиники уже пятый десяток лет. Он давно превзошел возраст, который не должен быть по определению у руководителя психиатрической клиники. Человек в таком возрасте, не может руководить не только клиникой, но и собственным поведением, впадая в старческий маразм. Петру Серафимовичу самому порой казалось, что он давно потерял связь с реальностью и постепенно сходит с ума, становится "работающим" пациентом клиники.

Чем больше он старел, тем больше убеждался в этой догадке. Ему не хотелось подтверждать на себе истину народной пословицы: «С кем поведешься, от того и наберешься», а поэтому всячески старался абстрагироваться от своего порой неадекватного поведения в кругу коллег. Старообрядцев давно бы уступил должностное кресло какому-нибудь молодому психиатру, но желающих стать главным врачом «психушки» не находилось, а если и появлялись таковые, то Петр Серафимович тут же вспоминая свое «трудное восхождение на психиатрический Олимп», всеми силами сопротивлялся назначению любого претендента. В этом и проявлялась его старческая неадекватность.

О нем перешептывались коллеги: «И хочется и колется…, но никому сдавать пост не собирается». Сам же Петр Серафимович злился, что ему пришлось затратить в свое время колоссальные усилия, чтобы стать главным врачом клиники, а тут нужно вот так просто отдать должность… неизвестному преемнику…, обидно!

Во врачебном коллективе Петр Серафимович никому из докторов и заведующих отделениями повода не давал думать о какой-либо преемственности, он умышленно не готовил себе конкурента, "выжигая каленым психиатрическим железом" возможных кандидатов. Чтобы создать иллюзию «незаменимости», нужно вовремя пресекать любую инициативу подчиненных, постоянно говорить, что они не смогут справиться с обязанностями главного врача. И тогда действующий руководитель становится незаменим на длительное время.

Психиатрия для Петра Серафимовича была не только его поприщем, профессией и наукой, но и средством удовлетворения собственных амбиций от банального самоутверждения до мании величия в превосходстве над пациентами и подчиненными. И это само по себе являлось какой-то патологией, плохо описанной в специальной литературе. Его клиника, которую он возглавлял, переживая многих правителей страны, всегда пользовалась специфическими для подобных учреждений «привилегиями», особенно используемыми в последние двадцать лет новейшей истории России.

Во-первых, это закрытость, препятствующая распространению из клиники сведений о фактическом положении в ней дел. Во-вторых, исключительное право определять «опасность лица для себя и окружающих» по собственному усмотрению, не прибегая к доказательствам совершения этим лицом каких-либо социально опасных действий и изучению конкретных обстоятельств, связанных с госпитализацией.

В третьих, невозможность для пострадавших в результате принудительной госпитализации и неадекватного лечения доказать в суде ущерб, нанесенный их здоровью психиатрами, или присвоение их имущества, чему способствует нынешнее законодательство и лишение человека дееспособности «предприимчивыми» врачами. В-четвертых, имеется возможность поставить психиатрический диагноз любому человеку на свое усмотрение. Для этого не требуется никаких объективных методов – ни рентгеновских снимков, ни анализов, ни неврологических и нейрофизиологических исследований.

Психиатрические клиники еще с советских времен пользовались дурной славой. При «дорогом и всеми любимом» Леониде Ильиче в них «прятали» несговорчивых диссидентов и всех, кто пытался доказать абсурдность политики КПСС. И в настоящее время можно говорить о таких социально опасных явлениях в сфере психиатрии, с которыми связаны нарушения основополагающих принципов демократии и прав человека. Каждый день в психиатрические диспансеры по всей стране поступают тысячи людей. Большинство из них снова возвращаются в общество, но и они еще долго будут страдать от фармакологических и социальных последствий лечения в психиатрических клиниках.

Принято считать, что психиатрические больницы и психоневрологические интернаты предназначены только для людей, выживших из ума к старости или потерявших родственников, рассудок и способность самостоятельно обслуживать себя. А психиатры честно помогают им справиться с собственными проблемами, нервными и психическими расстройствами. Пребывание человека в данных лечебных учреждениях расценивается как проявление гуманности и заботы.

Но мало кто знает, насколько грубы и неэффективны средства и методы лечения, применяемые психиатрами, и насколько невыносимо находиться там больным, которые лишены доступа к информации, возможности беспрепятственно передвигаться и распоряжаться своим имуществом, страдать от отсутствия приемлемых условий содержания, ухода и порядка. Даже тишина и чистота в психиатрических клиниках бывают далеко не всегда. Больные постоянно чувствуют подавленность и безысходность собственного положения. Наряду с тяжелой психологической атмосферой и отсутствием жизненной перспективы угнетающее действие на них оказывают психотропные препараты.

Психиатрия для многих пациентов – это горькие слезы и поломанные судьбы. Психиатрия давно стала доходной индустрией, действующей с таким же гигантским размахом, как сфера развлечений. Только она склонна навязывать свои услуги насильственным образом и применять далеко не самые безобидные способы воздействия на психику человека, которые часто приводят к непредсказуемым и разрушительным последствиям.

И этому есть объективные причины, используемые в качестве обоснований: недостаточная изученность мозговых механизмов вообще, неясность генеза психических заболеваний в частности и не изученность метаболизма и механизма взаимодействия психотропных препаратов с нервными клетками мозга. У большинства пациентов пребывание в психиатрических клиниках привело не к выздоровлению, а к постепенной интеллектуальной деградации.

Множество психотропных препаратов быстро вызывает привыкание и зависимость, и получается так, что через некоторое время пациент уже сам не может без них обходиться. Большинство психотропных препаратов имеет такие побочные действия, что их прием не позволяет чувствовать себя и жить нормально. Для назначения психотропного препарата, психиатры никого не предупреждают ни о побочных действиях, ни о способности препарата формировать наркотическую зависимость.

Конечно, социальное, научное и прикладное значение психиатрии – неоспоримы. Вопрос не в том, чтобы вывести психиатрию за рамки правового поля и круга медицинских дисциплин, а в том, чтобы ввести ее в данные рамки. Психиатрия стала классической медицинской дисциплиной лишь благодаря Пинелевской реформе, когда больных перестали держать в цепях, а главой учреждения вместо управляющего в полицейском чине сделали врача.

Эти события обозначили два важнейших принципа, которые в разных формах и проявлениях проходят через всю историю психиатрии, и по сей день сохраняют актуальность: принцип частичного разгосударствления и добровольности. В России важным шагом в направлении их соблюдения стал Закон о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан, который обязывает получение информированного согласия и судебную процедуру в случае принудительной госпитализации.

И насколько бы врачи-психиатры ни считали данную процедуру обременительной для них, она призвана способствовать объективности психиатрических диагнозов, сокращению числа необоснованных госпитализаций и уважительного отношения к правам человека. Но этого можно добиться только при надлежащем исполнении, а не при имитации соблюдения норм закона.

В 2004 году отдельной книгой опубликованы результаты мониторинга 93-х психиатрических клиник в 61-м субъекте РФ. В большинстве регионов нарушается право пациента на объективное судебное разбирательство в связи с принудительным помещением в клинику. Порой оно проходит в отсутствии адвоката, самого пациента или его законного представителя, свидетелей со стороны больного. Врачи демонстрируют пренебрежение принципом информированного согласия, отражающим фундаментальное право пациента на свободу выбора.

В половине психиатрических стационаров вся корреспонденция, в том числе жалобы и заявления, изымается медицинским персоналом и не достигает почтового ящика адресата. Жалобы и заявления передают лечащему врачу, который прекрасно понимает, чем они ему грозят, поэтому он либо выбрасывает их в мусор, либо вклеивает в историю болезни, после чего у пациента выявляется «бред сутяжничества» и лечение дополняется новыми препаратами и мерами стеснения. Даже о существовании Закона о психиатрической помощи врачи предпочитают не сообщать пациентам, чтобы не было жалоб, заявлений и судебных исков. Злоупотреблениям способствует закрытость психиатрической системы и неведение, в котором намеренно держат больных. Статья закона о службе защиты прав пациентов, находящихся в психиатрических стационарах, так и осталась нереализованной.

Мы привыкли относиться к психиатрии с большой осторожностью. Негативное представление о ней в общественном сознании начало складываться еще в советский период. Тогда для этого существовали самые непосредственные причины. Достаточно продемонстрировать гражданскую позицию, не совпадающую с принятой идеологией, или выразить недовольство советским режимом и вы со страшным диагнозом оказывались в психиатрической больнице, где гибли надежды на благополучную жизнь и ваша репутация. Тех, кто попадал в психиатрические клиники за убеждения, называли диссидентами, или инакомыслящими. Эти случаи свидетельствуют, насколько широко можно толковать понятие психического заболевания и просто поставить диагноз любому человеку.

В Законе о психиатрической помощи говорится: «Диагноз психического расстройства ставится в соответствии с общепризнанными международными стандартами и не может основываться только на несогласии гражданина с принятыми в обществе моральными, культурными, политическими и религиозными ценностями либо на иных причинах, непосредственно не связанных с состоянием его психического здоровья».

Но с чем связана эта настойчивая попытка убедить нас в том, что диагноз не может основываться на перечисленных причинах и стандартах, отличных от международных? Связана она с тем, что еще недавно всё было не так. В отечественной психиатрии всегда были свои не только стандарты, но и психические заболевания. Вспомним, например, о вялотекущей шизофрении, которая появилась только благодаря туманным изысканиям отечественных психиатров и диагностировалась у тех инакомыслящих, у кого нельзя найти очевидных симптомов психического заболевания. А любой диагноз мог основываться и на гораздо более «невинных» причинах, чем перечисленные. Может он основываться на них и сегодня.

Несмотря на многочисленные и радикальные изменения в законодательстве, ни один диагноз, поставленный еще в советское время по политическим соображениям, пока не снят, пересмотрен или признан ошибочным. Этому феномену есть весьма простое объяснение: в историях болезни всегда перечислялись не причины, на которых основывается диагноз, а симптомы, не имеющие общего с «моральными, культурными, политическими и религиозными ценностями».

Но поводом для помещения в психиатрическую больницу могли быть не только психические заболевания или «неправильные» убеждения. Множество людей оказывались там из-за семейных ссор, конфликтов на работе, пьянства, отсутствия постоянной прописки, жилья или из-за того что, на их квартиру позарились родственники. Это означает, что психиатрия занималась не только лечением заболеваний. Ее место и роль в жизни общества оказались более значительными.

Определяя, с какими убеждениями человек имеет право жить в обществе, а с какими он должен находиться в клинике для душевно больных, психиатрия осуществляла идеологическую цензуру и способствовала укреплению тоталитарного режима. Путем изоляции лиц, склонных к бродяжничеству, алкоголизму и конфликтам, психиатрия обеспечивала общественный порядок, гасила негативные настроения, проявления враждебности и недовольства, связанные как с социальной несправедливостью, так и необеспеченностью, подавляла личную инициативу. Психиатрия всегда выполняла полицейские функции и являлась органом надзора и наказания.

Врачи, которые лечили советских диссидентов, до сих пор еще работают. Некоторые из них стали заведующими отделениями или главврачами, успели усвоить нынешнюю «продвинутую» лексику, «великосветские» ужимки и вольности, стали добродушнее, улыбчивее, пушистее. Но это не значит, что честнее. Все проявления имеют либо возрастной, либо напускной характер. Таким был и Петр Серафимович. Количество людей и имена тех, о ком он порой отзывался как о психически больных, производило странное впечатление, но еще больше удивляла его привычка судить о наличии заболевания у человека и его диагнозе заочно, не имея на руках истории болезни.

Эта привычка сложилась у него с тех тоталитарных времен, когда он мог решать судьбу других единолично, а для этого, кроме его «единственно правильного» мнения, больше ничего и не требовалось. Ему до сих пор непонятно, зачем при каждом недобровольном помещении пациента в клинику, нужно писать и тащить в суд кучу лишних бумаг и самого больного. То ли дело при Брежневе! Взяли и сразу же заперли в стационаре лет на 20, без свидетелей и шума. Либо в течение месяца превратили в овощ, еще хуже в перегной, тоже без свидетелей и шума.

Несмотря на принятие Закона о психиатрической помощи, по-прежнему нет никаких гарантий, что человек после оказания ему этой помощи сохранит свои права, имущество, рассудок и способность «самостоятельно удовлетворять основные жизненные потребности», а не превратится в вялое и безвольное «растение».

Закон фактически допускает подобную ситуацию, когда по телефонному звонку или другому «поступившему сигналу», человека могут забрать в психиатрическую клинику и подвергнуть его интенсивной «химической обработке», даже не выясняя, насколько «сигнал» соответствует действительности. После «обработки» человек зачастую уже не в состоянии доказать в суде ущерб, причиненный его здоровью и частенько вообще не в состоянии чем-либо заниматься.

Не желая отставать от более предприимчивых сограждан, психиатры кинулись зарабатывать деньги – как на самих пациентах, так и на их родственниках. Первые платят за снятие диагноза, с учета, за справки, требующиеся при трудоустройстве, получении водительских прав и «откашивание» от призыва в армию. А за то, чтобы человеку поставили нужный диагноз и взяли на учет, платят уже родственники, имеющие виды на его жилплощадь и имущество. И хотя родственники могут оказаться причиной госпитализации в психиатрическую больницу, те, у кого их нет, рискуют пострадать там еще больше.

В психиатрической клинике может оказаться любой. Путь туда чаще всего начинается с принудительной госпитализации, когда к гражданину домой приезжает психиатрическая бригада. Что случилось – никто не спрашивает. Зачем задавать вопросы, ведь все равно впереди освидетельствование? На лишние вопросы также никто не отвечает. Потенциального пациента вежливо просят сесть в скорую и не вынуждать санитаров применять силу. Услышав такую просьбу, будущий пациент оказывается в недоумении и требует объяснить, что от него хотят. Но процедура госпитализации не предусматривает этого.

Какие бы действия госпитализируемые граждане ни предприняли при этом – в любом случае они оказываются в заведомо проигрышном положении. Санитары и врачи вообще никак не реагируют на вопросы, доводы и недоуменные восклицания. Лишь впоследствии в истории болезни пациента будет написано: «В момент госпитализации не мог понять, что происходит, постоянно задавал вопросы, свидетельствующие о полной потере связи с реальностью и дезорганизации умственной деятельности» или еще что-либо подобное.

Одной такой записи в истории болезни достаточно для того, чтобы поставить диагноз «шизофрения» и назначить курс интенсивной терапии. Никаких дополнительных доказательств того, что гражданин намеревался, угрожал или совершил какие-либо социально опасные действия, не требуется. Право сделать вывод о степени «опасности для себя или окружающих» принадлежит исключительно лечащему врачу-психиатру конкретного пациента, который не обязан ни перед кем объясняться и отчитываться. Как он решит – так и будет! Врачи склонны использовать это в собственных интересах, одним из которых является поступление в клинику новых пациентов, а значит и больших денежных средств.

Недобросовестным врачам, которые стремятся прибрать к рукам жилье или имущество пациента, развязывает руки 29-я статья Закона: «Лицо, страдающее психическим расстройством, может быть госпитализировано в психиатрический стационар без его согласия или без согласия его законного представителя до постановления судьи, если его обследование или лечение возможны только в стационарных условиях, а психическое расстройство является тяжелым и обусловливает:

а) его непосредственную опасность для себя или окружающих;

б) его беспомощность, то есть неспособность самостоятельно удовлетворять основные жизненные потребности;

в) существенный вред его здоровью вследствие ухудшения психического состояния, если лицо будет оставлено без психиатрической помощи».

Неудивительно, врачи прилагают максимум усилий, чтобы как можно больше людей не остались без психиатрической помощи. Оказание сопротивления при госпитализации может только дать повод продлить срок пребывания пациента в психиатрической больнице, ужесточить для него режим и назначить особо интенсивное лечение. Но те, граждане, которые надеются, что если не сопротивляться, то в психиатрической больнице «во всем разберутся и отпустят», глубоко заблуждаются. В первую очередь от них потребуют подписать так называемое «согласие на лечение». Здесь можно снова оказаться в весьма уязвимом положении, потому что отказ подписать согласие на лечение психиатры склонны расценивать как негативизм и враждебную настроенность, обусловленные психическим заболеванием.

Добиваясь согласия на лечение, врач-психиатр может просто попытаться ввести человека в заблуждение: «Ничего не подписывают только нездоровые люди, которые боятся, что подделают их подпись, а потом продадут их квартиру, или еще чего-то. Почему Вы ничего не подписываете, если считаете себя здоровым? Мы такие же люди, как Вы, а Вы враждебно настроены. Это совсем ненормально!».

Если врач видит, что его доводы на пациента не действуют…, лечение начинается без его согласия. Появляются два-три санитара, один из которых со шприцем, просят пациента снять штаны и не заставлять их ждать. Естественно, человек отказывается. Тогда его хватают, валят, привязывают к кровати и делают укол. Как правило, колют большие дозы сильнодействующих нейролептиков, галоперидола и т.п., от которых человека перекашивает, у него возникают судороги, головокружение, оглушенность и туго подвижность, ему трудно шевельнуть рукой или ногой.

Через некоторое время, когда пациенту становится лучше, начинается следующий этап «переговоров» с требованием подписать согласие на лечение. Под воздействием этих препаратов в состоянии шока и оглушённости, когда откуда-то издалека доносится шипящий голос врача: «Подпиш-ш-ши, подпиш-ш-ши, иначе заболееш-ш-шь и пожалееш-ш-шь…», очень легко потерять самообладание и контроль над собою. Те, кто не выдерживают этих испытаний и подписывают согласие на лечение, фактически сами признают себя больными и подвергаются дальнейшей «химической обработке» уже на вполне законных основаниях. Таких пациентов большинство. Особо стойких и несговорчивых – ведут в суд.

Суду предшествует освидетельствование, которое проводит комиссия из трех психиатров. На честность и объективность двух других врачей, наряду, с лечащим принимающих участие в освидетельствовании, лучше не полагаться. Корпоративные и материальные интересы у них часто заглушают голос совести. Но даже тогда, когда в комиссии присутствует врач, который ставит верность профессиональным принципам выше хороших отношений с коллегами, вероятность выйти из психиатрической больницы, сохранив здоровье и репутацию, весьма невелика. Еще до освидетельствования пациента накачают психотропными препаратами, а когда ему потребуется четко ответить на пару поставленных врачами вопросов, изо рта у него будут идти только слюни и нечленораздельные звуки. В том же состоянии он окажется и в суде.

Несмотря на то, что процедура освидетельствования изначально включала беседу с пациентом, а также обсуждение его заболевания врачами и рассчитана на то, чтобы снизить риск медицинской ошибки и роль субъективного фактора при постановке диагноза, в данное время стала пустой формальностью и занимает не более минуты. Лечащий врач предлагает вариант диагноза, остальные одобрительно кивают – и все необходимые бумаги подписаны и переданы в суд, который также длится около минуты.

Суд, как правило, санкционирует госпитализацию и лечение. Он носит не менее формальный характер, чем освидетельствование, проходит без адвоката, но с участием прокурора, который спрашивает у пациента только фамилию и адрес. В суде пациент находится под воздействием психотропных препаратов, которые придают его внешности странный и отталкивающий вид: у него слезятся глаза, изо рта текут слюни, руки и ноги трясутся. Поэтому ни к нему, ни к врачам никаких вопросов у прокурора не возникает, как и сомнений в том, что пациент болен.

Все это с чувством вины осознавал и Петр Серафимович, а приближающаяся старость только горбила его от тех тяжких грехов, совершенных им при восхождении на этот «психиатрический олимп». Неслучайно в последние годы, он не то, подчиняясь велению моды, не то угрызениям собственной совести, стал регулярно посещать церковь и бюро ритуальных услуг.

В молитвах, он просил Бога избавить от этого тяжкого груза, превращающего довольно таки безбедную жизнь в непосильную борьбу с совестью. В бюро ритуальных услуг он высматривал дорогие гробы, изготовленные из красного дерева. Он и сам не понимал, что он просит у Бога – то ли освободиться от обязанностей главного врача, что он мог сделать сам по собственному заявлению, то ли избавить от этого горького осознания вины в искалеченных судьбах многих пациентов.

Наверное, Бог услышал его молитвы, а может быть в областном министерстве здравоохранения «вдруг прозрели» и решили отправить Старообрядцева на «заслуженный» отдых. Это неизвестно, только в один из обычных дней его неожиданно вызвали к областному министру здравоохранения. Петр Серафимович грешным делом подумал, что этот вызов «на самый верх» связан с очередным «потенциальным» пациентом, о котором «нужно проявить максимальную заботу и оказание психиатрической помощи» и который обязательно должен пройти курс интенсивного лечения, дабы «вернуть российского бизнесмена» в ряды активных субъектов экономического роста и мощи государства.

Он даже немного растерялся, когда министр здравоохранения всея области, предложил ему сдать полномочия главного врача молодому, но уже опытному, по словам министра, психиатру, кандидату медицинских наук.

– Я пригласил вас, господа, для того, чтобы ознакомить со своим решением, – пафосно начал министр, – скажу честно, оно далось мне нелегко. Ведь мы с вами коллеги, я по специализации тоже психиатр и когда-то руководил дурдомом, а после этого неожиданно возглавил здравоохранение области. Так вот, начну прямо без обиняков. Петр Серафимович, Вам пора на пенсию! Вместо Вас я назначаю Михаила Сергеевича Новостроева. Прошу любить и жаловать!

Михаил Сергеевич почтительно кивает головой и приподнимается, пристально глядя на Старообрядцева.

– Вы, Петр Серафимович, очень долго руководили областным дурдомом, – продолжал министр, – от чего можно сойти с ума! Пора бы и честь знать. В Вашем возрасте давно пора отдыхать…. Человек не может столько работать! Да еще с психами…. Многие не доживают до такой старости, как Вы, сохраняя ясный рассудок….

– А я-то думал, что Вы вызвали меня для нового поручения, – прервал министра Старообрядцев, – по выполнению очередного ответственного задания! А оно вон, что… на пенсию пора!

– Какого задания Петр Серафимович? Вы о чем? – не понял министр.

– Ну как же? – утверждал Старообрядцев, – если помните Ваше прошлое задание для меня – «упрятать» придурка Шалайболтаева в клинику…. Вы еще сказали, что он может составить серьезную конкуренцию нашему губернатору на предстоящих выборах.

– Я никогда Вам не давал такого задания. Вы что? – разгневался министр, – у Вас у самого что-то с психикой.

– Это у Вас, а не у меня, – спорил Старообрядцев, – какому нормальному человеку придет в голову дурацкая мысль, что нувориш из «новых русских», коим является наш губернатор, причинит меньше вреда жителям области, чем придурок Шалайболтаев? И, несмотря на это, я выполнил Ваше задание – принудительно госпитализировал его и поставил диагноз – вялотекущая шизофрения!

– Вы говорите о том, чего не могло быть в нашей демократической стране, – возмущался министр, – это во времена Брежнева было, но сегодня…? А это уже простите для Вас диагноз…. Но я не хочу отвлекаться от темы и продолжу. Вас заменит Михаил Сергеевич, молодой, но уже опытный специалист, кандидат медицинских наук, автор нового метода лечения психических болезней. Прежде чем вы поедете в клинику и приступите к передаче дел, я должен сказать несколько слов о проблемах психиатрии в общем и целом в этой связи.

– А может, обойдёмся без высокопарных монологов? – обиженно произнес Старообрядцев, – я уже все сам понял….

– Нет, я должен сказать, – настаивал министр, – я же несу груз ответственности за здоровье всех жителей области. Так вот! Метод Новостроева – это инновации в психиатрии! Это то, что сегодня нужно всей нашей медицине. Никто не ожидал, что мы так быстро будем решать проблемы здравоохранения страны одним нацпроектом типа «Здоровье»! Наши граждане просто сходят с ума от счастья! А для этого новые методы лечения психических расстройств будут, как никогда кстати. Новым болезням – новые методы лечения! Вы знаете, что руководство страны объявило о переходе на новые модернизированные рельсы, по которым помчатся в будущее составы нашей инновационной экономики….

– А мне помнится, – перебил министра Старообрядцев, – руководители страны использовали слово «рельсы» для того, чтобы народ поверил их обещаниям. Помните: «положу голову на рельсы», «даю правую руку на отруб»…. Тандем тоже что-то заговорил о рельсах, как бы чего не вышло! Членовредительства….

– Петр Серафимович! Я понимаю, что Вы обижены, но прошу Вас, не перебивать моего выступления, – обиделся министр, – …и когда проблема психических расстройств населения достигнет предельного уровня, мы с Михаилом Сергеевичем прогремим на всю страну со своей психиатрической инновацией по спасению населения от шизофрении, вызываемой реализацией нацпроектов типа «Здоровье»….

– А Вы-то тут причем? – снова перебил Старообрядцев, – Вы же не разрабатывали этот метод?

– Я не принимал участия в разработке метода, – сознался министр, – но надеюсь, что Михаил Сергеевич возьмёт меня в соавторы. А я со своей стороны обеспечу клинику достаточным для этого финансированием. Сегодня любому дурдому требуются деньги. Верно, я говорю Михаил Сергеевич?

Новостроев явно не ожидал такого наглого напрашивания в соавторство. Он удивленно посмотрел на министра и подумал: «Нужно использовать момент, поймать на слове министра по финансированию клиники», а вслух сказал:

– Верно! …Вы сразу подпишите смету, которую я подготовил?

– Нет! Это будет позднее, в рабочем, так сказать порядке, – парировал министр, – …что еще?

Новостроев и Старообрядцев молчали, и поэтому министр завершил беседу:

– Ну, раз вопросов ко мне нет, то сейчас же езжайте в клинику и приступайте к приемке дел! Вперед на шизу, господа!

На этом высокий прием закончился, министр занялся неотложными делами по оздоровлению нации, а Петр Серафимович вместе с Михаилом Сергеевичем поехали в клинику для приема-передачи дел. За всю дорогу они не проронили ни слова, считая, наверное, что весь разговор у них еще впереди.

***

Михаил Сергеевич Новостроев был одним из тех прогрессивных специалистов, которых не устраивали прежние методики лечения, считавшиеся постулатами в психиатрии, а также диагностика, изучающая методы исследования больного с целью распознавания болезни. Такие люди как Новостроев всегда ищут новые подходы к проблемам и стараются внести что-то свое в давно устоявшиеся каноны и постулаты. Но это не означало, что отвергается всё, чего достигла психиатрия, как наука за предшествующие годы.

В деятельности врача любой клинической дисциплины, в том числе и психиатрии, нозологический диагноз совершенно необходим. Но здесь психиатрия занимает особое место. Этот факт объясняется тем, что психиатрические диагнозы во многих случаях оказываются ненадежными. У одних и тех же больных диагностируются различные психические болезни.

Так диагноз шизофрении является очень распространенным среди части американских психиатров, в то время как другой их части, а также у психиатров Англии этот диагноз встречается намного реже. В то же время диагноз маниакально-депрессивного психоза, сравнительно редкий в США, имеет очень широкое распространение в английской психиатрии. Специалисты московской школы очень широко пользуются диагнозом «шизофрения», а психиатры питерской школы предпочитают у тех же больных диагностировать органические заболевания головного мозга и психозы реактивного и экзогенного генеза.

Современная психиатрия так формулирует самый распространенный в России диагноз шизофрению: прогрессирующее хроническое заболевание, отличающееся многообразием симптомов и синдромов, которую в целом можно описать как разрушение, расщепление личности. При данном заболевании страдают все психические сферы, но особенно – эмоциональная, волевая и мышление.

Соответственно симптоматика этой болезни: эмоциональное снижение и двойственность (амбивалентность) любовь и ненависть к конкретному человеку одновременно. Диссоциация эмоций – смех над горестным событием, а плач – над весёлым. Эмоциональная тупость – равнодушие, отсутствие сопереживания, волевых стремлений (абулия); апатия. Негативизм – бессмысленное противодействие. Мутизм – отсутствие спонтанной речи; аутизм – уход в себя; разорванность и соскальзывание мыслей – спонтанный переход от одной к другой; резонерство; продуктивные симптомы (галлюцинации, бред, утопические идеи).

Ненадежность диагнозов в психиатрии нередко влечет за собой врачебные ошибки. Специальных работ, посвященных их анализу и частоте, нет. В начале текущего столетия E. Kraepelin со свойственной ему прямотой и честностью сказал как-то, что среди первоначально установленных им диагнозов в последующем примерно лишь две трети оказывались правильными. Имеющиеся в настоящее время в психиатрии противоречия между понятием «болезнь» и «больной человек» существуют давно и могут быть распространены на всю медицину. Противоречия эти возникли еще в античный период, отражают собой антагонистические философские концепции Платона и Аристотеля.

По мысли Платона, идеи первичны по отношению к вещам и выступают как цели, определяющие их развитие. Чувственному познанию в этом процессе нет места. Аристотель, напротив, в познании окружающего мира ориентировался на чувства, с помощью которых осознаются отдельные предметы и события. По мнению Аристотеля, концепция Платона не объясняет мир, а лишь увеличивает количество предметов, нуждающихся в объяснении. Эти философские противоречия нашли отражение в двух греческих медицинских школах. Сторонники Платона считали, что основное значение имеет диагноз и классификация болезней. Сторонники философских взглядов Аристотеля в лице Гиппократа основное внимание уделяли особенностям проявления болезни у конкретного больного.

При изучении больных Гиппократ описывал симптоматологию болезней не как случайное сочетание признаков, а звенья развивающегося патологического процесса, отражающие сочетание различных условий. Динамическое изучение болезненных расстройств послужило Гиппократу основой для создания историй болезни, приводимых в его книгах. Гиппократ описывал в первую очередь больных людей, а не общие картины болезней.

Вопросам диагностики в трудах Гиппократа уделено едва лишь несколько страниц, в то время, как вопросы прогноза разбираются им самым тщательным образом. Гиппократ и его последователи рассматривали болезни как абстракции, создаваемые самими людьми. Вместе с тем такое отношение к диагностике не помешало Гиппократу выделить две формы психических болезней, названия которых сохранились в психиатрии до наших дней. Речь идет о мании и меланхолии.

В данном случае Гиппократ реализовал положение Аристотеля о том, что в медицине так же, как и в любой другой науке, следует использовать принцип изучения «подобных друг другу случаев с точки зрения того, что в них есть много общего». Таким образом, Гиппократ не отвергал полностью принципы сторонников Платона о существовании болезней и возможностей их классификации. Он только считал такие исследования подчиненными «живому наблюдению».

Возникшие в период античной медицины две противоположные линии развития в изучении болезней параллельно существуют в медицине до настоящего времени. Преобладание одной из них выражает либо философию времени, либо влияние выдающихся личностей и сделанных ими открытий. В психиатрии конца XIX века сторонниками учения о единицах болезни в психиатрии, т.е. последователями философии Платона, являлись K. Kahlbaum и E. Kraepelin.

Все эти постулаты являлись хорошо усвоенными истинами жадно учившегося студента Михаила Новостроева, но он не ограничивался этими знаниями. Так одновременно с университетским курсом психиатрии, Новостроев получил определенные знания из работ Пифагора, Эдгара Кейси, Джордано Бруно о реинкарнации человека, которые, по его мнению, прямо связаны с психическими заболеваниями.

Согласно этим работам, у человека существуют две разновидности памяти. Первичная – это кратковременное внимание и словесное выражение. Вторичная – инстинктивное, а также зрение, слух, понимание без слов того, что свойственно животным и маленьким детям. Объем первичной памяти несоизмеримо меньше, это то, чем мы пользуемся в повседневности.

Вторичная память проявляет себя у человека лишь во время сна с быстрым движением глаз. Считается, что ложная память – дежа-вю, возникает в результате нарушения работы воспоминания с его осознанием. Депривация сна служит дополнительным стимулом для возникновения ложных воспоминаний. Кроме того, выяснено, что эпилептики очень часто испытывали дежа-вю перед приступами, это позволило предположить, что ложная память связана с нарушением работы мозга, а именно гиппокампа (часть, находящаяся в височных долях, связана с обонянием и с обработкой пространственной информации).

Всплески дежа-вю случаются у маленьких детей и молодых людей, в старости же это почти не происходит. Логично было бы предположить, случаи дежа-вю должны возникать именно в старости. Но, все происходит наоборот. Платон говорил об анамнезии – припоминании, как средстве познания. Эту идею развил Джордано Бруно. Исходя из алхимических концепций божественности человеческого разума, Бруно апробировал методику возникновения магической памяти. Он активизировал длительную память клетки ДНК, с тем, чтобы вспомнить все реинкарнации. «Анамнезия достигнута, когда определенные пассивные нервные центры человеческого мозга становятся активными. Самостоятельно индивид не может достичь этого; активирующий раздражитель находится не в нем, а вне его. Нужно натолкнуть человека на раздражитель, только тогда в его мозгу начнется процесс, который, в конечном итоге, поможет ему выполнить свое предназначение» – утверждал Джордано Бруно. Перед лицом инквизиции, он заявлял, что человек – это не только тело.

Именно на этом утверждении Новостроев сформулировал парадигму для нового метода лечения психических заболеваний. Он после окончания медицинского университета занялся разработкой новой методики на основе практики, которую нарабатывал сначала в ординатуре и аспирантуре при университете, а затем работая лечащим психиатром в клинике. На основе разрабатываемой методики Михаил Сергеевич вскоре защитил кандидатскую диссертацию.

Забвение связано с иллюзией этого мира. За его границами и пределами человеческого разума лежит Истина. И прийти к ней можно только через отказ выполнять линейные функции программы, формирующей нашу реальность. Ответ всегда перед нами, Дух все время стучится в дверь. «Анамнезия – это рождение двух начал: человека и Святого Духа. Это не может произойти без его вхождения в человека. Это Ponds Dei, связь между двумя мирами».

На основе этих работ родилась так называемая техника Перепросмотра, которая является одним из краеугольных камней трансформации человека. Наряду с техникой Перепросмотра в настоящее время особое распространение получила техника Свидетеля. Это Перепросмотр, в котором делается акцент на осознании связи положения тела, дыхания и события в жизни, породившего определенный повторяющийся импринт.

Подобный акцент встречается и в саентологии – направлении, родоначальником которого был Рон Хаббарт. При всех положительных моментах этой практики, техника Свидетеля является начальной отправной точкой для действительного путешествия обратно, к началу времен, а не универсальным средством трансформации.

Безусловно, она носит и терапевтический эффект, благодаря чему многие практикующие врачи очень высоко её ценят. Этот эффект можно сравнить с исповедью, когда происходит такое же облегчение, если рассказываешь все тайные случаи из собственной жизни Свидетелю. Такая практика – дань нашему стремлению к коллективному состраданию. Но, все самое важное происходит с нами в одиночестве, рождение, смерть, как и истинное возвращение назад в прошлое.

Все наши объединения временны и мы должны это осознать, для того, чтобы не терять время, не ходить по дорогам, которые уже пройдены. Техника Свидетеля может помочь решить психологические проблемы определенного уровня, осознать повторения в жизни, извлечь энергию из прошлого, но это лишь малая часть того, что нам необходимо для путешествия в Бесконечность.

Изначальное намерение вспомнить все в Перепросмотре, служит катализатором такого рода воспоминаний, которые позволяют нам осознать собственную природу. В практике Новостроева одна больная вела свой дневник: «Вспоминая случай из детства, я ощутила давление в области солнечного сплетения, головокружение и в следующее мгновение я оказалась в море, серые волны, сумерки, я видела горящий остов корабля. Со мной рядом в воде находились двое моих маленьких детей. Я пыталась удержать их, но у меня не хватало сил. Вся моя воля сконцентрирована на том, чтобы спасти их, но я знала, мы утонем, надежды нет…, девочка ушла на дно первой, я держала сына, он смотрел мне в глаза, затем море забрало и его. Отчаяние, невероятная боль, мне осталось лишь умереть, когда мои легкие начали заполняться водой, я испытала жгучую боль в груди и очнулась.

Это воспоминание-проживание имело такую отчетливую ясность и эмоциональную наполненность, что я никак не могла прийти в себя, боль утраты обрушилась на меня. Однажды я потеряла своих детей. Я поняла, с чем связаны мои проблемы в этой реальности в отношении детей. Откуда такая озабоченность, желание помогать, защищать. Это моё основное слабое место, которое формируется диалогом, построенным даже не в этом мире: «Дети не должны плакать, страдать, умирать…» Но, осознание этого момента не решило проблему, я по-прежнему чувствую боль утраты. Я скорблю по тем детям, которых никогда не знала в этой жизни».

Еще одно воспоминание, записанное в ее дневнике: «Подобный случай произошел совершенно неожиданно, когда я шла по улице. Внезапное головокружение, я закрыла глаза, но почувствовала, что меня кто-то держит за руку. Это был мужчина. Стоял летний зной, от него предметы словно плавились. Моё эмоциональное состояние характеризуется как апатия. Я нахожусь на рыночной площади, прямо на земле сидят бедно одетые мужчины, тут же стоят плетеные корзины с едой. Тот, который был рядом, делает резкое движение, у меня перерезано горло, кровь заливает грудь, я вижу, как она стекает мне на черные косы и золотое ожерелье из монет».

Оба описанных случая являлись полным погружением в Перепросмотр, этот мир перестал существовать для нее, словно она приняла сильнейший диссациотив. Исчезла ее личная история, ее цели, они существовали только как тот эпизод, она все помнит, понимает, как подступает смерть, что может пойти дальше, назад в своих воплощениях, до тех пор, пока не исчезнет время.

В момент такого самопогружения осознаешь, что твоё «Я» – это всего лишь сон, бесконечная череда отражений божественного лика. Мы фиксируем себя в этом мире при помощи памяти и личного опыта. Внутренний мир человека превосходит его рассудок, но эго, в стремлении утвердиться, отравляет внутреннюю вселенную рационализмом и однозначностью.

Когда мы признаем, что являемся неизвестными, отпустим осознание, оно как парус выбросит нас в место, откуда мы родом. Все живые существа обладают инстинктом дома. То, что мы в этом мире пленники известно с древних времен. Гностики считали себя не принадлежащими этому миру вследствие непреодолимой тяги к освобождению, которая довлеет над людьми. Хотя мы и живем в этом мире, мы ему не принадлежим. В зависимости от степени осознанности человека, он воспринимает эту тягу по-разному, может интерпретировать её как стремление удовлетворить физиологические потребности, честолюбивые амбиции, жажду знаний.

Но, на самом деле есть только одна жажда – Свободы. Как говорил дон Хуан – мы навигаторы бесконечности. И если человек однажды говорит себе: « Я не могу умереть, ни здесь, ни сейчас, никогда…». В этом случае он нашел путь, неуклонно следуя по которому, он однажды придет в место, откуда родом все души….

Парадигма Новостроева гласила:

«Каждый, кого современная психиатрия считает больным, является человеком, находящимся в состоянии Перепросмотра и Свидетеля. Войдя в него во время сна, больной не смог по каким-то причинам, свойственным только его головному мозгу, выйти утром из этого состояния. Его мозг «завис», как компьютер при перегрузке оперативной памяти. Подобно этому мозг человека «зависает» при его состоянии Перепросмотра.

Его видения эмоционально сильные и возбуждающие, вторичная память полностью отключает первичную, вследствие блокирования функции головного мозга, формирующей нашу реальность. Человек в таком состоянии говорит и действует в соответствии с техникой Свидетеля, подсказывая окружающим именно то, что он находится в состоянии Перепросмотра или анамнезии».

Вывести человека из этого состояния без применения сильнодействующих препаратов – вот задача современной психиатрии! Исходя из нее, Новостроев считал возможным реализовать утверждение Бруно в обратном направлении, то есть «…нужно натолкнуть человека на раздражитель, чтобы в его мозгу начался процесс, обратный тому, который ввел его в состояние анамнезии и в конечном итоге, поможет ему навсегда выйти из состояния Перепросмотра».

Применение различных психотропных препаратов, как считал Новостроев не приемлемо по причине все той же недостаточной изученности мозговых механизмов вообще и в частности взаимодействия психотропных препаратов с нервными клетками мозга. А потому, по его мнению, такие сильнодействующие препараты могут вызвать необратимый процесс, после которого человек останется в таком состоянии навсегда, пытаясь продолжить путешествие в Бесконечность.

В практике Новостроева встречались пациенты, которые «подсказывали» саму методику их лечения. Такие люди не похожи на психически больных, наоборот их рассуждения и умозаключения отличались четкой логикой и обоснованностью. Если бы такого человека врач-психиатр встретил где-нибудь на улице, кинотеатре, кафе и пр., поговорил с ним, то однозначно не сказал, что его собеседник психически больной человек.

Наблюдения за такими больными показали, что состояние Перепросмотра у них появляется лишь на определенное время, именно тогда, когда их мозг не нагружен и работает «вхолостую». Стоило, только напрячь его беседой, в которой нужно сосредоточиться и не быть пассивным слушателем, его состояние принимало «здоровую фазу» при которой мышление работало четко, формулируя вполне осмысленные и правильные ответы на задаваемые вопросы.

Если такого больного подвергали «химической обработке», то его «нормальное» состояние появлялось все реже, пока не исчезало окончательно. Причем практически все поступающие в клинику больные первоначально обладали этим свойством «принимать нормальное состояние». Тем, кому Новостроев назначал вместо психотропных препаратов различные деловые игры и выполнение «очень ответственных поручений» для якобы реальных дел, быстро шли на поправку и выписывались из клиники. А через несколько лет таких больных вообще снимали с учета в психдиспансере.

Сложность методики Новостроева заключалась в том, что для каждого больного необходима индивидуальная деловая игра или поручение, которое было бы ему интересно. Если это подобрано безошибочно, то в большинстве случаев выздоровление пациента гарантировано. Михаил Сергеевич начал писать докторскую диссертацию. Но развить тему глубже мешало его должностное положение, определяемое полномочиями лечащего врача. Новостроев считал, что для проведения широкого эксперимента необходимо задействовать пациентов всей клиники.

Подбор индивидуального раздражителя в форме деловой игры являлся определенной сложностью еще и по причине того, что требовалось очень много времени на занятие с каждым конкретным пациентом. С ним необходимо не просто общаться, изучив анамнез, а временно вникнуть в его состояние и понять причины вхождения в Перепросмотр, определить тему, которой можно загрузить его головной мозг для начала процесса выхода из состояния анамнезии по Бруно.

В прежней работе, Новостроеву однажды удалось найти общую тему сразу для трех больных шизофренией. Анализируя причины, вызвавшие заболевание этих трех людей, Михаил пришел к ошеломившему его выводу. Они настолько разные, что невозможно предположить общую тему деловой игры для этих пациентов. Но к его удивлению у всех троих возбудился интерес к одной и той же теме, а он уже к тому времени умел интуитивно и визуально определять этот интерес по выражению глаз и эмоциям. Этот случай натолкнул его на мысль о разработке деловой игры, в которой могло бы участвовать большое количество пациентов.

Новостроев незадолго до предложения занять должность главного врача Областной центральной психиатрической клиники уже приступил к разработке методики такой деловой игры. Когда ему предложили должность, он с радостью согласился, понимая, что это шанс для успешной реализации его идеи и защиты докторской диссертации. Именно на должности главного врача он мог провести клинические исследования своего метода.

В состоявшейся беседе Новостроев озвучил просьбу министру по части оказания помощи в финансировании на приобретение системы видеонаблюдения, которая необходима для проведения эксперимента. Михаил Сергеевич намеревался установить ее во всех палатах клиники для ежесуточного мониторинга поведения больных. Требовались деньги и на косметический ремонт, который всегда должен проводиться при смене руководства. Министр пообещал решить этот вопрос после того, как Новостроев примет клинику. Теперь дорога к докторской диссертации открыта! С этим чувством удовлетворения Новостроев ехал сейчас в одном автомобиле со Старообрядцевым принимать дела….

***

Как театр начинается с вешалки, так любое подобное учреждение, именуемое в народе «дурдомом», начинается с въездных ворот и обязательным КПП. В глубине двора возвышалось четырехэтажное здание клиники, 50-х годов постройки, оно одним видом отпугивало любопытного зеваку и наводило тоску на того, кто смотрел на это архитектурное сооружение.

Новый и низложенный главврач подкатили к воротам клиники на автомобиле, принадлежавшем этому же заведению и являющемуся служебным транспортом Старообрядцева. Это не просто машина, а «шедевр отечественного автомобилестроения» марки «Москвич 2141», водителем которого работал Моисей Абрамович Безродный, давний знакомый Петра Серафимовича. Все трое – Старообрядцев, Безродный и «Москвич» были примерно одного возраста, точнее, степени изношенности, и всех троих можно смело назвать дряхлыми стариками. Но Моисей Абрамович называл этот автомобиль ласково – «Понтиак».

Если бы показать этот автомобиль американцу, то тот наверняка бы очень позавидовал этому дурдому, который имеет редчайший музейный экземпляр и, по мнению янки, очень дорогой по цене. «У нас в США врачи не ездят на дорогостоящих раритетах!» – подумал бы американец. Педантичный немец предположил бы, что это специальный автомобиль, которые имеются только у психиатрических клиник, поскольку внешним видом это средство передвижения должно подчеркивать направлению деятельности клиники и выделять психиатрию из общего ряда медицинской деятельности.

Увидев это произведение российского автопрома, итальянец, считающий, что у нас в стране выпускают только их модели, подумал бы: «До чего же эволюционировал наш «Фиат», начал с «копейки», а теперь бесценный раритет. Потрудились русские над "Фиатом", превратив его в шедевр древнего мира, а ведь продали мы в 60-х русским хорошую для тех времен модель!». Француз, может быть, даже порадовался бы, глядя на «Москвича», – ведь это же старые русские корни их нынешнего «Рено Меган». Он бы непременно проникся чувством национальной гордости, что на таких старых и засохших корнях выросло современное совместное производство автомобилестроения.

И только русские привыкли к таким шедеврам на дороге, и их ни сколько не удивляет, что этот долгожитель до сих пор мог заводиться и двигаться без посторонней помощи, развивая колоссальную для своего возраста скорость… в 70 км/час. Правда, «старичок» требовал частого ремонта, затраты на которые давно превысили стоимость самого автомобиля. Спидометр «боливара», еле выдерживающего двоих», ежемесячно подкручивали. Это нужно для списания денег, выделяемых клинике на горючее.

Являлось ли это грубым нарушением финансовой дисциплины? С формальной точки зрения – да! Но если посмотреть с другой стороны, то главбуха можно оправдать. Денег на ремонт служебного авто клинике не выделяли, "Понтиак" часто ломался, а если главврачу нужно срочно ехать по делам, то заказывали такси за свои, кровные. Вот и приходилось компенсировать собственные расходы на такси и ремонт «боливара» деньгами, выделяемыми на горючее. К тому же баланс этих расходов всегда оставался в пользу государства.

Для аудиторов, частенько проверяющих целевое расходование бюджетных средств, выделяемых клинике, этот факт постоянно являлся «новыми воротами», на которые эти блюстители финансовой дисциплины смотрели с завистью, как-то по-советски, считая затраты на горючее слишком завышенными. Сказывался стереотип мышления, оставшийся с советских времен, когда служебный автомобиль являлся должностной роскошью, а его существование предусмотрено только для высокого начальства.

Войдя в помещение КПП, которое не миновать, главврачи предстали перед бдительным охранником, разменявшим восьмой десяток, но выглядевшим бодро, строго и уверенно. Заметив Старообрядцева с посторонним человеком, этот страж клиники попытался тут же проявить себя, и учтиво поздоровавшись с Петром Серафимовичем, преградил путь Новостроеву.

– Вы к кому, товарищ? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил, – предъявите документы для проверки, пожалуйста! У нас здесь… спец объект понимаете, вход, на территорию строго запрещен посторонним лицам!

– Семен Васильевич, это со мной, – успокоил его Старообрядцев, – это новый главный врач клиники! Так что привыкайте не задавать начальству дурацких вопросов!

– Извиняюсь, но я ж ведь не знал, – оправдывался охранник, – а Вы, куда же теперь денетесь-то, кормилец Вы наш, Петр Серафимович?

– Я же сказал Вам, дорогуша Тараторкин, не задавайте дурацких вопросов, – ответил Старообрядцев, и они с Новостроевым прошли на территорию клиники.

– Петр Серафимович, – спросил Михаил Сергеевич, – а что, моложе нельзя охранника принять?

– Ну что Вы? – отвечал тот вопросом, – кто же пойдет, дорогуша, на такую работу за эту зарплату? Слава Богу, что пенсионеры выручают, а не то вообще работать было бы некому. А этот Тараторкин бывший офицер МВД, свои функции выполняет исправно, проявляет бдительность и выдержку, – охранять покой психов не каждый сможет!

Коллеги шли по асфальтированной дорожке, ведущей к парадному входу в клинику. Новостроев оглядывал все хозяйским глазом и мысленно отмечал увиденные им недостатки. Перед зданием клиники был небольшой парк, заросший травой, как и его газоны и клумбы.

– Петр Серафимович, – спросил Новостроев, – больные не занимаются трудотерапией в клинике? Я уже не говорю о том, что эту работу должны выполнять также штатные сотрудники – дворник, садовник, санитары, в конце концов….

– Все перечисленные должности в штате есть, дворник, садовник, но они все вакантны, – отвечал бывший главврач, – а больных заставлять выполнять эту работу нельзя, потому что психам опасно давать в руки инструмент. Вы что, не знаете об этом?

Новостроев ничего не ответил на вопрос предшественника, он знал, что многим психически больным людям можно доверить садовый инструмент. Трудотерапия в учреждении, где он работал раньше, практиковалась в полной мере, так что отговорки Старообрядцева можно расценить, как нежелание серьезно заниматься трудотерапией.

Они вошли в вестибюль главного корпуса и, поздоровавшись с дежурной приемного отделения, поднялись на второй этаж, где находился кабинет главного врача. Приемная была безлюдна, секретаря на месте не наблюдалось. Петр Серафимович тут же объяснил причину ее отсутствия на рабочем месте. Оказывается, секретарь совмещала должность медицинского статиста и второй день подряд готовила отчет, а для этого необходимо сделать соответствующую выборку из историй болезни, находившихся в кабинетах лечащих врачей.

Процедуру приема и передачи дел Старообрядцев и Новостроев начали с беседы в кабинете главного врача клиники. Это была просторная и светлая комната с массивной входной дверью, старомодным дубовым письменным столом, такими же креслами, канцелярскими принадлежностями, шторами и стульями, выставленными в ряд у глухой стены. У противоположной громоздились шкафы с потрепанными книгами.

– Прошу Вас, э…, Михаил… э, ах да, Сергеевич, – выдавил из себя Старообрядцев, – садитесь сразу в кресло главного врача. Теперь это Ваше место!

– Благодарю Вас, Петр Серафимович – отвечал Новостроев, усаживаясь в затертое старомодное кресло, которое можно с большим трудом назвать таковым. Это, скорее всего, седло, потрепанное в кавалерийских боях или подзадник, беспокоящий седока и его попу противным скрипом и перекашиванием на одну сторону.

– С чего начнем? – спросил Старообрядцев, усаживаясь к столу-ортодоксу, – я думаю, что нужно начинать с осмотра клиники.

– Петр Серафимович, – отвечал Новостроев, – мне кажется, что нужно начинать со знакомства с коллективом врачей, медсестер, санитаров, а уж после начнем обход по клинике. Кстати, нужно сейчас же подписать приказ о комиссии по передаче дел. Пусть секретарь бросит на время подготовку отчета, напечатает текст приказа и соберет коллектив в кабинете главврача.

– Как Вам будет угодно, дорогуша, – с необъяснимой злостью ответил Старообрядцев, – но мне кажется, что Вы неправильно начинаете работу в клинике. С врачами Вы успеете познакомиться, а вот посмотреть на состояние всего учреждения нужно в первую очередь. После осмотра Вы поймете, сколько мне стоило сил и умения поддерживать помещения в надлежащем состоянии, делать ремонты…. Это знаете ли огромное достижение в наше время, это можно сказать мои заслуги, мой ежедневный подвиг….

– Петр Серафимович! – возразил Новостроев, – к вашим заслугам мы еще вернемся, хотя со многими я уже знаком, например, с «креслом–качалкой» или этим телефонным концентратором, аля «Хрущев на связи». А сейчас я намерен познакомиться с коллективом. И даю Вам сразу же совет – главный врач теперь здесь я, а Вам следует выполнять мои приказы без обсуждения и проверки их на соответствие Вашему мнению. И не называйте меня больше «дорогушей». Ясно?

– Ясно! – обиделся Старообрядцев, – «дорогушами» я называю здесь всех врачей, сестер, санитаров и пациентов, но если Вам это неприятно, то больше не буду Вас так называть.

«Смотри, какой своенравный! – подумал Старообрядцев, – ничего, оботрешься, через пару дней запоешь по-другому. Думаешь нужно только командовать? Посмотрим еще, на что ты способен!»

Новостроев тоже не произносил своего мнения вслух, дабы не обидеть предшественника и не выглядеть чрезмерным чистоплюем. Когда Старообрядцев выходил из кабинета, чтобы пригласить секретаря, Михаил Сергеевич мысленно оценил обстановку: «Кабинет замшелый, в пример его хозяину. Как можно работать в бардаке? Неужели не было возможности мебель обновить? А телефон столетней модели? По нему можно, наверное, только в Смольный дозвониться! Самому наркому здравоохранения Семашко!».

Вскоре в "замшелый кабинет" вошел Старообрядцев, он улыбнулся новому шефу, окончательно осознав этот факт за дверью и заискивающе сказал: «Верочка сейчас придет для получения распоряжений нового главврача, хотя об этом еще не знает!» Через несколько минут в кабинет вошла пожилая женщина, одетая по моде 80-х и представшая перед обоими главврачами с важным видом занятого человека.

– Я, конечно, извиняюсь, Петр Серафимович, – строгим голосом возмутилась Верочка, – но Вы же знаете, что я готовлю статистический отчет и отрывать меня от этой работы попросту нельзя! Что такого важного могло случиться, если Вы позволили себе прервать процесс выполнения мною важной государственной функции?

– Верочка, – начал Петр Серафимович, – я сегодня сдаю дела и главврачом теперь, будет Новостроев Михаил Сергеевич. Подготовьте приказ по составу комиссии и соберите, пожалуйста, всех сотрудников сейчас в этот кабинет!

– Какой Новостроев? – спросила Верочка, ей еще не дошло, что человек за столом главного врача, и есть ее будущий шеф, – и кто принял такое глупое решение об освобождении Вас от должности? Нам не нужен новый главный врач, нас всех устраиваете только Вы! Мы за Вас в огонь и в воду….

– Вера…, простите как Вас по отчеству? – прервал ее Новостроев.

– Петровна я…, а в чем собственно дело? – ответила и спросила одновременно секретарь, все еще не предполагающая что говорит со своим начальником.

– Видите ли, Вера Петровна, – продолжил Новостроев, – решение о назначении меня главным врачом принимал министр здравоохранения области. Я сожалею, конечно, что он перед тем, как меня назначить, не посоветовался с Вами. Но я уверен, что министр имеет на это право! Поэтому давайте не будем обсуждать его приказ и сразу же перейдем к делу. И позвольте мне представиться Вам, как секретарю…, на ближайшее время, по крайней мере…, – моя фамилия Новостроев, а зовут меня Михаил Сергеевич.

Наступила пауза, называемая немой сценой. Верочка стояла, раскрыв рот, ее губы, смачно накрашенные ярко-красной старушечьей помадой, застыли на последнем слове, глаза округлились и напоминали большие перламутровые пуговицы. Она, похоже, не отличалась скоростью сообразительности и поэтому произнесла первое, что ей удалось вымолвить:

– Надо же…, как Горбачева…, а… все-таки это лучше чем Борис Николаевич, который дирижировал оркестром….

Наконец она окончательно пришла в себя, наверное, поняла смысл услышанных ею в последний момент слов. Ее глаза, мимика, интонация голоса и поза мгновенно изменились на «чего изволите?». Вера Петровна запиналась, но, впоследствии окончательно утвердившись в голосе, начала без остановки и зазрения совести тараторить:

– Дорогой Михаил Сергеевич, как мы все рады Вашему назначению! Мы долго ждали этого момента и благодарны за то, что Вы приняли мужественное решение руководить нашей клиникой! Поверьте, я давно убеждала всех, что Петру Серафимовичу пора на заслуженный отдых, сколько ему можно руками водить? А он все работает, командует здесь, …совесть же надо иметь! Ему пора воспитывать правнуков, которых у него целая гвардия, ведь им как раз сейчас нужен прадедушка, который подставит крепкое плечо и проявит мудрость, чтобы они выросли хорошими добрыми людьми….

Неизвестно сколько бы продолжалась эта высокопарная речь, если бы Веру Петровну не остановил сам «прадедушка» У него от "теплых слов" глаза сами полезли из орбит. Его правое «крепкое плечо» стало дергаться в нервном тике, двигаясь то вверх, то вниз. Видно, он задыхался от невесть откуда взявшейся ярости, но позже его мимика сменилась на гримасу горькой обиды, он явно не ждал, что бывшая секретарь скажет о его смещении свое откровенное мнение.

– Вера…, ты что же…, я же тебя держал на этой должности…, потому что никто не принял бы на работу секретарем старуху-разруху! – почти кричал Старообрядцев, – чего только стоит твой внешний вид? Я правнуков пугаю фотографией бабки Веры, когда они балуются! Тебя же никто, старую каргу не возьмет на работу еще и потому, что ты боишься подходить к компьютеру ближе ста метров…, печатаешь все на машинке, "аля нарком", ровеснице чапаевского пулемета «Максим»….

– А кто Вам мешал приобрести для клиники новую печатную машинку? – протестовала Вера Петровна, – я десять лет этого требовала….

– Ну, вот что, уважаемые господа, довольно! – резко прервал диалог Новостроев, еле сдерживая смех и пытаясь сохранить серьезный вид, чего ему с трудом удавалось, – Вы Петр Серафимович успокойтесь, а вы Верочка потрудитесь собрать персонал в мой кабинет!

– Сию минуту, Михаил Сергеевич, – затараторила Верочка, – сию секунду! Я очень исполнительный человек, я сейчас же сделаю все, что Вы приказали....

Она спешно покинула кабинет, а Старообрядцев и Новостроев продолжили разговор, вернее Петр Серафимович не останавливаясь, возмущался поведением секретаря.

– Вы еще молоды, примите мой искренний совет, – сказал удрученно Старообрядцев, – не верьте тому, что говорят Вам в лицо. Каждому в голову не залезешь! В глаза все стараются льстить, а закулисно говорят такое, …Вы ни за что не догадаетесь. Я старался верить этой вредной бабке, а она оказалась не такой уж откровенной! Мне трудно будет работать здесь, поскольку теперь каждый, кто имел «на меня зуб» будет глумиться… я, наверное, возьму все-таки расчет!

– Как Вам будет угодно, дорогой Петр Серафимович, – не стал отговаривать его Новостроев, – но я бы на Вашем месте остался, чтобы поучаствовать в проведении эксперимента….

– А что это за эксперимент? – перебил Старообрядцев, – Вас, что для проведения секретного эксперимента сюда назначили?

– И для этого, тоже, – ответил Новостроев, – если хотите, поговорим об этом подробно после того, как я приму у Вас дела.

Старообрядцев задумался и ничего не ответил Михаилу Сергеевичу. Он сидел на старинном стуле и молча смотрел в окно. Новостроев только сейчас заметил, что старик сгорбился еще сильней, чем прежде, как-то уж очень осунулся и стал похож на Плюшкина из «Мертвых душ». Михаилу Сергеевичу искренне стало жаль его, ведь не смотря ни на что, он всю жизнь посвятил служению медицине.

Вскоре в кабинет заглянула Верочка и сообщила новому шефу, не обращая внимания на прежнего, о том, что она от имени главврача приказала всем собраться в приемной, а только после того, как соберутся, она впустит их к новому главному врачу. «А то будут тянуться в час по чайной ложке, я их знаю!» – завершила она доклад.

Еще через пятнадцать минут секретарь открыла дверь и торжественно (не хватало только фанфар) произнесла для собравшихся в приемной медработников: «Прошу вас господа на первую пятиминутку нового главного врача нашей психиатрической клиники!». Михаил Сергеевич остался, где сидел, Петр Серафимович также не сменил места, сидя рядом со столом нового начальника.

В кабинет по одному стали заходить мужчины и женщины в белых халатах, некоторые высокого роста и плотного телосложения, в них без труда узнавались санитары отделения для буйных. Штат сотрудников оказался слишком большим для того, чтобы всем хватило стульев стоящих в кабинете, многие сотрудники заходили уже со своим.

– А где обычно проводятся совещания в полном составе? – спросил Новостроев, – я вижу, кабинет все же маловат для общего сбора!

– А нигде! – ответила за Старообрядцева Верочка, – Петр Серафимович очень редко собирал всех на общие пятиминутки. Он любил говорить с каждым лично, а если нужно собрать всех, то для этого у нас есть просторный актовый зал на первом этаже. Он же служит еще и клубом для проведения культурно-массовой работы с больными! Михаил Сергеевич, это я предусмотрительно предупредила всех, что стульев может не хватить и поэтому пусть каждый возьмет на всякий случай с собой стульчик.

– Спасибо Вера Петровна за предусмотрительность! – поблагодарил ее Новостроев, – я думаю, со следующего раза мы будем собираться именно в актовом зале, а сейчас, раз уж все принесли для себя стулья, проведем первое знакомство в этом кабинете.

Когда все собравшиеся расселись, и стихло шарканье стульями, Новостроев представился, огласив приказ о его назначении. Затем он предложил порядок знакомства, в соответствии с которым каждый должен подняться и назвать фамилию, имя, отчество и занимаемую должность. Новостроев пообещал, что познакомится с каждым сотрудником лично при обходе клиники.

Весь персонал, за исключением отсутствовавших на выходных образовал несколько рядов перед столом главного врача. Каждый, кому приходилось подниматься для представления, чувствовал стесненность и чтобы не мешать остальным, ему приходилось произносить ФИО и должность чуть ли не по стойке смирно. И это сразу не понравилось многим, особенно заведующим отделениями клиники. Процедура растянулась на час. Михаил Сергеевич поздравил всех с началом изменений в клинике после его прихода и отпустил по рабочим местам.

Кто-то из врачей, Новостроев еще плохо ориентировался в лицах и фамилиях, выходя из кабинета, цепляясь стулом за дверь, многозначительно произнес: «А не лучше бы, вместо преобразований и реформ, увеличить финансирование и повысить зарплату хотя бы врачам? Неужели в Кремле не стыдно за наши нищенские оклады? Когда же, наконец, поймут: как платят – так и лечим!».

Михаил Сергеевич посчитал эту ни к кому не обращенную триаду, меркантильностью. Им давно фанатично руководила идея его собственного эксперимента, и если бы ему даже ничего не платили за работу, он все равно бы выполнял ее и радовался, как радуется изобретатель, воплощая в жизнь свое детище. Именно на таком фанатизме и держится пока еще сфера российского здравоохранения.

Эта идея двигала, руководила всеми мыслями и действиями Новостроева, поднимала его ночью, заставляя что-то дочитывать в специальной литературе, уточнять, прикидывать и додумывать. Она была его повелительницей, а он подчинялся ей беспрекословно, еще даже не предполагая, какими результатами, обернется его эксперимент. Главным для молодого ученого было само его проведение.

После знакомства с персоналом, Новостроев вместе со Старообрядцевым отправились на обход клиники, начав его, разумеется, с приемного отделения, которое в других лечебных учреждениях называют еще приемным покоем. Основная функция этого отделения – госпитализация на стационарное лечение в плановом и экстренном порядке. И если в первом случае это происходит в спокойной обстановке, то во втором, мягко говоря, не всегда и в такие времена называть отделение покоем было бы неправильно. В это время он являлся приемным успокоителем.

Это небольшое отделение клиники, которое включает в себя несколько комнат осмотра, два туалета и ванные. Поэтому, когда заведующий приемным отделением, Первостойкин Василий Иванович, представился Новостроеву вторично, уже по месту работы, пафосно произнеся «заведующий», Новостроев тут же приказал переименовать отделение в санпропускник.

Первостойкин резко возмутился такому реформаторству и потребовал от нового главного врача объяснить, на каком основании он меняет структуру клиники без согласования с вышестоящими инстанциями. После того, как Новостроев упомянул, что зарплата Первостойкина и объем должностных обязанностей от этого не измениться, тот быстро успокоился и даже поспешно извинился за дерзость.

На первом этаже клиники, помимо санпропускника находилось отделение для больных с аутоагрессивными тенденциями, называемых в просторечии буйнопомешанными. Отделение в свою очередь разделено на части – для мужчин и женщин. Здесь предусмотрены специальные условия пребывания. Все двери отделений закрыты, на окнах решетки, в палатах нет дверей, организованы сестринские посты, на которых круглосуточно находится персонал, осуществляя надзор за больными.

Находиться в таких отделениях всегда небезопасно, поэтому их прошли быстро, если не считать мимолетного знакомства с его некоторыми пациентами. Так в женской половине этого отделения в коридор вышла женщина лет сорока возрастом, абсолютно голая, с многочисленными синяками по всему телу и, обозревая посетителей, громко произнесла: «Ну что вам гады, спеть или сплясать?». А затем, не дожидаясь ответа: «А вообще-то я для вертухаев не пою!». Пациентка демонстрировала явно выраженное агрессивное поведение. Санитар, женщина двухметрового роста быстро удалила ее в палату.

– Это наша Нинка-картинка, – пояснил заведующий отделением Павел Иосифович Амброман, – называет себя Руслановой, лечится здесь уже два года, пока без улучшений. Мало кто помнит эту известную певицу сталинских времен, отсидевшую не один год в лагерях и ненавидящую охранников, называемых вертухаями. Она никогда не пела для лагерного начальства даже за привилегии. Пациентка точно копирует Русланову в ее манерах и поведении. Что послужило причиной заболевания неизвестно, да и образ забытой советской певицы как-то не современен.

В мужской половине отделения, один из пациентов, обернувшись простынью, как мантией, выскочил из палаты в коридор. Обращаясь к посетителям, закричал: «Вы зачем сюда пришли, журналюги хреновы, вчера в подворотнях работали, а сегодня ко мне пришли на пресс-конференцию…. Что, не обучены брать интервью у звезды? Встали и пошли… отсюда, быстренько…, вон!».

– Звезда российской эстрады! – снова пояснил завотделением, – мнит себя королем попсы, лечится у нас почти год, также пока без улучшений. Точно копирует популярного певца. Он всю жизнь являлся фанатом его таланта, но после известного скандала с журналисткой, разочаровался его поведением и у него случился первый психотический эпизод на этой почве. Психика не выдержала непристойного поведения кумира.

– А мне не нравятся ваши белые халаты и айболитовские рожи, – кричал в след обходу больной, – мои ремейки лучше!

Михаил Сергеевич во время обхода хранил полное и загадочное молчание, изредка записывая что-то в ежедневник. Заведующий Амброман все время пытался заглянуть ему через плечо и хотя бы краешком глаза прочесть эти записи, предполагая, что тот фиксирует все недостатки в его работе. Поскольку ему это не удавалось – ростом он ниже Новостроева, он иногда слегка подпрыгивал за спиной у Михаила Сергеевича, пытаясь с высоты «своего полета» прочесть какой-нибудь кусок фразы или предложения.

– Павел Иосифович, Вы что так и будете прыгать за моей спиной? – спросил Новостроев, когда тот плюхнулся на пол, в завершение неудачного приземления, – допрыгаетесь! Так ведь травму можно серьезную получить! Я с Вами обстоятельно побеседую после обхода, вот тогда мы и проанализируем все мои замечания. Поверьте, угрозы для Вашей должности нет!

– Да это у меня такая необычная реакция, – неуклюже оправдывался Амброман, – я, когда нервничаю, начинаю слегка подпрыгивать. Попрыгаю и успокаиваюсь! За это меня некоторые сотрудники в шутку называют кенгуру, а больные тушканчиком. Но я на них не обижаюсь! Иногда, самому становиться стыдно за то, что «прыгаю по отделению», нервничая по причине возмутительного недофинансирования…. Да я бы прыгал сколько нужно, лишь бы деньги давали нормально!

Новостроев не записывал замечаний по работе заведующего отделением. Он делал письменные пометки в плане предстоящего эксперимента, отмечая особенности клиники и возможности его проведения в полном объеме. На втором этаже было расположено несколько отделений: сопутствующей патологии – инфекционное, туберкулезное, травматологическое, реанимация. Диагностические лаборатории – психологическая, клиническая, биохимическая, генетическая, электроэнцефалографический кабинет, физиотерапевтическое, рентгенологическое.

Особое внимание Новостроев обратил на упомянутый уже клуб – актовый зал. Он долго смотрел на допотопные телевизоры, один из которых был просто ископаемым экземпляром – ламповым черно-белым монстром. Здесь же имелись настольные игры, а в маленькой комнатушке, двери которой выходили в зал, разместилась библиотека для пациентов клиники.

– А где Вы взяли это чудо электроники? – спросил Новостроев у Старообрядцева, указывая на черно-белого долгожителя, – это же редчайший экземпляр и если его сдать в музей как раритет, то за вырученные деньги можно сделать евроремонт этого актового зала.

– Вы не представляете, дорогой Михаил Сергеевич, – отвечал Старообрядцев, – сколько мне стоило трудов праведных, чтобы этот, как вы выражаетесь, монстр появился здесь. Это подарок одного городского депутата, Кондрата (кажется Валерьевича по отчеству) у которого хлебный бизнес, он пекарню имеет в собственности. Наша клиника хлеб у него закупает. Когда я попросил его во время выборов помочь в приобретении телевизора для больных, этот депутат пообещал купить новый сразу же после выборов. Но когда они прошли, он почему-то забыл. Я звонил ему ежедневно, напоминая о его обещании, а он мурыжил, но все-таки… отдал телевизор, который стоял на пропускном пункте у него на пекарне. Но побегать мне за ним пришлось ни один день….

– Вы это серьезно? – удивился Новостроев, – его место давно на мусорной свалке, а Вы преподносите этот поступок, как благотворительную деятельность депутата. Хотя, что это я – пусть благодетелю стыдно будет, а не Вам, Петр Серафимович!

– Вы кого имеете в виду? – не понял Старообрядцев, – депутата Кондрата место на свалке или телевизора?

– Обоих, – ответил Новостроев, – спасибо, что задали этот вопрос, иначе я бы не догадался, что и депутата такого давно нужно вышвырнуть на свалку!

– Дурдом, да и только…, – внезапно раздался чей-то громкий скрипучий голос, – все психи… всех в дурдом… пр-р-р-роститутки политические….

Новостроев повернулся в сторону, откуда доносился этот противный скрипучий голос и увидел клетку с большим попугаем, произносящим эти слова. Она была подвешена на декоративной цепочке чуть выше головы, и поэтому на нее не сразу можно обратить внимание.

– А это, что за экзотика? – спросил главврач, – как зовут сие создание?

– Это наш Яша, говорящий попугай, – отвечал Старообрядцев, – кто-то из пациентов принес его из дому лет десять назад и оставил клинике в подарок! Говорят, эта птичка дорого стоит.

Актовый зал имел небольшую сцену, на которой стояла трибуна, обитая красным материалом с… гербом СССР на лицевой стороне, обращенной к залу. Такие трибуны стояли когда-то во всех актовых залах страны, называемых в советские времена «красными уголками», с таких трибун парторги призывали к досрочному выполнению пятилеток. Время здесь как будто бы остановилось, а каждый посторонний человек, увидевший эту трибуну, непременно подумает: «Дурдом, есть дурдом, что с него взять!».

– Петр Серафимович, – обратился Новостроев к Старообрядцеву, – а это что за реликт? СССР уже не существует двадцать лет, а здесь еще остались его атрибуты.

– А кому мешает этот герб? – ответил Старообрядцев, – собраний мы давно не проводим, а нашим психам без разницы, чей герб нарисован на этой трибуне, советский или двуглавый, российский. Пациенты здесь смотрят телевизор и играют в настольные игры, а многие из них даже рады тому, что в нашей клинике по-прежнему советское, спокойное и беззаботное время….

– А замечаний Вам руководство не делало? – спросил Новостроев.

– Делали при каждом посещении нашего учреждения работниками департамента здравоохранения, – спокойно ответил Старообрядцев.

– И что же Вы им отвечали? – спросил Новостроев.

– Да то же, что ответил Вам, – последовало от Старообрядцева, – работникам департамента тоже все равно, чей герб красуется на нашей трибуне, да и спрашивают из-за любопытства….

Далее Новостроев осмотрел скудный книжный запас библиотеки, в которой в основном книги для детско-юношеского возраста. Это приключенческая литература о кладах, пиратах, индейцах и, конечно же, детективы Татьяны Устиновой. Ничего, не говоря Старообрядцеву о своем впечатлении, Михаил Сергеевич что-то записал в ежедневнике и продолжил обход.

На третьем и четвертом этаже располагалось женское и мужское отделение, соответственно, разделяющееся на: первого психотического эпизода, подростковое и для соматически ослабленных больных. Причем женское отделение намного меньше мужского. Именно с него Новостроев намеревался развернуть эксперимент, этот контингент больных хорошо поддавался лечению его методом.

При обходе женского отделения, его заведующая Бабич быстро и в достаточном объеме информировала Новостроева о диагнозах и течении болезней ее пациентов, чем вызывала уважение к себе. Чувствовалось, что этот человек отдает себя работе целиком. Сегодня не каждый врач может вот так по памяти говорить о истории болезни своих многочисленных больных, называя каждого по имени отчеству, помнить даты их рождения, начала болезни и прочее.

Не обошлось и здесь без курьезов. В одной палате Новостроев спросил у женщины, лежавшей на кровати под одеялом о ее самочувствии. На что она сразу же отреагировала патологически – сдернула с себя одеяло и, выставляя напоказ густо заросший лобок, произнося рекламный слоган:

– «Меховая выставка! Все меха – на ВДНХ! Стильно, не значит дорого! Смешная королева!».

– Кристинка, ну как ты себя ведешь? – постыдила ее Елена Григорьевна, – оденься сейчас же!

– А я и так одета, – ответила больная, – я же в норковой шубе, вы, что специально не замечаете?

– Всю жизнь эта женщина мечтала о покупке норковой шубы, – вполголоса объяснила Новостроеву Елена Григорьевна, – ее ФИО – Кристина Соломоновна Меховая. Несоответствие фамилии шубе, которой у нее нет, спровоцировало первый психотический эпизод. В настоящее время наблюдается прогрессирование заболевания. Стараемся ограничить ее доступ к соответствующей телевизионной рекламе. Правда, делать это, становиться все труднее….

– Доктор, напрасно ты убеждаешь в отсутствии у меня дорогой шубы, – сказала Крестина, – вот же она…. и снова немая сцена – выставленный на показ лобок и тот же текст сопровождения.

– Всю жизнь горбатила, чтобы купить себе шубку, – продолжала Кристина, переходя на песню Киркорова:

В этой шубке даже сплю

потому что я ее люблю!

Потому что, потому что

я ее люблю….

– А вот Вы, доктор, ходите на работу в обшарпанном пальтишке, я в окно видела. Не стыдно?

– Хорошо, Кристинка, – успокоила ее Елена Григорьевна, – мы видим твой наряд, очень экстравагантно и стильно! А у меня нет денег на такую дорогущую шубу как у тебя, вот и хожу десятый год в одном пальто….

После такой оценки ее «наряда», Меховая успокоилась, а Новостроев и его свита отправился дальше. В мужском отделении обход сопровождал заведующий Яков Ефимович Богомилов. Это специалист своего дела, как Елена Григорьевна. Новостроева радовал тот факт, что, несмотря на трудные для медицины времена, в клинике сохранился костяк специалистов-энтузиастов, с которыми ему любой эксперимент по плечу.

В мужском отделении его ждало знакомство с человеком-поэтом, говорящем преимущественно стихами, какие в народе называют виршами. При этом он не мнил из себя какого-либо великого поэта, что не характерно для его патологии, и вел себя спокойно и уверенно. Полное отсутствие мании поэтического величия, которая характерна даже для здравых поэтов современности. Когда обход вошел в палату, в которой лечился этот поэт, тот сразу огласил стихотворное приветствие:

Нам всем, в государстве российском

Лечиться от шизы пора,

Приветствую вас прославляя,

Родные мои, доктора!

И ваш коллектив всемогущий,

В котором вы все так дружны

Как жаль, что сегодняшней власти

Такие врачи не нужны!

– Наш «народный поэт», – представил больного Яков Ефимович, – стихи сочиняет на ходу, но иногда просто перефразирует «коллег» пишущих вирши для телевизионной рекламы. На что поэт ответил:

Не вижу я в этом плохого,

Ведь мне это право дано,

Стихи сочиню для любого,

И даже могу – для кино!

– Позвольте мне представиться самому, – произнес поэт в прозе, – я дважды народный, трижды заслушанный, четырежды орденопросец и три не дали, заструженный мастер с понтом – Строчкин Сергей Иванович собственной персоной. Я автор многочисленных стихов, песен и прозаических произведений, мечтаю издать сборники собственных сочинений.

– Рад познакомиться! – произнес Новостроев, – надеюсь, Ваше творчество найдет место в современной поэзии и нам вскоре удастся увидеть сборники Ваших стихов.

– А вот это проблема, доктор, – грустно констатировал Строчкин, – сегодня главное не сочинить, а издаться. Если нет денег и спонсора, то это практически невозможно! Современный россиянин не читает стихов, да и вообще ничего, а писателей расплодилось больше, чем читателей. На одного читателя приходится два писателя, а любимым жанром стал детектив. Произведения о бандитах, ментах и проститутках издаются и пылятся на полках книжных магазинов, а поэзию никто даже не хочет издавать…. Нация деградирует!

Поблагодарив «народного поэта» за его творчество, Новостроев со свитой отправился дальше по отделению. В одной из палат он обнаружил пациента, который мог стать его первым и главным участником эксперимента. Это был мужчина со странной фамилией Долбиелдаев и с амбициями высокопоставленного государственного деятеля.

Его манера говорить, жестикулировать, при этом, поддерживая убедительность сказанного им соответствующей мимикой, напоминало какого-то известного политика. Новостроев не мог вспомнить кого именно, но был уверен, что этот пациент стал «жертвой чрезмерно политизированной части населения». Яков Ефимович подтвердил догадку главврача комментарием о том, что именно на этой почве у него развивалась болезнь.

Долбиелдаев жестко критиковал власть всех уровней, требуя от них скорых позитивных перемен в государстве и обществе, в политике и экономике, являлся ярым противником тоталитаризма и бюрократии. Иногда он писал в адрес президента и премьера, в обращениях к ним выражал мнение и советовал, как обустроить Россию. Передавая для отправки эти письма лечащему врачу, он обязательно требовал, чтобы тот предоставил ему уведомления о вручении письма адресату. Эти послания горой копились в приложении к его истории болезни, а уведомления о вручении ему «выписывал» лечащий врач.

Для того чтобы все выглядело правдоподобно, изготовили по спецзаказу штамп несуществующего почтового отделения, которым лечащий врач «заверял» квитанции и уведомления о получении писем президентом или премьером. Справедливости ради, нужно отметить, что критика в письмах была объективной и стоящей внимания обоих высокопоставленных руководителей, а его советы могли быть использованы по прямому назначению, поскольку они в полной мере соответствовали требованиям времени.

В этом крылась странная магическая закономерность. Она заключалась в том, что сначала Долбиелдаев отправлял письмо президенту с советами, а через несколько месяцев, кабинет министров принимал решение, с формулировкой Долбиелдаева. В новостях, по телевизору дикторы информировали российскую общественность о принятии какого-либо решении кабинета, в котором предусматривались меры, предлагаемые Долбиелдаевым.

Услышав об этом по телевизору, пациент приходил в восторг и рассказывал всем, что власть прислушалось к его совету и приняло такое постановление. Это было очень странным и часто случавшимся совпадением. Но мало ли чего ни бывало в психиатрии за всю практику Новостроева? Он хорошо помнил одного пациента, который мог в уме перемножать четырехзначные цифры с поразительной скоростью.

Вспоминался еще один случай из практики молодого ученого. Один из пациентов Новостроева точно предсказывал погоду на несколько дней вперед. Его прогнозы часто не совпадали с оными Гидрометцентра России, что приводило пациента в ярость – он ругался матом и стыдил синоптиков за неверные прогнозы. А погода, как состояние нижних слоев атмосферы, всегда «подчинялась» прогнозу этого психа.

– Если бы у меня были такие технические средства, как у них, – сетовал больной – то я бы смог предсказывать погоду на месяц вперед с высокой точностью. Техника в руках индейца – груда металлолома! Нужно уволить всех этих шаманов – я один смог бы работать за всю эту гвардию!

На этом обход клиники закончился, и Михаил Сергеевич со Старообрядцевым вернулись в кабинет главного врача. Верочка подготовила текст приказа о назначении состава комиссии и представила его на подпись, заискивающе заглядывая в глаза Новостроеву выделяя фразы дикцией Левитана. Звучало это как сводка Совинформбюро о ходе сражений под Москвой. На этом первый день Новостроева в должности главного врача закончился. Был уже вечер и он, посоветовав в очередной раз Старообрядцеву подумать о дальнейшей его работе в клинике, уехал домой.

***

Со следующего дня Новостроев решил приступить к планированию эксперимента с учетом возможностей клиники. Теперь его мозг работал только на одну поставленную цель – начало эксперимента. О чем-то другом не хотелось даже думать и тратить время на «мелочи» по полноправному вступлению в новую должность. В состоянии интенсивного мышления, Михаил Сергеевич мог не замечать вокруг себя не только коллег, но и происходящие события повседневной жизни.

Хотя оставался еще неоконченным процесс приема-передачи дел по части материальных ценностей клиники, он не собирался скрупулезно вникать в подсчет и проверку, что имело место в наличии, а чего нет. Утром после прихода на работу, Михаил Сергеевич пригласил к себе главного бухгалтера клиники Елену Капитоновну Ногач, которой поручил проверить соответствие основных и оборотных средств учреждения акту последней аудиторской проверки. Сделать это нужно, по его мнению, совместно с членами комиссии по приемке дел. Сам он ознакомился с последним актом проверки и к удивлению обнаружил в нем много «материальных ценностей», которые давно пора списать, поскольку сроки учета их уже прошли. Эти «ценности» по определению не могут являться таковыми, а значит, не должны оставаться на балансе клиники. Например, черно-белый телевизор в актовом зале.

Елена Капитоновна согласилась с Новостроевым и ушла к себе в кабинет. Через час пришел Старообрядцев. По его виду можно судить, что он не спал всю ночь. Отечность под глазами, говорила не только о его преклонном возрасте, но и о бессонной ночи.

– Петр Серафимович, что Вы решили по дальнейшей работе в клинике? – спросил его Новостроев, – остаетесь?

– Нет, я буду рассчитываться, – ответил Старообрядцев, – к чему мне мешаться у Вас под ногами! Мне и правда, пора отдыхать, увольняйте меня по собственному желанию, вот вам мое заявление. И он положил на стол лист бумаги.

– Я вижу, Вы плохо спали ночью, – продолжил Новостроев, – если уж надумали рассчитываться, то зачем вам «торчать» здесь, идите домой отдыхайте!

– Да я бы с удовольствием, Михаил Сергеевич, – не отступал старик, – да вот только акт приема-передачи подписывать надо, вдруг чего-нибудь не хватит или еще что не так!

– Об этом можете не волноваться, – заверил его Новостроев, погружаясь в тему эксперимента, – если чего не хватит, все спишем, а акт к Вам на подпись привезут домой вместе с Вашей трудовой книжкой и расчетом! Подготовкой акта и сверкой основных и оборотных средств уже занимается главный бухгалтер. Елена Капитоновна, Ногач, мне кажется человек опытный, она во всем прекрасно разберется….

– Да, Ногач Лена на своем месте, – задумчиво проговорил Петр Серафимович, – она компетентна и опытна в бухгалтерии и я ей полностью доверял.

– Простите…, чья нога? – спросил Михаил Сергеевич, который был где-то далеко, а его слух воспринял фамилию и имя главного бухгалтера Ногач Лена, как словосочетание «Нога Члена».

– Я говорю о главном бухгалтере, – рассеянно произнес Старообрядцев, – о Ногач Лене. Она заслуживает полного доверия.

– О каком многочлене? – не расслышал Новостроев, погруженный в планирование эксперимента, – у Вас все в порядке, Петр Серафимович? Вы математикой увлеклись на старости лет?

Это стало напоминать разговор немого с глухим. Петр Серафимович понял, что Новостроев сейчас где-то далеко от реальности и ему пора уходить, поэтому, ответив на его вопрос «да… это я так…», он поднялся со стула и, попрощавшись, направился к двери. Новостроев даже не обратил внимания на его уход, он «набрасывал» на листе бумаги мероприятия по началу эксперимента и машинально попрощался со Старообрядцевым фразой «всего хорошего!».

Первым пунктом мероприятий Новостроев записал детальное ознакомление с анамнезами, первыми психотическими эпизодами. Начать нужно с истории болезни пациента Долбиелдаева, он вчера произвел на главврача хорошее впечатление. По мнению Михаила Сергеевича, этот псих может начать ту деловую игру, которую он еще детально обдумывал, предполагая вовлечь в нее всех пациентов при содействии Долбиелдаева.

Концепция деловой игры, которая будет активизировать, и напрягать мышление пациентов в качестве раздражителя и способствовать их выходу из состояния анамнезии, заключалась в следующем. Михаил Сергеевич, как главный врач клиники объявит подготовленной группе больных во главе с Долбиелдаевым, что он, как руководитель, принял решение о введении в клинике самоуправления, основанное на принципах демократии, соблюдении и защите интересов пациентов. Все должно выглядеть естественно, правдоподобно и якобы востребовано велением времени.

Эта группа распространит в среде больных эту прогрессивную идею и первоначально организует весь процесс, который в развитии должен будет «вылиться» в выборы главы самоуправления и других органов. Деятельность этого «государства в пределах клиники» будет бессрочным, в нем должны участвовать все. В таком варианте отпадет необходимость разрабатывать индивидуальные игры-раздражители для каждого пациента.

В игре должны быть задействованы все отделения клиники, кроме больных «буйного». Для них Новостроев пока еще не продумал формы участия в общей игре. Он надеялся, что такая форма может появиться в процессе самой игры, и, если это произойдет, то в нее «вольется» и эта часть контингента клиники.

Михаил Сергеевич решил пока не объявлять коллективу врачей о начале эксперимента, опасаясь консерватизма психиатров старой школы. Пусть процесс игры начнется, как бы сам собой, «с низов», с активной части «пациентской общественности», а когда он станет, очевиден, Новостроев объявит об этом врачам.

Новостроев приказал Верочке принести ему в кабинет историю болезни Долбиелдаева, а когда она исполнила поручение, приступил к ознакомлению с его анамнезом. Что здесь? Так… Долбиелдаев Михаил Сергеевич, (…о, кстати, тезка). Родился…, проживает…, работал до болезни… так…, индивидуальный предприниматель. Далее следовал анамнез заболевания:

«Доставлен в клинику по экстренным показаниям, неотложной психиатрической помощи с рынка, где расположен его торговый павильон. По свидетельствам очевидцев, больной пытался организовать митинг протеста, обвиняя …горисполком и милицию в поборах денежных средств.

Скорую психиатрическую помощь вызвали соседи по торговому ряду, которые опрошены врачом, выезжавшим на рынок. Они рассказали, что события предшествующих дней насторожили их неадекватным поведением Долбиелдаева, который всю неделю развешивал по рынку листовки с призывами свержения … политбюро ЦК КПСС.

В день вызова скорой помощи Долбиелдаев привез на грузовике деревянную трибуну, заранее изготовленную по его заказу, и установил ее рядом со своим павильоном. Вооружившись мегафоном, он пытался привлечь людей на митинг протеста по факту отправки резервистов в … Нагорный Карабах, выкрикивая антикоммунистические призывы.

Дежурный врач-психиатр в ходе беседы убедился в явных симптомах вялотекущей шизофрении Долбиелдаева, который не мог понять, что происходит, постоянно задавал вопросы, свидетельствующие о полной дезориентации в окружающей действительности и дезорганизации умственной деятельности.

Доставленный в клинику, он продолжал возмущаться поборами на рынке сотрудниками милиции, налоговиками и директором базара (что явно противоречит действительности – все знают, что такого явления в стране не может быть!). Он обвинял городскую администрацию во взяточничестве и коррупции и требовал посадить в тюрьму… первого секретаря горкома КПСС. Угрожал, санитарам психиатрической помощи жалобами на них самому… Горбачеву. Это свидетельствовало о полной потере связи с реальным временем. Диагноз, установленный предварительно дежурным врачом-психиатром полностью подтвердился впоследствии – вялотекущая шизофрения».

Бегло ознакомившись с анамнезом, Новостроев попросил по телефону лечащего врача, привести к нему в кабинет Долбиелдаева Михаила Сергеевича для личного осмотра и беседы. Когда тот вошел в сопровождении рослого санитара, Новостроев отправил верзилу назад в отделение. На предостережение, высказанное им, ответил, что больной самостоятельно вернется к себе в палату.

– «Рисковый мужик, – подумал санитар, – психи они всегда опасны и никогда не знаешь, что у них на уме. Вот нападет ни с того, ни с сего! И что?».

– Добрый день, тезка! – приветливо поздоровался Новостроев с Долбиелдаевым, после того, как санитар удалился прочь, – мне необходимо с Вами серьезно поговорить.

– Я слушаю Вас, доктор, – также приветливо ответил пациент, – только не считайте меня дураком, я вовсе не тот, за кого меня здесь принимают! Я вообще попал сюда случайно, по недоразумению! Не пойму, зачем держать нормального человека в психиатрической клинике? Я, конечно же, много читал о методах борьбы с инакомыслием руками психиатров, но мне казалось, что те времена безвозвратно прошли, а теперь вот сам угодил в «психушку» за свой язык. Кто из нас дурак? Тот, кто лечит здоровых людей в клинике или тот, кто попадает сюда по недоразумению?

– Я прошу Вас Михаил Сергеевич выслушать очень внимательно, – начал Новостроев, когда пациент замолчал на короткое время.

Перебивать говорившего в таких случаях не следовало, наоборот, необходимо полностью выслушать больного, чтобы возник тот незримый контакт «врач – больной», с помощью которого можно выяснить вопрос о причинах заболевания. Все проблемы коммуникабельности, нравственности в психиатрии следует решать не на уровне монолога врача или дискуссии в замкнутом кругу медицинских работников, а в непосредственном, творческом общении врача с больным.

– Я Вас не считаю сумасшедшим, дорогой Михаил Сергеевич, – продолжил Новостроев, – скажу честно, у Вас были некоторые незначительные странности в поведении, поэтому Вы и попали сюда. Но я разберусь, обещаю Вам, и приму соответствующее решение. Как раз об этом я и хочу поговорить с Вами, прежде чем высказать свою просьбу.

– А что рассказывать? – заговорил Долбиелдаев, – в моей истории болезни все написано, вон она у Вас на столе лежит! Какая может быть просьба у врача к больному? Что-то одно из трех: или я дурак, или я не дурак, или то третье, которое известно только лечащему врачу? Мы не дураки – дураки немы, хотя и могут говорить.

– Согласитесь, дорогой мой, – продолжил Новостроев, – в истории болезни не все понятно, там же изложено все в кратком виде, именно поэтому я хотел бы услышать от Вас то, что случилось с Вами в тот день, когда вас госпитализировали? А уж после этого, я хочу попросить Вас об одном очень ответственном поручении.

– Хорошо, я расскажу Вам вкратце, за что меня «упекли» сюда, – согласился Долбиелдаев, – только прошу воспринимать все сказанное мной на серьезном уровне.

– Не сомневайтесь, – заверил Новостроев и приготовился слушать пациента, который вел себя вполне адекватно и уверенно, – прошу, рассказывайте.

– Я индивидуальный предприниматель, – начал рассказ Долбиелдаев, – у меня на центральном рынке торговый павильон. Продаю рыбу – свежую, соленую, копченую и мороженную, речную и морскую, простую и красную. Частенько икру завозил и красную и черную.

Бизнес не ахти какой, но жить можно. Предпринимателем я стал поневоле, раньше работал на электромеханическом заводе инженером. Вы еще молоды и не помните советских времен, когда все честные люди горбатили всю жизнь до пенсии за сто двадцать рублей в месяц. А в магазинах не то, что икры, рыбы-то хорошей не купить. Одна морская, да и то в основном хек, который свиньи не жрут.

А после того, как генсеком стал Горбачев, в СССР начались перемены, в результате которых с полок магазинов исчезло все, что еще как-то случайно попадало на их прилавки. Даже водка, которой при Брежневе всегда было валом, при Горбачеве исчезла. А у спекулянтов можно купить все что угодно, но по завышенным, как тогда говорили, спекулятивным ценам. Если бы в то время разрешили всем торговать по сложившимся ценам, то ничего бы не нужно бы реформировать и преобразовывать и, все мы стали бы жить лучше, чем сейчас, но без путчей и громких политических перемен. Потому что соотношение средней зарплаты к ценам, тогда было гораздо выше, чем сейчас, а предприятия, где можно заработать эту среднюю зарплату, все, без исключения производили продукцию.

Понимаете, доктор, ведь ничего же не изменилось в лучшую сторону в нашей жизни с тех пор, за все эти годы, начиная с 1989-го, время прошло для России зря. Эти годы мы все с вами прожили впустую! Мы, народ, помогали кому-то сесть на трон, нас всех грабили с нашим же участием и помощью, да и сегодня продолжают грабить, как безмолвное быдло. Противно все это, тут не только психика, сталь не выдержит. Мы дураки везде, во всех городах и селах! Двадцать лет гоняться за собственным хвостом, может только сбесившийся пес….

Заметив, что пациент начинает нервничать, Новостроев поспешил вмешаться в монолог, используя для этого возникшую небольшую паузу.

– Ну почему же Вы так считаете? – сказал Новостроев, – жить народ стал лучше, в магазинах все есть, чего душе угодно, продукты, одежда, машину и квартиру можно купить в кредит.

– Это можно было купить и в горбачевское время, – возразил Долбиелдаев, – были бы деньги! Конечно, не в магазине, но на «черном рынке» нелегально можно было купить всю страну! И покупали, только не мы дураки, а дельцы, спекулянты и теневики, а кто не мог преступать закон, те в очередях стояли. Вот цена нашей честности и порядочности. В то время был дефицит товаров, а денег у всех валом! Сегодня товаров валом, да денег у людей нет! Вот и все, что изменилось по большому счету.

Сегодня так же, как и тогда – не будешь нарушать закон, подохнешь с голоду. Вот это меня и злит постоянно! От чего ушли, к тому и пришли! Зачем жить эти двадцать с лишним лет? Для того чтобы один правитель сменился другим, но нам что от этого? Кто вернет мне зря прожитые годы? Никто! Задай этот вопрос правителям, тебе ответят – сам дурак! Но позвольте, для чего тогда пишут законы в стране, если их соблюдают лишь дураки? Не могут же только для дураков законы принимать? Полтысячи человек с огромными зарплатами, пенсиями и социальными льготами (наверно самые бедные) тратят миллиарды на свое содержание только ради этого? Кто здесь дураки? Ответьте!

– Ну, вы же предприниматель, – вклинился Новостроев в монолог, – Вам-то, как Вы сами говорите – жить можно! В чем проблемы?

– Да в том, доктор, – продолжил Долбиелдаев, – что вокруг ничего не изменилось, все осталось то же самое, но в другой форме. И мы внутренне остались теми же – как была жажда наживы, так и осталась. Цель любой коммерции – излечение прибыли, заметьте не наживы.... Согласитесь, это разные понятия! Знаете, почему в стране такие высокие цены? Я отвечу: потому что все затраты, как и у спекулянтов советских лет, вложены в цену. Все включено! Они в то время «давали на лапу» ментам, прокурорам и представителям власти, так и мы сегодня делаем то же самое. А за все платит покупатель, вот ему-то можно сойти с ума, это он должен сказать когда-то – хватит! Но он молчит и кормит всех «нахлебников» через цены! Покупатели дураки? Тогда всех – сюда в «психушку»…. Именно с необоснованных цен нужно начинать борьбу с коррупцией, потому что в них включены все откаты. Нынешние цены – источник коррупции!

Но во времена горбачевской перестройки, можно было хотя бы открыто говорить обо всем, а если не слышат, то собрать большой митинг и потребовать освобождения от занимаемой должности любое высокопоставленной лицо. И не просто потребовать, но и быть уверенным, что его обязательно снимут. А сегодня, пойди, попробуй! Я хотел, чтобы поборы прекратились и взяточников посадили, пытался митинг протеста организовать – так меня же и оформили дураком, и привезли сюда! Вот только здесь, в психиатрической клинике существует свобода слова! Для дураков!

Я начинал торговать на этом базаре, арендуя место, пядь земли. А после того, как мэр приватизировал рынок, торгующих на нем, принудили покупать у фирмы мэра сначала торговые киоски, затем павильоны, а теперь говорят нужно заказывать проект на капитальные павильоны. Строительство тоже будет осуществлять его компания, да еще по очень высоким ценам. Не поверите – квадратный метр обойдется дороже, чем в Москве элитное жилье! Кто в этой ситуации дурак, понятно. Можно только сказать, что мэр наш…, не дурак. Земля его, а капитально построенный магазин вроде бы твой, но, попробуй, в случае чего, забери собственный магазин с его земли!

Новостроев слушал пациента, не перебивая, нужно было дать больному возможность высказаться. Ему, как врачу-психиатру стало понятно возникновение первого психотического эпизода и его причины. Долбиелдаев не помнил деталей собственного поведения при попытке организовать митинг, потеряв связь с реальным временем. Новостроев не ошибся и в том, что такого человека, с активной гражданской позицией, можно «зарядить» на начало эксперимента.

– Или, к примеру, возьмите энергетику, – продолжил Долбиелдаев, – как только ветер, дождь, гололед – все! Туши свет! Стихийное бедствие, электроэнергия отключается на сутки, а бывает и дольше. Думаете, в советские времена не было ледяных дождей? Просто очковтирательства не допускали, ведь еще в тридцатые годы прошлого века разработали и повсеместно внедрили температурную плавку гололеда на проводах ЛЭП постоянным током через специально установленные трансформаторы. Этого что, сейчас не знают? Или просто не докладывают ЕМУ о том, что систему плавки гололеда разбазарили, разворовали и убеждают всех, что со стихией бороться невозможно. Дураками в этом случае выступает сам президент, которого обманывают и население, сидящее в двадцать первом веке сутками без света! А диверсификация экономики? Я об этом слышу с 1989-го, но как сидели на "нефтяной игле", так и торчим....

– Я устал психически, доктор, – продолжал пациент, – сколько можно терпеть одно и то же. Тому дай, другому отстегни, третьему проплати не за хрен собачий. Вот и решил организовать митинг. И поэтому я дурак? Или те, кто молча платит ни за что?

А может, там дураки (он поднял указательный палец вверх), где «не замечают» что двадцать лет ходим по кругу? Вряд ли! Ведь каждый новый круг начинается с их инициативы. Кому-то очень выгоден бег на месте, но обязательно по кругу, а чтобы голова не закружилась, в центе этого круга иногда меняют декорации и лозунги. Инновации на модернизации, техническое перевооружение на нанотехнологии, которых никто так и не увидит. А мы все дураки верим в сказки и оголтело носимся по этому кругу!

У нас самое криминальное государство, жить противно и обидно в нем. Это же наша с Вами страна, доктор, но государство чужое! По телевизору только и слышишь, патриотизм должен быть у каждого, – тогда все станет лучше. Да это только дураки могут быть патриотами в такой коррумпированной и криминальной стране! Настоящие патриоты ведут себя по-другому, они честно и открыто говорят обо всех недостатках власти и борются за эту честность! Вот такая философия доктор!

– А Вы верите в то, что жизнь может измениться к лучшему? – спросил Новостроев.

– Поверю, доктор, только тогда, когда заворовавшиеся менты и прокуроры сами себя посадят в тюрьму за совершенные ими же преступления, – ответил Долбиелдаев – нам же всем, нужно поменять толерантность на нетерпимость и отучаться слепо, верить, кому бы то ни было. Вера в умных дураков у власти – это наше общее сумасшествие! Нужно жить проблемами сегодняшнего дня!

Нужно нормально и хорошо питаться, одеваться, иметь доступное жилье. А чтобы все это появилось сегодня, нужно требовать от тех, кому дали бразды власти, а не верить в очередные сказки, смену декораций и лозунгов в центре круга, по которому бегаем. А власть должна выполнять наши сегодняшние потребности или уходить в отставку!

А предприниматели, которым, по Вашему мнению, жить можно, постоянно подвергаются вымогательствам. Вот, например, приходит незнакомый человек в штатском. Вы спрашиваете его: «Вы к кому?», а он вам: «От Герасима к Муму!» и далее уже с откровенным намеком: «Моя фамилия Обдиралкин, я из налоховой, с проверкой к Вам выездной!». То есть инспектор на лохов. Мы дойные коровы для всевозможных «контролирующих органов». Лохи, а не предприниматели!

Получается что, в одной стране, на общей территории с тем же народом существует два государства – одно легальное, а другое как бы в параллельном измерении. Кто президент второй страны? Патриотами, какой из них мы все должны стать? Этого не говорят, а кто пытается это понять, сходит с ума….

– А в чем заключается Ваша просьба, доктор? Напомню, Вы пригласили именно для того, чтобы о чем-то меня попросить.

После всего услышанного от Долбиелдаева, Новостроев не сразу стал формулировать свою просьбу. Он уже понял, что перед ним сидел умный человек. Долбиелдаева можно уже сейчас отнести к выздоравливающим пациентам и выписывать, но он нужен Новостроеву, как «застрельщик эксперимента». В причине его госпитализации можно не сомневаться – под воздействием сильного стресса, перепутал времена гласности с нынешней стабильностью. А вот то, что он рассказал сейчас, свидетельствовало о нормализации его мышления и ясности ума. И вопросы он задавал философские, в такой ситуации трудно понять, кто является дураком, а кто делает вид, что это другой, но не он.

– Моя просьба заключается в следующем, – наконец, начал Новостроев, – я, как вновь назначенный главный врач, хочу в клинике организовать общественное самоуправление, чтобы все пациенты могли выбирать своих лидеров для защиты собственных интересов и прав. Можете ли Вы, уважаемый Михаил Сергеевич помочь мне в этом?

Теперь пришла очередь задуматься Долбиелдаеву. Он посмотрел в глаза Новостроеву умным и проницательным взглядом, в котором опытный психиатр распознал искорку живого интереса. Но торопиться с ответом не спешил. Перевел взгляд на свою историю болезни, лежащую у главного врача, после чего интерес сменился сомнением.

– А это разве не запрещено законом для нашей психиатрической больницы? – спросил Долбиелдаев с иронией, – ведь у дураков нет прав и интересов.

– Не запрещено! – отвечал Новостроев, – это относится к моей компетенции, и никакого нарушения в этом нет. Это как часть лечебного процесса и больничного режима, за который отвечаю только я, и, если я нахожу это целесообразным, то никто не может меня упрекнуть в принятии подобного решения.

– Но Вам-то это зачем? – не унимался Долбиелдаев, – ведь это добавит столько хлопот всему персоналу клиники. Кому нужно, чтобы психически больные люди объединились и защищали свои права?

– Это нужно Вам, пациентам, – ответил Новостроев, – чтобы быстрее шел процесс выздоровления, для того, как Вы выразились, чтобы не лечить здоровых людей в психиатрической клинике. Такой ответ Вас устроит?

– Вполне! – ответил Долбиелдаев, – а что я должен буду делать?

– Вы, на первом этапе проведете разъяснительную работу среди пациентов, – объяснял психиатр, – и сформируете команду. Как только этот шаг будет пройден, мы приступим к выборам и организации такого самоуправления. При этом Вы лично будете меня информировать о тех пациентах, которых привлекли в команду.

– А меня за это в гестапо не отправят? – спросил Долбиелдаев.

– В какое гестапо? – не понял Новостроев

– Это мы так называем отделение для буйных больных на первом этаже, – ответил пациент, – Вы, разве не знали об этом?

– Не знал, я же работаю всего второй день, – ответил Новостроев, – спасибо, теперь буду знать! А что касается Ваших предположений об изменении режима, то главный врач здесь я и только я буду решать подобные вопросы. И если я говорю, нет – значит, гарантирую Вам лояльность врачебного коллектива в отношении активной части пациентов во всем организуемом процессе.

– Я согласен, доктор! – с азартом ответил Долбиелдаев, – и должен объяснить Вам почему, хотя мое мнение может показаться Вам странным. Я считаю, что уж если там, за забором клиники невозможно эффективно защищать свои гражданские права и интересы, то нужно это делать хотя бы здесь, где по Вашей инициативе появляется такая возможность. Пусть даже в «психушке» в статусе сумасшедшего, но ведь это же нужно делать всегда и везде, если считаешь себя нормальным человеком, иначе по-настоящему сойдешь с ума.

И вообще понятие «психически больной человек» сформулировано относительно общепринятого стандарта поведения в обществе, его моральных и этических норм. Именно относительно этого стандарта определяются отклонения «от нормы» в поведении людей. Но что будет, если эти нормы резко поменять местами? Тогда все те, кто считался нормальным человеком, станут дураками.

Я уже отметил, что здесь можно говорить все, критиковать президента, премьера и партию власти, то есть для моего статуса сумасшедшего – это норма. Стало быть, относительно нее – я не дурак! А кто тогда находится за пределами клиники? Мне порой кажется, что "психушка" для дураков находится по ту сторону забора, а не здесь.

Долбиелдаев замолчал на какое-то время, чтобы собраться с мыслями. Паузой воспользовался Новостроев и задал ему вполне обыденные вопросы: – Скажите, Вас хорошо здесь кормят? Есть определенные требования к питанию, обеспечению одеждой, к уровню медицинского обслуживания?

– Это тоже зависит от того, относительно которого уровня брать, – философски произнес Долбиелдаев, – сколько государство тратит в день на пропитание одного пациента?

– Еще не знаю, – честно признался Новостроев, – хотя по статистике эта сумма составляла около ста пятидесяти рублей.

– Вот и считайте, доктор, – оживился Долбиелдаев, – сто пятьдесят умножить на тридцать дней, будет порядка четырех с половиной тысяч. Пенсионеры тратят на свое питание еще меньше, поскольку из пенсии должны оплатить коммунальные услуги, составляющие около четырех тысяч в среднем. Так что относительно пенсионеров, нас кормят очень хорошо.

Не находите ли Вы в этом странность, а говоря языком психиатрии – отклонения от нормы? Получается парадокс – для того, чтобы пенсионеру улучшить уровень жизни, нужно положить его в психиатрическую клинику. Кормежка будет лучше, не нужно беспокоиться ни о чем, готовить себе еду, убирать в комнате, обогревать жилище. Здесь за тебя это выполнит обслуживающий персонал!

Если говорить лично обо мне, то меня здесь кормят гораздо хуже, чем дома. Это, конечно, не значит что я голодный, мне хватает, но относительно того уровня, который я имел до помещения в клинику – хуже! Требований пока у меня нет. Не хлебом единым жив человек! Тысячу раз прав Солженицын, сказавшие эти слова.

Новостроев уже понял, что любой ответ на заданный Долбиелдаеву вопрос выливался в его продолжительный монолог. Получив согласие на участие в эксперименте, нужно постараться выйти из разговора, только вот как это сделать, чтобы не обидеть собеседника, Новостроев пока не знал.

– Михаил Сергеевич, давайте все-таки двигаться к завершению нашего разговора, – так Новостроев попытался выйти, – у нас с Вами будет еще достаточно времени побеседовать на любую тему.

– Я не возражаю, – согласился Долбиелдаев, – когда можно начать работу?

– С сегодняшнего дня, – ответил Новостроев, – а сейчас, большое Вам спасибо за откровенность! Вы можете идти к себе в палату.

– Без сопровождения? – удивился пациент, – здесь так не заведено!

– Теперь будет именно так! – ответил Новостроев, – сегодня же это будет установлен моим приказом по учреждению! До свидания Михаил Сергеевич и не забывайте об информировании меня, о результатах своей работы.

Долбиелдаев вышел из кабинета и направился на четвертый этаж в палату, удивляясь новым порядкам, в этом спецучреждении и их инициатором – Новостроевым Михаилом Сергеевичем.

***

Прошло еще несколько дней. Новостроев не стал менять алгоритма и времени общего обхода клиники, установленного до его вступления в должность главврача. Поэтому в понедельник в 10 часов утра он в сопровождении заведующих отделениями и лечащих врачей приступил к общему обходу. Все кому приходилось когда-нибудь лежать в стационарах российских больниц, знают, что общий обход главного врача – это, скорее всего некий церемониал, традиция и ритуал одновременно. Общего обхода ждут все, больные, завотделениями, лечащие врачи, медсестры и санитары.

Если во время общего обхода кому-либо из врачей позвонят, то тут же последует ответ: «Перезвоните позже, у нас общий обход!». И произнесено это будет интонацией, как в армии: «… у нас смотр войск главнокомандующим». Неизвестно, кто и когда завел такой строгий порядок, может быть сам товарищ Семашко на заре советской власти, может быть кто-то другой, но общему обходу в наших клиниках уделяется больше значения, чем самому лечебному процессу.

Иногда создается впечатление, что выздоровление больных зависит от того, посмотрит ли главный врач больного или нет. Все понимают, что лучше, чем лечащий врач, никто не знает течение болезни пациента, что выздоровление больного зависит только от лечащего врача и вовсе не от того, что он доложит по конкретному пациенту главному врачу. Но этот обряд-ритуал никто не пытается оспорить или отменить.

Конечно, главному врачу может быть очень приятно, когда он, как главнокомандующий в сопровождении огромной свиты проходит все отделения, показывая, «кто в доме хозяин». За ним «топает ножками» весь персонал, заглядывая в глаза и демонстрируя достижения в лечебном процессе. Всё показывают "главному" с объяснениями и если он заинтересуется, какими-либо подробностями, то ему тут же поднесут историю болезни, рентгеновские снимки, результаты анализов и прочее.

В воспитательных целях, главный врач может в присутствии пациентов и всего медперсонала «пропесочить» любого, кого сочтет нужным показательно «воспитать» на данный момент. Может поэтому все, кто участвует в обходе, так трепетно относятся к этому ритуалу. Но никому не нравится прилюдно получать замечания и тем более выговоры. Это всегда унижает человека, каким бы пофигистым он ни был. Новостроев давно прошел «школу общих обходов» лечебного учреждения и ему всегда было непонятно назначение этого ритуала, и он откровенно не любил участвовать в нем. Поэтому, сегодня, когда главным врачом являлся он сам, то старался провести общий обход без напыщенности и воспитательных мер, придавая ему порядок рабочего делового процесса.

Основная цель обхода лечебного учреждения главным врачом является осмотр условий содержания больных, соблюдение санитарных норм и сбор жалоб пациентов на эти условия, не более того. Новостроева сегодня интересовало не только это, он смотрел возможность проведения косметического ремонта отделений, при котором необходимо временно переселять больных в какое-либо другое помещение, пока в их палате строители будут наводить марафет.

Министр выполнил обещание и вчера, разговаривая с ним по телефону, Новостроев узнал, что максимум через неделю его учреждение получит средства на приобретение современной системы видеонаблюдения и проведение косметического ремонта. Михаил Сергеевич планировал установку скрытых видеокамер в палатах так, чтобы больные даже не подозревали, что находятся под наблюдением врачей и его лично. Для этого он собственно и запланировал косметический ремонт.

Новостроев думал так. При ремонте, пациентов должны будут отселить во временное помещение, а закончив его, снова переселят в те же палаты. При этом пациенты не смогут видеть монтируемых в палатах камер. Тонкий телефонный проводок, подключенный к ним, выведут под обоями в коридор, соединят их в общую сеть, и проведут в кабинет дежурного врача. Там установят мониторы и записывающие устройства.

Во время обхода выяснилось, что если в отделениях четвертого и третьего этажа, имелась возможность переселения во временное помещение, то в "гестапо" сделать это было сложно. Если бы в этих отделениях лежали больные, не представляющие опасности для окружающих, то отселили бы временно на любой из этажей. Но в данном случае переселенцев нужно усиленно охранять, а штат санитаров имел хронический недобор. Снимать их с первого этажа для охраны переселенных опасно. Вот такая, простенькая на первый взгляд, задачка. Поэтому, Новостроев принял решение, что установка скрытого видеонаблюдения на первом этаже будет временно отложена, пока не появится возможность сделать это без имеющихся проблем. Такое решение явно не понравилось заведующему Павлу Иосифовичу, который высказал мнение:

– Михаил Сергеевич, скрытое видео наблюдение в первую очередь необходимо установить именно в моем отделении, а в остальных и повременить можно. Мои пациенты опасны для себя и окружающих, ведь это за ними в первую очередь нужно следить.

– Я согласен с Вами, дорогой коллега, – отвечал главный врач, – поищите Вы возможность, как это сделать.

Сегодняшний обход особо не отличался от того, который делал Новостроев при своем первом посещении клиники, кроме того, что многие больные четвертого и третьего этажа «вели себя совсем не так, как обычно». Когда Михаил Сергеевич задавал больным дежурный вопрос: «Какие у Вас жалобы на содержание и лечение?», многие возмущались и требовали улучшений, чего никогда не было.

Лечащие врачи были весьма удивлены «не совсем обычным поведением их подопечных». Из всей свиты только Новостроев понимал, чем оно вызвано. Значит, среди больных уже проводится работа, порученная Долбиелдаеву. Она активизировала пациентов, с которыми на данный момент была проведена беседа о защите их прав, поэтому многие больные требовали улучшений. И это удовлетворяло главного врача, который находился в приподнятом настроении.

Войдя в палату «народного поэта», участники обхода тут же услышали его громкое стихотворное приветствие:

На анализ, сдавая мочу,

Низко вам поклониться хочу,

И кричу Вам свое я – «Ура!»

Дорогие мои, доктора!

Новостроев спросил его о жалобах и тот, не дожидаясь окончания вопроса, высказал претензии в стихотворной форме, как будто давно был готов к его вопросу:

Господа, я выявил изъяны

В рационе нашем, как всегда,

Заявляю, мы – не обезьяны

Но бананов хочется всегда!

– А что, разве больным не дают фруктов? – спросил Новостроев лечащего врача, – я помню на прежнем месте моей работы, в меню больных постоянно были такие фрукты – ананасы, бананы, апельсины…

– Учтем, Михаил Сергеевич, – ответил лечащий врач – обязательно поручу диетологу, чтобы изыскал такую возможность.

Вскоре обход достиг палаты, в которой лежал Долбиелдаев. Войдя в нее, Новостроев почувствовал ту незримую связь «врач-больной», которую ему удалось установить при беседе с ним несколько дней назад. Его тезка смотрел на него и сопровождающую свиту, ввалившуюся к ним в палату, взглядом, полным уверенности и жизненного оптимизма.

– Как Ваше самочувствие? – спросил Михаил Сергеевич тезку, – есть ли жалобы на содержание, лечение?

– Есть, доктор, – отвечал Долбиелдаев, – все пациенты этой палаты предъявляют требования по улучшению, мы сформулировали их и я сейчас выдвину….

Новостроев интуитивно почувствовал, что обходу придется задержаться в этой палате на время продолжительности монолога Долбиелдаева. Он не виделся с ним с дня их первой беседы, когда поручил ему ответственное задание по формированию команды для начала проведения эксперимента.

– … это касается содержания, в первую очередь. Требования у нас такие:

Первое. Чаще менять постельное белье, сейчас – один раз в две недели. Пора обновлять запасы постельного белья новыми комплектами, потому что иногда стелют такие застиранные простыни, что спать приходится в одежде, дабы не вымазаться об это «свежее» белье.

Второе. Обеспечить ванную комнату горячей водой. Многие не в состоянии пользоваться холодной. Мы здесь, хоть и дураки, но не засранцы!

Третье. Повысить дисциплину и ответственность дежурного медицинского персонала, работающего по ночам в отделении. Это требование к конкретным людям и я назову их фамилии. Речь идет о медицинской сестре Шаболдаевой Еве, которая всю ночь спит в кабинете дежурного врача…, вместе с ним на одном диване. За этой медсестрой прочно закрепилась ее фамильная кличка Шаболда Ева. Дежурный врач Запоритже Задул Комухоткович, с которым она спит, имеет ревнивую жену и двоих детей. Она почти каждую его смену приходит в отделение, чтобы лично проконтролировать супружескую верность мужа и устраивает скандалы прямо в отделении.

Однажды, она и ее старший сын забрались на высокое дерево, стоящее напротив окна кабинета мужа и пытались наблюдать за изменой похотливого супруга и папы, а когда пришло время слезть с дерева, то выяснилось, что жена, которую на головокружительную высоту загнало чувство ревности, не может самостоятельно спуститься вниз. Пришлось вызывать спасателей, чтобы снять грузную женщину с дерева. Дурдом в общем! Не далее, как вчера она снова ворвалась ночью в отделение и устроила разборки обоим любовникам. Перебила кучу посуды на его голове и грозилась провести ему кастрацию.

Четвертое….

– Объясните, пожалуйста, почему Вы сегодня заявляете главному врачу о своих требованиях? – прервал монолог Долбиелдаева заведующий отделением, – раньше все вас устраивало, а сегодня все как сговорились…. Это не так, другое не эдак. Что случилось?

– Яков Ефимович, не перебивайте больного, – пусть говорит, – прервал заведующего Новостроев, – пациенты всегда предъявляют требования после смены руководства и удивляться здесь нечему. Продолжайте тезка.

– Четвертое. Почему каждый день на обед дают гороховый суп? Неужели нельзя приготовить за те же деньги что-либо другое. Причем после этого супа, непременно должны выдавать и противогазы, чтобы никто не задохнулся. Мы требуем пересмотреть меню в сторону разнообразия и экологических стандартов!

– А что, кроме горохового супа, больше ничего не дают? – перебил Новостроев.

– Дают, доктор, – отвечал шутливо Долбиелдаев, – тески, …это с морковки обрезки и покли, что в кадушке мокли! Я продолжу, с Вашего позволения, излагать требования…. Пятое. Для того чтобы записать все

это, нам потребовалась бумага и авторучка. В этом категорически отказано! Требуем, чтобы у каждого пациента была возможность получать бумагу и авторучку, чтобы мы могли писать, например, жалобы на свое существование. На данный момент это все наши требования…. Пока!

– Спасибо Вам за бдительность! – поблагодарил его Новостроев, – и вот что, зайдите сразу же после обхода в мой кабинет, мне нужно с Вами кое о чем переговорить.

Долбиелдаев понял, о чем хотел поговорить с ним главный врач. Это было заметно по его глазам, которые в отличие от тусклых взглядов подавляющего числа пациентов клиники, горели живым интересом. Долбиелдаев серьезно относился к своей «новой роли» в обществе пациентов клиники. Кроме него и главного врача, никто не догадывался о содержании предстоящего разговора между ними. Заведующий отделением посчитал что, Михаил Сергеевич хочет поговорить с Долбиелдаевым о недопустимости его поведения с выдвижением требований.

Если бы главный не пригласил Долбиелдаева к себе «на вливание», то заведующему отделением пришлось бы временно и негласно перевести Долбиелдаева на первый этаж в «гестапо». Это постоянно практиковалось в клинике в воспитательных целях. Если пациент не сговорчив, дерзок и груб, то его могли поселить в отделение в одну палату с буйными больными, дабы воздействовать на «бунтаря», при этом подвергая его жизнь реальной опасности.

Естественно, что главный врач еще не знал этих незаконных порядков и действий коллег и не сразу поверил Долбиелдаеву, когда тот на первом собеседовании рассказал об этом. В больнице, где он работал раньше, такой практики не было. Там никто не обращал внимания на вызывающее поведение пациентов. Можешь требовать, что угодно, писать жалобы, даже буянить – статус психически больного надежно охранял администрацию и врачей от любых непредсказуемых действий пациентов.

Когда Михаил Сергеевич закончил обход, он вернулся в кабинет в приподнятом настроении. Его эксперимент начинался удачно, он даже не надеялся на такое активное начало, ведь сегодня на обходе он убедился в этом. Новостроев внимательно смотрел в глаза тем пациентам, которые выдвигали требования, и отметил начавшиеся позитивные изменения в их поведении и огоньки интереса к теме деловой игры. Его предположение о том, что она сама по себе станет массовым инструментом для выздоровления, подтверждалась.

Вскоре секретарша Верочка доложила Новостроеву, что к нему на беседу пришел больной Долбиелдаев. Она по незнанию возмутилась по поводу того, что пациент пришел без сопровождения санитара, не подозревая, что такой порядок установлен "главным". Официального приказа по этому вопросу еще не подписано, но Новостроев устно распорядился на обходе по этому поводу.

– Михаил Сергеевич! – скороговоркой произнесла Верочка, – в приемную приперся Долбиелдаев и требует встречи с Вами. Пришел без санитара… сам. Это же очень опасно… вдруг набросится на кого-нибудь,… на меня, например! Может, он маньяк и… изнасилует меня в приемной! Страшно…, просто жуть!

– Вера Петровна, – с иронией произнес Новостроев, – поверьте мне, как психиатру, Вас уже никто не изнасилует…, это чревато для самого маньяка! А вот выдавать желаемое за действительное, относится к определению фантастической конфабуляции, это патология. Успокойтесь и пригласите больного ко мне в кабинет.

Верочка даже не обиделась, поняв намек, она пробормотала себе поднос: «напрасно Вы так думаете, я еще очень привлекательна и женственна!» и вышла в приемную.

– Можно к Вам? – спросил Долбиелдаев, войдя в кабинет, – я пришел, как Вы и просили для разговора.

– Проходите! – предложил Новостроев, – я уже жду Вас и готов выслушать все о проведенной работе.

– Несколько дней подряд я разговаривал с пациентами нашего отделения, – начал он рассказ, – и многие поддержали Вашу идею. Мною сформирована команда, как Вы и хотели, которая продолжит эту работу.

– Спасибо Михаил Сергеевич, – поблагодарил его Новостроев, – Вы записали фамилии всех членов этой команды?

– Да, конечно, доктор, – ответил Долбиелдаев, – вот список!

Он протянул листок бумаги, достав его из внутреннего кармана больничной формы.

– В этом списке двенадцать человек вместе со мной, – сообщил Долбиелдаев, – двенадцать Ваших апостолов!

– Спасибо Вам еще раз! – поблагодарил Новостроев, положив список на стол, – не будем терять времени и продолжим работу.

– Да, конечно, мне тоже некогда, поэтому разрешите откланяться? – спросил Долбиелдаев и, получив согласие кивком головы, вышел из кабинета, чем снова испугал секретаршу Верочку, которая вбежала в кабинет шефа, сразу же после его ухода.

– Слава Богу, Вы в порядке! – проговорила она, – мне показалось подозрительным, что этот больной пробыл у Вас всего лишь несколько минут, и я подумала, не мог ли он причинить какого-либо вреда Вам.

– С чего Вы взяли? Ни мне, ни Вам этот человек не может причинить вреда, – сказал Новостроев, – я его сам пригласил после обхода на несколько слов, а Вам в голову пришли такие странные мысли. То он маньяк-насильник, то может избить меня…. В настоящее время нужно бояться не больных, а здоровых людей! Кстати, Вера Петровна, мне срочно нужны истории болезни вот этих больных – продолжил Новостроев, протянув ей список – кроме Долбиелдаева. И, пожалуйста, через час после предоставления историй болезни, приглашайте их по одному ко мне на беседу.

– Минуточку, истории болезни сейчас же будут у Вас! – заверила Вера Петровна и исчезла за дверью.

Уже через двадцать минут Новостроев изучал истории болезни списочного состава команды. Его интересовали причины возникновения первого психотического эпизода, поэтому он просматривал только анамнезы. Обычно сведения, изложенные в этой части истории болезни бывают краткими. Лечащий врач любой специализации настолько загружен писаниной, что ему приходиться максимально сокращать полученную информацию для этого раздела.

Писанина в работе лечащего врача относится к самой больной теме медицины, на нее тратится уйма времени в ущерб лечебному процессу. Если бы это время сократить втрое, то врач мог бы уделять больше времени пациентам. Ежедневно приходится очень много писать, от чего правая рука у любого врача устает за день, как у грузчика в морском порту. Если перефразировать известную пословицу на медицинский манер, то: «Лечить ты можешь не уметь, но написать правильно историю болезни – обязан!». С ума сойти можно! Дурдом в общем!

В народе бытует мнение, что инженер и ученый работают головой, грузчики – руками, а вот о врачах забыли сказать. А они работают и глазами, и ушами, и мозгами и руками! Полный набор. Все включено! Только вот зарплата врача неприлично низкая и порой бывает гораздо меньше, чем у уборщицы офиса какой-нибудь коммерческой компании.

Команда

***

Первым на беседу пришел пациент пожилого возраста со странной фамилией – Попучмокин Николай Семенович. Как следовало из его истории болезни, он находился на лечении по поводу четвертого психотического эпизода. Первый произошел больше двадцати лет назад и после долгого курса лечения больной выписан на амбулаторное. Но, через три года произошел второй эпизод. Снова лечение и выписка, потом третий и в настоящее время Николай Семенович лечился уже после четвертого эпизода.

История его заболевания начиналась с госпитализации по первому эпизоду записью: «… по словам жены, вел себя неадекватно, когда по телевизору показывали выступление председателя ГКЧП Янаева. Его супруга так описывает поведение мужа: «После того, как объявлено о создании в СССР ГКЧП и уходе Горбачева «по состоянию здоровья», моего Коленьку будто подменили. Мне показалось, что он в шутку стал восхвалять председателя ГКЧП и произносить здравицы в его честь. Он называл Янаева «вождем и учителем всех времен и народов», а однажды утром на балконе вывесил транспарант, написанный краской втайне от меня ночью на простыне: «А ты поддержал ГКЧП? Нет? Тогда ты враг народа!». При этом он голый стоял на балконе, танцевал и громко выкрикивал лозунги в поддержку «нового руководителя страны Янаева». Прохожие восприняли его поведение как злую иронию в адрес ГКЧП, к тому времени всех его членов уже арестовали.

Муж не понимал, что состав ГКЧП заключили под стражу за государственный переворот, он продолжал восхвалять Янаева. Коля как будто не замечал, что все события происходят в противоположном направлении, в стране царила эйфория свободы и демократии. Когда я поняла, что мой муж потерял связь с реальным временем, я вызвала скорую психиатрическую помощь».

Второй эпизод: « … неадекватно поддерживал Президента РФ в политическом кризисе в октябре 1993-го. Влез голый на крышу пятиэтажки с трехцветным флагом, несмотря, что кризис уже миновал, и руководство Верховного Совета РСФСР находилась в Лефортово. На крыше больной выкрикивал лозунги «Ельцин – наш вождь и учитель!» «За Родину, за Ельцина!», которые явно указывали, что Попучмокин снова потерял связь с реальным временем…».

Последующие эпизоды соответствовали выборам второго и третьего Президентов РФ и полностью повторяли симптоматику первого эпизода. В графе «сопутствующий диагноз» записано – «стоматит»! Заболевание, распространенное в грудном возрасте, когда ребенок постоянно «тянет в рот» грязные ручонки, соску или лижет игрушки. Взрослый и чистоплотный человек редко подвержен такой болезни, но в психиатрии возможно еще и не такое. Иногда человек видит во сне то, что стало его навязчивой идеей и может заболеть инфекционкой. Очевидно, что Попучмокину виделся процесс соответствующий его фамилии, который он воспринимал как предназначение в жизни.

– Проходите, Николай Семенович, присаживайтесь, – пригласил его Новостроев, когда тот робко вошел в кабинет.

– Благодарствую, доктор, – учтиво приговаривал Попучмокин, усаживаясь рядом со столом главного врача, – Вы Михаил Сергеевич для меня самый лучший из всех докторов на свете. Я за Вас готов в огонь и воду! Да здравствует наша медицина….

Новостроев удивился, Попучмокин знал его имя и отчество. Новой таблички на двери кабинета главного врача еще не было, хотя старую сняли уже в первый день, после смены руководителя. Откуда же он знал имя и отчество главного врача? Спросил у кого-то из медперсонала или случайно услышал на одном из обходов и трепетно запомнил, как пароль к сейфу с зелеными деньгами? Как бы там ни было, но имя и отчество Новостроева Попучмокин произнес четко, несмотря на то, что его еще плохо знал медперсонал клиники.

– Николай Семенович, мне нужно задать Вам несколько вопросов, – начал Новостроев, – Вы согласились участвовать в команде Долбиелдаева по защите прав пациентов?

– Да, Михаил Сергеевич, согласился, – отвечал пациент, – а что не нужно? Ведь он мне сказал, что Вы его об этом просили!

– Да, я просил его заняться этим вопросом, – успокоил Новостроев, – Вы не волнуйтесь, я Вас пригласил уточнить некоторые моменты из Вашей биографии, а то, что просьба Долбиелдаева правильная можете не сомневаться! Расскажите мне о своих родителях.

Попучмокин с явным удовольствием принялся рассказывать. Из его информации следовало, что причины заболевания лежат на генетическом уровне. Попучмокин не являлся феноменальным пациентом, такие формы шизофрении известны в России в массовом проявлении. Это наследственность продиктована животным инстинктом самосохранения.

Его дед, участник Октябрьской революции, лично знавший Ленина был репрессирован во время коллективизации как кулак и враг народа, а отец расстрелян через месяц после Победы над фашистской Германией «за связь с космополитами и "вражеской" разведкой». Этот страх перед любой властью даже в наше время являлся национальной чертой российского менталитета. У одних он проявляется скрытно, у других «выливается» в шизофрению.

Но согласие Попучмокина участвовать в защите прав пациентов клиники, являлось неспецифическим симптомом. Наверное, Долбиелдаев умел убеждать, раз после беседы, Попучмокин принял решение участвовать в его команде. Изменение в поведении пациента в данном случае давало надежду на полное выздоровление.

Вторым собеседником главного врача была молодая женщина по фамилии Савенкова Лидия Федоровна. Возраст ее – всего тридцать четыре года, а первый психотический эпизод наблюдался в 1999 году, то есть в двадцать три года. В истории ее заболевания записано:

« … в момент госпитализации не могла понять, что происходит, постоянно порывалась спасать какую-то девочку, которую по ее мнению должны сжечь на костре, что свидетельствует о полной дезориентации в окружающей действительности и дезорганизации умственной деятельности. Скорая психиатрическая помощь вызвана ее матерью, которая рассказала о неадекватном поведении дочери. По ее словам она постоянно пыталась спасти кого-то! То благородного рыцаря, идущего на эшафот, то девочку, которую должны сжечь на площади, на костре, как ведьму»

В течение десяти лет эта пациентка периодически попадала в клинику и проходила курс лечения, выписывалась и через год ее привозили снова сюда. Скудная информация истории заболевания подсказывала Новостроеву о том, что у пациентки наблюдается классический вариант вхождения в Перепросмотр, после чего без вмешательства психиатров ей не удается из него выйти.

В истории болезни Новостроев нашел причину, вызывающую состояние Перепросмотра. Странно, что эту причину никто раньше не мог или не хотел обнаружить. Его насторожило время года, когда у пациентки возникали психотические эпизоды. По датам госпитализации следовало, что это случалось весной, а именно в апреле. Удивительно строгая периодичность ее обострений явно связана с бессонницей. Причиной этому, скорее всего, являлся… переход на летнее время.

Ученые всего мира давно утверждают, что переход на летнее время не соответствует нашему биологическому ритму и наносит вред здоровью. Многие разумно призывают отказаться от него. К переходу на летнее время, готов далеко не каждый. По результатам опроса населения Германии, проведенного институтом по изучению общественного мнения Forsa по заказу больничной кассы KKH-Allianz, почти у половины опрошенных, как оказалось, в связи с переводом стрелок на час вперед возникают проблемы со сном. Большинству респондентов необходимо несколько дней для того, чтобы вернуться к нормальному ритму жизни.

– Лида, расскажите, что Вы чувствуете после того, как страна переходит на летнее время, – спросил Новостроев, заставивший этим встрепенуться пациентку, как будто ее ударило током.

– Я начинаю очень плохо себя чувствовать по ночам, доктор, – объясняла Савенкова, – теряю сон, потому что боюсь проспать на работу. Я знаю, что если я лягу позже обычного времени, то не проснусь вовремя и опоздаю. Сейчас за такое нарушение увольняют, не разбираясь в причинах. А нормальную работу, доктор, сегодня очень трудно найти. Началось это у меня давно, сразу же после окончания института, когда я работала экономистом в торговой компании.

С наступлением бессонницы у меня появляются видения, в которых я сама участвую. Все что там со мной происходит – это ужасно! Я откуда-то со стороны слышу голос мамы, но не могу понять, откуда он доносится. Мне жалко людей идущих на эшафот, я пытаюсь остановить страшные сцены казни, я реально нахожусь где-то там, люди в моих видениях в странной одежде, как в средневековье, агрессивно ведут себя, очень жестокие и злые…. Прихожу в себя уже в больничной палате…

– Успокойтесь Лидия Федоровна, – посоветовал Новостроев, – Президент уже пообещал, что скоро своим указом отменит переход на летнее время и тогда проблем с Вашим здоровьем удастся вообще избежать.

– Я не верю давно никому, доктор, – ответила Лидия, – нам много чего обещают, но выполняют с точностью до наоборот. Например, мы просим отменить летнее время, а отменят зимнее, заставив всю страну постоянно жить на час раньше. Поэтому, когда Михаил Сергеевич Долбиелдаев предложил мне поучаствовать в работе по борьбе за свои права, я сразу же согласилась. Верно, что эта Ваша идея?

– Да, моя! – подтвердил Новостроев, – а Вы считаете ее вредной?

– Наоборот! – ответила Лида, – это нужно всем, кто еще не сошел с ума окончательно, иначе никто не отменит эту глупость европейского масштаба – игру с переводом часов. Я хочу бороться за нормальное время, по которому наши родители жили много-много лет, да и зачали нас по тому времени, нужно положить конец играм власти на часах!

На этом беседа с пациенткой закончилась, и в кабинет Новостроева вошел мужчина сорока лет по фамилии Наливайко Валентин Иванович. Это яркий представитель «сильно пьющей» части населения страны, которая росла и множилась за годы реформ до устрашающих размеров. Она продолжает расти, как на дрожжах, угрожая национальной безопасности деградацией. Алкоголизм и связанные с ним заболевания стали самыми распространенными в России.

Научное название белой горячки – «алкогольный делирий». Эта форма психозов встречается в медицинской практике наиболее часто. Первому приступу делирия обычно предшествует продолжительный запой, в дальнейшем они возникают и после коротких периодов пьянства.

Вопреки распространенному мнению, белая горячка терзает алкоголика не во время самого запоя. Обычно делирий развивается спустя несколько часов, а чаще через трое – четверо суток после прекращения пьянства. Но бывает он и при более длительном воздержании от алкоголя. Хуже всего, если начало горячки совпадает с обострением заболеваний внутренних органов, травмами, хирургическими операциями, которые часты у алкоголиков после передозировки спиртного.

Белая горячка обычно проявляется внезапно, причем – на фоне похмельного абстинентного синдрома. Кстати, его психические и неврологические проявления особенно резко бывают выражены у женщин. Перед развитием белой горячки они, как правило, впадают в длительную депрессию.

Иногда делирий появляется после судорожных припадков. Горячка может также начинаться вслед за эпизодом галлюцинаций или вспышкой острого чувственного бреда.

Начальные симптомы делирия: ухудшение ночного сна, частые пробуждения в состоянии тревоги; вегетативные и вестибулярные расстройства, а также общая оживленность, заметная в движениях, мимике и настроении больного.

На похмелье человек обычно находится в однообразном аффективном состоянии подавленности и тревоги. Его, например, может испугать до дрожи звонок в дверь или по телефону. Если же у него начинается делирий, то за короткое время можно увидеть сильные перепады настроения. Это самые различные противоположные моральные состояния.

Смена настроения, общая оживленность, неустойчивость внимания усиливаются к вечеру. Заснуть больной не может, у него возникает полная бессонница. В голову при этом лезут воспоминания о прошлой жизни, обычно наплывами образов, появляются галлюцинации.

В видениях алкоголиков в состоянии белой горячки обычно преобладают подвижные образы. Они «видят» множество насекомых или мелких животных. Иногда в галлюцинациях присутствуют крупные звери и их скопления («как в зоопарке»). Порой больному представляются люди, в том числе давно умершие родственники. Могут быть видения «нечистой силы» в сказочном, фантастически-неправдоподобном образе (монстры, черти, чудовища). Зрительные галлюцинации бывают то единичные, то множественные, они отражают сцены различных ситуаций и сменяют друг друга, подобно калейдоскопу.

Часто у алкоголиков в белой горячке отмечаются слуховые, обонятельные, термические, тактильные галлюцинации, с которыми могут сочетаться и зрительные образы – к примеру, в виде проволоки или паутины, которую пациент не только «чувствует», но и «видит». Под влиянием галлюцинаций он может не ощущать, в каком положении его тело находится в пространстве.

Понятно, что настроение больного в таком состоянии бывает крайне переменчивым. Он может испытывать и страх, и благодушие, и недоумение, и удивление, и отчаяние, но у него могут быть и припадки смеха. Ужас и веселье быстро меняются местами. По наблюдениям врачей, больные обычно все время находятся в движении. Они «заняты» чем-либо, что соответствует видимым и ощущаемым в данный момент галлюцинациям, а также в виду аффекта, в котором они находятся.

При устрашающих галлюцинациях они бегут, прячутся, отбиваются, стряхивают с себя насекомых, отмахиваются, что-то тянут изо рта. Но могут вести себя и по-иному: деловито распоряжаться, задавать вопросы, обращаясь к действительным или воображаемым собеседникам, куда-то собираться идти… Встречаются и такие больные, которые совершают однообразные и последовательные действия, имеющие отношение к домашней работе или своей должности. Это так называемый профессиональный делирий, которым страдал Наливайко.

Он работал начальником отдела продаж большого гипермаркета, именно его подчиненные обнаруживали у него симптомы «белочки» после очередного запоя. Причем Наливайко никогда не прогуливал работу, уходя в него, всегда был «в строю» и деловом ритме. Начинал запой Валентин с дорогих импортных коньяков и виски, переходя постепенно на отечественные марки, затем следовали низкопробные спиртосодержащие вплоть до самогона. Во время начала болезни его коллеги замечали, что Валентин Иванович общаясь с ними, разговаривал еще с каким-то Владимиром Владимировичем, упрекая того, за все, чего не удавалось достичь их отделу.

Например, руководство компании приказало резко увеличить объем продаж, за счет разработки новой маркетинговой ерундовины, которую почему-то называют стратегией. Концептуально, любая такая фиговина строилась на откровенном обмане покупателя самыми изощренными способами.

Так в случае покупки определенного количества товара, сулили "бесплатно нужную повседневно вещь". Стоимость ее уже включена в цену этого определенного количества, и подарок получался оплаченным самим же покупателем, а нужной в хозяйстве вещью оказывался залежавшийся не пользующийся спросом товар. Но покупатель об этом не догадывался, мало, кто может «под шопингом», аналогичном состоянию аффекта, сосчитать и вычислить в уме наглый обман.

Или, например, прогнозировалось повышение цен производителем какого-нибудь товара на 20%, что часто случается в российской коммерции. Не потому что изменился курс доллара или цена на баррель нефти на мировом рынке, а просто решили повысить долю в распределении прибыли национального валового продукта. Закон разрешает сегодня устанавливать любые цены определенные рынком. Так почему же не «продиктовать эти цены производителю», являющемуся субъектом рынка?

Не дожидаясь, повышение цены производителем на эти 20%, маркетологи торговой компании упреждающе повышают цену на 30%. Спрос на товар, поступивший после повышения цены, падает, но «лишних 10% стоимости» некоторое время компенсирует снижение объема продаж, удерживая рентабельность на том же уровне. Когда же она начинает снижаться наступает время акции скидок, которая широко рекламируется. Их делают на те же самые 10% после того, как покупатель уже привык к ценам с «накидкой» в 30%. Алгоритм маркетингового хода таков: «скидки после накидки».

Завершив акцию, начальник отдела продаж получал денежный бонус от руководства и начинал употреблять «импортную горькую» переходя в конечном итоге на самогон и приближая к себе «белочку». Любимым рабочим местом Наливайко был торговый зал, по которому можно ездить на автомобиле. Он начинал обходить все секции и отделы, стеллажи зала, беседуя при этом с незримым Владимиром Владимировичем.

– Здесь, уважаемый Владимир Владимирович, у нас продаются дары моря, – говаривал Наливайко, делая при этом взмах рукой в сторону – а дальше следуют гастрономические товары, такие как колбаса, сыры, консервы, затем отдел по продаже свежего мяса. Колбаска, правда, изготовлена из плохенького мясца, сыры из порошков молочных, а свежее мясо реанимировано нашими спецами из вонючести и тухлости в годное для продажи состояние.

Дары моря, точнее – дуры моря, это сплошная имитация. Красная рыбка, к примеру, форель – это вовсе не она, а подкрашенный судак, черная икорка – искусственная или "затушеванная" сазанья и так далее. Рыбные консервы наполовину с собственным соком, выделенным рыбой при разделке. Но кто это знает и видит? Никто, пока не купят и не съедят! Что Вы говорите? Возвращают подделку? Да кому хочется тащиться к нам через весь город, чтобы обменять товар? Деньги? Кто же им вернет их? Да и менять мы ничего не собираемся, мало ли что покупателю захочется? С нами только свяжись – себе дороже будет!

Далее, Владимир Владимирович, следует отдел бытовой химии, здесь масса стиральных порошков, освежителей белья, отбеливателей и разного бабского ассортимента. Вот, например, клей универсальный – новинка сезона. Клеит все, даже девок в баре. Но… есть и побочный эффект, он описан в инструкции, скажу по секрету, это положено по Закону, в натуре....

Вот смотрите, написано: если клей попал вам на руки, то он обязательно вызовет ожог второй степени, если в глаза, вы обязательно ослепнете, в желудок – получите прободную язву, цирроз печени и непроходимость кишечника. Качество фирма гарантирует, но предупреждает – будьте осторожны при работе с универсальным клеем….

Работники торгового зала смотрели на Наливайко, как на обнаженного человека, находящегося в публичном месте. Вид беседующего с невидимкой начальника среднего звена у многих работников вызывал не только смех, но и желание пообщаться с ним. На вопрос с кем он разговаривает Наливайко, отвечал по-разному, не подозревая, что этим может вызвать настоящее цунами.

Однажды на такой вопрос, он серьезно ответил:

– Это я репетирую беседу с Владимиром Владимировичем, который завтра приезжает к нам с проверкой!

Что началось после этого? Трудно себе вообразить! Кто-то срочно передал своему начальству эту «страшную новость», которая, в конце концов, дошла до директора гипермаркета. Причем когда тот услышал ее от пятого звена передачи, никто уже не помнил ее первоисточника. Директором срочно принимались меры по санитарному состоянию торговых залов, для чего пришлось дополнительно, в спешном порядке нанять целую армию уборщиц.

На стеллажи торговых залов срочно "выбрасывались" самые свежие продукты, попутно снимая просроченные, хитро «замаскированные» среди российского изобилия местными мерчендайзерами. Эта новая специальность введена в российской торговле для целей «грамотно» выкладывать товар на витрине. Поэтому, покупатель никогда не может заподозрить, что рядом с нормальным на полке лежит просроченный товар.

В ходе поднявшегося переполоха под страхом «самой      высокой проверки» в гипермаркете, цены на продукты пришлось скачком снизить до самого доступного уровня, чем воспользовались удивленные покупатели, находящиеся в этот момент в торговых залах. Кто-то кому-то позвонил, сообщил о приятной новости и уже через час все торговые площади были «забиты» ошеломленными и «расстроившимися от осознания хозяином социальной ответственности его бизнеса» покупателями.

А Наливайко продолжал ходить по залам, беседуя с Владимиром Владимировичем о проблемах торговли. Он сетовал на то, что в результате неправильной политики, ему приходится обманывать покупателей и торговать своей совестью. Внезапно остановившись у какого-то стеллажа, Наливайко гневно спросил: «Скажите мне Владимир Владимирович, почем сегодня совесть для народа? Вот мне, например, платят бонусы за проведенные акции распродаж и реализацию разных маркетинговых стратегий. Это цена моей совести? Мне мало, моя брехня должна стоить намного дороже!».

На следующий день покупателей в гипермаркете стало еще больше, возникший ажиотаж сметал с прилавков все, что можно купить, пока хватало денег у населения. Но… проверка не приехала, а директор, в конце концов, выяснил первоисточник «страшной новости», который к этому времени разговаривал с каждым, кто мог попасться ему на пути, приговаривая: «Вот видите Владимир Владимирович, что говорят люди…».

– Идиот! – обрушился матом на Наливайко директор, – кто теперь заплатит за упущенную выгоду ты, что ли, козел винторогий? (директор не сказал, что проданный даже по бросовым ценам товар убытка не нанес).

– Все вопросы, пожалуйста, к Владимиру Владимировичу, – спокойно отвечал Наливайко, продолжая беседу с очередными «развешенными ушами».

– Какому Владимиру Владимировичу? Где ты его видишь? – заорал директор.

– Да вот же он! – невозмутимо ответил Наливайко, указывая куда-то в сторону, – присматривается к сервелату и солями. Он даже не подозревает, что большинство нашего товара просрочено. Скидки бывают только после накидки, а залежалый товар перефасован и "свеж по новой". А насчет ваших убытков так скажу – Вы принимали решения, Вы и платите! Государство не обязано нести убытки по Вашим рискам!

Когда выяснилось, что у Наливайко "белочка", вызвали скорую психиатрическую помощь, а директору неотложку, которая увезла его с инфарктом в кардиологию. Директора уволили, а Наливайко после лечения вновь приступил к исполнению своих должностных обязанностей.

Новому директору он пригрозил судом за увольнение, сказав, что его болезнь является профессиональным заболеванием и в случае увольнения, хозяин будет платить ему огромные суммы за причиненный вред здоровью. Как бы там ни было, Наливайко по сей день, работал в должности начальника отдела продаж, возвращаясь после каждого лечения.

Беседуя с Наливайко, Новостроев выяснил, что тот согласен участвовать в предложении Долбиелдаева, что он хочет бороться за право российского гражданина употреблять качественный алкоголь. По его мнению, 90% продаваемого российского спиртного, является самопалом и именно от этого возникает обострение его «белочки». «Создается впечатление, что русских умышленно травят самым популярным напитком в стране, где каждый употребляет горячительное. Как можно травить собственный народ? За качество водки необходимо безотлагательно бороться!» – сказал Наливайко в заключение беседы.

Следующим собеседником Новостроева была «жертва телевидения и рекламы», мужчина солидного возраста по фамилии Ротозейкин Степан Гаврилович. Будучи хроническим безработным, он просиживал у телевизора все свободное время – с утра и до поздней ночи. Оставшись однажды без работы, Степан Гаврилович тщетно пытался найти ее, потому что основным требованием всех работодателей к соискателям был именно возраст, который не должен превышать сорока лет.

Эти самые работодатели прекрасно знали нормы Трудового Кодекса, в соответствии с которым это требование не законно и является дискредитацией по возрастному признаку. Но пожаловаться на их незаконные действия попросту невозможно. А если попытаться это сделать, то результат окажется далеко не в вашу пользу.

Представьте ситуацию трудоустройства человека, который еще не принят на работу, но пытается оспорить ограничение по возрасту. Теоретически это просто, закон будет на вашей стороне, но вот примут ли вас после этого на работу? Вы "обязательно не пройдете собеседование" и вот тогда уже работодатель на законных основаниях откажет вам в приеме – не подходите по профессиональному уровню.

Но и это еще не все. Ваше реноме вы создали сами, пытаясь защитить права. С этого момента вы «жалобщик, законник и идеалист». А поскольку все предприниматели города тесно общаются друг с другом, то эта характеристика будет сопровождать вас везде, и вам все начнут отказывать в приеме на работу по надуманному предлогу. Так произошло с Ротозейкиным, городской рынок труда давно превратился для него в «дурдом». После года в статусе «безработный», он был снят с учета в городском центре занятости населения.

Жена Ротозейкина работала в одном из магазинов поселка продавцом, и ее зарплата стала единственным средством существования на долгие годы. А Степан Гаврилович от безделья и обреченности стал проводить все дни у телевизора. Стать индивидуальным предпринимателем не позволяла та же нищета, ведь на открытие дела, даже маленького, крошечного, требовались не малые деньги.

Так Степан Ротозейкин стал телезрителем на постоянной основе. Утром, когда еще по многим каналам шли «ночные» фильмы, он включал телевизор, который работал весь день и половину ночи. Диван, стоящий в гостиной его двухкомнатной квартиры, стал единственным пристанищем для Ротозейкина. Жена одна в спальне, а он постоянно, ежедневно, ежемесячно и ежегодно теле зрел все, что показывали по ТВ.

Но какая телевизионная передача или трансляция фильма обходится сегодня без назойливой рекламы? Она всюду в серьезных передачах, взрослых, развлекательных и детских даже для самых маленьких. Ротозейкин, как и подавляющее число российских телезрителей даже не подозревал, что реклама – это колоссальная индустрия, в которой вращаются огромные деньги, а потому имеет собственную науку. Это теория воздействия рекламных образов на психику человека – на когнитивную и эмоциональную сферы, его подсознательное поведение, имеет суггестивные технологии, с психоаналитическим и гипнотическим подходами, а также технику эриксонианского гипноза и нейролингвистического программирования.

Спросите у любого телезрителя, что это такое, и каждый ответит вам вопросом: «Что за хрень?». А это та самая, которую вы смотрите на протяжении свыше двадцати лет, постоянно и неотвратимо подвергаясь этому воздействию. Если ваш уровень жизни позволяет отреагировать покупками на воздействие рекламы, то это полбеды, но когда вы еле сводите концы с …тощим желудком, это воздействие может вызвать у вас первый психотический эпизод.

Все рекламируемые по центральному телевидению товары и услуги можно разбить на основные категории и сопоставить им «общественно значимые» проблемы российского народа. Это кариес, перхоть, критические дни у женщин, употребление пива, кофе, сока изготовленного из химикалий, но рекламируемого под брендом «натуральный». Молока «домашнего», полученного от коровок, слушающих классическую музыку на пастбище, майонезов из яиц редкой жар-птицы, средства для мытья посуды, остающегося на ней в виде белых разводов и много других нужных русскому человеку товаров.

В рекламных роликах снимаются известные и не очень киноактеры и шоумены, рекламирующие меха и шубы, диваны и кресла, отдельно взятые гипермаркеты и коммерческие банки, призывая вас делать покупки именно там и пользоваться услугами только этих банков. Зарабатывая на этом деньги, эти "глашатаи" зачастую сами отвергают все, что им приходится рекламировать.

Первый психотический эпизод у Ротозейкина наступил как-то незаметно и обыденно, его жена в силу чрезмерной занятости вначале не обратила на это никакого внимания. Позднее она стала замечать, что ее муж с некоторого времени предпочитал говорить преимущественно текстами рекламных роликов. Однажды, когда она, придя, домой с очередной смены, длившейся около 14 часов, пожаловалась мужу на боль в суставах.

– Степа, если бы ты знал, как у меня болят ноги? – сказала она.

– Кутунал-крем, – уверенная победа над болью в суставах! Суставы скрипят и даже болят?! Тераплюй – молодость ваших суставов! – надменно произнес муж.

– Ах ты, бездельник проклятый, – вспыхнула жена, – дай деньги, тогда я куплю этот твой Тераплюй, знаешь, сколько он стоит? При моей зарплате в семь тысяч в месяц, которой еле-еле хватает на примитивные харчи и коммуналку это очень дорого. Сам не может заработать даже на этот Тераплюй, а советы горазд, раздавать, трутень хренов….

– А ты живи на яркой стороне! – продолжал выдавать рекламные тексты муж, – Профи-банк – это твоя уверенность в прошлом, настоящем и будущем! Управляй мечтой! Пеньстолсгинь – сильнее боли! Эльдорадо – так просто жить лучше! МТС – ишак впереди!

– У меня нет денег и на пеньстолсгинь твой, – продолжала бушевать жена, – чего ты издеваешься надо мной? Жить ему, видите ли, проще! А мне каково?

– Лапа моя, я не издеваюсь, – наконец очнулся Степа, – мне просто показалось, что в этом есть наше спасение.

Муж жалостно посмотрел на очень уставшую жену, которая не обратила внимания на этот его первый «заскок». На следующий день жена опять поздно пришла домой очень уставшей. Степа как всегда смотрел по телевизору любимые ток-шоу. Шел известный «Дом-2». Жена не удивилась странному поведению мужа, который вдруг «воспылал» к ней нежностью и лаской. Он помог ей разгрузить сумку, которую она ежедневно набивала картофелем, тремя булками хлеба, пшеничной крупой, двумя пакетами дешевого кефира и прочей доступной мелочевкой.

– Продуктовая корзина российского человека, – назидательно произнес Степан, – составляет сегодня полный набор продуктов, необходимых для нормального питания и развития….

– Чего ты мелешь? – изумилась жена, – какое нормальное питание? Белены объелся что ли?

– Собери десять бутылок из-под пива «Старый мыльник» и отправь их на адрес…, короче, в приемный пункт стеклопосуды…. Ты можешь выиграть серьезную прибавку к нищенской зарплате или пенсии, – продолжал интерпретировать рекламные тексты Степан.

– Ты, что? Издеваешься снова? – разгневалась жена.

Но последующее действо Степана заставило жену резко сменить гнев на милость. Степан взял ее ладони в свои огромные хлебохваталки, поднес их к губам своей хлеборезки и, поцеловав, нежно прошептал:

– Бьюсьголодже – бархатные ручки, как у нашей Жучки! Морщины не выдают твой возраст! Рекс она не подведет никогда!

Затем он взял в ладонь локон ее грязных волос и также нежно прошептал:

– Самсъел – пышный объем! Он лучше тафты и трех погод, вот что вам нужно!

После такого внимания, жена тут же предложила поужинать на кухне старой хрущевки, где она уже с трудом разворачивалась кормой, если там находился муж. Жена всегда кричала на него, чтобы тот быстро съедал порцию и освобождал ей фарватер для маневра, необходимый при мытье посуды. Но сегодня обласканная и умиленная она не обращала внимания на нарушение навигационных ограничений.

Кот, проголодавшийся к ее приходу, также требовал жрать. Жена бросила ему куриную лапку. Они продавались в ее магазине по двадцать рублей за килограмм и являлись единственным мясным деликатесом семейной продуктовой корзины позволяющей "нормально питаться и развиваться". Степан торжественно произнес:

– Животные знают самое полезное от природы! Их не обманешь! Натуральные соки японской фирмы «Сокисаки» помогут вам не ошибиться с выбором!

На ужин были скромные макароны, отваренные в бульоне из кубиков, широко рекламируемых по ТВ, поэтому жена Степана не обращала внимания на его странные фразы, произносимые дикторской дикцией, не хуже, чем в рекламном ролике:

– Галина с бланком сделает любой гарнир вкусным и полезным!

– Машкин чай, – любимый чай, кофе черствая карта, чудо – творожок, самое вкусное блюдо, – сыпал Степан рекламными текстами.

Тексты рекламных роликов можно произносить на все случаи жизни и разнообразие ситуаций. Жена никак не встревожилась по этому поводу, но уже на следующий день, вечером Степан позвонил ей на работу и загадочным голосом произнес в трубку:

– Меня попросили срочно прибыть в отдел – у нас труп! Я еду сейчас на место происшествия, а ты обязательно купи сегодня сок «Моя семья». Это необходимо для моей успешной работы!

– Какой отдел? – грозно спросила жена, – ты, что нажрался, паразит?

– Какой отдел? Убойный, понимаешь у-бой-ный! – уже кричал в трубку Степан, – работа есть работа, ты, что не знаешь, где я работаю? В правоохренительных органах на проспекте Литейный…. Я должен успеть на задержание и провести оперативно-следственные муроприятия. Все, давай…, я тебе позвоню!

– Вот вернусь домой, я тебе устрою правоохренительные органы, – ответила жена и бросила трубку, – я тебе покажу место убийства, ты у меня довыпендриваешься!

Но, придя, домой, она к своему удивлению не обнаружила там мужа. Степан, безработный домосед, не выходил на улицу из квартиры месяцами, ей уже с трудом вспоминалось, когда он в последний раз выносил мусор. А тут на тебе, пришла, а его нет в квартире. Через час-другой это стало сильно волновать ее, после чего пришлось звонить в милицию.

– Отделение милиции слушает! – ответила трубка голосом дежурного.

– От чего отделение милиции? – спросила жена Ротозейкина – от жалоб населения?

– Что у Вас случилось? – не понял вопроса дежурный.

– Муж пропал! – ответила Ротозейкина.

– Как давно? – спросил дежурный.

– Три часа назад, – ответила женщина.

– Пройдет трое суток, тогда и звоните, – прокукарекал дежурный, – а пока сидите-ждите!

– Чего ждать? – спросила Ротозейкина, – толчка?

– Мужа ждите, а если Вам так нравится, то можете сидя на толчке! – грубил дежурный, – загулял он где-то, явится, никуда не денется!

– Вы не поняли, он очень странно себя вел перед уходом, – настаивала женщина и вкратце рассказала содержание телефонного разговора со Степаном.

– А он работал когда-нибудь в уголовном розыске? – на всякий случай спросил дежурный, – и где он обнаружил труп?

– Нет, – ответила жена, – в последнее время он вообще нигде не работает, и я не знаю, о каком трупе он говорил и где он его обнаружил. Скорее всего, он сам давно уже живой труп.

– В таком случае будьте уверены, – успокоил дежурный, – муж прогнал Вам гусей для того чтобы слинять к друзьям побухать или к любовнице расслабиться…. (явно судили по себе)