Читать книгу Бумеранг, или Несколько дней из жизни В.В. - Владислав Вишневский - Страница 1

Россия

Май. 2012 год

1

– Ну-ну, подсечку и через бедро его, через бедро… Ну, ну… А теперь на болячку… Так… Дави его, дави…. – Политтехнолог от окрика вздрагивает, но берет себя в руки. – Молодец! – Кричит премьер в сторону борцов, и без перехода, возвращается к прерванному диалогу. – Пусть только завалит показатели, пусть только провалит, скотина. Раскрутим по полной. – Обещает премьер-министр. – Пожалеет! Ну, что там, как там у него? – спрашивает.

Вопрос к личному политтехнологу. Политтехнологу, по виду и тридцати ещё нет, но уже именитый, хваткий, с неординарной фантазией, бритой головой, в очках в причудливой оправе, не спортивный, с пивным брюшком среднего литража, с хорошей послужной историей, и работой в различных избирательных штабах.

– Нет, я полагаю, не должен. – С опаской косясь на татами, потом на экран планшета у себя на коленях, говорит политтехнолог. – Он же понимает, хотя… Да нет, всё будет как по нотам. Мы с ним работали. Плотно. И в штабе, и с членами Народного фронта, я вам докладывал, осечки быть не должно. Иуд мы всех там подчистили… В окружении только надёжны люди. Да и сам он не дурак, и председатель избиркома у них наш человек… Связаться?

– Подождём. А в Дальневосточном округе?

– Уже подсчитали семьдесят процентов голосов.

– И…

– Естественно, мы лидируем… И в Приморском, и в Сибирском, и Уральском… везде… плюс – минус. И первыми вояки отрапортовали, как командующие округами обещали. Все сто процентов, и все сто процентов за нас. И все студенты тоже. В смысле за Вас, господин президент.

– Премьер.

– Извините. Оговорился.

– А плюс – минус, это сколько?

– Ну, практически несущественная величина. Так, сотые процентов.

Разговор происходит в Ново-Огарёво, в тренировочном спортзале загородной резиденции премьера. Зал обширный, многофункциональный. С борцовским ковром, боксёрским рингом, силовыми тренажёрами, зеркалами, подвесами с боксёрскими мешками, стульями и скамейками для уставших или глазеющих. Премьер потный, босиком, в распахнутом кимоно, без пояса, откинувшись на спинку кресла, широко расставив ноги, сидит, отдыхает, одной рукой вытирает полотенцем влажное лицо, шею, грудь. На другой руке, на безымянном пальце, зажим медицинского сканера. Так положено. Спортивный врач дистанционно снимает показания физического состояния премьера после тренировки. Премьер косит глазом то на татами, то на ринг, то на экран ноутбука политтехнолога. На татами топчутся две тренировочные борцовские пары из охраны премьер-министра. Там же и личный тренер. Поодаль двое других молодых парня, из той же охраны, с глухими звуками лупят по боксёрским мешкам, двое других – на ринге. В свободном стиле, уже с красными носами, щеками, ведут бой без правил. За ноутбуком молодой, но очень головастый политтехнолог. По рекомендации в команду принят. Уникум с тремя высшими образованиями. И психолог, и политолог, и юрист, и политтехнолог, и ещё там кто-то, с подачи ФСБ, с чем-то сугубо специальным. В зале находятся и два личных фотографа, и, естественно, кремлёвские хроникёры, и массажисты, и врачи – они в отдалении, за барьером для зрителей. А политтехнолог рядом. Он, кстати, и прописал сценарий поведения премьер-министра в этих экстремальных, избирательных условиях. Но заранее уже готовы статьи, и фото, и видеокадры положительного развития сценария, избирательной кампании в Госдуму. Есть, правда, и другой, менее оптимистичный, сценарий но он только обозначен реперными точками, и, похоже, опять не пригодился, в чём и был уверен политтехнолог, потому что всё идёт по намеченному оптимистичному плану: премьер-министр настолько уверен в успехе избирательной кампании в Госдуму, совершенно спокоен, что утром проголосовав, вечер провёл в спортзале. Якобы! Так по сценарию. Тренировку провёл самозабвенно и отрешённо, на подъёме. Практически не интересуясь результатами кампании.

– А что президент, люди? – спрашивает премьер, отбрасывая полотенце в напольную корзину.

Политтехнолог торопливо отвечает.

– Дмитрий Анатольевич, как я знаю, на посту, в штабе вашей партии, а народ… Народ… – политтехнолог понимающе усмехается, – народ по разному.

– Ну, и что они?

– Они? Одни водку уже жрут, извините, пьют, за ваше здоровье, другие на баррикады собираются. Я по Интернету смотрел. В смысле на митинги.

– Санкционированные?

– Пока нет, но заявки поданы.

– Собянин?

– Рассматривает. Затягивает, конечно, но на демократических позициях. Полиция в боевой готовности… как я знаю. Готовность номер один. Как положено. И пожарники тоже, и медики, и МЧС. Шойгу в штабе, Нургалиев и другие.

– Понятно. А что Хмуров?

– Хмуров? А что Хмуров? Хмуров бороду чешет. Ха-ха… – Политтехнолог расплывается в усмешке, но улыбка тут же слетает с лица. – Извините, вырвалось! Я с ним полчаса назад по мобильнику разговаривал, говорит, всё нормально. Голос бодрый. За пятьдесят процентов уйдём, говорит… плюс – минус… Не беспокойтесь.

– Я не беспокоюсь, это пусть он беспокоится. Никаких минусов быть не должно. Это исключено.

Политтехнолог ответить не успевает, в дверях спортзала появляется подтянутая фигура секретаря премьера, за ним выглядывает начальник личной охраны. Секретарь извинительно показывает на свои наручные часы.

– Всё, понял, время вышло, – говорит премьер политтехнологу, сбрасывая с пальца зажим сканера, легко поднимается. – Всю информацию мне на рабочий стол. – Не глядя, бросает. – Я на онлайне.

– Есть, господин премьер-министр. Уже там.

Премьер направляется в бассейн, проплывает обычные, туда и обратно 2–3 километра, идёт в душевую комнату. За ним следуют секретарь и охранник. Борьба на татами естественно прекратилась, борцы бегут в другую сторону спортзала, в свою душевую и свою раздевалку. Запоздало вспыхивают блицы фотовспышек.

Стоя под струями горячей воды, премьер выслушивает программу окончания дня.

– Сейчас у вас расслабляющий массаж, Виктор Викторович, потом осмотр врача, лёгкий ужин, затем вам нужно проехать в штаб. Вас президент ждёт, потом…

Брызги воды разлетаются во все стороны, секретарь осторожно отступает на шаг.

– Я помню. – Отфыркиваясь от воды, льющейся из большого душевого диска, замечает премьер. Коротко при этом, глянув на секретаря, усмехается. – Главное, мне на ночь сегодня нужно воспользоваться специальным унитазом, так, да?

– Да, Виктор Викторович, – пропуская иронию в словах премьера, оправдывается секретарь, – медики должны провести анализы. Это обязательно. Раз в неделю. Вы сами программу утверждали.

– Кстати, а я картошки хочу жаренной, с луком и селёдкой…

Секретарь вздрагивает, как от озноба.

– Нельзя, Виктор Викторович, вам нельзя, – весь его вид говорит о сильном недоумении, даже порицании, – вы же знаете, ваш личный диетолог категорически против жаренного, сладкого и солёного… Ваше меню давно уже утверждено и строго расписано. На весь месяц. Нарушать нельзя.

– Как же я устал от всех этих программ и правил… – Говорит премьер, щурясь от воды, резко смахивай руками воду с головы, – Тьфу! – отфыркивается, перекрывает краны.

Не отстраняясь, видя расползающиеся тёмные следы от воды на своём костюме, секретарь заключает.

– У вас работа такая, Виктор Викторович.

– Знаю. Ты вот что, дорогой мой, выкрои-ка мне минут тридцать – сорок свободного времени перед отбоем…

– Не могу, Виктор Викторович. У вас ни минуты свободной. Всё занято. На вечер и на ночь плотный график.

– А ты найди. Это распоряжение. Считай, приказ.

Премьер смотрит на секретаря особым, холодным, не мигающим требовательным взглядом.

– Ладно, я найду, – под взглядом смявшись, как пустая пивная банка, соглашается секретарь. – Но, напоминаю, – смятая пивная банка хрустит вмятинами, – в активной фазе сна вам обязательно придётся прослушать показатели экономики Казахстана. Запомнить. Это обязательно. У вас завтра встреча с премьер-министром этой страны. В 10 часов 25 минут. Проработка материалов по договорам о совместном производстве калийной соли. Материал уже готов, медики проверили, программисты ввели в ваш компьютер. Дискета у дежурного, специалист уже приехал. Потом программа по объединению Газпрома с Белтрансгазом. Она, как в записке значится, минут на тридцать. Дискета тоже уже в компьютере. Потом восстанавливающий сон. В Минск вы улетаете сразу после встречи с премьер-министром Казахстана. Президент Лукашенко ждёт. Документы у вас на рабочем столе. Спецслужбы уже на месте, и ваш лимузин тоже. Оба.

– Значит с 23-х до 24-х часов, да? – премьер гипнотизирует секретаря взглядом.

– До 23-х… тридцати. – Мнётся секретарь.

– До 23-х сорока. – Настаивает премьер.

– Ладно, Виктор Викторович, пусть так, но мне будет трудно…

– Ничего, всем сейчас трудно. И тебе тоже, и мне. Свободен. Скажи, пусть Вова зайдёт.

Спиной поворачивается к секретарю, вновь открывает краны, из душевого диска обрушивается вода, разбившись о мраморные плиты на стенах и на полу, разлетается мириадами брызг. Что-то напевая, бормоча под нос, Виктор Викторович намыливает голову. Секретарь выходит, кивает головой личному телохранителю премьера «тебя вызывают, зайди». Вова, на самом деле подполковник ФСБ, вместе с тем и сотрудник ФСО, Владимир Останин, начальник личной охраны премьер-министра, внешне крепкий, под два метра ростом, человек, специально обученный, подготовленный для охраны тела важного лица государства, неоднократный при этом победитель соревнований по боям без правил, различных армейских соревнований по самбо, дзюдо и карате, не считая остального военно-прикладного, вскакивает со стула, легонько пристукнув, открывает дверь.

Не оборачиваясь, премьер спрашивает:

– У тебя всё там готово? Эксцессов в Минске не будет?

– Никак нет, Виктор Викторович. Как всегда. Тьфу, тьфу, тьфу… Всё под контролем… – И со значением осторожно подчёркивает.

– Если вы не будете выходить из машины, конечно… Утверждённые дороги проверены, боковые проезды тоже, снайперы на точках. Резиденция просканирована. Везде выставлены совместные посты. Машины и водители уже на месте. Оба правительственные борта и экипажи на «товсь». Всё как всегда. Представители МИДа с Лавровым, Минэкономразвития с Набиулиной, Газпром с Миллером и двумя замами, наш Протокольный отдел, Песков со своими и трое референтов, девять журналистов и двенадцать телерепортёров с оборудованием уже утверждены, согласие получили, подтверждение пришло, и ваша охрана – всего шестьдесят девять человек, – все до одного проверены и аккредитованы. Я лично все заявки просмотрел. Полетим двумя бортами. Всё в порядке, Виктор Викторович.

– А Лукашенко как, его чиновники, что слышно?

– Не знаю. Готовятся, наверное. Это к разведке и Лаврову, не ко мне. Я же с его службистами разговаривал.

– Понятно. Тебе задание. Сегодня в 23.00, без опозданий, доставишь одного человека сюда. Ты знаешь кого.

– В смысле, Надежду?

– Ну, ты и дуб, Вова! Извини. Я же предупреждал, не называть имён? – Премьер выразительно кивает головой на потолок. – Предупреждал?

– Виноват, Виктор Викторович, предупреждали. – Понимающе соглашается охранник. – Я с этими выборами просто… Извините. Доставлю без сучка и задоринки, то есть без опозданий. Виноват, Виктор Викторович, больше не повторится.

– Ну-ну! – Премьер коротко смотрит на расстроенное лицо бодигарда, растирает тело полотенцем, бросает его в корзину. – А в 23.40 – обратно. – И добавляет. – Всё тихо и без проблем. Понятно?

– Так точно, Виктор Викторович, тихо и без проблем. Сделаем.

– Не сделаем, а ты сделаешь! Лично, ты! Без всех твоих этих… помощников. Понятно?

– Так точно, Виктор Викторович, лично и… без проблем.

– Ну, вот и молодец! Всё, теперь к массажисту.

– Есть к массажисту. Он на месте.

Но премьер не успевает, на столе, рядом со свежим нижним бельём, раздаётся звонок мобильного телефона – новый пиджак на манекене, брюки на вешалах, туфли с носками под поясным манекеном. Выразительно подняв руку с указательным пальцем, премьер останавливается…

– О! Кстати! – замечает он, и машет охраннику. – Ты иди-иди, я сейчас. – Пряча улыбку, возвращается к требовательному сигналу личного телефона, который предназначен только для одного человека. Вовремя она звонит, соскучилась, и я тоже, думает премьер, с улыбкой беря телефон.

– Да, – с улыбкой говорит он, – я слушаю, дорогая.

В ответ звучит другой голос, не тот, который он ждал, а мужской. Хриплый, не знакомый, не узнаваемый.

– Ага, привет, привет, дорогой. Поздравляю с победой на выборах в Госдуму. Можешь подавать документы.

Улыбка сползла с лица премьера, он побледнел.

– Простите, кто это? Вы ошиблись номером… – Едва проговорил он, поражаясь не столько самому тону разговора, сколько самим звонком. Об этом номере ни одна душа в правительстве не знала, и не могла знать, в Кремле тоже…

– Ладно, Витя, не забивай себе голову. Не парься, как сейчас говорит продвинутая молодёжь. – С заметной усмешкой произносит грубый мужской голос, явно искажённый либо расстоянием, либо спецсредствами. – Делай что сказали. Подавай заявку.

Кровь прихлынула к лицу премьера, вернулось самообладание, и амбиции.

– Одну минуту, – говорит он сухо и официально, с вызовом, – представьтесь, пож…

Но напрасно, в телефоне слышатся сигналы окончания разговора. Абонент отключился. Премьер впился взглядом в экран дисплея… Нет, на экране телефона номер абонента не обозначился. Следовало срочно установить данные абонента. Срочно! Премьер выскочил в коридор. Охранник Владимир Останин был на месте, ждал.

– На, – почти владея собой, произнёс премьер, протягивая телефон охраннику. – Быстро выясни, кто, откуда и вообще, кто такой звонил по этому номеру сейчас. Всё, всё!

– Есть выяснить! – выдохнул несколько растерявшийся охранник, схватил телефон, и крикнул в гарнитуру своего переговорного устройства. – Дежурный… ФАПСИ срочно. Посыльного ко мне.

И потом, после, всё то-время, пока массажист разминал тело премьера, Виктор Викторович, лёжа на массажном столе, мучительно размышлял, кто мог звонить по этому секретному номеру, и посмел говорить с ним таким тоном и вообще. Кто, кто?

Ещё не успел массажист к расслабляющему массажу перейти, «прорабатывал» мышцы шейного воротника, Владимир Останин появился. Как и положено по инструкции, массажист отскочил от тела премьера, отошёл в сторону, чтобы не слышать разговор, встал в сторонке, разминая стопы ног премьера. Останин, привычно оглянувшись по сторонам, склонившись, доложил на ухо премьеру, что ни в записи, ни в распечатке звонок не значится, вообще. Такового вообще якобы не было. Телефон абсолютно чист.

– Как душа младенца, – осторожно пошутить охранник, и смутился. – Извините. Вообще! – Подчеркнул он официальным тоном. – Что делать… с телефоном, в смысле?

– Этот выбросить, симку уничтожить, заменить на другой. Но… тоже чтоб ни одна душа… Ты понял? Без оформления.

– Конечно. В один момент.

И потом, после, несколько дней подряд премьер думал над этим звонком, вернее о том голосе, который звонил. И был ли тот голос? Не послышалось ли? При той психологической нагрузке, которая лежала на премьере, всё возможно, и не такое может почудиться. Но как человек разумный и в здравом уме – кремлёвские медики еженедельно сканировали его психофизическое состояние, – понимал, звонок был. Был! Был! И его, как спам на компьютере не стереть. Голос был. Он беспокоил, но… Текущие государственные дела отодвинули вопрос на третий план.

Работа!

В тот вечер он успел повстречаться и с президентом, – двадцать пять минут в вагоне скоростного специального подземного метро, подъём на лифте, и он в Доме Правительства, – выслушал преувеличенно-возвышенные, эмоционально-бравурные поздравления от своих вице-премьеров, министров, сторонников-соратников и других «заинтересованных» чиновников и деловых людей с успешным выходом партии «Единая Россия» на первые позиции. Гип-гип, ура, и всё такое прочее. Вместе с президентом обменялся с корреспондентами и телевизионщиками парой фраз, не пресс-конференция, брифинг, и улыбками для многомиллионной аудитории зрителей. Тем же спецвагоном вернулся в Ново-Огарёво. Встретился и с Надеждой. Конечно, тет-а тет. Вова привёз. Надежда!

Надя! Наденька!

С ней он познакомился недавно. На Селигере. Молодёжная партия проводила там свой очередной слёт-тренинг. Слёт сторонников премьера. В поддержку. Молодёжи собралось много. Очень много. Несколько тысяч, как значилось в местном пресс-релизе. Из центральных федеральных городов и районов. Сторонники правящей партии. Его сторонники, Виктора Викторовича. Финансирование правительством было открыто щедро. Под предлогом обучения молодёжи новым профессиям, трудоустройства, расширения политического кругозора, объединения молодёжи по интересам. И как обратная связь. На самом деле, какая там связь, – опора. Сплочённый монолит, щит, опора. Физическая опора в основном. Бойцы. Ребята собрались молодые, задорные, сильные, красивые, и нагловатые, и задиристые – войско! – и… разные. Такие и нужны были. «НАШИ». Появление премьера тусовка встретила аплодисментами, свистом, бодрыми выкриками: «Ура!», «Мы с вами!», «Мы вас любим!», «Мы победим!». И фотографировались, и песни под гитары пели, и… Премьер с речью выступил, открыл слёт. О том, что в данный текущий момент молодёжь должна быть с властью, должна любить свою Родину, любить Россию, не позволить всяким «чмошникам» и чинушам опережать молодых. Они, молодые, должны быть впереди, говорил он, должны много читать, обязательно учиться, быть готовыми идти во власть, не бояться трудностей, идти по карьерной лестнице, строить свою карьеру. Говорил премьер без бумажки, легко, страстно, прочувствованно, ему верили. Часто прерывали аплодисментами, согласными выкриками. Улыбались, ловили его взгляд. А он приметил одни глаза. Огромные, восторженные, зелёные. Девичьи. И фигуру её, стройную, гибкую, молодую, и руки, и… От глубины и жара её глаз, премьер даже с мысли сбился, испугался, но взял себя в руки. Она сидела почти напротив. Не сводила с него глаз. В них он читал и обожание, и любовь, и готовность следовать за ним, за властью и… Впрочем, как и все остальные. Как и другие люди, на его встречах с народом. А таких встреч у него за эти годы было, о-го-го, не счесть! Но эта девушка выделялась. Он неожиданно для себя почувствовал неодолимую волну восторга, нежности и интереса, как увидел её, приметил. Ооо-ух! Не впервые, конечно, но за долгие последние годы работы в Кремле, позволил поддаться нахлынувшему чувству. Позволил. Да и Кремлёвские психологи-медики порой тонко приватно намекали, что не плохо бы ему расслабиться, и для здоровья полезно, и, значит, для работы, для страны… Таких готовых на всё сотрудниц и в Кремле, и, да в любой точке Земли – найдётся с тысячу, пусть только намекнёт, укажет. А он терпел. Да и прокол Клинтона с Левински хорошо скандалом помнился. Положение и задачи обязывали, а вот теперь… Позволил. Да-да, позволил. Загорелся. Это заметил и Владимир Останин, начальник личной охраны премьера. Возможно и не он один. Но Останину по должности положено. Кстати, он же, точнее его «ребята» все симки у селигерских фотографов изъяли. Превентивно. Вернее без объяснений. Вова и узнал все её данные. С его подачи девушку перевели в Москву, в управленческую структуру молодёжного объединения «НАШИ». Надя… Наденька… Надежда! К тому моменту взаимоотношения премьера с женой отошли далеко на третий план, может и дальше. Давно уже. Должность президента, потом премьера не давали возможность спокойно развестись с ней, расстаться, стали бы сенсацией, и сплетнями. Кормёжкой для досужих конкурентов-завистников и папарацци. Это бы помешало имиджу, карьере, рейтингу, потому и сосуществовали супруги на разных «полюсах». Жена возглавляла какой-то детский фонд, занималась домами престарелых, в основном своими дочерьми, а он – государственными делами. Только. Но ещё спортом, конечно, здоровьем своим. Все остальные вопросы (имиджа, стиля, питания, распорядка дня, дел, его личная безопасность, безопасностью семьи…) занимались другие люди, клерки. Ему оставалось только следовать. Семья отходила… как тот «Титаник» Джеймса Камерона, глубоко в… Хотя дочерей он любил. Он с ними общался. Правда больше по телефону, но не забывал. Дочери – это другой пласт чувств, другой. В редкие часы брал их с собой на горнолыжный курорт, либо на открытие Большого театра, например, как недавно, после ремонта, на гала-концерт. Это же дочери! С другой стороны – общественность должна видеть премьера со своей семьёй. А Надя… Наденька – это особый случай. Это любовь. Возможно первая, настоящая. Особо страстная и всесжигающая, но тайная. Они встречались не часто – порой раз в неделю, когда и два, не более. Государственные дела премьеру не позволяли. И каждый раз встречи длились не долго. Не больше часа. После этого премьер чувствовал себя необычайно бодро и возвышенно. Никто не знал причины, все полагали на необычную энергию премьера, его ауру, харизму, спортивные тренировки, бассейн, заряженность на работу. Восхищались им. Истинную причину знал только Вова. Владимир Останин. Начальник личной охраны. Но ему можно было верить – пока! – и доверять… тоже пока.

А вот общественному мнению доверять нельзя. Им нужно управлять. Один за другим инспирированные гнилой оппозицией и примкнувшим к ним, митинги недовольной общественности беспокоили. В обществе создавалось негативное мнение, и в международных кругах тоже, что выборы в Госдуму опять прошли с нарушениями. Народ выходил на площади. Требовал правды, перемен. Размахивал плакатами, скандировал призывы провести повторные выборы, требовал отставки Хмурова, требовал правды, и прочего, размахивал кулаками. Пока, правда, без булыжников пролетариата. И не потому, что такого гегемона в стране давно уже нет, а потому, что не подошло время. Да и соответствующие государственные структуры и ведомства занимались уже этой проблемой. Одни меняли булыжники на монолитный асфальт, другие готовили сценарии провокаций, третьи арестовывали, возбуждали дела. Премьер, тем временем, как и положено по протоколу, время требовало, – подал документы в ЦИК, в качестве кандидата на должность президента. За ним, естественно (в который раз!), поспешил Зюганов, потом Миронов, Жириновский. Поговаривают, что и Явлинский вроде бы собрался. Советники премьера отмахивались, просили не обращать внимания на эти «детали», говорили, не беспокойтесь, люди и технологии включены, дальше 3-х, 5-ти процентов они не пройдут, и пройдут ли вообще. Премьер понимал, что такое административный ресурс, деньги, власть и возможность влиять на опору – на ФСБ, МВД, Генеральную прокуратуру, МО, Шойгу с его МЧС, на молодёжные пропрезидентские объединения, на олигархов, на СМИ, на технологии, на силовиков, на… своих людей, на других, преданных своим людям. Знал, у ведущей партии целый арсенал средств. Хотя, всё это беспокоило, но… готовился к открытому традиционному разговору со страной.

Референты без перерывов, круглыми сутками готовили ответы на возможные вопросы. Соревновались в лёгкости ответов, их округлости. Колл-центр принимал тысячи звонков от народа. Систематизировал, структурировал… Вопросы поступали разные. На этот раз в них превалировали несколько завуалированные (возможно и сотрудниками колл-центра сглаживались) открытое недовольство народом коррупцией, чиновничьем хамством, несправедливым налогообложением и прочим. В принципе, недовольство работой президента, правительства, если без шелухи. Эту суть следовало сгладить. Над этим референты и работали. Размышлял и премьер.

Кроме этого гирей «висели» вопросы международного характера. Принципиальные, важные. Проблемы противостояния США. Главная. Главнейшая. Противовесный Блок, который с таким трудом выстраивал Виктор Викторович, и в качестве президента и премьера охватывал и Китай, и Индию, и Бразилию, и мог стать мощным противовесом той самой США. Создай такое Россия, Барак Обама бы точно поостерёгся. Он и сейчас уже как на двух стульях. Но нужно торопиться с созданием Объединения. Оно будет иметь не только военно-политическое значение, но и экономическое. Это объединённые территориальные ресурсы, это людские, научные, элитарные, это продажа газа, военной техники, это объединённая энергетика, нанотехнологии, совместное освоение производств, территорий, договор о военном сотрудничестве, наконец, торговля, туризм. К этому накрепко присоединить бы ещё бывшие азиатские страны: Узбекистан, Таджикистан, Туркменистан, Казахстан. Но сложно. Чуть надавишь, пищать начинают, грозят лечь под Америку. Знают азиаты свои «рычаги». Но и у нас кое-что имеется. Служба внешней разведки постоянно докладывает. На углеводородах «братья» живут и наркоте. Хитрецы. Транзитом наркоту гонят, включая и Россию. Наглецы! Ничего, одолеем. Как говорят китайцы, «дорога длинной в один ли начинается с первого шага». Значит мы правильно делаем. Шаг за шагом. Два шага назад, три шага вперёд. Осилим. Никуда не денутся. Без России они загнутся. В пару тройку лет. Но встречаться с президентами, промывать им мозги нужно. На всех уровнях, во всех отраслях. Украина… Эх, Янукович, Янукович, попал как кур в ощип. Страна скатывается, особенно Западная её часть, к фашизму. С одной стороны они на него давят, с другой стороны мы. Если бы не российский газ, давно бы уже Украина соскочили. Кстати, там скоро перевыборы, нужно профинансировать претендента. Не Януковича. Януковича нужно менять, зажрался, обнаглел, оброс холуями, не стратег, да и слаб. А на кого? Тимошенко бы, но… Сможет ли? Отработанный материал. Хотя, шансы у неё всё же есть. Ничтожные, но… Ладно, рискнём, пусть политтехнологи проработают вопрос. Нужно чуть ослабить давление на братьев… Эх, возродить бы Варшавский блок! Жаль, нет возможности, быть может… со временем. Италия, Франция, Германия уже в друзьях. А это для России дорогого стоит. Наш газ своё дело делает. Для Европы это козырь. Сейчас! Сильный козырь! Потому и Меркель, и Берлускони в «лучших» друзьях. Но Европа труслива. Ох, труслива! История с немецко-фашисткой войной показывает. В целях сохранения целостности своих стран и народов, они лягут под любого сильного. Значит, таким сильным партнёром Россия и должна быть. И будет. Да и не с руки Европе вставать на пути таких монстров, как мы!

Но для этого много нужно. Очень много. И последовательно. И первое, нужно победить на выборах. Внутри страны. У себя. И победим. Такие силы задействованы, включая административный ресурс и новые выборные технологии. Беспрецедентные! Оно того стоит. И первый бой, уже практически выигран. Теперь беседа с народом. Беседа. Доклад и ответы на вопросы.

Разговор с народом длился больше четырёх часов. Одни, сидя в Гостином дворе, другие в разных городах страны, стоя. Журналисты на телемостах собрали представителей от народа. Из-за разницы во времени, в основном вечером уже, на морозе. На этот раз в количественном выражении почти пропорционально прошедшим на выборах в Госдуму. Вопросы звучали действительно острые, обеспокоенные, порой злые. Но, как всегда, премьер ловко уходил от прямого ответа. Обобщал, давал историческую справку, почти без запинки оперировал многомиллиардными суммами вложенных средств в экономику страны, вдавался в сравнение с показателями в других странах, больше Европейских. Главным звучало – Россия гораздо легче прошла Международный экономический кризис! Страна развивается! Безработица снизилась! Рождаемость увеличилась!! Ему оппонировали, «…но смертность увеличилась!». Премьер, с секундной заминкой ответил: «Не совсем так! В разных Федеральных округах по-разному. Главное, рождаемость впервые за много лет в стране увеличилась. Это факт. Впервые! Это о многом говорит». С этим спорить не стали, такое и протоколом общения не предусмотрено. В дальнейшем, из его ответов получалось, что о коррупции он знает, но, уверен, её сразу не победить, только с помощью Общества, о воровстве по всей властной вертикали он тоже знает, но знает и о том, что против попавшихся возбуждено более тысячи административно-уголовных дел по стране, что менять чиновников на «переправе» он не станет, научен опытом, это приведёт, в лучшем случае, к остановке работы, в худшем случае… и говорить не стоит. Были и поддерживающие выступления. От периферийного вагоностроительного завода, например. Выступающий, начальник цеха, решительно, но со стеснительной улыбкой, предложил физическую помощь московской полиции – в поддержку премьера – приехать с мужиками, своими заводчанами, и помочь слабой, нерешительной московской полиции в наведении порядка в столице. Чтоб разные там… Законными методами, естественно, добавил он. Премьер заготовке рассмеялся, подъезжайте, мол, но… понял, что обострять не следует, могут понять прямолинейно, перевёл всё в шутку, подъезжайте, мол, но лучше чай пить. Посмеялись шутке.

Когда встреча со страной закончилась, Виктор Викторович вернулся на Краснопресненскую набережную, в свой кабинет, в Дом Правительства. Провёл «разбор полётов». Ему показали видеозапись особенно удачных мест в его выступлении и не особо удачных. Не удачным было одно.

Даже президент это заметил, позвонил из Кремля.

– Виктор Викторович, я тут посмотрел, если не обидишься, замечу: фраза с бандерлогами, мне показалась… эмм… как-то, скажем, на слух, несколько неудачной для премьер-министра, нет?

Премьер как раз над этим досадным пассажем размышлял. Ещё раньше, когда «писаки»-референты предложили включить эту фразу, Виктор Викторович, вначале отказался, даже возмутился, но ему «писаки» объяснили: «Это из народного сленга, модного сейчас, молодёжного. Только ввернуть это нужно со смешком, как бы по-свойски, я, мол, такой же, как все. Потрафить как бы. И фраза пойдёт, её поймут. Положительно на имидж сработает». Это и перевесило. Премьер так и сделал, но… по реакции «публики» увидел, юмор не прошёл.

– Согласен, Толя, мне она сразу не нравилась, я плохой актёр видимо. Да и народ какой-то злой был, заметил?

– Да, заметил. Не тех подобрали, либо…

– Анатолий Дмитрич, подобрали тех. Разных. Демократия, дорогой мой! За что боролись, как говорится. Не то бы на своих сайтах такое бы в Интернете бандерлоги выложили, не дай Бог!

– На сайтах, кстати, и без того сплошной компромат. Надо его прикрывать… бы… Но, согласен, нельзя. Не поймут. Кстати, между нами, зря я когда-то отменил графу «против всех».

– А я тебе говорил. Это против нас же сработает. И сработало.

– Да, тогда бы Зюганов с Жириновским, и Миронов вообще бы не прошли семипроцентный барьер. А так… Ты уже смотрел, там и Порохов вчера документы в ЦИК подал.

– Гриша? И этот туда же? Я так и думал. Ну, наглец! Ну, конъюнктурщик!

– И не только он. Правда они не опасны, а вот Порохов…

Неожиданно премьер слышит в телефоне тот же мужской, чуть искажённый эфиром голос. Это же слышит и президент.

– Ха! У вас старые данные, господа. Порохов уже не опасен. Он в СИЗО. Сегодня утром арестован. За попытку изнасилования.

Сказать, что премьер с президентом опешили, ничего не сказать. По крайней мере, если премьер этот голос совсем недавно уже слышал, для президента это было полной неожиданно, то есть ирреальностью.

– Что? Виктор Викторович, это кто на линии? Что это было? Это же кремлёвская линия. Закрытая. Это оператор? Это… невозможно!

Но премьера удивил не голос, хотя и это тоже, сама информация. Порохов арестован. За попытку… Не может быть.

Он так и выдохнул в трубку:

– Не может быть! Президент понял другое.

– А кто же это тогда был, если не оператор? Это же преступление! Это нужно расследовать. Подслушивать секретные правительственные разговоры. Это уголовно наказуемая статья. Это Государственное преступление.

И услышал, оба услышали:

– Так, успокойся Анатолий Дмитрич, и не пыли. Ты сейчас о другом думать должен. Главный конкурент закрыт. Он в СИЗО. Уголовное дело открыто.

– Как у Стросс-Кана? – выдохнул премьер.

– Да, полная аналогия. – Странный абонент усмехнулся. – Извините, а что делать? Вас же спасать надо, страну спасать. Не то придут эти…

Президент не понимал.

– Виктор Викторович, кто это? Кто к нам присоединился? Я кладу трубку.

Несанкционированный собеседник ответил:

– Клади, клади.

2

Естественно, произойди такой случай с кем-либо из обычных людей, не вызвал бы удивления, смешок бы если: чего особенного, мало ли… На каждом перекрёстке, да что перекрёстке, почти на каждом подъезде установлены видеокамеры или уже устанавливают. Некто мили… тьфу, ты, некто полицейский высокий чин обязан контролировать ситуацию в городе. Он и контролирует. Потому и видеокамеры, вэб-камеры, и полиции, и сыщики, и просто люди в штатском. Чтобы ни одно противоправное действие не осталось «за кадром». И правильно. За народом нужен глаз да глаз. Но что касается несанкционированного доступа к разговорам первых лиц государства это… Это, извините, преступление, это за гранью. Это нужно пресекать. Калёным железом. Как государственную измену. До пожизненного. Никто не должен знать о чём могут говорить те самые лица. Это посягательства на частную жизнь, на свободу личности, в конце концов, но прежде…

Премьер нажимает кнопку вызова секретаря. Не отпускает даже тогда, когда секретарь «солдатиком» возникает в дверях. Звонок так и бренчит в приёмной, в раскрытой двери слышно.

– Соедините меня с Генеральным, срочно!..

– Секретарём Совб… – непозволительно растерявшись, переспрашивает секретарь, таким гневным секретарь премьера никогда не видел.

– Какого Совбеза? С Генеральным прокурором, я сказал… Быстро!

Секретарь мылом выскальзывает из кабинета, бежит к своему столу… Прокололся, уволят, колоколами бьётся у него в голове, пока он набирает личный телефонный номер Генпрокурора… Генпрокурор немедленно отвечает, хотя время обеденное.

– Я слушаю вас, Викт…

Премьер его перебивает.

– Вы с ума сошли, Дмитрий Викторович? Кто вам позволил, кто… Это правда, что Порохов у вас арестован?

– Так точно, Виктор Викторович, как вы и приказали, то есть указали. – Театрально бодро, но угасая, рапортует Генеральный…

– Я?!

В вопросе премьера для Генпрокурора звучит непомерное удивление и ужас, вплоть до снятия прокурорских погон, он смешался.

– Так от вас же, извините, по прямому звонили из Дома Прав… Я и… мы и…

– Что вы, что вы?! Идиотизм! Я такой команды не давал. Я вообще ни чего про это не знаю… Пока мне не доложили… Немедленно Порохова освободить. Все документы изъять, все мне на стол. Вы поняли? Немедленно! И не забудьте извиниться.

– Я? – севшим голосом переспрашивает генеральный…

И в этот момент, снова неожиданно вклинивается в разговор тот самый мужской, механистично искажённый голос по закрытой линии.

– Стоп, стоп, стоп, стоп! Не кипятитесь, господа. Ничего отменять не надо. Вы, товарищ прокурор, кладите трубку, – Тот немедленно выполняет команду, характерный щелчок это подтверждает. – А с вами, Виктор Викторович… – неизвестный собеседник умолкает, доносится только его горестное сопение в трубку. – Мда, тяжелый случай… Нужно работать. – Говорит он, наконец, и вздыхает.

Кто такой, кто такой… бьётся испуганно в премьерской голове вопрос.

– Вы, значит, не поняли. – Заключает неизвестный. – Жаль!

С этим голос в трубке исчезает, но мягко и требовательно зуммерит на приставном столе телефон прямой правительственно связи с гербом и надписью «Генеральный прокурор РФ». Наследие прежней системы (В смысле, телефон). Премьер вздрагивает, неужели опять он… Ну всё, попался, стервец, нажимает кнопку записи разговора.

К сожалению, нет. По громкой связи голос генерального прокурора осторожно переспрашивает:

– Виктор Викторович, я не понял, так освобождать или… Это, извините, президент что ли с нами говорил?

– Какой президент, чёрт тебя возьми, Дмитрий Викторович, это… это… Освобождать, я сказал. Немедленно.

– Понял, Виктор Викторович, понял, исполняю, уже дал команду.

Непредвиденная ситуация выбила премьера из рабочего состояния. Отмахнувшись от круглых в ужасе глаз секретаря, вызывает машину.

– А как же ваш сегодняшний план встреч, Викт…

– Никак. Переведи на первого зама, не понятно что ли? Что смотришь? Меня нет. Заболел.

– Понял, Виктор Викторович. – Послушно склоняет голову секретарь, хотя, конечно, ничего не понимает.

Владимир Останин, начальник личной охраны, не переспрашивает, в микрофон, спрятанный в рукаве пиджака, дублирует распоряжение. Команда проходит и к группе дежурной охраны, и к дежурному офицеру ФСО.

– Куда, Виктор Викторович? – закрывая за премьером дверь бронированного лимузина, спрашивает Останин.

– Прямо! – распоряжается премьер. У Останина лицо не меняет выражение, премьер уточняет. – За город.

«За город», дублирует Останин в гарнитуру переговорного устройства. Выстроившийся кортеж немедленно срывается с места. Стрелки спидометров замирают на цифре 200, расстояние между машинами – рукой подать. Всё по-инструкции. С дежурного пульта ФСО прошла соответствующая команда, дежурный полицейский на пульте города продублировал, на ближайших магистралях, на всём предполагаемом пути правительственного кортежа автоматикой полностью перекрывается всяческое авто- и прочее движение. Постовые ГИБДД, торопливо поправляют форму, сбрую, заранее держат руку у козырька фуражки. Мимо них, под звуковой и световой сигналы два лимузина, два минивэна сопровождения с охраной, и два полицейских автомобиля несутся по осевой линии. Обычное дело. У бойцов личной охраны премьера, в минивэнах, автоматы наизготовку, у Останина, он сидит полубоком, на коленях взведённый многозарядный пистолет-автомат. Он, как сжатая пружина, весь собран, брови нахмурены, глаза остро сканируют набегающее и прилегающее пространство. Премьер, забившись в угол огромного салона, спрятавшись за шторками и тонированным стеклом вроде дремлет. Думает или отдыхает. Что, для высокого должностного лица, в принципе, одно и тоже. А второй лимузин, с задёрнутыми шторками, точно такой же, но пустой, летит впереди, сразу за полицейской машиной. В качестве «обманки». Для снайперов или террористов.

«Кто, кто мог так беспардонно вклиниваться в правительственную связь, кто мог позволить в таком тоне разговаривать с… с… со мной, не говоря уж о президенте России, кто?» – мучительно размышляет премьер. «Варианта два, нет, три. Это, конечно, иностранные спецслужбы. Враги! Да, это они. Они могут. Или оппозиция, ну эти и подавно могут, хотя… некоторые только… новые…» На этом премьер мысленно гневается. «Но это же беспредельная наглость, непозволительная, беспредельная! На кого они замахнулись, на кого!! Ооо! Мочить! Всех мочить! Выявить и мочить! Замочим!», решает премьер, и мысли его переходя к третьей версии. «Технически могла и ФСО, конечно, или ФСБ». И немедленно отвергает, как невозможное. «Нет, они не могут. Они свои, они не должны. Они…» На этом размышления премьера не задерживаются, возвращаются к первой версии, как к более вероятной. Но, вспомнив тот механистический голос, премьер понимает, что голос был русский, чисто русский, никакого акцента… Хотя иностранные спецслужбы легко могли найти такого русскоговорящего, их сейчас по всему миру пруд пруди… «Могли, конечно, могли, завербовали, заплатили, и… подключились». И тут же с собой спорит: «Но они вряд ли бы тогда применили прибор изменения голоса. Наоборот, дураки что ли, зачем скрывать? Пожалуйста, узнавайте, мы вас не боимся, мы вот они! Да, это, пожалуй, не Америка. А кто тогда? Внутренняя оппозиция? Нет, только не госдумовские старцы, вряд ли, они свои. Им и так хорошо. Прикормленные. Если только подросшие там: навальные, удальцовы, и иже с ними… Горлопаны! Подлецы! Немцов, предатель, Касьянов, Каспаров, и прочие… Эти могут. Ещё как могут. Но откуда у них такие возможности? С наглостью понятно, а вот с возможностями… Они же не могли так быстро влезть в закрытую эфэсбешную структуру, не могли. Да могут, вполне могут. Деньги решают всё. Купили? Вполне. И Гриша Порохов с ними… Нет, Григорий не мог. Я бы знал. Григорий в обойме. А эти… этот, Генпрокурор, скотина, взял и испортил всё. Стоп, испортил не он, а его руками. Генпрокурор до этого бы не дошёл. И вообще, без санкции бы он… Кто же тогда, кто?» Мысли сами собой возвращаются к ФСБ. «Нет, ФСО вряд ли, там всё жёстко, там дисциплина, – думает премьер, – кнут и пряник. А вот ФСБ могла. Вполне. И Люди везде у них свои есть, и спецсредства и… прошлые обиды могли тлеть, не гаснуть… глубоко-глубоко где-то, но могли. Хотя, столько денег и прав им выделяется, скажи налогоплательщикам – в лучшем случае расстреляют, в худшем, разорвут на куски… эти навальные, касьяновы, немцовы… блогеры с ними, Дума, народ, мать иху… Зачем такое ФСБ? Им зачем? Они же итак… Я же им… Разогнать? Других назначить? Можно. Не можно, а нужно, в целях безопасности страны и его правительства», заключает премьер. Интересно, кто же там мог затаить обиду и вот так разговаривать, кто? На память приходит тот странный голос, его сопение и вздох «вы, значит, не поняли…» Что поняли, что? И последнее «жаль». Что жаль, кого жаль? Не понятно. Но голос взрослый. Не детский или юношеский, точно взрослый… Где-то за сорок или старше… Да, где-то за…

Додумать премьер не успевает, потому что лимузин на всём ходу – как в стену – во что-то неподвижное влетает, или в него что-то, кто-то…. Премьер, естественно, не пристёгнут, не по рангу, от резкого удара отрывается от сиденья, втянув голову в плечи, свободно пролетает на выход через вылетевшее переднее лобовое стекло лимузина, стекла уже нет, его начальник охраны телом только что высадил… машинально сгруппировался, но юзом едва не влетел под остановившийся первый лимузин. Потерял сознание. ЧП. Большое, правительственное.

Находясь в бессознательном состоянии, премьер не видел и не слышал, как взвыли сиренами подлетевшие кареты скорой помощи, как прилетел вертолёт, подъехали сотрудники ФСО, возникло множество машин полиции, прокурорские, следственные, специальные, лимузины вице- и разных секретарей, помощников… Место мгновенно наглухо было оцеплено, огорожено сотрудниками ФСО, полицией, другими штатскими лицами. Никакие теле- и прочие репортёры к месту ДТП допущены не были, как и разные депутаты, и вице-, и секретари с помощниками. На правительственном ДТП работали сотрудники следственного комитета Генпрокуратуры, ФСО, ФСБ, кинологи… И медики. Премьера сразу же увезли вертолётом. За ним тело личного охранника, водителя, несколько побитых спецназовцев из минивэнов. Там просто: переломы, сочетанные травмы… Очень быстро подъехали эвакуаторы, вызванные из гаража номер 1, автокран, уборочная техника. И уже через час ничего на дороге не напоминало только что случившееся дорожно-транспортное происшествие. Даже странным образом упавший бетонный столб с фонарями освещения был спешно заменён на новый. Прежний, вывезен на закрытую спецплощадку для проведения экспертизы, как и лимузин премьера, и два минивэна. Движение на трассе было восстановлено.

Виктор Викторович пришёл в себя сам, так ему показалось, на самом деле введённый медиками в вену препарат взбодрил кровь, всю нервную систему и… прояснил сознание. Он открыл глаза. Над собой увидел потолок кремового цвета, и много света. В ушах стоял звон и тянущая боль в голове и на лице. Во рту сухо. Повернуть голову и рассмотреть что вокруг он не смог. Голова была в бинтах, шея не слушалась. К тому же от напряжения, в глазах потемнело. Он закрыл глаза. Попытался вспомнить что произошло… Но не смог. Тело было невесомым, как и не было его, а вот голова была тяжёлой гирей, к тому же болела.

Два врача, в возрасте, в очках, с бородками, и молоденькая медсестра, стоя поблизости, склонившись, внимательно, с профессиональным интересом смотрели то на лицо пациента, то на медицинские приборы, потом оглянулись на третьего… Тот был рядом, тоже смотрел, невысокий, кряжистый, лицо в старческих морщинах, главврач, видимо, или хирург, удовлетворённо кивнул докторам головой, повернулся и вышел. Сразу же за этим в палату вошли два санитара, взявшись за спинки кровати, покатили её на выход. Доктора двинулись следом.

Очередной приход в себя премьеру дался гораздо легче. Голова болела меньше, но отчего-то болело лицо. Было тяжелым, отёкшим. Глаза плохо открывались. Скосив глаза, увидел толстый слой бинтов на своих щеках и носу… Но голову повернуть мог. Даже пошевелиться, даже приподняться…

Большая просторная палата… Он в больнице, понял премьер. Палата явно соответствует его положению. «Кремлёвка», догадался он. Всё блещет чистотой, свежестью, почти уютом. Много света, тонкий запах цветов. Тепло. Тихонько жужжат «умные» приборы. Их множество. На лице и голове бинты. От бинтов пахнет каким-то противным лекарством. Жжёт. Премьер попытался потрогать лицо руками, но услышал взволнованное: «Нет, нет, нельзя. Не трогайте, пожалуйста, вам ещё рано». Голос был женским, но молодым и вежливым, где-то у премьера за изголовьем. Потом она возникла в поле его зрения. Медсестра. В шапочке, куртке салатового цвета и такого же цвета брюках. Не очень красивая девушка, но пухлая и улыбчивая.

– Вам ещё нельзя снимать повязки. Доктор не разрешил.

– А что со мной? Я ударился?

– Извините, я медсестра. Нам не положено посвящать пациентов…

– Я премьер-министр, я не пациент. Где доктор, позовите главврача. Мне на работу надо. Вы слышите?

– Я слышу. Не волнуйтесь. Вам волноваться сейчас нельзя. Он сам к вам придёт.

– Когда он придёт? Когда?

– Скоро. Как освободится.

– А телефон… Где мой телефон… Мой… Девушка, дайте мне свой телефон. Мне нужно срочно позвонить. Вы знаете кто я?

– Телефоны только у главврача.

– Что?! Вы понимаете кто я? Я премьер-министр, понимаете? Я почти президент страны. Немедленно дайте телефон, или вызовите главврача. Немедленно его сюда, немедленно! Вы слышите? У меня государственные дела, работа. Мне нужно позвонить.

– Это запрещено.

– Мне?!

– И вам тоже. Вы больной. Вы после операции.

– Девушка, какой операции, какой?

– После аварии. Главврач сказал, хорошо, что в вашей машине стекло бронированное, отделяющее вас от водителя не было поднято, и лобовое вылетело, не то бы вы… вам…

Виктор Викторович вдруг вспомнил и механический голос, и удар. Да, стекло отделяющее салон от водительского места поднято не было, это нарушение. Но премьер мог нарушить, впереди сидел его начальник охраны… Потому он и…

– А Останин? Мой начальник охраны… Что с ним?

– Извините, я не знаю. Нам не положено.

– Идиотизм! Скажите, а где я? Это «Кремлёвка»?

– В частной закрытой клинике. А вот и доктор. Ваш лечащий врач, профессор Олег Павлович. – Представила она, и выскользнула за дверь.

– Ну наконец-то, доктор…

– Тихо-тихо-тихо, вам нельзя волноваться, и разговаривать тоже. Всё хорошо, всё отлично. Я уже здесь, я с вами…

Доктор Олег Павлович тоже оказался непробиваемым, хотя и профессор, но вежливым и улыбчивым. Мог говорить только о лечении. Или берёг так премьера. Вставать разрешил только через день. Если всё будет хорошо. И то в присутствии медсестры или лечащего врача. И телефона у него тоже нет. Врёт, конечно, эскулап хренов. И телевизор, говорит, тоже не положено. Если позже только. И главврача сейчас в клинике нет, за границей, в Брно, на международный симпозиум врачей челюстно-полостной хирургии, сегодня утром улетел. Больному прописан покой и только покой. Неукоснительно. В этой клинике пациенты равны. Хоть сам президент, хоть король, хоть папа Римский, тонко пошутил доктор, но закончил серьёзно, – правила для пациентов одни. И никаких посторонних контактов, никаких встреч-разговоров. Только лечение, лечение и покой. И убежать нельзя, категорически, всё под охраной и глазами видеокамер. Кстати, подчеркнул доктор, в палате есть и душ, и туалет, и всё что нужно, но это через пару- тройку дней, а пока, постельный режим. Постельный. За всем присмотрит палатная медсестра. Обращайтесь к ней, не стесняйтесь… Милая симпатичная девушка, специалист.

– А вот и ваш завтрак. Диетический. – Прерывая поток не очень удобных для себя вопросов, обрадовано вскричал доктор, встречая фигуристую молодую медсестру с сервировочным столиком. – Если будут предпочтения, пожалуйста, продиктуйте, она заполнит карточку ваших личных пожеланий. Шеф-повар у нас лучший, таких в ресторанах нет. К обеду исполним. Приятного аппетита. – Пожелал он и быстро удалился. Его улыбка скрылась за дверью.

Не доктор, а ресторанный администратор какой-то, приподнимаясь на подушке – медсестра помогла – подумал премьер. Но завтрак был кстати. И не плох.

Пациент отвлёкся. Завтракал, но думал о своём. Первое, как долго он здесь? Второе, как там в правительстве? Третье, как отреагировал президент? Что вообще произошло? Это нападение? Терроризм? Пожалуй, и то, и другое. Значит точно 277-я статья УКа РФ террористу светит. От двенадцати до двадцати лет. А лучше бы расстрел. Обнаглели, сволочи. На кого руку подняли! Ничего, Генпрокурор раскрутит, мало не покажется. А учитывая мой статус, – пожизненно, либо смертная казнь, злорадно усмехнулся премьер. Можно ещё добавить и 278-ю, например, но и первой достаточно. Идиоты! Хрен вам. Не дождётесь. Кстати, а как там Останин, что с ним? Неизвестно. А как отреагировала Наденька, обе дочери, жена в конце концов… Позвонить бы…

Фигуристая медсестра столик укатила, появилась улыбчивая, но не разговорчивая пухленькая. Набрав в шприц какое-то лекарство, вколола в ягодичную мышцу, придвинула стойку капельницы, ввела в вену руки иглу и открыла краник…

Внимательно посмотрела на подвешенный флакон на стойке, на забинтованное лицо пациента, потом на экран одного из приборов, стоящих сбоку от кровати пациента, щёлкнула тумблерами…

– Отдыхайте, – пожелала она, – если что, нажмите вот эту кнопку, я услышу. – И вышла. Премьер, откинувшись на подушку, принялся было размышлять над неожиданно сложившейся с ним ситуацией, даже взгрустнул, но лекарство сделало своё дело, он уснул.

Так тянулось несколько дней. Поест, поспит, поест, поспит… На шестой день с лица сняли повязки. Доктор, теперь их было два, оба, как и медсестра, в халатах салатового цвета, удовлетворённо покачал головой, произнёс:

– Очень хорошо. Даже красиво получилось. Да, коллега?

Коллега согласился. А премьер не понял, что там очень хорошего.

– Что-то с моим лицом? – спросил он.

Доктора отрицательно закивали головами.

– Нет-нет, всё хорошо. Всё отлично. Лучше и быть не может.

Премьер пожал плечами. В теле возникла боль – в шее и плечах…

– А можно зеркало? – спросил он и добавил. – И сотовый телефон, и телевизор. Скучно. Лежать скучно.

Доктора поняли.

– Нет, телевизор нельзя, не положено. Пока. А вот книги, журналы, пожалуйста. Читайте сколько угодно. Какие вы предпочитаете? У нас выбор большой. И классика, и… любые…

– А как вы себя чувствуете? – отвлекая, спросил второй. – Что-нибудь беспокоит, кроме головы?

– Шея, правое плечо и руки…

– Вот как! А на рентгенограмме всё в порядке.

– Это остаточное. – Заключил Олег Павлович, профессор. – Пройдём повторно рентген, сеанс массажа и физиопроцедуры, будете как новенький. У нас великолепные передовые медицинские технологии, прекрасные врачи. Поверьте. Профессора с большим научным и практическим опытом. В России мы лучшие. Таких больше нет.

– Кремлёвка на несколько порядков ниже. – Подчеркнул другой доктор.

– Именно, – подтвердил Олег Павлович, – так что, больной… всё будет в лучшем виде. Но зеркало и телефон не дали, мысленно резюмировал премьер, когда его оставили одного. Зеркало и телефон стали навязчивой идеей. Он осторожно поднялся с кровати, осмотрелся… Интерьер палаты его не удивил, что-то такое прекрасное он уже видел в… Германии, в Берлине. Канцлер Германии фрау Меркель с удовольствие ему демонстрировала достижения передовой немецкой медицины. Тогда премьер улыбался, кивал головой, рукой касался приборов, стен, соглашался, «я, я». Такие стационары доступны любому немцу, говорила фрау Меркель, и с достатком, и без… за счёт налогоплательщиков и государства. Интересно, а здесь за чей счёт, подумал премьер, направляясь к двери. Подойдя к ней, осторожно приоткрыл, увидел рядом с палатой небольшой столик и человека в штатском с рацией на столе и раскрытой книгой в руках. Человек азиатской наружности, невысокий, спортивный, коротко подстрижен… Пиджак расстёгнут, под левой подмышкой бугрилось. Из Системы, сразу понял премьер. Или из ФСБ, или из ФСО. На лицо незнакомый. Но это и не удивительно: кто он, и кто премьер. Главное, его охраняют. И это правильно, подумал премьер. Удивительно, почему один, а не трое, четверо… согласно высокого статуса охраняемого лица. Нет, сейчас это и лучше. Можно поговорить без свидетелей, узнать. Как-никак «одной крови».

Но охранник почему-то всполошился. Вскочил, схватив рацию, словно защищаясь, вытянул вперёд руки, замахал ими:

– Нет-нет, не выходите. Это запрещено. Вам выходить запрещено. Я должен сообщить. Одну минуту, одну минуту! – Преградил собой дорогу.

– Да я не выхожу. – Простецки улыбаясь, ответил Виктор Викторович. Замечая, парень в весе до семидесяти пяти, боец. – Ты, кстати, знаешь кто я, знаешь?

Охранник неопределённо качнул головой.

– Так вот, коллега, мне нужно позвонить и зеркало бы… Нужно бы побриться, а зеркала в палате нет. Поможешь, а?

– А… а в ванной комнате, в туалете? – заикаясь, спросил охранник.

– Так они мутные, влажно, наверное… Я себя не вижу… Помоги, а, найди зеркало.

Охранник, открыв рот, испуганно вращал глазами… Такое явно не было предусмотрено Инструкцией.

Но уже, выручая охранника, быстро приближаясь, по коридору дробно стучали каблуки. Успел, скотина, нажать кнопку, поморщился премьер, или видеокамеры «встревожились». Премьер быстро ретировался в палату, лёг и накрылся одеялом.

Вбежавшая в палату медсестра, за ней и лечащий врач, успевший что-то угрожающее пробухтеть охраннику, появились в палате.

– Какие-то проблемы, больной? – Шумно дыша, спросил улыбчивый доктор. – Вы чем-то недовольны. Что-то нужно?

– Я не знаю, как там без меня дела, Олег Павлович. Вы понимаете, профессор? Я беспокоюсь. Неужели не понятно? Я премьер-министр. На мне вопросы государственной важности, у меня встречи. На мне политика, вся экономика, промышленность, оборонка страны, социальные вопросы… семья наконец. А вы меня успокаиваете. Даже телефон не даёте, даже телевизор, зеркало. Что это за клиника? Как это? Почему? Я не понимаю. Приказываю, немедленно свяжитесь с Аппаратом правительства, или Аппаратом президента. Они всё обеспечат. И вас, доктор, вместе со всеми вашими профессорами, переведут в лучшем случае в сельские фельдшеры, а вашего главного врача лишат лицензии. Это в лучшем случае. Вы меня понимаете? В лучшем! И это не угроза. Так будет, если вы не позвоните…

– Да, у меня есть такой приказ. Я позвоню. Сообщу.

Премьер развёл руками:

– Ну вот, молодец, доктор. Что и требовалось. Я жду.

Профессор вышел, а медсестра принесла зеркало. Премьер взял его, приблизил… И с криком ужаса выронил из рук. В зеркале увидел лицо в синюшных разводах, отёкшее и совсем другого человек, незнакомого… Нос с горбинкой, брови широкие, скулы острые, подбородок с ямочкой…

– А-а-а! Что вы сделали? Кто это, кто?

Не реагируя на истошный крик, охранник внёс телевизор, включил в розетку. На экране, на телеканале «Россия 24», в прямом эфире, как значилось у кромки экрана, возник он, премьер-министр Виктор Викторович, совершенно бодрый и здоровый, в тёмно-синем костюме, белой рубашке с тёмным галстуком, опершись на руки, часы на правой руке, сидел за большим правительственным столом, блестя залысинами, слегка улыбаясь, что-то говорил присутствующим министрам. Заседание Кабмина. «Новости». Охранник добавил звук. «…Мы должны активнее привлекать инвесторов в наши проекты. Правительство и страна в этом заинтересованы. Это поможет нам увеличить бюджет…»