Читать книгу Рис - Владимир Волоцкий - Страница 1

У Алоя крылья чёрные, как и волосы. А кожа красная в чёрных пятнах. Не то чтобы он был пёстрым, нет. Просто несколько больших пятен на груди, спине и боках.

Мои крылья – бронзовые. А кожа – тёмная медь, и никаких пятен.

Я не помню, когда появился Алой. И не помню времени, чтобы его не было. Он тоже не помнит дней без меня.

Так что мы оба не знаем, кто создал мир и всех его обитателей. Кто принёс нас сюда. Где мы жили раньше, и было ли вообще какое-то «раньше».

* * *

В горах всегда было безопасно. Из живности только маленькие мохнатые прыгуны, жившие в норах, прорытых в снегу, да кроффы – неуклюжие длинноногие хищники. Крылатых не считаю, тех много больше. Разных размеров птицы и ящеры. Но даже самый большой из них никогда не пытался напасть на меня.

А на равнинах жили бескрылые.

Не могу вспомнить дня, когда я впервые увидел их. Наверное, это случилось в те времена, когда мы с Алоем носились над миром, наслаждаясь новыми ощущениями. Когда-то все ощущения были новыми, это теперь всё новое – редкость.

Алой, я помню, одно время увлекался этими существами. Наблюдал, может быть, даже разговаривал с ними. Я же никогда ими не интересовался. У бескрылых были острые палки, и ещё они могли довольно метко кидать камни. Так что, летая над равнинами, нужно было держать высоту.

Алой же пренебрегал безопасностью и в итоге потерял глаз. Я не знаю, кто и чем швырнул в него. И хоть глаз довольно быстро регенерировал, Алой жутко злился. С тех пор, пролетая над местами, где живут бескрылые, он частенько брал с собой несколько больших камней и кидал их вниз. Надо сказать, он преуспел в этом занятии и почти всегда попадает в цель. Не думаю, что он всё ещё помнит, за что на них злился. Просто кидать камни в бескрылых превратилось у него в развлечение.

За равнинами начинались пустоши, а за ними – солёная вода. Я никогда не любил летать над морем, там жили чудовища, способные очень высоко выпрыгивать из воды, хватая зазевавшихся птиц. А вот Алой когда-то любил и летал. Раньше он был любопытней, а может, и смелее меня. Но методичностью не отличался. Так что я не удивлюсь, если окажется, что он не знает, где начинается и кончается море, как далеко простираются равнины и в скольких днях лёта находятся леса, более богатые живностью, чем горы. Я-то уж точно не знаю.

Что я действительно детально изучил, так это наш горный хребет. Гряда тянется семь дней лёта с севера на юг, и ещё пять дней с востока на запад в самом узком месте. Не удивлюсь, если это самая большая горная гряда на планете. В наших горах берут начало несколько рек. Одна очень широкая, начинаясь у вершин, она пересекает предгорья и равнину и исчезает в лесах на западе. В реках водится вкусная рыба и никаких чудовищ.

* * *

Бескрылые иногда забирались в горы. Но надолго здесь не задерживались. Может, тому виной разреженный воздух или неплодородная почва, а может, это Алой выживал их своими камнями. Но, так или иначе, я с ними не часто сталкивался.

Поэтому я так удивился, когда однажды, спрыгнув со скалы и заложив вираж над небольшим ручьем, бегущим в расщелине, увидел внизу крошечное существо, корчившееся на камнях.

Я сложил крылья и спикировал в расщелину, не особо задумываясь, зачем это делаю.

Существо, завидев меня, перестало корчиться, его лицо, и без того некрасивое, исказилось от ужаса. Одежда его была грязной, рваной и измазанной кровью. Видно, он пытался забраться на вертикальную стену с помощью верёвки и каких-то крючков и сорвался, переломав себе кости.

Я взял камень побольше, чтобы добить его. Я не думал сделать это ради развлечения, как Алой. Вовсе нет. Напротив, хотел избавить его от мучений. Но когда подошёл ближе, понял, что хоть хлипкие конечности его и сломаны, он может ещё выжить. Отбросив камень, я пошёл к краю скалы, потеряв к созданию интерес, и вдруг услышал:

– Рис!

На секунду мне показалось, что это Алой зовёт меня откуда-то издалека. Но, задрав голову, я не увидел его тени. Перевёл удивленный взгляд на жалкое существо, и тогда он снова позвал меня:

– Не уходи, Рис.

– О! – Честно сказать, я никогда не задумывался, есть ли у бескрылых язык и смогу ли я понять его. В собеседниках я не нуждался. Мне хватало звуков гор, шума ветра, шелеста листвы, журчания воды. Алой сам находил меня, когда хотел поболтать. Я же никогда не искал его без дела.

Существо меня по-прежнему не интересовало, но его речь, это было что-то новенькое. Я вернулся к нему и присел рядом.

Он смотрел на меня выпученными от страха глазами, но не попытался уползти, когда я приблизился.

– Откуда ты знаешь моё имя? – Я протянул руку и коснулся его плеча, сквозь окровавленные тряпки нащупав тоненькие косточки.

– Все внизу знают твое имя, Рис, – прошептало существо, зажмурившись не то от страха, не то от боли.

– Да? – удивился я. – Забавно. Откуда бы вам его знать? Ты первый, с кем я болтаю. Хотя… наверное, Алой рассказал вам. Давно, когда он ещё спускался в долину.

– Имена изначальных известны всем, – пробормотал бескрылый, открыл глаза и попытался улыбнуться. – Рис и Алой, что живут на вершине мира. Бат и Кхор, те, что в глубине. А ещё Уюр, тот, что за гранью.

– Э-э… – Я понюхал его кровь, а потом вытер руку о камни. – Не понимаю, о чём ты?

– Ты их не встречал? – в свою очередь удивился бескрылый. – Других изначальных?

– Здесь никого больше нет, только я и Алой.

– Ты не спускался в пещеры у подножья красных скал, не летал над морем?

– Нет. Зачем бы мне пришло такое в голову? – Ощущение новизны быстро прошло, мне стало скучно. – Из тебя вытекает кровь, ты скоро умрёшь, если не остановишь её.

Я хотел встать, но существо вдруг схватило меня своей слабой, испачканной кровью рукой.

– Прошу, не уходи! Я всю жизнь искал тебя. Умоляю, не оставляй меня, Рис.

– Зачем ты меня искал? – Бескрылый рассмешил меня, я улыбнулся и осторожно, чтобы не причинить ему боли, высвободил руку.

– Я хочу… хочу найти ответы.

– У меня? – Я рассмеялся. – Какие ответы? Я ничего не знаю.

– Ты изначальный, – сказал бескрылый. И хоть я раньше не знал этого слова, понял, что оно значит.

Он трепетал, обращаясь ко мне. Сначала я думал, что это от страха, но ошибся. Он вовсе не боялся меня, хоть и понимал, что я легко могу убить его камнем или швырнуть вниз, в ущелье. Зная, что я намного сильнее его, он не боялся, потому что наделял меня свойствами высшего существа.

Почему-то это меня раздосадовало. Я нахмурился, и он тут же сжался в комок и замер.

– Поверь мне, бескрылый, ты зря забрался на эти скалы. У меня нет никаких ответов, – буркнул я, глядя на это странное существо, одновременно жалкое и безумно храброе. И тут бескрылый снова взял меня за руку.

– Ты видел Творца? Видел Создателя?

И ради этого вопроса он залез на эти камни?! Я покачал головой.

– Если и видел, то не помню этого. Когда-то давно мы говорили об этом с Алоем. Он задавал тот же вопрос. Я не помню, и он не помнит.

– Ты говорил с Алоем? – почему-то удивился бескрылый.

– Только с ним и говорил. С кем ещё? Больше-то в горах никого нет.

– Люди внизу думают, что вы враги.

– Кому?

– Друг с другом. Как свет и тьма. Он ненавидит жизнь, а ты, наоборот, любишь всё живое. Ты прародитель нашего рода.

Я не сразу понял, о чём он говорит, а когда понял, рассмеялся.

– Прародитель вашего рода? О! Бескрылый, я никогда даже не думал о существах там внизу. А Алой, он просто злится на вас за то, что вы кидались камнями.

– Если бы меня увидел он, а не ты, я был бы уже мёртв, – убеждённо сказал бескрылый.

– Возможно. Но это ничего не значит.

– Для тебя – нет, – согласился бескрылый. Он заметно устал. Кровь всё вытекала из него и уже собралась в небольшую лужицу в выемке на камнях.

– Ты умрёшь, если не остановишь кровь, – снова сказал я.

Он улыбнулся.

– Я видел тебя. Говорил с тобой. Ради этого стоило жить. Конечно, здорово было бы вернуться домой и рассказать о тебе людям. Но я и так получил больше, чем ожидал.

– Ты бестолковый, – буркнул я, сгреб его в охапку и поднялся в воздух. Он сразу же потерял сознание от боли и не дёргался.

* * *

Что бы ни представлял обо мне этот жалкий бескрылый, я вовсе не был ни всемогущим, ни неуязвимым. И хоть мои раны заживали не в пример быстрее, чем его, я точно так же мог испытывать боль и истекать кровью.

Поэтому я и смог помочь ему.

Я принёс его на плато, заросшее мягкой травой, где любил отдыхать сам. Промыл его раны водой из источника, вправил как смог тонкие косточки и сделал повязки из коры росших в предгорьях белых деревьев. Так, как поступал сам, когда ранил о камни руку или ногу.

Я не испытывал к нему ничего, ни любопытства, ни жалости, но оставить его умирать на камнях показалось мне неправильным.

И раньше, бывало, я подбирал существ. Больных или раненых. Стараясь спасти их от гибели. Одни выживали, другие нет. Чаще всего мне попадались крылатые твари, птицы и ящеры. Но иногда это были горные прыгуны или даже кроффы-хищники.

Не знаю, что побуждало меня делать это. Я предпочитал не задумываться. Алой посмеивался надо мной, называя мои поступки глупой жалостью. Не думаю, что могу испытывать жалость. Но всё же какое-то чувство я испытывал, иначе зачем бы мне возиться с глупыми тварями?

Конечно, бескрылый был прав. Алой несомненно убил бы его, если бы встретил. Но не потому что жесток. Просто он не ценит жизни этих существ. Я тоже, но… иногда я помогаю им, вот и всё.

* * *

Несколько дней пролетели, как сухие листья, гонимые ветром. Время от времени я вспоминал о бескрылом и поднимался на плато, чтобы оставить ему еду и воду.

Раны его оказались чистыми и начали подживать, хотя кости, верно, срастутся не скоро.

Он не заговаривал со мной. То ли спал, то ли всё ещё часто терял сознание. За эти дни я смог толком его рассмотреть. Раньше я так близко бескрылых не видел.

Они оказались более других животных похожи на нас с Алоем. Только кожа их была куда нежнее, кости тоньше, да и весь облик тщедушнее. Рост меньше, едва мне по грудь. Ну и, конечно, у них не было крыльев. Спины их были ровными и не имели таких мощных мышц.

Зато лицо «моего» бескрылого оказалось очень похожим на моё или Алоя. Голова его чуть не втрое меньше моей, черты костистые, губы тонкие. Но, несмотря на это, схожих черт было так много, что мой гость уже не казался мне уродливым.

Я даже пожалел его. Творец поскупился, создавая этих существ. Такие хрупкие кости, такая тонкая кожа. Толкни его, он упадёт и непременно сломает себе что-нибудь. Совсем не странно, что он разбился, сорвавшись со скалы. Странно, что он вообще не рассыпался на части.

А ещё, глядя на него, я думал о его вопросах.

Я не так любопытен, как Алой. Тот наверняка встречал кого-то из других изначальных, если они существуют, конечно. Алой, возможно, искал их, я нет.

А я силён и способен передвигаться быстрее всех живых тварей под небом. Это же существо – слабое и хрупкое. Сколько времени он потратил, чтобы добраться сюда с равнин? Сезон, два, а может, и больше. Зачем ему ответы? Разве знания стоят собственной жизни?

Однажды утром я набрал ягод в распадке и принёс ему. Опустившись на плато, я увидел, что он очнулся и сидит на лежанке из веток, что я сложил для него.

Я ссыпал ягоды ему на колени и хотел было уйти, но он удержал меня.

– Не исчезай, прошу тебя.

– Перестань хватать меня, если не хочешь опять сломать себе что-нибудь, – буркнул я, усевшись на траву. – Я не знаю ничего из того, что бы ты хотел услышать.

– Тогда просто побудь рядом, – тихо попросил он. И отпустив мою руку, виновато добавил: – Прости. Наверное, я всё ещё не могу поверить в то, что вижу, поэтому так хочу прикоснуться к тебе.

Я хмыкнул, и он, осмелев, улыбнулся.

– Многие сотни лет предания о тебе передавались из уст в уста. Уже очень давно никто не видел тебя. Только золотистую тень в облаках. Может, ты, а может, просто большая птица.

– Да, я не спускаюсь к равнинам.

– Ты и в предгорьях не появляешься. Я здесь уже много месяцев, а увидел тебя, только поднявшись сюда.

– Глупо было лезть в горы, бескрылый. – Я покачал головой. – Ты не создан для жизни в скалах.

– Зато ты создан, – сказал он и посмотрел на меня. Не знаю, что я увидел в его взгляде. Восторг? Восхищение? Обожание? Никто не смотрел на меня так. Крылатые твари любили меня, но в их глазах не светился разум. А Алой… Когда-то очень давно, может, он и смотрел на меня так… но когда это было? Я уже не помню, что чувствовал тогда.

– Ешь ягоды, к вечеру, может быть, будет рыба, – буркнул я и покинул плато. Так быстро, как мог. Почти сбежал. Что-то новое зарождалось в моей душе. И это что-то беспокоило и радовало меня.

В сумерках, подлетая к плато, я увидел огонёк внизу. Бескрылый развёл костёрчик из прутьев, коры и сухой травы.

Рыбу, что я принёс ему, он пожарил, нанизав на прутик и подвесив над огнём. Я в огне не нуждался, но любил смотреть на языки пламени. Пока он жарил и ел рыбу, я сидел неподалёку и смотрел на огонь.

– Ты ведь поднимался высоко, за облака? – неожиданно спросил он.

– Да.

– Расскажи, что ты видел?

– Горы, равнины, море… – отозвался я нехотя. Этот бескрылый слишком много говорил.

– Море? – живо переспросил он. – Я был у моря. Там на берегу тоже живут люди. Они делают лодки из дерева и ловят с них рыбу.

– В море живут чудовища.

– Да. И ещё изначальные. Бат и Кхор.

– Ты их видел?

– Нет. Но люди говорили…

– Люди могли и придумать.

– Но ты ведь существуешь? И ты, и Алой. Значит, и они существуют.

– Зачем ты ходил к морю? Искал их?

– Нет, их не искал. – Он поднял голову, и в свете костра его глаза блеснули золотым. – Я всегда искал тебя, Рис. Только я не думал…

Он замолчал. И странно, вместо того чтобы радоваться тишине, я вдруг спросил: – Что не думал?

– Что так всё выйдет. – Он грустно улыбнулся. – Нет, конечно, я не мечтал быть полезным тебе, ты такой… сильный, свободный, тебе никто не нужен. Я хотел только поговорить. Узнать, что ты видел, что знаешь о нашем мире. Я надеялся, что люди не врут и ты так мудр, как о тебе говорят. Но я не думал, что ты станешь возиться со мной. Я знал, что ты добр и великодушен, но не думал, что тебе и вправду есть дело до смертных.

– Ерунду говорят твои люди. – Я почему-то разозлился. – Мне нет дела ни до кого. Мне просто… скучно.

– Вот на это я как раз и надеялся. – Бескрылый рассмеялся, а я перестал злиться. – Как выглядит мир с высоты, Рис? – снова спросил он. – Пожалуйста, расскажи мне.

– Я… не знаю, как это описать, – нехотя отозвался я. – Деревья, скалы, пустыня, всё маленькое, как будто нарисовано кем-то.

– Он круглый?

– Что?

– Наша земля, она круглая?

– Конечно. Ты что, слепой? – Я решил, что переоценил разум бескрылого. – Ты что, не видишь, как движутся вокруг неё спутники, как встаёт и садится солнце?

– Значит, она висит в пустоте?

– Не висит, а движется. – Я устал от этого глупого разговора и, в раздражении случайно шевельнув крыльями, раздул костёр, снопы искр полетели прямо в лицо бескрылому. Тот успел прикрыть лицо рукой. Измочаленный рукав его одежды тут же загорелся, но он быстро потушил его, хлопнув несколько раз ладонью.

– О, не злись, пожалуйста, Рис. – Вместо того чтобы испугаться или обидеться, он огорчился. – Конечно, я кажусь тебе глупым. Так и есть. Ведь я видел так немного. И всё то, что я знаю и видел, лишь куски, которые никак не хотят стать целым. Как высоко ты поднимался?

– Так высоко, что дышать там почти нечем, а холод такой, что трескается кожа, – сказал я, пожалев его. – Я видел весь горный массив целиком, а ещё равнины, море, пустыню, лес и степи за лесом. Одна река, что начинается здесь в горах, течет через нашу равнину и впадает в море. А вторая через лес и дальше через те равнины, что у западного хребта, чтобы там превратиться в большое озеро. Наверное, было ещё что-то, но я не помню. Я не поднимался так высоко уже очень давно.

– Почему?

В самом деле, почему? Я надолго задумался, но ответа не нашёл. Когда-то я летал над миром, а потом просто перестал. Если причина и была, то я её не помнил, и поэтому сказал первое, что пришло на ум.

– Там опасно.

– Опасно? – искренне удивился бескрылый. Такого ответа он явно от меня не ждал.

– Разве в этом мире что-то может угрожать тебе?

– Возможно. – Я хотел было сказать, что вовсе не так неуязвим, как он считает. Но, подумав, решил, что лучше ему заблуждаться и дальше.

– А скажи, у тебя нет каких-нибудь карт? – спросил он, помолчав. – Ты не рисовал то, что видел?

– Нет. Зачем бы мне это делать?

– Алой рисовал.

– Вот как? Он рисовал карты для бескрылых? – Я рассмеялся. – Не знал. Должно быть, это было давно.

– Очень давно, – кивнул бескрылый. – С тех пор тысячи рук перерисовывали те карты, и уже никто не может сказать точно, что на них было изначально. И самого Алоя уже лет сто никто не видел. Впрочем, это как раз никого не огорчает. Он твой брат, Рис?

– Брат… – слово было знакомым. Точнее, вызвало какое-то очень знакомое чувство.

– Да… нет… наверное, да. Хотя… я не знаю.

– Но ты же знаешь, кто породил тебя?

Я пожал плечами. Не то чтобы я совсем не думал об этом. Думал, но к ответу так и не приблизился.

– Я был всегда.

– Таким же, как сейчас?

– Да.

– А мир?

– И мир был всегда. Правда, он немного меняется. Так медленно, почти незаметно, но меняется. Осыпаются горы, реки размывают берега. Несколько раз случались землетрясения. Вулканы на юге извергают лаву время от времени. Море изменило контуры материка. Животные то приходят, то уходят. Иногда появляются новые виды, иногда какой-нибудь исчезает. Но ни я, ни Алой не меняемся.

Я замолчал, и бескрылый молчал тоже. Мы сидели в темноте, слушая шорохи догорающего костра, а потом он сказал:

– Люди говорят, что вы родились в один день с нашим миром. И что вы все братья – и Кхор, и Бат, и Уюр, и Алой, и ты. А ваш отец, отец всех изначальных, и есть Творец этого мира.

– Откуда вам знать? – отмахнулся я. – Вы живёте недолго.

– Это правда, – легко согласился бескрылый. – Но у нас есть память рода. Старики рассказывают то, что видели, внукам, те – своим внукам, и так без конца. Поэтому-то я и знаю, что когда-то давно изначальные говорили с нами.

– Даже если они существуют, то, как и я, ничего не знают об этом, бескрылый. – Я встал. – Если увидишь тень Алоя над скалами, прячься.

– Как мне отличить его от тебя?

– О! Ты не перепутаешь, – усмехнулся я. – И больше не разводи костёр после того, как стемнеет. Он может привлечь внимание Алоя. Да и хищников тоже.

Спрыгнув с плато, я поднялся в небо. Обычно я не летаю ночью, но зная, что бескрылый следит за мной, я сделал несколько кругов над плато, поднимаясь всё выше. Оба спутника были сегодня на небе, и скальные выступы отбрасывали по две тени. Я купался в золотистом и фиолетовом свете, получая забытое удовольствие ночного полёта. Появление бескрылого в моём мире что-то изменило. Будто я спал, а он разбудил меня. Заставил вновь вспомнить речь. Испытать забытые эмоции. Вспомнить мысли, давно не приходившие в голову.

Огонёк внизу замигал и погас. Бескрылый внял моему совету и потушил костёр. Я покружил над скалами, выбирая место для ночлега. И в конце концов, вернулся на плато. Человечек уже спал на своей лежанке. Худой и слабый, он был бы лёгкой добычей кроффа. Кроффы боялись меня и обычно не совались сюда, но мой запах теперь вытеснил запах человека. Я подумал, что пару ночей стоит провести рядом с ним, и растянулся у отвесного края.

* * *

Незаметно промелькнуло такое короткое в горах лето.

Когда пожелтели и осыпались листья, бескрылый уже ходил понемногу, опираясь на палку. А когда в воздухе закрутились первые снежинки, он смог спуститься с плато к ручью и набрать себе воды.

Всё это время человечек не сидел без дела. Он штопал свою одежду, лепил из глины и резал из дерева кухонную утварь. Делал тенёта для ловли птиц, ловушки на снежных прыгунов и ухитрился поймать несколько. Соорудил очаг из камней. И даже сложил себе из лохматых ветвей золотистого хвойного кустарника, которыми заросли распадки, кривобокий шалашик, одним боком прилепившийся к скале. А ещё он писал. В наплечном мешке его нашлись листы грубой серой бумаги. И он царапал их остро отточенным каменным карандашиком.

Не знаю, сами ли бескрылые научились обозначать звуки значками или это Алой обучил их, но как бы то ни было, оказалось, что письменность у них в ходу не первую сотню лет.

Когда снег засыпал расщелины и ровным слоем покрыл плато, я спустился проведать бескрылого.

Тот сидел у входа в шалаш и писал при свете заходящего солнца.

Я бросил рыбу на землю и сел рядом. Он корябал бумагу, а я смотрел, как лучи красят горы красным и оранжевым.

Когда солнце зашло за скалы, он отложил бумагу и принялся разводить огонь в очаге.

– Зачем ты делаешь это? – спросил я, разглядывая крошечные значки.

– Пишу? – Он обеспокоенно глянул на меня, но листки не забрал, а принялся чистить рыбу. – Хочу, чтобы другие люди смогли узнать то, что я знаю. То, что ты мне рассказал. О земле, о знаках, о природных явлениях. Сам я могу умереть раньше, чем встречу кого-нибудь, а вот книга, она может прожить несколько жизней.

– Какое тебе дело до других? – удивился я, отложив записи. Он странно на меня глянул и улыбнулся так, будто знал что-то, мне неизвестное.

– Моя жизнь короткая, Рис. По сути, она только часть общей жизни. Жизни всего рода. Если мои знания помогут людям, значит, я не зря жил.

– Никто не живёт зря, – хмыкнул я. – Ни крофф, ни снежный прыгун, ни самый последний червяк или крошечный водный жук. Хоть они и не пишут книг.

– Ты прав. – Он снова улыбнулся. Улыбка делала его угловатое лицо почти красивым. – Всё живое рождается не напрасно. Но люди не обычные животные. Люди знают о том, что жизнь коротка, помнят своих предков и думают о потомках. Не все, конечно… Есть и такие, что как жуки.

Он замолчал, вытер руки об одежду и, задрав голову, посмотрел на небо.

– Опять снег пошёл. Зима в горах наступает раньше.

– Ага. – Я тоже посмотрел на кружащиеся хлопья. – А растает он, когда на равнинах уже трава поднимется.

Бескрылый сел у очага и снова занялся рыбой.

– Знаешь, у нас говорят, что Рис и Алой вечно бьются в небе над горами. Когда побеждает он, наступает зима. А когда ты, снег тает, и приходит весна.

Я рассмеялся и покачал головой.

– Мы с Алоем всерьёз не дрались с тех самых пор, как научились говорить друг с другом. А зима наступает, когда наша часть планеты удаляется от солнца. И мы здесь совершенно ни при чём.

Его глаза стали удивлённо круглыми, и я подумал, что он, как обычно, начнёт расспрашивать меня о солнце и планете, но он спросил другое.

– Ты помнишь время, когда не умел говорить?

– Нет… – опешил я. – Точнее, я помню, что было такое время, но не помню, каково это было. А ещё я помню, как мы летали над миром и давали имена всем растениям, животным и предметам.

– А скажи, Рис, почему мы с тобой понимаем друг друга?

– Да потому, что ты говоришь на том же языке, что и я, – хмыкнул я. – Конечно, он изменился с тех пор, как мы его придумали. Вы упростили его и добавили новых слов. Но это несомненно наш язык. Видно, Алой проводил внизу с людьми больше времени, чем я думал. Он и научил вас. Больше-то некому. Я в долину не спускался.

– Никогда?

– С тех пор как людей стало много, никогда.

– А люди с равнин считают, что ведут свой род от тебя. Те, что имеют светлую кожу и рыжие, как у тебя, волосы. Людей со светлыми волосами, живущих у моря, называют сынами Кхора. А тех, у кого волосы чёрные, а кожа тёмная, зовут детьми Алоя.

– Не скажу за Алоя, – улыбнулся я. – А за себя могу поручиться.

– У тебя не было детей?

– Нет, бескрылый. Меня никто не рожал, и я никого.

– Вообще никого? – зачем-то переспросил бескрылый. И добавил совсем уже глупость: – Получается, что крылатых существ на планете кроме вас нет?

– Почему же? – Иногда бескрылый казался мне не умнее горного кроффа. – Их очень много. В горах водятся птицы и ящеры. У моря – птицы. А в лесах есть даже зверушки, умеющие летать.

– Я имею в виду разумных существ. Тех, с кем можно поговорить.

– Я не встречал.

– А ты облетал всю планету?

– Да, несколько раз. Конечно, я избегаю летать над морем и над той огромной пустыней, что на юге, тоже. Там нет воды и водятся здоровенные летающие ящеры. Немногим меньше меня. Однажды один такой напал на Алоя и здорово ранил. Алой убил его, но ящер порвал ему крыло, и в горы он возвращался пешком. Не меньше года шёл. А я вот не рискую понапрасну. И стараюсь не летать, где опасно. Ну а над лесами, степью и реками летал. Летел прямо за солнцем и вместе с солнцем возвращался к себе, в эти горы.

– И сколько дней занимал такой перелёт?

– Я не помню, бескрылый.

– Ну хотя бы примерно? Десять дней, месяц, три месяца, сезон?

– И примерно не помню. Давно это было.

– А почему не летаешь теперь?

Снова этот вопрос, на который я не знал ответа. Почему я больше не делаю многое из того, что делал раньше? Покопавшись в памяти и ничего путного не вспомнив, я пожал плечами:

– А зачем? Я же уже видел, что там есть. Мир меняется медленно. Вряд ли там появилось что-то интересное.

– Я бы отдал полжизни за то, чтобы облететь планету, – сказал бескрылый с этой своей отчаянной храбростью. – Чтобы увидеть мир с высоты.

– У тебя же нет крыльев, – хмыкнул я. – Пожадничал Творец, когда создавал твоих сородичей. Слабые, чахлые и живут недолго. Снежным прыгунам и то больше перепало.

– А вот и не больше, – улыбнулся бескрылый. – Мне Творец дал разум. Пройдёт зима, увидишь, сделаю себе крылья.

– Ну и свернёшь себе шею.

– Может, и не сверну, – упрямо сказал бескрылый, глянув на небо. – А если и сверну, то прежде увижу мир с высоты. Оно того стоит.

Его горячее желание летать тронуло меня. Я подумал, что такой лёгкий груз, наверное, несложно нести. Я, бывало, таскал камни и потяжелее. Эта мысль была новой и странной. Её нужно было обдумать. Я замолчал. Он тоже помолчал немного, но надолго его никогда не хватало. Вот и сейчас он, как обычно, легко вернулся к прежней теме.

– Значит, имена всему, что вокруг нас, дал ты?

– Я и Алой, – рассеянно отозвался я. – Алой даже больше. Это происходило долго, потому я и помню. Сначала это были просто разные звуки, а смысл у них появился много позже.

– Как это?

Я пожал плечами.

– Теперь это сложно объяснить. Я помню только ощущение. Сначала мы просто кричали, чтобы привлечь внимание друг друга или указать на что-то. Потом родились первые слова. Со временем их стало много, и появилась потребность в системе. Алой всегда был живее, подвижнее меня, он всё время что-то затевал, вечно экспериментировал. С языком тоже. Алой многое придумал. Например, способ отделять живое от неживого, действие от предмета…

Бескрылый неожиданно прервал меня.

– Ты поссорился с Алоем, Рис?

– Нет, – удивился я. – С чего ты взял?

– Ну… я здесь всё лето, и ни разу его не видел. А судя по твоим рассказам, раньше вы часто встречались.

– Часто по нашим меркам, не по твоим. Иногда мы не видимся по нескольку сезонов, а то и году, но это вовсе не значит, что мы в ссоре. Просто нет нужды встречаться. Захочет поболтать, прилетит. Хотя лучше было бы, чтобы он увлёкся чем-нибудь и забыл обо мне на какое-то время.

– Ты за меня беспокоишься? – понял бескрылый. – Не волнуйся, я спрячусь.

– Ты, возможно, и успеешь забиться в какую-нибудь щель в скалах, – кивнул я, – а вот следы твоего существования быстро скрыть не получится. Думаешь, Алой поверит, что я сложил этот шалаш? Или обрёл вкус к палёной пище?

– Разве это место не твой дом? – нахмурился бескрылый. – В низине говорят: «Серые скалы – урочище Риса. Синие камни – гнездо Алоя». Это не так?

– Так, – удивился я. Похоже, люди в низине знали о нас чересчур много для существ, никогда не забиравшихся в горы.

– Почему же ты боишься, что он найдёт меня здесь?

– Я не боюсь. Ты должен бояться.

– Разве ты не сможешь меня защитить? – озадаченно спросил бескрылый.

– Зачем мне это делать? – не менее озадаченно переспросил я.

– Но… ты же спас меня… заботился обо мне. Разве есть разница в том, кто хочет отнять у меня жизнь, камни, голод или Алой?

Ещё одна мысль, которую надо обдумать. Это существо своим появлением значительно усложнило моё существование. Я уже несколько сотен лет так много не говорил, не вспоминал и не думал. Одна часть меня противилась этому, а другая – радовалась.

– Я не позволю ему убить тебя, – наконец сказал я. – Не знаю почему, но мне не хочется видеть твою смерть. Только он ведь может прилететь и в моё отсутствие. Скоро зима, в сильные холода я всегда зарываюсь в снег и сплю. А Алой не осторожничает. Он летает в любое время. Может найти тебя и напасть.

– Будем надеяться, что снег замаскирует следы моего пребывания здесь, – рассеянно отмахнулся бескрылый. – Скорее я рискую умереть от холода, чем от руки Алоя. Весь сушняк на плато я уже собрал. Осталось только сломать деревце у источника, и дров больше не будет. Да и с едой будет туго. Прыгуны на зиму спускаются с гор.

– Это верно, – подтвердил я. – Сначала прыгуны, потом кроффы. А ящеры впадают в спячку. Скоро здесь ни единой живой души не останется. Только птицы.

– Вот-вот, – кивнул бескрылый. – А запасов на зиму я сделать не успел. Только закоптил несколько рыбин да пару снежных прыгунов засолил. Ну, ещё немного ягод. И дров совсем не осталось.

– Научись спускаться в распадок, – посоветовал я. – Говоришь, Творец дал тебе разум, так воспользуйся даром.

* * *

Видно, бескрылый внял совету. И когда снег в горах начал темнеть, по склонам побежали ручьи, а снежные прыгуны вновь вернулись на вершины, он был всё ещё жив. И даже окреп.

Одежда, в которой бескрылый пришёл в горы, совсем износилась. Он сшил себе новую из шкур снежных прыгунов. Их мех позволил ему пережить сильные морозы. Мех и огонь. За дровами он спускался в распадок по верёвке, и на ней же поднимал наверх вязанки хвороста.

Несколько раз за зиму я приносил ему рыбу. Но основной пищей, я думаю, у него были птицы, зимующие в распадках. Он наловчился ставить на них силки.

В один из первых хороших, по-настоящему весенних дней, когда я спустился на плато, бескрылый жарил несколько маленьких птиц, нанизав их на прутик.

– Вот и весна пришла, Рис! – крикнул он, завидев меня. И рассмеялся. – Конец царству Алоя! – Он принялся прыгать вокруг очага, выкрикивая бессмысленные слова.

– Алой вовсе не любит зиму, – буркнул я, удивлённый его возбуждением. – Почему ты ведёшь себя, как крофф во время гона?

– А разве тебе не весело? – улыбнулся он. – Солнце светит, снег тает, пахнет весной. Это ли не повод для радости?

– Просто ещё один сезон кончается, – равнодушно отозвался я. – Время линьки.

– Линьки? – заинтересовался бескрылый. – Ты имеешь в виду зверей или змей?

– Не только. – Я потёр плечо, и кусок старой, шершавой кожи пошёл трещинками, сквозь них виднелась блестящая, новая. – Скоро придётся наведаться к горячим источникам. В тёплой воде хорошо отходит старая кожа.

– Возьми меня с собой, Рис. Пожалуйста. – Бескрылый умоляюще сложил руки. – Там, где тебе час лету, мне пешком не дойти и за неделю. Прошу тебя.

– Ладно, – отозвался я. – Возьму.

– Горячая вода! – воскликнул бескрылый и снова принялся прыгать. – Для счастья мне не хватало только горячей воды! Жаль только, чистой одежды нет. Мои старые вещи совсем расползлись. Уж и чинить нечего.

– Можно сшить новые, – задумчиво предложил я. – Ты умеешь ткать?

– Что? – не понял бескрылый.

Я кивнул:

– Ага. Всё так. Алой никогда не любил этого занятия, вот и не научил ему людей с равнины. Я знаю, заметил, что одежда твоя вязаная, а не тканая.

– Научишь меня?

– Это несложно. Только нужно дождаться, когда снег сойдёт.

Между лесом и степью длинной полосой, упиравшейся в болота на юге, рос тростник. В то время, когда мы с Алоем придумывали себе развлечения, этот тростник хорошо послужил нам. Полые трубки, лёгкие и прочные, шли на дудочки, рукоятки для мотыг и лопат, опоры для навесов и основу для ткацкого станка. Алой всё время что-то изобретал – музыкальные инструменты, круг, чтобы лепить из глины, механизм, заставляющий воду подниматься вверх, и многое другое. Но ткать – придумал я. Правда, освоив это занятие, я сразу его забросил, и станок, на котором я ткал себе тот саронг, что ношу до сих пор, уже давно сгнил. Да и сам саронг поизносился, пора сшить новый. А для этого придётся снова собрать станок и соткать полотно. Заодно и бескрылого научу.

Три раза я летал в тростниковые заросли и приносил вязанки гладких и прочных, уже очищенных стволов.

Когда в распадках сошёл снег, я велел бескрылому собрать джут – стебли сухой волокнистой травы с кисточками на концах. Он принёс несколько охапок, и мы замочили его, натаскав воды в глубокую выемку в камне.

Я научил бескрылого разминать и сушить джут, и пока он занимался этим, собрал станок из стволов тростника.

Когда джут превратился в жёлтые мягкие волокна, я засадил бескрылого прясть. Его тонкие, подвижные пальцы оказались ловчее моих. Он гораздо быстрее и лучше справился с задачей, чем сделал бы я. И вскоре мы имели несколько мотков прочной нити.

Я заправил нить в станок и показал бескрылому, как опускается рама и куда надо продевать нить. Он быстро научился, и вскоре на камнях перед его шалашом уже сушились готовые, выстиранные полотна.

За рыбьими костями к морю летать не пришлось. У бескрылого имелась железная грубой ковки игла. Ловко орудуя ею, он сшил мне саронг, а себе пару штанов, рубаху и куртку из двойной ткани, подбитую мехом снежного прыгуна.

Но процесс так восхитил его, что он никак не мог остановиться. Когда бы я ни прилетел на плато, он всё время был занят – то собирал траву, то замачивал, то ткал. Он даже улучшил конструкцию станка, придумал несколько приспособлений для упрощения работы. Его ткань получалась мягче и ровнее, чем моя.

– Зачем тебе столько ткани? – наконец не выдержал я. – Одежда у тебя уже есть.

– Я хочу попробовать сделать из неё крылья, – сказал он, рассматривая кусок на просвет. – Натянуть её на раму из тростника. Как думаешь, получится?

– Нет. – Я взял из его рук ткань и смял. – Видишь, воздух в ней не держится. Тростник лёгкий, раму из него сделать можно, но вот натягивать на неё нужно что-то другое.

– А если пропитать ткань смолой?

– Воздух держать будет, – кивнул я. – Но смола тяжёлая.

– Сшить из шкур? – не сдавался бескрылый. – Если удалить с них мех и как следует выделать…

– Нет, шкуры зверей тут не помогут… – Я посмотрел на восток, в сторону моря. – Делай раму, а там поглядим.

Я знал, что подойдёт для этой цели лучше всего.

На Синих камнях у Алоя было всё. Вода, зелень, рыба и дичь. Но пещер, таких как у меня, не было. По сути, это были и не горы вовсе, а нагромождение гигантских валунов. Дождей там почти не бывало, да и не боялся Алой дождя. А вот ветер ему докучал. На открытом плато, на котором он в конце концов поселился, часто свирепствовали ураганы.

Он пробовал плести циновки и ставить заслоны и навесы, но ветер раздирал их, сшитые между собой шкурки животных тоже не спасали. Сложенные из камней стены помогли, но крышу из них не сделаешь.

Крупных животных в горах не водилось, да и на равнине тоже. А вот в море встречались настоящие гиганты. Как оказалось позже, кожа у некоторых огромных рыбин была тонкая, лёгкая и такая прочная, что не только ветер, а и мы с Алоем не могли порвать её. Даже железному лезвию ножа она поддавалась с трудом.

Насколько я знаю, с тех пор как мы натянули над его домом первый тент, он менял шкуру два или три раза. Сколько поколений бескрылых сменилось за это время? Один Творец и ведает.

Так что, если раздобыть такую шкуру, бескрылому этих крыльев хватит на всю его коротенькую жизнь.

Но до моря несколько дней лёту. И снимать шкуру с тех зверюг – дело долгое и тяжёлое. Да и не каждый день на берег выбрасывает туши. Хотя скоро как раз начнется сезон весенних штормов. Подождать хорошего ветра да слетать поискать на берегу достаточно крупную рыбину?

Пока я думал, совсем потеплело. Снег остался только в глубоких расщелинах, куда не заглядывало солнце. Склоны поросли молодой травкой, деревья выбросили липкие, остро пахнущие почки. Снежные прыгуны вступили в период гона. Их заунывные песни эхом разносились в скалах. Кроффы тоже вовсю спаривались, прыгали и дрались. Ящеры выползали днём на камни – погреться, но ещё не летали, для них пока было холодно. Только птицы резвились и заливались песнями в небе.

А мой бескрылый тем временем мастерил из прутиков «крылья». Маленькие, для примера. Натягивал на них ткань, привязывал грузик и запускал в воздух. Переделывал, снова запускал и снова переделывал. «Крылья» кувыркались в воздухе, ныряли к земле, летали по спирали, в общем, вели себя совсем не так, как того хотел бескрылый.

– Можно посмотреть на твои крылья, Рис? – как-то спросил бескрылый, споткнулся и упал, сбитый потоком воздуха, когда я резко расправил крылья. – О! Спасибо.

– Два тебе не нужно, – посоветовал я, снова сложив крылья. – Махать ты ими не сможешь, у тебя недостаточно сильные мышцы. Сделай одно. Будешь планировать, как белка в лесу.

Он потрогал мои крылья, поцокал языком и задумался.

Позже он часто просил меня раскрыть крылья и подолгу их рассматривал и ощупывал. Даже зарисовал в своих листках. Мерил их прутиком, что-то сравнивал и высчитывал, но пока без толку.

Когда весенние ливни смыли с гор остатки снега, я решил отправиться к горячим источникам. Облезающая кожа висела клочьями, новая под ней сильно чесалась, а горячая вода облегчает линьку и снимает зуд. Я взлетел, сделал круг над своими скалами и взял было курс на юг, но вспомнил, что обещал бескрылому взять его с собой. Пришлось вернуться.

Бескрылый только проснулся и разводил огонь, когда я приземлился на плато, подняв столб пыли и пепла. Он закашлялся и, выпрямившись, улыбнулся мне:

– Я битый час пытаюсь зажечь сырые дрова, а ты задул пламя, Рис.

– Я лечу к источникам.

– О! – Бескрылый тут же забыл про свой костёр. – Мне можно с тобой?

Я протянул ему руки. Он неловко обхватил меня за пояс, а когда я шагнул в пропасть с края плато, вскрикнул от страха и вцепился в меня ногами и руками. Я поймал поток воздуха, толкнувшего меня вверх, набрал высоту и неспешно полетел на юг, к горячим источникам. Весил бескрылый немного, я бы не почувствовал, что несу его, если бы он не стискивал мне живот, мешая дышать.

– Я держу тебя, отцепись! – крикнул я, перекрывая шум ветра. – Не дави так сильно.

Он послушно разжал объятья. Перевернув его (в этот момент бескрылый опять вскрикнул от страха), я обхватил его под грудь, прижимая одной рукой к себе, а в другую он судорожно вцепился своими обеими.

Меня давно перестали беспокоить его прикосновения. А сейчас я даже сам протянул ему руку. Понимая, как он, должно быть, напуган.

Но пугался он недолго. Через несколько минут, привыкнув к новому ощущению, он начал вертеться и восторженно вскрикивать:

– Рис! О боже, Рис! Посмотри, как красиво! Как блестит то озеро, Рис! А горы! Они совсем другие с высоты!

– Да, – рассмеялся я, – красиво. Сверху всё выглядит иначе. Но всё же не вертись. Я могу тебя уронить.

Он послушался, но надолго его не хватило. Страх его куда-то исчез, уступив место любопытству и восхищению. Он то и дело тыкал пальцем в простирающиеся внизу пейзажи. То его привлекла стая снежных прыгунов, то блеск выхода кварца, то цветущее дерево, белевшее среди зелёной травы.

Он махал руками пролетавшим птицам, пугал криками прыгунов и кроффов. Он извивался в моих руках, пытаясь увидеть всё. В итоге я чуть не выронил его, в последний момент успев ухватить за куртку, вместо того чтобы испугаться, он рассмеялся. Но зато после этого случая немного успокоился.

Над источниками, как всегда, курился пар, его было видно издалека. Я указал на него бескрылому, и вскоре мы уже спускались в долину, утопавшую в белёсом тумане.

В горячей воде старая кожа разбухла и сползла. Бескрылый помог мне соскрести её со спины, а заодно выбрал из моих волос мусор и комья смолы.