Читать книгу Здравствуй, жизнь! или Записки прозрачного юноши - Владимир Владимирский - Страница 1

“Здравствуй, жизнь!" или Записки прозрачного юноши” – именно таким было название рукописи, которая пришла по почте в издательский адрес. Это была рукопись несколько необычного плана, как бы на грани двух миров – реально-будничного и “виртуально-лунного", обнажающая и препарирующая душу и тело главного героя.

Вслед за рукописью, в издательстве появился некий Посланец, будем считать его своеобразным “проводником" между автором и издательством в этой немного странной мистификации, лишь добавим, что не припоминаем случая, когда книга рождалась столь необычным образом.

Да… к рукописи, заключенной в прозрачную канцелярскую папку, прилагалось письмо интригующе-трагического содержания, впрочем, судите сами. Вот оно:

“Уважаемый издатель!

Я, когда писал роман, был молодым человеком, мне было двадцать три года…

Прошу Вас, не откажите, бога ради, выпустить в свет мое произведение, поскольку в настоящее время я оставил бренный мир и являюсь в некотором роде световой сущностью, именуемой среди смертных… “покойником” (?!).

Вчера вечером, отослав рукопись, я бросился с Городского моста, и сейчас, надо полагать, стал ничем… Надеюсь, честным доказательством моей трансформации для Вас послужит начальная графа в сегодняшнем номере вечерней городской газеты…

Р.S. Открываю Вам, как первому читателю, свою тайну…

Герой записок – Немошкалов Филипп Сергеевич и автор-рассказчик (тонкая игра ситуации и слов), одно и то же лицо: это я!

До свиданья! Я надеюсь на Вас.

Всего Вам хорошего!”

Мне, рецензенту (это только говорят, что они отменены в наше время!), в некоем роде сдается, что автор и в письме, и в романе где-то роняет себя за грань…

…Хотя есть одно “но"…

Нам, людям (странно звучит!), необходимо с утонченной проницательностью предаться делу воспитания усовершенствованного здорового поколения уже в новом мире, исключая жестокость. Некоторые авторские персонажи – всё равно, что мрачные монстры на фасаде собора, демоны, помещенные там для того, чтобы показать что изнутри храма они выставлены…

Исходя из этого, я (в одном лице и редактор поневоле) стиль записок не изменял, лишь проследив орфографию, там, где это, по земным меркам, требовалось, отметим лишь, что почерк у “нашего покойника" был неважным…

В сущности, можно как-то оправдать человека столь нервного, да еще взявшегося отразить “через себя" пороки целого его поколений. Тут кого хочешь передернет, не в пример этому, простите, Филиппу Сергеевичу. Но, видимо, под такими страстями порядочно подписаться, а не каким Немошкаловым – не резон…

Л.М.

Издатель поневоле