Читать книгу У студёной реки. Сборник рассказов и эссе - Вячеслав Васильевич Нескоромных, В. В. Нескоромных - Страница 1

У СТУДЁНОЙ РЕКИ

Студент стоял на краю огромного сооружения – плотины ГЭС, перегородившей ущелье многомиллионными кубами бетонного конгломерата. Под ногами сложной изломанной жизнью жила река – могучий Енисей втягивался плавно в створы плотины с одной стороны и выскакивал как ошпаренный и обезумевший от боли многоликий зверь с другой. Грохот многих сотен тысяч, миллионов тонн воды – непрерывный и могучий, совершенно несравнимый с чем либо, давил на сознание, вызывал и восхищение, и невольно подступающий ужас.

Плотина только строилась, перегородив одно из ущелий Западного Саяна, и до её пуска было около полугода, о чем свидетельствовала гигантская надпись, вывешенная прямо на скале:

«До пуска ГЭС осталось 156 дней», но казалось, что доделать плотину за это время не представляется возможным, столько вокруг была масса всего временного, шаткого и неказистого.

Плакат висел на скале, на многометровой высоте и было непонятно, как менялись ежедневно цифры в раме, напоминающей стадионное табло в районном городишке, по мере убывания срока наступающего события.

Но огладывая гигантскую бетонную плотину и нагромождение строительного железа вокруг, необычные масштабы строительного процесса, сразу перестаешь удивляться такое мелочи, как трудность замены цифры на скале.

Студенту со спутником, ‒ штатным геологом партии, следовало преодолеть высоченную плотину по шатким лестницам и далее следовать в полевую геологическую партию на берегу таежной реки, впадающей в Енисей выше по течению.

Река та, звалась гордо, – Кантегир.

На обратной стороне плотины у деревянного причала уже ждала путников длинная, узкая, элегантная своими плавными обводами и с загнутым кверху носом, смоленая дочерна лодка.

Савич, так величали хозяина лодки, был из местных. Слыл лодочник и охотник знатоком шумных студеных рек, спускавшихся к Енисею стремительными потоками, преодолевающими перекаты и «трубы-дудки», очень узкие как горловина места в русле реки. Беснующаяся вода несла дикую неукротимую энергию молодых гор, стремительно отплясывала на отмелях, буравя в водоворотах скалистые берега и двигая камни, все что-то перестраивая и совершенствуя в конструкции своего русла. Река была полна рыбы – ленками, тайменями, но в основном хариусами, натренированными быстрыми и студеными реками до такого физического совершенства, что пойманного пятнистого красавца невозможно было совершенно удержать в руках, так он бился и извивался, демонстрируя неукротимую мощь изящных форм и жажду свободы.

Вновь прибывшие живо расселись в лодке, а Савич, поправив места посадки пассажиров, оттолкнул нагретый солнцем причал жилистой и сухой рукой, запустил мотор. Лодка стремительно пошла против течения, и в разговоре выяснилось, что Савич теперь здесь на реке самый «ходовой» хозяин и мастер.

Самым «ходовым» Савич стал после того, как отчаянный и неведомый пассажирам лодки Дедюхин не вернулся из тайги, а его лодку, изрядно побитую, обнаружили через пару недель, аж за третьим порогом свирепого Кантегира.

Самого Дедюхина не нашли, а в том месте на берегу, где обнаружили лодку, соорудили высокий лиственничный крест, который так и стал зваться «дедюхинский». Также теперь называли и порог на реке – мало кому поддающийся при подъеме против течения реки третий порог Кантегира.

Дедюхин был и остался личностью уважаемой и почитаемой местными рыбаками и охотниками, а, учитывая его былые свершения, уже становился человеком-легендой. Он сам строил лодки и, постукивая по борту своего «корабля», Савич подчеркнул, – строил сам, но под приглядом Дедюхина. Подобная аттестация была лучшей рекомендацией лодке. Дедюхиным была построена добрая половина местных лодок, а остальные более или менее удачно скопированы с его творений. Личная лодка Дедюхина, тем не менее, оставалась вне конкуренции – столько в нее было вложено труда и таланта мастера. Обводы лодки были идеально симметричны и обтекаемы, лодка прекрасно держала поток и волну, была устойчива и грузоподъемна, легка в управлении и прочна. От лодки в этих местах зависело не то, что многое, – зависело на реке в тайге всё. Быстрые студёные потоки тестировали суденышки несговорчиво-жестко и непримиримо. Например, закупленные геологической партией неплохие для равнинной реки дюралевые «Казанки» в здешних местах не могли подняться по Кантегиру и пары километров – в первом же потоке вставали, натужно ревя мотором. Более мощные моторы спасали мало – в первой же «дудке» «Казанку», при попытке пройти поток, сдуло как пух сквозняком, и лодку с перепуганным водителем грузовика Вовкой, – тоже из местных, еще долго пытались остановить, так раскрутило ее водоворотом.

«Ходовитость» Савича была теперь первейшая от того, что он несколько раз ходил за второй «чумной», как говорил сам Савич, порог, а третий преодолел только дважды, но по «доброй» воде, когда основные речушки и ручейки Саян несколько мелели и поили свирепую реку умеренными дозами, что несколько успокаивало строптивую воду.

Теперь, оказавшись на службе в партии, и зная досконально здешние места, где отработал охотоведом пару десятков лет, Савич вёз новых сотрудников на место дислокации партии – штатного геолога Михаила и Студента, прибывшего на практику. Михаил вернулся из отпуска и прибыл в новую партию, которая с апреля разместилась в Саянах для поисков коренного месторождения нефрита, а также для изучения и отработки найденного в этих местах месторождения жадеита.

Это всё были породы ценных ювелирно-поделочных камней.

На реке геологами были обнаружены валуны нефрита. Окатанные, гладкие, они лежали у воды, подобно смоляным тушам морских зверей – сивучей и моржей, лоснясь на солнце, а также находились вросшими в песок и камни в отдалении возле леса. Были также отмечены валуны нефрита, утопленные в реке. В реке нефрит брать было невозможно, но достаточно валунов по тонне-две весом располагалось и на суше, на бережку, в тех местах русла, которые в обильные дожди закрывались водой.

Главной же задачей геологов был поиск коренного месторождения ценного ювелирно-поделочного камня, что сулило многие блага первооткрывателям и геологической партии. Интерес представляло и небольшое месторождение жадеита – острой скалой выпирающего из горы на ее склоне. В скале серпентинита в виде ярких очагов, астраханскими арбузами зеленел ядовито травянистый жадеит – редкий поделочный камень, который при определенных генетических качествах мог быть оценен не ниже изумруда. Таких месторождений вообще мало и по миру, а поэтому был отмечен значительный интерес научной и иной общественности к партии, объекту изучения и добычи редкого камня.

Теперь плывя по реке, пока только по плавному в своем течении Енисею, пассажиры осматривали берега могучей реки зажатой тесниной гор, вглядывались в скалистые берега и стройные ряды кедров, лиственниц, елей и пихт.

– Зверья, тут – уйма! – прервал молчание, предварительно хлебнув неведомого напитка из странной чеплашки, Савич.

– Здесь же начинается заповедник – непуганый и никем не считанный зверь. Бывало, пойдешь на охоту – ходишь, ходишь – пусто. А сюда на полянку заповедную зайдешь и быстренько «бах, бах!» – и готово! Тут тебе и соболь, и белка, лисица, и изюбрь на сковородку,–продолжал рассказ Савич.

– Ну, вот он, – Кантегир! – восхищенно и с нотками тревоги в голосе изрек Савич, поворачивая лодку вправо в створ открывшейся взорам устья реки, стремительно вливающейся чистейшим потоком в мутноватые воды Енисея.

Отмечая торжественность момента, Савич снова отхлебнул из чеплашки и ещё более потеплевшими глазами осмотрел пассажиров, которые ранее наслушавшись рассказов о свирепой реке, попритихли и призадумались.

–Не боись – служивые! Река не даст потонуть – все равно на берег высадит – не боись, ‒ проверено, ‒ закончил Савич, хитро ухмыляясь и думая о том, что конечно на берег-то высадит, только понять и ощутить этого, как часто бывало, пловцам по несчастью может быть уже не дано.

Но пока все шло без особого напряжения, только мотор гудел более натужно, преодолевая быстрое течение притока, да временами брызги вылетали из-под носа лодки, мелкой прозрачной и холодной пургой обдавая плывущих.

–Щас будет «дудка»! Ни боись! Эту шаловливую стервозу я проскакиваю на ура! – как-то резко повеселев, уже несколько хвастливо и делано заносчиво, произнёс лодочник. Тем не менее, в голосе и движениях опытного таёжника ощущалась нарастающая неуверенность.

Впереди открылся узкий проход между вертикальной и нависающей стеной справа и невысокой, тоже вертикальной и плоской по верху стеной берега слева. Проход был чрезвычайно узок – весь объем воды на данном участке собрался в теснине размером в десятки раз меньшем, чем русло, а от того река в этом месте разгонялась невероятно – просто выстреливала из «дудки».

Вода стремительно летела навстречу лодке, сваливаясь сверху яростным и могучим потоком. Уже не было слышно и мотора, только рёв воды давил и рвал ушные перепонки, когда нос лодки ткнулся в поток, как в стену и стал продвигаться вперед и вверх почему-то рывками, с остановками на пару, тройку мгновений. Скорость движения была так мала, что её можно было оценить, только уперев взгляд в продвигающуюся вдоль лодки стену скалы. Было страшновато и все, за исключением Савича, смотрели, несколько унимая беспокойство, на стену скалы, изучая изгибы трещин и минеральных прожилков. Савич же цепко глядел вперед, удерживая строго одной рукой мотор, а второй вцепившись в борт лодки. Десяток метров узкой «дудки» преодолевали пару минут, которые показались бесконечными.

Но все заканчивается рано или поздно, закончилось и восхождение через «горлышко» Кантегира и снова открылась панорама реки – крутой ее берег справа и заваленный камнями – «шатрами» и «чемоданами», пологий левый берег. А вокруг стояла тайга – и справа и слева, уходившая резко вверх по склонам молодых островерхих Саянских гор.

Савич, отметивший проход «дудки» новой порцией из заветного сосуда, лихо вел свое судно вперед, которое вальсировало теперь между валунов. После преодоления «дудки» сразу стало потише и лодочник-мастер поделился, что по реке можно ходить только сейчас летом. Весной и в начале лета, когда много воды и более простые места проходить невозможно. То же самое и в дожди. Как пойдут дожди в верховье, река вздувается стремительно.

– Ох! Сколько здесь народу осталось в такие-то времена! Плохо ходить по реке и когда засуха. Тогда река мелеет и слишком много каменюк вылазит на свет Божий. Дурная, чумная тогда вода» ‒ продолжил рассказ о реке Савич.

Подходили к первому порогу Кантегира. Савич посерьезнел и, причалив к левому пологому берегу, приказал:

– Все из лодки марш на выход! Вещи свои возьмите. Если, что – лагерь партии в паре километров по берегу. А пока идите вон к тому плёсу, там я вас подберу.

Идти нужно было метров пятьсот. Шли вдоль берега по камням, обходя скопления воды в низинках и огромные валуны. На реке в один из моментов была видна лодка, которая затем скрылась из глаз за скалой. Река кипела и кидалась на торчащие из дна камни и обломки скал. Водовороты кружили опасную кадриль, переходя мгновенно на быструю чечетку и энергичный гопак. Между этими противоречивыми потоками нужно было проскользить, проструиться, особенно не противореча им, но и не поддаваясь их напору, уходя от прямого столкновения и оставаясь на плаву, выныривая иногда чуть ли не со дна. Изредка лодку так кидало вниз, что она продавливала воду и стукалась килем о камни дна – это было опасно – винт мог сломаться и тогда «… прощайте скалистые горы….» ‒ беспомощная лодка по воле потока будет лететь вниз, практически мало управляемая. Да и как с ней может справиться всего один человек в таком-то водовороте.

На сей раз, все прошло удачно. Савич причалил раньше подошедших и взмокших под поклажей своих пассажиров и деланно равнодушно оглядел их. Все расселись по местам и лодка вновь пошла вверх, за тем, чтобы причалить уже на песчаном и каменистом плесе у лагеря полевой партии, расположившейся у студеной реки и на дне будущего моря-водохранилища, которое будет собрано – настанет день, огромной плотиной перегородившей Енисей.

Весь лагерь, – десяток вместительных палаток, число которых нарастало по мере роста численности партии, навес над костровищем и длинным обеденным столом, да склад взрывчатых материалов в достаточном отдалении от палаток.

Прибывших встретил инженер партии Виктор – средних лет студент-заочник, спортсмен-лыжник и просто хваткий и энергичный малый, который и вершил в отсутствие начальника партии Сергея Николаевича все дела. Особенно получались у Виктора дела хозяйские – тут он не упускал своего. Сергей Николаевич снова отсутствовал, как впрочем, в основном, и дела в партии шли сложившимся порядком. Правда при этом партия не выполняла план ни по горным работам, ни по добыче и вывозке нефрита, ни по геологическим маршрутам. Тем не менее, Виктор был весел, энергичен и лучился лукавой улыбкой умной, все понимающей и многое предчувствующей наперед собаки. Образ собаки подсказывало выражение лица и фигура Виктора – смотрел пристально, как бы принюхиваясь и, казалось, вот-вот начнет помахивать несуществующим хвостом. Оглядев, подбодрив Студента приветствием, и направив располагаться в лагере, Виктор подошел к Савичу и стал его что-то вкрадчиво выспрашивать, торопливо перекладывая какие-то предметы из сумки Савича к себе в мешок, снова что-то настоятельно объясняя – Савич должен был вернуться завтра поутру назад.

– Опять что-то крамчит, вот поросячий вертлявый хвост!– вполголоса сказал Игнатич – пятидесятилетний сезонный рабочий, призванный в партию по зову беспокойного сердца и исстрадавшейся за зиму печени. Поздней осенью, зимой и ранней весной Игнатич работал в кочегарке в городе, в которой часто и проживал, гонимый из дому сварливой и вечно раздраженной женой. За зиму бывало выпито немало водочки, часто всяких аптечных растворов и настоек.

Измученный «нарзаном» Игнатич срывался с места, собирался в дорогу и здесь вдали от цивилизации, придуманных ею магазинов и рестораций, вынужден был отдыхать, чему был в тайне несказанно рад. Организм, правда, поначалу бунтовал, но после третьей поездки Игнатича «в поле», обвыкся и смирился с резкой сменой характера энергетической подпитки.

Здесь в партии Игнатич вновь округлился, порозовел и смотрелся молодцом, и уже стал нешуточно заглядываться на повариху, А ещё уютными вечерами у костра с некоторым недоумением вспоминал темный закопченный замусоренный подвал и привычную поутру кружку суррогатного напитка, чефир долгими вечерами.

–Да, что, водку видимо привез, а еще сказывают, получили какой-то дефицитный инвентарь – вот и прибирает, ‒ вставил Гриша взрывник.

– Куда ему водка, он же как будто не пьет, подивился Игнатич, с тоской вспомнив, как блаженно растекается по жилам тепло, дурманит голову и резко веселит сердце от первой выпитой стопки.

–Куда? Да он к охотникам на заимку бегает, ‒ думаешь зря? Ему что, лосю, пары десятков километров не пробежать? А оттуда он, сказывают, таскает что-то. Меняет видимо, на водяру, жратву и прочие ценные в тайге вещицы. Шкурки может? Но какие летом шкурки? – отреагировал Сергей, друг Гриши.

–Да, думаю, моют мужики там золотишко. В этих местах остались, сказывают и старые шурфы, и отвалы от золотодобычи, еще с дореволюционных времен, а значит и золотишко есть. Вроде как на охоте мужички, а сами роют, моют, отстирывают, ‒ подытожил, ухмыльнувшись, Григорий.

Студент быстро устроился в выделенной ему палатке и вышел снова к реке, которая курьерским поездом неслась мимо лагеря, демонстрируя полное равнодушие к мирским проблемам временно поселившихся на ее берегу людей.

Подошел Виктор и лукаво улыбаясь, сообщил, что завтра с утра Студент должен пойти в маршрут с Мишей, а подбросит их к месту Савич на своей лодке, поскольку ему по пути.

Утром долго не собираясь, – маршрут планировался всего-то двухдневный, Савич, Миша и Студент отправились в обратный путь, теперь сплавляясь по реке вниз. Лодка шла без мотора, ‒ бесшумно лавируя между камней. Река уже не казалась такой страшной, ‒ все же сплавляться по течению было более безопасно. В очередной раз, выныривая из-за изгиба реки, на берегу были застигнуты местные жители – огромная медведица, медведь пестун и пара совсем еще маленьких медвежат. Семейка возилась у воды и, не замечая в грохоте перекатов реки плывущей лодки, сосредоточенно решала свои медвежьи проблемы.

Савич практически не среагировал на зверей, Студент с большим интересом рассматривал медведей, а флегматичный тихоня Михаил вдруг проявил непонятно откуда взявшуюся агрессивность и, выхватив свой револьвер, стал палить в сторону зверья.

–Ты, что, мать твою! Тут до них метров около ста, а твоя пукалка бьет не более чем на двадцать. Поранишь зверя – мучиться будет – вот и вся твоя охота – брось! – заругался на геолога Савич.

Мишка в азарте пульнул еще разок и довольный спрятал револьвер. Взрослые медведи, завидев лодку и людей, напуганные выстрелами, кинулись с берега к лесу и только медвежата, запутавшись в камнях, носились вокруг валуна, не находя дороги к лесу. Мамаша, вернувшись назад, быстро и решительно настроила им верный курс, отвесив лапой достаточную порцию «ускорителя».

Михаил, после такого проявления своей человеческой сути, для Студента стал уже Михой – как-то сразу поубавилось уважения. Более близкое знакомство выявило некоторую несерьезность личности, которую подчеркивал и достаточно нелепый внешний вид. Неказистый, нескладный, в очках с толстенными линзами Миха не производил значительного впечатления, а выходка с револьвером проявила его душевную незрелость.

К полдню спустились к Енисею, и Савич причалил тут же к берегу, где и сварили чай, потрапезничали, и только после этого лодочник отчалил и отправился вниз к плотине, оставив Миху и Студента на берегу в начальной точке запланированного для них маршрута. Маршрут пролегал по вершине хребта, тянувшегося вдоль Кантегира, и должен был закончиться у полевого лагеря: следовало выявить возможные выходы на поверхность скальников – гипербазитов, в которых мог находиться нефрит.

Отправились в путь, следуя звериной тропой, вскоре поднялись на вершину хребта и двинулись вдоль него, осматривая скальники, определяя элементы залегания пород, отбивая молотком пробы, нумеруя их и занося места отбора проб в дневник. Работа спорилась, а главное идти было легко – на вершине не было завалов деревьев, и было достаточно просторно среди редколесого ельничка.

В один из рабочих моментов Студент вдруг почувствовал чье-то присутствие – чей-то взгляд и интуитивно оглядевшись, увидел огромного медведя, который неспешно следовал вдоль склона противоположного хребта. Геологов и медведя разделяла распадок-ложбина – глубокая и узкая, так что особой угрозы не было, но по прямой до медведя было менее ста метров.

– Миха, смотри, твой недострелянный медведь пришел разобраться за твои дурацкие выстрелы, ‒ пошутил Студент, показывая геологу на медведя.

Шутка произвела обратное действие: Миха побелел, выкатил глаза, которые за толстенными линзами очков казались теперь просто огромными, и по обыкновению нервно потянулся к нагану.

–Брось, он же далеко, что ты испугался, ‒ попытался успокоить Миху Студент.

Далее работа шла уже не так складно. Миха нервничал, постоянно оглядывался, выискивая глазами медведя. А тот деловито следовал параллельным курсом, контролируя действия людей.

–Это он охраняет свою территорию. Видимо граница его участка проходит вдоль этого ущелья. Если попытаться к нему подойти, тогда зверь наверное может напасть, ‒ попытался объяснить ситуацию геологу Студент.

На Миху эти слова впечатления не производили – он был не на шутку испуган и теперь постоянно причитал, вспоминая, что когда-то и там-то случилось то-то и то-то…

Устроили очередной привал и Студент, от избытка сил и впечатлений, рванулся посмотреть окрестности и с другой стороны хребта, а, крутанувшись вокруг вершины, направился назад к Михе. Подходя к месту привала, Студент вдруг увидел геолога в полной боевой готовности за стволом сосны – Миха целился в Студента, и было видно, что он не видит пустыми от ужаса глазами, что перед ним человек. Студент замер, нервно хохотнул и, уставившись на геолога, спросил:

– Ты, чего? Совсем обезумел?

Только теперь Миха осознал, что перед ним Студент и в изнеможении опустился на траву возле дерева.

–Я подумал – медведь прёт, – выдохнул Миха.

–Вот так пристрелишь будущего геолога в его первом маршруте – будет очень смешно, – только и сумел как-то отшутиться Студент.

К полдню следующего дня Миха и Студент подходили к лагерю по вершине хребта и осталось только спуститься вниз к реке. Тропа вела через те места, где велись горные и в том числе взрывные работы. Вчера они слышали два взрыва – видимо мужики рыхлили грунт под разведочную канаву. Деревья – высоченные сосны и кедры стояли посеченные камнями, в стволах торчали поразившие их каменные осколки, а у многих деревьев были отломаны вершины. Лес стоял опустошенный – было мертвенно тихо. Птицы и зверье покинули эти теперь очень небезопасные для них места. Кусты, трава и мох под деревьями были придавлены россыпью камней размером от яблока и сливы до порядочного арбуза или дыни.

–Бо-о-с-я! Бо-о-с-я! – послышался снизу далекий, едва слышимый голос.

Крик еще повторился, и все затихло.

Пара геологов, с натруженными за день ногами и спинами, спешили в лагерь, предчувствуя привал, хороший обед и отдых. Вдруг гору основательно встряхнуло, донесся вначале звук лопнувшего на куски воздуха, а вслед за ним раздался свист многих летящих с бешеной скоростью предметов, и вдруг с неба посыпались камни, и было видно, что огромное их число только приближается к земле. Камни падали в основном ниже по склону, они секли деревья, довершая этот дикий погром, прошивали мох и кустарник, сшибали сучья, рикошетили от стволов и, резко меняя направление, ударяли по стволам сбоку, срубая малые стволы и калеча крупные. Студент с Михой прижались к ближним к ним соснам и с ужасом ждали, затаившись, что сейчас рубанет камнями и по ним. Где-то, совсем рядом, раздался страшной силы удар, потом еще, еще, еще и все стихло, наконец.

Оправившись от потрясения, Студент и Миха стояли теперь в нерешительности – идти вниз или вернуться назад, а вдруг снова будут взрывать. Решив, тем не менее, что видимо пока взрывать не будут, поскольку рабочие должны идти обедать, стали спускаться вниз, осторожничая и тщательно прислушиваясь. Так они вышли к месту работ и увидели возле развороченной земли группу рабочих: Гришу-взрывника, Сергея, Игнатича и других уже известных Студенту персонажей. Все они стояли у края образованной взрывом канавы и слушали наставления юной русоволосой особы, с короткой стрижкой, в штормовке, защитного цвета брюках с полевой сумкой через плечо. Симпатичное, еще детское лицо девушки было сосредоточено-серьезно, бровки нахмурены. Девушка обстоятельно объясняла рабочим, как следует правильно подчистить дно канавы для проведения необходимых работ по отбору проб, определению элементов залегания пород и зарисовки пластов. Рабочие слушали делано лениво, иногда пытаясь пошутить над юной особой, как-то умерить ее усердие, но это только подзадоривало геологиню и, раскрасневшись, она начинала снова в деталях объяснять важность предстоящей работы. Наконец она закончила и все обратили внимание на подошедших.

–А вы откуда? Мы же здесь взрывали, а вы где были? И ждали мы вас к вечеру, возмущенно спросил Миху Гриша-взрывник.

–А мы откуда знали? Идем – ба-бах! И камни градом! По деревьям, по стволам, так и бьют, – ответил Мишка, вновь переживая пережитый ужас.

Оба выглядели крайне растерянными, и стало ясно, что они вновь переживают произошедшее событие, но каждый думает о своем: Миха о том, что, слава Богу! – остался жив и невредим, а Гриша подумал о том, что если бы с геологом и студентом случилась беда, ему сидеть в «казенном доме» долго и основательно, ведь надлежащих мер безопасности он не исполнил.

–Я же кричал – бойся! Вы что не слышали?– пытался оправдаться Гриша.

–Что-то слышали, но не подумали, что это про взрыв,– нелепо пожал плечами Миха.

Студент, пережив уже дважды за маршрут смертельную опасность и сняв по дороге с себя нескольких клещей, пара из которых все же успела попробовать его крови, понял – со здешними ребятами нужно держать ухо востро, иначе с практики в институт можно и вовсе не вернуться. Но эти мысли легко покинули его голову, так как все его внимание было теперь направлено на юную особу, которая уже выбралась с помощью Игнатича, подавшего ей галантно руку, из канавы. Девушка стояла теперь возле рабочих, распекая их за то, что взрывом они повредили много поделочного камня, который теперь не годится для изготовления крупных изделий, поскольку растрескался.

Девушка была невелика росточком, но крепенькая и ладная. Ее круглое загорелое лицо дышало свежестью, носик дерзко вздернут, а прекрасные губы были готовы мгновенно расцвести в обворожительную улыбку.

Глаза?

Глаза у Наташи то же не подкачали – голубые, открытые миру глаза еще сияли полные надежд на ожидавшее ее счастье. Полевая одежда на Наташе сидела очень элегантно, но среди взрослых дяденек, и это было заметно, она чувствовала неловкость.

–Ладно, Наташа, пойдемте уже обедать. Мы все поняли, ‒ ответил геологу бригадир горняков Степан Ильич.

–Все будет в полном порядке,– закончил бригадир, придавая голосу интонации вкрадчивые и успокаивающие, как бы адресованные ребенку, почувствовав, что Наташа пытается вновь возразить и вернуться к волнующему ее вопросу качества выполняемой горняками работы.

Наташа, мельком оглядев Студента и кивнув Мишке, пошла вниз по тропе, а Студент стал выспрашивать напарника о девушке.

– Наташа геолог, закончила техникум в прошлом году. Видимо приехала после нашего отъезда и сразу пришла на объект.

–Старается,– деловито оценил усилия Наташи Миха, не замечая повышенного интереса Студента к Наташе.

В лагерь они вернулись втроем – Наташа, Миха и Студент, выпив по кружке чая на бивуаке у горняков. Говорили в основном Миха и Наташа – обсуждали новости в экспедиции. Выяснилось, что Наташа приехала вчера к вечеру, и её Виктор определил работать с горняками.

Наташа за работу взялась неистово, как может только молодой, только начинающий свой трудовой путь специалист:

–Столько брака в работе, почему рабочих никто не контролирует? –сокрушалась девушка.

– Эта работа числится за Виктором. А ему видимо некогда, другими занят делами, ‒ ответил ей Миха, стараясь снисходительно и миролюбиво унять претензии юного геолога.

Так за разговорами дошли до лагеря по узкой натоптанной тропе.

И потекли деньки, наполненные хлопотами, на берегу студеной реки. С утра или маршрут, или работа на «горе» ‒ так называли работу с горняками у скалы с жадеитом, а вечером купание в быстром Кантегире и рыбалка. Купанием впрочем, отчаянное погружение в ледяную воду и бестолковое против течения взмахивание руками, назвать можно было только условно, если под купанием понимать отдых на пляже. Но бодрило замечательно, силы нарастали снова горой, и казалось, что после такого занятия можно снова в маршрут по тайге, по буреломам и горным кручам.

Вместе с Наташей в партию прибыл еще один студент Пашка.

Пашка учился в техникуме и приехал на первую свою геологическую практику. К удовольствию Студента Пашка был приставлен к нему в качестве маршрутного рабочего, и теперь они бегали по горам вместе, выискивая спрятанные под завалами деревьев, травой и мхом неведомые пока им гипербазиты.

Вечерами у костра за чаем велись долгие беседы, и казалось, ‒ лучше этих вечеров и быть ничего не может на белом свете. Особенно бывало интересно, когда на огонек к берегу причаливали гости. Это могли быть лесники и охотники, рыбаки, сплавлявшиеся по реке. Гостей угощали и расспрашивали дотошно, пытаясь утолить информационный голод малочисленного и уже давно заброшенного в тайгу коллектива. За этими беседами Студенту удалось услышать много различных забавных и поучительных историй, познакомиться со многими самобытными людьми этого края.

Жизнь кипела и на реке.

Оказалось, что Кантегир река сплавная категорийная и иногда по ней вниз проплывали спортсмены и туристы на надувных плотах, отчаянно орудуя веслами. Мимо геологов проносилась совершенно иная жизнь, казалось яркая и отчаянная. Отчаянья действительно хватало, хватало и работы на реке. Савич, прибыв в очередной раз в партию, поведал, что было уже дважды – пройдя всю реку и измотавшись, спортсмены на плотах устало засыпали при выходе на относительно спокойные воды Енисея и, не заметив в темноте плотины, оказывались втянутыми в стремительный поток сбрасываемой через плотину воды. Тела находили уже за плотиной в нескольких километрах по течению – искромсанные и перемолотые диким потоком.

Студент и Наташа познакомились ближе, ощутили они вдруг тонкую ниточку, которая связывала их неведомой силою. Теперь расставаясь, когда каждый уходил на свой участок работы, скучали и спешили в лагерь, что бы увидеться и спросить «Как дела? Что нового и интересного было сегодня?». Если было время, то уходили вверх по течению реки и на берегу, на огромном удобном камне просиживали часами и говорили, говорили и о том, и этом. Разговоры сменились робкими касаниями, за тем объятиями, поцелуями. Голова летела по кругу, и мир вокруг казался добрым, правильным и очень понятным.

Июль закончил свой счет дней, наступил август, и выяснилось, что лагерь расположен в огромном малиннике. Об этом конечно знали и раньше, но не подумали о возможных проблемах. Как только поспела ягода, а её здесь нынче оказалось огромное количество, в малинник стали захаживать медведи.

Бедная кобыла Настя, приставленная к взрывнику Грише для перевозки взрывчатки на «гору», исходилась в нервическом ржании, дыбилась, пучила глаза и ноздри, выдыхая с шумом горячий и влажный воздух.

Теперь стали аккуратно ходить в туалет, по тропам к реке, на «гору» и к складу – с оглядкой и в отчаянии махнув рукой на собственную судьбу, если нужно было выходить из палатки ночью. Кто-то постоянно замечал следы, кто-то видел самого хозяина. На тропе, ведущей на гору, были отмечены развороченные муравейники, ободранные стволы и свеженькое медвежье «наследство» ‒ какашки, оставленные людям как документ с печатью, утверждавший факт присутствия хозяина здешних мест.

В один из дней ожидался приезд крупной делегации, которую сопровождал Сергей Николаевич – начальник партии. Ждали по воде, но ясным днем вдруг застрекотало и металлическая стрекоза, отчаянно наяривая винтами, зависла над рекой, выискивая место для посадки.

Вертолет сел, винты уже повисли, делая последние вялые обороты, когда из кабины высунулся пилот Серёга Санин, а затем, спрыгнув на землю, потянулся, и с криком:

–Здорово, пехота! Форма одежды номер пять – трусы, ботинки – марш строится! – лётчик подскочил к Виктору и, обхватив его, от избытка чувств и разминая затекшее в полете молодое тело, стал мять и тормошить.

На Серёге были действительно ботинки, форменная рубаха пилота с узким черным галстуком и свободного покроя «семейные» трусы.

Вслед за пилотом из вертолета вышел начальник партии, а следом, в высшей степени степенно, грузный крупный мужик с красным лицом, коротко стриженный под «ежик». Тяжелый взгляд из-подо лба огромного черепа выдавал в нем человека тяжелого характера и что называется «себе на уме». За ними вышли еще двое, как оказалось, помощников, которые выволокли пару крупных мешков и картонный ящик, в котором предательски что-то позвякивало.

Крупного мужика представил Сергей Николаевич:

– Знакомьтесь – Секретарь местного райисполкома, интересуется, что мы здесь нашли и главное, что еще хорошего найдем.

Так, Николай Петрович? – учтиво и заискивающе спросил Секретаря начальник партии.

Но Секретарь ответить не соизволил, а критически оглядев разношерстную компанию, и видимо уже сделав определенные, и неутешительные для присутствующих выводы, многозначительно изрек:

–Ну, поглядим, какие вы тут богатства роете. Или зарываете?

Последнюю часть фразы Секретарь произнёс искоса критически осмотрев стоявшего ближе всех к нему Игнатича. Игнатич выглядел живописно: в армейском выцветшем галифе, начищенных кирзачах, меховой безрукавке на голом теле и в широкополой шляпе экзотического покроя рабочий чем-то походил на «гарного хлопца» из «вильной» армии батьки Махно.

Другие, подошедшие встретить гостей – горняки и геологи, также выглядели достаточно неформально. Сергей с огромной копной вьющихся рыжих волос на голове и лихими усами очень походил на зарубежного исполнителя популярной музыки, а Пашка, со своей до плеч прической «свободного покроя» и редкой бороденкой юнца на хиппи.

Прошли в лагерь и смущенный Сергей Николаевич, мужик тоже не мелкого телосложения с порядочным животиком, шустренько нырнул в свою командирскую палатку, выделяющуюся из общего ряда наличием высокой радиоантенны и ладно сколоченного основания из досок. Из палатки начальник партии извлек на свет булыган размером с собственную голову и направился к Секретарю, который по-хозяйски уже расселся за столом, дул в кружку с чаем и поедал великолепную отборную малину, выставленную на стол для гостей поварихой Валентиной.

Сергей Николаевич стал показывать Секретарю принесённый образец.

– Вот смотрите, это контакт нефрита и гипербазита. Этот образец уникальный. Здесь видно, в каких породах и как формируется нефрит. По этому образцу мы и будем искать коренное месторождение. Это знаете – как отпечатки пальцев у криминалистов. Скоро все станет ясно – где залегает нефрит, – волнуясь, увлеченно излагал Сергей Николаевич.

Вслед за образцом начальник партии стал раскладывать обширную геологическую карту, пытаясь с ходу показать наиболее перспективные для поиска места.

Но Секретарь был непрост. Он отстранил карту и осадил напиравшего начальника партии вопросом:

–Ну и почему до сей поры не нашли, коли такой «вещьдок» уникальный имеется?

–Да знаете, Николай Петрович, других забот полно. И горные работы, и нефрит нужно вывозить, а то затопят русло реки – все останется под водой. Очень отвлекает. Я попросил прислать геологов дополнительно – вот прислали двоих из экспедиции, еще студенты помогают,– оправдывался Сергей Николаевич.

–Эти-то, лоботрясы – студенты, что-то хоть понимают, а то учат их, учат – все без толку, – пробурчал Секретарь, оглядев критически обросшего за месяц редкой и пушистой бороденкой Студента, стоявшего рядом Пашку и давая понять, что разговор пора прекращать и заняться более достойными делами.

Вскоре выяснилось, что гости привезли новость: у Виктора – зама Сергея Николаевича, родилась дочь. К вечеру два великих события – приезд высокого гостя и пополнение семьи инженера, решено было отметить. Виктор выставил на стол несколько бутылок водки, выдав, таким образом, валюту своего тайного промысла и разрешая горнякам отступить от правила «сухого полевого закона». Секретарь, уже изрядно отметив приезд в компании начальника партии и своих помощников, раскрепощенный мыслями и готовый раскрепощаться дальше, присоединился к горнякам и геологам, демонстрируя свое глубоко пролетарское происхождение. Теперь он сыпал достаточно грубыми и сальными шутками, недвусмысленно поглядывая, то на повариху Валентину – жену бригадира горняков, то на Наташу, то на прибывшую в партию на днях москвичку Эльвиру, собирающую материал о месторождениях поделочных камней в свою кандидатскую диссертацию.

Под водочку заговорили о медведях – тема, что называется, не сходила с уст.

Секретарь травил байки из жизни местных охотников.

Сергей Николаевич, продолжая играть роль гостеприимного хозяина, одарил рассказчика огромной шкурой убитого еще весной по прибытии на место медведя. В разговорах мужчины обсуждали качества зверя и невероятные случаи из практики охоты: то медведя не брала пуля, если попадала в лоб, то медведь-подранок мстил охотнику и караулил чуть ли не у бани каждую ночь, то вдруг вспомнили о медведях-шатунах и медведях-людоедах, а один долго объяснял, что самый опасный медведь – сороковой по счету, многократно повторяя для убедительности:

–Cороковой, – значит роковой.

Вспомнили в разговорах и о том, что было время, ходили наши предки на медведя с рогатиной и ножом, а еще со специальным ершом и обязательно с собаками.

Но водка, как известно, пьянит, и компания скоро стала распадаться: кто-то преклонил голову на стол, а женщины дружно отправились отдыхать, чувствуя, что мужчины нынче разошлись не на шутку. Разговоры пошли теперь более открытые. Как-то за пьяными разговорами не приметили, что исчез из-за стола Секретарь. Вдруг тишину ночи разорвал звонкий хлопок выстрела и все сразу зашумели и кинулись на звук. Стреляли в палатке Наташи и когда прибежавшие на выстрел вошли, то увидели испуганную девушку с наганом в руке и Секретаря практически в невменяемом состоянии и со спушенными штанами, сидящего на топчане-кровати из досок.

Секретарь улыбался глуповатой улыбкой глубоко пьяного человека и нелепо разводил руки, как бы объясняя:

– Ну, вышло неловко, но все нормалёк, все щас уладим.

Наташу бил озноб, она рыдала, прикрываясь от взглядов мужчин руками и штормовкой, которую накинули на девушку. Сорочка на груди была порвана, а на шее виднелась легкая ссадина. Повариха Валя успокаивала девушку, а Эльвира принесла какие-то капли.

–Он, он пришел и на меня ….., – рыдала, содрогаясь всем телом, Наташа.

Ситуация была препротивной.

Секретарь, притащившись к девушке и не добившись взаимности от Наташи, видимо пытался требовать от девушки ласк, не учтя, что каждый геолог для работы в тайге имеет штатное оружие.

Студент порывался было разобраться с насильником, но был жёстко и аккуратно отодвинут в сторонку крепкими руками горняков и помощников Секретаря.

Сергей Николаевич взял высокого гостя под руку, и было, собрался вести его спать, но тот требовал вести его назад к общему столу и предлагал выпить мировую. Решили – пусть выпьет, может быстрее уснет. И, правда, Секретарь выпил и как будто пошел спать, уведя и помощников.

За столом у догорающего костра сидели горняки, Студент и Пашка, Сергей Николаевич и проснувшийся от выстрела, быстро захмелевший еще вечером, Виктор. Обсудили случившееся, заспорили о том, что же делать. Кто-то требовал пожаловаться на Секретаря, но все понимали – самое правильное побыстрее, прямо завтра, отправить его из партии.

–А то греха не обересся, – подытожил Виктор, сузив до предела свои немного раскосые глаза и с некоторым наслаждением вытягивая до внушительного размера фразу.

Вдруг в кустах малины кто-то зашевелился, раздался то ли рык, то ли бормотание, кусты заходили ходуном и из темноты, в отдалении от костровища, на слабо освещенное отблесками костра место выбрался некто лохматый, огромный и неказистый на четырех лапах. Шкура на пришельце поблескивала рыжиной и честная компания было решила, что это видимо медведь, но раздался явно поддельный с фальцетом рык и в «звере» сразу распознали Секретаря, укрывшегося с головой подаренной давеча медвежьей шкурой.

Горняки дружно повскакивали с мест и с криками:

– Медведь!

Но от чего-то кинулись не в рассыпную, как ожидал, видимо шутник, а к нему самому несчастному. На копошившегося под шкурой Секретаря посыпались удары кулаков, ног, а Игнатич, вооружившись поленом, раз за разом лупил по бокам нешуточно взвывающего гостя.

Секретарь уже выл во весь голос, катался по траве, а затем попытался уползти в малинник, но был настигнут и опрокинут. Наконец все успокоились, а Игнатич, вдруг деланно хлопнув себя по бокам руками, прокричал:

–Ребята, так это же Николай Петрович! Секретарь наш дорогой! Перестаньте! Он хотел нас напугать, он просто пошутил!

На крики прибежали помощники Секретаря и пережив впечатление от новой, но не менее дикой сцены организованной их начальником, подняли его и оказали помощь. Досталось Секретарю основательно: он охал, держался за бок одной рукой, а другой размазывал по лицу кровушку, как будто несколько посветлевшую от выпитой водки, хватался то за шею, то за затылок.

Горняки и геологи стояли вокруг и молча наблюдали сцену без малейшего сочувствия к большому и такому нелепому человеку, чьи способы самовыражения непременно затрагивали не только самолюбие, но и честь других людей.

Утро пришло и солнце осветило место ночного ристалища, но не у многих были силы выйти этим утром из палаток. Выпитое накануне и высокогорье сделали свое дело: подташнивало и болела голова.

Горняки собрались у костра, слегка поправили здоровье водочкой и теперь с тревогой ожидали развития событий.

–Сейчас встанет, потребует вызвать наряд милиции и ту-ту – как пить дать засадит в каталажку, на холодный полок, лет так на пяток,

–нервно анализировал Игнатич, в то же время, не проявляя признаков раскаяния.

–Да уж, чего от него ждать, всю жизнь людей поди закладывал и сажал, –поддакнул Степан Ильич, нервно потягивая папироску, так, что выгорая табак потрескивал и давал искру. Похоже он то же не жалел о случившемся.

–Да, что он сделает – будем стоять на своем, что в темноте не разобрали мол, ведь он рычал, был в шкуре, мы и подумали – медведь. Ерунда, мужики, все будет нормально. Главное самим не расколоться и стоять на своем, – успокаивал всех Гриша-взрывник, разливая новую порцию спиртного.

Как-то полегчало на душе то ли после опохмелки, то ли после этих слов, сказанных разумным Григорием.

Наконец показалось на свет божий начальство. Сергей Николаевич сторонился горняков, подчеркивая, что он здесь ни причем и не поддерживает действий своих подчиненных. Попив чаю, начальник партии отправился в палатку к Секретарю. Тот храпел, демонстрируя миру отменное здоровье, не столь серьезно, как показалось накануне, подорванное ночными событиями. Более того, проснувшись и опрокинув с ходу стопку с водкой в огромный и изрядно щербатый рот, Секретарь заговорил о том, что пора и честь знать – радируй, мол, Сергей Николаевич, пусть шлют вертолет. Долго ощупывая себя и рассматривая в осколок зеркала свое несколько деформированное и оттого малоузнаваемое лицо, Секретарь сокрушался и вздыхал, но стало ясно, что он совершенно не помнит вчерашних событий, а ответ Сергея Николаевича на вопрос:

– Что это с моей мордой? Какое ощущение, как будто ею чью-то грушу околачивали?

– Упали, мол, вчера с обрыва, когда ходили на речку, – успокоил незадачливого начальник партии и привел в благодушное состояние, поскольку больше всего после пьянок Секретарь боялся новостей о своих хмельных необузданных и порой просто диких поступках.

Усаживаясь уже в вертолет, Секретарь мутными очами оглядел тайгу, реку и, возвращаясь в образ рачительного хозяина сих мест, изрек с теплотой и заботой в голосе в адрес провожающих его Сергея Николаевича и Виктора:

–Как еще много нужно сделать нам, товарищи.

После отъезда гостей горняки и геологи с трудом приходили в себя, переживая свершившиеся события. Но все наладилось, как только с утра принялись за работу.

Студент с Пашкой по прежнему вместе ходили в маршруты – в основном однодневные. Но потребовалось осмотреть геологические обнажения у реки на отдаленном участке и в партии решились отправить молодежь в двухдневный маршрут. Получив инструкции, ребята ходко ушли в направлении Борусского хребта, монументально возвышавшегося над другими вершинами Западного Саяна.

Маршрут был не сложным и, пройдя путь в один конец, сделав необходимую работу, с утра отправились назад, а чтобы не петлять по руслу речушки, которая вела их извилистым маршрутом к Кантегиру, решили укоротить путь, перевалив через пару хребтов напрямки. Вскоре обнаружилась тропа, которая точно совпадала с направлением их маршрута и подтвердила истинность того, что если идешь верной дорогой, то непременно найдешь тореные тропы.

Тропа вела их под гору в распадок, и вскоре было замечено впереди зимовье и люди рядом. Решили для начала приглядеться и осторожно приблизившись, отметили, что зимовье обжито основательно, вокруг трава вытоптана, много валяется во дворе всякого скарба. Рассмотрели и людей – все незнакомые мужики, видно по одеянию, что таежники. Из зимовья вышел еще один обитатель лесной «хижины» и в нем Студент и Пашка сразу узнали Виктора – инженера их партии. После этого было решили сразу выйти к зимовью, обрадовавшись встрече, но что-то сдержало ребят и, продолжая наблюдать, вспомнили про тёмные делишки Виктора и задумали разузнать – что же он выгадывает своими скрытными махинациями. Но подойти близко не удалось – из леса выскочила собака и звонко обругала любопытствующих. Пришлось ретироваться и наблюдать за зимовьем и его обитателями издали.

А в зимовье в это время шел нешуточный разговор.

Виктор, прибежав к зимовью после очередного отъезда начальника партии, задумал вновь разжиться толикой золотишка. В прошлый раз он выменял на водку, тушенку и патроны небольшой, – размером и по форме напоминающий желтую осу самородок. Но был нынче сильно огорчен, так как мужики сказали, что фарта долго уже нет и они пустые. Но водку и харч забрали и раздраженные тут же сели выпивать.

Мужики, собранные в зимовье действительно были охотниками и промышляли в тайге тем, что в ней было. Надоумились как-то попробовать летом, когда охоты настоящей на пушного зверя нет, помыть золотишко. Попробовали – получилось неплохо. В старом брошенном шурфе было добыто оставленное промысловиками золото и удалось тогда окупить затраты на весь охотничий сезон. Но нынче удачи не было

– Не покатило что-то, ‒ часто повторял Силантий, по прозвищу Сила – заводила и лидер добытчиков тяжелого, но так легко уплывающего из рук металла.

С Силой на заимке «тусовались» Грек и Мороз – молодые еще мужики, в жизни толком после армии пока не определившиеся. Занимались то охотой, то вдруг уходили на стройку ГЭС, то увольнялись, гуляли, пропивая заработанное, хулиганили в поселке и снова сбегали от накопившихся проблем в тайгу.

Сила был тертым малым. Охотником толковым он не стал, но ходку в лагерную зону за браконьерство и сопротивление властям имел. Был случай – прибили они в заповеднике сохатого и были пойманы с поличным, прямо при разделке туши. Сила «закусил удила» и пытался, отстреливаясь уйти, и ведь ушел уже, но был опознан знакомым егерем и сдался после недолгой отсидки в подвале у свояка, понимая, что всю жизнь в подполе не просидишь, а коли узнали – лучше сдаться.

Теперь разговор между Силой и Виктором шел жесткий. Сила предложил Виктору поучаствовать в деле гораздо более опасном и дерзком, чем нелегальное мытье золота.

Надоумился Сила, просиживая долгими вечерами в зимовье, взять машину инкассаторов. Эту операцию он решил провернуть в тот момент, когда повезут зарплату на ГЭС и будут недалеко от плотины, а значит и воды, по которой можно на лодке быстро умчаться по Енисею и скрыться в одном из его притоков. А затем, отсидевшись в ближней и скрытной землянке, подняться вверх по течению притока на столько, на сколько это будет возможно подняться через пороги Кантегира. А затем тайгой и горными тропами можно податься в Горную Шорию к границе с Монголией, – ищи потом лихих ребят, как волка в тайге или как ветра в поле.

В качестве проводника-лодочника по Катрегиру планировался Савич, как самый «ходовой» лодочник. Договорились, что Виктор уговорит лодочника ждать в условленный день мужиков у первого порога Кантегира, с тем, чтобы поднять их выше по течению в места уже мало доступные, как по воде, так и по суше.

Все выглядело как будто складно, но как справиться с инкассаторами – крепкими ребятами, знающими свое дело стрелками, тем более, что часто инкассаторов сопровождает машина с дополнительным милицейским охранением.

Ответ пришел после знакомства с Виктором. Машину с инкассаторами нужно взорвать, тогда все очень быстро можно закончить, а доступ в машину к деньгам будет легким. А потом нужно делать все быстро и охранник в другой машине не успеет вмешаться.

Нужно было заставить Виктора принести взрывчатку и все, что нужно для взрывания – электродетонаторы, провода и взрывную машинку. Еще нужно было вооружиться, ведь шли на вооруженных бойцов.

Спихнув Виктору немного золота для затравки, Сила теперь шантажировал его, припугивал статьей о незаконной добыче драгметалла и одновременно предложил большие деньги, фактически принимая его в долю на равных условиях. Про себя Сила думал, что, конечно доли Виктор не получит, а после нападения, когда Виктор окажет им содействие в бегстве от погони, уберут они дурака-инженера как ненадежного партнера и не нужного свидетеля.

Виктор был испуган, но одновременно им владело желание получить серьезные деньги, которых хватит и на машину и складный домик у реки.

Участие в разбое Виктора смертельно пугало, но, понимая, что он с золотом попался на крючок и свыкнувшись с мыслью о неизбежности участия в разбое, стал уступать и согласился таки, в конце концов, принести пару пистолетов, автомат времен войны, бывших в его распоряжении на складе, а еще несколько патронов аммонита и все остальное, что требовалось для взрывания машины с деньгами.

Договорились с Силой, что все будет доставлено завтра и с этим расстались.

Виктор вышел из зимовья и привычно рванул быстрым шагом лыжника к лагерю партии.

Студенты видели убегающего Виктора, но догнать его не было нужной подготовки и, вернувшись в лагерь к вечеру, они застали инженера уже на месте отдохнувшего, но явно озабоченного.

К вечеру Студент и Наташа прогуливались вдоль реки, вели свои милые и трогательные беседы, которые и по форме, и содержанию так похожи у всех влюбленных, и наблюдали как Миха и Пашка на спор устроили пальбу из револьвера, на этот раз по лопате, установленной черенком среди камней. Попасть нужно было в полотно лопаты с расстояния в десять метров. Попасть ни тому, ни другому не удавалось – пули звонко чиркали и чеканили камни далеко в стороне от мишени, выбивая яркие искры. Это веселило стрелявших, и они, посмеиваясь, показывали друг другу, как у нагана 1937 года выпуска ствол вульгарно раскачивается во всех возможных направлениях.

– С таким оружием только после того как ощупаешь медведя рукой и найдешь у него вымя, в него можно будет попасть! ‒ шутили спорщики.

Утром, позавтракав все в партии приступили к работе, а когда все разошлись по местам, Виктор, сделав нужные распоряжения оставшимся в лагере, ушел скрытно к зимовью нагруженный тяжелым и достаточно мощным инструментом готовящегося преступления.

В зимовье Виктора ждали и получив оружие: наган, пистолет ТТ и автомат ППШ стали с интересом изучать его, разбирая уже изрядно послужившее оружие.

Виктор показал Силе как нужно собрать схему с электродетонаторами, снарядить заряд для взрывания и, пожелав лиходеям удачи, отправился полный тревоги и недобрых предчувствий назад.

Случаются денечки – злые, словно выкормленные гадюкой.

Такой день пришел на великую стройку в теснине русла могучей реки, за которой наблюдал весь мир.

К обеду пятницы рабочие на ГЭС ждали зарплату и премию за второй квартал, но как показали стремительно накатившие события – с зарплатой и премией пришлось всем подождать.

Пройдя поворот, пролегающей вдоль реки слева и крутого обрыва справа дороги, машина с инкассаторами вдруг подпрыгнула и вздыбилась вместе с полотном гравийного шоссе. Передняя ось машины отлетела и покатилась по дороге, а покореженный автомобиль рухнул в направлении реки на обочину. Все произошло мгновенно, и только горное эхо еще повторяло громогласный звук прозвучавшего взрыва.

К поверженной машине сразу кинулись из укрытия трое. Все были вооружены, возбуждены и очень суетились. Один из налетчиков рванул искореженную дверь, лежавшей на боку мятой как бумажный кулек машины и та сразу поддалась, но открылась не полностью. Заглянув за дверцу и осмотрев машину изнутри, Сила, а это был он, выдавил:

– Все готовы! Мороз, давай в машину, подавай мешки.

Мешков было несколько, собрав их, разбойники побежали, и казалось – все получилось, еще сотня другая метров и они скроются из вида, а там лодка, река, тайга и весь мир – такой яркий и теперь доступный. Но из-за поворота показалась поотставшая машина сопровождения – черная стремительная «Волга».

Машина резко встала, – заскрипели тормоза, открылась передняя дверь и сидящий в машине человек, быстро вышел и, оперев руку на открытую дверцу, навел пистолет на убегающих. Грянул выстрел, потом еще, потом еще. Мороз – самый молодой из нападавших, вдруг, как будто бы споткнулся, и со всей энергией спринтера рухнул на дорогу, словно та вдруг перед ним вздыбилась и встала вертикальной стеной. Мороз был недвижим, ‒ пуля попала ему в шею в основании русой стриженной головы. Вокруг убитого валялись опечатанные серые мешки туго набитые казначейскими билетами – цена его жизни.

Грек, – подготовленный армией морской пехотинец, повернулся на выстрелы и, не останавливаясь, сыпанул по машине и стрелявшему свинцовым горохом из автомата. Очередь накрыла капот, а переднее стекло «Волги» искристыми брызгами разлетелось и осыпалось в дорожную пыль. Сила уже карабкался по круче и забравшись наверх открыл огонь по машине из своего ТТ, прикрывая отход Грека. Сверху Сила видел, что Мороз уже «готов», но жалеть подельника не было времени. Грек то же поднялся наверх по склону, из его груди вырывалось сдавленное сипение, пунцовое лицо было мокрым и полно физического страдания.

– Давай Грек! Еще немного и мы уйдем! ‒ сдавленно, задыхаясь, выдавил Сила.

Видимо убегавшие зацепили стрелка у машины – тот не проявлял более активности.

Вскоре убегавшие достигли лодки, обойдя плотину по верхней тропе. Отчаяние придало им сил и теперь в лодке они сидели совершенно изможденные, и казалось готовые умереть – так были наполнены бушующей кровью их сердца и артерии.

Отчалив от берега, завели мотор и стали быстро удаляться вверх по Енисею, унося себя и добытое в бою, как им казалось, благополучие.

Лодка стремительно летела вперед по Енисею вверх против течения реки, Сила и Грек молчали, переживая произошедшие роковые в их жизни события. Вскоре лодка повернула вправо, вошла в Кантегир и достигла «дудки». Сила, который правил лодкой, засомневался в способности пройти этот сложный участок, но гонимый страхом быть настигнутым, отчаянно направил лодку в узкую горловину. Лодка споро пошла вверх по потоку и уже казалось, вот-вот проскочит гибельный участок, как что-то надломилось в стремительном её ходе, в рокоте двигателя случился неуверенный тон. То ли дрогнула рука у Силы, то ли мотор дал сбой, но лодка вдруг встала, резко рванулась влево и поток смял посудину, швырнул на каменную стенку «дудки».

Раздался скрежет, потом треск ломающихся досок, лодка стала набирать воду, корма просела, нос приподнялся, и лодку понесло потоком по «дудке» вниз, мотая из стороны в сторону и периодически ударяя о скалу. На выходе из «дудки» лодка встала бортом к потоку и была мгновенно опрокинута. Сила и Грек оказались в воде вместе со своей добычей и мешком с провиантом. Отчаянно выгребая к берегу, Сила и Грек теперь летели вниз по течению реки со скоростью поезда. То слева, то справа плывущие люди пролетали мимо валунов и пенистых бурунов воды, их бросало то вверх, то опускало потоком вниз, то кружило и снова несло по воле свирепой воды. Грек поотстал от плывущего Силы, выгребая одной рукой, ‒ другая цепко держала автомат, и Сила видел, как Грека крутануло водоворотом и мгновенно бросило на ярко блестевший в потоке воды камень. Грек погрузился в воду и некоторое время не был виден, а затем из воды показалась спина напарника – брезентовая куртка пузырилась воздухом, но головы Грека видно уже не было. В один из моментов Сила разглядел, как вокруг тела Грека вода расходится розоватым облаком.

Силантий выгреб к берегу и обессиленный лежал на отмели. Было ясно – он теперь остался один. Исчезли деньги, пропало все, рухнули надежды. Осталась при нем только его жизнь, которая теперь не стоила и медной бляхи на ремне, которым он подпоясывался каждый день. А еще жила в этом человеке огромная, как валуны у реки злоба на весь этот такой благополучный мир, который не знает пощады и всегда наказывает его за поступки, которые многим сходят с рук. Силантий заскрипел зубами от ярости и отчаянья.

–Нет, я вам не дамся, не дождетесь, ‒ выговаривал сцепив зубы Силантий, собирая последние силы.

Сила направился вдоль берега и достиг лагеря уже к вечеру. Лагерь был еще пока пуст, только Виктор, повариха и вернувшаяся с «горы» Наташа находились в нем.

Сила, озираясь и по звериному ведя носом, скрытно подошёл к палатке Виктора и вошел в нее.

Виктор со страхом глядел на измученного, мокрого и резко осунувшегося Силу, который устало присел на чурбан-табурет и выдохнул:

–Все кончено. Ни денег, ни мужиков. Столько трупов и все впустую. Господи, что же делать?

Поборов слабость, Сила приказал:

– Собирайся, бери оружие, патроны, жратву и уходим в тайгу. Отсидимся, а там глядишь, что-нибудь придумаем.

–Я не пойду с тобой. Так мы не договаривались, ‒ тихо, с опаской ответил Виктор.

Не дождавшись ответа, уже несколько более уверенный добавил:

– Вы натворили дел, вам и отвечать.

– Э, парень, хочешь остаться в стороне – не получится. Я вот остался один, а значит отвечать будет некому, кроме тебя. Я им не дамся, ‒ устало процедил Сила и его лицо обезобразила гримаса, отразившая душевный муки, разочарование и физическую боль.

–Что? Значит ‒ не пойдешь. Гнида трусливая. Собери мне еды на первое время. Мне нужно идти, ‒ закончил Сила понимая, что заставить Виктора он не сможет.

– По рации передали, что сюда летит вертолет. Вас опознали, ‒ соврал Виктор, надеясь побыстрее избавиться от подельника.

Сила стал затравленно озираться, лихорадочно подсчитывая – сколько у него времени на то, чтобы скрыться в тайге. Получалось, что совсем мало оставалось времени на то, что бы уйти и скрыться в надежном месте.

Вдруг в проеме палатки появилась Наташа, которая несколько растерялась при виде незнакомого, такого странного и даже страшного человека.

– Извините, я потом зайду. Хотела рассказать про работу на «горе», – сказала было в растерянности девушка, отступая назад.

Дикая мысль пронзила воспаленный мозг Силы.

– А, вот, кто пойдет со мной, ‒ вдруг произнес он, решив, что девушка, такая юная и маленькая, может быть гарантией его благополучного бегства и аргументом в споре с властями.

Сила вскочил и, быстро выхватив пистолет, приставил к голове Наташи.

Силантий, страшный, в своей решимости, приказал девушке:

– Идем!

И ухватив девушка за руку повёл её за собой.

Сила и его новая жертва двинулись вверх по течению реки и вскоре скрылись за кустами и деревьями. Виктор сидел в палатке и лихорадочно искал выход для себя из сложившейся ситуации.

– Так, Сила остался один. Если его возьмут, он укажет на меня. А если не возьмут и Сила сгинет, то можно соврать, что оружие и взрывчатку украли или отняли силой. Нет, лучше украли, так как если бы отняли, я должен был бы сразу доложить. Но как украли? – ведь все хранится под замком по описи. Господи! – какой же я идиот, – ввязался в такую авантюру! ‒ так лихорадочно рассуждал Виктор, понимая, что влип он настолько серьезно, что если удастся выпутаться – это будет самой крупной удачей в его жизни.

Вдруг совершенно неожиданно для себя Виктор – кандидат в члены КПСС, воскликнул, обращаясь к тому, о ком, казалось, никогда и не думал ранее:

–Господи! Помоги мне.

В лагере у костровища послышались голоса вернувшихся с работы горняков и геологов. Виктор ринулся к ним, собираясь сообщить о захвате Наташи.

Выслушав невнятный рассказ Виктора о нападении на лагерь вооруженного бандита, который увел с собой Наташу вверх по реке, Виктор подумал, что пора сообщить о прошествии по рации, с тем, чтобы информация дошла до милиции. После экстренной связи по рации Виктор взял карабин и отправился вверх по реке.

Еще раньше Виктора, сразу после известия о захвате Наташи, по тропе убежали Студент и Пашка, полные отваги и решимости отбить подругу.

Сила и Наташа, тем временем, шли по тропе вдоль реки. Сила постоянно прислушивался и озирался, ожидая появления вертолета с милицией.

За поворотом реки на плесе они вдруг увидели плот и людей рядом в ярких жилетах и касках. Четверо туристов, сплавлявшихся по Кантегиру, поправляли снаряжение на плоте, а рядом дымился угасающий костерок – видимо готовили чай и теперь снова отравлялись в путь.

У Силы появилась яркая идея. А что, если захватить плот и вместе со спортсменами, замаскировавшись под них, уйти из опасной теперь зоны, где его будут очень скоро искать. С этой мыслью Сила, придерживая Наташу, направился к плоту и решительно направил пистолет на ближайшего к нему крепкого парня. Из четверых сплавлявшихся по реке двое были девушками – напарницы двоих ребят. Все четверо были очень молоды и при виде странной пары поначалу думали предложить им помощь – столь усталыми и даже истерзанными они казались, но при виде оружия совершенно растерялись и послушно спустили на воду плот.

Теперь плот нёс по реке уже шестерых седоков.

Сила и Наташа одели оказавшиеся у ребят запасные жилеты и теперь мало отличались от туристов. Сила сидел у борта плота, контролируя действия всех на борту. Туристы отчаянно работали веслами, было видно, что справляться с перегруженным плотом им было трудно. Тем не менее, плот летел, увлекаемый потоком и скоро пронесся мимо бегущих по берегу Студента с Пашкой, а затем и Виктора. Но перегрузка плота дала очень скоро о себе горькую весть. Просевший плот на повороте реки зацепил скрытую в воде скалу и, получив тяжелое повреждение, стал разваливаться на глазах, находящихся на берегу Студента, Пашки и Виктора. Только в этот момент Студент разглядел среди плывущих на плоте Наташу и, отметив ее русую голову, теперь мелькавшую над водой, он побежал вдоль берега, пытаясь хоть как-то помочь девушке. Студент, несколько опередив на изгибе поток, прыгнул в воду и поплыл, что есть сил, отчаянно работая руками и ногами. Ему удалось пересечь часть реки и оказаться на пути плывущей уже без сил Наташи. Руки ребят сплелись и, перехватив девушку, Студент погреб одной рукой, правя назад к берегу. Река удачно вынесла их в тихую заводь и теперь сидя на дне мелководья, Студент и Наташа лежали у воды не в силах даже что-то говорить.

Остальные участники заплыва, – неудачливые туристы, сноровисто подгребали к правому берегу и, выбравшись на берег, теперь сидели грустные, вглядываясь вдоль течения реки и отмечая уже в отдалении мелькавшие на воде части своего плота.

И лишь один участник заплыва по дикому потоку правил к противоположному левому крутому берегу, долго выискивая ложбину между скал, где он мог бы выбраться.

Виктор, распознав теперь в плывущем Силантия, долго выцеливал его из карабина и первый выстрел секанул по скале над головой плывущего вдоль скалы.

Сила затравленно оглянулся на выстрел и продолжал плыть, максимально погрузившись в воду. Второй выстрел ударил в воду, не добрав нескольких метров до Силантия.

–Врешь – не возьмешь! – вспомнил вдруг любимое в детстве кино про плывущего под пулями через реку Урал комдива и героя гражданской войны Чапаева Силантий.

Это яркое воспоминание и собственное восклицание придало ему новых сил, и он уже совершенно бесстрашно греб вперед, веря, что в него не попадут. И, правда – третьего выстрела не последовало – изгиб берега прикрыл плывущего от стрелка. Теперь Силантий был напротив узкого распадка между скал и смог выбраться из воды прежде, чем Виктор снова изготовился для стрельбы. Силантий юркнул в узкую темную щель между скал и стал подниматься вверх по ложбине густо заросшей кустарником, травой и чахлыми деревцами. Впереди вдоль ложбины лежал весь покрытый мхом и заросший травой ствол некогда могучего дерева. Пытаясь обойти ствол и взобравшись на него, мокрый Силантий вдруг поскользнулся на сырой полусгнившей лесине, ноги скользнули назад и в стороны, и он рухнул головой вперед в ложбинку между стволом и склоном. Нежданно раздался лязг металла и дикая боль полыхнула в голове, в глазах и свет погас мгновенно.

Сила угодил в медвежий капкан.

Он об этом не знал и собственно никогда этого уже и не осознал. Огромный капкан, прикованный к упавшему стволу, был поставлен на медведя давно, видимо еще прошлой весной или осенью, простоял всю зиму, был засыпан снегом, а теперь забытый караулил свою жертву. Сила угодил в капкан головой, и ржавое железо обхватило мертвой хваткой живую плоть разбойника и душегуба. Силантий еще был жив, периодически приходил в себя, пытался все встать, стряхнуть с себя этот невесть-откуда взявшийся тяжелый «терновый венец», но вновь терял сознание.

Душа Силантия тусклым лучом взмыла вверх ровно тогда, когда серебристая Луна вышла из-за Борусского хребта и осветила реку, вершины деревьев, наложив густые тени на ущелья, распадки и лес.

В этот момент Студент и Наташа сидели у реки, обнявшись и снова, и снова переживали свершившиеся в их жизни последние события.

– Смотри, что-то сверкнуло, как будто луч, ‒ показал Студент Наташе на всполох над темным ущельем на другой стороне реки.

–Звезда, видимо, ‒ ответила девушка, глядя собственно не на неведомый свет, а на Студента. Глаза у Наташи светились сейчас ярче всякой звезды.

Практика у Студента подходила к концу и наговорив другу другу много хороших слов на прощание, наобещав много несбыточного, Студент и Наташа вскоре расстались, оставив в своей памяти всё, что с ними произошло этим необыкновенным летом на берегу студеной реки.

Виктора вскоре арестовали. Слишком многое показывало на его участие в нападении на машину инкассаторов, и на этом закончилась карьера ловкого малого, так и не ставшего настоящим горным инженером.

А Секретаря вскоре сняли с должности, оценив произошедшее на стройке как серьезное упущение в работе местной власти.

ГЭС пустили в срок. Было много шумихи, воздушных шаров, транспорантов, речей и последовавших за этим наград. Правда, поработав несколько часов, турбина была остановлена еще на полгода.

И только река гордо, верно, стремительно и невозмутимо несла свои студеные воды, настойчиво совершенствуя свое русло и соревнуясь с бегом времени, неизменно доказывая, что каждому событию свое мгновение, а в одну реку дважды не войдешь, а войдя единожды, выйдешь из неё уже иным, иногда совершенно другим, человеком.

ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ

«Сто метров бегом, сто метров шагом» − не уставал повторять на бегу Студент, вспомнив когда-то прочитанное о способе передвижения современной китайской армии и в то же время ощущая, как хваленные суперлегкие вьетнамские кеды разваливаются на ногах, а большой палец правой ноги уже отчетливо контактирует с дорогой.

–Вот хитроглазые! – пронеслось в голове, в адрес китайских пехотинцев и вьетнамских изготовителей кед.

– Но в кедах с такой тонкой подошвой китайские солдаты далеко не убегут по нашим дорогам и камням, − подытожил студент, сбавляя ход и переходя на размеренный, но быстрый шаг. Каменные осыпи упорно добивали кеды и Студент с ужасом думал о том, что скоро они развалятся окончательно.

Молодой человек около 19 лет отроду спешил в поселок Онгурён вдоль Приморского хребта, прикрывающего Малое море Байкала от северных ветров. Дорога плавно струилась вдоль берега, и было легко идти, наслаждаясь простором и открывающимися байкальскими видами. Слева тянулась уходящая вверх теснина Приморского хребта с бесконечными осыпями, справа берег Байкала с крупной серой галькой и промытыми до белого корягами, беспорядочно расселенными на берегу прибоем. Поклажи не было, ноги легки, а сердце наполнено восторгом от мыслей о предстоящей встрече с друзьями полевого отряда и Таней.

Полевой отряд Лимнологического института, укомплектованный в основном студентами, проводил работы по геологии Прибайкалья. С Таней Студент расстался на острове Ольхон, где они оказались с руководителем отряда Виктором Давидовичем, и полтора дня безмятежно возлежали на местном пляже, наслаждаясь солнцем, общением и возможностью немного отдохнуть после достаточно интенсивных перемещений по району работ и бесконечных полевых хлопот. Виктора Давыдовича уважали за профессионализм и побаивались за полную самоотдачу работе и достаточно крутой нрав, но между собой называли иронично БиДэ, прочитывая инициалы на «англицкий манер».

Часть отряда находилась в поселке Онгурен,– на другом берегу Малого моря, и казалось, скоро вся компания воссоединится, когда вдруг под вечер последовали указания Студенту быстро собираться для переезда. Скоро Студент, БиДэ и человек по прозвищу Доцент оказались в моторной лодке и та, натужно оглашая окрестные берега работающим на пределе сил мотором, двинулась в направлении материкового берега, рассекая простор Малого моря. Следуя своей манере, БиДэ не давал дополнительных пояснений, и все должно было окончательно проясниться по прибытии.

Через час пути лодка ткнулась в берег, Доцент и БиДэ быстро сошли, удалились вдоль берега под откос амфитеатра, образованного оползнем, и можно было наблюдать их оживленную беседу, определяя накал научного спора по резким жестам и достаточно красноречивым позам.

БиДэ подбоченясь, сверху-вниз сверлил оппонента глазами, упорно убеждая, что тут «ловить» не чего – всё уже проверили, а Доцент, нервно суетясь под взглядом коллеги, пытался убедить его в ненадежности проведенных работ, указывая рукой в направлении крутого берега.

Студент разгрузил лодку и по составу поклажи понял, что здесь придется поторчать несколько деньков, и видимо на пару с этим самым новоявленным палеонтологом, о котором много говорили в отряде, но увидел его Студент только теперь.

От Доцента несло рафинированной надменностью и пренебрежением к окружающим его субъектам.

Скоро лодка отвалила, увозя Виктора Давидовича.

БиДэ очень спешил, так как уже вечерело, а путь и неблизкий, и не скажешь, что безопасный.

− Байкал не озеро – Байкал море, ‒ вспомнились слова лихого рыбака на моторке, щедро одарившего студентов по прибытии в Онгурён тазиком, наполненным красавцами омулями и сигами, хвосты которых цветисто и богато свешивались через борта сосуда, образуя серебристые живописные гирдянды, запах от которых нес глубинную свежесть великого озера.

Вспомнилась также едкая шутка БиДэ, который там же в Онгурене, наблюдая, как прибывший из столицы мужичёк неумело пытается шелушить ещё совсем незрелую кедровую шишку, подошел и участливо, и вкрадчиво произнес:

– Обсеритесь, любезный.

Дядька замер, прислушиваясь к работе собственной утробы, видимо выискивая характерные для означенной ситуации желудочные сбои, и видимо что-то определив как положительный знак наступающего расстройства, попытался избавиться от шишки.

Сделав многозначительную паузу по всем правилам театрального представления, БиДэ участливо пояснил:

− Говорю, серой испачкаетесь, – обсерúтесь. Сырую шишку надобно сначала сварить или запечь.

Мужик в смущении, что поддался слабости, и еще не совсем понимая, что это была только шутка, теперь совершенно не знал, что ему теперь делать с шишкой. Он крутил ее в руках, видимо ему было жаль или неловко бросить таежный плод, но продолжать поедать орешки он уже не решался под ироничными взглядами присутствующих.

Оставшимся на берегу Студенту и Доценту следовало спешить, ведь нужно ставить палатку, развести костер, готовить пищу, а все это лучше делать засветло. Студент без лишних пояснений взялся за палатку и понес поклажу к месту установки, определив, что поставит он её именно в амфитеатре у полого берега к воде. Круча обрыва надежно прикроет палатку от ветра, который в этих местах дует каждый день и после обеда ветер этот бывает, как правило, чрезвычайно свеж и резок.

– Палатку поставь здесь! ‒ стоя у обрыва на самом краю выдающего в Байкал мыса, указал пальцем в землю, Доцент.

– Сдует! Мы здесь стояли пару недель тому назад, тут такие резкие ветрà в сторону Байкала! – попытался вразумить Доцента Студент.

−Да я на Байкале скоро двадцать лет полевые работы провожу, а ты меня будешь учить! Ставь здесь. Хороший вид на Байкал, сухо будет, даже если пойдет дождь, − отпарировал возражение Студента Доцент, высокомерно и критически оглядев поистрепавшегося одежонкой за месяц работы молодого человека, взялся приводить в порядок ноготки, умело орудуя миниатюрной пилочкой.

–Да здесь и колышков то не вобьешь, сплошная скала, − попытался вновь склонить Доцента к благоразумию Студент.

– А у меня польская палатка, сборная из трубочек, к ней металлические штырики прилагаются, − закрепишь, ‒ вновь осадил Студента Доцент.

− А палатку я достал по блату, таких ведь так просто не купишь. Новая совсем, – умиротворенно, с самодовольным видом произнес Доцент.

Палатка оказалась действительно почти новой, яркой, но не геологической приземистой из зеленого брезента, а туристической в виде высокого домика со скатами, окошками, прихожей и внутренней спальней из светлого материала с элегантным замочком на двери. Поставить ее было не сложно, и теперь палатка возвышалась над кручей победно и празднично. Студент приступил к разведению костра, а Доцент весело напевал оперетку, устраивая себе постель в новоявленной спальне.

Костер, суп из банки, чай с пряником и на боковую.

Место для сна Доцент определил Студенту именно в прихожей у входа, сам же тщательно умывшись и обтеревшись полотенцем по пояс, уютно устроился в спальне, зажег свет и теперь листал книжку. В прихожей Студент не помещался весь – голова или ноги должны были остаться на улице. Студент предпочел выставить на обозрение звезд лицо, кукольно смотревшее из спальника, и теперь лежал, осматривая свои сокровища – мириады звезд размером с горошины. Вспомнилось:

«Открылась бездна – звезд полна, звездам числа нет – бездне дна».

Красота! Вот нырнула звезда, рассекая черноту неба – «Пошла за молочком!»– подумал Студент, вспоминая наставления Доцента о том, что надобно будет сходить в Курму, – поселок из трех домов в паре километров от лагеря, за молочком, – доцент молочко уважал.

Уже засыпая, Студент вспомнил наставления Доцента о том, что у него гастрит, поэтому подгорелого он не ест. А еще он не ест того, этого и что Студенту нужно встать в восемь утра, чтобы к девяти был готов завтрак. А на завтрак нужно сварить кашу, но подгорелую он не есть, потому, что…., а потом нужно копать землю и промывать ее в поисках давно истлевших зверушек, чьи зубы и некоторые другие кости все же должны быть нами обнаружены и тог… да………., засыпая, бредил уже мерцающим сознанием Студент.

…….Утро озарило мир светом, сговорившись с погодой и солнцем. Костер, крупа, байкальская вода и сухое молоко сделали кашу, а Студент позаботился о том, чтобы каша не подгорела.

Доцент, разбуженный Студентом в половине девятого, в одних трусиках бодро шагнул к воде и, довольно кряхтя, взялся приседать, тягать камни, размахивать руками и ногами. Фигурка служителя науки была совсем мальчишеская, ухоженная, без явных признаков мужской нескладной угловатости.

«Мальчик-спальчик» – подумалось Студенту, который наблюдал за сценой утренней побудки, тщательно оттирая котелок от сажи.

Каша была съедена.

Доцент положительно и сдержанно оценил усилия Студента, облачился в туристический наряд и, указав длинной рукоятью геологического молотка на то место, где следовало рыть землю, удалился вверх по склону, предварительно дав указание к часу дня сделать обед и напомнил, что у него язва, он не есть того и того, и этого ……..

Студент с наслаждением растянулся на спальнике, разглядывая байкальские просторы: ряды ленивых с утра волн, далекие редкие суденышки и бескрайнее небо заселенное дымчатыми облаками. Рыть и промывать землю он не собирался, так как две недели они уже работали на этом участке и две Танечки ‒ студентки университета упорно выискивали заветный прах многие тысячи лет бегавших и плодившихся здесь мышей неведомого плейстоцена. Кости и зубы древних мышей должны были пояснить геологический возраст глин и суглинков, образующих материковую часть берега Малого моря.

Ребята студенты помогали девушкам, но каждый день те докладывали БиДэ, – пусто, ни одного стоящего зуба или даже захудалой косточки не находилось. Ситуация становилась тягостная и разрядка наступила после неуклюжей шутки Студента. Собрав как-то у дороги несколько достаточно крупных побелелых от дождей и ветров костей, Студент незамеченный врыл их в то место береговой расчистки, из которого на утро должны брать землю для поисков палеонтологических останков. Студент хотел порадовать и повеселить усердно трудящихся девчонок, но все вышло несколько иначе.

Утром, едва день разгулялся, раздался девичий переполох, и сияющие Танечки вприпрыжку примчались к БиДэ, неся как дар Богов два обломанных ребра, ‒ видимо овцы.

БиДэ, чинно сидевший у ящика-стола со своими записями, принял дары и, даже мельком не оглядев кости, молча запулил их в кусты, совершенно не прокомментировав происходящее, а, только выразительно взглядом оценил уровень научного несовершенства принесших находки юных дам.

После этого события БиДэ с девчонками не стал церемониться и окончательно «списал» в повара без права заниматься полевыми исследованиями.

К обеду вернулся Доцент, молча оценил объем вырытого и раскиданного Студентом без всякого поиска ископаемого материала.

К окончанию обеда, когда еще суп, неожиданно нахваливаемый Доцентом, не был съеден, посвежело, и резко усилился байкальский бриз. Палатка надулась парусом, её крепежи проявили слабость. Нарастающий напор стал валить палатку наземь, раздался треск рвущихся швов и резкий порыв ветра, мгновенно уложив строение на землю, стал его закручивать и гнать прочь с мыса к обрыву. Доцент засуетился и бестолково топтался вокруг обезумевшего своего жилища, хватал и придерживал палатку, тщетно пытаясь удержать её от полного крушения.

Студент доедал свой суп, сидя на камешке, и не спешил на помощь Доценту, помня его категоричные и достаточно обидные указания при установке палатки. Но ситуация грозила катастрофой и осознав остроту момента Студент быстро встал и прихватив по пути валун размером с конскую голову, придавил ожившую было конструкцию к земле. Для полной надежности, водрузив на палатку еще пару увесистых камней, Студент вернулся к недоеденному супу и закончил трапезу обсыпаемый крупными каплями дождя из невесть откуда взявшейся тучки.

Доцент помалкивал, осознав свою оплошность. Понимая, что нужно брать временное командование на себя, Студент предложил тащить весь скарб и палатку в амфитеатр, что и было оперативно сделано.

Палатка стояла теперь кривенько, демонстрируя свое внутреннее убранство через значительные по размеру разрывы. Но жить в ней было можно, тем более, что дождь исчез внезапно, как и появился, а костер, лихо раздутый шаловливым ветром и излучающий тепло и уют, быстро привел окружающий мир к гармонии.

Ночь на новом месте прошла спокойно, а утро выдалось чудным. После дождичка под первыми лучами солнца остро запахло чабрецом и медуницей, а стрекот кузнечиков и жужжание пролетающего шмеля наполнили мир умиротворяющей мелодией. К оркестру то и дело подключалась неведомая птица, в такт мелодии, вставляя свои изысканные трели.

Доцент, поев кашки, удалился, а Студент предался вновь созерцанию окрестных красот, впитывая в себя величие и краски Могучего Озера.

Остатки свободного времени, Доцент проводил теперь за штопанием своей несравненной палатки, надоедая Студенту бесконечными разговорами о незнакомых ему людях с которыми у Доцента были какие-то проблемы взаимоотношений.

Ситуация становилась тошнотворной и хотелось лететь бакланом ввысь и за горизонт.

За разговорами выяснилась забавная ситуация, в которой, по воле БиДэ, оказались Доцент и Студент.

Получилось так, что БиДэ улетел в верховья могучей сибирской реки Лены с неожиданной вертокрылой стрекозой-оказией, предоставленной местной геологической партией, а о том, что Студент и Доцент томятся здесь на этом пустом берегу, более не знал никто в отряде. Не знал этого и водитель их отряда Володя ‒ Чих-Пых, который должен был на днях возвращаться из города с ремонта на своем ГАЗе мимо их лагеря. Как следовало предупредить водителя об ожидавших его пассажирах, БиДэ не сообщил, а мобильная телефонная связь в те времена отсутствовала совершенно. Вопрос был поставлен на обсуждение, и немного поспорив, Студент и Доцент решили установить щит с надписью у дороги, если машина не будет вовремя замечена, благо, что дорога проходила теперь рядом с лагерем, который в прочем был теперь совершенно не виден с дороги.

Володя, по прозвищу «Чих-Пых» был надежным товарищем, а прозвище отхватил по случаю своей часто повторяющейся поговорки, которая была результатом заикания. Часто что-то объясняя, торопясь и если не получалось выговорить какой либо глагол, Володя менял его на «Чих-Пых». После магического «Чих-Пых» речь у Володи текла плавно до нового сбоя.

Найденный на берегу ржавый и мятый лист жести внушительных размеров вместил весь нужный текст призыва о помощи и был установлен у дороги – мимо не проедешь.

Текст гласил: «Володя! ЧИХ-ПЫХ!!! Мы здесь на берегу под обрывом! Забери нас в Онгурён!!!»

Установили лист, прибитый к доске, которую привалили камнями: инструмента для рытья ямы в чрезвычайно каменистом грунте в наличии не было.

Пролетели деньки и в один из них, над обрывом и головами Студента и Доцента раздался как будто такой знакомый звук проезжающей машины. Студент рванулся вверх к дороге, и чуть было не перехватил грузовик, но тот промчался в клубах пыли и исчез за бугром раньше, чем рассеялась дорожная пыль. Монументально установленный призыв о помощи беспомощно и бесполезно валялся у дороги, видимо сдутый хозяином окрестных мест – байкальским бризом. Тот ли был грузовик, было не понятно и чувство неопределенности только еще больше запутывало ситуацию.

Положение осложнилась и речь пошла уже о том, что продукты заканчиваются. Деньги тоже. Конечно, о голоде было говорить неуместно, но что-то нужно было решать. БиДэ о скором своем возвращении не говорил, а ждать помощи было уже неоткуда.

Собрались обсудить сложившуюся ситуацию и, приняв за основу то, что видимо грузовик проехал мимо, стали решать, как выбираться из образовавшейся западни.

Доцент предложил ехать сразу в город, на какой либо попутке. Но этот вариант совершенно не устраивал Студента и он его успешно завалил, аргументируя тем, что много скарба, а машины ходят мимо крайне редко. Потом работа, отряд. Доцента это волновало, меньше всего, но он согласился после некоторых сомнений с предложением Студента – идти одному налегке и если повезет, доехать до Онгурёна, где вероятно находится их машина. Если машины в отряде нет можно выпросить другую в поселке, где размещалась контора геологической партии.

– Сто верст пешком! По тайге! А если, что случится? Кто будет отвечать? – сокрушался Доцент.

На что Студент, махнув от отчаяния рукой, парировал:

– Да скажите – сам ушел без спроса. Что может со мной случиться?

− Как пойдешь без еды, чем будешь питаться в дороге? ‒ стонал Доцент.

– Идти одни-то всего сутки, – не помру! – настаивал Студент.

Доцент, видимо с раздумьями о собственном гастрите, согласился. Студенту были выделены последние деньги – рубль с небольшим довеском мелочи и остатки перловой каши, сваренной накануне и недоеденной. Решение пришло утром и Студент с легким сердцем, не раздумывая, рванулся в путь. Легкие ноги и вперед летящие мысли несли Студента над косогорами и речками, лесками и оврагами. Малая остановка в пути и кило пряников – единственно, что можно было купить в сельмаге Курмы, составили всю его поклажу. Так, проскользнул соколиком Студент почти половину пути, сменяя бег на шаг и ругая косоглазых производителей легких кед. Перед поселком Зама, пройдя уже две трети пути, Студента нагнал первый грузовик. Поначалу у Студента екнуло сердце – «Может Чих-Пых едет!», но это оказалась машина местных рыбаков, которые любезно подвезли парня до поселка.

Доев на привале пряники и запив их водой из байкальского прибоя, Студент впервые озадачился состоянием ног. Подошвы и пальцы кровоточили, мозоли полопались и выглядели плачевно. Первые шаги давались с болью, но постепенно боль уходила и, разойдясь, можно было идти, ступая достаточно оригинально с некоторым вывертом ступней.

–Не привыкнуть бы так ходить, − подумал Студент и рассмеялся, представив как он многозначительно передвигается по земле подобно монгольскому арату, родившемуся на коне и не слазившего с седла последние пару-тройку десятков лет.

Дорога теперь пролегала в отдалении от Байкала, так как берега у озера стали скалистыми и непроходимыми. Сбывалось, ведь Онгурён, на местном наречии, ‒ конец дороги.

Быстро стемнело, дорога чернела и убегала, увлекая вдаль, в таежную глубину, но сил осталось уже мало, хотелось прилечь у дороги и забыться на несколько часов. Но Студент понимал, что если он возьмется ночевать, то завтра с разбитыми ногами он не сможет сделать и шага. Луна, выбравшись на небосклон, осветила дорогу и черный лес. Студента одолевала тоска при взгляде на эту самодовольную хозяйку ночи, которая надменно мерила усилия человека и возможно ставила на кон в споре со звездами – «Дойдет? – Не дойдет?».

Студент вспомнил уже пережитое им, когда на Камчатке в свирепую пургу нужно было дойти из школы до дома, где Студент проживал до поступления в институт. Резко набравшая силы камчатская пурга за пару часов полностью парализовала весь городской транспорт, оборвала провода и студенту, тогда еще школьнику, нужно было пройти мимо стоящих на дороге автобусов и машин, скрытно миновав милицейский и армейский кордон на окраине города, до дома – всего-то пару десятков километров. Последние километры пролегали за окраиной города, по замерзшему озеру с неожиданно выступившей водой. Именно эти последние километры пути показали, что силы человека не бесконечны, но терпение и воля могут быть безграничны. Облепленный снегом, смертельно усталый мальчишка ввалился в квартиру под причитания мамы.

И теперь Студент был спокоен. Он знал, что силы не главное, главное вера в их наличие. Он знал, что его ждут – там, в поселке, на берегу озера, в маленьком уютном домишке, и он пройдет этот путь, ведь было лето, дорога суха и тверда, совершенно нет ветра и тем более летящего в лицо колючего, жесткого, тяжелого от воды камчатского снега.

Последний поворот, огибающий высоченную гору, а далее развилка – налево в поселок, направо к берегу, где находился заветный домик.

– Пойду напрямик,– решил Студент и принялся штурмовать гору. Одолев подъем с вершины горы, он уже видел огоньки и блики на воде. В полной темноте, падая и поднимаясь, заваливаясь в канавы, и обходя огороды Студент, наконец, добрался до заветного оконца. Оконце светилось как бы затухающим огоньком, а внутри домика вокруг стола, на котором мерцала свеча, сидела вся компания. Чих-Пых что-то рассказывал, лукаво улыбаясь и поглядывая на Танечку. Та нахмурила бровки и быстро влепила Володе легкий подзатыльник. Все улыбались, а к столу подошел Толя, чуть в отдалении был замечен и Толян – парень существенно более крупный и от того получивший такое более увесистое имечко от друзей.

Насладившись картинкой, которую Студент определил как «Тайняя вечеря», он постучал в стекло, – сперва аккуратно, а затем с нарастающим усилием. Все подняли головы, а Володя, как старший в компании, слегка нахмурился и отправился к двери сосредоточенный и решительный. Студент не стал больше играть, а шагнул к проему открывающейся двери. Володя, не видя в кромешной черноте, кто такой ломится после полуночи в дом, внимательно оглядел силуэт, и быстро догадавшись, что это Студент, громко закричал:

– Студент, п….. чих-пых, приехал!

Вся честная компания вывалила в дверь и Студента под бесчисленные вопросы руки друзей повлекли в домик.

–Ты откуда?

– Куда вы запропастились?

– Что случилось?

И еще ряд таких простых и необязательных для ответа вопросов было задано друзьями Студента.

Студент обессилено отмахивался от друзей – вдруг подступила усталость, очнулась боль в ногах, и только и успел сказать, перед тем как уснуть:

– Я пришел, а Доцент остался – его нужно завтра забрать, ведь у него гастрит.

Утром, ярким байкальским утром, когда на берегу каждодневная рыбацкая суета и подсчет улова, треск моторов лодок, мотоциклов и машин, Володя снаряжался в путь. Студент, промучившись всю ночь от болей в ногах, как и ожидалось, утром с огромным трудом вышел его проводить. Ноги распухли, проступили синяки, ссадины кровоточили. Девчонки уже носились вокруг него с бинтами и зеленкой. Махнув на прощание Володе рукой, Студент отправился к Байкалу на свой заветный камень размером с самосвал, плоский и лежащий в воде у берега. На камне можно было лечь на спину, опустить ноги в воду и лежать, впитывая потоки бескрайнего неба и ловя шаловливые байкальские ветры. Именно так провел несколько часов Студент и с удовлетворением отметил – ноги, отмокая в байкальской воде, стали подживать.

К вечеру вернулся Володя с Доцентом. Зрелище напоминало эвакуацию погорельца. Доцент был несколько растерян и выглядел обиженным.

Через несколько дней к отряду присоединился и БиДэ, появившись внезапно, ровно так же, как и исчез. Узнав о событиях в отряде, БиДэ отвел Доцента в сторонку и несколько сердито выговаривал ему с полчаса, что всю компанию несколько позабавило.

Студент достаточно быстро оправился и уже на третий день вполне уверенно вышагивал, и вскоре приступил к работе, понимая теперь, что иной прожитый день стоит десятков иных и что иногда, что бы прожить достойно такой день, к нему следует готовиться загодя.

У ОСТРОВА СВОЯ ЗАГАДКА

Буровой станок дрожал напрягаясь, дыбился и задыхался, внедряясь в глубину байкальских отложений.

По заданию лимнологического института бурились несколько неглубоких скважин не просто на берегу Байкала, а на острове Ольхон − необычном и даже священном месте славного озера.

У станка стоял Корнеич, − буровой мастер и, матерясь, накручивал рукоятку ручного управления механизма подачи.

Суть его возмущений сводилась сразу к нескольким проблемам.

Первая из них, – ветхость бурового агрегата, оснащенного слабеньким двухтактным мотором «Дружба», едва-едва справлявшегося с задачей.

Вторая проблема состояла в том, что бурили плотную и такую жирную глину, что при проходке в глубину на один метр, двухметровая колонковая труба полностью забивалась набухающей от воды породой, и приходилось раз за разом тащить трубы наверх, чтобы освободить колонковую трубу от породы.

Третье неудобье заключалось в извечном с утра до обеда желании бурового мастера унять дрожь организма, вызванную вчерашним принятием спиртосодержащих жидкостей.

Третья проблема обостряла две первые, поскольку если бы этой проблемы не было, то при умелом использовании станок вполне справлялся с задачей и выдавал положенные ему по паспорту 20 метров проходки в глубину и даже более.

Вторая особенность также не была новостью: байкальские донные глины были чрезвычайно чисты и набухали, касалось только от одного внимательного, но слезливого взгляда.

Основная проблема утреннего недомогания преодолевалась Иваном Корнеичем стойко ровно до обеда, когда достав из туеска омуль с душком, он с умиротворенной улыбкой припадал к фляжке с мутным молочным тарасуном, прикупленным у здешних бурят.

Омуль с душком то же бурятская забава. Это как у французов – сыр с плесенью. Вонюч, непригляден, и с непривычки вызывающий опасения за свой организм при потреблении продукт, но попробовав раз, другой многие увлекаются «экстримом» вкусовых ощущений и уплетали рыбку с душком с удовольствием.

После обеда, Корнеич становился под влиянием тарасуна настолько благодушен, что к станку, сиротливо стоящему рядом с палаткой, он более не подходил, предпочитая рассуждать теперь на общечеловеческие темы.

И тут наступала вахта Студента, который был приставлен в качестве подмастерья к опытному Корнеичу. Приняв тарасуна и заев его вонючей, но крайне нежной рыбой, Корнеич давал инструкции не отходя от палатки, а Студент вставал к станку, довершая план выработки, если до обеда не удавалось достичь запланированной отметки.

Корнеич был типичным представителем братии, собиравшейся под знамена геологического сообщества с наступлением полевого сезона. Отсидевшись зимой в подвалах и кочергарках, занимаясь рутиною и бытом семейного уклада, однажды вдохнувшие воздух свободы люди, подобные Корнеичу, спешили по весне в геологические управления. Здесь, как правило, набирали сезонных рабочих для полевых партий, а те и рады были возможности с весны до поздней осени провести в тайге, где можно было поправить здоровье, финансовое своё печальное положение и, надышавшись чистейшим воздухом, получить силы для нового жизненного рывка.

Студент, наставляемый Корнеичем, работал ухватисто за двоих, крутился возле станка, решая поставленную производственную задачу. В результате поднимали из глубины иссиня черные, небесно голубые и красные глины, которые теперь лежали длинными столбами в керновых ящиках с отметками глубины.

Справившись с заданием, под вечер Студент спешил в свой лагерь к ребятам из полевого отряда Лимнологического института, оставив Корнеича у станка, с тем, чтобы завтра с утра снова продолжить бурение.

Отряд, в основном состоящий из студентов, завершал полевой сезон на острове Ольхон, занятый составлением геологической карты. С целью определения возраста геологических слоев, брались пробы и исследовались на предмет наличия останков древних живых организмов.

Уже два месяца как студенты, стараясь изо всех сил, занимались поиском останков живых древних организмов, но все-то с гулькин нос было этих останков. Вспоминали частенько один забавный случай. Студент и Толик, товарищ по студенческой группе, были отправлены для проходки двух шурфов для взятия проб. Шурфы следовало пробить на пологом склоне в таежном месте, которое славилось наличием медведей. Впечатленные рассказами о гуляющих в этих краях зверях, ребята поутру направились к месту работы, рассчитывая пораньше управиться. Работа спорилась, пришло обеденное время, и уже стараясь все завершить и пойти приготовить обед и покушать, ребята, работавшие поодаль друг от друга, услышали явно звериный утробный рык. Через некоторое время рык повторился и, судя по силе звука, уже ближе к ним, а потом и совсем рядом. Следом раздались звуки ломающихся кустов, и было уже понятно, что к ним приближается некто огромный с недружественными намерениями.