Бог, человек и зло. Исследование философии Владимира Соловьева

Оглавление

Ян Красицкий. Бог, человек и зло. Исследование философии Владимира Соловьева

Введение – Соловьев и проблема зла[1]

Часть первая. Теософия

Раздел I Две философемы

1. “Факт” зла

2. Эгоизм и смерть

3. Смысл и бессмысленность мира

4. Философема жизни и философема смерти

5. Философия “общего дела” и философия “Богочеловеческого поступка”

6. Религия “Богочеловека” и религия “Великого Человечества”

7. “Поглощена смерть победою…”

8. “Завещание” философа

Раздел II. Падение

1. Unde malum? Откуда зло? София – Душа мира

2. Мистика и философия

3. Падение – другая версия

4. Гнозис под подозрением

5. Падение человека и падение злых духов (две свободы)

6. Вопрошать о зле, побеждать зло

Раздел III. Абсолют и зло

1. Абсолют, Воплощение и зло

2. Абсолют в действии

3. Бог и “высший мир”

4. Загадка “низшего мира”

5. Природа и зло (космическая эволюция)

6. Человек и космическая эволюция

7. Богоматериализм и зло

8. Любовь и зло

9. “Бог есть любовь”

Часть вторая. Теократия

Раздел I Богочеловечество и зло

1. Два “факта”

2. Вопрос о смысле Воплощения и зло

3. Развитие сознания зла и “Богочеловеческий процесс”

4. “Три искушения” и “Богочеловеческий подвиг” Христа

5. Церковь и зло

6. Богочеловеческий поступок и зло

7. Исторической и универсальный смысл “Богочеловеческой религии” и зло

Раздел II. Дороги и бездорожье теократии

1. Богочеловечество, теократия и зло

2. Богочеловечество: догмат и цивилизация

3. Теократия и Церковь

4. Дороги и бездорожья теократии (власть и свобода)

5. История и будущность теократии (стратегии утописта)

6. Иудаизм и теократия

7. Теократия и “христианская политика”

8. Теократия и разделение Церквей

Раздел III. Ересь утопизма

1. Зло и ересь утопизма

2. Парадоксы “свободной теократии”

3. Русское “раздвоение”

4. Идеал и действительность

Часть третья. Эсхатология

Раздел I. Зло и перелом 1890-х годов

1. Зло и “крах” идеи

2. “Малый Апокалипсис” (Sub specie Antichristi venturi…)

3. “Упадок средневекового миросозерцания” и зло

4. “Конец истории” и зло

Раздел II. Оправдание Добра и зло

1. Оправдание Добра и проблема зла

2. Автономия добра

3. Добро и зло в религии и в истории

4. Автономия Добра и зло

5. Идея и ее фатум

Раздел III. Апокалипсис и зло

1. Апокриф нашего времени

2. Завещание эсхатолога

3. “Человек греха”

4. Вопрос вопросов

5. Философ и его “тень”

6. “Сам Христос!”

7. Эсхатон и другие (постмодернистский постскриптум)

8. “Фальсифицированное добро”

9. Любовь, которая “сильнее смерти” (Бессилие или мощь Добра?)

Раздел IV. Добро, зло и смысл жизни

1. Две полемики

2. Сверхдиалог – диалог жизни и смерти

3. “Христос воскрес!” – продолжение спора с Толстым

4. “Смысл жизни” – спор с Ницше

5. Смерть, сверхчеловек, Богочеловек

6. Христос – “истинный Сверхчеловек” и путь Жизни

Соловьев для нашего времени (Вместо заключения)

1. Добро сегодня

2. Драма воплощенного Добра и зло

3. Добро и гуманизм

4. Два пути

Библиография (Основная использованная литература)

Summary

Zusammenfassung

Резюме

Е.Б. Рашковский. Библейский реализм, или «оправдание» истории в трудах позднего Соловьева (вместо послесловия)

1

2

3

4

5

6

7

Отрывок из книги

В небольшом трактате, который со многих точек зрения может представлять собой одно из лучших произведений в творческом наследии Соловьева, прежде всего как идеальная форма концентрированного выражения его основной идеи, а именно в Духовных основах жизни[78], обращаясь к словам Евангелиста (Ин: 5,19), философ констатирует: “Воистину мир весь во зле лежит. Зло есть всемирный факт, ибо всякая жизнь в природе начинается с борьбы и злобы, продолжается в страдании и рабстве, кончается смертью и тлением”[79]. Жизнь природы, жизнь любого вида трудно назвать “истинной (праведной) жизнью” ибо трудно назвать таким образом то, что начинается и кончается неизбежной смертью. Повторяющаяся биологическая репродукция – это, в сущности, постоянная имитация жизни, более того: это “увековечение” смерти. “Смерть только въявь обнаруживает тайну жизни – показывает, что жизнь природы есть скрытое тление”[80]. Из этого негативного определения вытекает то, что “истинная (праведная) жизнь” должна быть сопротивлением жизни природы, вида, основанной на законе “греха и смерти”. Такой Жизни, однако, нет в нашем мире, и этот мир не в состоянии создать такую Жизнь. “Из бесчисленного множества мимолетных смертных жизней, – пишет философ в одном из своих Пасхальных писем, – ни в каком случае не выйдет одна бессмертная”. Бессмертная жизнь может прийти только из другого мира, находящегося по ту сторону границ, может явить с я нашему миру Тем, кто спит и видит “красоту природы”, кто хотел бы увидеть истинную Жизнь в богатстве постоянно возрождающейся природы, Соловьев отвечал: “реалистика” смерть “смеется” над всем этим великолепием, ибо знает, что “красота природы – только пестрый, яркий покров на непрерывно разлагающемся трупе”[81]. “Бессмертие” природы – это “всегдашний обман”!

Жизнь вида заключается в размножении существ, в “дурной бесконечности” {die schlechte Unendlichkeit), в то время как истинная Бесконечность – это нечто совершенно иное, чем математическое приближение к „бесконечности“ определенного числа „простых и совершенно равных между собою“ единств (у Соловьева). “Есть единство отрицательное, – пишет философ в третьей части своего трактата Россия и Вселенская Церковь, – отъединенное и бесплодное, ограничивающееся исключением всякой “множественности” Оно представляет простое отрицание, логически предполагающее то, что оно отрицает, и проявляющее себя как начало, произвольно установленное, числа неопределенного. Ибо ничто не препятствует разуму признать несколько простых и совершенно равных между собою единств и затем умножать их число до бесконечности. И если немцы по праву зовут такой процесс “дурной бесконечностью” […], то простое единство, представляющее его основание, конечно, может быть обозначено как дурное единство. Но есть единство истинное, не противополагающее себя множественности, не исключающее ее, но, в спокойном обладании присущим ему превосходством, господствующее над своей противоположностью и подчиняющее ее своим законам”[82]. В противоположность дурной, фальшивой “бесконечности” истинная Бесконечность заключается в том, что множество видов бытия, их разнообразие и разнородность, не находится в противоречии с их органичным внутренним единством. Бытийный плюрализм не исключает органического монизма, множественность не исключает единства. И хотя такое органическое единство должно стать основой бытийных взаимоотношений, его в мире не существует. Такое единство существует только в Боге как основе абсолютного единства. Бог – единственная основа истинного единства. Разнородность, различия, своеобразие видов бытия не исключает их единства, а, напротив, образует, формирует это единство. Монизм Абсолютной основы без этого множества и разнообразия видов бытия был бы пустым монизмом, лишенным живого содержания[83]. Вместе с тем единство, воплощенное в Боге, не является абстрактным, статичным, сведенным до простого тождества Бытия-Абсолюта, не допускающего ничего, кроме самого себя.

.....

Это не христианский подход, потому что он впитывает в себя только “аскетический” “пессимистический” то есть собственно “буддийский”, элемент христианства, не желая помнить об “оптимистических” основах христианства, о Послании Воскресения из мертвых. “Отказ от борьбы” или характерное для Будды восприятие смерти, убеждает Соловьев, после “факта” Воскресения Христа уже не является и не может быть единственной правильной позицией человека перед лицом смерти, а тем более не может быть христианской позицией. Эта позиция осталась в прошлом, ушла в историю, в те времена, которые ее породили, и сама по себе является не только, как в случае с Буддой, “отказом от борьбы”, но настоящей капитуляцией перед властью “имеющего державу смерти, то есть дьявола” (Евр 2:14.). Вместо борьбы со злом, в котором “лежит мир” – к чему призывает Христос, – эта позиция является капитуляцией перед Злом, передачей мира Злу. Эта позиция тем более не соответствует истинному духу христианского вероучения, что, насколько Будда игнорировал мир, считая его небытием, ничтожеством, видя в материи лишь орудие зла и уходя из реального мира в нирвану – на позицию, недоступную для врага (то есть для смерти), настолько Христос своим Воскресением и Богочеловеческим подвигом призывает к решительному и активному преобразованию мира, к переменам, которые совершаются уже сейчас, в каждом акте человеческой воли, хотя окончательное их исполнение мыслится только в эсхатологическом измерении.

Проблема смерти как величайшего зла, обращающего в пародию все человеческие идеалы, – это настоящий “соблазн” для человеческого разума и вместе с тем вызов для христианской веры. В этом вопросе главное значение, – хотя отнюдь не репрезентативное для официального учения Православной Церкви, – для Соловьева, судя по всему, приобретают фигуры Ф. Достоевского и Н. Федорова. Глубокое внутреннее родство Достоевского с Соловьевым в подходе к вопросу Воскресения из мертвых выявилось уже в письме писателя к Н. Петерсону от 24 марта 1878 г.[121] – издателю Философии общего дела Федорова (с этим произведением Достоевский познакомился в изложении, представленном Петерсоном). Достоевский заметил не только совпадение своих собственных взглядов со взглядами Федорова, но и еще более глубинное сходство между идеей “воскрешения отцов” Федорова и основным эсхатологическим “проектом” Соловьева. Основное совпадение во взглядах Федорова и Соловьева, несмотря на различия в их представлениях о способе реализации эсхатологического “проекта”, заключается в общей вере в “Христову религию” как “религию Воскресения”. С этим связаны также понимание смерти как “высшего зла” в котором пребывают природа и человечество, и тот постулат преодоления смерти, победы над смертью, который оба считают моральной обязанностью христиан. Не случайно Соловьев именно в этом отношении признал “проект” Федорова “первым шагом” “первым движением человеческого духа по пути Христову”, а автора Философии общего дела назвал своим учителем и отцом духовным[122].

.....