Читать книгу Человек без маски - Владимир Великий - Страница 1

Дон Кихот в погонах

1979 год. 19 февраля. Понедельник. 7 часов утра. На крохотном автовокзальчике грузинского города Вале стояли два молодых офицера. Они почти одновременно то и дело поглядывали на свои наручные часы. До отправления автобуса оставалось минут пять, не больше. Однако военнослужащие словно не замечали транспортную безрельсовую машину на колесном ходу, уже стоявшую на парах.

Старший лейтенант, он был несколько ниже ростом своего коллеги, капитана и к тому же очень упитанный, довольно часто бубнил себе под нос:

─ Андрюха, перестань горевать… Пытаться что-либо начальнику доказывать ─ бесполезно, ты же ведь об этом сам знаешь…

Иногда он снимал со своей головы фуражку с красным околышем, приглаживал рукой волосы, торчавшие по разные стороны, и вновь произносил:

─ Не переживай, Андрей Петрович… Береги свое здоровье для гражданки....

Старший по званию на нравоучения однополчанина почти не реагировал. Он стоял и молчал, словно изваяние, лишь иногда не то от нервов, не то от нечто другого часто сжимал свои зубы, порою даже скрипел ими. Не без особого труда можно было определить, что этого стройного молодого человека с несколько продолговатым симпатичным лицом, что-то беспокоило. Он также изредка поглядывал по сторонам и от прохлады густого тумана растирал свои холодные руки или засовывал их в карманы своего офицерского полупальто.

Капитан Рокотов был полностью погружен в мир своих тягостных размышлений, которые были подвластны только ему одному и больше никому. В это же время водитель, пожилой мужчина с довольно длинным носом помахал рукой в сторону неподалеку стоявших офицеров и с небольшим акцентом по-русски прокричал:

─ Товарищи офицери-и, прошу занять свои места… Мы отправляемся… Ждать уже не будем, не бу-де-ем…

Рокотов тяжело вздохнул, и внимательно посмотрев на коллегу, начальника медицинской службы полка, с улыбкой произнес:

─ Женя, я думаю, что я и без тебя найду окружной военный госпиталь… ─ Затем, слегка похлопав по плечу не по возрасту располневшего офицера, добавил. ─ Иди-ка ты к себе в лазарет и глуши спирт… Это куда лучше, чем трястись в металлическом саркофаге, где едут не только люди, но и козы или куры…

Женька Михайлов, так звали старшего лейтенанта, на язвительную просьбу своего закадычного друга прореагировал совершенно спокойно. Он несколько скривил свою физиономию, затем, приложив руку к козырьку фуражки, с улыбкой его успокоил:

─ Товарищ капитан… Для меня приказ начальника ─ закон для подчиненного… ─ Потом он слегка толкнул офицера в плечо, и взяв его за руку, почти с силой втянул его в автобус.

В небольшом салоне пассажиров было куда меньше, чем всевозможных баулов, мешков и ящиков. Они были на руках у сидевших, ими были забиты не только сиденья, но и часть прохода. Однополчане почти полчаса стояли, не было свободного места. Стояли молча, лишь изредка бросали друг на друга взгляды и улыбались. Каждый думал о своем. Рокотов то и дело закрывал глаза, пытался воспроизвести все то, что произошло с ним вчера вечером, несколько часов назад.

Сначала ему позвонил майор Сафронов из политотдела дивизии. Он очень долго просил его сделать «отметку» в окружном госпитале. Потом предупредил, что в противном случае для строптивого капитана карьера вообще будет закрыта. Рокотов все внимательно слушал. Вскоре указания начальника ему надоели. Он не выдержал и смачно его отматюгал. Положив трубку, он некоторое время сидел неподвижно. Размышлял, что делать дальше. Посоветоваться было не с кем. Жена была в России, у своих родителей. Он прилег на диван. Вновь впал в раздумья. Затем решил пойти в военный городок. Хотел развеяться и «подчистить» кое-какие бумаги. Он неспеша переоделся и вскоре оказался в части. Не успел он пройти контрольно-пропускной пункт, как перед ним вырос командир полка. Рокотов криво усмехнулся, начальник имел дурную привычку. После посещения ресторанчика, расположенного неподалеку, полковник Пукас, как правило, заглядывал к своим подчиненным. Увидев офицера, немолодой мужчина сильно зевнул, затем с некоторой ехидцей произнес:

─ А что здесь делает гвардии капитан Рокотов? ─ Смачно плюнув на асфальт, он продолжил. ─ По моим агентурным данным, ты должен уже быть в психушке…

Рокотов внимательно посмотрел на начальника, у которого живот чем-то напоминал большой воздушный шар, и сквозь зубы процедил:

─ Должен, но не обязан, товарищ гвардии полковник… Тем более, Вы никакого понятия в медицине не имели и не имеете…

Лихо козырнув, капитан направился в сторону штаба, где находился его кабинет. Он вошел в небольшую комнату и уселся за стол. Призадумался…

Внезапно в коридоре раздался не то грохот, не то ему подобное. Рокотов быстро открыл дверь и слегка был ошарашен. По коридору бежала дюжина солдат с автоматами через плечо. Позади с перекошенной физиономией ковылял Пукас. Тут же раздался громовой голос мужчины в папахе:

─ Караул, слушай мою команду! К бою!

Подчиненные, скорее всего, не поняли приказ начальника, от которого несло как из винной бочки. Возможно и растерялись. Одни, сломя голову, бросились назад, на улицу. Они чуть было не смели со своего пути того, кто ими командовал. Другие, упав на пол, неподалеку от кабинета Рокотова, присоединили к автоматам магазины с боевыми патронами. Передернули затвор. Затем уставились на мужчину в высокой меховой шапке.

Несогласованнось действий караульных рассмешила Андрея Роктова. Он сделал несколько шагов навстречу начальнику, и слегка покачивая головой, произнес:

─ Товарищ полковник… Я что-то не пойму… Зачем такие маневры, да и еще в штабе части?

Пукас сначала ничего не сказал. Скрипел зубами. Корил себя за то, что по-настоящему не проинструктировал состав караула по захвату вольнодумца в погонах. Во время обеда ему звонил полковник Самойлов. Просил во что бы то ни стало доставить Рокотова в окружной госпиталь, вплоть до применения силы. Затем он открыл рот и с ухмылкой отпарировал:

─ Не говори, капитан… Этих салаг учить бесполезно, хоть днем или ночью. Одна бестолковщина…

Только сейчас, в этом переполненном автобусе, Рокотов понял, что прошлым вечером была не очередная игра полупьяного полковника с вооруженными солдатами. Это была попытка насильственной его депортации в психушку. К счастью, она оказалась неудачной…

Михайлов, видя перед собою мрачное выражение сослуживца не сомневался, что Андрюхе Рокотову, главному умнице полка и служаке сейчас очень тяжело. Через несколько часов они войдут на территорию окружного военного госпиталя и он, как начальник медицинской службы, представит его для обследования. В том, что пропагандист полка капитан Рокотов не псих, а вполне разумный человек, он, как врач и как человек с погонами на плечах, нисколько не сомневался. И в военном городке мало кто в этом сомневался.

Рокотова два года назад перевели из Группы советских войск в Германии. За это короткое время он зарекомендовал себя только с положительной стороны. Не только как главный теоретик партии в войсках, но и как офицер. «Немец», так довольно часто называли тех, кто приехал из ГДР, все проверки как по стрельбе, так и по вождению боевой техники сдавал только на «отлично» или «хорошо». Преуспевал он и в физической подготовке. Ему не было равных в беге на короткие дистанции, как не было равных и в игре в волейбол. Михайлов, едва познакомился с новеньким, тотчас же стал ему завидовать, не только как офицеру.

Завидовал как мужчине, который был не только высокого роста и подтянутый, но и еще к тому же, имел очень красивую жену. Алла, так звали супругу Андрея Рокотова, была несколько ниже своего мужа и чуть тоньше. Шефу полковой медицины очень нравились глаза блондинки, которые, как ему иногда казалось, могли втянуть в омут своей синевы любого офицера, да и генерала. Михайлов при встрече с полковой красавицей довольно часто вел себя неординарно. Он иногда становился красным как рак, когда она внимательно разглядывала его физиономию. Затем почти по-дружески протягивала ему руку. От такого внимания офицер млел и что-то бурчал себе под нос. Пунцовое выражение лица мужчины вызывало у женщины улыбку. При этом она обнажала свои очень ровные и очень белые зубы.

Встречался он с Аллой почти ежедневно, как и с другими женами офицеров и прапорщиков. Встречались, как правило, в военторге, в небольшом магазинчике, находившимся на территории части или во время небольших банкетов. Они проводились по поводу присвоения очередных воинских званий или по причине знаменательных дат в истории советского народа и его армии. Каких-либо сокровенных разговоров Михайлов с женой своего друга не вел. Обходился репликами о ее здоровье или просто-напросто улыбался. Он не скрывал от себя, что с женами других офицеров он вел себя куда раскованнее. Как правило, без анекдотов про зайцев или о правителях не обходилось. Замужние женщины с очень большим вниманием слушали полкового балагура, от всей души смеялись, кое-кто из них строил глазки симпатичному холостяку. На этом все и заканчивалось.

В военном городке все представительницы слабого пола были замужние. Исключение составляла лишь молодая девушка Надя, армянка, работавшая телефонисткой. Со служащей Советской Армии никто из холостяков не флиртовал. И не без причин. Отец девушки, пожилой мужчина был очень крутой и своенравный. Он всегда держал свою единственную дочь под контролем. Рано утром он ее привозил на своем стареньком «Запорожце» к контрольно-пропускному пункту части, вечером за пять минут до окончания службы забирал. И во время службы мало кто видел местную красавицу. Она сидела за пультами в комнатке при штабе части, на двери которой был прибит фанерный щит с надписью «Посторонним вход строго воспрещен». К «важной персоне» имел право входить только начальник связи и командир части со своими заместителями. Михайлов за четыре года своей службы так и ни разу не был в этом труднодоступном помещении. Не была на приеме у него и Надя. За медицинской помощью она обращалась к гражданским медикам. Поликлиника находилась на горе, в десятке метров от ее дома. Михайлов, к своему сожалению, мало знал и о других обитателях небольшого городка, спрятавшегося среди гор.

Не слишком много знал он и о семейной жизни однополчан. В том числе и о том, кого сопровождал в госпиталь. За все время знакомства он так и не побывал у «немца» на квартире. Рокотовы сами его к себе в гости также не приглашали. Желание поближе познакомиться с новенькими у медика было, но оно вмиг улетучивалось, когда перед ним появлялся капитан с серьезным выражением лица. Мало того. Каких-либо разговоров о семейной жизни мужчины во время службы не вели. Одно Михайлов знал точно, что детей у Рокотовых не было. Об этом ему однажды сказал капитан Маркович, помощник начальника штаба полка. Рокотов пару раз в офицерском общежитии, где проживал Михайлов, был. Скорее всего, по долгу службы…

Скудная информация о своем друге сейчас мало тревожила Евгения Ивановича. Он уже давно понял, что в военном городке расспрашивать о семейных радостях или неурядицах было не заведено. Во время совместных застолий мало кто из офицеров изливал свою душу соседу по столу. Мужи в погонах держали «домашную» жизнь за семью замками. Не исключением был и гвардии капитан Рокотов.

Офицерам вскоре повезло. На автовокзале города Ахалцихе из автобуса вышла пожилая грузинка с дюжиной авосек. Сидячее положение не прибавило разговорчивости мужчинам. Михайлов, посетовав на загруженность автобуса и внезапную усталось, надвинул на свой лоб фуражку и вскоре захрапел. Рокотову было сейчас не до сна. Он, слегка откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза и вновь впал в раздумья.

Его «личный вопрос» возник два года назад, после того, как он прибыл из ГСВГ. Его, старшего лейтенанта направили в мотострелковый полк, дислоцированный в Ахалцихе. Офицер и его жена, едва переступив порог КПП, оказались в круговороте проблем. К их удивлению некогда вакантная должность заместителя командира батальона по политической части оказалась занятой, равнозначной ─ не оказалось. Совершив в первый же день продолжительный круиз по кабинетам начальников, новенький сильно приунул. Никто не ожидал «двойника», даже из самой мощной военной группировки мира. Мало того. Командир полка, полковник Суматохов, уроженец Карелии предложил ему «поработать» заместителем командира роты по политической части, правда, только на время. Майору Ушакову, одному из замполитов батальона, до увольнения оставался год с небольшим.

За время короткой беседы со старшим офицером Рокотов не проронил ни слова. Молчал он и тогда, когда тот «предложил» ему новую должность. Перед уходом из кабинета новенький сжал зубы, и кисло улыбнувшись, очень четко произнес:

─ Товарищ гвардии полковник… Пять лет службы в ГСВГ были достаточны для меня, чтобы освоить батальон… ─ Тяжело вздохнув, добавил. ─ На роте я был почти четыре года… ─ Затем он лихо козырнул и вышел вон.

На душе у Рокотова было очень скверно. Не так хотел он начинать службу на новом месте. Офицер, который имел около десятка благодарностей за безупречное выполнение служебных обязанностей, мастер вождения боевой техники мечтал о большем. Не только мечтал, но и делал все возможное для успешной карьеры. В ГСВГ его рота три года была отличной. В первый же год некогда «чепешный» батальон стал также отличным. В этом была и его заслуга, молодого заместителя командира батальона по политической части. Рвение и порядочность Рокотова замечали его подчиненные. Не замечали это только его начальники. Хотя и они не могли ни видеть его успехов. Довольно часто на базе первого батальона проводились показные занятия, как по военной подготовке, так и по политической. Нередко в расположении батальона также были местные немцы или военнослужащие Национальной народной армии ГДР. За год до замены Рокотова во внутренний округ в двухэтажную казарму пришли очень высокие немецкие гости. Среди них был генерал из Министерства обороны ГДР, а также руководитель союза свободной немецкой молодежи. По полку поползли слухи, что после такой «отметки» Рокотов, исполнявший обязанности командира батальона, досрочно получит очередное воинское звание или уйдет на повышение. Однако, этого не случилось. Подобного не случалось с ним и раньше…

Довольно грустные размышления Рокотова прервал его коллега, сидевший рядом. Михайлов слегка толкнул его в плечо и еле-еле слышно шепнул ему на ухо:

─ Андрюха, смотри… К нам пополнение прибыло. По-моему, целых два барана или козла, они почему-то не горят желанием занять себе места получше…

Капитан приоткрыл глаза и бросил взгляд вперед, на место водителя. Старик был против четвероногих пассажиров, которые то ли от его недовольного взгляда, а может и от естественного страха перед урчавшей машиной, то и дело мотали головами в разные стороны. Словесная перепалка между молодой грузинкой, владелицей баранов и водителем вскоре переросла в настоящее сражение, правда, без оружия и мордобоя. Мужчина, привстав с сиденья, со слюною на губах доказывал, что перевозка больших животных в общественном транспорте категорически запрещена. Женщина же из-за всех сил стремилась опротестовать его доводы. Вещественные доказательства были налицо. В заднем отсеке салона спокойно лежали два поросенка, они мирно хрюкали и изредка портили воздух. С правой стороны от рулевого колеса, прямо перед носом водителя стояла небольшая клетушка, в которой во все горло кудахтали две страшно облезшие курицы. Рокотов, увидев перед своими глазами настоящий зверинец на колесах, невольно улыбнулся. Небольшая союзная республика, в которой он служил, жила по-своим законам, жила своими странностями и причудами. Откровенно говоря, он не противился премудростям здешней жизни. Он прекрасно понимал тех, кто сидел в автобусе. Каждый из них по-своему добывал кусок хлеба. Они, как и Рокотов, хотели жить лучше…

За относительно короткое время службы в Грузии у офицера сложилось положительное мнение о местных жителях. Хотя он не кривил душой, что он еще до сих пор по-настоящему ни с кем из них не поговорил по душам и не пригласил к себе на чашку чая. Для этого не было времени. Служба для него была превыше всего. О ней он думал в части, думал о ней и дома. Несмотря на то, что у него в прямом подчинении не было военнослужащих, он один из первых приходил в полк, один из последних покидал свой рабочий кабинет.

Текучка все больше и больше заедала офицера. Ценные указания из политического отдела дивизии или корпуса в прямом смысле лилилсь как из рога изобилия. Проблема еще ухудшалась и тем, что он нередко исполнял обязанности заместителя командира полка по политической части. Майор Солодов не был на службе неделями, а то и больше. Причиной этому были его престарелые родители или болезнь жены. Нередко отсутствовал он и по другой причине, пьянствовал. Рокотов не интересовался личными проблемами начальника, считал неприличным делом. Не допытывался он и о том, почему офицер во время службы употреблял спиртные напитки. Не расспрашивал об этом он и его жену, которая приходила за пьяным мужем. Антонида Ивановна незаметно проскальзывала через проходную и так же незаметно проникала в штаб части. Он находился в небольшой одноэтажной постройке. Приходила она, как правило, очень поздно. Военный городок уже был в плену темноты. Открывала служебный кабинет своим ключом. Второй ключ муж ей сделал специально, на всякий случай. Открывала дверь и тяжело вздыхала. Ее любимый Боренька, Борис Иванович, так она порою называла своего мужа перед его сослуживцами, лежал на диване и сильно храпел.

Отсутствие Солодова на нет урезало свободное время у пропагандиста полка капитана Рокотова. Нередко на службе он был с раннего утра до позднего вечера. В напряженные дни он звонил домой и уже в который раз объяснял жене причины своей неявки на обед или на ужин. Алла спокойно его выслушивала и с тяжелым вздохом ложила трубку. И на этот раз она ему не перечила. Андрей все ее годы замужества бредил только службой. Жену свою, как ей иногда казалось, он вообще не замечал. Если и замечал, то все лучшее для своей любимой женщины обещал в будущем, когда получит очередную ступеньку по службе…

Разборки между водителем автобуса и владелицей баранов затянулись. Никто из противоборствующих сторон не сдавался. Громкая перебранка, содержание которой Рокотову было непонятно, она велась на грузинском языке, напрочь заглушала звуки всего живого, что находилось в салоне. Среди них были: человеческие голоса и смех, хрюканье свиней и кудахтанье кур, щебетание птиц. Иногда спор на какое-то время затихал, затем разгорался с новой силой. Первым не выдержал водитель. Он со злостью стукнул обеими руками по рулевому колесу, открыл дверь и спрыгнул на землю. Затем подошел к женщине и начал перед ее носом махать руками. О чем или о ком они говорили или спорили, никто из пассажиров не знал. Все сидели молча, словно набрали в рот воды. Молчали и офицеры. Михайлов сидел и равнодушно смотрел через окно, лишь изредка хихикал себе под нос. Рокотов, наоборот, с очень серьезным выражением лица наблюдал за мужчиной и женщиной. Ему страшно хотелось, чтобы их словесная перепалка затянулась. Спешить ему было некуда. Он прекрасно понимал, что насильственная высылка в госпиталь раз и навсегда покончит с его офицерской карьерой, да и, скорее всего, с его молодой жизнью вообще. Он закрыл глаза и представил себя в роли «психа» и от этого ему стало не по себе. В его голове в сей миг, откуда не возьмись, появились молоточки, которые со страшной силой били по его вискам. Волна не то теплого, не то прохладного воздуха прокатилась по его телу…

Развязка между «врагами, как и ожидал Рокотов, закончилась мирным путем. Сколько денег запросил водитель за «декоративных» пассажиров его не интересовало. Взятки, большие или малые, все больше и больше пронизывали нутро Советского Союза. И здесь была вполне обычная ситуация. Водитель на свой страх и риск брал жвачных парнокопытных семейства полорогих, зная о том, что через некоторое время перед ним появится работник Государственной автомобильной инспекции или контролер с жезлом или с повязкой на руке. И каждому надо платить. На зарплату прожить было невозможно. Об этом знал не только он, знала об этом и грузинка. Знали об этом все от мала до велика, кто жил в стране с несметными природными богатствами.

Законная пассажирка с улыбкой на глазах направилась к автобусу и поставила ногу на подножку двери. Поставила и тут же отпрянула назад. Никто из баранов ей не подчинился. Они стояли, словно заколдованные, и не двигались с места. Особенно упорствовал большой и довольно худой, он топал копытами и вертел своей головой с красивыми изогнутыми рогами. Животный мир рассмешил пассажиров. Кое-кто из них привстал со своих сидений и прильнул к окнам. Оживились и офицеры. Остановка могла сильно затянуться, теперь уже по вине домашних животных. Неизвестно сколько все это продолжалось, если бы не инициатива Михайлова. Он подмигнул своему соседу и показал двумя пальцами вверх в форме буквы V, что по-гречески означало «победа». Затем быстро приподнялся с сиденья и направился к выходу. Рокотов моментально его намек понял, последовал за ним. Противостоять двум натренированным мужчинам в военной форме животные не смогли. Офицеры усмиряли их пыл соообща, проявив при этом смекалку. Сначала они в прямом смысле положили на землю самого большого худого барана, который все еще сильно упирался. Перевязав ему поводком ноги, они схватили его за бока, за шерсть и внесли его в салон. Второй баран особых усилий от молодых людей не потребовал. Он был не только спокойным, но и очень легким. Хозяйка на радостях вытащила из небольшой котомки бутылку вина, своеобразную благодарность за погрузку. Офицеры почти одновременно покрутили головами из стороны в сторону и очень вежливо от подарка отказались. Они лишь слегка улыбались, когда кое-кто из пассажиров в ответ на благородный поступок военных стал им аплодировать. Михайлов, стоявший посередине прохода, от неожиданного внимания к своей персоне снял фуражку и стал ею махать перед своей физиономией. На Рокотова людское окружение и небольшая физическая разминка мало подействовала. Он оставался все таким же серьезным и сосредоточенным, как и раньше. Вал горестных размышлений давал о себе знать.

В небольшом городе Боржоми, расположенным на берегу реки Куры, автобус простоял почти целый час. Простоял из-за поломки. Водитель копошился возле старого водяного радиатора, из которого по причине ветхости бежала вода. На этот раз длительная остановка была как нельзя кстати. Почти все кинулись к туалетам. Кинулись к ним и офицеры. Вскоре они неспеша прогуливались по вокзалу и неподалеку от него. Никто из них не скрывал, что этот клочок земли Бог природой не обидел. Рокотов с восхищением смотрел на окружавшее его зеленое убранство и с огромным желанием вдыхал в свои легкие свежий горный воздух. Город славился на весь мир не только своими бальнеологическими и климатическими курортами, но и своей одноименной минеральной водой. Рокотов здесь был уже во второй раз. Впервые он был два года назад, когда с женой и с двумя огромными вещмешками держал путь к новому месту службы. Алле также понравился чудесный уголок природы. Она не уставала восхищаться красотой леса, в котором произрастали дуб, ель восточная, пихта кавказская, бук восточный. По информации водителя «Волги», который за вполне доступную цену напросился довезти офицера и его жену из аэропорта Тбилиси до его нового места службы, здесь было много и зверей. Среди них: кавказский олень, медведь, лесная и каменная куницы, кавказская белка.

От теплых воспоминаний о недавнем прошлом и от обилия свежего воздуха у Рокотова приподнялось настроение. Это успел заметить и Михайлов. Он, перед тем как сесть в автобус, слегка хлопнул рукой своего «больного» по плечу и с некоторым сарказмом пробубнил себе под нос:

─ Андрюха… Я все не пойму, почему наши бывшие цари ссылали в Грузию многих знаменитостей… Ведь здесь и не так уже плохо… Ты согласен, мой кореш?

На реплику друга Рокотов не прореагировал. Мало того. После того, как водитель пригласил пассажиров занять свои места в автобусе, он вообще расклеился. Словно, только что не вдыхал в свои легкие свежий воздух. Словно и не было прекрасной погоды. Стояла середина февраля, несмотря на это, солнце, находившееся в зените, хоть и не припекало, но радовало своими лучами абсолютное большинство людей.

Капитан, слегка приспустив фуражку на свой высокий лоб, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он вновь был в плену своих тревожных мыслей. Для будущего психа природа и ее прелести в один миг перестали существовать, они исчезли для него навсегда. Иногда молодой мужчина открывал глаза и задерживал свой взгляд то на медленно пробегавшем мимо него горном пейзаже, то на пассажирах. Он не обманывал себя. Во время поездки у него все больше и больше появлялось желание попросить водителя остановиться и выпрыгнуть из автобуса. Затем пойти назад, нет лучше побежать в сторону небольшого селения Вале, где дислоцировался его мотострелковый полк. Бежать в ту часть, где он, еще молодой мужчина занимал высокую должность. Желание вновь оказаться на небольшом участке земли, огражденном высоким забором из колючей проволоки, подогревалось не только тем, что он жаждал власти над людьми. Ему хотелось возвернуться назад и потому, что в его душе вновь вспыхнул огонек надежды, благодаря которой он окажется в своей уже родной нише огромного и справедливого военного организма. Этот организм, эта мощная машина называлась Советской Армией, армией народа, армией для народа. Чем больше он склонялся к этой в некоторой степени пафосной мысли, тем радостнее становилось у него на душе. Его «чудачества» начальники все равно ему простят, спишут на его молодость, и он вновь, как и раньше, будет рвать когти, чтобы замолить свой первый и очень неожиданный грех. При этой мысле пассажир облегченно вздохнул…

Через некоторое время из его головы или из его мозжечка исподволь «выкатилась» другая мысль, которая, как ему стало казаться, была наиболее реальной и в стократ правильной. Ему, сыну из семьи простых учителей, Советская Армия никогда ошибку не простит. Его молодость также ему не поможет. Политические работники по всем канонам не должны ошибаться, ни в службе, ни в семье. Они, не так давно с этим соглашался и сам Рокотов, должны быть преданы делу партии беспредельно. Иначе они не могут иметь реального авторитета, в первую очередь, морального…

В город Тбилиси офицеры приехали только к вечеру, прибыли с большим опозданием. Произошло это не только по причине многочисленных поломок автобуса, но и также из-за водителя. Несмотря на почтенный возраст, он не имел опыта вождения по горной местности. На некоторых участках дороги машина сильно дергалась, что казалось вот-вот она разорвется на две, а то и большее число частей. Достигнув очередной вершины, пожилой мужчина иногда давил на газ. От бешеной скорости у многих пассажиров захватывало дух, кое-кто крестился. Нередко происходило и другое. Из-за резкого торможения в салоне раздавался скрежет, он был такой сильный, что приходилось закрывать руками уши. В отличие от своего соседа в военной форме, Рокотов на внешние раздражители почти не реагировал. Ему было все равно, где погибать. На вершине неизвестной ему горы или в афганской провинции Кандагар. В одном он не сомневался. Именно сегодня, через пару часов для него начнется совсем иная жизнь, скорее всего, даже не жизнь, а существование, которое, он выбрал из-за своих принципов. Все эти годы он очень прилежно служил и жил по Уставу, будь то Устав внутренней службы, будь то партийный или будь то моральный кодекс строителя коммунизма. Он везде и всегда их придерживался. Он еще в детстве мечтал стать настоящим человеком, борцом за справедливое будущее. И сейчас, изредка отвлекаясь от своих грустных мыслей, он окунался, уже в который раз, в реальную действительность и вновь приходил к единому решению. От своих установок он никогда не отступит…

На автовокзале офицеры зашли в небольшое кафе, закусили. Затем спустились в метро, через несколько остановок из него вышли и пересели на автобус. Окружной военный госпиталь находился на окраине города. Вскоре они оказались перед воротами контрольно-пропускного пункта военного городка. Розовощекий прапорщик, дежурный по КПП очень долго вертел перед своим носом стандартный лист бумаги, где стояла большая печать и размашистая подпись командира мотострелкового полка. Содержание написанного почему-то только сейчас шокировало Рокотова. Он внимательно посмотрел на Михайлова и сжал кулаки. В записке было написано, что гвардии капитан Рокотов А. П. направлялся для медицинского освидетельствования о пригодности к военной службе. Некоторое время офицер молчал.

Все его надежды, даже сиеминутные, пусть даже очень робкие или потаенные остаться в рядах Советской Армии, рухнули в один миг. Он, и сам не зная почему, со всей силой рванул медика за плечо и со злостью прорычал:

─ Ты, медицина, почему все это время молчал?… Почему ты, не сказал мне правду? ─ Несколько задыхаясь, он вновь прокричал. ─ Почему ты все время и всю дорогу тарахтел о моем таланте, а сейчас поступаешь как последняя шавка, которая жалит исподтишка… Почему ты исполняешь безмозглые приказы командира?

Говорить какие-либо непристойности в адрес начальника медицинской службы полка Рокотов больше не стал. Он быстро вышел из небольшого помещения и стремительно направился в сторону автобусной остановки. Ему все еще казалось, что у него есть хоть какая-нибудь возможность вновь зацепиться за службу, найти хоть какую-либо толику правды в этой армии, в этой стране. В конце концов в этой партии, которая называлась коммунистической…

От внезапного бессилия перед существующей системой у офицера выступили слезы. Он то и дело сжимал кулаки и скрипел зубами. Подлость своего сотоварища по службе его также страшно взбесила. Вскоре позади него раздался знакомый голос. На этот раз Рокотов на него не среагировал, просто-напросто не хотел реагировать. Он также не среагировал и на дружеское похлопывание по его плечу. Михайлов прижал его к своей груди и с некоторым всхлипыванием произнес:

─ Андрей, прости меня, прости дружище… Я никогда не был подонком и стукачом… Ни в детстве, ни в армии, пойми меня, мой начальник…

Смахнув с глаз внезапно появившиеся слезы, он вновь прошептал:

─ Я, товарищ капитан, никогда, никогда не был подонком… Ты слышись меня, Андрюха…

Через несколько мгновений офицеры обнялись и неспеша двинулись по улице, которая примыкала к окружному госпиталю. Увидев скамеечку, они присели. Долгое время молчали. Каждый думал о своем. Михайлов первым нарушил молчание. Он неспеша открыл свой саквояж и вынул из него небольшую папку синего цвета. Затем промолвил:

─ Эти бумаги мне командир части приказал лично передать начальнику отделения. Тебе показывать их запрещено, причем очень строго…

Тяжело вздохнув, он с уверенностью в голосе продолжил:

─ Я, Андрюха, точно знаю, что ты настоящий мужик и настоящий офицер, на которых вся наша армия и все наши победы держались и будут держаться. Только поэтому я тебе даю прочитать эти документы.

Привстав со скамеечки, он добавил:

─ Я пойду, немного погуляю и успокоюсь, а ты, Андрюха, прочитай все то, что здесь написано… Прочитай внимательно и подумай очень хорошо…

Рокотов с благодарностью посмотрел на медика и несколько дрожавшими руками схватил папку. Стал смотреть ее содержимое. Медицинская инструкция по перевозке и сопровождению больных его мало интересовала. Его сейчас интересовало то, что было написано на стандартных листах бумаги. Он очень осторожно взял первый лист.

Едва посмотрел и тут же его руки обмякли. Он еле слышно прошевелил пересохшими губами: «Учитывая представленные характеристики, жалобы и психическое состояние больного, капитан Рокотов А. П. направляется на консультацию в гарнизонную поликлинику г. Тбилиси, к психиатру и нервопатологу. Диагноз: Астенический синдром в выраженной форме с явлениями депрессии». Внизу стояла дата и подпись начальника медицинской службы полка. Второй лист особой радости офицеру также не принес. В служебной характеристике на капитана Рокотова, подписанной командиром части, преобладали негативы: боевую технику в полном объеме не освоил, из стрелкового оружия стрелял неуверенно, к исполнению служебных обязанностей не всегда относился добросовестно.

Над содержанием «документов» Рокотов не стал размышлять. Сомнений уже никаких не было. На него в прямом смысле состряпали компромат, притом под оком главного политработника дивизии полковника Самойлова. Он вновь перевернул страницу и уже со спокойной душой прочел, что командир части направлял его на главную военно-врачебную комиссию для определения годности к дальнейшей службы в СА.

Молодой мужчина тяжело вздохнул и неспеша закрыл папку. На его душе внезапно стало легко, даже несколько радостно. Он повернулся в сторону офицера, который все еще неспеша прохаживался неподалеку, и зычным командирским голосом прокричал:

─ Старший лейтенант Михайлов, приказываю Вам в срочном порядке прибыть в мое распоряжение…

Михайлов, увидев просветленный взгляд «больного», сделал улыбку до самых ушей и почти строевым шагом подошел к маленькой беседке, на которой сидел его однополчанин. Докладывать о своем прибытии он не стал, зная о том, что не от хорошего настроения Рокотов преобразился в командиры. Присев на скамеечку, он полуобнял своего кореша и произнес:

─ Андрей, ты все теперь знаешь… Я тоже о тебе думал… ─ Внимательно посмотрев в глаза офицера, он очень серьезно продолжил. ─ Мой тебе совет… Тебе не надо отступать, иначе ты попадешь в стан бесперспективных офицеров, в стан пьяниц и никчемных… ─ Слегка усмехнувшись, он с большим трудом из себя выдавил. ─ Я уже одной ногой в этом стане… Буду ждать пенсии, а потом куда жизнь выведет…

Откровенность Михайлова в некоторой степени подкупила Рокотова. Он некоторое время молчал. Размышлял над довольно трезвыми мыслями «медицинского спиртовоза», так кое-кто в полку называл начальника медицинской службы. За семь лет службы Андрей успел кое-что поведать из подноготной родной армии. За его бытность один офицер покончил с собою, другой оказался в тюрьме.

Откровения вновь вылились из уст Михайлова:

─ Андрей, я написал направление по приказу командира части… Ты, ведь сам знаешь, что он с самого начала на тебя зуб точил… И ты также прекрасно понимаешь, почему…

Неожиданно он замолк, выискивал в своей голове наиболее разумные мысли, которые бы хоть чем-то могли облегчить участь его кореша. Сделав серьезное выражение лица, он продолжил:

─ Одно, мой Андрюха, скажу… Если взялся за гуж, то не выпускай его из рук… В противном случае, наша любимая армия тебе такую службу сделает, что и жить не захочешь…

Рокотов на реплику товарища не среагировал. Он посмотрел на часы, вспохватился. Было уже половина шестого вечера. Стемнело почти незаметно. Он пожал руку офицеру, и приложив руку к козырьку, очень четко произнес:

─ Да, Женя, я готов нести свою ношу, свою судьбу до конца… Я не сомневаюсь, что я это испытание выдержу…

Вскоре офицеры вновь оказались перед воротами КПП. Их попытка попасть в продолговатое серое здание, где находилось психиатрическое отделение, с треском провалилась. Михайлов почти со всей силой стучал кулаком в большую металлическую дверь с небольшим окошечком. Все было бесполезно, никто не откликался. Не помогали ему и офицерские ботинки, каблуками которых он нередко барабанил по двери. Шло время, изнутри никто не отвечал и никто не появлялся. Словно, все вымерли. Рокотов в дверь не стучал. Он стоял молча, засунув руки в карманы офицерского полупальто и лишь изредка качал головой. Иногда улыбался. Несколько таинственное «заведение» не горело желанием взять его в свои объятия. Однако мысль о возврате домой, в войсковую часть он напрочь отбрасывал. Он однозначно решил, служить в рядах доблестной армии он никогда не будет, ни при каких условиях.

Через некоторое время из небольшого стеклянного окошечка показалась чья-то голова и тут же раздался несколько приглушенный голос:

─ Товарищ старший лейтенант… Наш начальник приказал никого в отделение не пускать… Время уже очень позднее…

Длительное пребывание возле двери и русская речь с большим кавказским акцентом Михайлова страшно разозлили. Он со злостью ударил ногой в дверь и во все горло прокричал:

─ Ты, земеля, открывай свои хоромы, а то я всю эту конуру расшибу, одни только перья полетят…

После этих слов окошечко мигом закрылось. Вновь наступила тишина. Никто из офицеров на этот раз в дверь не стучал. Ждали ответной реакции. Вскоре раздался громкий скрежет, затем открылась входная дверь. На пороге появился подполковник медицинской службы. Это был небольшого роста мужчина, с большими залысинами на голове. В одной руке он держал портфель черного цвета, в другой ─ фуражку. Михайлов, увидев старшего офицера, лихо приложил руку к козырьку и очень четко отрапортовал:

─ Товарищ подполковник. Мною доставлен в окружной военный госпиталь гвардии капитан Рокотов… ─ После некоторой заминки продолжил. ─ Для медицинского освидетельствования…

Подполковник с явно недовольным выражением лица пробурчал себе под нос:

─ Я, товарищи офицеры, строго-настрого дежурным приказал: никого и ничего не запускать и не выпускать после семнадцати часов…

Слегка, хмыкнув себе в кулак, он несколько заискивающе продолжил:

─ Наше заведение ─ особое заведение… Таких в армии ─ раз-два и обчелся…

Бурчанье начальника Михайлова не испугало. Он улыбнулся, и козырнув рукой, еле слышно прошептал:

─ Товарищ подполковник… Сделайте нам исключение.... Мы ведь из-под самой турецкой границы приехали. Пожалуйста, товарищ подполковник…

Затем он протянул офицеру тонкую папочку. Подполковник, взяв ее в руки, задом попятился в помещение и закрыл за собою дверь. Появился он не скоро, минут через двадцать. Открыв дверь, он рукой поманил к себе офицеров, прогуливающихся неподалеку. Потом поднял указательный палец в сторону Рокотова и четко произнес:

─ Так и быть, капитан, для тебя сделаю исключение… ─ Слегка скривив свои тонкие губы, он нараспев добавил. ─ Больным офицерам нашей армии не по-ло-же-но-о-о бродить по ночным улицам…

Прощание однополчан было скоротечным. Михайлов слегка шлепнул своего «больного» по плечу, и пожав ему руку, резко развернулся и ускоренным шагом направился к КПП. Рокотов тяжело вздохнул и посмотрел вслед уходящему офицеру. Затем он уверенно шагнул через проем и тут же закрыл за собою дверь. На несколько мгновений замер. Его лицо было страшно бледным, словно полотно. Он машинально посмотрел на свои часы. Они показывали восемнадцать часов десять минут.