Читать книгу Камень. Биографический роман. Книга 1. Первые шаги к свету и обратно - Владимир Петрович Шабля - Страница 1

Я рос прилежным и послушным мальчиком. Дома – окружённый любовью и заботой первенец; в детском саду – беспроблемный, но достаточно сообразительный ребёнок; в школе – круглый отличник с примерным поведением. Как-то ненавязчиво и органично в моё детское сознание вошли понятия добра и зла. При этом само собой разумеющимися были вознаграждение за добро и наказание за зло. Это были основополагающие, непреложные правила моей жизни; а мне нравилось делать всё по правилам, которым меня учили старшие.

И конечно же я обожал своих папу и маму, дедушку и бабушку, считая их лучшими людьми на свете. Они любят меня, заботятся обо мне. И я их тоже люблю; эта уверенность пришла как-то сама собой. Мои родственники живут строго по правилам, причём я ни разу не видел, чтобы они нарушили эти правила ни по отношению ко мне, ни по отношению к другим людям. Во всём подражая близким, я из кожи вон лез, чтобы соответствовать поставленной ими высокой планке.

До школы всё было почти идеально: выстроенная в моём мозгу система ценностей, основанная на добре и любви, функционировала почти без сбоев. А отдельные досадные исключения в итоге лишь подтверждали незыблемость правил. Просто чтобы принять сомнительные поступки некоторых людей, нужно понимать, что у них есть свои правила, не противоречащие общепринятым.

Правда, в школе моя образцовая картина мира дала первые трещины: учительница не всегда объективно оценивала мои знания, иногда занижая оценки, а то и наказывая ни за что. Других же ребят хвалили за куда меньшие достижения и прощали им многие проделки. Кроме того, среди одноклассников у меня появились обидчики, которым удавалось избежать наказания за свои негодные поступки.

И всё бы ничего – шаг за шагом я, как и подобает, учился жить в реальном мире – да стали периодически проскакивать тревожные звоночки в разговорах родственников. Невольно слушая их повседневные, а особенно застольные беседы о коллективизации, голоде, войне, репрессиях, я воспринимал эти рассказы как интересные, а порой страшные события, через которые пришлось пройти моим близким. Хотя всё это были истории не такого уж и далёкого прошлого, я ощущал их как происходившие когда-то давным-давно, пожалуй, всего лишь чуть позже, чем так любимые мною сказочные сюжеты.

Многого из услышанного я не понимал, но ещё далеко не заполненная информацией молодая память чётко фиксировала в своих анналах поступающие в неё сведения о событиях и фактах. Да, я пытался оценить, увязать воедино то, чему учили в школе и дома, со своим незначительным жизненным опытом, а также с разрозненными мыслями и эмоциями старших. Но недостаток знаний мешал мне сделать это корректно. Поэтому я просто не включал в свою систему ценностей те моменты, которые ей не соответствовали.

Живя с родителями, я постепенно свыкся с мыслью, что у нас в семье почти всё всегда было хорошо: любовь царила внутри нашей ячейки общества, а снаружи имелось налицо уважение окружающих. Должно быть, для тогдашнего периода это ощущение во многом соответствовало действительности. А о более раннем отрезке времени удобно было думать, как о каком-то древнем, давно канувшем в лету.

Это моё благостное состояние резко и внезапно нарушил папа, когда мне было лет 10. Однажды, сидя за праздничным столом, мы, как обычно, обсуждали текущие дела. Уж не помню, о чём был разговор и что послужило поводом, но вдруг отец сообщил, что в прошлом 17 лет провёл в тюрьмах, лагерях и ссылке. На тот момент это признание стало самым большим шоком за всю мою жизнь.

«Мой папа, самый лучший и самый умный человек на Земле, и вдруг – такое?!» Поначалу я отказывался верить своим ушам. Но отец не остановился на констатации факта. Он продолжал рассказывать, всё больше и больше распаляясь. О голоде, об издевательствах, о бесправии. И о своём ужасном положении в этой нечеловеческой системе. Теперь-то я понимаю, как трудно было ему, при наших доверительных отношениях, так долго скрывать своё прошлое. Папе хотелось поскорее открыться, снять камень с души; и в тот вечер он решил, что я достаточно повзрослел для этого.

Я слушал и слушал, ошарашенный. Сходу оценить, понять и принять всё услышанное я не мог. Но в памяти чётко отпечатывались слова, мысли, факты, интонации, эмоции.

Для их осмысления нужно было время. И отец дал мне на это несколько дней. Эти дни запомнились как болезненные и тяжёлые; дни метаний, дни ломки стереотипов. А потом папа снова заговорил: спрашивал моего мнения. Когда же я заверил его, что понимаю и принимаю услышанное, что по-прежнему люблю и отношусь с уважением, отец страшно обрадовался, обнял и поцеловал меня.

В дальнейшем папины рассказы о его детстве, юности, достижениях и мытарствах стали у нас традиционными. Теперь и когда мы ездили в гости к дедушке с бабушкой, никто уже особо не таился. Все вместе говорили об истории и сегодняшнем дне, пытались найти логические связи и объяснения; порой возникали жаркие дискуссии, касающиеся тех или иных событий прошлого, настоящего и будущего.

С этой поры большинство ранее непонятных для меня фактов и мыслей сложились в целостную картину. И я воспринимал жизнь как связную последовательность смены поколений со всеми положительными и отрицательными моментами, присущими разным периодам времени. Логичность же такой системы позволяла легко и органично нанизывать на неё всё новые и новые знания и эпизоды.

Шли годы. Я стал взрослым самодостаточным человеком. Жизнь меня тоже периодически крепко била и испытывала на прочность. Но каждый раз, сравнивая свои жизненные неприятности с тем, что прошёл мой отец, я убеждался: это абсолютно несравнимые вещи.

И тем большее восхищение вызывает у меня теперь папин способ представления информации: даже самые страшные моменты своей жизни он облекал в форму увлекательных рассказов, почти приключений. Несмотря на глубокий трагизм всей его биографии, мой отец не обозлился, не превратился в брюзгу. Я считаю это свидетельством папиного неиссякаемого оптимизма, любви к жизни и веры в торжество справедливости. Подобное мироощущение я старался по мере возможности сохранить и в книге; тем более что оно близко и мне самому.

Со временем я укрепился в уверенности, что Бог удостоил меня великой чести, сделав сыном такого прекрасного, умного, доброго, сильного и решительного человека.

К сожалению, жизнь скоротечна. Мои родители постарели. А 15 лет назад папа ушёл в лучший мир. Через год после этого у меня созрела идея как-то запечатлеть невероятные перипетии его жизни, о которых рассказывали он сам, его родственники, близкие и друзья. Я считал эту информацию весьма поучительной и полезной прежде всего для грядущих поколений.

Озвучив свои намерения, я попросил маму и сестру помочь мне восстановить в памяти папины повествования. Каким же было моё удивление, когда обнаружилось, что они могут сообщить только отдельные фрагменты, зачастую известные и мне. Получалось, что основным носителем этой ценной информации теперь являюсь я. А это накладывало на меня особую ответственность за то, чтобы находящиеся в моей голове яркие описания папиной жизни не пропали бесследно.

С этого момента моей задачей стало прилежно записывать всё, что я помнил, включая рассказы моих близких и знакомых. Периодически в памяти всплывали всё новые и новые моменты; порой целые папины новеллы снова приходили ко мне во сне. Кроме того, я нашёл и перефотографировал кучу бумаг, снимков и документов, уцелевших в семейном архиве, а затем тщательно проработал их. Благодаря этим текстам и фотографиям тоже удалось многое вспомнить и понять. В помощь мне были также музеи, выставки, открывшиеся государственные секретные архивы и вовремя подоспевший Интернет, где можно было найти много документов и ценной информации. Всё это позволило ещё лучше систематизировать и упорядочить историю жизни отца. И не только его, а по сути, двух предыдущих поколений моих предков.

Некоторое время я колебался, в какой форме вести повествование. С одной стороны, хотелось опираться на факты. Но с другой – я осознавал, что при таком подходе определённые важные периоды выпадают из цепочки событий.

Аргументом против документалистики стало и то, что основная информация всё-таки была получена из эмоционально окрашенных воспоминаний очевидцев, которые описывали события так, как они их чувствовали. А точнее передать эмоции можно, конечно, пользуясь художественным стилем. Да и для лучшего восприятия читателями больше подходит именно последний вариант.

В ходе написания книги удобно было прорабатывать материал периодами; так удавалось лучше вживаться в события и дух описываемого времени. Однако на выходе оказалось, что изложение в хронологической последовательности грешит одним существенным недостатком: слишком затяжными получаются промежутки беспросветного негатива либо же жизнеутверждающего позитива. Это, с моей точки зрения, тяжеловато и скучновато для читателя; да и в жизни так не бывает: всегда чередуются хорошие и плохие эпизоды. Поэтому, как выход из ситуации, в итоге был выбран вариант параллельного поочерёдного описания историй из двух периодов – от рождения Петра до его ареста, и от ареста до освобождения.

По объёму сначала задумывалась повесть, но по мере написания стало ясно, что уместиться в рамки этого формата вряд ли удастся. В результате, как раз к 100-летию со дня рождения моего отца, был оформлен представляемый Вашему вниманию труд. Пожалуй, его можно назвать биографическим романом.

В завершение хочу поблагодарить моих родных, близких, друзей и знакомых, кто помогал мне все эти годы в работе над книгой. Прежде всего, конечно, мою маму, которая сразу же с момента оглашения мною намерения писать, поддержала эту инициативу, а потом на протяжении многих лет была моим самым доброжелательным слушателем и советчиком. Прошу прощения у моей семьи за то, что работа над романом отняла так много времени нашего потенциального общения. Большое спасибо также моим рецензентам; благодаря им удалось существенно улучшить очень многие аспекты.

Итак, книга о моём отце написана. Теперь я считаю свой сыновний долг в этом направлении выполненным. Вам судить о качестве, достоинствах и недостатках романа. Но если Вы дочитали хотя бы до этих строк, – я уже могу полагать, что не зря потратил 14 лет жизни.

28.01.2020

Владимир Шабля.