Читать книгу Герои и подлецы Смутного времени - Вячеслав Манягин - Страница 1
Вступление
ОглавлениеЧетыре века назад вместе с Великим голодом на Русь пришла первая Смута.
Как тогда говорили, «народ согрешит – царь умолит, а царь согрешит – народ не умолит». Видно, сильно согрешил царь Борис, а вместе с ним и русский народ, если Господь посетил Россию гладом, мором, междоусобицей, нашествием иноплеменных и разорением государства.
За три голодных года вымерло около половины населения страны: от 1/3 на юге до 2/3 на севере. Даже если летописец преувеличивал, все равно последствия голода были ужасны. На рынках продавали человечину. Дети поедали родителей, а родители – детей. Очевидец писал, что сам видел, как на столичной площади мать разрывала на части и поедала своего еще живого ребенка. Пишу об этом не для того, чтобы ужаснуть кого-то, а для того, чтобы показать, до каких глубин может пасть человеческая душа. Владельцы крепостных, не имея возможности их прокормить, выгоняли людей на улицу, навстречу голодной смерти. Чиновники разворовывали хлеб и деньги, отпущенные из казны для пропитания голодных и даже саван для похорон неимущих. Купцы спекулировали зерном, наживаясь на бешеном росте цен. Православный ел православного (в прямом смысле слова).
Мир рушился. Человек лишался нравственной опоры, и после этого уже все было возможно. Немногие устояли в это время. У большей части народа со дна души поднялась та муть, которая и стала истинным началом Великой Смуты русского народа.
В глухие дни Бориса Годунова,
Во мгле Российской пасмурной страны,
Толпы людей скиталися без крова,
И по ночам всходило две луны.
Два солнца по утрам светило с неба,
С свирепостью на дольний мир смотря.
И вопль протяжный: «Хлеба! Хлеба! Хлеба!»
Из тьмы лесов стремился до царя.
На улицах иссохшие скелеты
Щипали жадно чахлую траву,
Как скот озверены и неодеты,
И сны осуществлялись наяву.
Гроба, отяжелевшие от гнили,
Живым давали смрадный адский хлеб,
Во рту у мертвых сено находили,
И каждый дом был сумрачный вертеп.
От бурь и вихрей башни низвергались.
И небеса, таясь меж туч тройных,
Внезапно красным светом озарялись,
Являя битву воинств неземных.
Невиданные птицы прилетали,
Орлы парили с криком над Москвой,
На перекрестках молча старцы ждали,
Качая поседевшей головой.
Среди людей блуждали смерть и злоба,
Узрев комету, дрогнула земля.
И в эти дни Димитрий встал из гроба,
В Отрепьева свой дух переселя[1].
Великий голод в Москве
В 1603 г. закончился голод, но начался бунт против царя. Изверившийся во всем народ двинулся на столицу. Социальная война, вызванная голодом и реформами Годунова, накалила обстановку в обществе до предела. Страна бурлила, как кипящая вода в закрытом котле, пар готовился сорвать крышку. Выброшенные помещиками во время бедствия на улицу «лишние рты» – крепостные, дворня, боевые холопы – лишившись земли, крова и средств к существованию, сбивались в гигантские разбойничьи шайки и опустошали страну, логично решив, что если они не нужны господам, то и господа не нужны им. С повстанческой армией Хлопка под Москвой воеводам Годунова пришлось выдержать не одно сражение, прежде чем ее удалось разгромить.
Восстание против царской власти – не против боярина, местного князька или присланного из Москвы чиновника, а против самого помазанника Божьего – явление для средневекового менталитета экстремальное. Мировосприятие у человека того времени было весьма отличным от нашего.
Не стоит думать при этом, будто наши предки были глупее нас, только потому, что не знали закона Ома. И мозги у них были что надо, и руки росли из того места. Но само течение жизни – размеренное и предсказуемое как смена времен года, без газет, телевидения и интернета – не предусматривало резких политических и социальных изменений. На небе был Бог, в Москве – царь. Причем Бог – православный, а царь – урожденный. Поближе – боярин-барин или дворянин-помещик.
Но вот со смертью младенца-царевича в Угличе пошел под горку локомотив истории. Все быстрее крутились его колеса, все быстрее проскакивали полустанки и станции. Пар, свист, стук – и вот уже машинист ничем не рулит, ни на что не влияет, а пассажиры только и могут что с ужасом смотреть из окон на пролетающие мимо руины, пожарища да кладбища.
Конец династии Ивана Калиты и жуткий голод, угробившийся полстраны, выбили скрепы народной жизни. А затем – вторжение «названного Дмитрия» (как называли человека, известного ныне под именем Лжедмитрия I некоторые осторожные дореволюционные историки), странная смерть Бориса и жестокое убийство его семьи, воцарение самозванца и его неожиданное падение, и, наконец, восшествие на престол Василия Шуйского – и все это всего лишь за один год! За один год сменилось три династии. В городах и весях Святой Руси еще пировали по случаю обретения «урожденного царя Дмитрия Ивановича» (Годунова – выскочку из мелкопоместных дворян – многие за подлинного царя так и не признали), а тут уже и этот оказался самозванцем и папежником. А что такое самозванец на царском престоле? Царь – живая икона Бога на земле, христос (помазанник) Божий, единственный из всех людей в мире дважды получающий святое миропомазание. Но если царь – христос, то незаконно выдающий себя за царя и самозвано забравшийся на престол есть противник Христа – антихрист.
Голова шла от этого кругом. Страшно было от мыслей, теснившихся в ней. Ведь если Годунову – «татарину и зятю Малюты» можно, если можно беглому монаху Отрепьеву, так выходит – любому можно?.. Отсюда и пошли потом многочисленные самозваные «царевичи» Дмитрии, Петры, Илейки Муромские и прочие. Рушилась вера не просто в сакральность царской власти, рушилась вера в богоустановленное мироустройство, в Самого Господа. Да и труднехонько было сохранить веру в Него, после того как ели в Великий голод пироги с человечиной. И то ли еще будет! Одни котлы с солониной из человечьих трупов, обнаруженные в Кремле победившими ополченцами Минина и Пожарского чего стоят! А ведь оборону Кремля держали не только поляки, но и русские сторонники царевича-королевича Владислава. Отсиживался вместе с поляками и своими родственниками за кремлевскими стенами от русских ополченцев и будущий первый царь из династии Романовых Михаил…
Когда смотришь на череду действующих лиц Смутного времени, то видишь перед собой почти одних интриганов, заговорщиков, клятвопреступников, изменников, убийц, самозванцев. С трудом находишь среди них людей не тронутых гниением Смуты, таких можно счесть по пальцам одной руки: патриарх Гермоген, князья Скопин-Шуйский, Пожарский, Минин… Вот, пожалуй, и все. Это среди русской элиты. А в простом народе – казаки, лисовчики, каждый против всех и все против каждого. Жгут друг другу пятки, в надежде добыть серебряную копеечку. Переславцы идут грабить ростовцев, южане – северян, города и целые области мотает как корабль в шторм, от Шуйского к Тушинскому вору, от поляков к Пожарскому. Ополчение вышло освобождать Москву: 1200 человек… И как-то никто не вспоминает, что и эти – за жалованье. Утешает лишь то, что во все времена, во всех народах было так же, и мы – не лучше и не хуже. Чтобы это понять, стоит только оглянуться вокруг: в наше новое смутное время ничего не изменилось…
По словам очевидца Смуты, келаря Сергиевой лавры Авраамия Палицына, «гибли Отечество и Церковь; храмы истинного Бога разорялись, подобно капищам Владимирова времени; скот и псы жили в алтарях; воздухами и пеленами украшались кони; злодеи пили из святых потиров, на иконах играли в кости; в ризах иерейских плясали блудницы. Иноков, священников палили огнем, допытываясь сокровищ; отшельников, схимников заставляли петь срамные песни, а безмолвствующих убивали… Люди уступили свои жилища зверям; медведи и волки, оставив леса, витали в пустых городах и весях; враны плотоядные сидели станицами на телах человеческих; малые птицы гнездились в черепах. Могилы, как горы, везде возвышались. Граждане и земледельцы жили в дебрях, в лесах и пещерах неведомых, или в болотах, только ночью выходя из них обсушиться. И леса не спасали: люди, уже покинув звероловство, ходили туда с чуткими псами на ловлю людей; матери, укрываясь в густоте древесной, страшились вопля своих младенцев, зажимали им рот и душили до смерти. Не светом луны, а пожарами озарялись ночи; ибо грабители жгли, чего не могли взять с собою – дома и скирды хлеба, да будет Россия пустынею необитаемою…»
И не поляки все это делали (по крайней мере, далеко не всегда поляки), а свои русские и православные: дворяне, крестьяне, казаки. А началось все с убийства младенца в Угличе – кем бы этот младенец ни был, царским сыном или подставленным вместо него сыном простолюдина. А за ним следует шестнадцатилетний мальчишка Федор Годунов с разможженой дубинкой головой, далее – повешенный в метельный полдень четырехлетний Ваня Мнишек и тысячи, десятки тысяч детей – изнасилованных, задушенных, съеденных в голодные годы, – вплоть до подвала Ипатьевского дома, который впитал июльской ночью 1918 года невинную кровь убитых царских детей.
Пятнадцать лет непрерывной гражданской войны и польско-шведской интервенции уничтожили еще 50 % из тех, кто выжил в голодные годы. Страна лежала в руинах. Немецкий посол по дороге от Новгорода до Твери, не встретил ни одной населенной деревни! Все дома вдоль дорог были забиты непогребенными трупами.
Таковы были результаты Смуты, бушевавшей над Россией до 1618 года.
Большинство историков XIX–XX вв. считают Смуту результатом 50-летнего правления царя Иоанна Грозного. Вот что написал об этом времени отнюдь не самый «зашоренный» советский ученый, Р.Г. Скрынников: «От эпидемий и голода умерли десятки тысяч человек. От рук опричников погибло 4000… Города были центрами средневековой цивилизации. Их население было малочисленным. Репрессии нанесли огромный ущерб городам… Вся мрачная затхлая атмосфера средневековья была проникнута культом насилия, пренебрежением к достоинству и жизни человека, пропитана всевозможными грубыми суевериями» (курсив мой. – В.М.). Видимо, историку кажется, что современная атмосфера, в которой население России сокращается каждый год на сотни тысяч (если не на миллион) человек, сплошь пропитана благовониями…
Однако был и другой взгляд на причины Смуты. «Великая беда (Смута) есть следствие законов Бориса Годунова, сделавших невольными крестьян», – писал в свое время Татищев. По мнению историка князя М.М. Щербатова, главной причиной возникновения Смуты была «политика Годунова».
Действительно, историки как бы забывают, что между смертью Ивана Грозного и началом Смуты прошло четырнадцатилетнее царствование Федора Иоанновича, сына Ивана Грозного и последнего Рюриковича на московском престоле и семилетнее правление царя Бориса Годунова. Более двух десятилетий, в течении которых страной, сначала фактически, а потом и де-юре, управлял Годунов. Обвинять Ивана Грозного в том, что Смута является результатом его правления, все равно что обвинять Сталина в Перестройке и гибели СССР. И тот и другой виноваты лишь в том, что при их правлении Русское государство стало настолько могущественным, что это вызвало крестовый поход против него всех ведущих государств и политических сил западного мира.
Если же трезво взглянуть на факты, то Смута – результат последовавшего после царствования Иоанна IV слома той социальной системы, которую на протяжении нескольких столетий возводили правившие Россией государи из династии Ивана Калиты.
К мысли о необходимости создания такой системы московские великие князья пришли в результате осмысления исторического опыта Киевской Руси и татаро-монгольского ига. Хотя попытки построить нечто подобное предпринимались и раньше, например великим князем Андреем Боголюбским, но они оказались преждевременны и безуспешны. Дело в том, что государственные и общественные реалии Киевской Руси не способствовали этому. Они в значительной мере отличались от того, что мы можем видеть в Московском государстве XV–XVI веков.
Карамзин отмечал европейский характер Киевской Руси. В Древнерусском государстве законодательство, образ жизни, даже одежда мало отличались от европейских. Платонов пишет о неустойчивости политического устройства Киевского княжества: постоянное перемещение князей с княжения на княжение, широкое распространение вечевой системы, ограничивающей княжескую власть, обширное частное землевладение, широкое распространение рабства – все это препятствовало установлению самодержавия.
Велика была и степень нравственного падения русского народа в XII–XIII вв. Об этом свидетельствует то, что во внешней торговле домонгольской Руси среди экспортируемых товаров на втором месте после мехов стояли рабы – не только пленные кочевники, но и русские единоплеменники и единоверцы.
Все это привело Киевское государство к неожиданному концу еще за век до того, как оно подверглось татарскому погрому. Никто как-то особо и не задумывается о том, почему великие князья Юрий Долгорукий и Андрей Боголюбский перенесли на север центр политической и государственной жизни. А ведь летописец указывает на катастрофическое запустение Южной Руси. В Чернигове – втором по величине городе Киевского государства – сообщает летопись, «остались лишь княжеские псари да пришлые половцы». В чем же дело? Странным образом, в середине XII века, население Южной Руси разделилось на две части. Одна, меньшая, переселилась в близлежащие районы Южной Польши, а вторая – на северо-восток, в междуречье Оки и Волги. Два века спустя потомки ушедших в Польшу вернулись на запустевшие земли Приднепровья. Так появились малороссы. Ушедшие на север остались среди болот и лесов Владимиро-Суздальской Руси, ассимилировали коренастых и рыжих угро-финнов и создали Московскую Русь. Так появились великороссы. Эти процессы шли во время татаро-монгольского ига и закончились к моменту его падения. По мнению современников, татарское иго было дано Богом как горькое лекарство для вразумления русского народа и исправления его путей.
Принципы, на которых создавалось Московское государство, заметно отличались от тех, на которых была основана Киевская Русь. Часто историки, страдающие русофобией, называют Россию азиатской страной, но, не в силах объяснить конкретно, в чем же заключается наша азиатчина, начинают что-то плести о дураках и дорогах. Дело, конечно, не в этих двух бедах нашей страны, а в социально-политической системе Московского государства.
Если искать аналогии с Московским государством, то надо обратиться к древности, к азиатской древности библейских времен. Его основополагающие принципы были те же, что в архаических государствах: Ассирии, Египте, ветхозаветном Израиле до его вавилонского плена и даже доколумбовых государствах Центральной и Южной Америки – ацтеков и инков. Это сословность, государственная собственность на землю и сакральность верховной власти.
Нет сомнения, что московские государи, приступая к строительству своего государства, уже имели определенный план, и неуклонно выполняли его, передавая эстафету от отца к сыну на протяжении столетий. Его важной составной частью было построение справедливого, сословного общества, просвещенного христианским учением. Именно в XV–XVI веках Московская Русь была наиболее близка к достижению этого идеала.
Прав был Татищев. Пагубные изменения в государстве и обществе произошли не при Иоанне Грозном, а во время правления Бориса Годунова. Именно Годунов попытался основать новую династию и для этого стал искать опору не в обществе в целом, а в одном сословии, наиболее близком и полезном ему – в дворянстве. Для аристократии, князей и боярства, он был до конца дней чужим. Они не приняли его, и, в конечном счете, привели к гибели. Крестьяне, в виду своей политической и военной слабости, мало могли быть ему полезны. И лишь дворянское сословие – основная воинская сила государства, видевшая к тому же в Годунове «своего» царя – из дворян – оказало ему поддержку. Но эта поддержка дорого обошлась и государству, и самому правителю.
Когда пришло время расплачиваться с дворянством, Годунов так реформировал налоговую систему и перераспределил государственные тяготы, что разрушил всю веками создаваемую систему сословного социального мира, основанного, прежде всего, на понятии справедливости. Подати только за первую половину правления Годунова выросли в полтора раза, а годовые проценты на ссуды – в 10 раз (!). Это объясняет, почему во время правления Бориса Годунова случилось невозможное прежде: выступление народа против центральной власти, против царя.
Борис снял тяготы с плеч дворянина и большую их часть перебросил на спину пахарю, а остальное – столь нелюбимому им боярскому племени. Но он сделал худшее – он разрушил веру в справедливость и правду на земле, разрушил «общее дело» всех православных христиан. И государство стало медленно, но неуклонно разрушаться, сползать в трясину Смуты – сначала духовной, а затем и политической.
Одним из годуновских деяний, потрясших народную душу, стало введение крепостного права. Прикрепление к земле вызвало бегство крестьян на окраины государства, что, в свою очередь, привело к нехватке рабочих рук в центре. Чтобы разрешить данную проблему, Борис разрешил кабалить, то есть, обращать в рабство вольных слуг, служащих по найму. Достаточно было проработать несколько часов на хозяина, чтобы превратиться в его раба. Недовольство этой системой вызвало необходимость создать ей некий «противовес», и Годунов приказал не только поощрять доносительство, но и награждать доносчиков имуществом жертвы.
Все эти изменения никак не способствовали социальному миру в стране. Они превратили более-менее мирно уживавшиеся прежде сословия во враждебные друг другу классы. Большинство «деяний» Годунова были вызваны не потребностями государства, а текущими задачами, вернее, одной, самой важной для него задачей – удержаться у власти, укрепить свою династию. В своих действиях он шел на поводу обстоятельств.
Годуновские реформы стали началом конца Московского государства. Пресечение династии Калиты привело к тому, что некому было поддерживать систему сословного равновесия. На вершине власти была утеряна сама идея сословного общества.
A.C. Пушкин считал, что «Борис Годунов погиб потому, что от него отвернулся собственный народ. Крестьяне не простили ему отмены старинного Юрьева дня, ограждавшего их свободу» (Р.Г. Скрынников).
Огромную роль в том, что Годунов проиграл сначала информационную, а затем и «горячую» войну своим противникам, сыграли не только проводимые им трансформации общественного устройства Московского царства, но и то, что подданные так и не стали в массе воспринимать его как легитимного («урожденного») царя. Противники Годунова в московском политическом истеблишменте организовали против него заговор. А удар, нанесенный по престижу Годунова голодом и неспособностью царской администрации с этим голодом справиться, окончательно подорвал позиции новой династии. Смута – не столько интервенция, сколько гражданская война – стала неизбежностью. И она не закончилась до тех пор, пока силы, ее развязавшие, не добились своих целей, главной среди которых был захват престола.
1
К. Бальмонт. В глухие дни.