Читать книгу Так умирают короли - Владимир Гриньков, Владимир Васильевич Гриньков - Страница 1

Глава 1

Вам когда-нибудь предлагали стать «придурком»? Ничего себе предложеньице, да? Мне двадцать два года, я закончил институт, даже успел немного поработать по специальности, и хотя мудрецом себя не считаю, но за «придурка» могу врезать между глаз, потому что детство, когда подобное обращение воспринималось легко и безболезненно, осталось позади. Но оказалось, что обстоятельства иногда оборачиваются так, что и не пикнешь. Будешь стоять, хлопать глазами – и только.

С Самсоновым меня познакомила одна из сотрудниц телецентра. Ввела в кабинет, в котором на стенах висели разномастные плакаты, а единственный стол был завален бумагами, и сказала сидевшему вполоборота к нам человеку:

– Сергей Николаевич, вот молодой человек, о котором я вам говорила.

Поскольку «молодым человеком» был я, а Сергей Николаевич, когда обернулся, оказался самим Самсоновым, у меня мурашки пробежали по коже. Оказывается – Обо мне! Говорили! Самсонову! Человеку, которого в лицо знала вся страна, который был едва ли не самым популярным телеведущим, и которого лично я не всегда воспринимал как реального человека. Знаете об этом эффекте популярности, когда кого-то, очень знаменитого, уже воспринимаешь как небожителя, который не может ходить с тобою по одной земле. И если вдруг случайно с этим небожителем столкнёшься в гастрономе, то на тебя нападает настоящий столбняк. Вот и я чуть не превратился в соляной столб. Я даже перестал дышать. Забыл, как это делается. Стоял, смотрел на Самсонова и не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Наверное, через пару минут из-за кислородного голодания мой жизненный путь прервался бы, но Самсонов спас меня.

– Как звать?

Он еще и разговаривал! Со мной! Голосом, который я тысячу раз слышал с телеэкрана!

– Как звать? – повторил Самсонов.

Я судорожно вздохнул и чуть не захлебнулся воздухом.

– Евгений.

– Откуда ты, прелестное дитя?

Самсонов пристально смотрел на меня.

– Он из Вологды, – пояснила моя провожатая.

– Чего же в Москву потянуло? – осведомился Самсонов.

– А что в Вологде делать? – ответил я вопросом на вопрос.

– Действительно, – мгновенно согласился Самсонов.

Сотрудница ободряюще похлопала меня по плечу и сказала:

– Извините, мне надо идти, – и вышла, оставив нас с Самсоновым наедине.

Самсонов поигрывал спичечным коробком, задумчиво гладя куда-то за мою спину, и вдруг, совершенно неожиданно, бросил коробок мне. Поскольку между нами было метра три, никак не меньше, я успел среагировать и поймал коробок, Самсонов засмеялся:

– Ничего. Может быть, и подойдёшь.

Он крутанулся на вращающемся стуле и теперь сидел, повернувшись ко мне всем телом.

– Мне нужен «придурок».

Я промолчал, потому что ничего не понял.

– Для программы, – пояснил он. – У тебя лицо подходящее.

Я оскорбился, но только в душе, по крайней мере, так мне казалось, хотя в глазах, наверное, что-то всё-таки мелькнуло, потому что Самсонов снова засмеялся.

– Не обижайся! Это такой образ. Ты мои программы видел?

– Да.

– Мне нужен человек, который будет появляться в кадре, чтобы помогать нашим героям, Но поскольку он «придурок», то всё это должно выглядеть очень нелепо и потешно. Уловил?

Я на всякий случай кивнул, хотя ничего и не понял. Но всё прояснилось очень скоро, потому что вдруг открылась дверь – и в кабинет ввалилась шумная компания: молодая женщина и трое мужчин. Они что-то обсуждали, но когда увидели меня, разом смолкли, словно я был лазутчиком, пробравшимся в их боевые порядки. Они сели на стулья у стены, а я стоял и чувствовал, как таю под их любопытствующими взглядами.

– Познакомьтесь, – сказал им Самсонов. – Новый член нашей команды, – и кивнул на меня.

Он уже всё, оказывается, решил! Я обмер. Любопытства в глазах присутствующих добавилось. Добродушного вида усатый толстячок, лицо которого мне показалось знакомым, поинтересовался:

– В штат берём?

– А как же! – ответил Самсонов.

Он посмотрел на меня таким взглядом, каким коллекционер любуется очередным удачным приобретением.

– У меня касса не безразмерная, а ему ведь надо зарплату платить, – доложил толстячок.

– Мне нужен «придурок», – сказал Самсонов.

– Молодой человек, вы хотите быть «придурком»? – поинтересовался толстячок.

Все посмотрели на меня.

– Нет, – честно признался я. – Не хочу.

– Будешь, – спокойно произнес Самсонов. – Потому что мне нужен «придурок».

Он поднялся, наконец, со своего стула и обошёл меня, разглядывая так, словно я был античной статуей.

– Идеально подходит, – заключил он. – Вы на его лицо посмотрите! Какой типаж!

– Да его уже на третьей передаче начнут узнавать! – воскликнул толстячок.

– Загримируем.

– Вряд ли поможет.

– Ну, почему же, – возразил Самсонов. – Ты уже год как снимаешься у меня, и хоть бы одна собака тебя разоблачила.

Вот почему мне лицо толстячка показалось знакомым! Я же видел его в самсоновской передаче. Но он был в гриме, так что сразу и не признаешь.

– Я его запущу в эпизоде с превращением рублей в доллары, – решительно произнес Самсонов.

И снова все посмотрели на меня. Словно приценивались, подойду ли. Я чувствовал себя не очень уютно. Я был чужим здесь. Они что-то знали, что-то обсуждали, и слова Самсонова им были понятны – в отличие от меня.

– А что? Неплохо, – согласилась женщина.

Так в примерочной говорят о платье. Долго-долго рассматривают, потом решают: «Годится. Вот только здесь чуть-чуть подправить, да там вон изменить». Никто не возражал. Даже толстячок. Он сидел насупившись и разглядывал носки своих лакированных штиблет.

– Осталось познакомиться, – сказал Самсонов и подтолкнул меня к сидящим у стены.

– Это Дёмин Илья…

Толстячок, невежливо глядя в сторону, протянул мне свою пухлую ладошку.

– Наш администратор, – пояснил Самсонов. – Обеспечивает всю техническую сторону наших передач. Первый человек в нашей компании. Без него мы ничто.

Толстячок благодарно засопел. Самсонов знал, как с ним следует обходиться.

– Он же ещё и прекрасный актер, – добавил Самсонов. – Ну, да ты это видел в наших передачах.

Я кивнул. Дёмин засопел еще громче.

– Наши видеооператоры, – продолжал знакомство Самсонов. – Альфред и Алексей.

Они были полными антиподами: Альфред – высокий и стройный, с благородным лицом, окаймлённым копной рано начавших седеть волос, а рост Алексея – не больше метра семидесяти, и лицо у него было какое-то мелкое. Он протянул руку резким нервным движением, и мне показалось, что у него не всё в порядке с психикой.

– Золотые ребята, – оценил их Самсонов. – Ты с ними подружишься, я уверен.

Оставалась ещё женщина. Она смотрела не на меня, а на Самсонова, как будто ждала, как он представит её. И Самсонов не стал тянуть время:

– Светлана, наш звукооператор.

Женщина, наконец, перевела взгляд на меня. У неё были добрые и умные глаза.

– Будь осторожен с ней, – неожиданно добавил Самсонов. – Это особенный тип женщины – экзальтированная шлюха. К тому же очень любит молодых мальчиков твоего типа.

Светлана почти не изменилась в лице. Только глаза потемнели. Я не знал, что и думать. Обвёл взглядом присутствующих, но ни у кого не заметил ни удивления, ни протеста.

Да, мне придется нелегко, потому что я ничего не знаю об этих людях.

Глава 2

Я уже почти миновал автостоянку, как вдруг меня окликнули:

– Женя! Тебе куда?

Это была Светлана. Она стояла у «девятки» цвета гнилой вишни и поигрывала ключами.

– В центр, – осторожно ответил я.

– Садись, подброшу.

– Спасибо, я лучше на метро.

– Ты что, меня боишься? – засмеялась Светлана.

Намекала на информацию, преподнесённую мне Самсоновым. Я смирился. Потоптался в нерешительности и направился к машине. Светлана села за руль. В салоне пахло дорогими духами и дорогими сигаретами.

– Как ты попал в Москву? – спросила Светлана. – Ведь не москвич?

– Из Вологды.

– Оно и видно.

– Лицо придурочное, да?

Я начал заводиться.

– Говор выдаёт, – коротко и спокойно пояснила Светлана, и её удивительный голос меня умиротворил.

Светлана вела машину очень уверенно. В её движениях угадывалась чисто женская аккуратность. Она была тиха и печально-задумчива. Наверное, из-за произошедшего там, в самсоновском кабинете. Я и сам чувствовал себя очень неловко. И уже жалел, что сел в машину.

– Что ты заканчивал? – внезапно спросила Светлана.

Я не сразу включился, поэтому ей пришлось повторить свой вопрос.

– Политех, – ответил я.

– А дальше?

– Дальше – работал.

– Инженером?

– Да.

– А в Москве как оказался?

– Надоело инженерить.

– Что-то быстро это случилось.

Я в ответ лишь пожал плечами – что же делать, мол.

– На телевидение через знакомых попал?

– В общем, да.

– Ну, ты пропал, приятель, – засмеялась Светлана.

– Почему? – удивился я.

– Телевидение затягивает. Кто попробовал этого, тот уже не сможет без него обходиться. Это как с сексом.

Она посмотрела на меня и снова засмеялась. Было похоже, что провоцирует меня. Самсонов, наверное, неспроста одарил её соответствующей характеристикой. Я отвернулся к окну и долго размышлял, как поступить. Так ничего и не придумал.

– Слушай, через пятнадцать минут – наша передача! – внезапно всполошилась Светлана.

Точно, сегодня же пятница! «Вот так история!» выходила каждую вторую пятницу месяца. Светлана прибавила скорости и вырвалась на разделительную полосу. Я хотел посоветовать своей спутнице вести машину поосторожнее, но не решился. Мы проскочили один за другим два перекрёстка, а на третьем повернули направо. Я не был уверен, что мы мчимся именно к центру, и всего через пять минут мои подозрения подтвердились. Светлана остановила машину у роскошного «сталинского» дома.

– Я здесь живу, – объявила она и заглушила двигатель. – Успеваем посмотреть передачу.

Это было ненавязчивое приглашение. Я замялся, Светлана засмеялась.

– Ты меня боишься? – повторила она свой вопрос.

– Ещё чего! – буркнул я.

Мне показалось, что Светлана слишком резко берёт меня в оборот, мне это не нравилось. Но я пока не знал, как от неё избавиться. Да и начинать вхождение в коллектив с ссоры не хотелось. Поэтому мы поднялись к ней в квартиру, в которой никого не было. Высокие потолки, паркет на полу, старая, но добротная мебель. Мне показалось, что по комнатам бродят тени прежде живших здесь людей и разглядывают меня с неподдельным интересом. Было не страшно, но неуютно.

– Отличный сюжет, – сказала Светлана. – Про расклейщика афиш. Самсонов придумал.

Она произнесла фамилию Самсонова легко и просто, будто этот человек и не оскорбил её полчаса назад. Или у них не принято было обижаться? Наверное, так и есть. Меня ведь Самсонов тоже с ходу окрестил «придурком», и никого это даже не покоробило.

Светлана включила телевизор, смахнула с кресла иллюстрированный журнал: «Садись!» – сама исчезла, чтобы через пять минут вернуться с двумя чашками кофе. Одну из них она протянула мне.

– Я кофе на ночь не пью, – доложил я.

– Любишь ночью спать, – понимающе констатировала Светлана.

Опять она меня провоцировала! Я сделал вид, что этого не заметил.

Тем временем пошла заставка самсоновской передачи: калейдоскоп коротких, в две-три секунды, смешных эпизодов, а затем очередная картинка рассыпалась, открывая фразу: «Вот так история!» – и почти сразу появился Самсонов. Он, по обыкновению, был при бабочке и улыбался сдержанной улыбкой уверенного в себе человека. Присутствовавшие в студии люди хлопали в ладоши до тех пор, пока Самсонов не остановил их, подняв руку.

– С героем нашей сегодняшней передачи, – сказал он в наступившей тишине, – произошла очень интересная история. Директор направил его расклеивать афиши по городу. Сейчас мы увидим, что из этого получилось.

Светлана засмеялась, предвкушая, что сейчас будет.

На экране появился большой уличный стенд со множеством афиш. К нему подошли двое: мужчина лет сорока и парнишка, – наверное, год как после школы. Он держал довольно объёмный бумажный рулон и пластиковый пакет. Мужчина стал что-то объяснять ему.

– Итак, директор фирмы, в которой работает наш герой, ставит задачу, – прокомментировал за кадром Самсонов. – Дело происходит на одной из московских улиц, и юноша должен будет наклеить несколько принесенных с собой афиш на этот стенд.

Мужчина тем временем похлопал парня по плечу и поспешно удалился.

– Итак, – комментировал Самсонов, – инструктаж окончен, начинается работа. Давайте посмотрим, что из этого получится. Съёмка, как вы понимаете, велась скрытой камерой.

Парнишка развернул бумажный рулон. Это оказались однотипные плакаты, рекламирующие открытие художественной выставки. У парня было лицо чрезвычайно озабоченного человека. Он ещё не знал, что всё подстроено Самсоновым, и потому относился к выполнению задания со всей серьёзностью, на какую только был способен. Я хмыкнул, зная, что очень скоро что-то должно произойти. Светлана только улыбалась и не отрывала взгляда от экрана.

В течение нескольких минут плакаты были расстелены прямо на тротуаре, лицевой стороной вниз.

– Наш герой должен тщательно обработать оборотную сторону плакатов специальным клеевым раствором, – бесстрастным голосом объяснял Самсонов. – И только после этого размещать плакаты на стенде. Итак, наблюдаем.

Парнишка обработал первый плакат и, примерившись, наклеил его поверх плакатов, уже размещенных на стенде. Люди проходили мимо стенда, бросали на парнишку и его плакаты безразличные взгляды и шли дальше. Были даже слышны их шаги. Наверное, микрофон установили совсем рядом. А герой передачи уже принялся за третий плакат. Я только подумал о том, что всё затянуто и ничего не происходит, как вдруг голос Самсонова произнёс за кадром:

– Наш герой не знает, что эти плакаты не совсем обычные. И клеевой раствор, которым он пользуется, – тоже. Через несколько минут прежний рисунок на плакате исчезает, а вместо него проявляется другой. Итак, смотрим.

Парень развернулся к стенду и обомлел. Камера сместилась, и теперь зрители тоже видели, во что превратились плакаты. На них обнаженная девица в совершенно недвусмысленной позе игриво подмигивала зрителю, а текст в нижней части плаката гласил: «Хочешь меня?» У стенда начали останавливаться зеваки. Старичок-пенсионер морщил лоб, пытаясь постичь увиденное. Я понял, что будет скандал. И только парнишка, бедолага, ещё не очнулся и таращился на предательски откровенный плакат.

– Бесстыдство! – сказала какая-то женщина.

Старичок-пенсионер, наконец, догадался, что происходящее ему не привиделось, и в сердцах сплюнул на пыльный асфальт.

– Совсем стыд потеряли! – женский голос.

– А чего? Мне нравится, – мужской.

– Итак, нашему герою понадобилось некоторое время на то, чтобы справиться с охватившим его чувством растерянности, – сказал за кадром Самсонов. – И он решил действовать.

Парень торопливо залепил голую девицу плакатом, который держал в руках. Он ещё не знал, что это поможет очень ненадолго. Я видел его лицо и совсем ему не завидовал.

– Милицию бы вызвать, – мечтательно протянул пенсионер. – Совсем распоясались.

Было видно, что парнишка струхнул, хотя пенсионер сказал про милицию так, для острастки, предполагая, что инцидент исчерпан. Но это было ещё не всё. На вновь наклеенном плакате опять проявилась злосчастная девица. В толпе зевак раздался смех.

– Да что же это такое! – запричитала пенсионерка.

Парнишка уже понял, что поправить ничего не удастся. Он смотрел на бесстыдно подмигивающую девицу с безысходной тоской. Старичок-пенсионер громко ругался и тряс перед его носом своей клюкой. Борца за нравственность пытались урезонить, но это не очень получалось. Страсти накалялись. Герой передачи явно готов был ретироваться, но не мог этого сделать, потому что его со всех сторон окружили люди. Когда температура общественного гнева поднялась до критической отметки, появился милиционер. Он был усат, черноволос, и его глаза скрывали солнцезащитные очки. В моем представлении так выглядят милиционеры в южных республиках.

– Ш-ш-то такое?! – грозно вопросил страж порядка, и я расхохотался, только по голосу узнав в нем самого Самсонова.

– Вот! – сказал с выражением мстительной правоты старик с клюкой. – Безобразничают! Совсем обнаглели!

Несчастный парнишка, казалось, уменьшился в росте.

– Я не хотел! – сказал он.

– Верю, – отеческим голосом произнес Самсонов-милиционер и снял с головы фуражку. – Это маленький эксперимент, друзья. Всегда ли мы можем понять трудности, которые испытывает живущий рядом человек?

Следом за фуражкой он снял с головы парик, открыв свои русые волосы.

– Или нам приятнее просто затоптать этого человека? – продолжал Самсонов, неторопливо снимая бутафорские усы.

Его узнали, наконец. Раздался смех, кто-то засвистел, потом стали аплодировать. Парнишка, поняв, что все худшее позади, растерянно улыбался. Самсонов обнял его как лучшего друга. И тотчас картинка поменялась. Теперь снова была студия, и Самсонов беседовал с героем передачи.

– Ну, как? – спросила у меня Светлана.

– Неплохо, но рискованно. На Самсонова ещё не подавали в суд за такие штучки?

– Тут все продумано до мелочей, Женя. Героев будущих передач мы отбираем по письмам их родственников или близких людей. Пишут нам: давайте, мол, разыграем мою сестру или моего дядю. Инициатива исходит от них. Понимаешь? И когда уже знаем, что будем делать передачу с этим конкретным человеком, мы подписываем контракт. Не с ним, естественно, а с тем, кто нам прислал письмо. В контракте есть пункт: всю ответственность за возможные негативные последствия берёт на себя автор письма. Не будет же потом герой передачи судиться со своим родственником.

Не выпитый мной кофе стыл в чашке. Солнечного света за окном поубавилось, вечер без боя захватил улицы города. Пора было уходить, и я раздумывал, как это лучше сделать. А всё получилось очень просто. Светлана встала и сказала:

– Теперь я могу отвезти тебя в центр.

Это была вежливая форма предложения покинуть квартиру.

– Доеду сам, – буркнул я.

Светлана не возражала и проводила меня до двери. От ее волос исходил умопомрачительный пьянящий запах.

– До завтра!

Я ничего не ответил и вышел из квартиры. За моей спиной раздался щелчок закрывающегося замка.

Это было похоже на поспешное бегство.

Глава 3

Помещение для съемки сюжета, в котором я должен был дебютировать, наш администратор Илья Дёмин уже присмотрел, и через пару дней я отправился туда вместе с ним. Так распорядился сам Самсонов.

Это были две комнаты в двухэтажном старинном доме недалеко от метро «Полянка». Ободранные стены, засыпанный мусором пол – ремонт здесь только намечался. Нас уже ждали – парень с тоской во взгляде прохаживался из угла в угол, и даже наше появление его никак не приободрило. Как мне сказал Дёмин, этот парень представлял некую фирму, которая за небольшие деньги должна здесь быстро сделать косметический ремонт.

Дёмин встал посреди комнаты, расставив свои короткие ножки. Так, наверное, стоял Наполеон, когда его войска сомкнули боевые порядки у Бородина.

– Вот здесь поставишь мне будку. Обычную, как в обменных пунктах. Я тебе уже рассказывал.

Парень кивнул всё с тем же печальным выражением лица.

– Но стекло там должно быть большое, – напомнил Дёмин. – Чтобы клиент всё видел.

И снова парень кивнул. Дёмин еще раз посмотрел вокруг.

– Ничего особенного здесь делать не требуется. Поклеишь новые обои, вывезешь мусор – и всё.

– Тысяча, – сказал печальный парень.

Дёмин посмотрел на него так, как будто тот сказал что-то неприличное.

– Тысяча, – упрямо повторил парень.

– Еще одно неловкое движение с твоей стороны, и мы расстанемся, – посулил Дёмин.

– Одна будка сколько стоит!

– А сколько она стоит? – осведомился Дёмин, и в его голосе недобро звякнул металл.

– Тысячу как раз и стоит, – просветил парень.

– Это настоящая. С защитой и сигнализацией, – проявил знание предмета Дёмин. – А мне нужен только фанерный ящик. Ты понял?

– Семьсот.

Лично я на месте Дёмина согласился бы на предлагаемую цену. Потому что Самсонов, напутствуя нас, установил потолок расходов – тысяча долларов, не больше. Семьсот, по моему разумению, было очень даже неплохо. Но у Дёмина были свои расчёты.

– Ты сколько получаешь, браток? – по-отечески мягко спросил он у парня.

Тот совсем помрачнел, и я понял причину его вечной печали. Без денег, конечно, не жизнь.

– Я же предлагаю тебе подзаработать, – всё так же мягко говорил Дёмин. – А ты упрямишься. Хочешь, чтобы я другому заказ отдал?

Парень поднял глаза. В его взгляде, кроме печали, сейчас был ещё и вопрос.

– Триста, – ответил на этот вопрос Дёмин.

Парень было дёрнулся, но Дёмин уже доставал из бумажника деньги.

– Смотри, – произнес он фальшиво-елейным голосом, – половину я тебе сразу отдаю, авансом.

Он раскрыл бумажник несколько шире, чем следовало бы, и я увидел там толстенную пачку долларов. Такой суммы я никогда даже не видел.

– И ещё, – прибавил Дёмин, будто только что вспомнил. – Сделаешь мне зеркало. Вот здесь, в этой стене, его поставишь. Чтобы я мог через него из соседней комнаты съёмку вести.

Зеркало – это было уже слишком. В триста долларов никак мы не вписывались. Я это понял, но и Дёмин тоже. И прежде, чем парень успел возмутиться, наш ушлый администратор жестом фокусника выхватил из бумажника пятидесятидолларовую банкноту и сунул её парню в нагрудный карман.

– Это тебе лично, – сказал он доверительно. – Сделай всё здесь на совесть.

Теперь я совершенно не обижался на Дёмина за то, что он не хотел принимать меня в коллектив. Просто у человека характер такой, на всём пытается сэкономить. Там он мог бы сэкономить на моей зарплате, здесь уберёг шестьдесят пять процентов отпущенных по смете денег. Я понял, что умение считать деньги – не самый большой человеческий недостаток.

Мы вышли к машине.

– У нас, наверное, передача не из простых? – спросил я.

– Что ты имеешь в виду?

– Деньги большие крутятся, – пояснил я. – Да? За рекламу, за то, за сё.

Дёмин ответил не сразу. Он долго смотрел вдоль запыленного переулка. А когда повернулся ко мне, у него было очень неприветливое выражение лица.

– Я тебе дам один совет, – сказал он. – И заметь, совершенно бесплатный.

Дёмин прошептал мне прямо в лицо, словно боялся, что кто-то может нас подслушать, хотя поблизости не было ни одного человека:

– Не проявляй слишком большого любопытства, когда касается денег.

– Да чего там, – беззаботно пожал, я плечами. – Понял.

– Нет, ты не понял, – не согласился Дёмин.

Я заглянул ему в глаза. И вот теперь действительно понял. В его взгляде я увидел угрозу. И ни капли жалости.

Даже мурашки по коже пробежали.

Глава 4

Герой будущей передачи ещё не знал, в какую историю он влип. Письмо нам прислала его жена. Я её не видел, но Самсонов встречался и сразу поставил диагноз: «Умру, но прославлюсь». Её первым вопросом при встрече с Самсоновым было: «Разыграете вы моего мужа, но меня-то по телевизору покажут?» – «Покажут», – посулил покладистый Самсонов. Женщина расцвела, даже забыла спросить про деньги: всем, кто участвовал в передаче, полагался гонорар. Узнав об этом, она восхитилась ещё больше. С этой минуты её супруг, с которым она прожила двадцать лет, был обречён.

Поначалу решили, что роль кассира обменного пункта сыграет Дёмин. Но Самсонов вместо Дёмина поставил меня. Администратор оскорбился, он уже привык присутствовать в кадре и никому не хотел уступать свой кусок хлеба.

– Илья, не подпрыгивай, – сухо отреагировал на его обиду Самсонов. – Ну, какой из тебя кассир «обменки»? Ты на себя в зеркало посмотри. Ты же босс. У тебя дача на Канарах, куча кредитных карточек и как минимум три любовницы. И вдруг ты со своей рожей сидишь в «обменке». Клиент не поверит, пойми.

Самсонов дружески положил руку мне на плечо и легонько развернул, чтобы я был виден Дёмину.

– Вот Евгений – другое дело. Сразу видно, что человек звёзд с неба не хватает, даже немного туповат.

Я нервно дёрнул плечом. Самсонов взглянул на меня, но ничего не сказал. В его глазах угадывалась насмешка. Лично я никогда не считал, что у меня тупое выражение лица. Но со стороны виднее, поэтому я промолчал.

Парень, которому Дёмин поручил соорудить временный «обменный пункт», постарался на славу. В помещении было прибрано, на стенах – новые обои и даже огромный плакат с рекламой какого-то банка. Прямо напротив входной двери высилось грязно-серого цвета сооружение: «обменный пункт». Одна из видеокамер была установлена так, чтобы можно было снимать лицо человека, пришедшего обменивать деньги. Второй оператор будет фиксировать происходящее из соседнего помещения. От объекта съёмки его скрывало зеркало.

До начала событий оставалось чуть больше часа. Самсонов, хотя всё было уже готово, обходил наши владения. Он в десятый раз продемонстрировал мне, как действует «волшебный аппарат». И лично проверил, работают ли видеокамеры, забраковал грим Дёмина, который всё-таки должен был принимать участие в съёмках, помог ему чуть-чуть подправить облик. В завершение всего, когда оставалось пять или десять минут, наорал на Свету. Так он, наверное, снимал излишнее напряжение. Светлана поджала губы, но смолчала. Все вокруг сделали вид, что ничего особенного не произошло. Наверное, так здесь у них было принято.

– Время! – вдруг отрывисто бросил Самсонов, и в одно мгновение комната опустела.

Только мы двое и остались – я и Самсонов.

– Не дрейфь, – сказал он.

– Я не дрейфю… не дрейфлю…

Я смешался. Самсонов засмеялся. Рядом с ним я почему-то всегда чувствовал себя мальчишкой.

– Сейчас они приедут сюда на такси, – сказал Самсонов. – Наш герой и его жена. Жена останется в машине, а супруга пошлёт обменять деньги. Действуй, как договаривались.

Он ободряюще улыбнулся мне и исчез. Почти сразу после этого я услышал, как за окном остановилась машина. Хлопнула входная дверь. Подошёл мужчина и заглянул в окно обменного пункта. Я узнал его. Самсонов показывал мне фотографию: четыре класса образования и трудное детство. Его били, как сказала жена, и нередко по голове. Я посмотрел на этого типа и на всю жизнь понял, что по голове бить детей нельзя, они потом вырастают дебилами.

– Это … деньги … меняете?

– А как же! – радостно подтвердил я.

– Доллары на рубли, ага?

– И доллары на рубли – тоже.

Деньги наш клиент носил в замызганном носовом платке. Поскольку платок оказался каких-то фантастических размеров, ему пришлось повозиться, чтобы извлечь пятидесятидолларовую бумажку. И тут из-за его спины – точно по сценарию – вырос Дёмин. Он бесцеремонно отодвинул клиента, изображая очень спешащего человека:

– Сегодня сотенные меняем, браток?

– Меняем, – кивнул я. – Вам сколько?

– Пока одну, – ответил Дёмин и выложил передо мной сторублевую купюру.

Наш клиент стоял рядом и безучастно наблюдал за происходящим. Я даже подумал, что Самсонов подобрал слишком уж тупого типа и ничего у нас сегодня не получится.

Дёминскую сторублевку я вставил в прорезь «волшебного аппарата», внешне напоминающего детектор валют, и тот с жадным урчанием проглотил купюру.

Через пару секунд из прорези с противоположной стенки «волшебного аппарата» выскочила стодолларовая бумажка. Я протянул ее Дёмину, мельком взглянув при этом на нашего клиента. Он клюнул! Лицо окаменело, и взгляд застыл – верный признак того, что начался мыслительный процесс. Как бы туп он ни был, но всю нереальность происходящего должен был постичь. Он стоял, мусоля в руках свою пятидесятидолларовую купюру, о которой, похоже, совершенно забыл. Я его не торопил. Когда человек думает и при этом сам процесс мышления даётся ему с трудом, не надо мешать.

Тем временем вернулся Дёмин.

– Слушай, браток, я подумал, что ещё пару сотенных поменяю. К тебе ведь не наездишься, а по Москве нигде больше не меняют так.

Клиент смотрел на Дёмина и при этом уже почти не контролировал себя. Если у человека отвисла челюсть – это означает, что он себя уже не контролирует, ведь так? Я представил, как всё будет выглядеть на телеэкране, да ещё с закадровым комментарием Самсонова, и мне стало очень смешно. Я едва сдерживался.

Две дёминские сторублёвки за пять секунд превратились в двести долларов. Дёмин спрятал доллары с буднично-озабоченным выражением лица.

– Заходите еще, – вежливо сказал я.

– Обязательно.

Дёмин ушёл. И только теперь я позволил себе обратить внимание на клиента. Тот был совсем никакой – делай с ним что хочешь.

– Вы что-то хотели? – подсказал я ему.

– Э-э-э…

Он слишком медленно возвращался к жизни. Испытанное потрясение было велико. Я улыбался ему со всем возможным дружелюбием, какое только мог изобразить.

– Э-э-э…

Наверное, забыл все слова.

– Вы меняете? – вспомнил он, наконец, зачем пришёл.

– Меняем, – подтвердил я.

– Я про рубли…

– Так, – благожелательно поощрил я.

– Сто рублей на сто долларов, – объяснил, наконец, он, что хочет.

– Что – сто рублей?

Я стёр улыбку с лица и теперь уже не выглядел дружелюбным.

– Вот как этому товарищу.

– Какому товарищу? – огрызнулся я.

– Я ведь видел.

– Что вы видели?

– Как вы поменяли ему сто рублей на сто долларов.

Я помрачнел, демонстрируя клиенту, что лучше бы он этого не видел и уж тем более не говорил. И тут появился водитель такси. Тот самый, который доставил к обменному пункту нашего клиента и его желающую прославиться супругу. Этот парень играл за нас, но клиент об этом, естественно, не знал.

– Заждались мы вас, – сказал таксист клиенту. – Я уж подумал, не случилось ли чего.

Сам он тем временем извлек из кармана мятую сторублёвку и положил её передо мной:

– Раз уж я у вас оказался…

– Не меняем! – сухо отрезал я.

– Почему? – изобразил удивление таксист. – Всегда же меняли!

– Сегодня не меняем!

– Он врёт! – очнулся, наконец, клиент. – Я сам видел!

Я посмотрел на него со всем презрением, на которое только был способен.

– Не чуди, – сказал мне таксист и придвинул сторублёвку ещё ближе.

– Не имеете права не менять, – встал на надежный путь защиты законности клиент.

Похоже, что за свои права он готов был биться до последнего. Сторублёвок у него, наверное, был полон карман, и он уже высчитал, сколько выиграет на конвертации рублей в доллары. Я не торопился его озолотить, и это подвигало клиента на агрессивные действия.

– Дайте книгу! – потребовал он.

– Какую?

– Жалобную.

– У меня её нет.

– Есть! – торжествующе изрёк клиент, тыча пальцем в приклеенное к окну объявление. – Здесь написано!

Я и сам знал, что написано. Как-никак при мне Самсонов собственноручно клеил эту бумаженцию.

– Не будем ссориться, – веско сказал таксист. – Поменяйте деньги, и дело с концом.

Я нервно ткнул его мятую сторублёвку в прорезь «волшебного аппарата» и так же нервно швырнул таксисту появившуюся через пару секунд стодолларовую купюру. Таксист аккуратно сложил бумажку пополам, спрятал её в карман и обратился к клиенту:

– Я жду вас в машине.

Тот лишь кивнул, поскольку был занят своими карманами – искал деньги. Наконец, нашёл, вывалил передо мной горсть мятых банкнот. Я выдернул из горсти сторублевку и с выражением крайнего неудовольствия на лице превратил её в сто долларов.

– А вот ещё, – придвинул ко мне деньги клиент.

– Меняем только сторублёвки, – процедил я сквозь зубы.

– Вот сто рублей. И вот ещё.

Жадность – удивительная штука. Человека, охваченного жадностью, способность мыслить логически покидает напрочь.

– Послушайте! – сказал я. – Я ведь поменял вам деньги! Хватит! Вы вообще где-нибудь видели, чтобы сто рублей превращались в сто долларов? И если уж вам так повезло…

Я пытался апеллировать к его здравому рассудку, но это было бесполезно. Он держал в руках новенькую хрустящую банкноту, и убедить его в том, что так не бывает, не смог бы уже никто.

– Поменяйте! – нервно потребовал он, и в его глазах появился нехороший блеск.

– Уходите, – попросил я.

– Дайте жалобную книгу!

– У меня нет никакой жалобной книги.

– Дайте книгу! – сорвался на фальцет клиент.

– Ведь так не бывает! – попытался я его урезонить. – Не могут сто рублей превратиться в сто долларов. Ну, чего вы хотите?

– Я тебя щас прямо в твоей будке собачьей закопаю, – посулил клиент. – Зажрались, сволочи, спекулянты несчастные!

– Уходите, – попросил я. – Не скандальте.

– Я тебе, падла, щас поскандалю!

Ругань Самсонов обычно заменял писком: идет фраза, потом вдруг «пи-и-и», – значит, герой передачи употребил недостаточно целомудренное слово. Хорошее правило, потому что в следующую минуту клиент выдал такую тираду, которая в эфире, как я понял, будет состоять исключительно из одних «пи-и-и». Я на всякий случай отстранился от окна, и вовремя – клиент ударил в стекло кулаком, из-за чего по стеклу пошла извилистая трещина.

Пора было появиться Самсонову. И он появился. Вынырнул из-за спины разбушевавшегося не на шутку любителя стодолларовых купюр и спросил:

– Что происходит?

Клиент бросил на него разгоряченный взгляд и ничего не ответил. Не узнал. Самсонов засмеялся.

– Товарищ, – сказал он. – Любые проблемы можно решить миром.

Клиент, не оборачиваясь, ответил ему. В эфире снова будет «пи-и-и»:

Я засмеялся. Мой смех возбудил в клиенте самые низменные чувства. Он принялся крушить хлипкое сооружение с чисто стахановским энтузиазмом. Поскольку стены были из фанеры, мне оставалось быть небитым всего минуту или две. Самсонов исчез и очень скоро вернулся с супругой нашего клиента. Наверное, хотел, чтобы она на него повлияла. Но этого типа было очень непросто остановить. Он успокоился тогда, когда я уже не надеялся, что мне удастся обойтись без помощи хирургов. Всё-таки ему успели втолковать, что происходит, прежде чем он добрался до моей физиономии. Он сразу обмяк и сейчас выглядел разочарованным: все оказалось лишь сказкой.

– Ты цел? – заглянул ко мне Самсонов.

– Если не считать нанесённой мне психической травмы, – буркнул я.

Он засмеялся и пообещал:

– Мы вырежем концовку.

И без концовки зрелище будет что надо. Я покинул, наконец, своё убежище. Клиента в помещении уже не было. Из соседней комнаты выглянула Светлана и ободряюще улыбнулась:

– Я переживала за тебя.

– Я чувствовал, – буркнул я.

Снова появился Самсонов.

– Думаю, что мы сработаемся, – объявил он. – Физиономия у тебя подходящая.

Наверное, хотел сказать о её тупом выражении, но промолчал. Заглянул мне в глаза, увидел там что-то и только рассмеялся.

Глава 5

После завершения съемок мы отправились в гости к Самсонову. Оказывается, в команде была такая традиция.

Самсонов жил за городом, в небольшом и уютном поселке по Минскому шоссе. У него был двухкомнатный дом из красного кирпича – большой и красивый, прежде я такие видел только на картинках и в кино. Вышел я из машины, остановился перед домом и так стоял, пока Лёша Кожемякин, один из наших операторов, не подтолкнул меня в спину:

– Ты не здесь смотри, Женька, а внутри полюбуйся, – настоящие царские покои.

Он не соврал. Внутри была сплошная резьба по дереву, позолота и какая-то вычурная мебель, которую я прежде видел только в фильмах про французских королей. Второй наш оператор, Загорский, прошёл через комнату, с достоинством неся свою благородную голову – граф, да и только. Я даже подумал, что этот интерьер не для Самсонова, а именно для Загорского. Аристократ, белая кость.

– Евгений, не отлынивай! – попенял мне вынырнувший из недр чудесного дома Дёмин.

Он вытирал руки пёстрым полотенцем с видом чрезвычайно занятого человека.

На кухне, куда он меня привёл, вовсю кипела работа. Прихваченные из Москвы деликатесы перекладывались на тарелки. Кожемякин откупоривал бутылки. Светлана протирала хрустальные рюмки. Даже аристократичный Загорский резал хлеб, хотя это занятие давалось ему с трудом. И только Самсонов – на правах хозяина, наверное, – бездействовал. Сидел у окна, закинув ногу на ногу, и невозмутимо следил за происходящим. Мне он напоминал барина, случайно забредшего в кухню. Ему бы ещё халат и колпак с кисточкой…

– Отлыниваешь, – сказал мне Самсонов, не меняя позы. – Помоги вон Светлане, что-то она совсем разучилась хозяйничать.

Светлана вспыхнула и отвернулась. По-моему, Самсонов был к ней неравнодушен.

Через десять минут мы уже сели за стол. Я оказался между Светланой и Загорским. Напротив меня сидел Дёмин.

– Илья, ты сегодня был несносен, – объявил Самсонов.

– Ещё чего! – буркнул Дёмин.

– Недостаточно убедительно играл. Клиент не сразу тебе поверил.

– А вы бы поверили? – хмыкнул Дёмин. – Ситуация ведь была не шибко правдоподобная: сто рублей превращаются в сто долларов. Попробуй убеди!

– Должен был убедить, раз взялся. А не можешь – не лезь в кадр.

Дёмин насупился. У них, оказывается, после съемок происходил «разбор полётов». А я-то думал, что всё ограничится банальной пьянкой.

– И интерьер ты сделал ни к чёрту, – продолжил разнос Самсонов.

– Как получилось.

– Мне не надо «как получилось». Мне надо на совесть.

– Попробуйте за тысячу баксов сделать лучше.

Я уставился на Дёмина. А он лишь вскользь посмотрел на меня и отвернулся. О какой тысяче долларов он говорил? Ведь при мне договорился с тем парнем за триста пятьдесят. Я машинально обернулся к Самсонову и встретился с ним взглядом. Мне показалось, он что-то уловил. Но в следующий миг он опустил глаза и сказал равнодушным голосом:

– Алексей, разливай.

Кожемякин налил водку.

– За то, что мы имеем возможность заниматься тем, чем занимаемся, – провозгласил Самсонов.

Все выпили. Светлана закашлялась. Я ожидал, что Самсонов опять скажет какую-нибудь колкость в ее адрес, но он, к моему удивлению, промолчал.

– У меня сегодня отличная точка съёмки была, – сказал Кожемякин. – Этот тип светился прямо передо мной.

Он потянулся за солёным огурцом, и я увидел на его руке лиловую наколку: «СЛОН».

– С моей кассеты можно всё давать в эфир без купюр.

Самсонов пожал плечами:

– При монтаже увидим.

– Нет, правда, Сергей Николаевич.

Самсонов посмотрел на Кожемякина долгим взглядом, тот сник. Здесь, похоже, не принято было указывать Самсонову, как ему следует поступать. Загорский тем временем молча и с достоинством расправлялся с курятиной, словно происходящее его не касалось. И Светлана не участвовала в разговоре. Два сфинкса.

– И наш новобранец сегодня немного подкачал, – неожиданно сказал Самсонов.

Я увидел, как замерла вилка в руке Светланы, и только тогда понял, что речь шла обо мне.

– Ты начал грубить клиенту.

– Я разговаривал с ним вежливо.

– Недостаточно вежливо.

– Вежливо! – проявил я упрямство.

Самсонов посмотрел на меня такими глазами, какими минуту назад смотрел на Кожемякина. Светлана незаметно под столом положила ладонь на моё колено. Это был совет не связываться. Я опустил глаза.

– Помягче надо было с ним! – наставительно произнёс Самсонов. – А ты разверещался: «Уходите, уходите!» Да кто ты такой?

Светлана прижала моё колено.

– Ладно, ещё обтреплешься, – совершенно неожиданно для меня прервал экзекуцию Самсонов.

Я посмотрел ему в глаза. Он смотрел на меня с насмешкой и превосходством. Светлана осторожно погладила мою коленку и убрала руку. Всё плохое оставалось позади.

– Теперь у нас сюжет с неисправным расфасовщиком мороженого, – сказал Самсонов. – Когда снимаем, Илья?

Дёмин ответил не сразу. Прожевал нежное филе индейки, причмокнул, показывая, как было вкусно.

– Дня через три, Сергей Николаевич. Там ребята расфасовщик курочат, но механизм капризный, так что придётся повозиться.

– Ты не тяни.

Дёмин развел руками – разве же я тяну, мол. Я смотрел на него и никак не мог понять: неужели он действительно прикарманил почти семьсот долларов, не побоявшись, что я продам его Самсонову с потрохами? В глазах Дёмина я увидел те же самые злые огоньки, как в тот раз, когда он советовал мне не лезть в денежные дела.

– Что вы заканчивали? – негромко осведомился Загорский, отвлекая меня от не особенно приятных мыслей.

– Политех.

– Вот как? Вот уж не подумал бы.

– Почему?

– Вы не похожи на технаря. Вы чистый гуманитарий, поверьте.

– А вы умеете различать человеческие типы?

– А как же!

Настоящий граф. И этот поворот красивой головы! Зачем ему быть оператором? Он запросто мог бы сниматься в фильмах о старой жизни.

– Вам повезло, что вы приехали в Москву, Женя. Для гуманитария очень важна среда обитания. Тот дух, который царствует вокруг. Вы расцветете здесь, на этой почве.

Со мной никто прежде так не разговаривал. Мир вокруг был слишком груб. И люди тоже грубы. И я даже представить себе не мог, что существуют такие типы, как Загорский. Я думал, что они все повымерли.

Самсонов вполголоса обсуждал с Дёминым какие-то проблемы. По обрывкам фраз, время от времени долетавшим до меня, я понял, что разговор идет о предстоящей съёмке.

Кожемякин ни с кем не разговаривал, а занимался в основном тем, что разливал водку по рюмкам. Я успел заметить, что он наливал себе чаще, чем остальным, но самое удивительное было то, что при этом он не выглядел более нетрезвым, чем кто-либо из нас.

И Светлана молчала. Её будто подменили. Днём она выглядела повеселее. Мне почему-то стало её жалко, я хотел занять её разговором, но не мог – из-за Загорского, который не позволял мне отвлечься.

– Давай выпьем, командир! – неожиданно громко и даже, как мне показалось, с вызовом предложил Кожемякин.

Он встал, покачиваясь, и только теперь я увидел, что он всё-таки пьян.

– Я тебя за что уважаю? – спросил Кожемякин.

Он явно обращался к Самсонову, и это обстоятельство немало меня поразило. Мне ещё не доводилось видеть, чтобы так разговаривали с Самсоновым. А тот сидел как ни в чём не бывало и смотрел на пьяненького коротышку Кожемякина с благосклонностью и насмешкой.

– Уважаю тебя за то, что тебе не западло сидеть со мной за одним столом. За то, что ты настоящий мужик.

Дёмин сидел напротив меня, потупив очи. И я вдруг понял, что ничего особенного не происходит. Что это уже было не раз. И все привыкли.

– За тебя, Николаич! – провозгласил Кожемякин.

Все выпили. Кожемякин плюхнулся на стул и обвел присутствующих затуманенным взглядом. Для него существовало два сценария дальнейших событий: или его свалит сон, или начнется большая драка. Я людей кожемякинского типа нутром чуял.

– Поди-ка сюда, Евгений, – сказал мне Самсонов.

Я подошел.

– Ты с техникой дружишь?

Я неопределенно пожал плечами.

– Политех заканчивал?

– Да.

– Значит, инженер?

– По диплому – да.

– Тебе и карты в руки. Будешь в нашем следующем сюжете сниматься. Про мороженое. Ты мороженое любишь?

Он как-то так всегда со мной разговаривал, что у меня самого складывалось впечатление, будто я настоящий придурок. Ну, просто стопроцентный. И поэтому я промолчал.

– А чего ж ты молчишь-то? – осведомился Самсонов.

Он был нетрезв, но не то чтобы капризен, а скорее более насмешлив, чем обычно.

– Ну.

– Что «ну»? – уточнил Самсонов.

– Допустим, люблю, – буркнул я.

Я видел, что Светлана смотрела на Самсонова с плохо скрытой неприязнью. Похоже, у них была взаимная нелюбовь.

– Вот и славно, – заключил Самсонов. – Завтра тебе Илья покажет нашу установку.

Дёмин хотел что-то сказать, но не успел. Кожемякин упал лицом в тарелки, произведя немалый шум. Значит, сегодня всё обойдется без драки. Благородный Загорский брезгливо поморщился.

– А-я-яй! – покачал головой Самсонов. – Какие неустойчивые у меня кадры. Альфред, отнеси молодого человека на диван.

Загорский словно не слышал. Вы когда-нибудь видели, как граф несет на себе пьяного конюха? Примерно так это должно было выглядеть со стороны. И Загорский не спешил.

– Альфред! – протяжно и настойчиво произнёс Самсонов.

Он смотрел на Загорского так, как смотрит на непослушного питомца дрессировщик. Он был удивительный человек, этот Самсонов. И оставался для меня пока загадкой. Будто я не готовился с ним вместе к съёмкам, не бражничал за одним столом, а был просто зрителем, имея возможность наблюдать только издали.

Загорский с неохотой поднялся, взял Кожемякина в охапку и поволок из комнаты.

– Они неплохо дополняют друг друга, – оценил Самсонов, словно подводя итог многолетним наблюдениям.

Я не вмешивался в происходящее, хотя всё это мне совершенно не нравилось. Была у событий какая-то подоплёка, которую пока от меня скрывали. И спросить было не у кого.

– Тебе что-то не нравится? – осведомился Самсонов.

Я даже вздрогнул от неожиданности. Хотел было ответить, что ему показалось, но вдруг понял, что это не что иное, как трусость.

– Вообще-то да, – сказал я, дерзко глядя ему в глаза. – Но пока не разобрался, что именно.

Самсонов, как я видел, опешил. А сидевшая рядом со мной Светлана даже затаила дыхание.

– Ничего, разберёшься, – после паузы произнёс Самсонов, вроде бы совершенно безобидно.

Но я понял, что стоит за его словами.

Он хотел сказать мне, что придёт время, и он меня заломает. Как заломал несчастную Светку. Как заломал рафинированного аристократа Загорского. Но я ему не девочка и не Загорский: у меня воспитание вологодское, так что рога ему запросто поотшибаю. Самсонов, наверное, что-то прочитал в моём взгляде, потому что хмыкнул, подводя черту под нашим с ним противостоянием, но только на сегодня.

– Достаточно, потешились, – сказал он и извлёк из кармана толстенную пачку купюр.

И на глазах у нас разделил ее на пять равных частей.

– Забирайте!

Дёмин взял деньги первым, потом Светлана, и только я замешкался.

– Бери, – сказал мне Самсонов. – У нас всё по-честному. Заработал – получи.

Наверное, такое происходило у них после каждой съёмки. Я взял деньги. И спросил:

– А где расписаться?

Дёмин с Самсоновым переглянулись, после чего Самсонов сказал со смешком:

– Я все-таки не ошибся, когда брал тебя на роль «придурка».

Это было обидно, но обижаться не на кого – сам нарвался. Светлана вновь незаметно положила ладонь на моё колено. К счастью, вернулся Загорский. Причитающиеся деньги он взял со стола небрежным жестом человека, привыкшего легко их получать и так же легко тратить. Дёмин уже выскочил из комнаты. Самсонов отвернулся к окну и потягивал из высокого стакана пиво.

– Что вы видели в Москве, Женя? – спросил у меня Загорский.

Он опустился на стул и закинул ногу на ногу.

– Практически ничего. На Красной площади был, на Тверской улице.

Загорский почти незаметно, одними глазами, улыбнулся, но в его едва угадываемой улыбке не было ничего обидного. В этом и заключается, наверное, отличие аристократов от плебеев. Аристократы не способны обидеть.

– Это не та Москва, Женя. Настоящая Москва глубже, тоньше, духовнее. Вы видите фасад, а я покажу вам этот город изнутри.

– Как Гиляровский, да? – проявил познания я.

Загорский кивнул:

– Да. Но только Гиляровский показывал Москву с грязью.

– Он показывал ее такую, какая она есть, – подал голос Самсонов.

– Грязь находишь там, где её ищешь.

– Не тебе судить, – с неожиданной бесцеремонностью бросил Самсонов.

Я взглянул на Загорского. Тот сохранил на лице выражение невозмутимости, но мне показалось, что я заметил досаду.

Светлана поднялась из-за стола.

– Вы возвращаетесь в город? – спросил я.

– Да. Могу и тебя подбросить.

– Ты пьяна, – сразу вмешался Самсонов. – Так что едешь до первого инспектора.

– Неужели вы не вызволите меня, если я попадусь?

– И не подумаю. Посмотришь, каково оно там.

– «Там» – это где?

– В камере, милая.

Я подумал, что нам и вправду не следовало бы рисковать. Но Светлана решила иначе.

– Так ты едешь?

И чтобы не услышать вопроса: «Ты боишься?» – я поднялся и мужественно пошёл следом за ней. Шёл и спиной чувствовал насмешливый и беспощадный самсоновский взгляд.

Мы прошли через комнату, в которой спал Кожемякин. Он лежал на диване, одна рука его свесилась до пола. И опять мне в глаза бросилась татуировка: «СЛОН». Наверное, так его называли в детстве.

– Если боишься, можешь не ехать со мной, – великодушно предложила Светлана.

– Если хочешь, я могу сесть за руль, – так же великодушно ответил я.

Она заглянула мне в глаза, улыбнулась и потрепала меня по щеке. У неё была тёплая и ласковая ладонь.

– Хорошо, что ты у нас появился.

– Неужели? – изобразил я удивление.

– Да.

Её ответ прозвучал совершенно серьезно. Наверное, ей было очень неуютно в этой компании.

Выехали на шоссе, Светлана разогнала машину. Судя по всему, «гаишников» сегодня она не боялась. Вела машину совершенно свободно, и только то, как внимательно она смотрела на дорогу, выдавало ее напряжение.

– Послушайте, я хотел у вас спросить…

– Давай на «ты», а?

– Хорошо.

– Так что за вопрос у тебя?

– «СЛОН» – это что такое? Я у Алексея видел татуировку.

– «Смерть легавым от ножа». Сокращённо, по первым буквам.

Светлана увидела мое недоумение и пояснила:

– Он ведь в тюрьме сидел. Ты разве не знал?

– Н-нет.

Для меня это действительно было полной неожиданностью. Ведь телевидение – это искусство! А искусство и тюрьма никак не стыковались в моём сознании.

– Ты поосторожнее с ним, – сказала Светлана. – Он со странностями. И иногда становится совершенно невменяемым.

Глава 6

Нас ни разу не остановили, и мы добрались без приключений. Но только когда Светлана заглушила двигатель, я обнаружил, что мы находимся у её дома.

– Зайдёшь? – спросила она.

И мне опять представился ее следующий вопрос: «Или боишься?» Я вышел из машины, и мы поднялись в уже знакомую мне квартиру.

– А ты молодец, – сказала Светлана.

– Ты о чем?

– О сегодняшней съемке. Напрасно Самсонов тебе претензии предъявлял. Всё у тебя получилось чудесно.

– Он всегда такой?

– Кто? – спросила Светлана.

Но по её глазам я видел, что всё она прекрасно поняла, и поэтому не стал ничего уточнять.

– Он такой, какой есть, – всё-таки ответила Светлана после паузы.

– С людьми не очень-то церемонится. Мы для него – никто, да?

– Ну, что ты. Он за нас горой.

Я даже засмеялся. Но Светлана была совершенно со мной не согласна.

– Однажды Кожемякин натворил дел. Его хотели посадить, и бумага соответствующая из милиции пришла. Алекперов сказал, что Кожемякина надо выгнать.

– Алекперов – это кто?

– Президент нашей телекомпании. Он сказал, что будет следствие, потом суд, так что от Кожемякина надо избавиться как можно быстрее. А Самсонов отказался наотрез. Объявил, что сам уйдёт, если Кожемякина уволят.

– Знал, видно, что ему ничего не будет.

– Кому не будет?

– Самсонову. Телезвезду ведь не выгонят.

Светлана невесело улыбнулась:

– Это ведь не сейчас произошло, а много раньше. Самсонова ещё никто не знал. Он только-только получил программу, причём на его место хотели поставить другого, и всё решилось в самый последний момент. Он тогда был ещё никем, и он очень рисковал.

– А смысл? – спросил я. – Кожемякин действительно был невиновен?

– В том-то и дело, что виновен.

– Почему же Самсонов его защищал?

– Он всех своих защищает. Всякий, кто попадает к Самсонову в команду, может быть спокоен. Он нам всем как отец, – засмеялась Светлана. – Где-то накажет, а где-то конфетой угостит.

У неё сейчас были очень озорные глаза. И сама она была какая-то заводная. Мне стало вдруг наплевать на то, что Самсонов говорил о ней. Я подошел к Светлане сзади и обнял её. У неё было два пути: либо вывернуться и высказать свое неудовольствие, либо сделать вид, что ничего особенного не происходит. Она выбрала последнее. И тем самым развязала мне руки.

Я отнёс ее в спальню. Она ничего не говорила и только льнула ко мне. У Светланы было такое умиротворенное лицо, словно она готовилась ко сну. Она была тиха и ласкова, так что рядом с ней я чувствовал себя настоящим мужчиной. Мы не разговаривали, заменяя слова поцелуями, и миловались весь вечер, пока совершенно не обессилели. Когда на город опустилась ночь, я провалился в бездну сна. Я не помнил, что именно мне снилось, но это, безусловно, было что-то хорошее, потому что утром, едва проснувшись, я почувствовал себя счастливым. А это случалось не так уж часто. Я повернул голову и увидел Светлану. Она спала рядом со мной, мой локоть касался ее груди. Я стал поглаживать нежную кожу, и Светлана пробудилась. Она не открыла глаза, а только улыбнулась, давая понять, что помнит о моем присутствии.

Она была так же нежна и податлива, как и накануне.

– Послушай, – сказал я. – Самсонов на тебя злится, да?

Она открыла, наконец, глаза.

– Почему ты так решил?

– Он так нехорошо о тебе отозвался.

– Когда?

– В первый день, когда я только у вас появился.

– Это ты не у нас появился. Это ты у меня появился, – улыбнулась Светлана и погладила мой живот. – Иди сюда и не думай о глупостях.

Я действительно очень скоро обо всём забыл. У Светланы был просто дар какой-то. Многие женщины могут отвлечь от забот. Но у неё это получалось изумительно.

Глава 7

Съёмку сюжета с неисправным агрегатом для расфасовки мороженого перенесли на неделю. Самсонов лично явился на осмотр места предстоящих событий. Ему продемонстрировали работу агрегата, и он остался недоволен.

– Не годится, Илья! – сказал Самсонов желчным голосом человека, который уже забыл, когда в последний раз хоть чему-нибудь радовался. – Ну, струя мороженого. Ну, бьёт со страшной силой. И это всё?

Толстенький Дёмин переминался с ноги на ногу и нервно покусывал ус.

– Не годится, – повторил Самсонов.

Он прошёлся по кафельному полу, старательно глядя себе под ноги. Остановился передо мной, поднял глаза, но меня, кажется, даже не увидел. Самсонов думал. Затем резко развернулся к Дёмину:

– Ладно, возьми стакан. Покажи мне ещё раз.

Дёмин с пластиковым стаканом в руке приблизился к аппарату, подставил стакан, нажал рычаг-дозатор. Из сопла вырвалась тугая струя разжиженного мороженого. Её сила была так велика, что Дёмин выпустил стакан из руки. Но это было ещё не всё. Рычаг на несколько секунд прекратил действовать, и мороженое продолжало хлестать, разлетаясь по полу белой массой. Лично мне казалось, что не так уж плохо. Когда герой передачи, ни о чём не догадываясь, попадёт в эту нелепую ситуацию, смотреться происходящее будет очень комично. Но Самсонову этого было мало.

– Сделай мне так, чтобы из этой штуковины мороженое било во все стороны, – сказал он. – Чтобы сопло сошло с ума. В пол, в потолок, в героя передачи – это должно быть живое сопло. Ты понял?

Самсонов остановился у стены, на которой висел огромный плакат с рекламой прохладительных напитков, и долго её рассматривал, словно забыл обо всём. Но ни о чём он не забыл, конечно. В конце концов обернулся и повторил вопрос:

– Ты понял?

Дёмину ничего другого не оставалось, как кивнуть.

– Здесь вся комната должна быть заляпана мороженым, – развивал свою мысль Самсонов. – Чтоб живого места не осталось.

– Но вот здесь должно быть чисто, – сказал Загорский, показывая на затемненное стекло, из-за которого он собирался вести съёмку.

Самсонов засмеялся.

– Ничего, если и туда немного брызнет, – махнул он рукой. – Так даже лучше. Чтоб зритель почувствовал. – И обернулся к Дёмину: – Ты, кстати, рабочий халат для нашего героя приготовил?

Дёмин кивнул.

– Цвет халата какой?

– Серый такой, с синевой.

– Не годится. Белый должен быть, белее снега. Ты понял? А в мороженое добавишь какой-нибудь дряни, чтобы у него был зеленоватый оттенок.

Самсонов обвёл взглядом облицованные белым кафелем стены.

– Да, – сказал он после паузы. – Зеленоватый оттенок – то, что нужно. – И поманил меня пальцем. – Ты нашему герою объяснишь, как он должен с агрегатом обходиться, но сам за ручку не берись.

Он смотрел мне в глаза и будто думал о чём-то.

Самсонов оказался прав. Когда через неделю мы проводили съёмку, я едва не надорвал живот от смеха, наблюдая за злоключениями нашего героя. Едва тот потянул злополучный рычаг, взбесившийся агрегат стал вытворять чёрт знает что. Сопло вращалось так, словно оно было резиновое, и за несколько секунд залило ядовито-зелёной субстанцией пол, стены, потолок и нашего бедолагу, героя передачи. Потом на сцене вновь появился я, прочитал ошалевшему от свалившихся на него несчастий парнишке нотацию, пригрозил всяческими карами за учинённый беспорядок, после чего удалился, наказав ему продолжать работу. Всё повторилось. Я стоял рядом с ведущим съёмку Загорским и смеялся. Сам Альфред, как и подобает представителям аристократических кругов, сохранял невозмутимость. Он был в этой передаче с момента её основания и насмотрелся всякого.

– Чем занимаешься сегодня вечером? – неожиданно спросил он меня.

Этим вечером, как и во все предыдущие вечера, я должен был предаваться любовным утехам со Светланой. Но не мог же я этого сказать Загорскому. И поэтому только промычал нечто нечленораздельное.

– Всё понятно, – кивнул Загорский. – Вечер свободен. Сегодня едем к моему другу.

– Я не могу.

– Ты что? – удивился Загорский. – Хочешь, чтобы он меня убил?

Я думал, что это шутка – про убийство, но заглянул Загорскому в глаза и вдруг почувствовал в груди странный холодок.

Самсонов тем временем уже вышел к нашему герою. Тот, испачканный с ног до головы подозрительно зеленоватым мороженым, не знал, смеяться ему или плакать. Самсонов улыбался ему как мог широко и всячески демонстрировал своё расположение.

– Так мы договорились? – спросил у меня Загорский.

Я кивнул, потому что не хотел, чтобы такого чудесного человека из-за меня убили.

Светлане я всё объяснил и пообещал приехать не очень поздно. Она казалась раздосадованной и явно хотела что-то сказать, но тут подошёл Загорский.

К Самсонову мы не поехали. Загорский всё уладил сам, сказав шефу, что мы – я и Альфред – сегодня приглашены. Альфред так и сказал: «Мы приглашены» – и выглядел при этом настоящим графом, который должен представить двору своего возмужавшего племянника.

– Ну-ну, – почему-то улыбнулся Самсонов. – Покажи ему настоящую жизнь.

И мы поехали к страшному другу Загорского.

Глава 8

В то, что Загорский в чём-то был прав, я поверил сразу, едва мы переступили порог квартиры. Здесь было много красного бархата, золота картинных рам и мебели, каким-то чудом перенесённых в просторную московскую квартиру из покоев французских королей. Я никогда не думал, что подобное возможно – будто кто-то рачительный сумел сохранить уют и роскошь прежней жизни, знакомой нам только по фильмам. Сегодняшняя жизнь тоже заявляла о себе – необыкновенных размеров телевизором и сотовым телефоном, оставленным кем-то на роскошном плюше дивана, но это не выглядело неуместным или вызывающим.

Загорский прошёлся по комнате. На фоне картин он смотрелся великолепно, оставалось лишь сменить клетчатую рубашку на смокинг, и можно было снимать его в этих интерьерах. Не успел я об этом подумать, как дрогнула тяжёлая портьера и из-за неё вышел невысокий человек в домашнем халате с атласными лацканами. Он был не стар, но и не молод, за прожитые годы успел подрастерять растительность на голове и заработать какую-то желудочную болезнь, о чем можно было судить по его нездорового цвета худому лицу, которое, впрочем, было так ухожено, как нечасто увидишь. Особенно выделялись глаза. Глубоко посаженные, они казались темнее, чем были на самом деле, и придавали человеку какой-то демонический облик.

– Познакомься, Костя, – сказал Загорский человеку в халате. – Это мой друг, Евгений.

Приятно было услышать от Загорского, что он считает меня своим другом.

– А это Константин Евгеньевич, – представил Загорский человека с демоническим лицом.

Мы пожали друг другу руки. У Константина Евгеньевича была сухая и очень доброжелательная ладонь. Поэтому, да ещё потому, что он имел отчество Евгеньевич, а меня самого звали Евгений, он мне понравился. Посмотрел долгим взглядом тёмных глаз, будто оценивал, и предложил занять диван или одно из кресел – по выбору. Когда он сел, я увидел выглядывающие из-под халата брюки и коричневые лаковые штиблеты.

– Откуда вы? – спросил Константин Евгеньевич.

– Из Вологды, – ответил я.

– И как там Вологда?

Я пожал плечами, не зная, как ответить. Не представлял, чем может заинтересовать Вологда такого человека, как мой собеседник.

– Он сбежал оттуда, – подключился к разговору Загорский. – Его манят огни больших городов.

Сказал и едва заметно улыбнулся. Я заметил, что он обращается к Константину Евгеньевичу с необычайным пиететом. Если бы не его аристократизм, можно было бы принять это за подобострастие.

– И что же молодой человек успел посмотреть в Москве?

– Ничего, – признался я.

– Напрасно, – покачал головой Константин Евгеньевич и раскрыл массивный портсигар, лежащий на столике с резными ножками.

Он взял из портсигара сигарету и прикурил её, пустив дым в потолок. На его среднем пальце я увидел массивный вычурный перстень: казалось, что золотой паучок обхватил зелёный камень своими золотыми лапками.

– Вы женаты, Евгений?

– Нет, – ответил я после паузы.

Вопрос оказался для меня несколько неожиданным.

– Тогда вас можно считать свободным человеком. Альфред покажет вам Москву. Это удивительный город.

Я кивнул, демонстрируя, что полностью согласен с хозяином квартиры.

– Как твоя работа, Альфред? – поинтересовался Константин Евгеньевич.

– Работа как работа.

– Когда ты летишь в Дюссельдорф?

– Через две недели.

– У тебя всё готово?

– Да.

– С людьми разговаривал?

– Конечно.

Они отвлеклись, явно забыв обо мне, и я даже почувствовал себя лишним. У них была своя жизнь, неведомая мне. В этой жизни носили старинные золотые перстни, сидели и спали на антикварной мебели, и запросто летали в Дюссельдорф.

– Проблем с вылетом не будет? – спросил Константин Евгеньевич.

– Думаю, что нет. Я, правда, еще не разговаривал с Самсоновым.

– Может не отпустить?

– В общем, да.

– Что же он у тебя строгий такой? – шутливо попенял Константин Евгеньевич.

Загорский пожал плечами.

– Давай там без фокусов.

– Не от меня зависит, – напомнил Загорский.

– Так я ему рога обломаю, – сказал Константин Евгеньевич, и теперь я совершенно не слышал в его голосе шутливых интонаций.

Загорский с беспокойством взглянул на меня, и я понял, что разговор перетёк в какое-то новое русло, в котором были подводные камни и множество прочих опасностей. Я сделал вид, что ничего не понял.

– Я угощу вас коньяком, – объявил хозяин, легко поднялся из кресла и вышел.

Я сразу увидел, как Загорский расслабился. Он, оказывается, пребывал всё это время в жутком напряжении. Боялся хозяина?

– Нравится? – спросил он меня и обвёл рукой комнату.

– Роскошно, – оценил я. – А он кто?

Наверное, я задал какой-то бестактный вопрос, потому что Загорский тотчас поскучнел.

– Ты о ком, Женя?

– О Константине Евгеньевиче, – проявил я упрямство.

Неопределённый жест руки – вот и всё, что я получил в ответ. Чёрт побери! Я иногда задавал не те вопросы! Сейчас это дал понять Загорский, а до него выражал свое неудовольствие Дёмин. Я вспомнил про Дёмина, про деньги, и вдруг понял, что Загорский может мне всё объяснить.

– Мы деньги получали, – сказал я. – Там, в доме Самсонова. Помните?

– Ну, конечно. Получение денег – столь приятная вещь, что забыть об этом невозможно.

– Вы всегда их так получаете?

– «Так» – это как?

– Нигде за них не расписываясь.

– Как правило. А почему тебя это удивляет?

– Я привык расписываться в ведомости.

– Отвыкай, – посоветовал Загорский. – Запомни: меньше формальностей – больше денег. Такой закон.

Это мне ещё предстояло постичь. У меня, наверное, было не шибко умное выражение лица, потому что Загорский засмеялся.

– А что за деньги? – спросил внезапно выросший из-за моей спины Константин Евгеньевич и поставил поднос с коньячной бутылкой и рюмками на стол.

– Зарплату нашу обсуждаем, – пояснил Загорский. – Женя тревожится из-за того, что мы деньги получаем мимо всяких ведомостей.

– «Чёрный нал»?

– Ну, конечно.

– Самсонов хорошо, наверное, кормится?

– Судя по темпам, с которыми возводился его загородный дом, он не бедствует, – усмехнулся Загорский.

Константин Евгеньевич разливал коньяк в рюмки. При этом он имел крайне сосредоточенное выражение лица. Думал. Я вдруг понял, что его думы как-то связаны с последними словами Загорского. И, соответственно, с Самсоновым.

– За знакомство, – предложил тост хозяин.

Мне никогда не нравился коньяк. Но то, что я выпил сейчас, не было похоже ни на что из того, чем меня потчевали прежде. Значит, меня обманывали. Я с благодарностью посмотрел на Константина Евгеньевича. Он ответил мне мягким благожелательным взглядом.

– Наливайте себе ещё, Женя, – предложил он. – У нас здесь без церемоний.

Без церемоний – это мне понравилось. И я выпил ещё.

– Планы какие-нибудь у вас есть, Женя?

Я непонимающе посмотрел на хозяина.

– Здесь, в Москве, чего хотите добиться? – пояснил он свою мысль.

Я пожал плечами, показывая, что и сам не знаю. Да и думать не хотелось – пьянящее тепло разливалось по телу.

– Вы мне понравились, – сказал Константин Евгеньевич. – Думаю, что смогу вам помочь.

Поскольку я не успел захмелеть слишком сильно, то догадался, наконец, что меня сюда привели не просто так. Это самые настоящие смотрины. Я был нужен им, но они пока не говорили об этом открыто.

– Вообще-то я работаю на телевидении. Мне там нравится.

– И дальше работайте, – благосклонно и понимающе улыбнулся мне Константин Евгеньевич. – Одно другому не помеха.

И опять он не сказал, что имеется в виду.

– Я, кстати, очень люблю смотреть вашу передачу, – признался хозяин. – Какие типажи! Людей просто насквозь видно. У вашего Самсонова талант. Он снимает анекдот, хохму, а в какой-то момент вдруг начинаешь понимать, что всё всерьёз. Люди так раскрываются, будто их всю жизнь знаешь.

– Не любит он людей, – мрачно изрёк Загорский.

– А ты разве их любишь, Альфред?

Загорский подумал и после паузы признался:

– Нет, не люблю.

– Вот видишь, – спокойно сказал Константин Евгеньевич. – Так что Самсонова больше не в чем упрекнуть.

После этого разговор переметнулся на что-то совсем уж пустячное. Мы пили коньяк. Константин Евгеньевич курил свои чудные ароматные сигареты. Потом он показывал мне коллекцию старинного оружия. Это была настоящая музейная экспозиция. Мне понравилось. Константин Евгеньевич пообещал подарить один из кинжалов.

– Меня посадят, – попытался возражать я. – Это же холодное оружие.

– Меня ведь не сажают, – спокойно ответил хозяин.

Я обернулся и посмотрел ему в глаза. У него был холодный и трезвый взгляд уверенного в себе человека.

– Ничего не бойся, Евгений.

– Я не боюсь.

– Вижу. Ты молодец.

В его словах не было ёрничанья. Всё всерьёз.

Я пробыл в роскошной квартире до поздней ночи, а потом уехал, хотя мне и предлагали побыть ещё. Я помнил обещание, данное Светлане, – приехать на ночь к ней.

Она не спала. На меня не сердилась и только спросила:

– Ну, и как?

– Ничего, – ответил я.

– Загорский знакомил тебя со своими друзьями?

– Да.

– Как они тебе?

– Ничего, – повторил я.

– Ты поосторожнее с ними.

– Почему?

Светлана пожала плечами:

– Так, вообще.

– Брось, я ведь не маленький.

Она посмотрела на меня долгим взглядом и сказала:

– Как знаешь.

Больше мы с ней эту тему не обсуждали.

Глава 9

На следующий день, когда я пришёл к Самсонову в кабинет, он тоже спросил меня о Загорском. У него сидела какая-то вызывающе накрашенная девица лет восемнадцати. То, что она из молодых да ранних, было видно невооружённым взглядом. Девица, увидев меня, закинула ногу на ногу. Ножки у нее были что надо, а платьице из разряда «более, чем мини», так что я всё оценил по достоинству. Она это заметила и надула губки – начиналась обычная игра. Я с удовольствием поучаствовал бы в этой игре, но Самсонов вернул меня к действительности.

– Как тебе вечер в компании Загорского?

– Ничего, – ответил я. – Мне понравилось.

Самсонов кивнул, словно и не ожидал иного ответа.

– Ты знаешь о содержании следующего сюжета нашей передачи?

– Нет.

– Тогда знакомься. Это Марина. У неё скоро свадьба, и она решила разыграть своего будущего мужа.

– Надеюсь, это произойдет уже после свадьбы, – заметил я. – Когда несчастный парень уже ничего не сможет изменить.

– Не после свадьбы, Женя, а в день свадьбы.

Сначала я посмотрел на Самсонова. Потом на Марину. Оба они выглядели совершенно серьёзными. Значит, не шутка.

– Милочка, – сказал я Марине. – Вам, конечно, виднее, но ваш брак может рухнуть в первый же день. Вы хоть дождитесь того момента, когда ваш священный союз уже будет скреплён подписями счастливых молодоженов.

– Ты напрасно нервничаешь.

– Я не нервничаю. Я просто хочу спасти их брак.

Я приблизительно представлял себе, какие чувства испытывает человек, направляющийся в ЗАГС. И если в этот волнующий день его ещё и подставить…

– Ничего особенного, – сказал Самсонов. – Совершенно безобидный розыгрыш. Мы с Мариной уже всё обсудили. Представь: молодые заказывают авто, чтобы отправиться в ЗАГС. К назначенному времени вместо привычной всем «Волги» прибывает чёрт знает что.

– «Чёрт знает что» – это что? – не понял я.

– Подбери сам машину под это определение, – сказал Самсонов.

Я подумал.

– «Запорожец». Старый, «горбатый».

Я даже невольно засмеялся, представив себе эту картину.

И Самсонов тоже засмеялся. А Марина посмотрела уважительно.

– Хорошо мыслишь, – оценил мои умственные способности шеф. – Мы то же самое придумали. И вот представь: прибывает этот нелепый «Запорожец»…

– Жених всех нас поубивает.

– Он у меня тихий, – успокоила меня Марина.

Она подставит своего парня в первый день их совместной жизни. И это, наверное, ещё только цветочки. Впереди – долгие, долгие годы. Хотя он от неё в итоге сбежит, конечно.

– Это жестоко, – сказал я. – Все наши сюжеты и без того находятся на грани фола, а этот уж ни в какие ворота не лезет.

Самсонов посмотрел на меня внимательным взглядом. Наверное, пытался оценить, можно ли происходящее считать бунтом на корабле.

– Я не буду в этом участвовать, – развеял я его последние сомнения.

– Почему?

– Не хочу портить людям праздник.

– Мариночка, – вкрадчиво спросил Самсонов. – Мы разве испортим вам праздник?

– Нет, Сергей Николаевич.

– Вот видишь, Женя. Имеет место заурядная сделка. Ребята поучаствуют в нашей передаче, а мы за это оплатим им дорогой ресторан.

Он купил её. И она за возможность встретить гостей в роскошном кабаке решила пожертвовать репутацией мужа. Сама-то во время съемок будет находиться в тени, а бедолага жених ввяжется в скандал, и его разъяренную физиономию увидит вся страна, в том числе родственники, друзья и сослуживцы. Я покачал головой и вздохнул.

– Ресторан будет потом, Сергей Николаевич. И телезрители о нём ничего не узнают. А растерявшийся жених – вот он, на экране. Мы делаем злые передачи, так мне кажется.

– А разве жизнь вокруг не злая?

– Мы – телевизионщики. У нас такие возможности! Так давайте подарим людям сказку. Ведь мы можем такое сделать?

Самсонов посмотрел на меня своими внимательными и умными глазами:

– Хорошо, предложи. Но только в русле уже придуманного сюжета.

Мне даже не пришлось долго думать. Сказка так сказка. Я рассказал, как бы этот сюжет снимал я.

Самсонов слушал очень внимательно, опустив веки.

Он хотел что-то сказать мне, но не успел, потому что Марина его упредила. Выслушав мой сценарий, она засмеялась и захлопала в ладоши:

– Да! Да! Я хочу так, как он рассказывает!

Еще бы она была против! С такой концовкой придуманной истории я и сам хоть завтра пошёл бы в ЗАГС. Да еще Самсонов оплачивает ресторан.

Самсонов хмыкнул и сказал:

– Ладно, пусть будет по-твоему, – и выразительно посмотрел на Марину.

Я понял, что, если бы не она, Самсонов распушил бы мой сценарий в пух и прах.

– Но съёмку придётся перенести на несколько дней – чтобы успеть с этими вашими изменениями.

– У них же ЗАГС! – напомнил я. – Там конкретная дата, ничего уже не изменишь.

– Да, – подтвердила Марина.

– А, чёрт!

Самсонов думал совсем недолго.

– Ладно, я что-нибудь придумаю. Но ты тоже будешь в кадре.

– В роли кого?

– В роли «придурка», – засмеялся Самсонов, а сам смотрел внимательно, следил, не обиделся ли я.

Я обиделся. Тогда он сделал вид, что не заметил этого.

– Мы твою машину поставим неподалеку…

– У меня нет машины, – огрызнулся я. – И прав водительских тоже нет.

– И не надо. Машина просто будет стоять, а ты – при ней.

– Зачем?

– Во-первых, Дёмина прикроешь, если что.

– А он где будет?

– Он как раз на «Запорожце» этом и приедет. И если ему совсем уж тяжело придётся, ты вмешаешься.

– Я его бить не буду!

– Кого? – опешил Самсонов.

– Жениха.

Самсонов расхохотался. Совершенно искренне, от души.

– Ты точно из Вологды! Зачем жениха-то бить?

– Ну, если он на Дёмина полезет.

– Бить никого не надо, – сказал Самсонов. – Ты просто вмешаешься в происходящее и предложишь жениху свою машину, которая будет стоять неподалеку. Мы там поставим какой-нибудь облезлый «Москвичонок». У нас же хронометраж, пойми. Мы должны отснять как можно больше материала, чтобы потом в монтажной не крохоборствовать. Тут ты со своим «москвичом» и сгодишься.

Но мне всё-таки показалось, что он хотел подстраховать Дёмина.

– Хорошо, – сказал я.

Жалко было Илью, хотя дружбы у нас с ним никак и не получалось.

– Вот и славно, – оценил мою покладистость Самсонов и обратился к Марине. – Только предупреждаю, чтоб там никаких смешков и улыбок! Чтоб всё всерьёз!

Невеста с готовностью кивнула. Я нисколько не сомневался в том, что она всё сделает как положено. Всё рассчитала, всё продумала и к участию в съёмках отнесётся как к очень важной работе. Сказал же Самсонов: сделка. Она отдаёт на заклание будущего мужа – и за это получает свадьбу в ресторане. У каждого, вероятно, своя причина обратиться к Самсонову. А ему остается лишь выбирать. Он прав по-своему, ему даже не приходится ничего особенного придумывать. Всё, что он снимает, – из жизни. Он лишь обостряет ситуацию до предела. Та же самая Марина ещё не раз и не два заставит в этой жизни попсиховать своего мужа, это сразу видно. Но то будет происходить без свидетелей. А в этот раз рядом просто оказался Самсонов. Только и всего. С него взятки гладки. Он лишь добросовестно фиксирует происходящее.

– Значит, договорились, – подвёл итог нашей беседе Самсонов.

Дверь кабинета открылась и заглянул высокий парень со строгим неулыбчивым лицом.

– Вы ко мне?

– Вы – Самсонов? – вопросом на вопрос ответил парень.

– Да, – Самсонов показал рукой на дверь. – Женя, проводи нашу гостью.

И улыбнулся Марине.

– Мы обо всём с вами договорились, Мариночка?

Она благосклонно кивнула. Я пропустил её вперед и вышел следом.

Посетителей, как оказалось, было двое. Они вошли в кабинет, но прежде, чем за ними закрылась дверь, Самсонов крикнул:

– Женя, потом зайдёшь ко мне!

Я кивнул. Дверь закрылась.

– Вы не думайте, он у меня тихий, – сказала Марина.

Это о женихе, как я понял.

– И он совсем не будет против. Мы потом ещё и посмеемся вместе с ним.

– Я бы на его месте не смеялся.

– Мужчины разные, – легко согласилась Марина. – Одни годятся в мужья, другие в любовники. Универсалы почти не встречаются. Саша – идеальный муж.

– А я?

Она оценивающе окинула меня взглядом, но только для проформы, конечно же.

– Вы типичный плейбой.

– Это плохо?

– Разве я так сказала? – всепрощающе улыбнулась Марина.

Чёрт, она действительно умна.

– Зачем вам этот брак? – сказал я. – Вы ещё слишком молоды. Посмотрите на меня…

– И что вы можете мне предложить? – засмеялась Марина.

– Пылкое сердце, – начал перечислять я. – Крепкое тело…

– Вы из Вологды, как я слышала?

– Если честно – да.

– И квартиры в Москве у вас нет?

– Нет.

Мой пыл угас.

– Так не мешайте мне устраивать свою личную жизнь.

У Саши квартира, конечно, есть. И вот когда Марина решит для себя жилищную проблему…

– А если я не буду вам мешать устраивать личную жизнь?

В ответ Марина призывно улыбнулась. У неё будет муж, квартира, и ей непременно потребуется любовник.

– Мы подружимся, – посулил я.

Она снова улыбнулась. Мы вошли в лифт. Я нажал кнопку первого этажа. Двери закрылись. Я обнял Марину и стал её целовать. Она не сопротивлялась и даже отвечала на поцелуи. У неё было изумительное платье, сквозь которое я ощущал каждую клеточку её молодого упругого тела. К сожалению, до первого этажа мы добрались слишком быстро. Я едва успел отпрянуть, когда двери открылись. Люди у лифта встретили нас равнодушными взглядами. Я пропустил Марину вперёд, чтобы она меня хоть немного прикрывала, пока моя плоть успокоится.

Я вывел её на улицу.

– Может быть, сегодня вечером встретимся? У меня нет московской квартиры, но это единственный мой недостаток, поверь.

Она засмеялась:

– Не сейчас.

– А когда?

Пожала плечами.

– Ведь мы ещё увидимся, – сказала она легко и беззаботно.

– Когда? – удивился я.

– На съёмках.

– Совсем забыл! – засмеялся я. – Свихнуться можно с тобой, честное слово!

Она прильнула ко мне, но лишь на мгновенье, прикоснувшись своими губами к моим, и побежала по ступенькам вниз – юная и стройная.

«Бедный Саша!» – запоздало подумал я. Но кто же виноват в том, что он уродился мужем, а кто-то любовником. Хорошей женщине непременно нужен любовник. Закон жизни. И я в этом не виноват. Быстренько решив для себя эту проблему, я поднялся лифтом на наш этаж. И не дошёл до самсоновского кабинета каких-нибудь десять метров, как оттуда вышли те самые парни. Они были хмуры и чем-то озабочены и шли на меня как идущие в спарке ледоколы. Я даже посторонился, чтобы они ненароком меня не смяли.

Самсонов был один. Сидел за своим столом в кресле, развернувшись к окну, и я заметил, что он вытирает лицо платком. Разговор, наверное, был непростой, раз наш шеф разволновался до испарины на лбу. Я специально щёлкнул замком двери, чтобы показать Самсонову, что он в кабинете не один. Не любил я заставать людей врасплох. И всё равно Самсонов от неожиданности вздрогнул.

– Кто? – спросил он отрывисто и глухо.

– Я, Сергей Николаевич.

– Проводил девчонку?

– Да.

Он ещё раз промокнул лицо платком и только тогда повернулся ко мне. Он, конечно, очень тщательно вытирал лицо, но… оказывается, это не испарина была, а кровь. Лицо у Самсонова было разбито.

Глава 10

Самсонов отправил меня в поездку по городу. Я должен был заниматься подготовкой к съёмкам. Самсонов ничего не сказал мне о том, что произошло у него с теми двумя парнями, а я старательно делал вид, что ничего не заметил. Но всё это никак не шло у меня из головы. Я и подумать не мог, что у Самсонова могут быть враги. Его знала вся страна, и все, как мне казалось, его любили. Точнее, любили слепленный им самим образ: умный мужик, который не прочь кого-нибудь разыграть, и хотя шутки его, как правило, небезобидны, всё ему прощается, потому как – телезвезда. О том, что за этим образом скрывается совсем другой человек, я задумался только теперь. У Самсонова была своя жизнь с обычными заботами и тревогами, в которой есть не только друзья и обожатели, но и враги.

Мне вспомнился вчерашний вечер на квартире Константина Евгеньевича. «Хочешь, я ему рога обломаю?» – спросил хозяин у Загорского. «Ему» – это Самсонову. Не все, стало быть, относились к моему шефу с достаточным пиететом. Быть может, сегодняшнее происшествие каким-то образом и связано с оброненной накануне вроде бы в шутку фразой? Я промучился над этим вопросом некоторое время, прежде чем сказал себе с достаточной уверенностью: «Нет, чепуха!» Константин Евгеньевич произвёл на меня впечатление умного и осторожного человека. И думать, что он скажет в моем присутствии опасные для себя слова, по меньшей мере глупо. Зачем же ему раскрываться? Будь у него действительно какие-то счёты с Самсоновым, разобрался бы с ним тихо, без огласки, и уж конечно не говорил бы при мне такое, ничего, в сущности, обо мне не зная.

Ещё одна возможная причина сегодняшнего происшествия – месть «героев» одной из самсоновских передач. Не всем нравится, когда их разыгрывают. Но вряд ли в передачах было что-то такое, из-за чего к их создателю надо подсылать двух «качков». Эту версию я тоже отбросил.

Оставались деньги. Рэкет или что-то в этом роде. Самсонов выплачивал нам вознаграждение как будто из своего кармана, безо всяких ведомостей. И Загорский вчера подтвердил – имеет место «чёрный нал», нигде не учтенные наличные. А там, где «чёрный нал», всегда происходят какие-то неприятные вещи. Вот как сегодня, например.

Вечером я заговорил об этом со Светланой. Мы сидели с нею на балконе в глубоких плетёных креслах и смотрели на закат. Уставшее от дневной жары солнце скатилось за крыши домов. Мы потягивали прохладное белое вино. Было уютно и спокойно.

– Наша передача богатая, да? – как можно беззаботнее спросил я.

Светлана наморщила лоб, не поняв вопроса.

– Денег у нас много крутится?

– Наверное, много, – ответила Светлана. – По деньгам у нас Илья главный. Он знает.

– А откуда деньги?

– От продажи передач.

– Кому?

– Телекомпании, кому же еще. Мы производим товар, этот товар – наша передача. Потом мы наш товар продаём телекомпании, она платит нам деньги.

– Большие?

– Ну, наверное. Десятки тысяч долларов, насколько мне известно.

– За каждую? – поразился я.

– Конечно. Ты знаешь, сколько стоит «Поле чудес»? Или «Пока все дома»? Целую кучу денег. И нам платят не меньше, потому что наш рейтинг и их рейтинги практически совпадают.

Десятки тысяч долларов за каждую передачу – это очень много. Может быть, из-за этих денег Самсонов и пострадал?

– А кто этими деньгами распоряжается? – спросил я. – Дёмин?

– Формально – да. Но настоящий хозяин, конечно, Самсонов.

Светлана поставила пустой стакан на пол. Я предупредительно взял бутылку вина, но Светлана отрицательно покачала головой и посоветовала:

– Не забивай себе голову этими глупостями.

– Если я участвую во всём этом, то почему бы мне не знать, откуда к нам поступают деньги.

– А зачем?

Я понял, что вопрос задан серьёзно. Можно было отшутиться, конечно, но я вдруг осознал, что поступить так – себе дороже выйдет. И тогда я рассказал ей всё: про Самсонова и его гостей, про кровь на самсоновском лице, про свои сегодняшние мысли. Светлана немного побледнела, и лицо у неё стало строгим, но я всё-таки рассказал ей всё до конца. Она была единственным человеком, который мог бы открыть мне подоплёку происходящего, и я не хотел лишиться её доверия.

– Только ты не говори Самсонову, что я тебе об этом рассказал, – попросил я.

Светлана кивнула. У неё было печальное и строгое лицо.

– Не переживай, – успокоил я. – Нас это, в общем-то, напрямую не касается.

– Да, да, – меланхолично подтвердила она.

Солнце уже спряталось, оставив в напоминание о себе неширокую красную полосу над чёрными крышами домов. Чувство расслабленности ушло, уступив место неясной тревоге. Чтобы нас окончательно не накрыл покров печали, я увёл Светлану в комнату и зажёг свет.

– Ты не лезь во все это, – вдруг сказала Светлана, не глядя на меня.

– Почему?

– Потому! – огрызнулась она.

Есть простое правило, позволяющее сохранять душевное спокойствие: если женщина не в настроении, постарайся не докучать ей вопросами, и ещё – не проси у нее любви. Я всегда придерживался этого правила и ни разу об этом не пожалел.

Утром Светлана была очень ласкова и предупредительна, хотя плохое настроение, посетившее вас прошедшим днем, не самый страшный грех, не так ли?

Глава 11

Алексея Рустамовича Алекперова я никогда не видел, но слышать о нём приходилось очень много: президент телекомпании; хозяин и кормилец; вежлив, но крут. Мне представлялся хитрый и коварный азиат, настоящий бай или какой-нибудь там имам Шамиль, а оказалось, что он высокий и стройный мужчина вполне славянской наружности, и только разрез глаз да скулы выдавали в нем сына многих народов, в котором столько кровей намешано, что и не разобрать уже, откуда пошла его родословная. Алекперов вошёл в самсоновский кабинет, и я сразу понял, хотя никогда раньше его не видел, кто передо мной.

Он пожал руку мне и Самсонову, причём мне – первому, и это подняло меня в собственных глазах так высоко, что вниз уже и посмотреть было боязно.

– Добрый день, – сказал Алекперов.

У него был довольно громкий, хотя и глуховатый голос и очень доброжелательная улыбка. Не заискивающе-доброжелательная, а доброжелательная улыбка хозяина. Большая разница. Если кто с этим сталкивался, тот понимает.

– Как дела?

– Нормально, – ответил Самсонов.

Он тоже улыбался. Но как-то выжидательно. У них, наверное, должен был состояться серьёзный разговор. Не мог же президент телекомпании прийти к Самсонову просто так, у него и без нашей передачи забот полно. Я посмотрел на Самсонова – не уйти ли мне? Он никак не прореагировал на мой безмолвный вопрос, и я остался.

– Видел твою последнюю передачу, – сказал Алекперов. – Про расклейщика афиш.

Сдержанно улыбнулся, давая понять, что оценил комизм подсмотренной самсоновскими операторами ситуации.

– Неплохо. Хотя парня было жаль.

Самсонов всё так же молчал и выжидательно улыбался.

– Ты, Николаич, иногда своих героев ставишь в такое дурацкое положение…

Алекперов сделал пальцами левой руки так, будто щупал воздух.

– Я иногда даже думаю: «Ну что ему стоит придумать что-нибудь более безобидное». Хотя тебе виднее, конечно.

Помолчали. Алекперов рассматривал плакат на стене. Самсонов выжидал.

– Чего нам еще ждать? – спросил Алекперов.

– Мы подготовили сюжет об обменном пункте, в котором сто рублей меняют на сто долларов.

Алекперов засмеялся:

– Да, это я видел. Мне просмотр устроили прямо в кабинете. Все, кто присутствовали, смеялись от души. Но тоже, кстати, отметили, что дураком героя выставили! – Алекперов погрозил пальцем.

– Ты же знаешь, что мои герои не ведают – до поры, конечно – что их снимают, – пожал плечами Самсонов. – И репетиций с ними я не провожу. Они на экране такие, какие в жизни.

– В жизни они не попадают в ситуации, которые ты им подстраиваешь.

– Иногда попадают. Просто этого никто не видит.

– Но ты их провоцируешь, Сергей! Это нечестно!

– Категории «честно» и «нечестно» слишком абстрактны в нашей жизни, – отрезал Самсонов.

– Ты когда-нибудь доиграешься! – засмеялся Алекперов и снова шутливо погрозил собеседнику пальцем. – Тебя скоро будут бить герои твоих передач.

Я быстро посмотрел на Самсонова. Тот неуловимо изменился в лице, но Алекперов ничего не заметил и добавил:

– А если серьёзно, то я боюсь за ваш рейтинг.

– Рейтинг у нас повыше, чем у всех других, будет, – огрызнулся Самсонов.

– До поры, Сергей, до поры. Сделай передачу чуть добрее – и наберёшь дополнительные проценты.

– Я не могу приукрашивать жизнь. Я показываю людей такими, какие они есть. Мне нужны настоящие эмоции, а не сироп.

– Но есть определенные правила игры…

– Я соблюдаю эти правила и не снимаю ничего такого, что не пройдёт в эфир.

– А есть задумки? – осведомился Алекперов.

– Сколько угодно! Я бы хотел показать настоящие чувства, на грани фола. Ты понимаешь? Чтобы у зрителя – мурашки по коже.

Самсонов преобразился. Кажется, он постепенно забывал о нас, уносясь куда-то туда, где нас с Алекперовым не было, и куда нам путь был заказан.

– Представь себе морг…

Я открыл рот. Съёмки в морге – это что-то.

– Бетонные подиумы-столы, на них лежат трупы. Приводят группу студентов-медиков. Они будут присутствовать при вскрытии. Перед ними труп. Патологоанатом берёт скальпель, и вдруг «мертвец» открывает глаза.

Алекперов покачал головой, похоже, ещё не решив для себя, как следует воспринять услышанное.

– И что? – наконец спросил он. – Ты действительно находишь это интересным?

– А ты? – вопросом на вопрос ответил Самсонов.

– Чушь какая-то, если честно.

Самсонов недобро засмеялся:

– Зачем ты говоришь неправду? Ты же профессионал и понимаешь, что этот сюжет, если его хорошо проанонсировать, заставит зрителей на время забыть о существовании других каналов. Стопроцентный рейтинг!

– Зато на следующий день совет директоров вышвырнет меня с работы.

Самсонов снова засмеялся:

– Спасибо, что ответил искренне. В том-то и дело, уважаемый босс, что я не снимаю того, что я хочу снимать. Я снимаю то, что мне позволяют. Своего рода цензура, ты же понимаешь.

Алекперов вздохнул:

– Мы не можем показывать ужасы. Да ещё в прайм-тайм.

– Хорошо, не надо ужасов, – неожиданно легко согласился Самсонов. – Другой сюжет могу тебе предложить. Кабинет директора предприятия. Он вызывает к себе одного из сотрудников, начальника отдела, предположим, и объявляет о предстоящем увольнении. А мы все это осторожненько снимаем.

– И ты думаешь, будет что смотреть? – неодобрительно скривил губы Алекперов.

– Да! – с чувством ответил Самсонов. – И ещё как! Ты знаешь, чего хотят люди? Они хотят с безопасного расстояния наблюдать за поведением человека, попавшего в неприятную ситуацию. Когда они смотрят художественный фильм – им это уже интересно. А если это реально происходит в жизни – это просто высший пилотаж. В истории с увольнением – все комплексы маленького человека. Каждый боится потерять работу, и вдруг ему показывают, как это происходит в действительности. А наш герой тем временем начинает лебезить перед директором, рассказывать о больной жене, голодных детях и о недостроенном дачном домике. Я покажу людям жизнь!

– Это не жизнь, а унижение героя передачи.

– Да таких унижений на земле в день по миллиону! – сердито сказал Самсонов. – Это происходит ежесекундно. И никто этого ещё не показал на экране. Я буду первым.

Его явно стал тяготить этот разговор.

– Мы не можем зарабатывать популярность с помощью скандальных сюжетов. Есть определенные этические нормы…

– Я иногда думаю, что ты недостаточно профессионален, – внезапно прервал босса Самсонов.

Это было вызывающе дерзко, и Алекперов замолчал.

– Я думаю так потому, что для настоящего телевизионщика есть только один критерий – рейтинг передачи. Всё остальное от лукавого.

– Может, ты и телевизионщик, но не дипломат, – оценил Алекперов.

– Возможно.

– Поэтому доверь разработку стратегии программ другим.

Жёсткости в голосе Алекперова не было, но именно сейчас говорил настоящий босс. Это я сразу почувствовал.

– Подумай над тем, Сергей, чтобы добавить в свои сюжеты юмора. Просто посмешнее, людям это нравится.

– Пусть смотрят «Смехопанораму», – буркнул Самсонов. – У нас другая передача.

Алекперов подался вперед, как будто хотел быть услышанным Самсоновым.

– Дело вот в чём, Сергей. У тебя одна из самых рейтинговых передач, и ты это знаешь. Ещё ты знаешь, что мой телеканал заинтересован в том, чтобы твоя программа сохраняла популярность. Это не только в твоих интересах, но и в наших.

Он уже, оказывается, считал самсоновскую передачу своей, ведь она приносила хорошие деньги.

Алекперов поднялся из кресла и поправил галстук. Галстук у него был преотличнейший: неброский и дорогой. Так одеваются настоящие боссы.

– Хорошо, – каким-то скучным голосом сказал Самсонов. – Я учту твои пожелания.

– Учти, учти, – улыбнулся Алекперов, не желая, видимо, расставаться с чувством взаимного неудовольствия. – А то ведь, не ровен час, тебя действительно бить начнут.

Он дважды за последние пятнадцать минут упомянул о грядущих неприятностях. И я вдруг подумал о недавних гостях Самсонова, после «беседы» с которыми он так безуспешно вытирал с лица кровь. Подумал и посмотрел на Алекперова, пытаясь оценить, мог ли он участвовать в чём-то неприглядном. На мой взгляд, выходило, что мог. Запросто.

Глава 12

Мы прибыли к месту грядущих событий в небольшом фургончике. За рулём сидела Светлана, она остановила машину за полквартала до нужного нам дома, и Самсонов махнул мне рукой: «Выходи!». Он тоже вышел, и машина тотчас отъехала. Самсонов посмотрел на свои часы и сказал:

– Двадцать минут. Нормально.

Оценивающе оглядел меня с ног до головы и повторил:

– Нормально.

Показал рукой вдоль улицы:

– Твой «москвич» мы поставили в аккурат напротив дома.

– Я знаю.

Я подбросил и поймал ключ от замка зажигания.

– Не пижонь, – напутствовал меня Самсонов и подтолкнул вперед. – Иди, пора. Я буду рядом, но не на виду.

Синий «Москвич» стоял возле Марининого дома. Чуть дальше, метрах в пятнадцати, я увидел наш фургон. Окна были закрыты занавесками, за ними скрывался Кожемякин со своей камерой. Вторая камера была установлена в одной из квартир первого этажа – Марина договорилась об этом с одной из своих соседок, не посвящая её в подробности предстоящих событий.

Я сел в «Москвич», ожидая появления Дёмина. И не я один его ждал. По тротуару прохаживались нарядно одетые ребята и нервно поглядывали на часы. Друзья жениха, которым было поручено встретить машину, заказанную для свадебного кортежа. Уже дважды из дома выбегал возбуждённый и раскрасневшийся жених. Им пора было отправляться в ЗАГС. Но машины всё не было. Я уже и сам начал волноваться, потому что видел тот «Запорожец», на котором должен прибыть Дёмин. Жалкое зрелище! Эта машина могла и не добраться до места съёмок.

Снова появился жених. Этот Саша имел довольно невзрачную внешность и был головы на две ниже меня. Теперь ещё представьте его растерянно-обиженное, почти детское лицо – и вы меня поймёте. Он не для Марины, теперь я это точно знал. Не будь у Саши квартиры, Марины бы он не видел как своих пунцовых ушей.

И вдруг показался долгожданный Дёмин. На него поначалу никто, кроме меня, и внимания не обратил. Кто же обратит внимание на грязно-зелёный «горбатый» «Запорожец» с нелепым ржавым багажником на крыше, когда все ждут чёрную «Волгу». Дёмин остановил машину прямо напротив разодетой компании и выглянул в открытое окно. У него было озабоченное лицо человека, который знает, что уже опоздал.

– Ребята! – сказал он таким голосом, словно не на машине приехал, а бежал сюда от самого Останкино. – Это дом номер восемь?

На него обратили, наконец, внимание. И увидели вкривь и вкось повязанные ленты. И чумазую свадебную куклу, косо прилепленную на капоте. Я видел, как у всех вытянулись лица. А жених – тот вообще помертвел. Но они ещё думали, что, может быть, это какая-то ошибка.

– Да, – ответил кто-то после тягучей и нехорошей паузы. – Дом восемь.

Но не удержался и всё-таки спросил:

– А что?

– А у кого здесь свадьба? – осведомился Дёмин и хлопотливо извлек из нагрудного кармана наряд-путёвку.

Повисла тишина. Я думал, что жених хлопнется в обморок. Но он каким-то чудом устоял.

– У меня свадьба, – выдохнул он с большой задержкой. – Но вы, наверное, не к нам.

– Квартира двадцать пять, – не стал тянуть резину Дёмин. – Ваш заказ?

Чей же еще? Жених окончательно сник. С ним сейчас можно было делать всё, что угодно. Видя это, один из его друзей взял инициативу на себя.

– Слушай, мужик, – сказал он Дёмину пока без угрозы, но и неласково. – Я что-то ничего не понимаю. Где «Волга»?

– Какая «Волга»? – округлил глаза Дёмин.

– Которую мы заказывали.

– Вы не «Волгу» заказывали, – веско сказал Дёмин. – Вы заказывали ав-то-мо-биль, – так по складам и произнёс. – А что вам пришлют – дело десятое. Что есть, то и дают.

Жених тем временем дозревал: или обморок, или драка.

– Так что, едем? – дерзко спросил Дёмин.

– На чём?! На этом вот?! – взвился жених и ударил ногой по крылу древнего «Запорожца».

Значит, драка. Я приоткрыл дверцу, чтобы при первой опасности броситься к Дёмину на выручку. Его колымагу тем временем обступили со всех сторон. Из окон выглядывали соседи жениха. Все-таки Самсонов был прав: люди обожают наблюдать за свалившимся на других несчастьем.

– Послушай, брат! – примирительно сказал Дёмин. – Какие проблемы? Снимаешь заказ? Распишись вот здесь, и я уеду.

Жених выхватил из его руки путевой лист, скомкал его и швырнул Дёмину в лицо. Так с нашим администратором, кажется, ещё никто не поступал. Я мысленно поаплодировал мужественному Саше.

– Я здесь ни при чём, – пытался успокоить его Дёмин. – Поверь. Мне диспетчер велел – я и поехал. Я даже не знал, куда еду. У нас то похороны, то свадьба – заказ за заказом.

– Вы ещё и похороны обслуживаете? – уже совсем нехорошим голосом уточнил жених.

– Ну, конечно! – с готовностью подтвердил Дёмин. – Вы не смотрите, что машина маленькая. Мы веревками прикручиваем гроб к багажнику на крыше – и с ветерком до кладбища.

«С ветерком до кладбища» – это было уже слишком. Жених пошёл пятнами, и я понял, что пора вмешаться, иначе прольётся кровь. И всё-таки я несколько запоздал. Саша взвыл и кинулся на Дёмина. Он, без сомнений, раскровенил бы нашему администратору лицо, если бы на полпути его не перехватили друзья. Саша бесновался и кричал. Его безуспешно пытались успокоить. Дёмин побледнел и суетливо озирался по сторонам, высматривая пути отступления. Я врезался в толпу, раздвигая вконец растерявшихся людей, и через секунду оказался между Дёминым и Сашей, которого по-прежнему придерживали друзья. Краем глаза я увидел, что из подъезда выбежала прекрасная, как добрый сон, Марина. Они оба – и жених, и невеста – жили в одном подъезде, и Марине уже сообщили о случившемся.

– Ребята, не надо крови, – попросил я.

Саша смотрел на меня невидящим взором и почти плакал. Ребёнок, да и только!

– Я здесь с машиной. Довезу, раз уж такая история.

За моей спиной кто-то невидимый уговаривал Дёмина уехать. Он, осмелевший при моём появлении, капризно требовал расписаться в путевом листе, добросовестно доигрывая свою роль.

Марина протиснулась сквозь толпу. Она была чертовски хороша в подвенечном платье. И даже встревоженное выражение её лица не портило общего впечатления.

– Поздравляю вас обоих, – галантно провозгласил я. – И прошу в моё авто.

Марина, похоже, здорово испугалась, обнаружив своего суженого в столь плачевном состоянии. Наверное, и она уже поняла, что совершила ошибку, устроив розыгрыш в такой день. Я ободряюще улыбнулся ей. И только тогда она мне ответила улыбкой.

– Прошу в авто! – повторил я. – Домчу за две минуты!

– Спасибо, – пробормотал раздавленный обрушившимся на него позором жених.

Он ещё не ожил, разве что в глазах мелькнули слабые искорки надежды. Всё ещё надеялся на чудо. Но до чуда пока было далеко. Только он этого не знал.

Сопровождаемый толпой друзей жениха и сочувствующих, я привёл всех к своему «Москвичу». Это был новый удар для истерзанного сердца. Проржавевшие насквозь крылья, порванная обивка салона – зрелище не для слабонервных. Я сделал вид, что ничего особенного не происходит.

– Ленты сейчас перевесим, – развивал я план дальнейших действий. – Куклу я тоже закреплю. На капоте не получится, так я её на бампер.

Саша откровенно затосковал. Это был шок. Наверное, сегодняшние неприятности он экстраполировал на всю будущую семейную жизнь. Картина получалась безрадостная. Я снова ободряюще улыбнулся Марине. Она тоже ответила улыбкой – более смелой, чем минуту назад. «Ну и тюха у тебя будущий муж!» – сказал я ей взглядом.  «Я же тебе говорила», – так же безмолвно ответила она.

Из-за чужих спин вынырнул Дёмин. Он ещё не оставлял надежды заполучить подпись несостоявшихся клиентов. При виде Дёмина Саша немного ожил и попытался дотянуться до администраторской физиономии, но ему и на сей раз не позволили этого сделать.

– Едем! – в который уже раз предложил я. – Время не ждёт!

– Едем, – согласился Саша со скорбным выражением лица.

Я чуть не спросил, не спятил ли он. Разрабатывая сценарий, мы исходили из того, что он откажется от моего предложения. А он согласился. И тем самым запросто мог спутать нам все карты. Я быстро взглянул на Марину. И она мгновенно меня поняла. Надула губки и сказала:

– На этой вот ехать?

И ткнула пальчиком в сторону моего ржавого «Москвича».

Саша посмотрел на неё так, словно молил о пощаде. Но Марина проявила характер.

– Я не поеду на этом!

– А на чём ты поедешь? – с тоской вопросил несчастный Саша.

Он стоял спиной к перекрёстку и не видел того, что там происходит. А Марина видела. И улыбнулась.

– Знаешь, чего я хочу? – произнесла она мечтательно. – Ведь сегодня такой день – особенный. И если уж машина – то «роллс-ройс».

Какая же она была актриса! Я даже не подозревал. А машина уже приближалась.

– Чтобы запомнилось! – сказала Марина. – Тебе бы хотелось, милый?

Обняла жениха и развернула. «Роллс-ройс» мягко затормозил. Он был надраен до блеска, и вся наша компания отражалась в его зеркальном покрытии. У Саши вытянулось лицо. И тогда я понял, что был стопроцентно прав, предложив Самсонову именно такую концовку.

Сам Самсонов, словно водитель заказного лимузина из западных фильмов, сидел за рулем. Наконец, он ступил на мостовую, и его тут же узнали.

– Друзья! – провозгласил он. – В жизни случаются самые разные неприятности – то маленькие, то большие. Но они проходят, уступая место добрым событиям. Сегодня вы убедились в этом. Пусть ваша жизнь будет такой же великолепной, как и этот автомобиль. Прошу!

И сделал широкий жест рукой, приглашая жениха и невесту занять места в обшитом дорогой кожей салоне.

И тут Сашу прорвало. Он торжествующе возопил и присел, выбросив вверх сжатые в кулаки руки, а потом и вовсе рухнул на колени. Вы когда-нибудь видели, как подобное проделывают футболисты, забив решающий гол? Тогда вы поняли, как это выглядело со стороны: посреди мостовой на коленях стоял жених, одетый в новенький, с иголочки, чёрный костюм, при галстуке, и торжествующе орал от восторга. Десятки людей наблюдали за происходящим из окон и с балконов. А потом все стали аплодировать. Люди впервые увидели, как сказка, наконец, заглянула и в их жизнь. Это были искренние аплодисменты, от души. И искренние чувства.

Самсонов стоял у «ройса», скромно потупившись, как творец принимая восторги поклонников своего таланта.

И я понял: он действительно талантлив. Гений! Кто-то создаёт картины. Кто-то пишет книги. Все пытаются постичь душу человека и объяснить самого человека. Но не получается. Потому что додумано и приукрашено. А у Самсонова материал – сама жизнь. Поэтому у него получается без фальши. Истинно гений.

Глава 13

Далее по сценарию предстояла поездка в ЗАГС с последующим перемещением к дверям ресторана, где мы и должны были расстаться с нашими героями, но сложилось иначе. Марина наотрез отказалась отпускать нашу съёмочную группу и буквально повисла на Самсонове, нежно воркуя и приглашая его принять участие в их маленьком семейном торжестве. Я готов был поставить ей пять баллов за предприимчивость – она старалась выжать из сложившейся ситуации максимум полезного. Если на свадьбе будет сам Самсонов, куда там прочим свадебным генералам! И Саша, новоиспечённый муж, настаивал. Он совсем ожил и выглядел неплохо, но я-то видел его чуть раньше и поэтому шепнул на ухо Самсонову:

– Надо соглашаться, Сергей Николаевич. Иначе с нашим героем опять приключится истерика.

Самсонов посмотрел мне в глаза и понял, что я не шучу.

– Хорошо, – с улыбкой сказал он. – Какая в конце концов разница?

Он имел в виду традиционное обмывание очередной съёмки, которое можно совершить и за свадебным столом.

Марина благодарно чмокнула Самсонова в щеку. Саша закричал «ура!». Гости подхватили его торжествующий вопль. После чего все прошли в банкетный зал. Столы ломились от еды. Оркестр на эстраде готовился к выступлению. Официантки в неприлично коротких юбках скользили по роскошному залу, не забывая при этом улыбаться гостям. Я и не представлял, что Самсонов оплатил такой зал и такие яства. Если он идёт на такие траты для героев передачи, то как ему хватает денег на всё остальное – на зарплату нам, содержание техники, постройку и отделку своего шикарного дома? Денег, которые платит за нашу передачу телевидение, явно недостаточно.

Я ещё долго размышлял бы об этом, если бы меня не отвлёк Саша. Он обнимал меня и был похож на маленького ребенка, льнущего к отцу.

– Ну, вы меня и разыграли, ребята! – смеялся он.

Наверное, уже отошёл. А ко мне и без того питал самые тёплые чувства. Как-никак именно я пришёл к нему на помощь в трудную минуту и предложил воспользоваться своим авто: как говорится, из двух зол выбирай, Саша, меньшее.

– Тебя как звать?

– Женя, – ответил я.

– Женя, – мечтательно протянул Саша и разве что только не зажмурился от счастья.

Всё-таки он ещё был немного не в себе. И не мудрено. Такой торжественный, волнующий день – и столько сюрпризов – у любого мозги набекрень будут.

– Я посажу вас всех вот здесь, – объявил Саша и показал рукой наши места.

Я попытался протестовать, потому что, судя по всему, эти места предназначались самым дорогим гостям. Но жених был неумолим и проявил твёрдость характера, которой я в нём прежде не замечал. Так что в конце концов мы оказались рядом с молодожёнами. Марина бросала в нашу сторону полные счастья взгляды. Я улыбался ей.

Когда началось основное действо, включающее в себя тосты, подарки, а также поздравления от далеко живущих родственников, не почтивших мероприятие своим присутствием, Самсонов приступил к «разбору полетов». Это было как бы выездное заседание наших загородных посиделок.

Первому досталось Дёмину – за то, что эпизод со свадебным «Запорожцем» оказался таким куцым. Самсонов рассчитывал, что хронометраж получится более приличным. Дёмин, уже успевший «промочить» три тоста, вяло защищался. И ожил, только когда Самсонов пригрозил не ставить его в кадр на следующей съёмке.

– Я сделал, что мог! – вспылил Дёмин. – Кто виноват, что этот парень вспыхнул так быстро? Дело к драке шло! Мы что, должны были драку снять?

– Почему бы и нет? – хмыкнул Самсонов.

– Тогда все претензии – к нему, – кивнул в мою сторону Дёмин. – Он вмешался и вывел меня из игры.

– Так и было, – подтвердил я. – Надо было спасать нашего администратора.

– Герой! – оценил Самсонов. – Александр Матросов!

– Так по-другому не получалось, Сергей Николаевич, – вступился за нас Загорский. – И Женя всё делал правильно. Будем отсматривать в монтажной материал, сами увидите.

Самсонов пожал плечами и промолчал. Я с благодарностью посмотрел на Загорского. Он благородно сделал вид, что не стоит благодарности.

– Как у тебя? – спросил Самсонов, обращаясь к Светлане.

– Звук есть. Но дважды мимо проезжали машины, будет фон.

– А в «Запорожец» Ильи ты ставила микрофон?

– Да.

– Тогда беспокоиться не о чем, возьмём звук оттуда.

Подоспел очередной тост. Естественно, за молодых. Самсонов вполголоса предложил свою версию: «за сегодняшнюю съёмку». Мы выпили вместе со всеми – они за своё, мы за своё.

– А ты молодец, – неожиданно сказал мне Самсонов.

И все наши посмотрели на меня так, словно видели в первый раз. Интересно всё-таки посмотреть на человека, которого похвалил сам Самсонов. Не каждый день такое случается.

– Концовку отличную придумал. Вот это – с «Роллс-ройсом». Я только там, на месте, и оценил.

Я, наверное, зарделся от смущения, потому что Самсонов вдруг хмыкнул и опустил глаза. Зато Светлана смотрела на меня так, словно ещё больше убедилась в том, что не ошиблась во мне. Я подмигнул ей. Она ответила мне заговорщицкой улыбкой.

– Что у нас далее по плану, Илья? – спросил Самсонов. – Что снимать будем? «Задержание преступника»?

– Нет. Готовимся к «Сотому посетителю».

– А «Задержание» когда?

– Следующее в плане после «Сотого посетителя».

– Это хорошо, – оценил Самсонов. – В «Сотом посетителе» работы немного, отдохнем.

И, посмотрев вдоль стола, позвал негромко:

– Алексей!

Наш второй оператор, Кожемякин, сидел с тоскливой задумчивостью и разглядывал пустую рюмку.

– Алексей! – чуть возвысил голос Самсонов. И только тогда Кожемякин очнулся.

– Всё нормально? – осведомился Самсонов.

– Ну, конечно, – пьяно улыбнулся Кожемякин.

Светлана украдкой вздохнула.

– Проблемы? – шёпотом спросил я.

– Пока нет, но будут.

– Что с тобой? – озаботился я.

Она невесело усмехнулась.

– Не со мной. С ним, – и кивнула в сторону Кожемякина.

Тот и вправду был совершенно пьян. Я уже слышал, что в пьяном виде он себя почти не контролирует.

Музыканты на эстраде заиграли вальс для молодых. Саша вывел свою жену в центр площадки. Я ожидал увидеть какое-нибудь комичное действо, но Саша, к моему удивлению, оказался хорошим танцором. Впечатление немного портил его малый рост, но танцевал он очень даже неплохо. Я бы так не смог.

Марина буквально порхала. Она была юна и прелестна в своём свадебном наряде. Я почувствовал, что хочу любви, и выразительно посмотрел на Светлану. Она ответила мне невнимательным взглядом, потому что была поглощена созерцанием танца.

– Тебе передают привет, – негромко произнес Загорский.

– Кто? – удивился я.

– Константин Евгеньевич.

За событиями последних дней я успел несколько подзабыть этого человека в роскошном халате с атласными лацканами.

– Спасибо, – проявил я вежливость.

– На днях будет премьера в Большом. Вы могли бы увидеться.

Я промолчал, потому что не понимал, зачем нам с Константином Евгеньевичем видеться. Но у Загорского было своё мнение на этот счёт.

– Такой дружбой не пренебрегают, – сказал он негромко. – В Москве трудно обжиться, не имея покровителей.

– Да, – на всякий случай подтвердил я. – Что правда, то правда.

– Константин Евгеньевич может многое. Очень многое.

Я обернулся к Загорскому, но его лицо оставалось бесстрастным. Хотелось спросить у него, кто такой Константин Евгеньевич, но я не посмел этого сделать. Возможно, он какой-нибудь мафиози. Крупный делец. Или криминальный авторитет.

– Так что передать? – осведомился Загорский.

Я посмотрел ему в глаза. И понял, что отказываться нельзя.

– Хорошо. Я готов.

В зале тем временем случился переполох – украли невесту. Никто, похоже, даже не заметил, как это произошло. Растерянный и возбуждённый Саша метался по залу. От него требовали выкуп за невесту. Внезапно его взгляд упал на меня.

– Выручай! – сказал он, приложив к груди свою розовую ладошку. – Найди Марину!

Он помнил, что один раз я его уже выручил. И теперь ожидал от меня повторения подвига.

– Где же её искать? – вяло запротестовал я. – Отдай выкуп, и дело с концом. Сами приведут.

– Э-э, нет! – погрозил мне пальчиком Саша. – Её ещё раз десять за сегодняшний вечер своруют – где же мне столько денег набрать?

Он был нетрезв, но сохранил расчётливость рачительного хозяина. Ему бы бухгалтером работать. Копеечка к копеечке. У таких это неплохо получается.

Саша проявил настойчивость, и я отправился на поиски. Сашины друзья, как я видел, успели осмотреть все закоулки в зале, и, значит, искать надо было не здесь. Я спустился в пустынное фойе, потом по чёрной лестнице поднялся на кухню. Здесь почти не было людей, но толстая повариха взглянула на меня и заговорщицки улыбнулась.

– Невесту не видели? – на всякий случай спросил я.

– Нет, – ответила она и улыбнулась ещё шире.

Значит, где-то здесь.

В коридоре, ведущем в банкетный зал, я увидел женщину. Мне показалось, это кто-то из гостей. Она стояла у обитой железом двери спиной ко мне. Я не стал торопить события. И очень скоро был вознагражден. Женщина направилась вдоль коридора к залу, и теперь я мог заняться дверью, которую она до того охраняла. Здесь была металлическая задвижка с проушинами для замка, но сам замок отсутствовал. Я сдвинул задвижку и приоткрыл дверь. Это была кладовая с зарешёченным окном. Вдоль стен лежали тугобокие мешки. Стеллаж в дальнем левом углу был забит разновеликими коробками. И среди этого живописного беспорядка пребывала Марина.

– Привет, – сказал я. – Наконец-то я тебя нашёл.

Я переступил порог и тут же услышал шорох за спиной. Развернулся, но было уже поздно. Дверь захлопнулась, и я услышал, как щёлкнула запираемая задвижка. Марина засмеялась и крикнула:

– Не открывайте, не открывайте! Его Саша послал!

– Так что – будем сидеть? – осведомился я и обернулся к Марине.

Она стояла передо мной в белоснежном платье – и даже неподобающая обстановка не могла ни на каплю умалить её красоты.

– Вот и встретились, – сказала она и пошла ко мне.

От неё исходил чудный запах дорогих духов. Я увидел её губы близко-близко.

– Ну? – вопросительно-требовательно шепнула она.

Но я все ещё не решался. И тогда она мне помогла.

– Как тогда, в лифте – помнишь?

Я помнил, конечно. У неё очень нежные губы. Целовать их – ни с чем не сравнимое наслаждение. И я поцеловал. Она тотчас прильнула ко мне. «Слились в поцелуе» – слышали такое? Именно это с нами и произошло. Паузы между поцелуями были совсем недолгими, и Марина едва-едва успевала обдавать меня горячим шёпотом:

– Я вспоминала тебя… Всё это время… Как там, в лифте… Ты помнишь?..

Я вдруг ощутил присутствие её рук там, где никак не ожидал обнаружить. И почему-то всполошился, отступил на шаг, но Марина вновь прильнула ко мне, не давая возможности спастись бегством.

– Ну, что ты? – возбуждённо шептала она. – Чего испугался?

– Ты сошла с ума!

– Конечно, – легко согласилась она. – Любовь – это всегда немножко сумасшествие.

– В такой день!

– Это всё равно произойдёт, – сказала Марина. – Так почему бы не сегодня?

Я не сомневался, что она быстро наставит Саше рога. Но не думал, что это произойдёт ещё до первой брачной ночи.

– Не блажи! – с мольбой произнёс я. – Не сегодня. Ладно?

Я пятился, но Марина не давала мне возможности отстраниться от неё и шла следом до тех пор, пока я, наткнувшись на мешки, не упал. Я чувствовал, что твердости духа мне хватит ненадолго, и не ошибся. Единственное, чего я опасался – что кто-нибудь внезапно откроет дверь. Поэтому всё произошло очень быстро. Марина вдруг засмеялась и благодарно поцеловала меня.

– Ты настоящий герой, – сказала она.

Это было похоже на шутку. И только позже я понял, что её возбудило само ощущение близкой опасности. В день свадьбы, на каких-то мешках, и поэтому даже скоротечное удовольствие представлялось ей необыкновенной роскошью.

Ещё через пять минут нас нашли. Когда дверь кладовой распахнулась, я увидел Сашу. Мне было неловко, я развёл руками и пробормотал:

– Меня заперли, как видишь.

Он засмеялся и похлопал меня по плечу. Так ничего и не понял. Марина чмокнула его в щёку – игриво и буднично одновременно. «Они проживут так всю жизнь, – вдруг понял я. – Он ни о чём не будет догадываться. А у неё хватит сообразительности на то, чтобы соблюдать осторожность. Люди, которые не будут мешать друг другу. Не идеальная ли это семья?»

Я вернулся к столу. Меня здесь, как оказалось, уже потеряли.

– Меня заперли, – объявил я. – В кладовой, с невестой.

– Тет-а-тет? – уточнил Самсонов.

– Да.

– Надеюсь, ты не сплоховал?

– Конечно, нет, – не стал кривить душой я.

Все засмеялись. И Самсонов тоже. Но мне показалось, что он, единственный из присутствующих, понял меня правильно. Он был чертовски проницателен, как я успел заметить.

Мы с Мариной украдкой обменивались взглядами. Теперь Саша приставил к ней двух «телохранителей», которые маячили в непосредственной близости от его молодой жены, но этим ребятам было невдомёк, что они спохватились слишком поздно.

«Телохранители» сопровождали Марину повсюду, даже когда она танцевала, и единственный раз они несколько поумерили свой пыл – во время танца Марины с Самсоновым. Ему они доверяли. Самсонов нежно поддерживал Марину, и они кружились в танце прямо передо мной, так что кровь вскипела в моих жилах. Самсонов что-то шептал на ушко своей партнёрше, и она отвечала ему с милой и несколько дерзкой улыбкой. Иногда Самсонов бросал взгляд в мою сторону, и когда это произошло в очередной раз, я подумал, не обо мне ли идёт речь.

Через минуту Самсонов вернулся к столу. Он был меланхолично задумчив и совершенно недоступен. Его воинство тем временем поредело. Загорский уехал. Дёмин куда-то исчез, хотя его сумка осталась стоять под столом. Один только Кожемякин мужественно боролся со сном, оглядывая присутствующих пьяным бессмысленным взором, да мы со Светланой сидели, думая каждый о своём.

– Может, поедем ко мне? – шепнула Светлана.

Я не проявил энтузиазма, но она не обиделась, так как со стороны казалось, что я размышляю. Пока я думал, Кожемякин пришёл в движение. Я уж не знаю, какой рычажок соскочил в его распаленном алкоголем мозгу, но он начал бузить. Что-то нехорошее и грязное, что он всё время держал в себе, вдруг выплеснулось площадной бранью и битьём посуды. Наверное, так выглядит приступ белой горячки.

Его пытались скрутить, но не могли. Кожемякин схватил в каждую руку по вилке и страшно завопил:

– Попишу!

От него отскочили, потому что угроза была совершенно недвусмысленной. Я дёрнулся было, чтобы попробовать утихомирить Кожемякина, но Светлана вцепилась в меня мёртвой хваткой. Она, наверное, знала о нём что-то такое, чего не знал я.

И только Самсонов не испугался. Поднялся со своего места и неспешно направился к Кожемякину. На него смотрели как на камикадзе. Самсонов подошёл к пьяному вплотную, протянул руку и коротко сказал:

– Дай!

Он смотрел Кожемякину прямо в глаза. Это продолжалось секунду или две. Кожемякин дрогнул и швырнул вилки на пол. По залу пронёсся вздох облегчения. Но это было ещё не всё.

– Ты не понял, – произнёс Самсонов. – Я же сказал «дай», а не «брось».

И вдруг ударил Кожемякина по лицу. Кожемякин пошатнулся, но не упал. Самсонов обернулся к нам, и я увидел, какое у него спокойное лицо.

– Светлана! Надо его отвезти домой.

Мы спустились вниз. Кожемякин шёл сам. Как побитая собака.

– Бить его не надо было, – произнесла Светлана.

Мне тоже так показалось. Но у Самсонова были свои резоны, и он даже не удостоил нас ответом.

Загрузились в фургон. Самсонов остался снаружи.

– Вы разве не едете? – удивился я.

– Останусь, – хмыкнул Самсонов. – Уж больно невеста хороша!

Посмотрел мне в глаза и рассмеялся:

– Она просила, чтобы я тебе её телефончик передал. Запиши где-нибудь, – и продиктовал номер.

Я бы записал. Но рядом сидела Светлана и во все глаза смотрела на меня. Поэтому мне пришлось изобразить равнодушие.

– Мне он ни к чему, – буркнул я.

– Как знаешь, – опять засмеялся Самсонов.

И опять мне показалось, что он знает обо мне больше, чем я могу предположить.

Я захлопнул дверцу. Светлана вывела фургон с автостоянки.

– Ничего себе девица! – сказала она. – У неё свадьба, и вдруг такие фортели.

– Да ладно, брось. Какое нам до неё дело?

Получилось очень естественно. Светлана, кажется, поверила.

А телефончик я всё-таки запомнил. Память никогда ещё меня не подводила.

Глава 14

Мы едва миновали мидовскую высотку на Смоленской, как нас тормознул инспектор ГАИ. Я всполошился, вспомнив, что Светлана «замачивала» тосты наравне со всеми.

– Не трепыхайся, – сказала Светлана. – Всё нормально.

И бросила в рот две подушечки «Стиморола».

Подошёл инспектор, козырнул, представляясь. Поскольку он всё делал слишком уж по инструкции, я чувствовал, что мы наверняка влипли. Когда имеешь дело с педантом, неприятности попросту неизбежны.

– Нарушаем, – сказал инспектор. – Ваши документы, пожалуйста.

Светлана в открытое окно протянула ему «корочки». Среди прочих бумаг я увидел удостоверение служащего телекомпании.

– Вы перестроились из ряда в ряд, не включив сигнал поворота, – объявил инспектор.

Ещё бы мы включили сигнал поворота! Знал бы он, откуда мы едем.

Инспектор тем временем изучал бумаги. И, чёрт возьми, какое же недоброжелательное было у него лицо! Я прикидывал, хватит ли у нас денег, чтобы откупиться. Лично я был почти пустой. Светлана наверняка тоже. Пьяного Кожемякина я совсем не брал в расчёт. Инспектор добрался до «телевизионного» удостоверения и застопорился на нём. Эти корочки он изучал дольше, чем водительское удостоверение Светланы. Потом поднял на нас глаза.

– Вы из передачи «Вот так история»? – спросил он недоверчиво.

– Да, – важно ответила Светлана. – У Самсонова работаем.

И тут инспектор втянул носом воздух. Учуял. Ему бы с таким нюхом в парфюмерной промышленности трудиться. У меня упало сердце.

– А как насчёт теста на алкоголь? – осведомился бдительный страж.

– Что? – изобразила изумление Светлана.

– Запах, – коротко пояснил инспектор. – Прошу выйти из машины.

Я бы сдался, если честно. Но у Светланы нервы оказались крепкие. Она засмеялась и показала рукой себе за спину:

– Вот он, наш ароматизатор. Сами из-за него страдаем.

Инспектор заглянул в салон и увидел спящего Кожемякина. Безо всякого теста можно было определить, что тот в стельку пьян. Инспектор вздохнул и в нерешительности повертел в руках Светланины документы. Снова вспомнил, откуда мы.

– Так вы с Самсоновым работаете?

– Да, – подтвердила Светлана. – Сейчас как раз едем со съёмки. Вот видеокамеры, – с готовностью показала она.

Инспектор посмотрел. Но все ещё колебался.

– Мы спешим, – нахально сказала Светлана. – Наш материал ждут в Останкино.

Инспектор снова вздохнул и вернул документы. Даже не оштрафовал за невключение сигнала поворота.

– Мы пригласим вас на передачу, – посулила благодарная Светлана.

Но телефончик инспектора не взяла. Зато дисциплинированно включила сигнал левого поворота, и мы отчалили от бордюра. Кожемякин даже не проснулся.

– Вот чёрт! – сказал я. – Едва не влипли!

– Кожемякину спасибо скажи. Выручил, хоть и сам того не знает.

– Мы ему потом расскажем.

– Не только про это, – невесело усмехнулась Светлана. – Он же ничего завтра не будет помнить, алкоголик несчастный. Ни про то, как на людей с вилками кидался, ни про то, как домой попал.

– Он всегда такой?

– Да. Как напьётся – с ним проблемы. Я его боюсь, если честно. И никак не пойму, чего с ним Самсонов возится. Знал же, что Кожемякин – урка, и всё равно в бригаду взял.

Она выглядела расстроенной, как будто дело касалось лично её.

– И сегодня вот напился, – добавила с досадой.

– Сегодня имел право, – примирительно сказал я. – Не на чужие деньги пил, на свои. Самсонов ведь свадьбу оплатил.

Я обернулся к Светлане.

– Хотел у тебя спросить. Сколько всё это может стоить?

– Ты о чём?

– Об этой свадьбе. Шикарный ресторан, отдельный зал, одних гостей более ста человек. Это же дорого!

Светлана кивнула, подтверждая, что действительно дорого.

– Тысяч пять? – высказал я предположение. – Если считать в долларах.

– Ну, что ты! Конечно, дороже.

– Дороже? – изумился я.

Светлана что-то прикинула в уме.

– Никак не меньше десяти тысяч. А может, и все пятнадцать.

– Но как же так! Откуда такие деньги? Ведь ещё наша зарплата плюс аренда монтажной плюс…

– Я не знаю, Женя, – отмахнулась моя спутница. – Да и что нам за забота? Самсонов хозяин, ему виднее.

– Я знать хочу! Потому что видел, как его разукрасили в его же собственном кабинете. С чего бы это, а? И если ему достанется, то в какой-то момент обязательно и нам перепадёт. Так?

Когда я начинаю заводиться, это сразу заметно. Светлана вздохнула. Я был уверен, что она знает намного больше, чем говорит.

– Ты рассказывала, что нам за каждую передачу телевидение платит, – напомнил я. – Но этих денег ведь на всё не хватит. Простой подсчёт показывает…

– Прямо счетовод Вотруба какой-то! – с досадой произнесла Светлана.

Не хотела говорить, я видел. И все-таки решилась:

– Это не все деньги, конечно, ты прав. Я не знаю всех тонкостей, но большие суммы набегают от рекламодателей.

– Самсонов получает деньги за рекламу?

– Не за ту, какую ты видишь в передаче в виде роликов. Это размещает сам телеканал, которому мы продаем передачу. Это их бизнес. Они скупают у производителей телепрограммы, которые пользуются успехом у зрителей, и эти телепрограммы заполняют рекламой, которую оплачивают рекламодатели. Простая схема. И очень большие деньги.

– А Самсонов? – напомнил я.

– Он зарабатывает на скрытой рекламе. Может быть, ты обратил внимание, что в наших передачах в кадре всегда оказывается то плакат какого-нибудь банка, то действие разворачивается на фоне фирменной закусочной. Эмблема или название мелькает на экране, никто на это даже внимания как будто не обращает, но в мозгу отпечатывается намертво, ты уж поверь. Вот за это фирмачи Самсонову и платят.

– Много?

Светлана пожала плечами:

– Никто этого не знает. Оплата идет наличными, из рук в руки. Так что точные цифры знает только Самсонов и тот, кто ему платит. Могу только предполагать. В передачах такого уровня, как наша, за размещение скрытой рекламы платят от десяти до двадцати тысяч долларов.

– В месяц? – не поверил я.

Светлана засмеялась:

– За каждую передачу.

Этой фразой она сразила меня наповал. Наша передача выходила раз в две недели. Самые приблизительные расчеты выдавали сногсшибательную цифру.

– Это же полмиллиона долларов в год, – пробормотал я. – Чистыми. Безо всяких налогов. Нет, не может быть.

Я покачал головой, показывая, что не могу поверить.

– Дом, в котором живет Самсонов, стоит больше трехсот тысяч, – сказала Светлана.

– Трехсот тысяч – чего?

– А ты как думаешь? – засмеялась она.

Значит, всё правда.

– Я и не думал, что влипну в такую историю.

– В какую историю, глупенький?

– Мы же все вместе с ним пострадаем! – сказал я. – Ты хоть это понимаешь? Я же видел тех ребят…

– Каких ребят?

– Которые в тот раз приходили к Самсонову. Они же всем нам головы поотрывают!

Светлана, наверное, всё-таки испугалась. Потому что изменилась в лице.

Глава 15

Мы шли по длинному и пустынному коридору.

– А ты трепло! – сказал мне Самсонов.

– Я вас не понимаю, Сергей Николаевич.

Он искоса взглянул на меня. В его глазах я увидел насмешку и презрение.

– Кто Светке набубнил про историю, приключившуюся в моём кабинете?

Если ты доверил тайну женщине – это уже не тайна. Какая бы распрекрасная женщина ни была. Я виновато вздохнул.

– Трепло! – убеждённо заключил Самсонов.