Отрывок из книги
Чем старше мы становимся, тем чаще вспоминается то безрассудство молодости, которое мы осуждаем в наших детях и внуках. История, которую я хочу рассказать, случилась со мной сорок пять лет назад в далёком 1905-м году. И даже по истечении такого долгого срока я не вправе изложить все факты, дабы, с одной стороны, не запятнать честного имени выдающегося дипломата, а с другой – не вызвать гнева моих наследников. Поэтому ни своего имени, ни фамилии, ни каких-либо отличительных черт моего характера или внешности я выдавать не буду. Скажу только, что на тот момент мне исполнилось двадцать четыре года и что принадлежу я к старинному дворянскому роду и имею титул князя. Звать себя буду князь Н. и сразу предупреждаю всех архивных червей, которые роются в историческом навозе, что буква «Н» не является начальной ни в моём имени, ни в фамилии, а есть первая буква ласкательного прозвища, которым называла меня одна юная особа.
Я никогда не мог назвать моего отца папенькой, как это было в других семьях, он для меня был всегда отцом, примером высокой порядочности, воспитанности и чести. Когда в 12 лет я впервые под одеялом прочел «Анну Каренину», то больше всего мне было жаль Алексея Каренина, и я сильно переживал, что мама найдёт себе какого-нибудь Вронского. Она была очень красива, и только теперь я с уверенностью могу сказать, что мама всю свою жизнь любила только моего отца. Были моменты, когда отец позволял себе немного расслабиться и рассказывал нам за вечерним чаем, как он со своими друзьями без копейки денег пересёк всю Францию с севера на юг или как они строили всё лето корабль и мечтали выйти на нём в открытое море, а значит, он тоже был романтиком и в нём тоже было безрассудство. Умер он рано, мне только исполнилось восемнадцать. Мой отец навсегда остался для меня примером для подражания. Он умел жить правильно, не поддаваясь соблазнам. Я благодарен ему за хорошее аристократическое воспитание и за фамильное состояние, которое он сумел сохранить и приумножить. Впрочем, в то время финансовые вопросы меня не интересовали, всеми делами занималась мама, а я позволял себе растворяться в литературных вечерах, музыкальных салонах и театральных премьерах. По окончании университета, когда мне уже исполнилось двадцать три года, меня обуя́ла жажда свободы. Хотелось перемен. Чтобы уйти из-под маменькиного надзора, я решил поехать за границу, под предлогом получить наглядную картину европейской действительности, что в дальнейшем могло бы способствовать моему служению в дипломатическом корпусе.
.....
– Это орден Святой Анны, – посмотрев на орден, произнёс Казанцев, – он им особенно дорожил. Сказал: «Доктор, я и в этот раз обязательно выкарабкаюсь, потому что возле сердца ношу Святую Анну, сестра у меня Анна, она святая, она всегда со мной». Я уже снял этот орден перед погребением, без его разрешения, но думаю, что Владимир Степанович был бы не против. Пусть он останется у вас на память. Мы похоронили его 28-го октября, недалеко от лазарета, в лесу. Место я приказал разровнять. Никакого холмика, никакой таблички, в целях безопасности, но это место я помню хорошо и могу указать.
Она посмотрела на него радостными, почти безумными глазами.
.....
