Оглавление
Владимир Сапрыкин. Жизнь моя, ты не приснилась мне. Исповедь советского человека
Вместо предисловия. Рубеж, определивший финиш моей жизни
Сюжет первый. Жизнь моя в реальных фактах, событиях, радостях и печалях. Всё, как было
Сюжет второй. Жизнь вносит коррективы. Новые коллизии и неясные перспективы
Сюжет третий. Жизнь делает крутой разворот. Новая профессия, которую не выбирал…
Сюжет четвертый. Подарок «судьбы», о котором мог только мечтать. Спасибо, Алла!
Сюжет пятый. Переезд в Москву. Аппарат ЦК КПСС – особенный университет в моей жизни
Сюжет шестой. Здравствуй, МИЭМ, и прощай… Не было бы счастья, да несчастье помогло
Сюжет седьмой. Отец, я знаю, где ты погиб за Советскую Родину. Папа, я нашел место кровавого боя!
Сюжет восьмой. Алла, я любил тебя всю жизнь…
Приложение №1. Перестройка? Реформы? Смута? Нет – контрреволюция
Приложение № 2
Иллюстрации
Отрывок из книги
Еще несколько лет тому назад даже сама мысль об обращении к жанру мемуаристики не могла придти в мою голову. Должно было случиться нечто особенное, чрезвычайное, чтобы однажды я сел за письменный стол, взял лист бумаги, ручку и начал писать о своей совсем не выдуманной, не приснившейся жизни. Таким чрезвычайным, взрывным событием стала смерть моей жены – Сапрыкиной Аллы Александровны. Она умерла 10 апреля 2020 года в 5 часов 40 минут утра. Уход из жизни самого дорогого, самого близкого человека буквально потряс меня. Жизнь разделилась на две неравные части: бóльшая, главная, определяющая, до, и оставшаяся, финишная – после ухода жены от меня, детей, внуков, правнука. В бóльшей было всё, в том числе смерть мамы – Клавдии Ивановны Сапрыкиной, сестер Жени и Риммы, но еще оставалась жена, которая была последним связующим звеном с нашей советской жизнью, она наполняла мое бытие смыслами, энергией, – не сломаться перед напором дикости его препохабия капитализма. Был смысл идти до конца, бороться.
…Материалист и атеист до мозга костей, я – человек сугубо рационального мышления и научного знания, хорошо понимаю, что такое смерть. Она – естественное и неизбежное окончание жизни всякого живого существа, увы, в том числе и человека – высшего звена в сложнейшей системе живых организмов на Земле. Мне за долгие годы бытия не раз и не два пришлось расставаться с родными и близкими, друзьями и соратниками, сам не раз стоял на краю гибели. Уход из жизни каждого человека – всегда трагедия, и ее не объехать и не обойти. Мы, люди, хороним своих любимых, единственных, неповторимых, а сами остаемся жить… Тем самым продолжаем продлевать как собственный фамильный род, так и в целом – род человеческий. Тут с властной неизбежностью действует всемирный закон прерывности и непрерывности человеческой жизни. Даже уходя из нее, конкретный человек продолжает жить в том, что он создал своим трудом и творчеством, продолжаясь в своих детях, внуках, правнуках, в памяти всех, кому он помогал, делал добро, кто его знал, ценил, любил. Таков главный, единственно реальный оптимистический императив нашего бытия. Другого просто не дано. В нем, в отличие от иллюзорного, религиозно-идеалистического, фидеистического предписания, нет субъективно-эгоистического, основанного на страхе стремления «жить во что бы то ни стало», унижаться перед вымышленными фантомами «царствия небесного», целовать руки «святым отцам», наслаждающимся дарами земного «греховного мира» и не торопящимся в «сады райские»…
.....
Надрываясь, она создавала запас еды, чтобы семья, не дай бог, не стала голодать, не пошла по миру, побираться, просить кусок хлеба у добрых людей. Я всё чаще видел таких нищих из соседней деревни. А ещё на наших глазах привезли в Антоновку депортированных калмыков, которые просто голодали, скотоводы, они ели только мясо, а где его было взять в такое время. Мама, ранимая страданиями сосланных, один, другой раз наполняла ведро картошки и несла старому калмыку в землянку, куда его поселили. С горечью смотрела на эвакуированную еврейскую семью, которую поселили в нашем доме, помогала и им. Я помню до сих пор бабку Риву и бабку Хайку и двоих детей – мальчика и девочку, их имена, к сожалению, забыл. Мать боялась и не хотела подобных страданий мне, сестрам Жене и Римме. Выращивала и засыпала в погреб много, не помню сколько, мешков картошки – она главный наш спаситель. Из свеклы варили патоку, весь процесс приготовления этого сладковато-приторного продукта помню до сих пор. О капусте я уже сказал, вместе с картошкой они спасли нас в годы войны и не менее тяжкие послевоенные годы. Много выращивали тыквы, ее закатывали под кровати, она дозревала и была важным дополнением к картошке и капусте. Мама сушила яблоки, ранетки, малину, листья смородины – из этого получался вкусный чай. А ее старшая сестра Мария Ивановна Непряхина умудрялась даже выращивать экзотические для Антоновки дыни. Маленькие, чуть больше моего кулака, они были ароматными, очень вкусными. Я любил ходить в гости к тете Мане, она была для меня второй матерью, сразу сажала за стол: «Садись, ешь…». Она никогда не спрашивала, хочу ли я есть, зная мою стеснительность, кормила, следила за тем, чтобы съел всё. Рассказывала о своих сыновьях, которые сражались на фронте, – это мои старшие братья, которые играли со мной, любили меня. Помню один конфузный случай: тетя Маня, держа в руках письмо брата Геннадия, сказала: «Гена передает тебе привет». «Давай!» – протянув руку, я попросил этот «привет». Тетя объяснила, что означает данное слово, мне стало стыдно… Увы, стеснительность, болезнь оконфузиться будут преследовать меня еще долгие годы.
А привет от брата Гены будет последней весточкой и мне, и матери – тете Мане. Он погибнет и останется лежать в братской могиле в Днепропетровской области, я нашел его слишком поздно, теперь навестить брата не могу, – там бесчинствуют погромщики советского мироустройства. Погиб и другой сын тети Мани – Александр, могила его неизвестна. А старший сын Леонид, мой брат, имевший бронь от призыва, работал на оборонном заводе в Омске, погиб от ураганного приступа дифтерии, спасти его не смогли. Мария Ивановна Непряхина осталась одна, не выдержав горя, от язвы желудка умер ее муж, мой дядя Алексей Яковлевич Непряхин. Война косила всех подряд, и на фронте, и в тылу.
.....
