Читать книгу Тюрьма и Правда. Мемуары Олигарха - Я. Немой - Страница 1

«Я – олигарх Константин Аронович Энский, мне 35 лет. Не украсть у этой страны – это значит прожить целый день зря. Коррупция – моё второе имя. У меня есть права, а у вас только одни обязанности. У меня есть деньги и власть, а у вас только еда, за которую вы должны быть мне благодарны. Я задумаюсь о вас тогда, когда вы повально начнёте дохнуть и не сможете обеспечить мой непрерывный процесс производства денег. Тут я признаюсь, что демография меня иногда волнует, хотя если вы не имеете отношения к моему бизнесу – дохните хоть миллионами, мне наплевать. Я не могу проявлять к вам милость. Меня не интересует эта страна, меня интересуют ресурсы. Я вижу только работников, остальные люди – это мусор, который не вписался в мой бизнес. И да, терпеть не могу это слово «народ», чушь какая-то, «рабы» – это вам больше подходит.» – я произношу эти слова каждый день.

Сегодня утром меня арестовали и отправили в СИЗО. Эти уроды хотят меня посадить, но они недооценивают мои деньги, связи и огромную свиту адвокатов. Но это отдельная темя для разговора.

Я первый раз в жизни зашёл в тюремную камеру. Какое убожество. Она не больше двадцати квадратных метров, мой гальюн на яхте больше в несколько раз. Как вообще это всё здесь умещается? Четыре железные кровати в два яруса, длинный стол, санузел за шторкой и кафельной перегородкой, кстати высотой не больше метра. Раковина с двумя кранами, а как? Без смесителя что ли? Окно с двумя металлическими решётками, заклеенное серой плёнкой и вроде с форточкой. Здесь всё, как в купе поезда, только все о тебе и думают, когда ты в туалете сидишь.

В камере сидят два арестанта и смотрят на меня так, как будто не узнают или я чего-то не понимаю. Я им улыбнулся.

– Здравствуйте, я олигарх Энский.

– Да хоть чёрт с рогами, по жизни кто? – спросил один из сидельцев, затачивая алюминиевую ложку о стену.

– Я же говорю, олигарх.

– Олигарх ты на воле, в тюрьме такой масти нет. Соображай быстрее или у параши спать ложись.

– А-а, мужик, точно, мужик. – кое как вспомнил я это слово и был рад тому, что у меня есть образование и память.

– Ну тогда располагайся, внизу занято, а на пальме свободно, вы же, олигархи, любите пальмы?

– Да, а это где? – удивился я, не обнаружив в камере вообще ни одного растения.

– Вот здесь. – сказал второй арестант. – Захар, хорош над ним орать, ты же видишь, что он с неба на землю сошёл только что. Я Сёма, это Захар. У тебя погоняло есть?

– Не понял? – удивился я и подумал почему-то про кнут.

– Кликуха у тебя есть, прозвище, как тебя близкие зовут?

– Константин Аронович Энский.

– Х-м, короче, будешь Левак, понял?

– Понял, можно вещи на кровать положить?

– Можно, только это не кровать, а шконка.

– Понял, можно вещи на шконку положить?

– Да.

Я закинул свои сумки на шконку и случайно зацепил кружку с чаем на столе, которая упала на пол, образовав чёрно-коричневую лужу. Потом залез сам и лёг, обдумывая, кто мог меня сдать, чтобы были основания для моего ареста. Как ни странно, но эти двое даже не сдвинулись с места, чтобы помыть пол и убрать кружку. Точно быдло, привыкли жить как свиньи в грязи. Ну вот зачем их жалеть если они животные? Я посмотрел на них с пренебрежением, отвернулся и начал изучать обшарпанную стену камеры, перебирая в уме, а всех ли мы «убрали».

– Левак, вообще-то за собой убирать надо. – сказал Сёма.

– И извиниться бы не мешало так-то. – добавил Захар.

– В смысле? – удивился я. – Ваш же чай, вы и убирайте.

Захар и Сёма выпучили на меня глаза и Захар достал ложку, которую он точил, но уже с перемотанной синей изолентой ручкой.

– Может уборщицу позовём? – сообразил я.

Как же на самом деле мне было больно, когда Сёма ударил меня кулаком в переносицу. Чему меня только учили все эти годы пресловутые тренеры и мастера разнообразных единоборств? Один удар и я сообразил, что нужно делать. Я быстро схватил тряпку, кинул её на лужу чая и вытер пол ногой. Вот теперь нормально, сделал вывод я и полез на шконку. Как оказалось нет. По взгляду своих коллег я понял, что это ещё не всё. Я сообразил и убрал тряпку на место, вымыл кружку и поставил её на стол. Да почему они так на меня смотрят, как будто я им ещё что-то должен?

– Я же всё убрал? Почему вы так смотрите на меня?

– Слышь, олигарх, ты нам ущерб нанёс, возместить не хочешь?

Вот это новости, подумал я, чтобы я возместил ущерб этим свиньям? Да никогда в жизни. Если каждому возмещать ущерб, то на что мы будем жить? Эти свиньи вообще обнаглели, мы им работу даём, еду, а тут ещё и ущерб возместить, да я…

– Завтра в магазине тюремном куплю, у меня нет с собой чая, клянусь, завтра отдам. – сказал я этим уродам, чтобы пережить ночь.

– Базара нет и…

– И извините меня. – я быстро перебил слова Захара, так как после удара мой мозг заработал почти на сто процентов.

Так начался мой первый день в СИЗО без личной охраны, к которой я так сильно привык. Я знаю, я уверен, что завтра меня выпустят и поэтому решил не накалять обстановку в камере. Может быть действительно есть люди, которые меня не знают в лицо. Да и тем более, этот ещё ложку точит. Нет, мне не резон с ними отношения портить. Я решил, что буду спокойным, уживчивым, выдержанным, буду иногда хохотать. Так, что ещё? Как с этим быдлом надо общаться, а-а, вспомнил. Буду много разговаривать о жизни, стране и этих, как их, людях. Буду философствовать. Самое главное голос не повышать, а то не дай Бог зарежут ложкой.

Я разложил свои вещи и решил принять душ. Так, а как его принять? О, оказывается душ, как и замена постельного белья, раз в неделю, как так? Как тут можно находиться? Позже, как читатель уже понял одним днём в СИЗО не обошлось, я посмотрел душ. Да у моих лошадей лучше душ, про постельное бельё и говорить нечего, в лучшем случае протереть копыта лошадей после прогулки. Да-а, знал бы я, что меня арестуют, хоть бы в камере заранее евроремонт сделал.

Процесс судопроизводства идёт медленно, а я всё сижу и сижу. Но я держусь, я знаю, что они ничего не докажут – все свидетели отдали Богу душу. Больше у них на меня ничего нет. Боже, как же хочется кошерной еды. Магазин раз в месяц, но там только одно дерьмо, хотя есть фрукты, овощи, молочка, сладости, мясное и хлеб. Одно удовольствие это передачи от родных, что очень важно. Правда передачу порежут и порубят, чтобы не было запретов. Хотя, как говорят мои коллеги Сёма и Захар, в СИЗО кормят гораздо лучше, чем в колонии. Спецконтингент здесь сидит другой, в нём больше заинтересованных людей на воле.

На следующий день Захару и Сёме привезли старые холодильник, телевизор и вентилятор, на которые я смотрел с удивлением, так как сомневался в их работоспособности. Но с их присутствием, на сленге Сёмы и Захара, тюремный быт улучшился. Какая же это помойка. Когда меня уже отпустят? Первые дни мне действительно было не по себе, но мне привезли еду, книги, журналы и я приобрёл некоторые продукты в тюремном магазине. Кстати, вернул чай моим коллегам. Я задаюсь вопросом – почему мне не разрешают привезти плазму, ноутбук и кондиционер? Мои коллеги говорят, что мне надо быть проще и люди ко мне потянутся. Я не понимаю, что это значит.

Первые пару дней я постоянно лежал на шконке и много думал об этом беспределе государственной власти. Я мало ел и даже закурил. Иногда мне хотелось материться, но я побаивался Сёму и Захара, которых я никак не мог пока понять. Честно говоря, я и не хотел их понимать, зачем мне, олигарху Энскому, понимать этих тараканов.

Я стараюсь читать книги и журналы, с удовольствием бегу на прогулку, много мечтаю. Мне нужно чем-то заменить интернет, а телефона у меня нет. Я готов много заплатить за телефон, но мусора не хотят мне помогать. Я их не понимаю, так как даю за телефон в десять раз больше его реальной стоимости, а они мне говорят, что всё дело не в деньгах. Да что ещё может быть важнее денег в этом мире? Я их не понимаю. Мне показалось, что мы говорим на разных языках.

Суд идёт, а я опять сижу. Я не понимаю, что происходит, почему меня не выпускают? В чём проблема выпустить честного человека из этого ада. Я готов даже заплатить за это, но никто денег не берёт, мои адвокаты никому не могут дать взятку. Вернее, они пытаются купить государственников, но безрезультатно. За что я плачу этим чёртовым юристам, за что? После судебных процессов я стараюсь держаться и в камеру возвращаюсь весёлым, чтобы мои коллеги не думали, что я расстроен до слёз этой тягомотиной.

Больше всего меня угнетает местный распорядок. Из-за этих судов я гуляю по одному часу три раза в неделю, но под их тюремным навесом нет солнца. Меня бесит их радио и эта тупая музыка с поздравлениями в эфире. Тупые и безмозглые животные. Я стараюсь есть только вечером, так как если поем днём, то засыпаю на суде. Тюремная еда – это полное дерьмо для свиней. Может она и сбалансирована как рациональное питание, но лично я стараюсь это говно не есть.

Каждый день проводят обыски, включая меня самого, моих коллег и камеру. Сотрудники общаются с Сёмой и Захаром вежливо, как мне показалось, а вот со мной грубят, по крайней мере я так думаю. Но меня не прессуют, не имеют на это права. Наверно это прерогатива Сёмы и Захара, так как я чувствую угрозу только от них, но после нашего знакомства пока было всё нормально. В камере всегда горит свет, даже ночью. В общем образцово-показательное СИЗО.

Я закурил второй раз, когда пришла моя очередь мыть пол. Это было как с переносицей. До чего же мне было противно это делать, но здоровье и переносица были дороже. Я всё взвесил и решил переехать в другую камеру, но оказывается этого нельзя сделать, я не решаю эти вопросы. Я поймал себя на мысли, что моя власть и деньги имеют много ограничений.

Я не могу привыкнуть к распорядку дня, меня удивляют многие вещи. Как можно в одной одежде ходить больше половины дня, не переодеваясь? Нет биде, душ раз в неделю, нет бассейна и фитнес-зала. Вещи стирают раз в неделю, а новые как привезли в первый день, так в них и хожу. Следующий раз можно будет вроде бы через полгода. В камере мне жарко, и я хожу в одних плавках, а мои коллеги смеются надо мной и говорят про какое-то семейное бельё. У меня складывается ощущение, что они пришельцы с другой планеты. Я заметил, что просыпаюсь, услышав шаги конвойного в коридоре. Наверно у меня начал появляться особый слух. А может это страх? Я пока не понимаю этого.

Я постоянно хочу есть. От местной баланды мне становится противно. Почему каждый день нет йогуртов, крабов и куриных медальонов? Я уже молчу про испанские вина и шотландский виски. По местным меркам, как говорят мои коллеги, я не бедствую, а довольно шикарно живу. Для этих свиней это может и жизнь, но для меня это сущий ад. Мне иногда намекают, что Бог велел делиться, но я их не понимаю и отвечаю им, чтобы они и делились, хотя от них мне ничего не нужно, у них нет того, что меня интересует. Они неправильно трактуют Бога. Господи, как мне здесь плохо, как я хочу на Мальдивы или в Австралию.