Читать книгу Лабиринты сознания, или Девять кругов моего персонального Ада - Яна Николаевна Губарева - Страница 1

Вместо предисловия: «А вы знаете, как выглядит ваше сознание, если смотреть на него изнутри?»

Средний по своим размерам кабинет, обставленный тяжелой мебелью. Здесь было все, что должно быть у среднестатистического психоаналитика: книжные шкафы, сверху донизу забитые книгами, массивный стол из цельного дуба, с не менее внушительной столешницей из малахита. Кушетка, сделанная по образу тех, которые показывали в фильмах 60-х годов, а рядом с ней массивное кожаное кресло, кожа была темно-коричневого, похожего на оттенок темного дерева, цвета. Тяжелые шторы, нависавшие на огромные окна и не дававшие свету проникнуть в эту комнату, чтобы осветить царивший здесь полумрак. На краю стола справа стояла настольная лампа, своим видом дававшая понять, что она тоже была взята из сундука под названием «60-ые навсегда». Кроме того, здесь было несколько предметов, которые девушка когда-то видела на практических занятиях по физике, она помнила, как когда-то преподаватель давала им задания связанные с этими приборами и даже называла их, но мозг упорно не позволял ей вспомнить ни одного названия. И весьма нелепо во всей этой массивности, твердости и неотступности от идеалов смотрелся небольшой журнальный столик, выполненный из стекла и держащийся за счет одной ножки, узким концом, державшей на себе стеклянную поверхность и расширявшейся к низу в широкий круг.

– А что ты еще ожидала от кабинета психотерапевта, которому явно за сорок. Ярких расцветок и современного дизайна вида «нью-эндж»? – хмыкнув себе под нос, девушка прошла к кушетке и аккуратно провела рукой по спинке. – Теплая… – на какие-то доли секунд ее лицо озарила счастливая улыбка от ощущений этой теплоты.

Дверь за ее спиной тихо приоткрылась, и она услышала, как неторопливо, но уверенно ступая, зашел мужчина.

– «Словно здесь устроили показательные выступления на лучший марш…» – закрыв глаза, она слегка покачала головой.

– Здравствуй! – раздался строгий и в тоже время теплый голос за ее спиной. – Прости, что заставил ждать…

– Ничего, док! Думаю, у вас до меня был какой-нибудь не менее сложный пациент… – она слегка повернула голову, но собственная длинная челка, закрывавшая глаза, позволила ей увидеть только то, что мужчина, стоявший за ней, был одет в достаточно дорогой и подходящий для него костюм.

– Как себя чувствуешь? – он старался сохранить дружескую ноту в голосе, и это начинало ее раздражать.

– Превосходно, но, может быть, хватит? – вновь посмотрев на спинку кушетки, она шумно вздохнула и продолжила говорить, не скрывая своей уверенности в том, что не услышит ничего нового. – Я здесь совершенно не для того, чтобы вы интересовались моим самочувствием или тем, как я провела день, или чем-то еще. Все, что вам поставили в обязанности мои родители, – поковыряться в моей голове и объяснить им, что же со мной такое происходит. Чтобы они наконец-то смогли позволить себе с чистой совестью запереть меня в какое-нибудь место типа этого.

– А ты сама не хочешь понять, что происходит в твоей голове? – все так же спокойно отозвался врач.

– Нет, – безразлично ответила она. – Мне нравится то, что я там вижу.

– И что же ты видишь?

– Отражение своей жизни и души… Я знаю, что я все еще жива в отличие от них! – уверенно, но немного вяло, словно она уже устала повторять одно и то же всем и каждому, ответила она.

– А ты расскажешь мне, что творится в твоей голове? – вкрадчиво спросил врач.

– А смысл? – хотя он все еще не видел ее лица, мужчина слышал, как девушка устало ухмыльнулась. И в том, что она уже устала от одних и тех же вопросов, не оставалось никаких сомнений. – Вы просто можете прочитать мою историю и сделать вывод на основе описаний, составленных вашими многочисленными коллегами.

– Знаешь, я читал то, что они написали, и считаю, что они многое упустили, так как эти диагнозы выглядят как куцые записи дилетантов, – сказал он, в точности подражая ее интонации.

– Интересно… – прошептала она. – И вы готовы увидеть мой мир только с моих слов?

– Да! – обойдя девушку, он встал возле кресла, и, положив свою руку на спинку, посмотрел в окно. – Я уверен, это будет увлекательное путешествие.

– Как самонадеянно! – едко ухмыльнувшись, ответила она. Ей все еще не хватало смелости посмотреть на лицо того, кто вызвал в ней небольшой интерес, хотя бы потому, что не говорил при ней какими-то заумными словами и не пытался унизить ее, говоря «мне все ясно» сразу же после прочтения ее истории.

– Ты позволишь мне узнать больше, чем смогли узнать эти кретины? – с какой-то едва заметной таинственностью в голосе проговорил он.

– Пожалуй, да… – она замялась всего на мгновение, но мгновение – это слишком быстро, для того, чтобы обратить внимание на эту заминку. – Мне лечь на кушетку?

– Если хочешь, можешь на нее сесть…

– А если она меня не устраивает? – перебила его девушка.

– Можешь устраиваться там, где тебе будет удобнее всего! – благосклонно ответил он.

– Даже если я захочу лечь на этот маленький стеклянный стол? – ехидно спросила она.

– Даже если захочешь повиснуть на шторе, я не буду тебе мешать, – ухмыльнувшись, ответил он. – Желание человека – закон.

– Намного удобнее будет здесь, – сделав окончательный выбор, девушка обошла кушетку и с некоторой осторожностью легла на нее. – Теплая… – прошептала она, закрыв глаза.

– Тебе не будет мешать, если я возьму блокнот и буду записывать за тобой? – вежливо спросил он.

– Валяйте! – сейчас она чувствовала себя как никогда защищенной, и ничто не могло разрушить этой уверенности. Сев в кресло, стоящее рядом, но расположенное так, чтобы девушка могла увидеть доктора, только повернув голову, он взял в руки блокнот и карандаш. Сейчас он видел ее полностью: светлая макушка, довольно длинные волосы, даже непривычно длинные для этого времени, худое тело, измученное то ли голодовками, то ли какими-то другими лишениями, и лицо, застывшее, словно венецианская маска. Ее лицо было правильной формы, с красивыми, четко отчерченными тонкими чертами, но вся эта красота казалась неживой. Из-за того, что, даже когда она закрыла глаза, лицо не выражало никаких эмоций – просто оставалось маской.

– Скажи мне, как только будешь готова начать говорить, – спокойно и довольно тихо сказал он.

– Если вы хотите знать, как выглядит мое отражение, то можете уже задавать вопросы, – сохраняя полное спокойствие в голосе и на лице ответила она.

– Ты всегда отвечаешь на вопросы, закрыв глаза?

– Да, потому что так я вижу то, о чем рассказываю, и не сбиваюсь от внешних условностей… – слишком логичные и осмысленные ответы для человека, которого считают душевнобольным.

– Расскажи мне, что ты видишь сейчас?

– Мой персональный Ад… Огромный лабиринт… этот лабиринт живой, он состоит из деревьев и кустарника… как лес, только в этом лесу есть еще и разные залы. В каждом зале украшения – в соответствии с темой. И нельзя попасть в другой зал, не пройдя первый… Хотя… – девушка слегка поморщилась и протянула руку вперед. – Здесь есть потайной ход: можно из самого страшного зала вернуться в самый красивый, обойдя предыдущие шесть….

– Почему тогда ты называешь это место своим персональным адом? – голос врача был расслабляющим и спокойным, словно ласковые волны моря, качающие лодку, в погожий денек.

– Потому, что здесь девять залов, у каждого зала своя тема, и в соответствии с этим, все, что в нем есть – не повторяется в другом зале, а последний, девятый… он как бы вдалеке от всего остального, его отделяет вода и мост, там ничего нет, кроме жуткого одиночества и вечной зимы, – ее дыхание сбивалось, она вновь и вновь пыталась отмахнуться от чего-то, но судя по повторяющемуся жесту, ей давалось это с большим трудом. – В этот зал легко попасть, но из него тяжело выбраться… Снег выглядит слишком притягательным, а холод… даже холод там стремится обмануть и заставить поверить в то, что нет ничего прекраснее, кроме вечной зимы…

– Твой голос дрожит… Это от холода?

– От страха… Я не люблю этот зал, но каждый раз я возвращаюсь в него…

– Что заставляет тебя туда вернуться?

– Неизбежность… – в голосе появились ноты отчаянья, смешанного с горем. – Все начинается с одиночества и заканчивается им… Мне всегда казалось, что я сама выстроила эти залы в те периоды, когда мне было особенно тяжело справляться с тем, что окружало меня.,. А потом…

– А потом? – эхом повторил врач.

– А потом я начала плутать по ним, обманывая свое сознание и отрицая очевидные вещи…

– Какие именно вещи остаются для тебя очевидными?

– Неизбежность… рано или поздно все закончится в вечных снегах и холоде того острова одиночества, который зовет меня к себе, где бы я ни находилась… – помолчав пару минут, она продолжила с некоторым облегчением в голосе. – И я всегда слышу его зов и всегда стремлюсь попасть именно туда, где ничего нет… только белый слепящий на солнце снег…

– Ты так любишь снег?

– Я его ненавижу… но только там я чувствую, что возвращаю себе истинное «Я», не размытое и стертое условностями общества. А свое истинное, кем я могла быть, если бы не это давление со стороны всех, кто окружает меня.

– Даже я давлю на тебя?

– Даже вы, доктор. Но это же ваша работа, никаких претензий.

– Но почему твое одиночество – это снег?

– Потому что зимой все мертво… так же как и чувства людей к незнакомцам, окружающим их…

– Неужели ты считаешь, что безразличие равно смерти?

– Безразличие хуже смерти!

– Почему?

– Смерть забирает жизнь у тела, а безразличие умерщвляет душу!

– Хочешь подробнее рассказать о своих кругах?

– А вам это действительно интересно?

– Да, но давай начнем не со снежного острова, а с начала…

– Этот остров и есть начало!

– Тогда давай начнем с конца… Как выглядит первый зал, в который ты попадаешь после того, как выбираешься с острова?

– Это ухоженный зеленый парк с клумбами, живыми изгородями, парой беседок и надоедливым проводником… Там царит вечное лето!

1 круг сознания: «Там вечное лето и надоедливый проводник…»

В то время, когда лето достигает своего пика, так мог бы выглядеть самый прекрасный парк на свете. Здесь нет ничего лишнего, только то, что позволяет расслабиться и отвлечься от лишних мыслей, которые так любят досаждать именно в те периоды, когда их хочется слышать меньше всего!

– Можешь описать более подробно, как выглядит этот парк?

– А вы не боитесь, что захотите остаться в нем навсегда? – легкая улыбка тронула ее губы.

– Нет…

– Раз вы настаиваете… – вздохнув, она продолжила.

Этот парк окружен высокой стеной зелени живой изгороди, наверное, здесь метров пять высоты, а может, даже и больше. Но это не сплошная стена, где-то здесь…

– Он был где-то здесь… – сморщив лоб, она стала осторожно оглядываться по сторонам, словно боялась что-то пропустить.

– Ты что-то потеряла?

– Вход… он всегда ускользает от меня, если я стремлюсь в это место без особой нужды… – вдруг она замерла и облегченно вздохнула. – Вот же он!

– Как выглядит этот вход?

Кованные врата, такие же высокие, как и сама изгородь… Такую ковку, кажется, называют ажурной, все оттого, что металл, застывший в причудливых формах, завитках и фигурах, всегда выглядел как-то фантастически, словно из него соткали кружево. На правой половине врат выкована огромная, раскрывшая свои лепестки лилия, а на левой стороне – вьюн, со своими крохотными распустившимися цветами… Сейчас ворота чуть зеленые, словно время решило наложить свою лапу на бронзовые фигуры, они тяжело поддаются и поэтому открываются со скрипом и не всегда с первого раза…

– Похоже, придется толкать… – чуть покачав головой, сказала она.

– Это из-за того, что сейчас не время для первого зала?

– Да! Даже врата так считают… – ее голос был наполнен обреченностью.

– С чего ты это взяла?

– Если бы пришло время – они сияли бы на солнце, словно сделаны из золота, а не из бронзы… – вытянув руку вперед, девушка сделала усилие, словно толкнула что-то стоящее перед ней.

Скрип… небольшое расстояние между створками, но я смогу пройти, главное успеть до того, как они захотят захлопнуться вновь…

– Врата сами решают, пускать тебя или нет?

– Нет, врата ничего не решают… – казалось, что она оглядывалась, оценивая ситуацию. – Здесь все решает проводник, и мне лучше убраться отсюда до того, как он появится…

– А, может быть, просто стоит с ним поговорить?

– Он нудный! – громко возразила она.

– И все-таки могу я попросить тебя, чтобы ты заговорила с ним, если он придет?

– Хорошо… – тихо ответила она.

Врата, несмотря на то, что сквозь них можно увидеть этот сад, никогда не позволяли любоваться этим местом…

– Как они это делали?

– Что делали?

– Не давали любоваться садом?

– Если бы вы смогли посмотреть на рисунок, вы увидели бы, что в узоре есть просветы, в которые можно смотреть, как в замочную скважину. Но, стоит только подойти к вратам ближе, как листья вьюна, или лепестки лилии начинают двигаться, расширяться, разрастаться сильнее… Они делают все, чтобы было невозможно посмотреть сквозь них.

– Ты хочешь сказать, что эти врата живые?

– В этом месте все живое… – ненадолго замолчав, девушка вновь тяжело вздохнула, словно настраивалась на определенную волну.

Здесь всегда лето, теплый солнечный день. Если стоять спиной к вратам, то прямо перед собой можно увидеть небольшой изящный фонтан. Только две чаши, средних для обычного фонтана размеров. Нижняя чаша выполнена в форме цветка лилии, а верхняя в форме цветка кувшинки, венчает все это статуя маленькой девочки с крыльями бабочки… Проводник как-то рассказывал, что это его сестра. Он так не хотел расставаться с ней, а она настолько стремилась отдалиться от него, что единственная возможность удержать ее подле себя была сделать ее частью этого сада. Она сидит на самом верху и играет на флейте.

– Почему именно флейта? – он задал вопрос.

– А где вы видели фею, играющую на контрабасе?

– Он превратил ее в статую?

– Нет, просто эта статуя – точная копия его сестры… Вы еще встретитесь с ней в седьмом зале… – улыбаясь, ответила она.

– Можешь продолжать…

Когда включается вода, то ее маленькие бронзовые пальчики начинают шевелиться, и тогда можно услышать мелодию воды… Приятную, успокаивающую и уносящую куда-то далеко от всех забот мира.

Немного помолчав, девушка начала двигать правой рукой, словно ощупывала что-то.

Когда я бываю здесь, мое любимое место – это центральная скамья. Сидя на ней, хорошо видно и вход и фонтан. А кроме этого, можно прижаться спиной к живой изгороди и почувствовать пьянящий аромат зелени и цветов.

Неожиданно она замолчала. На ее лице появилось отражение покоя и даже едва уловимая радость.

– Почему ты притихла? – осторожно спросил доктор.

– Простите, просто я так давно здесь не была, а сейчас очень хочу насладиться этим мгновением…

– Как будешь готова, продолжай! – он внимательно следил за тем, как из равнодушной маски ее лицо превращалось в живое, наполненное радостью и легкостью. Теперь она действительно была похожа на молодую девушку, получающую удовольствие от того, что она наконец-то посетила то место, куда давно хотела попасть.

Шелест листьев… Мне всегда казалось, что листья в этот момент общаются друг с другом, шепча что-то очень важное ветру и цветам, окружающим их. Плеск воды… Каждый раз, как я оказываюсь здесь, я жалею только о том, что у меня нет с собой мольберта и красок, чтобы запечатлеть всю эту красоту. И особенно это огромное синее небо над моей головой.

Она умиротворенно улыбалась еще несколько минут, до тех пор, пока выражение ее лица снова не обрело выражение все той же венецианской маски, вот только что-то изменилось в этом выражении до неузнаваемости.

– Что ты здесь делаешь? – вместо нежного девичьего голоса, он услышал странный, больше похожий на мужской, голос. – Неужели ты забыла о том, что сейчас твое присутствие в моем зале запрещено?

– Фейеро, заткнись! – ответила она самой себе, но уже своим голосом. – Я здесь только потому, что меня попросили показать этот зал!

– Так ты тут еще и не одна! – удивление и раздражение звучало в этом чужеродном голосе. – Ты решила сразу же нарушить все запреты нашего мира? За это…

– Я попросил ее об этом, – быстро ответил доктор, наблюдая за реакцией девушки.

Девушка резко подняла голову, и казалось, будто она изучает его, пристально глядя даже сквозь закрытые веки. В кабинете повисла гнетущая тишина, как вдруг она как-то странно улыбнулась и вновь легла на кушетку.

– Твой друг? – ехидно спросил Фейеро.

– Что-то в этом роде… – безразлично отозвалась она и тяжело вздохнула. – Может быть, покажешь ему здесь все?

– Может быть, и покажу, – похоже, что ехидство было основной и одновременно с этим отличительной чертой голоса Фейеро. Сказав это, девушка взмахнула рукой так, как обычно взмахивают экскурсоводы, предлагая обратить внимание на особо ценный для искусства экспонат. – Следуйте за мной… Надеюсь ваша фантазия позволит вам увидеть все даже с открытыми глазами.

– Прекращай! – девушка толкнула локтем воздух с правой стороны и тут же схватилась за левый бок.

– Прекрати себя вести как маленькая! – немного раздраженно отозвался Фейеро, и девушка попыталась что-то поправить на своей голове.

– Фейеро, пока ты не начал свою экскурсию, могу я попросить тебя рассказать о себе… – сказал врач, слегка постукивая ручкой по блокноту.

– А может, я нарисую для вас свой портрет, чтобы вы понимали, как выглядит тот, с кем вы имеете честь поддерживать диалог? – было что-то в его голосе такое, отталкивающее, заставляющее усомниться в его дружелюбности.

– Хорошо, Фейеро! – благосклонно ответил врач и положил на стол карандаш и несколько листов бумаги.

Поднявшись с кушетки, девушка сразу же взяла в руки карандаш и один из листов, безошибочно найдя их на столе, все так же не открывая глаз.

– Вам нужно много времени для того, чтобы нарисовать свой портрет? – поинтересовался доктор.

– Буквально несколько минут, – ухмыльнувшись, ответил Фейеро. – Быть может, вам будет удобно, если я нарисую всех проводников этого мира?

– Если это не доставит вам особых хлопот, Фейеро.

– Что вы! Я давно не разминал пальцы, и сейчас для меня это будет лучший способ попрактиковаться, вспомнить свои навыки, – продолжая ухмыляться, ответил он. И спустя какое-то время, отодвинув от себя готовый рисунок, он взял еще один чистый лист.

Девушка продолжала что-то усердно рисовать, откладывая и пододвигая к себе лист за листом, усердно выводя линии и что-то не менее усердно заштриховывая. Доктор в это время, делал пометки в своем блокноте:

«Поведение пациента больше напоминает собой множественное расщепление личности, но есть в этом случае то, что отличается от всех, описанных в научной литературе: личности не подавляют друг друга, а сотрудничают, сосуществуя в одно время с основной личностью владельца, сохраняя все воспоминания за тот период, что они провели вместе. Попытки подавления на данном этапе не зафиксировано».

– Скажите, вам подписать имена каждого проводника, или вы потом сами напишите их на рисунках, чтобы не запутаться? – задумчиво спросил Фейеро, рассматривая листы. Глаза девушки были все так же закрыты, но глядя на ее рисунки, тяжело было поверить в то, что столь прекрасно можно было нарисовать, смотря на бумагу закрытыми глазами.

– Подпишите все портреты, если это не будет большой проблемой, – с интересом в голосе ответил он.

– Ваше желание для меня закон! – бодро ответил Фейеро и безошибочно и быстро подписал каждый рисунок. Придвинув их в сторону врача, девушка устало опустилась на кушетку и слегка потерла переносицу левой рукой.

– Это было утомительно для вас? – поинтересовался врач, рассматривая рисунок за рисунком, поражаясь тому, как были изображены каждый из проводников. Наконец-то он нашел нужный ему рисунок.

– Что вы, доктор. Ваше желание для меня выглядело весьма интересно, даже учитывая то, как легко было его выполнить, – самодовольно ответил Фейеро, и, вздохнув, она снова поправила невидимую шляпу на своей голове.

С листа бумаги на него смотрел молодой мужчина с хитрым прищуром. Тонкие черты лица, слегка удлиненный нос, миндалевидный разрез глаз с весьма необычным рисунком радужки вокруг зрачка, словно зрачок был окружен языками пламени. Высокие скулы, делающие лицо еще более узким, но не отвратительным, а даже таинственно-притягательным. Тонкие губы, искривленные в ехидной улыбке. Довершала эту картину венчавшая голову мужчины шляпа-котелок, слегка сдвинутая на правый бок. На листе бумаги было изображено лицо, глядя на которое возникала только одна мысль – воплощение опасного ехидства.

– Спасибо, Фейеро, теперь мне намного проще говорить с вами, – добродушно ответил мужчина, пристально разглядывая рисунок.

– И так вам намного проще понимать, с кем приходится иметь дело, – оторвав на мгновение взгляд от рисунка, доктор встретился с практически прямым взглядом, если только не считать того, что глаза девушки были по-прежнему закрыты.

– Так как насчет экскурсии, Фейеро? Никто, кроме вас, не сможет показать мне зал, которым вы владеете, – с легким наплывом лести сказал доктор, следя за реакцией личности первого проводника.

– Если только малышка не будет возражать, – устало ответил он.

– Фейеро, ты же знаешь, что я готова любоваться этим местом каждый раз, как только попадаю сюда, – довольно улыбнувшись, ответила девушка. – Кроме того, мне нравятся твои истории…

– Льстишь, малышка… Но делаешь это приятно! – довольно ухмыльнувшись, ответил проводник, и, вытянув руку вперед, девушка поманила врача за собой. – Следуйте за мной! – сейчас его голос звучал таинственно, словно Фейеро стремился околдовать своих гостей. Как только его голос затих, девушка легла на кушетку, так что доктор снова перестал видеть ее лицо.

«Фейеро не подавляет ее, напротив, каким-то образом он обострил чувства девушки, позволяя ей совершать невероятные вещи – рисовать с закрытыми глазами портреты, способные по своей технике выполнения соревноваться с лучшими работами профессиональных художников. Данный факт удивляет не меньше отсутствия подавления с последующим блокированием памяти».

– Итак, мы начнем с наших врат, если вы успели заметить, доктор, – сказала она, выгнувшись на кушетке, практически встав на мостик. Казалось, что девушка внимательно следит за его реакцией. – Я имел наглость нарисовать их и центральный фонтан моего зала, поскольку увидеть данную красоту для вас не представляется возможным, а листы все равно еще оставались… – она снова ухмыльнулась… вот только основной вопрос стоял в том, кто именно ухмыляется из них двоих: девушка или живущий в ее сознании проводник.

Быстро пролистав портреты, доктор наткнулся на два рисунка: на одном были изображены врата, на другом – фонтан. От увиденного великолепия, пусть и нарисованного простым карандашом на обычном листе бумаги, у врача перехватило дыхание.

– Они действительно настолько прекрасны? – с восхищением в голосе спросил он.

– Даже более. К сожалению, обычное черно-белое изображение не способно передать всего великолепия этого произведения искусства из металла! – сейчас доктор был полностью согласен с Фейеро, поскольку то, что было нарисовано на листе, вызывало чувство восхищения, и желание увидеть все это своими собственными глазами. – Если внимательно посмотреть на врата, то можно увидеть явное различие между правой и левой стороной. На правой створке врат изображена лилия, достигнувшая пика своего цветения, заключенная в ажурный рисунок металлического терновника. Этот символ издревле, означает красоту и вечную любовь, – с благоговением в голосе, ораторствовал Фейеро. Девушка вторила его словам движениями правой руки, то вздымая ее вверх, то проводя ей по воздуху так, словно ведет ее по металлическому рисунку врат.

– Но разве лилия не символ лжи? – полный желания раскусить этого оратора, спросил доктор.

– А вы не так глупы, дорогой мой, – с едва скрываемой насмешкой, ответил ему Фейеро. – Дело в том, что лилия несет в себе и данное значение, но в моем саду все поет свою особенную песнь вечной красоте и любви! – продолжал он, задыхаясь от восторга.

– Именно поэтому вы сказали ей, что сейчас не время появляться в вашем саду? – спросил доктор, делая пометки в своем блокноте.

– Именно! Именно! – выражая восторг, девушка захлопала в ладоши и залилась звонким смехом. – Наконец-то нам попался тот, кто понимает символы, а не просто бубнит себе под нос какие-то истлевшие от старости и времени истины. Ты рада этому, милая моя?

– Да, Фейеро! – ответила она уже своим голосом, довольно улыбаясь. – Спасибо, доктор, вы действительно первый, кто понимает меня!

– Раз все так, то предлагаю продолжить наше общение, ведь достопочтимый проводник, – при этих словах она приподняла невидимую шляпу на своей голове в знак поддержки слов собеседника. – Еще не все рассказал о своем зале.

– Вы правы, доктор. Я только начал свой рассказ! – довольно ответил он. – Но поверьте мне, вы первый человек, кому я рассказываю о своей обители с таким удовольствием!

– Надеюсь, что это отношение к моей скромной персоне продлится как можно дольше… – с легкой таинственностью в голосе ответил ему доктор.

– Вы можете на это расчитывать! – не менее таинственно ответил Фейро, и продолжил. – Терновник в данной композиции является символом непорочности…

– Фейеро, я слышал, что терновник означает еще и доисторическое общество… – прервал его речь врач.

– Истина есть и в этом значении, но, так как этот мир я разделяю вместе с моей маленькой птичкой, он полностью соответствует ей, – левой ладонью девушка нежно провела по своей правой щеке и слегка покраснела.

– Фейеро, это уже слишком! – пытаясь подавить выступивший румянец на щеках и явное смущение в голосе, она улыбнулась, повернув голову вправо.

– Было бы из-за чего смушаться, – спокойно ответил Фейеро и продолжил. – Теперь давайте обратим свое внимание на левую створку врат, на ней вы можете увидеть вьюн, покрытый распустившимися полностью или же только-только распускающими свои лепестки, цветами. На языке цветов вьюн означает примирение и смиренность…

– Неуверенность и лесть… – тихо продолжил за Фейеро доктор и, поняв, что тот его услышал, осекся. – Простите, не хотел вас обижать.

– Поверьте мне, давая такие трактовки нашему светлому миру, вы обижаете не меня как стража этого зала, а нашу птичку как главного хранителя этого мира! – дерзко и довольно резко, словно щелчок по носу, прозвучали эти слова.

Доктор с какой-то странной опаской посмотрел на лежащую на кушетке девушку. Изогнувшуюся так, что верхняя половина туловища была направлена к спинке кушетки, а нижняя в противоположную сторону, она продолжала что-то усердно ощупывать на своей голове.

– Я ни в коем случае не хотел обидеть тебя, – обратился он к девушке, но казалось, что она абсолютно не слышит его.

– Все в порядке! – сев на кушетку, сказала она. – Просто Фейеро любит фантазировать, и ему всегда кажется, что люди предвзято относятся ко мне и всегда хотят обидеть… Странно, правда?

– Ничего странного! Твои родители – верное тому подтверждение…

– Фейеро! – она сказала его имя так громко, словно хотела его оглушить.

– Прости меня, птичка. Просто ты действительно невовремя пришла в мой зал… – тихо ответил он. Со стороны могло показаться, что в его голосе даже прозвучало раскаянье, но так ли сильно он сожалел на самом же деле…

«Отрицает свои ошибки, стремится свести тему на нет, притворяясь, будто бы искренне раскаялся…»

– Может быть, мы продолжим экскурсию? – напомнил о своем присуствии доктор.

– Как неловко получилось! – всплеснув руками, она покачала головой и продолжила говорить голосом Фейеро. – Конечно же, продолжим! Ты же не против, птичка?

– Я только «за», – успокоившись ответила девушка.

– Тогда давайте продолжим, раз уж мы закончили с вратами…

– Я же не рассказал вам главного об этих вратах! – перебил доктора Фейеро. – Они отлиты из бронзы, и их уникальность состоит в том, что, если кто-то пытается проникнуть в мой зал против воли, они темнеют, и на них появляется зеленый цвет. Но достаточно придти к ним день в день, когда приходит время – на солнце они сияют так, словно отлиты из чистейшего золота! – он сказал это так, словно перед ним стояла толпа поклонников тайн и мифов, ожидавших, что он расскажет нечто такое, что заставит их содрогнуться от понимания величия момента, нахождения рядом с этим предметом, даже если бы это были не врата, а спичечный коробок, только что подобранный с пола. – Предлагаю пройти дальше, ведь это не самое прекрасное, что есть в этом саду.

– Фонтан или беседка? – заинтересованно спросила она. Девушка сидела на кушетке, повернув голову влево, слегка наклонив ее, словно с той стороны перед ней и сидел ее собеседник.

– Фонтан, думаю, это будет лучшим продолжением экскурсии, – взмах руки и поворт головы под неестественным углом, она улыбалась чужой улыбкой. Доктору казалось, что на ее закрытых веках кто-то нарисовал контуры чужих глаз, смотрящих на него. Он с трудом борол в себе желание сказать вслух о том, что могло навсегда закрыть для него дверь, приоткрытую его пациентом. Но чем больше он наблюдал за всем происходящим, тем сильнее в его мозгу пульсировало одно слово – кукла! Проводник, словно куклу, надевал ее личность на руку, заставляя тело девушки двигаться в ту сторону, в какую ему было нужно, сопровождая весь процесс постоянным повторением одного и того же, что он заботится о ней.

– «Ты программируешь ее на веру в то, что все создаваемое тобой, делается ради ее блага», – хмыкнув, мужчина отложил в сторону рисунок с вратами, и более внимательно стал рассматривать второй рисунок – фонтан.

– Итак, фонтан… – только сейчас он заметил, что она размахивала левой рукой так, словно что-то держала в ней. – Нижняя чаша в виде лилии, выполнена из малахита.

– Довольно необычный выбор материала, – спокойно заметил доктор.

– Так думаете не только вы, однако именно поэтому наша малышка так любит смотреть на этот фонтан, – лаконично заметил Фейеро.

– Знаете, когда вода льется, создается ощущение, будто бы лилия живая, – мечтательно сказала девушка. Пока она говорила, ее руки были спокойны, но стоило ей закончить говорить, как левая рука снова двигалась, словно она чем-то размахивала.

– Фейеро, что вы держите в левой руке?

– Мою любимую трость, а как вы догадались? – девушка замерла, сидя на кушетке спиной ко врачу.

– Довольно изящный взмах, словно сейчас вы дирижировали целым оркестром – ответил врач, сделав несколько пометок в блокноте.

– Быть может, продолжим? – невозмутимо спросил Фейеро.

– Конечно, я с удовольствием послушаю историю фонтана, – ответил мужчина, внимательно наблюдая за ее руками. Стоило ему ответить, как левая рука девушки начала двигаться вновь.

– Итак, как я уже говорил ранее, нижняя чаша выполнена в форме лилии из малахита, – она сделала взмах левой рукой, как делают экскурсоводы или учителя, стоя у доски, желая задержать внимание собравшихся на конкретном предмете, детали или элементе. – Если вы внимательно посмотрите на оба рисунка, доктор, то заметите явное сходство между лилией на вратах и нижней чашей фонтана – цветок изображен в самом пике своего цветения. – она снова повернула голову в сторону мужчины, словно желала проверить внимательно ли он слушает рассказ. – Верхняя чаша сделана из оникса и представляет собой цветок лотоса.

– Символ бессмертия, – тихо сказал врач.

- Именно так, дорогой мой, именно так, – Фейеро был доволен, и особенно сильно это подчеркивалось его интонациями.

«Фейеро явно доволен теми познаниями, что я демонстрирую в области символики и ее расшифровки. Вопрос в другом – как долго он будет настроен столь дружелюбно?»

– Венчает эту непростую композицию небольшая бронзовая статуя, которая, к слову сказать, является точной копией моей младшей сестры… – Фейеро как-то таинственно замолчал, но пауза повисла ненадолго. Девушка ухмыльнулась, довольно едко и непривычно злобно. – Но с ней вы увидетесь позже!

– Подождите, как малахит и оникс выдерживают бронзовую статую такого размера? – доктор вглядывался в рисунок, пытаясь прикинуть, какой толщины должны быть чаши, чтобы не сломаться под тяжестью веса статуи, да и собственного. – Это же…

– Невозможно? – перебил его Фейеро, глумливая улыбка не сходила с ее лица. – Позвольте вам кое-что объяснить… – врач посмотрел на девушку, она сидела к нему боком, демонстрируя прекрасную осанку и точеный профиль. Ее длинные волосы ровным покровом легли на плечи и спину, закрывая все тело, словно накидка, глаза ее были закрыты все время сеанса, хотя мужчина был готов поклясться, что, как только начинал говорить Фейеро, создавалось ощущение, что она открывала их. Лицо девушки выражало полную безмятежность, словно сейчас все это было очень далеко от нее, да и вобще происходило не с ней, а с кем-то другим. Единственное, что нарушало всю картину, разрушая ее гармоничность и целостность, было постоянное движение кисти левой руки, словно она что-то размешивала или чем-то размахивала, плавно и достаточно легко, будто бы дирижировала оркестром, но между тем, этот повторяющийся жест был весьма раздражающим, так как все время отвлекал мужчину от ее лица, положения тела, а периодически и от самого разговора. И, пожалуй, главное было в том, что, кажется, тот, кто дирижировал в ее сознании сейчас, понимал это и постоянно прибегал к данному трюку. – Этот мир, существующий отдельно от всех реальностей, да и жизни в целом, подвластен только одному закону – закону желания. Все остальные, которые вы так активно применяете в жизни – здесь не действуют. Так что данный фонтан будет именно таким ровно до тех пор, пока сама хозяйка не решит, что бронза не может стоять на вершине, не сломав основание!

– «Хорошо парирует…» – вновь хмыкнул доктор, и посмотрел в сторону, на стоявщий рядом с кушеткой журнальный стол.

– Фейеро, как ты можешь! Я никогда так не решу и даже не подумаю! – с едва уловимой досадой в голосе сказала она. – Ты же знаешь, как я люблю этот фонтан!

– Да, милая, я прекрасно это знаю! – благосклонная интонация, говорящая только об одном – он чувствовал себя повелителем не только этого зала, а всего ее сознания…

«Возможно, именно поэтому он не стремится подавить ее, ведь она безропотно верит во все, что он говорит…»

– А что со статуей? Она простая, или же в ней есть какой-то секрет? – изображая заинтересованность в продолжении рассказа, спросил доктор.

– Вы же понимаете, что в этом мире все обладает своими секретами!

«Та же благосклонность, что и по отношению к девушке, говорит о том, что эта личность не чувствует опасности в лице врача, напротив, считает его далеким и несведущим человеком».

– Статуя не просто венчает данную композицию, но еще и является особой изюминкой данного фонтана. Когда приходит час, вода струится по трубам вверх, к флейте, но выход для нее закрыт пальцами статуи. Именно тогда, когда вода достикает флейты, бронзовые пальцы приходят в движение, и вода начинает струится вместе с музыкой, которая звучит в этот момент! – в его словах звучало искреннее восхищение. – К слову, это придумала наша маленькая принцесса, а я лишь попросил ее поставить данный фонтан именно у меня.

– А почему именно здесь?

- Во-первых, лучшее место для этого фонтана – вечное лето, а во-вторых, – она размахивала кистью левой руки так, словно перебирала варианты кончиком трости.

– А во-вторых?

- Никто из них не достоин такого подарка! – твердо ответил Фейеро.

– Даже ваша сестра?

– Особенно она! – он был неприклонен, и особенно хорошо это чувствовалось в интонации ее голоса.

– Отчего такая неприклонность? Она же ваша младшая сестра…

- Но это еще не означает, что я обязан ее любить!

«Ненависть к младшей сестре – показатель эгоизма и глубокой обиды за появление ее в этой жизни».

Быстро записав, мужчина вновь посмотрел на девушку. Она сидел все так же неподвижно, но теперь ее лицо было направлено на врача, и это немного нервировало его, так как он чувствовал взгляд, который буквально прожигал его.

– Фейеро, что-то не так?

– Зачем вы так много пишите?

– Чтобы не забыть те истории, которые ты мне рассказываешь.

– Мы с вами не переходили на «ТЫ»! – резко ответил проводник, в его голосе звучало раздражение и откровенная злость.

– Прошу прощения, я не…

– И не нужно держать меня за идиота! Делаете какие-то выводы, ведь так?

– Фейеро, а где Кристал? Почему она молчит? – мужчина понял, что уже на протяжении довольно долгого периода девушка ни разу ничего не сказала.

– Она играет с золотыми рыбками, живущими в фонтане, – ответил проводник, – Считаете, что я могу причинить ей боль? Той, кто создал для меня этот зал? Как вы смеете? – ее голос практически срывался на крик, но доктор так и не мог понять, что именно злило эту личность. То, что он злился, выходил из себя, было понятно по-всему ее виду. – Думаете, что в состоянии изучить меня? Хотите ей чем-то помочь или просто решили погубить?

– Я просто заинтересован в том, чтобы лучше понять ее, тебя и тех, кто живет в этом мире! – он прекрасно понимал, что очень неумело врет своему оппоненту, и так же чувствовал, что Фейеро видит в нем главный фактор своего раздражения, от которого нужно избавиться, и чем скорее, тем лучше!

– Вам лучше отсюда уйти, и чем скорее, тем лучше! – ее голос звучал очень серьезно, и достаточно враждебно для того, чтобы окончательно убедиться в мысли о том, что никто не будет ему рад. – Вы чужак, который пришел изучить этот мир, а следом разрушить! И даже не пытайтесь сказать, что это не так… Вас таких было уже очень много!

– Фейеро, мне действительно хочется изучить мир созданный Кристал… – эти слова из уст сорокалетнего мужчины звучали так, словно он оправдывался за что-то.

– Доктор… Доктор… – покачав головой, она снова повернулась к нему лицом. – Я дам вам один совет. Не стоит снова сюда возвращаться, поскольку этот мир не ваш, а наш. И для Кристал я всегда буду тем, кто защищает этот мир от каждого ублюдка, считающего себя психиатром, и думающего о том, что он знает все… Недооценивание – вот что всех вас губит! Вы никогда не поймете, и не примите всей правды, которая есть здесь. И именно поэтому, я не считаю вас серьезной угрозой, вы просто назойливая муха, которая скоро оставит всех нас в покое! – последние слова были настолько пропитанны презрением, что мужчину невольно передернуло при мысли, что он виден для этой личности так, словно стоит прямо перед ним.

– Как? – это все, что он мог ответить на выпад своего незримого соперника.

– Это не имеет значения, важнее то, что, если вы не прекратите, мы будем вынуждены вам помочь…

– А что тогда подумает о вас Кристал?

- То же, что и всегда – мы защищали ее, от очередного врага! – эти слова прозвучали с интонацией безукорительного победителя. – Она всегда нас так оправдывала!

– Это не будет продолжаться вечно! Рано или поздно…

– Рано или поздно закончится ваше время, а наше будет длиться бесконечно! Мы вечны в ее сознании!

– Сейчас ты недооцениваешь ее!

– Это ваши мысли, не имеющие никакого веса в этом мире! – она едко умехнулась, и облокотилась на спинку кушетки. – А я управляю этими реалиями! – казалось, будто бы он хотел добавить что-то еще, но вместо этого повисла пауза, которая прервалась так же неожиданно, как и возникла.

– Фейеро, может быть мы прогуляемся к беседке и озеру? – девушка снова была здесь.

– Прости, малышка, мне нужно идти! Но, если хочешь, я сделаю тебе подарок, и ты сможешь пробыть здесь ровно столько, сколько будет необходимо для тебя и твоего доктора! – это было прямое объявление войны, мужчина понял это не из-за того, что, а именно как сказала эта личность, выделив последние слова.

– Ты обижен на меня за то, что со мной пришел еще кто-то? – она искренне не понимала, что происходит. Врач вздохнул с облегчением: для него это означало, что связь нарушена не будет, по крайней мере сейчас. А это означало только то, что дверь доверия все еще открыта.

– Нет! – голос звучал так, словно Фейеро стремился сказать это, как можно мягче, вот только получалось это не очень искренне. – Просто мне действительно нужно идти, развлекайтесь! – она снова провела левой рукой по своей правой щеке, и спустя несколько мгновений девушка чуть приподнялась с кушетки, протянув руки вперед, это значило только одно – Фейеро ушел!

– Кристал? – мужчина тихо позвал ее.

– Все в порядке, я здесь! – тихо и неуверенно ответила она. – Просто, я впервые вижу его таким…

– Каким?

– Растерянным и озлобленым, – тяжело вздохнув, она потерла лоб, и аккуратно легла. Вытянувшись на кушетке в полный рост, девушка еще раз тяжело вздохнула. – Вы сказали ему о том, чем занимаетесь?

– Он догадался сам, – спокойно ответил врач.

- Всегда был чертовски проницателен! – девушка ухмыльнулась, после чего плавно повернула голову, словно оглядывалась по сторонам. Какое-то время она пролежала неподвижно, после чего села, поджав под себя ноги, и начала водить в воздухе рукой так, словно что-то гладила. – Я всегда питала к этому месту особое чувство нежности и любви…

– С чем это было связано?

– Дело в том, что я создала этот зал в тот момент, когда искала защиты от бесконечного одиночества и равнодушия родных… – тихий всхлип, тяжелый вздох. Она боролась с собой, чтобы не зареветь в голос.

– Не нужно душить их… – он старался говорить как можно мягче и добрее. – Ты должна хотя бы иногда позволять себе эту маленькую слабость…

– Я знаю… Просто тяжело отпустить все это, особенно когда ты подавляешь в себе любую эмоцию на протяжении долгого времени… – ее речь прерывалась редкими всхлипами, но между тем в ее словах слышалось облегчение, словно она уже очень давно ждала, когда кто-нибудь позволит ей больше не скрывать того, что тяготило ее. – Это место… этот зал всегда был моим спасением, когда мне становилось особенно тяжело, я запиралась в своей комнате, залазила под одеяло, закрывала глаза, и представляла, как оказываюсь здесь.

– А где именно ты сейчас?

– Озеро… – она слегка улыбнулась и снова тяжело вздохнула. – Знаете, оно огромно, цвета лазури, всегда ярко переливается на солнце. Вдоль берега всегда плавают лебеди или утки, и оно окружено скалами и лесом, а если смотришь на него с вершины, кажется что скалы и лес растут прямо из воды… Я когда-то видела подобное озеро, только давно, в детстве. – немного помолчав, она продолжила. - Здесь очень теплая и прозрачная вода. Если отплыть от берега и посмотреть вниз, то можно увидеть не только неровное дно, но и множество кораллов, рыбок разных размеров и цветов и много еще чего.

– Например что?

– Когда я читала про пиратов и сокровища, то на дне озера появился корабль со скелетами пиратов, затонувших вместе со своим кораблем, и несметное количество сундуков открытых и закрытых, с самыми разными сокровищами…

– А что же сейчас ты можешь увидеть на дне озера?

– Мертвые тела… огромное количество мертвых тел… – безразлично ответила девушка. – И я узнаю каждого…

– Это будут твои друзья?

– Нет! – она отрицательно замотала головой. – Мои мечты… У каждой моей мечты есть человеческое лицо, и все они затоплены здесь, прежде чем он придет за ними, чтобы унести их… – Кристал замолчала, и грустно ухмыльнулась.

– Кто придет?

– Ненавижу, когда они так делают! – тихо прошептала она, и застыла, опустив голову.

– А Фейеро был здесь всегда?

– Нет… – чуть сморщив лоб, она пыталась вспомнить когда он появился в этом мире. – Судя по всему, он появился очень давно, я помню только, что появился он как-то неожиданно, сразу. Мы быстро подружились, и через какое-то время вслед за ним пришли остальные. Я даже не помню как они появились, все произошло как-то неожиданно… – вздохнув, она повернулась на бок и свернувшись в клубок, снова замолчала.

– Кристал, ты чем-то расстроена? – он старался быть как можно более деликатным с ней, не желая расстраивать ее еще больше.

– Не люблю, когда он вот так уходит… – девушка произнесла эти слова так, словно размышляла вслух. – Я же знаю, что он обиделся, но Фейеро до последнего не признается в этом, потому что это слишком для него… Даже больше, чем просто слишком…

– Быть может, он увидел во мне что-то, что натолкнуло его на вывод о моей работе… – сказал врач, подражая интонациям девушки.

– Он не видел вас! – твердо сказала она, и снова вздохнула. – Даже несмотря на то, что вы прошли через врата вслед за мной, вы были невидимы для него…

– Но как же он тогда отвечал мне? – немного удивился врач, вспоминая движения девушки, в моменты его разговора с Фейеро.

– Невидимы, не означает что он вас не слышал, – она ухмыльнулась. – В моем мире вы всего лишь голос, который звучит отовсюду и ниоткуда одновременно. И поэтому проводник не знает, как реагировать на ваше присутствие, то ли начать защищать это место, то ли поговорить, и выяснить причину вашего прихода сюда…

– Мне показалось, что Фейеро не был мне рад…

– Конечно, не был, он пытался оставаться дружелюбным, но дело в том, что за последние пять лет, вы уже не первый голос, посещавший мой мир, – она говорила эти слова с едва уловимой печалью, но все же что-то кольнуло в его сердце, когда он услышал сколько уже ее считают достойной прибывания только в отделениях психиатрических лечебниц. – Не нужно меня жалеть, я же себя не жалею, – она словно улавливала его настроение, не видя и не слыша мужчины.

– Почему ты думаешь, что я жалею тебя? – он был немного озадачен этой чувствительностью.

– А разве вы не считаете это чудовищным? Запирать свою собственную дочь от всего мира в психиатрических больницах, пряча ее от всех, чтобы никто даже не мог подумать о том, что у почтенной семьи есть паршивая овца, психически больная дочь… – девушка снова перевернулась на спину, и вытянулась на всю длинну кушетки. Мужчина старался молчать, позволяя ей высказать все, что она думает о сложившейся ситуации. Но стоило ей перестать двигаться, застыв в одном положении, как врач заметил, что она вновь вращала кистью левой руки, упиравшейся в спинку кушетки.

– Кристал, а Фейеро сейчас слышит нас? – этот вопрос застал девушку врасплох, так как стоило только произнести имя ее проводника, как левая рука безвольно упала на тело девушки.

– Вряд ли… – спокойно ответила она. – А что такое?

– Ничего, просто я думал, что ему будет интересно поговорить еще немного… – пытаясь найти хоть какое-то объяснение данному вопросу, мужчина зацепился только за одно. – Вы говорили про озеро, и он ушел, так и не рассказав о нем.

- Действительно… – протянула она и, вздохнув еще раз, повернула голову вправо. – Сейчас мы рядом с ним, это озеро… Никогда в жизни не подумала бы, что я буду любить воду настолько сильно, что даже создам целое озеро в этом мире…

– У тебя есть какие-то неприятные воспоминания, связанные с водой? – он пытался вспомнить хоть какое-то упоминание о воде в записях, сделанных его коллегами, но, вспоминая прежние записи, понял только одно – никто из его предшественников не смог дойти до этого откровения.

– Небольшое, из детства… – тихо прошептала она. – Мама очень часто ругает себя за то, что тогда произошло…

– А что тогда произошло?

– Уже не имеет значения, – резко ответила она и снова вздохнула. – Главное, что сейчас это не имеет никакого значения… Теперь я люблю воду, особенно смотреть на то, как она блестит на солнце! – чуть зажмурившись, она прикрыла глаза рукой и довольно улыбнулась. – Жаль, что придется возвращаться отсюда… Ведь нужно же жить в реальном мире, а не в придуманном… Пусть он и продуман до мелочей…

* * * * *

Открыв глаза, она продолжала неподвижно лежать на кушетке, молча разглядывая потолок кабинета. Встав с кресла, доктор подошел к своему столу и, аккуратно положив блокнот, карандаш и рисунки, посмотрел на спинку кушетки так, словно мог видеть сквозь нее. И сейчас он явно видел, что девушка была в растерянности и даже каком-то смущении, словно рассказала нечто исключительно личное, что не должна была никому открывать.

– «Боязнь воды, которую она смогла преодолеть, но при этом создала себе целую реальность… Интересный способ справляться с собственными фобиями», – размышляя об этом, мужчина невольно посмотрел на портрет первого проводника. Отчего-то именно сейчас ему казалось, будто бы рисунок жил, и портрет пристально изучал его.

– Наверное, не стоило начинать с его зала… – наконец-то нарушила молчание девушка. – Он очень щепетилен в вопросах того, за чем следит и где поддерживает порядок. Поэтому бывает довольно резок и груб, когда что-то задевает его гордость… То, что вы говорили о значениях символов, задело его!

– Кристал, я не хотел его обижать, просто я искал подтверждение своим познаниям символов… – как можно более мягко и искренне ответил он. – Ты сможешь объяснить Фейеро, что я не хотел задевать его, тем более, в столь важных вопросах?

– Да, – с легкой улыбкой на лице, ответила девушка. Мужчина облегченно вздохнул. Для него это означало, что нить доверия становится только крепче.

– Я думаю, на сегодня нам стоит закончить, – говорил он уже более официальным тоном, подходя к кушетке со стороны спинки. – Тем более, что уже стемнело, и тебе нужно отдохнуть… Твоя бледность заставляет меня чувствовать себя виноватым за то, что я затянул прибывание в твоем мире.

– Ничего страшного, – она устало улыбнулась и аккуратно села. – Вы правы, мне действительно стоит отдохнуть… – чуть покачав головой, она повернулась так, что ей стал виден стол и лежащие на нем предметы.

– Ты что-то хотела? – спросил ее мужчина.

– Карандаш и листы… – быстро ответила она. – Иногда наступают периоды, когда мне хочется рисовать, и чем больше, тем лучше!

– Хорошо, – благосклонно улыбнулся он, и подойдя к столу, достал целую пачку бумаги, и, еще не распечатанную, коробку с карандашами. – Я отдам все это санитару, чтобы тебе не носить такую тяжесть, – добавил он, подходя к двери и пытаясь локтем опустить дверную ручку вниз.

– Этого не нужно! – молниеносно, буквально в несколько шагов она оказалась возле него и, быстро забрав все из его рук, прижала бумагу и карандаши к себе так, словно в ее руках были главные сокровища этого мира. – Спасибо, – толкнув дверь, она влетела лбом в широкую грудь санитара, и застыв на одном месте, боялась поднять лицо и посмотреть вверх.

– Все в порядке, – мягко сказал доктор и, показав жестом, чтобы санитар отвел девушку в ее палату, закрыл за ними дверь.

Подойдя к письменному столу, он опустился в кресло так, словно силы покинули его и, потирая глаза правой рукой, тяжело вздохнул.

– И во что ты ввязался на этот раз? – тихо спросил он сам себя, но, поняв, что ответа на данный вопрос пока еще нет в его голове, он открыл глаза и включил лампу, стоявшую слева от него.

Разложив перед собой рисунки, созданные девушкой буквально за несколько минут, он достал карандаш и, взяв в руки портрет Фейеро, начал писать на свободном месте, прямо под портретом:

«Хочется назвать тебя котом и кукловодом. Раз ты привел в ее сознание остальных, значит без сомнения – ты и есть лидирующая личность этой процессии. Двойственность символов и уклонение от прямых вопросов заставляет усомниться в честности и искренности произносимых тобой фраз. Ты преследуешь какую-то вполне конкретную цель, но почему именно эта девушка – это не понятно. Почему это расщепление личности хочется назвать как-то иначе, абсолютно ненаучным термином – тоже хороший вопрос… Я знаю, что ты скрыл от нее, что истинность значений символов твоего безупречного зала: вечное общество, существовашее за много лет до появления людей, славившееся своей ложью, лестью и добивавшееся всего через зарождение неуверенности в душах, сердцах и разуме…»

Перечитав написанное, мужчина невольно ухмыльнулся и, еще раз посмотрев на оставленный ему портрет, положил его к остальным. Взгляд мужчины блуждал по нарисованным лицам. Они были отталкаивающими и притягательными, вызывали чувство страха или просто трепета, и пока только одно лицо вызывало в нем недовольство.

– Я знаю, что ты специально мучаешь ее… Кто же ты, черт тебя побери, такой? – это был единственный вопрос, на который он никак не мог найти ответа.

2 круг сознания: «Здесь множество блюд… Это как бесконечный фуршет…»

«Свинцово-серое небо нависло над этой больницей…» На протяжении вот уже пяти лет – с этой мысли он начинал каждое свое утро, не замечая, как повторение стало неискоренимой привычкой.

Доктор Дональдс уже давно закрылся от всего мира стенами своего кабинета и предпочитал покидать его крайне редко, и то только для того, чтобы пройтись по местам своих воспоминаний, движимый простым желанием: не потерять то немногое, что у него осталось от прошлой жизни. В какой-то степени он и сам был клиентом собственной психиатрической лечебницы, вот только он учился справляться с личными проблемами у тех, кого остальное общество стойко считало ненормальными.

– В какой-то степени мы все ненормальны! – эту фразу он произносил в тот момент, когда к нему обращались родные очередного несчастного человека, потерявшего силы и поддержку окружающих, в тот момент, когда они ему были нужны сильнее всего.

– В этом мире так много сумасшедших только потому, что люди больше не умеют полагаться на кого-то еще, кроме себя самих. Одиночество, разрозненность и неумение доверять друг другу – вот основные причины того, что у меня всегда есть и в дальнейшем будут клиенты! – горько ухмыльнувшись, он стоял у окна и смотрел на свинцово-серое небо, нависшее над больницей.

Чем был для него этот кабинет? Кто-то из персонала, работающего на него, считал, что доктор уже давно перестал разделять понятие жилище и работа, и просто еще по какой-то нелепой и одному ему известной причине, до сих пор не перевез свои вещи в кабинет, который он стремился не покидать 24 часа в сутки, 7 дней в неделю.

Кроме того, доктор Дональдс был героем множества сплетен и слухов, разраставшихся по причине его сильной замкнутости.

– Когда я только пришла сюда работать, – говорила его секретарь-ассистент, Эл. – Он не был таким замкнутым, много улыбался и все время торопился покинуть работу за несколько часов до окончания рабочего дня.

– Что изменилось? – недоуменно спрашивали ее медсестры, санитары и другие врачи отделения.

– Не знаю… – в такие моменты девушка задумчиво морщила нос, пытаясь вспомнить, что же на самом деле так могло повлиять на взгляды доктора, но, не найдя ни одного подходящего ответа, драматично вздыхала и задумчиво добавляла. – Просто в один день все переменилось… Резко! Раз – и на работу приехал совсем другой человек!

В такие моменты все задумчиво кивали, делая вид, что понимают, о чем идет речь, и что они удовлетворены полученным ответом. А разойдясь, начинали шептаться по углам, рассказывая истории, одна невероятнее другой. Он знал об этом, но руководствовался правилом невмешательства и просто не замечал происходящего вокруг.

Итак, его кабинет был своего рода цитаделью, местом, где он скрывался от всех, даже от собственных работников. Единственные, кому было позволено нарушать покой этого места – пациенты этой психиатрической больницы. Те, кому нужна была защита не меньше, чем самому доктору Дональдсу.

Робкий стук в дверь. Этот стук был именно робким и неуверенным, даже, несмотря на то, что ей было назначено на это время, девушка все равно чувствовала себя неловко, словно она вторгалась в чужой мир. Тихо открыв дверь, она с некоторой опаской посмотрела на санитара, который стоял в ожидании того, что она зайдет. Возможно, его посещали мысли о том, что девушку можно было бы и затолкнуть, в открывшуюся дверь, но правила больницы запрещали жестокое отношение к пациентам. Вдобавок к этому, все помнили о той истории, которая произошла три года тому назад, когда доктор уволил нескольких санитаров за то, что те толкали пациентов, когда хотели, чтобы они быстрее шли на процедуры или по своим комнатам.

Итак, она стояла на пороге, прижимая ворох листов к груди и ожидая, когда владелец кабинета предложит ей войти. Этот ритуал был необходим для нее, так как иначе, девушка чувствовала себя неуютно.

Доктор Дональдс стоял возле окна, задумчиво глядя на пейзаж, открывавшийся ему из окон больницы. Сколько он там стоял, не было известно никому, даже он сам не мог точно сказать, сколько времени уже прошло, и возможно, если бы не подошедшее время для нового сеанса с Кристал, мужчина простоял бы, глядя в окно до тех пор, пока день не сменился ночью.

– Доктор… – позвал его санитар, все еще размышляя, подтолкнуть ему девушку в кабинет или же дождаться, когда доктор пригласит ее сам. – Доктор! – повторенное еще раз, это слово звучало уже более настойчиво. Звук стремился добраться до самых потаенных уголков сознания мужчины, желая выдернуть его из тумана размышлений. – Док…

– Кристал, ты можешь войти, – неожиданно быстро и громко сказав это, доктор шумно вздохнул. Девушка осторожно прошла внутрь, а санитар быстро закрыл за ней дверь.

Какое-то время она не решалась подойти к кушетке и столу и, робко стоя рядом с дверью, смотря на Дональдса широко открытыми глазами, прижимая рисунки к груди.

– С вами все в порядке? – тихо спросила она.

– Да… – так же тихо, почти шепотом ответил он, продолжая смотреть в окно. – Просто я размышлял…

– О чем? – он не заметил, как девушка сделала несколько шагов вперед.

– Тот сад, в котором мы были вчера… Он действительно так много значит для тебя? – смятение поглотило его, мужчина боялся ответить самому себе на единственный вопрос, ответ на который интуитивно всплывал в его голове: «Хотел бы и я иметь подобный сад, где смог бы хоть ненадолго укрыться от этого мира!»

– Я же предупреждала вас! – тихо ответила она, склонив голову. Ее руки, до этого с силой прижимавшие к телу листы, разомкнулись, и, шелестя, словно листва деревьев на ветру, бумага упала на пол. – Зачем?

– Не важно, – тихо ухмыльнувшись, он обернулся и посмотрел на свою пациентку.

Немного сонная, слегка растрепанная, с раскрасневшимися глазами, готовая вот-вот расплакаться. Сейчас девушка напоминала ему ребенка, не ожидавшего того, что его могут наказать за какую-то невинную шалость.

– Плохо спала? – мужчина перевел взгляд на пол, усыпанный рисунками, сделанными простым карандашом.

– Просто Фейеро сказал, что будет лучше, если вы будете знать, как выглядят все наши залы, так вам будет проще оценить мой мир… – опустившись на колени, она начала судорожно собирать рисунки. – Но теперь я не уверенна, что вы готовы к такому… Я ухожу! – тяжело вздохнув, она придвинула к себе листы, беспощадно сминая их, словно боялась, что может произойти еще что-то такое, чему не нужно происходить.

– Кристал, подожди! – доктор быстро подошел к девушке, помогая ей аккуратно собрать рассыпавшиеся листы. – Прошу тебя, ты должна мне доверять! Я действительно хочу помочь тебе!

– Так помогите сначала самому себе! – был ли это крик, или она просто сказала эти слова слишком громко, но на мгновение Дональдс замер удивленно глядя на нее.

– Я уже себе помог… – спокойно ответил он, глядя в ее глаза. Что он видел в них? Страх? Боль? Отчаянье? Трудно было точно сказать, что это было какое-то одно чувство, но и не правдой было бы то, что она испытывает все их одновременно. – Кристал, я уже давно помог себе и теперь хочу помочь тебе! – он старался придать больше уверенной мягкости собственному голосу, чтобы она поверила в его слова.

– Фейеро так не считает… – ответила она, опустив голову. – Он думает, что вы притворяетесь, что у вас все в порядке, а на самом деле переживаете какую-то боль.

От этих слов он слегка отшатнулся от девушки, но после взял себя в руки и, быстро собрав все рисунки, отдал их Кристал.

– Я не уверен в том, что Фейеро правильно думает обо мне, – с легкой улыбкой на лице ответил он. – Сложно очень точно сказать что-то о человеке, поговорив с ним все один раз.

– Да… я и забыла об этом… – тяжело вздохнув, девушка взяла в руки рисунки и, положив их на журнальный столик, села на кушетку и стала старательно разглаживать помявшиеся листы. – Мы рисовали всю ночь… Фейеро очень хотел, чтобы вы увидели каждый зал, в котором вам еще предстоит побывать…

– Передай ему от меня слова благодарности, – он продолжал спокойно улыбаться, в то время как что-то внутри него восставало против созданной девушкой личности. Но он не имел права показать ей то, как на самом деле он относится к Фейеро. – В конце концов, она создала его для себя, потому что нуждалась в собеседнике и защите.

– Не стоит его благодарить, – меланхолично отозвалась девушка, аккуратно разложив все листы. – Дело в том, что он считает, что у вас недостаточно воображения для того, чтобы представить все великолепие каждого зала.

– Действительно не стоит… – эхом повторил ее слова врач и, взяв в руки блокнот и ручку, он сел в кресло у изголовья кушетки. – Как ты себя чувствуешь, Кристал?

– Неплохо… – она вновь стала впадать в безразличие ко всему окружающему, словно снова переставала чувствовать этот мир.

– Скажи, ты готова рассказать мне о следующем зале? – он старался говорить как можно осторожнее, поскольку до сих пор сомневался в том, что она начала хоть немного ему доверять.

– А вы так хотите знать о нем? – ухмылка, и ее лицо снова стало похоже на венецианскую маску. – Возьмите листы и вы его увидите! – небрежный взмах рукой в сторону рисунков, которые еще минуту назад она разглаживала и расправляла с такой старательностью и заботой, что было тяжело поверить в то, как быстро она потеряла к ним всякий интерес.

– Кристал, я хочу увидеть этот зал не по рисункам, созданным тобой и Фейеро. Я хочу увидеть этот зал только твоими глазами! – она вздрогнула, на какой-то миг ее глаза расширились от удивления, а дыхание сбилось на несколько секунд, и одинокая слезинка скатилась по ее щеке. Это не смогло ускользнуть от взгляда доктора даже, несмотря на то, что она сидела к нему боком.

– Вы увидите его точно таким же, – она сопротивлялась, стремясь заставить себя не верить в то, что еще может быть кому-то небезразлична.

– Рисунки показывают только внешнюю сторону зала, а я же хочу увидеть его изнутри и прочувствовать так, как его чувствуешь и воспринимаешь ты…

– Приятная лесть… – тихо прошептала она. – Я знаю, что вам платят за мое лечение, потому что это ваша работа…

– Эти деньги платят не для того, чтобы я слушал тебя. А для того, чтобы наше отделение могло предоставить тебе и остальным пациентам чуть больше возможностей для выздоровления, чем в других больницах, – спокойно ответил Дональдс. И он был честен с ней, поскольку уже давно не испытывал особой тяги ни к деньгам, ни к славе, ни к поддержанию идеальной репутации.

– Вы честный… – облегченно вздохнув ответила она, и легла на кушетку. – Вы первый, кто честно сказал мне, что для него дороже – репутация, или пациенты… – он удивленно слушал ее, глядя на то, как она спокойно вытягивается на кушетке, устраиваясь максимально удобно. – За вашу честность я расскажу вам обо всех залах!

Она закрыла глаза, дыхание стало ровным, ее лицо стало умиротворенно-спокойным, и даже легкая улыбка полная искренности и покоя появилась на ее лице.

– Где ты, Кристал? – осторожно спросил ее мужчина, внимательно следя за реакцией ее тела.

– Я возле входа во второй зал… – тихо ответила она. – Знаете, если бы в нашем мире где-то было бы место, где продукты не портились бы, сохраняя свою свежесть при теплой летней погоде, то оно выглядело бы именно так…

* * * * *

– Никогда не любила эту живую изгородь, мне всегда казалось, что она существует здесь не для того, чтобы разделять залы, скрывая один от другого, а для того, чтобы прятать врата.

– Почему ты так считаешь?

– Еще несколько секунд назад врата были прямо передо мной, а теперь я их не вижу… Скорее всего, они переместились чуть дальше.

– Кристал, а эти врата, они находятся где-то за пределами первого зала?

– Нет! Они его часть. Фейеро никогда не нравились эти врата, потому что они нарушали целостность образа его зала.

– И чем же они ему не угодили?

– «В них нет утонченности и изящности линий!» – кажется, именно так он сказал мне однажды.

Ее руки были устремлены вверх, словно она искала что-то, ощупывая каждый сантиметр преграды, стоящей перед ней.

– Ты хочешь найти их на ощупь?

– Сейчас это возможно только так, потому что я нарушила ход времени, и иду в этот зал тогда, когда еще не имею на это права.

– А откуда появились эти правила с соблюдением времени прихода в тот или иной зал?

– Я уже не помню, просто однажды они появились, и я не сразу стала им подчиняться. Вначале это было весело, можно было бегать из зала в зал, проводя в каждом ровно столько времени, сколько мне хотелось… Это потом уже все стало напоминать пребывание в тюремном заключении.

– Потому что рамки стали слишком жесткими?

– Потому что я не хотела, чтобы меня ограничивали. Мне хватало того, что моя семья все время стремилась меня в чем-то ограничить, и для меня было абсолютным шоком, что и в этом мире все тоже стремились ограничить меня.

Замолчав, еще какое-то время девушка ощупывала руками пространство перед собой, как вдруг она замерла и довольно улыбнулась.

– Нашла врата?

– Да! Как я и говорила, живая изгородь стремится скрыть врата. У меня иногда создается ощущение, что она перемещает вход по всей своей длине, чтобы я никогда не попадала туда, когда хочу этого сама.

– А как выглядят эти врата? – доктор посмотрел на ворох бумаги на журнальном столике, пока ждал ответа от девушки. Она же замерла, вытянув руку вверх, и сжав пальцы так, словно что-то держит в руке. Вытащив рисунок, который ему показался наиболее подходящим, он стал ждать, что расскажет ему Кристал.

– Эти врата, они чем-то напоминают двери холодильника… Знаете, такие большие холодильники стоят где-нибудь на заводах, или складах с продуктами, которые нужно хранить только при определенной температуре.

– Именно поэтому они так не нравятся Фейеро? – тихо усмехнулся доктор.

– Да, но и не только поэтому. Он много раз ругался со Спиром, чтобы тот изменил внешний вид врат, хотя бы со стороны первого сада, но Спир был неуклонен, и врата остаются неизмененными до сих пор!

– А он может их изменить?

– На самом деле нет, потому что врата – полное отражение сущности проводника зала. А вы сами знаете, что изменить суть вещей невозможно. Фейеро настаивал на том, чтобы Спир хотя бы немного приукрасил свой мир, но и тут Спир ответил, что душа повара остается таковой всегда. А значит врата повара – всегда будут показывать на вход в святая святых кухни, и пусть Фейеро еще радуется, что врата не напоминают дверцу духовки.

– Кажется, этот проводник достаточно забавен, – улыбнувшись, доктор достал из-за блокнота листок с портретом проводника второго зала.

– Он еще и достаточно честный, вот только нужно… Она немного сморщила лицо, мускулы на ее руке напряглись, словно ручка открывалась с большим трудом.

– Может мне стоит тебе помочь? – вежливо поинтересовался доктор.

– Нет, эти врата открываются, только если к ним прикасаюсь я. Если вы попробуете мне помочь, даже просто взяв меня за руку, то они не только не откроются, но и в дополнение к этому, я попаду в девятый зал… А я не хочу туда… по крайней мере сейчас!

Говоря про девятый зал, ее голос задрожал так, словно она боялась попасть в него снова.

– А чем так страшен этот зал для тебя?

– Я не боюсь его, я просто не люблю там находиться. Каждый раз мне кажется, что я медленно схожу с ума!

Еще какое-то время она сильно напрягала сначала правую руку, после чего схватилась за что-то обеими руками, судя по напрягшимся мышцам, она сделала еще одно усилие, и с легкой улыбкой радостно выдохнула.

– Можем заходить! – чуть привстав с кушетки, она махнула доктору рукой так, словно предлагала ему проследовать за ней. – Итак, второй зал – это место вечного праздника живота или вечного фуршета. Здесь множество столов с блюдами разных кухонь мира. Здесь есть все от мясных блюд до изысканных десертов, причем смешиваются не только различные кухни, но и века. Проводник этого зала, Спир, большой любитель приготовить что-нибудь по рецепту, который использовался пять или шесть веков назад. Я не знаю, откуда он их достает, но он, словно фокусник, извлекает рецепт, а следом и уже готовое блюдо, полностью соответствующее той эпохе, когда писался этот рецепт. А еще он любит стилизовать столы в соответствии с тем, блюда какой кухни будут стоять на ней, поэтому, как только заходишь в его зал, сразу же можешь сориентироваться, где какая кухня и чего тебе хочется попробовать больше всего. Самое интересное, что кухни он разделил по сторонам света, и тут невозможно ошибиться и попробовать что-то не то. Всегда найдешь свое блюдо, главное точно помнить с какой стороны света, находится интересующая тебя кухня.

– Это идея Спира, так разделить кухни? – доктор слушал девушку не без интереса, так как заметил, что она изменилась: на лице вновь появилась живость и заинтересованность.

– Не знаю, иногда мне кажется, что так было всегда. Спир очень изобретателен, и это часто можно заметить и в его блюдах и в самом расположении столов. Да и в самих столах есть определенная символичность.

– И чем же она выражается?

– Каждый стол, по форме напоминает страну, блюда из кухни которой на нем выставлены. Основное блюдо, которым славится данная страна, ставится на место столицы, а все остальное выставляется исходя из того, в какой провинции, области или округе это блюдо было впервые изготовлено.

– Это тоже придумал Спир?

– Да, он считает, что познать страну можно только тогда, когда ты попробуешь главное блюдо на вкус.

– И ты согласна с его мнением?

– Даже больше, чем просто да! Иногда мне кажется, что, если бы мы были знакомы тогда, когда мне нужно было готовиться к урокам по географии, и он рассказал мне о таком способе изучения стран, этот предмет давался бы мне легче, и я была более чем заинтересована в изучении географии и истории… Но это все догадки.

Она улыбалась как-то нервозно, словно не верила даже собственным словам. Кристал боялась признать, что то, что ее родные считали ненормальным поведением и отклонением от нормы, для нее было самым радостным событием в жизни, потому что рядом с ней были те, кто понимал ее. Пусть даже это и происходило только в ее голове.

– Скажи, а Спир приходит так же неожиданно, как и Фейеро? – стоило только доктору задать этот вопрос, как девушка подняла правую руку и сжала ее так, словно держит в руках какой-то предмет.

– Даже не упоминай его имя в этом месте! – ее голос стал намного грубее, а движения более резкими, словно она разрубала воздух вокруг себя.

– Спир, прости. Он просто не знает правил твоего зала! – отозвалась она уже своим голосом.

– Кто этот он? Я никого не вижу кроме тебя! – доктор вновь наблюдал ту же картину, что и на прошлом сеансе. Сев на кушетку, девушка резко поворачивала голову, стараясь разглядеть пространство вокруг себя, не открывая глаз.

– Доктор, я показываю ему этот мир, – тихо и немного безразлично отозвалась она, глядя куда-то за спину доктору.

– Еще один шарлатан, который считает, что тебе нужно пить пилюли, и тогда все пройдет? – эти слова прозвучали не как укор или насмешка, а скорее как констатация того факта, что абсолютно все врачи в глазах этого проводника являются шарлатанами.

– Я считаю, что ей нужно лучше познать свой мир! – позволил себе доктор вставить несколько слов.

- Тогда у меня тем более нет смысла вам доверять, господин доктор.

– Отчего же? – удивился Дональдс, глядя на то, как у девушки стало сбиваться дыхание, словно любое движение давалось ей очень тяжело. – «Этот Спир должен весить не меньше 150 килограмм, при такой отдышке», – подумал врач, продолжая наблюдать за неуклюжими движениями девушки.

Кое-как поднявшись с кушетки, она села так, словно пространство, занимаемое ей, было непомерно мало, и из-за этого она чувствовала себя жутко неуютно. Испарина появилась на ее лбу и шее, словно ей было очень жарко, хотя в кабинете при этом поддерживалась температура градусов в 20 тепла.

– Спир, а что ты приготовил сегодня? – ее голос звучал так, словно она стояла рядом с волшебником, который вот-вот извлечет из рукава что-то необычное и абсолютно в нем не помещающееся.

– А какая кухня интересует принцессу сегодня? – она немного кряхтела и тяжело дышала, но при этом говорила так, словно в этой жизни не было никого более важного.

«Спир явно ее защищает и испытывает к Кристал чувства, сравнимые с чувствами отца или старшего брата. Довольно необычно, учитывая, что он является полной противоположностью предшествовавшей ему личности, которого она называла Фейеро. Исходя из реакции Спира на имя последнего, он явно не является его другом, но при этом он знает его самого. Еще одно несоответствие диагнозу, хотя я могу допустить исключительность и уникальность данного случая».

– Хотелось попробовать настоящих эклеров, покажешь на каком они столе? – она говорила довольно весело и бойко, ее лицо больше не выражало вселенской усталости, Кристал снова ожила.

– Так, давай мне руку, я поведу тебя, – девушка подняла вверх левую руку и сжала правую так, словно держала что-то или кого-то этой рукой. – Сожалею доктор, но вам не суждено попробовать мои лакомства, – немного насмешливо сказала она низким голосом.

– Ничего страшного, Спир. Кристал потом расскажет мне, насколько это было вкусно, – меланхолично-спокойно ответил доктор и стал внимательно следить за действиями девушки. Замечая, что когда с ним разговаривала ее очередная сущность, она предпочитала сидеть к доктору спиной, а не лицом, как это было на прошлом сеансе.

Следя за тем, как она сама себе что-то рассказывает, разными голосами, то начиная тяжело дышать, то весело смеясь, доктор Дональдс вытащил из блокнота портрет второго проводника.

Грузный мужчина лет пятидесяти или около того, с широкими скулами и крупными чертами лица, ярко выраженной усталостью в глазах и несколькими дополнительными подбородками смотрел на него. В нем было обычно абсолютно все, кроме одной единственной детали: доктор был готов поклясться, что из-под колпака на рисунке, проглядывались небольшие рожки, и именно эта деталь в портрете, придавала ему какой-то чертовщины во всем его естестве.

– Я так понимаю, вам очень нравится то, что вы делаете? – задал вопрос доктор, чтобы начать беседу.

– Я ценю тот опыт, который передается с годами в виде рецептов различных блюд, но иногда я устаю от всего этого – звучало немного самодовольно, словно он любовался самим собой, но, в тоже время, довольно искренне, по крайней мере, то, что касалось усталости. – Если бы вы изучали кухню столько, сколько с ней знаком я, вы бы узнали, что за все время существования общества, рецепты приготовления мяса изменялись более ста раз!

– Это действительно интересно! – воодушевленно повторил его интонацию мужчина.

– Издеваетесь… – подытожил его слова Спир. – Никто из вас не понимает всей важности того, что я делаю! Я создаю произведения искусства из еды, повторяю уникальные рецепты и разрабатываю свои. В конце концов, я не позволяю принцессе умереть с голоду в то время, пока остальные кормят ее рассказами о своих личных забавах!

– Простите меня Спир, я не имел права так вас обижать, – доктор пытался хоть как-то исправить ситуацию, но это давалось ему с большим трудом, если не сказать, что это был полный провал.

– Вы не понимаете, насколько я важен для нее! Никто из вас этого не понимает! – если бы эмоции взяли верх, то девушка уже била себя в грудь после каждого сказанного слова, выражая таким образом недовольство из-за столь наплевательского отношения.

«Эта личность удивительно ранима, и, возможно, страдает из-за низкой самооценки. Довольно странно, учитывая, что когда происходит расщепление, как правило, остальные личности считают себя полным совершенством, оставляя комплексы владельцу тела».

В комнате повисла пауза, девушка тяжело дышала, и это означало только то, что сама Кристал сейчас находится где-то далеко, а место в сознании полностью отдано повару Спиру.

– Спир, как вы думаете, почему Фейеро, – девушка вздрогнула и замерла, – рисуя вас, нарисовал вам еще и пару рожек на лбу? – как только вопрос достиг слова «рожки», девушка вздрогнула во второй раз, тяжело задышала и быстро ощупала свой лоб правой рукой. Было ясно видно, как одной рукой, она стремилась натянуть что-то на лоб, чтобы скрыть какую-то деталь. Девушка сделала это настолько быстро, что изначально могло показаться, что она просто чешет лоб.

– Док, для Фейеро, я, своего рода, паразит, мешающий его задумкам, вот он и пририсовывает мне, то рожки, то еще какую-нибудь чертовщину, – в звучавшем голосе слышалось беспокойство вперемешку с явным довольством собой, так как логичный ответ был найден, а это означало, что он ускользнул от реального ответа.

– Вы настолько не дружны? – доктор продолжал следить за реакцией девушки, пока ее сознанием руководил Спир.

- Этот самодовольный кретин… Он посмел усомниться в моем кулинарном искусстве, раскритиковал мою идею зала, и плюс ко всему еще и выставил претензии по отношению к моим вратам! – чувства, переполнявшие эту личность, рвались наружу, дыхание стало еще более учащенным, а это говорило только о том, что задета крайне важная тема для него. – Да как он только посмел назвать меня бесполезным существом нашего мира! Я! Я!… – задыхаясь то ли от злобы, то ли от сильных чувств, девушка пыталась перевести дыхание. Пот градом струился по ее лицу и шее, доктор поставил рядом с ней на стол коробку с салфетками, заметив, что Спир абсолютно не пользуется левой рукой, он все делает только правой, в то время как левая весит как бесполезный предмет.

– А почему он назвал вас бесполезным? На это были какие-то особые причины? – были ли эти вопросы какими-то особенными катализаторами для этой личности, но только девушка резко повернулась, и вновь на мужчину был устремлен пристальный взгляд закрытых глаз, если его можно было бы назвать таковым.

– Если вы думаете, что все знаете только потому, что у вас есть портрет, нарисованный этим выскочкой, и вы заметили, что у меня нет левой руки, это еще не значит, что вам известно все, что скрыто от ваших глаз! – она говорила резко, словно стремилась каждым словом, если не достать до тела доктора, то хотя бы разорвать воздух вокруг него. – Я очень рад, что в моем мире вы, всего лишь голос, звучащий неизвестно откуда и пропадающий неизвестно куда. Поскольку если бы я знал, где находится ваша шея, уже бы давно перерезал вам горло и больше не заботился о том, что какой-то неуч, не умеющий видеть даже с открытыми глазами, пытается влезть туда, куда ему лазить строго противопоказано! – этим словам тяжело было не верить, хотя бы потому, что они звучали настолько уверенно и жестко, что не оставляли не то, что никаких сомнений, а даже не позволяли задать ни одного вопроса. – Попрошу вас не забывать, что вы общаетесь не просто с поваром, знающим множество рецептов или искусным кондитером. А еще и с искусным мясником. И поверьте мне, я найду способ вам это продемонстрировать!

Неожиданно она перестала тяжело дышать, и, повернувшись в противоположную сторону, заговорила уже своим голосом.

– Спир! Твои эклеры – это что-то волшебное, никогда не ела ничего вкуснее! Научишь меня их готовить? – она словно не замечала, как изменился персонаж ее мира.

– Конечно, принцесса! Вот только сейчас я должен оставить вас, – недобро ухмыльнувшись, она повернула голову в сторону доктора и продолжила говорить, не поворачивая головы. – Мне еще столько нужно успеть подготовить!

– Я понимаю, – понуро опустив голову, ответила девушка. – Но мы же еще увидимся?

– Конечно, ведь я обещал тебя научить готовить эклеры и разделывать мясо! – девушка радостно захлопала в ладоши, а доктор судорожно сглотнул, на некоторое время ему показалось, что воздуха стало катастрофически мало. Но спустя некоторое время, он все-таки пришел в себя и посмотрел на молча сидевшую девушку.

– Он еще здесь? – осторожно спросил мужчина, приглядываясь к левой руке девушки.

– Нет, – уперевшись обеими руками в кушетку, Кристал чуть подалась вперед и замерла. – У него снова какие-то дела на кухне… Наверное нашел еще один редкий рецепт и теперь хочет его приготовить.

– Мне показалось, что Спир немного неуверен в себе… – доктор продолжал говорить, соблюдая осторожность. Он делал это хотя бы потому, что ему не было известно, слышит ли его сейчас эта личность, или нет.

– Да, так и есть, – девушка слегка кивнула, и, оперевшись всем телом на спинку кушетки, она сложила руки на животе и снова вздохнула. – Понимаете, он был очень замкнут, когда мы с ним познакомились. Боялся доставить неудобства своей неповоротливостью, из-за того, что он большой… Остальные считают его толстым и неуклюжим, а по мне, так он замечательный. От него веет заботой, защитой… А главное, ему я могу доверять больше, чем остальным… Жаль только, что мы слишком редко видимся. Он волшебник!

– Его волшебство – это кулинария… – вздохнув, он закончил за нее фразу.

– Нет, доктор, главное волшебство не в этом… – она замолчала, и, подняв голову, можно было бы подумать, что она смотрит вверх.

– А в чем тогда? – он видел, что ее лицо выражало полное спокойствие, и именно в этот момент, она была по-настоящему прекрасна.

– То, что он делает с блюдами, которые потеряли свою свежесть… – опустив голову, она склонила ее набок, словно рассматривала что-то впереди. – Как только продукт теряет свежесть, он обращает его в прах. Спир проделывал этот трюк несколько раз на моих глазах. И самое забавное в этом то, как они рассыпаются. У меня каждый раз было ощущение, что все то, к чему он прикоснулся, было из песка, и только поэтому все так легко рассыпалось в его руках.

– А в чем же был секрет этого фокуса?

– Спир так и не рассказал мне об этом. Но он сказал, что я никогда не рассыплюсь так же, как все это, потому что моя душа вечна! – она улыбалась искренне, счастливо и безмятежно, теперь в ее лице не осталось даже намека, на былую маску безразличия.

– Что мешает видеться чаще?

– Выставленный срок и частота пребывания в каждом зале… – немного задумавшись, девушка ненадолго замолчала.

– Здесь ты можешь быть меньше всего?

- Да! – грустно ответила она. – Дело в том, что остальные считают, что мне этот зал нужен меньше всего, так как вечно есть никогда не будешь… Но проблема в том, что попасть сюда я могу только через первый зал, а вернуться назад из третьего, пятого или девятого мне запрещают!

– Кто именно тебе это запрещает?

– Живая изгородь… В тот момент, когда я хочу вернуться в какой-то зал, она полностью поглощает врата и не позволяет мне их найти. В результате поисков я подхожу к тем вратам, которые ведут в следующий зал… И так каждый раз! – она мотнула головой, отчаянно стремясь отогнать от себя все дурные мысли.

– Но если этот мир придумала ты, то все, что находится здесь, должно подчиняться тебе, разве не так? – с каждой последующей минутой ее рассказа, у доктора появлялось все больше и больше вопросов, на которые он никак не мог найти ответа.

– Я не знаю, почему все так… Может быть, я отказалась от возможности управлять этим миром, и все что в нем есть, только поэтому и перестало меня слушаться… – неожиданно схватившись за голову, она согнулась пополам, чуть не закричав, ее дыхание участилось, лицо исказилось в гримасе боли. – Я не помню, почему все так! Я не знаю этого! Нет! – задрожав всем телом, она стремилась закрыть голову, словно кто-то невидимый наносил ей удары.

– Кристал! – быстро оказавшись возле девушки, он схватил ее за плечи, мужчина чувствовал, как дрожало ее тело. Выставив руки вперед, девушка пыталась избавиться от чего-то или кого-то, удерживающего ее, отчаянный крик разрывал пространство вокруг нее. – Ты слышишь меня? Кристал! Кристал…

* * * * *

– Что с тобой произошло? – мужчина сидел рядом с девушкой, держа ее за левую руку.

– Я не знаю… – опустив голову, почти шепотом ответила она. – Такого раньше не случалось…

– Что ты чувствовала? – он старался говорить тихо, спокойно, уверено, сейчас он боялся напугать девушку своим напором.

– Я честно не знаю, – несколько слезинок скатилось по ее щекам. – Я как будто перестала чувствовать тело, словно что-то забрало его у меня!

– Но почему ты схватилась за голову? – он беспокоился о ней, впервые за всю его практику к нему попал пациент, который не был безнадежно болен, но боялся своего диагноза, и между тем смирился с жизнью в подобных заведениях.

– Мне показалось, что если сдавить голову сильнее, то он отпустит меня, и я снова почувствую свое тело… – подняв голову, она смотрела на мужчину широко открытыми от страха глазами. – Странно, правда? Даже более чем просто странно – это ненормально! Родители правы!

– Кристал, не делай преждевременных выводов! Я постараюсь тебе помочь! Мы вместе решим твою проблему! – она замотала головой, на что он сжал ее руки чуть сильнее. – Скажи мне, как именно ты потеряла свое тело в этом зале?

– Потолок… – она подняла голову вверх, и посмотрела на потолок кабинета. – Потолок навалился на меня, и мне стало нечем дышать… Это было больно!

– Какой потолок? Как он выглядел? – он старался поймать ее взгляд, сфокусировать на себе и не позволить ей отвести глаза от его глаз.

– Живая изгородь… там она смыкается над головой, создавая потолок… Она упала на меня, и я запуталась в ней… мне было нечем дышать… – дыхание девушки участилось, она продолжала смотреть на доктора широко открытыми от ужаса глазами, слезы катились по ее щекам, но она не замечала этого. Вместо того чтобы хоть немного успокоится, она вырвалась из его рук и, безмолвно рыдая, свернулась калачиком на кушетке, обхватив свои колени и стараясь не закрывать глаза.

– Эл, успокоительное! Быстро! – с этими словами он распахнул дверь кабинета, и посмотрел на свою перепуганную ассистентку.

Подскочив со своего места, девушка подбежала к аптечке, и судорожно начала перебирать пачки с таблетками и ампулами.

– Доктор, в таблетках или…

– У нее шок, о таблетках не может идти речи! – резко и немного зло ответил Дональдс, глядя на то, как девушка извлекает нужную упаковку с ампулами из шкафчика.

Ее руки сильно дрожали, из-за этого ампула никак не хотела поддаваться, не выдержав, доктор подбежал к девушке, и, выхватив из ее рук ампулу и шприц, быстро отломал горлышко и набрал лекарство.

С молниеносной скоростью он подбежал к кушетке, где лежала Кристал.

– Эл, ты мне нужна! – крикнул он в открытую дверь, девушка же стояла в оцепенении, и боялась пошевелиться. – Черт побери, Эл! Не смей! Ты мне нужна! – грозно прокричал он.

Ассистентка, на ватных ногах зашла в кабинет, и посмотрела на девушку. К ее горлу подступил огромный ком, дыхание перехватило, но Эл смогла сделать над собой усилие, и, подойдя ближе, опустилась на колени, возле кушетки.

– Возьми ее за руки, нужно их расцепить! – командовал Дональдс, не замечая никого и ничего, кроме, содрогающейся от слез, Кристал. Эл крепко взяла девушку за руки и, сделав усилие, смогла их разомкнуть, доктор быстро вколол успокоительное. Почувствовав укол, Кристал словно вернулась из какого-то забытья, но попытавшись резко подняться, она почувствовала сильную слабость в ногах, а вслед за этим у нее закружилась голова.

– Что вы делаете? – Кристал чувствовала, как ее тело начало слабеть, перед глазами все поплыло. Вместе со слабостью пришло чувство покоя, что не хотелось даже говорить. Только очень тихо шептать. – Что вы?…

– Тихо милая, тихо… – доктор осторожно гладил девушку по голове, аккуратно укладывая ее на кушетку. – Сейчас тебе нужно отдохнуть… Это был слишком тяжелый сеанс для тебя! – он гладил ее по голове до тех пор, пока она не закрыла глаза.

В кабинете наступила тишина. Только сейчас он почувствовал, что на пальцах правой руки есть что-то липкое. Поднеся руку к глазам, Дональдс увидел, что все его пальцы были в уже ставшей коричневой крови. Он даже не заметил, как поранился, когда вскрывал ампулу.

– Эл, принеси мне раствор перекиси, вату и пластырь, – уставшим голосом сказал он. Но в ответ была лишь тишина. – Эл! – резко повернувшись в ту сторону, где должна была сидеть девушка, он увидел, что его ассистентка лежит на полу. – Эл! – он подбежал к ней, беспокоясь о том, что с ней что-то произошло. Приподняв девушку с пола, доктор Дональдс взял ее за руку и начал прощупывать пульс. – Господи… Просто обморок! – облегченно вздохнув, он покачал головой и, осторожно взяв девушку на руки, перенес Эл в кресло, стоящее рядом.

Слегка пошатываясь, он пошел в сторону приемной. Сейчас, все что ему было необходимо, это обработать руку, привести в чувства Эл и переместить Кристал в ее палату.

Подойдя к столу секретаря, он нажал на селекторе кнопки громкой связи и вызова, спустя несколько гудков в трубке раздался спокойный и даже немного сонный голос.

– Эл, что у вас там произошло? – это был дежурный врач отделения.

– Питер, это Дональдс…

– Доктор! Что-то случилось? – легкий шок вперемешку с испугом и одновременное удивление слишком ярко прозвучали в его голосе, что не могло не удивить доктора Дональдса.

– Да! Мне нужно несколько санитаров, носилки, и нашатырь… Все ясно?

– Хорошо, док, сейчас все будет! – быстро ответил Питер и положил трубку. Спустя несколько минут дежурный врач уже был в приемной, вместе с санитарами носилками и флаконом нашатыря.

– Что у вас тут произошло? – Питер стоял на пороге, с удивлением разглядывая приемную и кабинет, насколько это позволяла открытая дверь. Доктор Дональдс сидел на диване, и, закатав рукава, обрабатывал правую руку, протирая мелкие царапины. На столе секретаря лежала открытая упаковка с пластырями, мужчина был предельно сосредоточен на своем занятии и поэтому даже не заметил, как кто-то зашел в приемную. В кабинете в это время на кушетке и в кресле лежали две девушки, не подававшие никаких признаков сознания. Тишина, нагнетавшая и без того не простую обстановку, рисовала в головах пришедших людей картины расправы доктора с ассистенткой и пациенткой. А проявляемое им спокойствие, во время стирания крови с руки, заставляло верить в реалистичность предположения о том, что доктор уже давно сошел с ума. – Док? – тихо, почти шепотом позвал его Питер.

– Вы уже здесь! – тряхнув головой, словно он прогонял остатки сна из своего сознания, доктор Дональдс посмотрел на толпящихся в дверном проеме людей. – Нашатырь принес?

– Да… – замявшись, ответил Питер. – А что здесь…

– Сеанс был слишком тяжелым для нее, она не смогла справиться, пришлось успокаивать… – он говорил эти слова, не проявляя никаких эмоций. – Подай, пожалуйста, упаковку с пластырем.

– А?…

– Когда вскрывал успокоительное, не заметил, как часть ампулы рассыпалась в руке, – все так же спокойно проговорил Дональдс. – Нужно отнести Кристал в ее палату и проследить за тем, чтобы, когда она очнулась, ей дали еще успокоительное и половину таблетки снотворного… – мужчина отдавал распоряжения, глядя на двух санитаров, стоявших за спиной Питера. В ответ они кивнули головой и, пройдя в кабинет, аккуратно переложили девушку с кушетки на носилки. – Будьте с ней предельно осторожны! – крикнул им доктор Дональдс, когда санитары уже несли девушку в сторону выхода.

– Хорошо, док!

Не прошло и двух минут, как Питер и Дональдс остались в приемной вдвоем. Эл все еще лежала в кресле с закрытыми глазами, можно было подумать, что она просто заснула, если бы не нездоровая бледность лица девушки.

– А что с Эл? – не выдержав долгой паузы, спросил Питер.

– Обморок, – спокойно ответил Дональдс, заклеивая последнюю царапину. – Я именно поэтому и просил тебя принести нашатырь…

– Но у вас же должен быть свой флакон! – немного возмущенно ответил Питер.

– Я отказался от этого, – беспечно и безразлично ответил доктор. – Моим пациентам больше необходимо успокоительное, чем нашатырь.

– А Эл?

– Эл пока не может справиться со своими призраками прошлого, поэтому и реагирует так на некоторые ситуации, иногда возникающие в процессе сеансов, – мужчина перевел взгляд на флакон с нашатырем в руках Питера. – Не прижимай его так к себе! Лучше иди и приведи в чувства мою ассистентку, а я пока закончу со своей рукой.

Кивнув головой, Питер взял немного ваты и, слегка смочив ее нашатырным спиртом, прошел в кабинет Дональдса. Спустя несколько минут девушка чихнул, и открыла глаза.

– А! Питер! – Эл явно была удивлена увидеть кого-то еще. – А где Кристал?

– Ее отнесли в палату, ей сейчас лучше отдохнуть, – немного хмурясь, доктор Дональдс прошел в кабинет, и, сев на кушетку, посмотрел на все еще бледную Эл. – Снова вспомнила?

– Да… – тихо и неуверенно ответила она. – Мне кажется, что это никогда не пройдет.

– Спокойно, Эл, на все нужно время, – потирая лоб левой рукой, он и сам боялся признаться в том, что вспомнил эту же ситуацию.

– Док, вы как? – осторожно спросила девушка.

– Справлюсь, – устало улыбнувшись, он собрал все рисунки с журнального столика, и отнес их на свой рабочий стол. Обернувшись, он посмотрел на девушку и ничего не понимающего парня, переводившего взгляд то на девушку, то на Дональдса. – Эл, я даю тебе два выходных, на завтра и послезавтра… Тебе нужно придти в себя. Питер! – обратился он к парню. – Выброси уже вату и, пожалуйста, позаботься об Эл, ее нужно довезти до дома и проследить, чтобы все было в порядке.

– Я могу и сама сесть за руль! – обиженно сказала Эл.

– Твои руки дрожат, и док прав. Сейчас тебе нельзя садиться за руль, я отвезу тебя, – Питер был на стороне Дональдса. Выкинув вату, он подал Эл руку и повел ее к выходу из кабинета.

– Док, вам точно ничего не нужно? – обеспокоенно спросила Эл, обернувшись уже на выходе.

– Все в порядке, если что я помню, где и что лежит, – он снова улыбнулся, сделав это только для того, чтобы девушка не беспокоилась за него.

Они ушли, в кабинете снова установилась тишина, словно здесь не было никого, даже его самого. На письменном столе одиноко горела настольная лампа, кипа рисунков лежала рядом с ней, образуя небрежную гору бумаги. Доктор Дональдс стоял возле окна и смотрел на темное ночное небо.

Ему было тяжело признавать это, но тьма, заполнявшая весь мир в ночное время суток, уже давно стала частью его собственного сердца и души. И только сегодня, глядя на то, что творилось с Кристал, мужчина вспомнил, когда эта тьма появилась в нем самом. Он уже был частью событий, навсегда изменивших жизнь для небольшой группы людей, но в первую очередь изменивших не только жизнь, но и его самого.

– Ты всегда говорила, что можно найти путь даже в кромешной тьме, главное, верить, что твой главный ориентир рядом. И тогда его свет поведет тебя обратно к освещенной дороге… Прости, но я потерял этот свет… – горько усмехнувшись, он закрыл глаза, и тяжело вздохнул. – Все, что у меня осталось, это души бродящие во тьме, без единой надежды на путеводную звезду.

3 круг сознания: «Место вечного праздника… Я всегда вижу тут призраки прошлых торжеств…»

«Все что мы видим или слышим, уже когда-то было в нашей жизни. Но, по какой-то причине, мы предпочли забыть об этом, отказаться от воспоминаний, независимо от того нравились они нам, или нет»

Отложив в сторону записную книжку, доктор Дональдс перевел свой взгляд на разложенные перед ним рисунки. Изображения двух врат, фонтана, зала заполненного столами с едой, и два портрета, то, что уже было пройдено, и оставило свой след, для каждого, кто присутствовал при тех событиях.

Уже неделю он не назначал времени сеанса для Кристал, осознанно избегая ее, опасаясь за то, что еще одно воздействие на, и без того хрупкое сознание, может закончиться тем, что больше он не сможет вернуть девушку из созданного ею мира. Ему было неприятно признать, что он сдался, и другого выхода из ситуации мужчина просто не видел. Кроме того, Дональдс пытался понять, почему в нем появляется столько противоречивых чувств, как только он начинает проводить сеансы с Кристал, во время которых общается с личностями, живущими в ее сознании.

– Все это когда-то уже было… Но только когда? – этот вопрос вновь и вновь возникал в его голове, не давая покоя.

Эл, достаточно быстро пришла в норму, и даже вела себя так же, как и всегда. Вот только сейчас, доктор заметил, что она все чаще и чаще старалась не смотреть пациентам в глаза, словно боялась увидеть в них что-то такое, что могло пошатнуть ее веру в собственную нормальность.

– Эл, как ты? – доктор старался быть настолько мягким, насколько мог себе это позволить. Но даже притом, что он знал, как сильно его ассистентка нуждалась в поддержке, не мог дать ей полную уверенность в том, что он полностью на ее стороне. Слова звучали не достаточно искренне, волнение было не достаточно правдивым, так или иначе, но Эл лишь отмахивалась, говоря, что с ней все в порядке. И как бы ни шли дела, она старалась избегать встреч с Кристал, опасаясь за то, что воспоминания, подавляемые ею столько времени, вновь вырвутся наружу.

Они пытались осознать, что же все-таки пошло не так, да и вообще, почему им становилось страшно, только при одном упоминании о том злополучном вечере. Но ответов не было, а продолжать действовать дальше, было более чем страшно.

– Мы не сможем убегать от этого вечно… – задумчиво произнес доктор, перебирая папки с делами пациентов.

– Потому что ее родителям нужен результат? – нервозно спросила Эл.

– Да… – ответил доктор, и, вздохнув, посмотрел на Эл. – Ты меня о чем-то спросила?

– Скорее вы ответили на собственный вопрос, – нервно усмехнувшись, ответила девушка.

– Да? – держа в руках папку с делом Кристал, мужчина посмотрел на обложку, и, отойдя от шкафа с остальными делами, сел на диван в приемной. – Я просто не знаю, как дальше действовать…

– Док, но своими сомнениями вы не делаете ей лучше, – резонно заметила Эл, и, закусив нижнюю губу, внимательно посмотрела в монитор компьютера. – Может быть, вы перестанете бояться?

– Но ты же до сих пор боишься, – от этих слов руки девушки непроизвольно задрожали, замерев, она смотрела в одну точку. – Эл?

– Вы правы, я до сих пор боюсь, но… – подняв голову, она посмотрела на мужчину широко открытыми глазами. – Я не сдалась… В этом наша с вами разница.

– Да… – сказав это на выдохе, мужчина поднялся с дивана, и, подойдя к девушке, слегка похлопал ее по плечу. – Ты молодец! Не знаю, откуда у тебя берутся силы, но я горжусь тем, чего ты достигла, Эл.

– Спасибо док, – шепотом сказала она, и слегка улыбнувшись, облегченно вздохнула. Теперь она верила в то, что справляется с ситуацией. А если что-то пойдет не так, рядом всегда будет он – человек, который ее понимает.

– Эл, на сегодня можешь идти, – сказал Дональдс, остановившись в дверном проеме.

– Но, док…

– Никаких «Но»! Ты уже все сделала, какой смысл тебе сидеть до конца рабочего дня? – спокойно ответил мужчина.

– А если вам что-то понадобиться? – Эл не сдавалась, ей казалось странным, что ее начальник, обычно требовательный к ней, сейчас так спокойно отпускает ее домой.

– Я сам схожу и возьму! – спокойно ответил Дональдс. – Из-за чего ты так переживаешь, Эл?

– Из-за вашей неожиданной самостоятельности! – покачав головой, ответила девушка. – Но если я вам действительно сегодня больше не понадоблюсь…

– Ты итак уже потратила не одни выходные на работу здесь, поэтому несколько поощрительных дней отпуска будут для тебя лучшим подарком, – сказал Дональдс, искренне улыбаясь.

– Мне кажется, что вы хотите от меня избавиться… – чуть сощурив глаза, Эл пристально всматривалась в лицо доктора, но ни один его мускул не дрогнул.

– Я просто хочу, чтобы ты пришла в себя…

– Со мной все в порядке, я же уже вам это сказала!

– Эл, не нужно, я слишком давно тебя знаю, – ком поступил к горлу девушки, судорожно сглотнув, она опустила голову.

– Пожалуй, вы правы… Я и забыла…

– Все в порядке, – благосклонно сказал доктор. Его голос звучал настолько мягко и заботливо, что девушка перестала нервничать, и, сделав несколько глубоких вдохов, пристально посмотрела на мужчину. – Возможно, мне стоит взять отпуск на пару недель?

– Вполне… – улыбнувшись уголками губ, ответил Дональдс. – Я сейчас же отдам все распоряжения по твоему отпуску, а ты съезди куда-нибудь, отдохни… Тебе это сейчас нужно как никогда.

– Вы как всегда правы, док… – покачав головой, она посмотрела за его спину на окно, через которое было видно небольшой край солнца. – Лучше всего куда-нибудь к морю, где много солнца.

– Отличный выбор! – одобрительно улыбаясь, он подошел к столу своей ассистентки, и быстро набрал номер отдела кадров. Объяснения причин звонка, не заняли много времени, и вот, уже спустя полчаса, Эл, собрав сумку, покидала свое рабочее место, направляясь в сторону дома, чтобы воспользоваться неожиданным отпуском.

Выждав час, с момента отъезда девушки, доктор Дональдс достал из верхнего ящика стола все рисунки, которые были принесены Кристал, и аккуратно разложив их перед собой, выбрал три, которые, по его мнению, подходили больше всего.

– Тебе не нужно знать, что будет дальше. Надеюсь, что ко времени твоего возвращения, я уже во всем разберусь… – он сделал еще один звонок, спустя пятнадцать минут, в дверь его кабинета робко постучали. – Кристал, можешь войти! – дверь распахнулась, и неуверенно ступая, девушка вошла в кабинет врача.

– Я думала вы стали меня избегать, – сказала она, сев на кушетку, спиной к врачу.

– Я просто обдумывал то, что с тобой произошло в прошлый раз… – меланхолично спокойно отозвался мужчина. В кабинете повисла пауза. Поднявшись с кресла, он направился в сторону девушки, сжимая в руках три рисунка, и блокнот.

– Это тяжело? – неожиданно спросила она.

– Что именно? – попытался удивиться мужчина, но это давалось ему с трудом.

– Притворятся, что вы спокойны… – она сидела, склонив голову так, что ее длинные волосы, скрывали лицо.

– Почему ты думаешь, что я притворяюсь? – сдерживая свое волнение настолько, насколько это было возможно, доктор Дональдс сел в кресло, положив на журнальный столик рисунки так, чтобы хорошо видеть их.

– Потому же, почему вы сейчас уверены, что мое лицо не выражает никаких эмоций! – он слышал, как она усмехнулась, но доктор знал, что Кристал умела усмехаться голосом, с абсолютно неизменным лицом, так сильно напоминавшем ему маску. – У вас появились сомнения?

– Скорее некоторая самоуверенность, – ответил доктор, глядя на то, как девушка сидела. Сейчас она сгорбилась, словно старалась закрыть все уязвимые места, по которым ее хотели, или могли ударить. То, что не могли защитить скрещенные руки и ноги, она стремилась закрыть волосами, окутавшими ее тело, словно кокон.

– Может быть тогда стоит прекратить, ведь вы готовы уже дать им вердикт, – она старалась держать маску равнодушия, делая попытки наполнить свой голос и интонации именно этим чувством. Вместе с этим, он чувствовал, как слабела ее уверенность в том, что никто и никогда не поймет ее секрет до самого конца. Доктор понимал, что сейчас Кристал стала наиболее уязвима, а вместе с этим, и наиболее открыта. Оставалось приложить еще немного усилий, и она не просто поверит в искренность намерений, окружавших ее людей, но и в честность их слов и чувств.

– Моя самоуверенность связана не с твоим диагнозом, если таковой я вообще поставлю… – когда он начал это говорить, мужчина заметил, как девушка повернула к нему голову, и смотрела на него сквозь челку так, словно видела перед собой человека отличавшегося от всего того общества, которое ранее окружало ее. Это длилось всего несколько секунд, но он не успел продолжить, потому что Кристал теперь требовалось чуть больше, чем простое сохранение безучастия, даже в собственном лечении.

– Тогда с чем она связана? – впервые за это время, девушка смотрела на него, не находясь под действием ни одной из своих личностей.

– Я смогу тебе помочь, – серьезно сказал доктор. Услышав эти слова, девушка на мгновение застыла, а после, опустив голову, засмеялась так, словно ей рассказали какой-то забавный анекдот.

– Серьезно? Вы? – она продолжала смеяться, то потряхивая головой, то поднимая ее вверх, и глядя в потолок широко открытыми глазами, стараясь не моргать. Словно что-то или кто-то запретил ей это. – Неужели вы так ничего не поняли? Они не хотят этого!

– Меня мало интересует, чего хотят они! – резко ответил мужчина, и это заставило Кристал замолчать. – Сейчас моим главным интересом является, чего хочешь ты сама!

– Чего хочу я? – эхом повторила она, и, ложась на кушетку, девушка свернулась калачиком, подложив руки под голову. – А если я не знаю чего хочу… А если все то, чего я хочу, на самом деле желание кого-то другого… – она говорила это так, словно просила пощады у мыслей, возникавших в ее голове, и не дававших ей никакого покоя. – Знаете, мне очень часто приходилось делать то, чего я не хочу. Общаться с теми, кто мне не нравиться… Откуда вы можете знать ответ на этот вопрос?

– А я его и не знаю, просто хочу услышать этот ответ от тебя… – вздохнув, ответил Дональдс, и посмотрел на светлую макушку. – Я хочу, чтобы ты сама поняла, что нужно тебе одной! Ведь только это должно быть важно для тебя.

– Важно для меня? – снова эхом повторила девушка.

– Кристал, почему ты заговорила о том, чего никогда не хотела делать?

– Потому что следующий зал напоминает мне именно о том, чего я так сильно не люблю… Делать то, что нравиться всем, кроме меня…

* * * * *

Я помню, как пришла сюда в первый раз. Это место казалось мне воплощением сказки. Место, где все всегда готово к празднованию любого события. Оставалось только дождаться гостей, чтобы начать отмечать что-то очень важное. Но позже, он стал угнетать меня, потому что в нем я всегда была единственным гостем, а все остальное было искусно созданной иллюзией. Красивым обманом, каким были абсолютно все праздники, устраиваемые моей семьей.

– Ты не любишь этот зал?

– Не то чтобы я его не люблю, просто… Это место заставляет поверить в неизбежность и фальшивость всего, что когда-либо происходило в моей жизни.

В этот раз, девушка спокойно лежала на кушетке, и только спустя несколько минут, ее руки потянулись вверх.

– Да, они всегда на месте, чтобы не происходило… – слегка ухмыльнувшись, Кристал провела рукой по воздуху, словно что-то ощупывала.

– О чем ты, Кристал?

– Помните, я говорила вам, что живая изгородь скрывает от меня врата в другие залы… – она улыбалась, перебирая пальцами в воздухе.

– Да, помню… – задумчиво протянул доктор.

- Врата этого зала, и девятого. Только их изгородь не скрывает, и они всегда на месте… – сомкнув кончики пальцев так, словно она держала что-то тонкое и хрупкое, девушка осторожно повернула кистью руки в правую сторону, приложив к самому жесту, довольно много усилий. – Главное, верно выставить… – прошептала она, и подняв вторую руку в воздух, повторила тоже движение, только в левую сторону

– Что выставить? – мужчине было довольно любопытно следить за действиями пациентки, в особенности, когда она что-то передвигала, или переставляла в состоянии полной отрешенности.

– Время… Врата в третий зал – часы. И нужно всегда помнить, какое именно время является кодом… – вздохнув, она стала потихоньку опускать руки, все еще сжимая в них нечто тонкое.

– Это время тяжело запомнить?

– Да… Оно меняется каждый раз, когда я покидаю его, и нужно помнить то место, на котором мы закончили общение, – еще один тяжелый вздох, еще одна манипуляция руками, и вот, на лице девушки появилась улыбка. – Не забыла!

– Мы уже внутри?

– Еще нет, но скоро будем… врата только начали открываться!

– Кристал, получается, что у каждого зала врата с соответствующей только ему темой? – сидя в кресле, он переводил взгляд с рисунка, на макушку девушки, лежащей на кушетке.

- Да, каждые врата являются основным символом зала, и если внимательно к ним присмотреться, можно понять, что именно скрывается за ними… – она говорила монотонно, выдерживая паузы между словами, и протягивая звуки в тех местах, где, по идее, делался акцент, на тот или иной смысл. Но, в результате, смысл терялся окончательно, и она знала это.

Пауза затянулась, девушка перебирала пальцами, словно что-то пересчитывала, а доктор лишь внимательно следил за ее движениями, ожидая скорого рассказа про еще один зал. На мгновение, он отвлекся от движений девушки, и, взяв в руки рисунок, начал рассматривать его, медленно поворачивая листок бумаги то по часовой, то против часовой стрелки, пытаясь понять, где именно находиться верх, а где низ.

– Там где написано «Новый год», это верх врат, а «День рождение» – низ! – словно прочитав его мысли, сказала девушка, не отвлекаясь от своего занятия.

– А как они открываются? – доктор уже перестал чему-либо удивляться, и. положив рисунок на стол, в нужном положении, вновь посмотрел на Кристал.

- После того, как выставлено время, у врат запускается механизм, стрелки три раза проходят полный круг, и дальше отпираются как обычная дверь… – сказала девушка, и, вздохнув, потерла лоб. – Еще одни круг док, и мы будем внутри.

– Хорошо, я подожду! – ухмыльнувшись, он положил рядом второй рисунок, представлявший из себя портрет проводника. – Он должен быть забавным… – задумчиво протянул доктор.

– Да, но иногда он становится настолько мерзким, что хочется прихлопнуть его, как таракана… – она слегка покачала головой, и, повернув голову в сторону потолка, снова тяжело вздохнула. – Не люблю ждать…

– Этого никто не любит, Кристал. А многие от этого устают… Но это необходимый процесс жизни, иначе никто не сможет по достоинству оценить то, что он получает.

– Поверьте мне на слово, док. Не всегда нужно ждать, для того чтобы искренне радоваться долгожданному подарку. Ценность всего безусловна только тогда, когда это происходит в нашей жизни вовремя и без опозданий… – повернув голову набок, она замерла, словно прислушивалась к чему-то. Спустя несколько минут, встрепенувшись, девушка подняла вверх обе руки, и, взявшись за какой-то предмет, начала сгибать руки так, словно тянула что-то на себя. – Ну, наконец-то! – улыбнувшись, сказала Кристал. – Теперь мы можем идти.

– Веди меня в свой мир! – он слегка усмехнулся, она передернула плечами, было видно, как все ее тело стало сковывать от напряжения.

– Не нужно док, эти слова были ни к чему… – разочарованно, но вместе с тем, с толикой какой-то радости, сказала она.

– Прости Кристал, – заботливо ответил он, и девушка заметно расслабилась. – Так в чем суть этого зала?

– Воспоминания… Здесь я вновь и вновь вижу те ситуации, в которых мне хотелось принимать участие меньше всего… – еще один вздох прозвучал настолько тяжело, что можно было невольно подумать о том, как сильно она устала от своей долгой жизни, но это было нелепым предположением, если знать, сколько девушке было лет.

– Какие именно события?

– Праздники…

– Праздники? – это был довольно удивительный ответ, впервые в его практике недовольство было высказано тем событиям, что были придуманы для добавления красок в жизнь.

– Доктор, неужели вы любите все эти сборища? – девушка наклонила голову вбок, и задумчиво хмыкнула. – Понимаете, мое отношение ко всем праздникам сложилось из того, что я видела каждый раз, на каждом сборе семьи.

– И что же ты видела?

– Ярмарку тщеславия, тусовку, серпентарий… Да все что угодно, кроме веселья, радости и счастья… В общем всего того, что вкладывается в понятие праздника, у всех нормальных людей… – усмехнувшись, она потерла лоб рукой. – И эти люди еще считают ненормальной меня…

– А ты не думала, что просто они не умеют иначе выражать свою радость?

– Вы настолько наивны? – в ее голосе звучало явное удивление. – Поймите, эти люди даже не знают что такое бескорыстный подарок. Каждый подарок, каждая улыбка, каждое действие должно оборачиваться звонкой монетой… Это их виденье мира, жизни и судьбы каждого, кто попадает под их поле зрения… – Кристал вздохнула настолько тяжело, что Дональдс, слегка вздрогнув, вновь посмотрел на ее светлую макушку, стремясь убедиться в том, что его клиент молодая девушка, а не пожилая леди.

– И ты была тем, кто попал?

- Да, еще один способ добиться своего… – поежившись, девушка скрестила руки на груди, и, потерев плечи, слегка задрожала. – Обычно тут не бывает так прохладно…

– В каком смысле прохладно?

- Понимаете, в этом зале, так же царит вечное лето, как и в первом… Но, если в первом бывают дожди, то здесь – это невероятное явление.

– Хочешь сказать, что ничего подобного не было раньше?

- Да, – тихо ответила девушка. Все это время, она спокойно лежала на кушетке, как вдруг Кристал вытянулась, и начала медленно оглядываться по сторонам.

– Кристал, что случилось? – доктор внимательно следил за движениями девушки.

– Неужели вы не слышите этого? – немного испуганно сказала она.

– Чего именно?

– Голоса… сотни голосов… они говорят! – сжавшись в комок, она сильно зажмурила глаза, и закрыла уши руками. – Этот день! Я не хочу вспоминать о нем! Не хочу! Не хочу! – закричала девушка.

– Кристал! Кристал! Возьми контроль над этим! Стань тем, кто будет контролировать всю ситуацию! Ты сможешь! – властным и уверенным голосом сказал Дональдс. Спустя несколько минут, девушка успокоилась, и осторожно открыв уши, стала медленно поворачивать голову, словно оглядывалась по сторонам. Дождавшись, когда она окончательно успокоится, Дональдс осторожно задал ей вопрос. – На что это было похоже?

- Знаете, что это такое, стоять одному в абсолютно пустом зале, где все уже готово к празднику, но гости, по какой-то причине, все еще не пришли? – шепотом, спросила она, словно боялась, что кто-то может их услышать.

– Нет, – честно ответил Дональдс, поймав себя на мысли, что ему даже неловко за этот ответ.

- Этот зал, – девушка судорожно сглотнула. – Когда я попадаю сюда, то первое чувство, которое я испытываю – неловкость за то, что я стала первым гостем. Но потом… потом зал резко оживает.

– И на что же это похоже?

– Похоже на то, что ты стоишь один, в самом центре урагана. Зал наполняется звуками и голосами: звон посуды, звук отодвигающихся стульев, какие-то отрывки разговоров. И вместе с этим… – замявшись на несколько мгновений, она еще раз судорожно сглотнула, и посмотрела по сторонам.

– И вместе с этим?…

- Когда я начинаю оглядываться по сторонам, на звуки, шаги, голоса… Я вижу тех, людей и те ситуации, в которых принимала участие как собеседник, или просто оказалась случайным свидетелем или слушателем… А в итоге все оказывается миражом, безликим и быстротечным, как туман, скользящий по глади воды, и исчезающий с первыми лучами солнца… – вздохнув, она схватилась за голову, и, согнувшись пополам, тихо всхлипнула.

– Настолько зыбко?

– Быстротечно и бессмысленно, – с надрывом сказала она. – Только в этом зале я понимаю, что никогда не смогу скрыться от воспоминаний, которые так ненавижу! – боль, отчаянье, страх… все это перемешалось в ее интонациях, и не давало ей придти в себя, окончательно очнуться и забыть о том, что это место существует только в ее воображении. – И этот холод, словно это не третий зал, а девятый…

– Но ведь ты же смогла взять ситуацию под контроль!

- Я ничего здесь не контролирую! – еще немного, и девушка закричала бы так, что ее могли услышать в соседнем крыле.

– Тогда кто контролирует этот зал, и все что в нем происходит?

- Он… – чуть успокоившись, ответила она. – Хранитель этого зала, и проводник.

– Но как он смог прекратить явление этого воспоминания?

– Часы… у него на груди особенные часы, с помощью которых он как бы включает и выключает все те воспоминания, которые может вытащить из моей головы…

– Но его же не было рядом…

– Ему это не нужно. Ему достаточно знать, что в его зале кто-то есть… – тихо всхлипнув, сказала девушка. – Иногда я понимаю, как ощущают себя мухи, попавшие в паутину… Когда тебе хочется убежать как можно дальше, а в результате оказываешься обездвижен, искусно сплетенной сетью…

– Кристал, помнишь, ты говорила о том, что залы не меняются, и остаются такими, какими были всегда, – сказал доктор, пытаясь переключить внимание девушки.

– Да, но я не знаю, почему эти изменения произошли! – еще один крик о помощи, слезы текли по ее щекам, словно она оплакивала что-то бесценное, неожиданно и безвременно утраченное ей.

– А может быть причина в том… – он старался говорить как можно мягче, но не успел Дональдс договорить, как девушка резко повернулась к нему, с каким-то чужим выражением лица.

- Причина этому изменению вы, доктор… В каком бы виде вы не заходили! – этот голос принадлежал не девушке, даже интонация была в нем чужой, и главное, что сразу же цеплялось за слух – злорадство. Казалось, будто бы этот кто-то, завладевший сейчас ее сознанием, был рад тому, что все происходило именно так.

– Простите, но кто вы? – Дональдс старался сдержать эмоции, но, при всей его отстраненности от внешнего мира, сосредоточенного, по его мнению, вокруг людей живущих в нем, это удавалось ему с трудом, и тот, кто теперь захватил сознание Кристал, чувствовал это.

– О! Я думал, что Фейеро назвал вам мое имя! – удивление выглядело настолько фальшиво, что Дональдсу захотелось ударить этого псевдокомедианта.

– К сожалению, он оставил только ваш портрет, – едва сдерживаясь от грубости, ответил доктор, и посмотрел на рисунок. Он уже и не помнил, когда именно взял его в руки, но сейчас мужчину больше волновало изображение того, кто сидел перед ним, руководя телом Кристал.

- Эрест… – фальшиво улыбаясь, сказала девушка, и уперевшись тыльной стороной правой руки в собственный лоб так, как это делает мыслитель, с одноименной статуи, добавила уже с какой-то едва различимой насмешкой. – Вы запишите, запишите… Прямо под портретом… Или над ним… В общем как вам будет угодно… – Эрест откровенно издевался над Дональдсом, и было видно по ее хищной улыбке, какое удовольствие получала эта личность, как только у нее появлялся шанс вырваться наружу.

– Эрест, а где Кристал? – Дональдс старался не обращать внимания на поведение этой личности, стремясь полностью сосредоточиться на портрете.

Высокий мужчина, с немного вытянутым овалом лица, большими глазами отражающими радость и веселье, но если приглядеться, то в глубине глаз можно заметить огонек злорадства. Его одежда кажется вычурной, но между тем, соответствующей самому проводнику: фрак, далекий от классического, возможно, он яркого цвета, но черно-белый рисунок не передает цветов костюма. Единственное что видно – огромное количество нашивок и наклеек разной формы, и размеров. Широкие брюки, так же украшенные ассиметричными наклейками и нашивками. На груди у него висят огромные часы. На циферблате вместо цифр, написаны праздники: день рождение, новый год, рождество, и т. д. Большая стрелка сделана в виде шкалы, на ней выставлены уровни: интересно, весело, скучно, надоело, прекратите.

– Малышка? – девушка начала озираться по сторонам так, словно что-то искала. Но, спустя несколько минут, она хлопнула себя по лбу, и, положив руки на колени, чуть опустила голову. – Так ведь она же перед вами, или вы слепы?

– Сейчас я вижу только тебя! – учтиво заметил доктор. В этот момент девушка схватилась одной рукой за собственный рот, а другой старалась оторвать руку от своего лица.

- Эрест! Хватит! – закричала Кристал, как только ей удалось убрать руку с лица. – Я тебе уже говорила, что это не смешно! Ты пугаешь людей!

– Доктор, неужели я напугал вас? – ее лицо отразило неподдельное удивление, после чего, чуть привстав, она поклонилась доктору. – Прошу меня простить! Я всегда думал, что это забавно, когда никто точно не знает, где ты находишься в этот момент, малышка!

– Эрест, это больше похоже на насильственное удержание.

– Хорошо! Хорошо! Я все понял! – подняв руки, она села обратно на кушетку, и сложив ногу на ногу, положила сцепленные руки на колено. – Так и о чем вы говорили, до моего появления?

– Кристал немного рассказала об этом месте…

– Да? Интересно-интересно! – девушка придвинулась чуть ближе к изголовью кушетки, изображая заинтересованность в том, что говорил доктор. – Но, я думаю, ничего хорошего она вам об этом месте не рассказала… – очередной театральный вздох, сопровождаемый взмахом правой руки. – Малышка не любит здесь бывать, считает, что я издеваюсь над ней, и стремится покинуть зал, как только появляется такая возможность… Иногда, она сама приближает время окончания!

– Не говори чушь! Я никогда не приближала время своего ухода! – раздраженно сказала Кристал, глядя куда-то влево.

«Эрест, первая личность, подавляющая Кристал. Он несдержан, чересчур театрален, обожает приковывать к себе внимание, и не терпит конкуренции. Возможно, о заболевании Кристал узнали в тот момент, когда она посещала зал Эреста».

– Это ты так думаешь, малышка! – сказала девушка, загадочно улыбаясь.

– По каким причинам Кристал стремится покинуть твой зал?

– Док, а вам бы нравилось просматривать раз за разом самые никчемные моменты собственной жизни? – она снова вытянулась на кушетке, только на этот раз сложив руки за головой.

– Кристал, какие моменты в жизни ты считаешь никчемными?

– Она же вам говорила… Праздники! – злорадная ухмылка не сходила с ее лица.

– Эрест, я хочу поговорить с Кристал!

– Док, а я хочу, чтобы вы поговорили со мной… Правда, этот мир так несправедлив! – повернувшись на бок, она чуть приподняла голову из-за подлокотника, и сейчас Дональдс видел ее лоб и закрытые глаза. Но он готов был поклясться, что и эта личность смотрела на него, и следила за его действиями и реакциями, даже сквозь закрытые веки.

– Эрест, где Кристал? – мягко спросил врач, стараясь не выдать своего беспокойства.

– Ну что вы все заладили «Где Кристал?… Где Кристал?», – вскидывая руки вверх, он раздраженно вздыхал. – Мир клином сошелся на ней именно сейчас, когда я хочу поговорить с вами?

– Эрест, ты так любишь, чтобы на тебя обращали внимание?

– А кто этого не любит? – она снова спокойно легла на кушетку, и, склонив голову набок, вытянула руки на полную длину так, что случайно затронула доктора за колено. – Вы думаете, что малышка не любит общество, и поэтому стремится спрятаться за стенами вашего учреждения? Скудный пример, учитывая тот факт, из-за чего все началось… – он заметил, как девушка хищно ухмыльнулась, и вдруг, неожиданно свернувшись калачиком, она тяжело задышала.

– Эрест прекрати! Ты же обещал мне! – она тихо шептала эти слова, словно не хотела, чтобы доктор слышал ее. – Ты мне обещал, еще тогда! – тихий всхлип, все ее тело охватила дрожь, стало ясно, что она вот-вот начнет плакать.

– Кристал! – доктор хотел прекратить сеанс, как вдруг, девушка вытянулась вдоль кушетки, продолжая лежать на боку, и, обхватив руками, что-то перед собой.

– Малышка, прости меня! Я виноват! Я идиот, никогда не могу остановиться! – лицо девушки выражало беспокойство, было похоже на то, что Эрест действительно искренне раскаивался в том, что сказал.

– Пожалуйста, хотя бы ты, не поступай так со мной! – она рыдала, а Дональдс понимал, что не имеет права вмешиваться в происходящее. Все, что ему оставалось, это молча наблюдать за общением двух личностей.

– Малышка, пожалуй, тебе стоит отдохнуть, а я расскажу все доктору об этом зале сам… Ведь вы же здесь за этим, док? – он вновь увидел ее лицо, и снова доктора посетило чувство, что она смотрит на него, не сводя взгляда.

– Да, мне бы хотелось больше узнать об этом месте, – довольно неуверенно ответил он.

– Хотите обзавестись подобным? – быстрое движение локтя левой руки, после чего она ойкнула, и схватилась за живот. – Ты чего?

– Не смей так шутить! – резкий, раздраженный и даже немного злобный ответ. Только такая интонация могла остудить пыл этой личности.

– Да понял я! – она уже лежала на спине, вновь вытянув руки. – Больше никаких шуток! Только факты! – девушка слегка кашлянула, и добавила. – Да помню я! Только разрешенные факты!

– Значит, я могу на тебя положиться? – этот вопрос звучал неуверенно, и именно это нужно было Эресту, чтобы вернуть себе прежнюю уверенность.

– А ты все еще сомневаешься во мне? – в этой улыбке читалась откровенная наглость, которая не нравилась ни только Кристал, но и самому Дональдсу.

– «От такого, ожидать можно всего, чего угодно!» – именно на этой мысли, он неоднократно ловил себя, потому как сам постоянно ожидал подвоха.

– Как тебе можно верить? – резко вскочив, она села лицом к двери. – Весь смысл твоего существования – напоминание мне о том, о чем я помнить не хочу! – несколько взмахов обеими руками, и вот ее руки безвольно опустились, а сама девушка легла на кушетку.

– И так каждый раз! – сказала она, уже чужим голосом.

– Что именно?

- Сначала крик и упреки, а потом она убегает именно в ту часть зала, где все ей напоминает об… – кашлянув, она перевернулась на живот, и уперевшись подбородком в подлокотник, чуть склонила голову влево. – Ведь вы же так ничего и не знаете о зале, доктор… – то было дружелюбное приглашение узнать больше, или же наоборот – очередная попытка посмеяться над мыслями мужчины. Дональдс не знал, как реагировать, поэтому решил вести себя так, словно для него это приглашение.

– Мне было бы интересно узнать об этом месте чуть больше, чем может рассказать рисунок врат, обстановки зала, и ваш портрет, Эрест…

– Вы ценитель тайн, или неожиданных решений? – она говорила это задумчиво, впервые не придавая вопросу двойного значения.

– Скорее тот, кому нравится анализировать события, приведшие к тому, или иному результату, – он стремился сохранять спокойствие, осознавая, что стоит ему сдать хоть шаг назад, уступив этой личности, как тот погонит его по обратной дороге. – Как скоро Кристал присоединится к нам?

- Вам лучше знать! – небрежно сказала девушка, вновь перевернувшись на спину. – Это же вы анализируете ее поведение… Не я!

«Эрест эгоистичен, любит привлекать внимание к себе, удерживая его на своей персоне любыми способами. Наиболее приемлемый способ, в его понимании, избавиться от любого препятствия, и главным его препятствием является Кристал. Но без нее он не может существовать, и именно поэтому иногда переступает через свой эгоизм, чтобы девушка, возможно, не избавилась от него».

Дональдс делал записи в своем блокноте, изредка поглядывая на поведение девушки. Она лежала практически неподвижно, так как единственное движение, совершаемое ее телом, было последовательное увеличение и уменьшение грудной клетки, вследствие несколько тяжелого дыхания.

– А что вы так притихли док? – ехидно ухмыляясь, спросила девушка. Начав при этом, разглаживать волосы на макушке.

– Знакомлюсь с заключениями предыдущих врачей… – спокойно ответил врач.

– Вот как… – злорадство настолько явно звучало в ее голосе, что не заметить это мог только глухой. – А вы заметили, что до вас, только один врач смог познакомиться со всеми проводниками Кристал… А остальные…

– Доходили только до тебя, Эрест… – мужчина вновь пристально посмотрел на светлую макушку девушки. – Интересно, и чем же ты их так запугивал?

– Я? – несмотря на всю его наигранность и фальшивость, это удивление звучало действительно по-настоящему. – Я просто рассказывал им, обо всей красоте своего зала, и созданного Кристал мира.

– Эрест, а мог бы ты провести экскурсию по залу для меня? – мягко и, одновременно с тем, уверенно спросил доктор.

– Вам будет сложно представить всю красоту моего зала…

– Фейеро оставил мне небольшую картину, чтобы…

– … было легче представлять? – сев на кушетку, девушка повернулась к доктору, и, вздохнув, прикусила нижнюю губу. – Ну, раз Фейеро оставил для вас небольшую картину… – неуверенно сказала она, и, протянув правую руку в сторону доктора, попыталась дотянуться до него.

– Что-то случилось?

- Все в порядке! – резко одернув руку, сказала она, и, прижавшись спиной к спинке кушетки, скрестила руки на груди. – Не знаю, чем вы так смогли его поразить, но, доктор, вы первый, кому он оставляет наши портреты, картины залов и врат…

– Может быть дело в том, что я хочу помогать Кристал…

– О нет! Зная его, дело далеко не в этом! – она молчала. Где была личность Кристал, доктор не знал, но и Эрест не спешил начинать говорить, словно что-то удерживало его от следующего шага, подвергая сомнению все происходящее. – Скажите, что он нарисовал для вас?

– Двухэтажный дом с балконом, большой террасой, из-за плюща, опутавшего колоны, кажется, что терраса плавно переходит в празднично украшенный сад…

– Красивое место, не правда ли? – в ее голосе слышалось восхищение и смиренность. – Для меня это место вечно сказки, а для Кристал – вечного ужаса…

– Это из-за ее нелюбви к праздникам?

- Как можно полюбить то, с истинным значением чего, ты никогда не был знаком?

– С чего ты решил, что она не знакома с истинной радостью праздника?

- Я видел все праздники, на которых она была за свою жизнь. И я храню память об этих праздниках, точно воспроизводя для нее все события тех или иных вечеров… Поверьте мне на слово, док, не нужно иметь научную степень, чтобы определить, глядя на это – знает она, что такое истинный праздник, или нет! – обреченность, злорадство, жалость и ехидность. Все смешалось в ее интонации, и стало абсолютно непонятно – жалеет ли ее Эрест, или просто изощренно издевается над положением девушки. – Но о чем это я! Вы ведь впервые в моем зале, а я вас прошу рассказать о том, что вам нарисовал этот олух! Конечно же, он даже близко не нарисует так, как я могу рассказать! – прежняя самоуверенность и самолюбование вернулись в ее голос.

– Полагаю, ваш рассказ будет увлекательнее всех остальных, – поддерживая Эреста, сказал доктор, ожидая реакции этой личности.

– Даже не сомневайтесь, док! – самодовольная ухмылка, и вот, девушка уже сидела, развернувшись к доктору лицом, слегка склонив голову на правый бок. – Итак, мой зал – королевство вечного праздника, с его бессменным ведущим! – чуть поклонившись вперед, сказала она. – Но некоторые, называют его залом вечного Ада… – она говорила все это с задорной улыбкой на лице, словно рассказывала анекдот, и сейчас было понятно меньше всего, отчего эту личность, которая дорожит своим местом, так забавляло подобное название.

– А откуда такое название?

- Малышка Кристал так считает… А я просто не мешаю ей выражать свое отношение, возможно для нее все торжества и Ад, а для меня – вечный праздник!

«Эрест неоднозначная личность. Ему присуще сострадания, но между тем, он эгоист, с ярко выраженным нарциссизмом, и эта личность не просто ни скрывает этого, а откровенно наслаждается этими чертами своего характера. Скрытно или откровенно злорадствуя над слабостями и болями других».

– Эрест, а вы бы могли мне более подробно рассказать о своем зале?

- Доктор, не стоило столько раз просить об этом! Вы мне с самого начала понравились. Именно поэтому я не торопился знакомить вас со своим залом, вы должны понимать, насколько это торжественный момент, для меня.

– Конечно Эрест! – доктор кивнул, реакция девушки была неоднозначна: сначала она вздрогнула так, словно кто-то неожиданно коснулся ее, а следом ее лицо искривилось в злорадной усмешке.

– Итак, моя скромная обитель! Мой зал – мир вечного веселья! – она говорила это настолько торжественно, словно открывала двери какого-то нового парка развлечений.

– Но Кристал…

– Да-да! Для нее это место – обитель призраков прошлых торжеств, – небрежно отмахнувшись, сказала девушка, и, сделав вид, будто бы она зевает – продолжила. – Но если вы внимательно посмотрите на рисунок, сделанный Фейеро, то поймете что это место – магнит для воспоминаний о праздниках. И просто некоторые, вместо того, чтобы вытаскивать лучшие воспоминания, все время опускаются до размышлений на тему никчемности любого торжества в силу разных обстоятельств. И, как вы уже сами знаете… – сделав паузу, девушка предложила Дональдсу включиться в этот праздник одной мысли, только с одной целью: отсутствие заумного монолога.

– … находят подтверждения своим мыслям.

- Именно! Но зачем нам с вами это, док? Особенно когда мы стоим здесь, посреди прекрасной террасы, где уже давно сервированы столы, и сама терраса вместе с садом украшена для того, чтобы поддержать атмосферу празднования. Чествования великого бога веселья, во всех его проявлениях.

– И какова же твоя основная роль?

- Хозяин дома и главный ведущий, готовый принять веселье, и руководить им! – слова звучали достаточно искренне, но между тем, было в них нечто больше похожее на маску, скрывавшую какие-то мелкие огрехи, или же всю личность, словно Эрест что-то скрывал, или просто не хотел о чем-то говорить. – Но мои слова не имеют особого веса и значения до тех пор, пока Кристал не вернется к нам.

– Отчего же? – немного удивился Дональдс.

– Оттого, что она источник воспоминаний, а я, всего лишь тот, кто их транслирует. Преобразовывая это место, в соответствии с тем, что видела она сама… Эх доктор! – мечтательно улыбнувшись, сказала девушка. – Видели бы вы тот праздник, который устроили ей ее родители на шестнадцатый день рождение. Сколько всего видел в своей жизни, но на таком торжестве бывал в первый раз!

«Еще одно несоответствие классическому расщеплению личности – память побочной личности о ее жизни, и о времени, когда данная личность существовала до того, как стала частью носителя».

– Эрест, может тогда стоит найти ее?

– А как же хваленная самостоятельность психиатров – находить решения любых вопросов и проблем? – глядя на ее лицо, Дональдс постоянно возвращался к мысли о том, что едкая ухмылка и злорадство – любимая маска этой личности, появляющаяся в тот момент, когда необходимо решать вопросы на его непосредственной территории.

– Откуда такое заблуждение?

- Заблуждение?… Ах, вспомнил! – довольно рассмеявшись, сказала она. – Это же не вы мне это говорили, а другой доктор. И, между прочим, он был очень сильно убежден в том, что это истина!

– Истины никто не знает, а правда у всех своя, – спокойно ответил мужчина.

- Я же вам уже говорил, что вы мне нравитесь? – довольно улыбнувшись, девушка пересела ближе к доктору. – Знаете, а ведь Кристал здесь рядом, буквально, за второй колонной! – прижав указательный палец правой руки к губам, она снова ухмыльнулась, и спустя всего несколько мгновений, тело девушки обмякло, и она повалилась на кушетку.

– Кристал! Что с…

– Все в порядке док, – тихо сказала она, уже аккуратно ложась. – Просто не люблю это место, и ничего не могу с этим поделать.

– Сейчас ты хотя бы это признала! – сказала девушка, обиженно поджав губы.

– Эрест… Мне нравится как ты это делаешь, но… Сами воспоминания…

– Угнетают тебя, заставляя думать о том, о чем ты даже вспоминать не хочешь… – с немного детской раздраженностью, сказала она, правой рукой при этом изображая открывающийся рот. Как будто бы весь диалог, который только что прозвучал в кабинете, проходил между девушкой и ее рукой.

– Ты не понимаешь!…

– А может тогда стоит прокрутить эту историю еще раз? Чтобы я все осознал??? – злоба в голосе и улыбке, заставила Дональдса вмешаться в этот диалог.

– Эрест, зачем ты собираешься делать ей больно?

- Затем, доктор, что это только вы защищаете ее! Вы, и никто более! – расположив руки на уровне груди, она сомкнула пальцы так, словно взялась за что-то тонкое

– Это стрелки?

- Да, и сейчас мы перенесемся в этот день, Кристал! – ее руки замерли в положении одна вверху, а другая внизу. В этот момент, отпустив видимые только ей стрелки, она сомкнула кисти рук в замок, на уровне груди, и, повернувшись к Дональдсу, едко ухмыльнулась, склонив голову на левый бок. – Оставляю вас одних, моя работа выполнена!

– Эрест! Что?… – в комнате раздался крик

- Нет! Нет! Нет! – кричала девушка, вжавшись в кушетку, зажмурив глаза, и закрывая руками уши.

* * * * *

– Кристал… Кристал… – она лежала на кушетке, прикрыв левой рукой глаза. Голос доктора звучал так далеко, словно эхо в огромной пещере. Постепенно сознание возвращалось к ней. Кристал чувствовала, что теплая большая рука, лежит на ее макушке, и от этого ей становилось спокойно и тепло.

– Я в порядке, – тихо ответила девушка, и, перевернувшись на правый бок, сложила руки под головой. – Можете убрать руку.

– Прости, что…

– Он жуткий эгоист, – Кристал лежала, закрыв глаза. – Не так ли, доктор?

– Да, есть в нем что-то такое… – задумчиво протянул мужчина, глядя на портрет, лежащий на столе. – Он немного…

– … бесцеремонен? – закончила за него фразу Кристал. – Поверьте мне, он ни немного бесцеремонен. И то, свидетелем чего вы сегодня стали – это легкий вариант поведения.

– А обычно бывает иначе? – он все еще делал пометки в блокноте, внимательно слушая пациентку.

– Если бы не было его, не было бы этих папок с диагнозом и описаниями, да и меня не было бы в вашей клинике, как и во всех остальных, в принципе, тоже…

– Жажда внимания?

– Скорее желание возвышения… – она говорила тихо и спокойно, словно они были старыми друзьями, обсуждавшими проделку какого-то общего знакомого.

– Кристал, можно задать тебе один неприятный вопрос? – спросил он, немного помолчав.

– Это похоже на отражение в воде, – тяжело вздохнув, ответила она. – Пока вы смотрите на все со стороны, кажется, что все в порядке. И это все, более чем реально. Но стоит попытаться прикоснуться к этому. Как изображения начинают плыть, меняться, или вовсе растворятся в воздухе, возникая в другой части зала, – вздохнув еще раз, она приподнялась, и застыла, уперевшись руками.

Оторвав свой взгляд от рисунка, Дональдс заметил, что девушка смотрит куда-то за его спину, изучая, или же просто внимательно рассматривая что-то.

Невольно обернувшись, он увидел, что штора, до этого нависавшая над окном, была полностью убрана, позволяя тусклому свету полной луны, проникнуть в кабинет, освещая лишь небольшое пространство, где были Дональдс и Кристал.

– С самого первого раза, как я попала в ваш кабинет, мне всегда казалось, что эта штора давила на окно, – слегка ухмыльнувшись, сказала она. – Так намного лучше… – добавила девушка уже задумчиво, и, перевернувшись на спину, снова закрыла глаза.

– Кристал, так ты нашла ответ на вопрос? – мужчина перебирал пальцами левой руки по подлокотнику кресла, ожидая ответа.

– Мне всегда хотелось почувствовать себя освобожденной от своей тяжелой шторы… – спокойно сказала она.

В кабинете вновь наступила тишина, которую никто из них так и не решился нарушить.

4 круг сознания: «Здесь бесконечный гардероб… Это место, где я примеряю новые роли…»

«Что есть каждый из нас? По большому счету, мы состоим из тех ролей, которые дало нам общество, и от которых мы не смогли отказаться в силу собственного бессилия. Каждый наполняет ту или иную роль своими смыслами, интересами, знаниями и умениями. Но далеко не все способны справиться с истинным значением роли, а точнее маски, одеваемой на лицо. И получается так, что, в один прекрасный день, мы забываем, как выглядит наше истинное «Я», а когда начинаем снова его искать, натыкаемся лишь на множество масок, не несущих в себе ничего, кроме канонов окружающего нас общества… Потеря себя настоящего – самое страшное, что может произойти с каждым, в течение жизни!»

– Почему люди любят скрываться за масками? – Кристал перебирала рисунки, разглядывая портреты каждого из проводников.

– Желание уйти от ответственности перед собой, – ответил Дональдс, отложив в сторону блокнот. – Или же, желание скрыть собственные недостатки, красотой выбранной роли. У каждого есть свои причины для такого решения.

– А как же великая фраза «Роли навязанные обществом»? – отложив рисунки в сторону, она смотрела на доктора, ожидая какого-то конкретного ответа.

– Одно из оправданий собственного бессилия перед обстоятельствами, – спокойно ответил Дональдс.

Со времени последнего сеанса прошло только несколько дней. Но изменения, которые начали происходить с девушкой, были уже достаточно заметны. Ее взгляд стал более ясным, и иногда, она даже улыбалась глазами. В ее голосе все реже и реже слышалось равнодушие. Речь стала более живой, лицо перестало напоминать маску. Она еще не могла широко улыбаться, но уже достаточно было того, что улыбка стала частью ее. Главное же заключалось в том, что Кристал начала задавать вопросы, а это означало только одно:

– Я рад, что ты учишься доверять мне, – сказал Дональдс, слегка улыбнувшись.

– А разве этому можно учиться? – удивленно спросила Кристал. – Я всегда думала, что можно либо доверять, либо нет. И потом… – чуть прищурившись, девушка слегка улыбнулась. – Вам не кажется это таким же оправданием, как и «социальные роли», только в этом случае человек стремится оправдать собственную нерешительность.

– Возможно это и так, – мужчина пытался понять, что же все-таки стало происходить с его пациенткой. Так как для него было довольно сильной неожиданностью, столь значительные перемены, коснувшиеся, в первую очередь, манеры общения девушки.

– А вы не думали о том, насколько люди могут быть искренне с вами, в те или иные моменты, – в ее глазах горел озорной огонек, и сейчас, девушка напоминала чертенка, выпущенного из табакерки.

– Люди не могут быть абсолютно искренне, потому что боятся быть разоблаченными, непонятыми, задетыми… – задумчиво начал говорить мужчина.

– Или же просто отвергнутыми, – закончила за него мысль девушка, и, вздохнув, растрепала волосы на макушке.

– Ты этого боишься? – тихо спросил Дональдс

– Я уже давно этого не боюсь, – спокойно ответила девушка, – Я просто привыкла к своей роли, или маске… Называйте так, как вам будет угодно…

– Хочешь сказать о том, что ты сейчас меня обманываешь, и все это притворство? – мужчина внимательно следил за каждым движением Кристал.

– Нет, – опустив голову, она улыбнулась кончиками губ, и, выпрямившись, посмотрела в окно.

– Ты похожа на маленькую птичку, запертую в клетке, и мечтающую о свободе, – вздохнув, подумал он, и, переведя взгляд на журнальный столик, задумчиво посмотрел на стопку рисунков. – Кто живет в следующем зале?

– Она… – загадочно улыбаясь, девушка вытащила из общей стопки рисунок девушки.

– И кто же она? – доктор принял из рук Кристал лист бумаги, и посмотрел рисунок.

– Олицетворение желания скрыться за маской от всего и всех, – ложась на кушетку, сказала Кристал. – И ей с блеском это удается!

– Давно тебя посещает это желание?

– Сколько себя помню, – спокойно ответила девушка, и, закрыв глаза, она глубоко вздохнула.

– Ты уверена, что мы можем начать? – с едва заметными нотами беспокойства, спросил Дональдс.

– Да, док. Она отличается от остальных, – с легкой улыбкой на лице, ответила Кристал.

– И чем же? – с сомнением в голосе спросил мужчина.

– Она – фейерверк! Такая же яркая, и такая же быстротечная…

– Полная твоя противоположность?

– Скорее отражение моего желания… – вздохнув, девушка немного нервно сжала руками край больничной рубашки. – Я хочу быть такой, но сколько бы я не пыталась – не получается, словно кто-то или что-то запрещают и не дают мне возможности стать ей.

– А ты не задумывалась над тем, что возможно это не твоя суть? Что ты должна быть просто собой?

– Я устала быть «просто собой». Я хочу стать ей, тогда никто не сможет заставить меня выполнять свои прихоти! – девушка села на кушетку, и, прижав к себе согнутые ноги, уперлась подбородком в колени.

– Почему сейчас ты так хочешь закрыться? – Дональдс не без интереса наблюдал за метаморфозами, происходящими с его пациенткой.

– Я устала. У меня ощущение, что все разглядывают меня в микроскоп, фиксируя каждое движение и действие, – закрыв глаза, девушка снова тяжело вздохнула.

– Но зачем им это делать?

– Чтобы знать, как управлять мной, – чуть всхлипнув, ответила она, и, уткнувшись в колени лицом, изредка вздрагивая, начала плакать.

– А для чего тебе она? – несмотря на то, что ответ для Дональдса был очевиден, он хотел услышать, почему Кристал не могла обойтись без этого проводника.

– Идеальная актриса, уникальная маска… – она подняла голову, и посмотрела на доктора абсолютно сухими глазами. – Никто не знает ее слабостей, а если думают, что знают, ошибаются.

– Она так умело их скрывает?

– Она умело играет роли, с уже заведомо прописанными слабостями, а когда люди попадают в ловушку, думая, что ей можно управлять – получают хороший моральный удар, по собственным слабостям!

– Ты так уверенно говоришь об этом, тебе уже доводилось видеть, как она это делает? – следя за тем, как менялось выражение лица девушки, в тот момент, когда она говорила о сильных сторонах этого проводника, Дональдс отметил для себя, что Кристал гордилась тем, что у нее есть возможность общаться с данным проводником.

– Да, однажды, она показала мне, как можно поставить на место тех, кто хочет манипулировать мной, – в этот момент, глаза Кристал изменились, они стали излучать уверенность, и даже некоторую непокорность.

– Может быть тогда, ты расскажешь мне более подробно, о зале, где она живет?

– Хорошо, – слегка кивнув, Кристал вновь легла на кушетку и закрыла глаза.

* * * * *

Этот зал всегда будет напоминать мне шкатулку с секретом. Я очень люблю здесь бывать, потому что именно здесь, я могу примерить любые наряды, а вместе с нарядами и роли. А главное, в этом зале я не перестаю удивляться тому многообразию, которое только может быть представлено как в жизни, так и в одежде.

– Скажи, ты так стремишься в этот зал, из-за количества нарядов?

– Нет! – мотая головой, сказала она. – В обычной жизни каждый из нас одевает одежду, которая подходит для роли, выбранной на день. При условии, что вы соблюдаете все условности общества, свое положение, и еще множество других факторов и нюансов. В этом же месте, я выбираю не одежду, а роль, в которую хочу облачиться, – ухмыльнувшись, она потянулась. – Своеобразная терапия… когда не в состоянии решить какой-то вопрос, можно придумать ту себя, которая сможет все изменить.

– А эта терапия помогала тебе?

– Не всегда… – грустно ответила девушка. – Чаще всего, я лишь оставляла все на потом, придумывая красивую иллюзию на вопрос: «Почему не сейчас?» – лежа на спине, она вытянула руки вверх, и, перебирая пальчиками в воздухе, что-то шептала себе под нос.

– Ты снова ищешь вход? – поинтересовался доктор, наблюдая за действиями девушки.

– Нет, я уже стою возле него, – улыбаясь, ответила она.

– Но как же изгородь? Ты говорила, что она прячет от тебя вход в другой зал…

- А еще я говорила, что этот мир живет своей собственной жизнью, и я не контролирую его, – меланхолично ответила Кристал, продолжая перебирать пальцами в воздухе.

– Возможно ли, что после того, как ты прошла третий зал, изгородь решила, что время пришло?

- Возможно… – нехотя ответила девушка. – Так же возможно, что изгородь сейчас просто играет, и вход в следующий зал придется искать несколько дней.

– Довольно жестоко, по отношению к тебе…

- Не уверена, что это можно назвать жестокостью. Скорее проверка, на искренность желания оказаться там, где по сути своей быть, не очень-то и хочется… – тяжело вздохнув, она опустила правую руку, а левую продолжила держать в воздухе, словно упиралась во что-то.

– Что-то не так? – вежливо спросил доктор, после того как посчитал, что молчание затянулось слишком надолго.

– Тепло… – с легкой улыбкой на лице, и грустью в голосе, ответила девушка. – Дверь в этот зал всегда по-особенному теплая…

– Из чего она сделана?

– Дерево… массивное, цельное… Скорее всего дуб… – говоря это, она медленно водила рукой в воздухе, словно ощупывала каждый миллиметр этой двери. По улыбке, появившейся на ее лице, стало ясно, что она наслаждается ощущениями, пусть и от несуществующего прикосновения. – Эти врата покрыты лаком, но даже сквозь его слой, можно почувствовать приятный запах древесины.

– Тебе нравится запах дерева?

– Я люблю запах жизни, а он исходит только от вещей, созданных из натуральных материалов, – замолчав, девушка сжала руку в кулачок, словно за что-то держалась, и, судя по совершаемому движению руки, она потянула это что-то к себе.

– Что ты делаешь?

– Открываю дверь в новый зал, или вы уже не хотите знакомиться с ней? – в ее голосе звучало неподдельное удивление. На какие-то несколько минут Кристал застыла в раздумье, все еще держа руку в полусогнутом состоянии. – Может, стоит закрыть эту дверь?

– Нет, мы продолжим путь, – спокойно подтвердил свое намеренье Дональдс, и девушка, закончив начатое движение, опустила руку вниз.

– Можем входить! – улыбнувшись, она потянулась, и вновь подняла правую руку вверх.

– Расскажи мне больше об этом зале.

– Наверное, повторюсь, но этот зал – огромный гардероб. В нем множество закоулков, и в каждом закоулке есть одежда для любых ролей! Вся одежда сгруппирована, словно тот, кто это сделал, собирал одежду подходящую только для определенной роли. А главным ценителем этих ролей, пожалуй, является только она.

– Кто это – она?

- Проводник этого зала. Она забавная. Если бы она существовала в жизни, а не только в моей голове, то стала бы истинным символом театра, – Кристал говорила все это, изредка улыбаясь, словно ее забавляло само знание об этом загадочном проводнике.

– Как ее зовут? – Дональдс хотел внести хоть какую-то ясность в происходящее, и это понимание, как ему казалось, могло принести имя нынешней незнакомки.

– Подождите немного, скоро она придет и представиться сама.

– Но почему ты не можешь сказать мне ее имени? – мягко спросил мужчина.

– Она не любит, когда кто-то узнает ее имя не от нее самой. Пунктик у нее такой, – договорив это, девушка замолчала, словно стремилась сохранить уже сложившуюся интригу. В то время как доктор с интересом рассматривал портрет этого проводника.

– Как скоро она придет?

– А я для вас действительно столь долгожданный гость? – Дональдс толком и не смог осознать, когда Кристал успела преобразиться. Но он понял, что очередная личность завладела ей, в тот момент, когда оторвавшись от портрета, увидел девушку, сидевшую на кушетке с несвойственной ей королевской осанкой.

– Прошу прощения, но кто вы?

- Этот Фейеро, такой болван! – надув губы, обиженно сказала девушка. – Я думала, что он хотя бы позаботился написать его под портретом!

– Кого «его»? – переспросил Дональдс, не совсем понимая, о чем идет речь.

– Мое имя! – склонив голову вправо, она держала левую руку, слегка сжатую в кулаке, на уровне подбородка, словно она что-то приложила к своему лицу.

– Но даже Кристал не открыла мне тайну вашего имени, сославшись на то, что это может оскорбить вас…

– Мой бриллиант никогда не забывала об этом! – радостно захлопав в ладоши, сказала девушка. – И раз вы знаете об этой тайне, что ж… – она замолчала, словно сейчас была драматической актрисой, обязанной тянуть долгую паузу, для эффекта большего напряжения.

– Так как же вас зовут? – поддерживая начатую девушкой игру, спросил доктор еще раз.

- Аккура… – с немного трагичным голосом сказала она, и тяжело вздохнув, вновь прислонила левую руку, слегка сжатую в кулаке к лицу. – Не самое обычное и весьма странное имя, не правда ли?

– Действительно… – задумчиво произнес Дональдс. – Кто же подарил вам это имя?

– Возможно тот, кто любил причудливые слова, – слегка улыбаясь, сказала девушка, подняв при этом лицо вверх, разведя руки и одновременно с этим пожав плечами. Все это выглядело настолько естественно, словно она всю свою жизнь сопровождала каждое свое предложение, подобными движениями. – «Аккура» созвучно с «Сакура», забавная игра звуков, не правда ли? – задорно улыбнувшись, девушка сцепила руки в замке, и положила их на колени

– Интересное наблюдение, Аккура, – сделав несколько пометок в блокноте, доктор стал внимательно следить за тем, как изменилось поведение девушки. Сейчас в ней проснулась взыскательная и утонченная леди, которая знала себе цену, и была уверена в собственной неповторимости. – Аккура, а чему вы пытаетесь научить Кристал?

– Научить? – удивленно повторила она, и, подняв голову вверх, замолчала, словно действительно стремилась вспомнить для чего или почему она стала частью сознания девушки. – Знаете доктор, я не стремлюсь ее чему-либо научить, скорее я рассказываю ей о том, что из себя представляет любой человек, даже если она общалась с ним всего несколько раз.

– Что же такого вы можете рассказать Кристал о людях?

– Не будьте столь саркастично-невежливы! – едко ухмыляясь, ответила девушка, слегка повернув голову в сторону мужчины. – Вам ли не знать о том, что каждый скрывается под выбранными им масками, и в соответствии с прописанными для этих масок ролями.

– Простите, не хотел вас обидеть, – немного замявшись, ответил мужчина.

- Этими словами вы обидели не меня, а себя! – колко ответила она, повернувшись уже полностью к нему. – Я не скрываю того, что живу ролями, так как я вся состою из множества масок, и эти маски не имеют надо мной власти, так как я сама прописываю им роли и время, когда они могут появиться. А вот вы, или Кристал, или кто-либо еще… Вы рабы выбранных вами ролей, строго следующие написанному когда-то и кем-то сценарию, и вряд ли сможете хоть что-то изменить.

– Всегда можно выбрать другую роль, – спокойно ответил Дональдс.

- В моем мире – да, а в вашем… В вашем мире роли выбирают людей, а для того, чтобы человек не смог ей сопротивляться – создаются особенные обстоятельства, и никак иначе!

– Но есть же люди, которые меняют свою жизнь, а вместе с жизнью и свою роль!

- Вы верите в то, что они сами выбирают нужную и приятную им роль? – едко ухмыльнувшись, спросила девушка. – Как можно быть настолько наивным человеком? К тому же еще и доктором для людей с несчастливым бременем.

– Что вы имеете в виду, под «несчастливым бременем»?

- Не способность выдержать нагрузку, которая несет в себе роль… – спокойно ответила девушка, и, подняв левую руку вверх, двигала ей так, словно чем-то обмахивалась. – Здесь стало как-то душно! – недовольно надув губы, она громко вздохнула, и, положив что-то себе на колени, откинулась на спинку кушетки.

– Может быть, стоит открыть окно?

– В моем зале нет окон, – раздраженно ответила она.

– Но, почему? – удивленно спросил доктор

- А где вы видели окна в шкафу? – ее удивление звучало настолько естественно, что Дональдс на какое-то время растерялся, и забыл, что хотел сказать. Молчание слишком затянулось, и девушка решила нарушить его первой. – Доктор, не стоит так напрягаться. Шкафов с окнами не существует, только если этим шкафом не является комната, или мой зал. Фейеро же оставил вам рисунок, и вы должны были заметить, что естественный солнечный свет – одно из важнейших составляющих моего зала!

– Любите солнечный свет?

- Люблю смотреть на то, как ткани меняют свой цвет, под действием солнечных лучей, – задумчиво сказала девушка. – Знаете, в эти моменты, ткани приобретают такие теплые оттенки… И главное, – уже шепотом добавила она, – они не просто впитывают, а и излучают тепло. Причем каждая ткань делает это по-своему. Греет и излучает.

«Аккура представляет собой творческую сторону Кристал. Немного загадочна, неоднозначна, и в тоже время весьма открыта и поверхностна одновременно. Она любит создавать видимость таинственности даже там, где нет тайны».

– Аккура, когда вы говорили о том, что вас не устраивает или печалит, вы что-то прикладывали к лицу…

– Доктор, возьмите мой портрет, я думаю, Фейеро достаточно хорошо нарисовал даже эту деталь моего образа!

– Не хотите отвечать на этот вопрос?

- Зачем тратить время на объяснение, если ответ лежит на поверхности, – философски заметила девушка, и придвинула нужный рисунок ближе к доктору. Взяв в руки портер проводника, Дональдс немного неуверенно начал разглядывать рисунок, в поиске ответа на свой вопрос.

На листе бумаги была изображена молодая женщина среднего роста, стоящая на высоких каблуках. Ее костюм представлял собой невероятное сочетание несочетаемого. Она была одета в легинсы, в черно-белую полоску, пышную разноцветную юбку и фрак, с длинными, как хвосты, фалдами. На голове у нее была небольшая шляпка, крепящаяся невидимками к волосам, в виде цилиндра. Светлые волосы собраны в аккуратную шишку, а лицо накрашено так, словно она носит маску комедии, в левой руке она держала театральную маску олицетворяющую трагедию.

– Истинное лицо театра…

- Еще с самого начала я сказала вам о том, что моя жизнь полностью состоит из тех ролей, которые я выбираю сама для себя, – зевнув, девушка потянулась. – Залог моего успеха в переменчивости, в то время как вам сулит успех только ваше постоянство.

– Что вы имеете ввиду?

– Кажется, люди называют это уникальностью и естественностью… – насмешливо ухмыльнувшись, сказала она. – Это так естественно – принять свою роль и не отвергать ее. Но есть и те, кто-либо приписывают себе больше, либо наоборот – себя же и обкрадывают.

– Как можно обокрасть себя?

– Запереть в клетке все свои желания, и сделать вид, что вы боретесь с тем, что предложила вам судьба, – положив ногу на ногу, девушка снова сцепила руки в замке, и положила их на колени. – Судьба мудра, она никогда не предложит той роли, в которой человек не сможет существовать. Но люди мелочны, глупы и слепы… Это забавно… Очень забавно, наблюдать за тем, как человек, не верящий в то, что можно стать обладателем миллионного состояния абсолютно честно, всю свою жизнь гонится за этим миллионом, прибегая к массе уловок и трюков, забывая даже о слове честность!

– Аккура, не вам судить людей, тем более что вы и сами являетесь частью человека, от существования которого полностью зависите.

– Настолько сильно отрицать очевидное… – хмыкнув, девушка покачала головой, наклонившись вперед. – Я – роль! Маска, ширма, защита… называйте как угодно, но, дорогой доктор, не нужно думать, что я завишу от Кристал, скорее Кристал зависит от меня! – ее голос звучал настолько уверенно и твердо, что тяжело было даже усомниться в верности сказанных ею слов.

– Отчего вы так уверенны в этом?

– Если бы это было не так, создала бы она целый уголок для моей скромной персоны, в своем уютном мире? – насмешка. Дональдс уже давно заметил, что каждый проводник активно насмехался над ним, над тем, как и что он говорит, словно они знали чуть больше, чем он мог позволить себе предположить. – Когда человек ищет защиты, он придумывает себе тех, кто его защитит. Когда ищет понимания – тех, кто его поймет…

– А Кристал, по-вашему, ищет уникальный способ ухода от внешнего мира?

- Давайте не будем столь примитивно убоги в рассуждениях об уникальности, тем более я уже сказала вам, в чем основная ее соль, – она снова устало зевнула, и, прислонившись спиной к спинке кушетки, начала что-то нашептывать себе под нос.

– Что вы имеете ввиду?

– Вы повторяетесь! – ее усмешка уже не была такой жесткой, какой она была всего несколько мгновений назад. – Но, раз уж вы признали, что не поняли моей мысли с самого начала… Доктор, скажите, какой цвет у воды? – голос девушки зазвучал мягче, и в нем появились нотки игривости.

– К чему это?

- Вам так сложно ответить на такой простой вопрос? – слегка надув губки, сказала она, и вновь приложила левую руку к подбородку.

– Прозрачная… – обреченно, и между тем немного непонимающе смысла вопроса, сказал доктор.

– А какого цвета вода в реке, озере, океане? – она продолжала говорить все тем же мягким, но между тем уже немного ехидным голосом.

– Голубая или синяя… – слегка пожав плечами, сказал мужчина. – Я не понимаю сути вашего вопроса.

– Не нужно так спешить понять его, доктор! – шепча, сказала девушка, и придвинулась ближе к краю. – А если набрать эту воду в руку, какой она будет?

– Прозрачной, или мутной…. Зависит от места, где ее набирать.

- А если смотреть на те же реки, озера, океан в тот момент, когда не светит солнце, и небо затянуто тучами. Какого цвета будет вода?

– Зависит от глубины, какое дно, и степени прозрачности…

– И все же? – перебила его девушка.

– Как правило, коричневая, или серо-коричневая. Есть и редкие исключения, когда вода остается так же голубой или синей, но здесь уже нужно делать поправку на…

- Доктор, милый доктор… Не нужно делать никаких поправок, и уходить в дебри! – с насмешливой улыбкой в голосе, сказала девушка. – Я же задала вам вполне простой вопрос! Ответьте на последний, и я закончу мучить ваше сознание, и расскажу, почему именно это, так было мне интересно…

– Хорошо, – слегка подняв руки вверх, словно он сдавался на милость победителя, ответил Дональдс.

- Но даже если нет солнца, и небо затянуто тучами, вы так же можете набрать воду в ладонь, и увидеть ее прозрачность… Ведь так? – он был готов поклясться, что сейчас девушка не просто смотрела на него, а подмигнула, даже не смотря на то, что глаза ее, все это время были закрыты.

– Да… – уже менее уверено, сказал он, наблюдая за тем, как уверенно вела его эта личность к какой-то определенной мысли, которую теперь будет весьма сложно отрицать, даже если сама мысль окажется откровенным бредом.

– Интересно, не правда ли. Эта стихия являет собой одну из великих уникальностей, бриллиантов созданных природой.

– Не совсем понимаю вас.

– Воде не нужно никаких усилий для преображения, ей достаточно просто попасть под определенный свет, или растворить в себе какое-то вещество.

– Аккура, вы сейчас говорите о воде, словно она самый искусный лжец.

- Не лжец, а уникальная актриса… Единственная в природе, для кого изменения не составляют особого труда. Но при этом сама она остается неизменной. Забавно, не правда ли? – она сидела лицом к доктору, слегка улыбаясь, и чуть склонив голову влево. Лицо девушки не выражало никаких эмоций, даже улыбка была фальшивой, словно сейчас вместо лица он видел застывшую маску.

– Я не согласен с вами. Ведь это мы видим воду такой, какой она является.

- Вы и правда так думаете? – хмыкнув, девушка провела правой рукой по волосам, и откинулась на спинку кушетки. – На самом деле, то, что вы называете «видим такой, какой она является» не более чем игра вашего воображения. Потому что вы видите то, что хотите увидеть. И при этом, глядя на ту же реку, вы видите не «просто прозрачную воду», а что-то жидкое, и того цвета, какого у него дно, или освещение… А есть ли смысл все настолько усложнять? – вздохнув, она положила правую руку на свою макушку, и, чуть приподняв голову, застыла.

– Это не усложнение, а поправки… И я все равно не понимаю сути этого разговора! – Дональдс начал заметно нервничать, и судя по тому, как лицо девушки искривилось в ухмылке, она ждала именно этой реакции.

- Милый, милый доктор! Вы так и не поняли главного!

– Так объясните мне, в чем это самое главное заключается.

- Любая маска, роль или даже постановка, в которой задействуется от трех, до пяти человек, – в этот момент, она замолчала, и, повернув голову так, что лицо девушки было обращено к доктору, продолжила. – Не более чем искусно созданная иллюзия. И здесь не имеет значения, кто был главным, кто ее продумал, или кто всем руководил, пока остальные думали, что все складывается в соответствии с прописанным ими сценарием. Основное значение имеет то, сколько участников поверили в созданную иллюзию… – вновь таинственно замолчав, она тяжело вздохнула, и, приложив левую руку, сжатую в кулачке к подбородку. – Ведь вы и сами прекрасно понимаете, что иногда достаточно искренней веры одного, для того чтобы жизнь стала кошмаром для всех пятерых! – Дональдс был готов поклясться в том, что сейчас Аккура наслаждалась каждым сказанным ей словом. Что-то казалось ему до боли знакомым, но мужчина никак не мог найти ответа на вопрос о том, что именно могло создавать этот чудовищный эффект де жавю.

– Аккура, мне кажется, или вы действительно что-то не договариваете?

- Всему свое время, милый доктор. Всему свое… - сев прямо, девушка сложила руки на коленях, и слегка тряхнув головой, добавила. – Спираль еще не завершила свой виток, но скоро вы вновь попадете в точку возврата, и поверьте мне, будете сильно удивлены своей же собственной забывчивости… – девушка только закончила произносить эту фразу, как неожиданно, поджала ноги под себя, и уперевшись руками в край кушетки, опасно наклонилась вперед, повернув лицо в сторону стены.

– О чем вы говорите? – ее безмятежность, и детская радость не позволяли начать серьезного разговора, и пока Дональдс подбирал слова, чтобы обратиться к Кристал, проводник сделала первый ход.

– О тканях, костюмах, масках и окнах в шкафу… – хитро ухмыльнувшись, девушка провела ладонью по-своему подбородку. – Ты осмотрела все новые костюмы?

– Да Аккура! Они потрясающие!!! – облокотившись на спинку кушетки, девушка довольно улыбнулась. – Только я не совсем поняла, для каких они ролей.

– Мой драгоценный бриллиант, хочешь, я расскажу и тебе, и нашему гостю о каждом? – услужливость в ее голосе звучала настолько приторно и неправдоподобно, что Дональдс начал сомневаться в ее дружелюбности.

«Актриса может сыграть роль, хорошая актриса – оживить ее. А Аккура, она играет те роли, которые люди хотят видеть, полностью заставляя их довериться ей. Этой личности под силу обмануть кого угодно, сколько угодно раз. Просто потому, что каждый раз она будет играть то, что будет максимально соответствовать жизненной ситуации. Она ищет выгоду, непонятно только одно – в чем заключается ее личная выгода? Что именно она хочет получить от Кристал в тот момент, когда полностью или частично подавляет личность девушки?»

– Доктор… – тихо позвала его девушка. – Неужели я настолько вам наскучила, что моему рассказу, вы предпочли что-то записывать в блокноте? – подняв голову, мужчина увидел удивленное лицо девушки, на котором было даже выражено некое подобие разочарования. И вновь его обдало холодом, поскольку он мог бы сказать, что встретился с ней взглядами, если бы не одно «Но» – когда Кристал находится в состоянии транса, ее глаза всегда закрыты. Между тем, Дональдс вновь ощущал пристальный взгляд, следящий за ним, через опущенные веки.

– Что вы! – слегка сглотнув, он отложил в сторону блокнот и карандаш. – Просто записал мысль, чтобы не забыть. Вы должны прекрасно понимать меня, Аккура. Насколько бывает обидно, когда посетит какая-нибудь безумно интересная мысль, ты не успеваешь ее записать, и в результате – не можешь вспомнить…

– Действительно, досадная бывает ситуация, если происходит что-то подобное, – сейчас ему было сложнее всего понять, кто же ответил ему, Кристал, или одно из альтер эго – Аккура. – Но сейчас я предлагаю вам посетить святую-святых моего зала – место, где появляются костюмы новых масок.

– Костюмы новых масок? – переспросил Дональдс, сделав вид, что он не совсем хорошо понимает то, что сказала девушка.

– Вы правильно поняли меня, – ехидно ответила девушка, и, взмахнув левой рукой, указала куда-то в сторону окна. – Для каждой роли необходим костюм, иначе основное значение будет быстро утрачено.

– Полагаете, что роли целиком зависимы от костюма?

– Я знаю об этом! – уверенно сказала она, и, положив руки ладонями на колени, слегка вздохнула. – В вашем мире все абсолютно так же как и в моем. Оденьте человека не в тот костюм, и заставьте ходить в нем постоянно. Через какое-то время, пройдя череду сомнений, злобы и дискомфорта, из-за конфликта несоответствия одежды и собственного «Я», он примет одежду, отказавшись при этом, от собственного значения. Но, если его внутренний мир достаточно силен, он начнет делать все, для того чтобы получить свой костюм. И в то же время – дай человеку его костюм сразу, и вначале он будет наслаждаться преимуществами, потом начнет терять интерес, в следствие – упустит все возможности, которые подали ему на блюдечке. А в довершении, назовет тех, кто предоставил ему все возможности с самого начала – жадными уродами, которые никогда его не понимали, и отняли все, что у него было, дав ему при этом минимум возможного… - ехидно ухмыльнувшись, она чуть наклонила голову вперед. – Человеческая натура настолько примитивна, что даже смешно наблюдать за тем, как вы теряете свои возможности, или с самого начала выстраиваете перед собой псевдопреграды, считая, что пути легче и проще не существует в природе.

– Аккура, вам уже говорили о том, что вы очень часто противоречите собственным суждениям? – Дональдс внимательно следил за реакциями девушки, но сейчас она не выражала никаких эмоций, и больше всего была похожа на статую. – Еще недавно вы говорили о том, что в нашем мире, мире Кристал и моем, люди привязаны к своим ролям и не могут этого изменить, и вот сейчас вы говорите о том, что эти роли нам вручают, как одежду в магазине…

– И где же в моих словах вы углядели противоречие? – ее хладнокровность сбивала с толку, и хотя Дональдс был уверен в том, что слышал нотки раздражения в голосе, он сомневался в этом, так как эти интонации были недолгими и едва уловимыми.

– Вы утверждали, что смена ролей не возможна по желанию человека.

– Но при этом я не отрицала того, что смена ролей возможна в том случае, если она заложена в судьбу изначально… И даже больше – есть роли, которые как гран-при. Для того чтобы получить – нужно очень хорошо постараться!

– Я потерял ход ваших мыслей! – растерянно сказал мужчина, и вновь потянулся к блокноту с ручкой.

- Это нормально док, даже Кристал не поспевает за ними, несмотря на то, что я являюсь частью ее сознания, – поправив волосы, девушка села на край кушетки, максимально выпрямив спину, и махнув рукой в правую сторону, повернула голову в сторону доктора. – Нам сюда! – эти слова прозвучали как приглашение, и, тем не менее, хищная улыбка, искривившая ее лицо, заставила доктора задуматься об искренности слов этой личности еще больше.

– Чем так интересны эти наряды? – задумчиво спросил Дональдс.

- Эту серию костюмов, я называю «костюмами воспоминаний», – легким движением проведя по лбу, девушка вдруг резко осунулась, и уперлась левой рукой в спинку кушетки.

– Я… не пойду! – тихо прошептав, девушка тяжело задышала.

– Милая, ну что же ты… Это всего лишь костюмы! – в этой фразе звучала издевка смешенная со злобой, и насмешкой.

- Нет! Не надо! Не хочу! – Кристал начала задыхаться, в ее голосе были слышны слезы.

– Милая… Но это же твое любимое платье! – все это время, пока девушка пыталась спорить с проводником, она сидела к врачу спиной, и только сейчас повернулась к нему лицом. Злобная ухмылка, искривившая ее лицо говорила о том, что сейчас проводник получал то, что ему было так нужно – ее страх.

– Нет, Аккура! Умоляю!!! Нет!!! – зарыдав, девушка свернулась в комок, закрыв голову руками.

– На счет три, ты покинешь этот зал… раз… два… три… – хлопнув в ладоши, Дональдс быстро подошел к девушке.

* * * * *

Она лежала на кушетке, прикрыв одной рукой макушку, а другой лицо. Ее дыхание было ровным, сейчас она пребывала в состоянии сна.

– Сейчас тебе лучше отдохнуть, – сняв свой халат, Дональдс накрыл им девушку, и, вернувшись к креслу, встав за него, мужчина облокотился на спинку, и посмотрел в окно.

Слова личности под именем Аккура, все еще тревожили его сознание:

«Спираль еще не завершила свой виток, но скоро вы вновь попадете на точку возврата, и поверьте мне, будете сильно удивлены своей же собственной забывчивости…»

Он все еще видел самодовольную ухмылку, с которой она говорила об этом. Но Дональдс никак не мог понять, о какой спирали идет речь.

– Мы все ходим в масках, и это уже не удивительно, так как нам нужна защита, подчас от себя же самих. Но странно, слышать от маски упреки о том, как быстро и сильно мы прирастаем к созданным нами, обществом, или же обстоятельствами, ролям… – повернувшись в сторону стола, он вновь посмотрел на портрет этого проводника. – Эгоцентрична, как и все актрисы. Но между тем весьма умна… Так показать поверхностность… – хмыкнув, мужчина потер глаза, и, тяжело вздохнув, посмотрел на спящую девушку. – Что же с тобой такое произошло, что эти пороки человечества обрели такую форму в твоей голове?

Глядя в окно, мужчина следил за тем, как медсестры следили за прогулкой больных. Кто-то бегал вокруг дерева, подняв руки вверх, кто-то, с безумнейшей улыбкой на лице, смотрел на небо, один больной ходил возле медсестры и все время дергал девушку за край халата, а каждый раз, когда она поворачивалась к больному, он смущенно отворачивался.

– Никогда бы не смог назвать их теми, кто не справился с предписанными им ролями. Скорее они дети, отвергшие роли, а вместе с тем и потерявшие основные ориентиры в своей жизни. Те знаки, по которым движемся все мы, тех, кого принято считать нормальными, – усмехнувшись на слове «нормальные», Дональдс, встав полубоком, посмотрел на кушетку, где лежала Кристал. – А на самом деле мы и есть самые настоящие безумцы, не сумевшие справиться с ролями и согнувшиеся под тяжестью описанного действия, в театре под названием жизнь.

Мысли, непрерывным потоком уносили его куда-то, где основным ориентиром была попытка вспомнить о том, что могло дать ответ на вопрос. Вот только Дональдс не мог точно понять, почему он этого хочет. Действительно ли для него важно вспомнить что-то, или же это просто любопытство руководило им, из-за сказанных проводником слов.

Возможно, он бы еще долго размышлял на эту и другие темы, глядя в окно, как это обычно происходило с ним, если бы не раздавшийся шорох, со стороны кушетки.

Девушка лежала на спине, потирая рукой глаза.

– Кристал, как ты? – подойдя к девушке, спросил Дональдс.

– Голова кружится… – ответила девушка, тяжело дыша.

– Подожди, я налью тебе воды, – он повернулся в сторону стола, как вдруг Кристал схватила его за штанину.

– Не нужно… – тихо сказала она. – Лучше просто посидите рядом, я прошу…

Было в этой просьбе что-то, говорящее о полном отчаянье и опустошенности. Замерев на месте, Дональдс смотрел в ее красные то ли от сна, то ли от вновь проступающих слез глаза, и не знал, как себя повести. Но, не найдя лучшего решения, он сел на пол рядом, прислонившись к кушетке спиной.

Тишина заполнила каждый уголок кабинета, из всех звуков позволив остаться только сбивчивому дыханию девушки.

– Док, а ведь они тоже маски… – решившись нарушить молчание, сказала Кристал. – Мои персональные маски…

– Возможно… – задумчиво ответил доктор.

– Возможно? – эхом, но с вопросом в голосе, повторила она.

– Пока еще сложно судить об этом, – неоднозначность его интонации заставила Кристал почувствовать себя чуть спокойнее.

– Кажется, я стала влиять на вас, док, – улыбнувшись, сказала она.

– Откуда такие мысли, Кристал? – удивленно спросил доктор.

– Вы стали отвечать так же неоднозначно, – она улыбалась. – Мне нравится…

– Нравится? Но почему?

– Теперь я действительно верю в то, что вы способны меня понять, а не просто сделать вывод из того, что вы видели.

– Довольно жестокая проверка, – серьезно сказал доктор, помогая девушке сесть. – Так лучше?

– Немного… – почти шепотом ответила она. – Но без этого, я не смогла бы позволить вам…

– Зайти в следующий зал? – вопрос, прозвучавший сейчас, заставил девушку лишь обреченно вздохнуть.

– Не в следующий, а в последний… Но до него нужно пройти еще четыре.

– И чем же отличается последний зал, от остальных? – он старался говорить как можно мягче, чтобы девушка больше не боялась говорить то, что тщательно скрывала от остальных.

– Там моя душа и сознание абсолютно обнажены. Нет проводника, который сможет придти на помощь и отвлечь ваше внимание, в тот момент, когда я ищу ответ – стоит ли вам верить и пускать дальше, или же нет… – постепенно девушка стала дышать все ровнее, и в ее голос вновь возвращалась интонация былого равнодушия. – В том зале… там только одиночество и мои мысли. И больше ничего нет! – замолчав, она села, уперевшись левой рукой в ногу, и закрыв ладонью свой рот. В ее глазах перемешались ужас, недоверие, печаль и надежда на что-то лучшее, отличающееся от того, что у нее уже есть.

– Прежде чем мы достигнем последнего зала, у тебя еще будет возможность решить для себя, готова ли ты пустить меня в этот зал. Так что, не торопись с выводом, возможно, ты еще захочешь изменить свое решение.

– Возможно, – согласилась девушка. – Но это будет ясно только потом, когда придет время.

– Действительно, только тогда, когда придет время… – Дональдс, эхом, повторил за ней слова. – Только время может точно показать нам, какими мы стали.

– И как нас изуродовали выбранные маски! – уверенным, но тихим, и едва слышным шепотом добавила она.

5 круг сознания: «Вечный театр… Огромная сцена и ни единого зрителя…»

«Иногда, в нашей жизни происходят события, за которые хотелось бы попросить прощения у всех, кто был задействован. Но, в первую очередь, возникает желание извиниться перед собой. Не важно за что: слабость духа, доверчивость, неверное решение… На это может быть масса причин, вот только стоит каждому столкнуться с реальным осознанием того, что происходило, было сделано, и к чему, в последствии, это привело. Как каждый, вместо того, чтобы признать и принять то, что с ним произошло, стремится заключить сделку с собой, уговорив свое сознание, сказав ему о том, что все воспоминания подделка, и на самом деле, происходили совсем другие события. Выстраивая целую цепочку ложных воспоминаний, человек плетет паутину лжи, в своем сознании, в которой, в последствие, и погибает, так и не поняв простой мысли – Заключить сделку с совестью невозможно!»

Прокручивая эту мысль вновь и вновь, Эл вошла в кабинет, который, как ей казалось, она так и не покидала.

Незапланированный       отпуск прошел довольно быстро, хотя Эл успела устать от безделья, возвращаться в больницу ей не хотелось. И сейчас, стоя возле своего стола, она всматривалась в интерьер приемной, ища хоть какую-то деталь, которая позволит ей перестать ненавидеть это место.

Откуда была в ней эта ненависть? Девушка боялась себе признаться, что она росла в ней вместе со страхом неизбежного сумасшествия. Ведь именно это она сказала доктору Дональдсу в тот день, когда их жизни перестали принадлежать здравому смыслу, и стали заложниками бесплотных терзаний и страху, имя которому было «Безумие».

Сев в свое кресло, девушка закрыла глаза, и, вздохнув так, словно обреченность была единственным осязаемым и сильным чувством ее настоящего, на какие-то мгновения, перенеслась в тот страшный вечер, ее короткой жизни:

– «Это безумие! Безумие! – она металась в луже крови, пытаясь разглядеть еще недавно живое лицо ребенка. – Как такое могло произойти? Как она?…»

– Эл? – голос доктора вернул ее обратно. – А почему ты так рано? У тебя же должна быть еще неделя отпуска!

– Доктор Дональдс, – девушка пыталась говорить уверенно и спокойно, но это давалось ей с большим трудом, она слышала, как дрожал ее голос, и сейчас желала только того, чтобы доктор не заметил этой перемены. – Во-первых, вы не сдали отчет в установленные сроки. А во-вторых, мой отпуск закончился еще на прошлой неделе!

– Я думал, что договорился с ними о трех неделях отдыха, – растерянно пробормотал мужчина, стараясь не подавать виду, что он заметил перемены в Эл.

– Все верно, три недели прошли, и вот я здесь, – уже немного расслаблено, и даже весело, сказала она.

– Но ты выглядишь так, будто бы не отдыхала ни дня! – покачав головой, Дональдс прошел к полкам с папками. – Как такое возможно?

– «Невозможно отдыхать тогда, когда остаешься один на один с этими воспоминаниями», – грустно усмехнувшись, подумала Эл, но вслух сказала лишь. – Просто я уже устала отдыхать!

– Разве можно?… – начал говорить доктор, но помощница тут же его перебила.

– А вы попробуйте! – вздохнув, девушка поднялась с кресла, и, взяв все необходимые документы из ящика, стоявшего неподалеку от полок с папками, вернулась назад. – В первую неделю было даже интересно, но потом… Я даже спать не в состоянии столько времени, сколько было в моем распоряжении, в эти недели.

– Ты же знаешь, я не могу оставить своих больных, – немного извиняясь, ответил на это мужчина. – Эл, тебе что-то нужно для отчета?

– Да! – девушка быстро написала на листе, какие документы необходимо будет заполнить, после чего подала его доктору. – Эти формы имеете право заполнять только вы, поэтому постарайтесь заполнить все до сегодняшнего вечера.

– Хорошо, – задумчиво протянул Дональдс, пробегая глазами список. – Кроме этого, я еще как-то необходим для отчета?

– Остальное я сделаю сама, – бодро ответила девушка.

– Если понадобиться что-то еще, то стучи, – сказав эти слова, Дональдс ушел в свой кабинет. А как только дверь за ним захлопнулась, Эл прижалась спиной к спинке своего кресла, и, опустив голову, закрыла глаза.

Она мечтала забыть о том, что с ней когда-то произошло, но память, к сожалению, была слишком жестока.

– Сделка с совестью невозможна, – прошептала себе под нос Эл, и начала раскладывать документы в порядке их заполнения.

Сколько она здесь работает? Достаточно долго, для того чтобы понять, что отчаянье и скорбь – это то единственное, что испытывает каждый, оказавшись в этом месте. И с каждым днем именно эти два чувства выжигают все остальное, превращая людей в циников, или ведя их по пути безумия, создавая будущих пациентов.

Как им удается не сойти с ума? Загадка для многих. Но, пожалуй, один из вариантов знали все. Каждому, хотя бы раз в жизни, удавалось договориться с собственной совестью и сознанием, позволяя себе изменить свои воспоминания, чуть-чуть их подкорректировать, убрать то, что внушало сильный страх, и сомнения относительно собственной нормальности.

Работники давно стали рабами этой психологической игры, которая, как им казалось, позволяла оставаться достаточно нормальными, по сравнению с пациентами больницы. Кто-то делал это в одиночку, кому-то помогали коллеги, и только Эл, придумала историю, поддерживаемую абсолютно всеми. Эта псевдолегенда о внезапной перемене доктора Дональдса, стала достоянием всех работников больницы, каждый раз как кто-то просит Эл рассказать ее, либо же пересказывал самостоятельно, история обрастала все новыми подробностями, оказывающимися, в большинстве случаев, страхами самих рассказчиков.

Почему доктор до сих пор не пресекал этих историй? Он видел в этом своего рода самолечение, которое было необходимо остальным.

– Пусть лучше они припишут все это мне, чем будут и дальше тонуть в болоте собственных сомнений и страхов! – именно так, однажды он ответил Эл, когда она предложила пресечь все слухи в стенах больницы.

– Это достаточно великодушно, с вашей стороны, – говорила ему девушка каждый раз, как только он ловил ее за очередной порцией разговоров о собственном изменении. И она знала, почему он позволял только ей распускать эти слухи, но гордиться или радоваться тут было нечему.

Кем была Эл для доктора? Все знали, что она работала его секретарем, по совместительству была так же ассистентом, возможно, хорошим другом. Но последнее ставилось под сомнение тогда, когда другие видели, как он заботился о девушке, словно она была его дочерью. Через какое-то время по больнице поползли предположения о том, кем же они являются друг для друга. Кто-то считал ее любовницей, кто-то незаконной дочерью, кто-то дочерью от умершего брата или покойной сестры. Каждая последующая легенда была нелепее и безумнее предыдущей. Но абсолютно все сходились в том, что девушка и доктор без сомнения были чем-то связаны.

– Как я могу рассказать об этом? – задавалась вопросом Эл, когда появлялся какой-нибудь пронырливый работник, старавшийся вывести девушку на откровенный разговор. Чувствуя подвох в словах и вопросах, она научилась умело уходить от откровенного разговора, переводя все русло общения в сторону каких-то незначительных событий в жизни самого спрашивающего.

Девушка знала только одно, для доктора она была еще одной «израненной душой», так он называл больных, находящихся на лечении в его больнице. И хотя Эл не была пациентом, Дональдс боялся, что когда-нибудь, что-то пошатнет психику девушки, поэтому чувствовал большую ответственность за нее.

– Вы ждете и одновременно с этим боитесь того, что я могу, внезапно, сойти с ума, – с какой-то едва уловимой грустью, тихо сказала девушка, глядя на закрывшуюся дверь кабинета.

– Я очень рассчитываю на твою помощь, потому и надеюсь на то, что ты всегда сможешь быть рядом, и помогать мне, – тихо сказал мужчина, стоя спиной к двери. – Иначе, я и сам стану пациентом собственной больницы.

Тишина вновь стала полноправной хозяйкой приемной и кабинета. Лишь иногда ее разрушали шелест бумаги, и тихое бормотание Эл, пытавшейся разобраться в папках и документах. В это время, Дональдс, решив стать добросовестным работником, заполнял необходимые документы, периодически закрывая глаза, в попытке вспомнить то, что касалось пунктов, заполняемых им бумаг. Но мысли настойчиво уводили его в сторону, не давая даже толком понять, какое воспоминание стремится вырваться наружу.

– Спокойно! – отложив ручку в сторону, Дональдс потер переносицу, и, облокотившись на спинку кресла, закрыл глаза. – Наверное, это то, что я уже давно пытаюсь вспомнить, – даже для него самого эти слова прозвучали неуверенно и фальшиво, оставался открытым лишь вопрос о том, в чем он так стремился себя обмануть. Но, как назло, стоило ему закрыть глаза, как мысли исчезли из его головы. Хмыкнув, доктор открыл их, и вновь склонился над документами.

– Я не смогу! – услышал он женский крик. – Это слишком тяжело!

Подняв голову, доктор посмотрел на дверь. Голос показался ему до боли знакомым.

– Эл? Может быть тебе нужна помощь? – громко крикнул доктор, сидя за своим столом, но ответа не последовало. – Эл? – подгоняемый то ли непониманием происходящего, то ли огромным любопытством, мужчина медленно подошел к двери кабинета.

Не торопясь открывать ее, он осторожно прислонил ухо, стараясь расслышать, что происходит в приемной. Но в приемной было тихо. Подождав какое-то время, доктор резко открыл дверь, и увидел, что приемная пуста.

– Куда она могла уйти? – задумчиво пробурчал он себе под нос, подходя к столу ассистентки. И только глядя на ее рабочее место, мужчина понял, что так смущало его. Стол был убран, техника выключена, словно Эл сегодня не приходила. – Что за?… – не успел подумать он, как вновь услышал отчаянный женский крик.

– Я не смогу! – женщина выла, тянув букву «у» так, словно была раненым зверем, лишенным свободы. – Не смогу! Понимаешь это? – после этого вновь все затихло.

Доктор вышел в коридор, желая увидеть кого-то из персонала, чтобы его проводили посмотреть на пациентку, так отчаянно кричавшую о своей беспомощности. Но к его удивлению, коридор, в котором обычно было большое количество людей, оказался совершенно пустым.

– Все что, с ума по сходили, и решились уйти с работы в середине дня? – доктор оглядывал коридор, но не было ни единого намека на то, что здесь есть кто-то еще, кроме него. – «Пропажу персонала можно еще как-то объяснить, но куда делись больные?» – терзаемый этой мыслью, мужчина медленно шел по коридору, открывая одну за другой двери палат, все сильнее убеждаясь в том, что он остался совершенно один.

Остановившись где-то в середине крыла, он еще раз осмотрелся, стараясь понять, что все-таки произошло, но ни одного разумного и даже безумного объяснения не приходило ему на ум. В этот момент, он заметил, что дверь одной из палат, чуть дальше по коридору, была распахнута. А на противоположной стене, от дверного проема, то и дело мелькала тень.

Сначала Дональдс застыл на месте, но, спустя несколько мгновений, он вновь услышал:

– Я не смогу! Это будет слишком больно! Я не хочу причинять боль! – больше всего, это было похоже на истеричные рыдания, но кто мог так рыдать? Мужчина не помнил, чтобы в этой палате находилась женщина.

Подгоняемый любопытством, и желанием, как можно скорее во всем разобраться, он быстрым шагом, направился в сторону палаты. За то время, что он шел, пациентка не проронила больше ни слова, лишь тихие всхлипы доносились из открытой двери. Подойдя к палате, доктор осторожно постучал по стене, после чего заглянул внутрь.

На полу, поджав ноги, и обхватив тело руками так, словно она обнимала себя, спиной к дверному проему, сидела довольно молодая женщина. Она качалась вперед-назад, время от времени всхлипывая, и тихо повторяя:

– Я не могу… Я не могу…

Черные волосы пациентки были распущены, спускались чуть ниже плеч, и даже на расстоянии в несколько метров, можно было увидеть, что они были сильно спутаны. На ее плечи был накинут халат из розовой блестящей ткани. Что-то, в ее болезненно согнутом силуэте, доктору было до боли знакомо.

– Простите, мисс! Что вы не можете? – осторожно, боясь испугать ее, спросил он.

– Я не могу… – как заевшая пластинка, она повторяла эту фразу вновь и вновь, не обращая никакого внимания на доктора.

Тихо войдя внутрь, мужчина стал осторожно идти по направлению к ней, не сводя взгляда со спины своей новоиспеченной пациентки, как вдруг.

– Интересная это все-таки штука – ирония! – насмешливый женский голос, заставил его обернуться, но, не увидев никого за своей спиной, доктор вновь посмотрел на пациентку, застыв от удивления на месте.

Прямо перед ним стояла Аккура, в руке она держала маску драмы, скрывая лицо до глаз. В глазах же ее отражалась не то жалость, ни то сочувствие, по отношению к несчастной, сидевшей на полу, рядом с ней. Женщина же, заметив ее, схватила проводника руками за ноги, и, глядя Аккуре в глаза, стала повторять настойчивее и громче:

– Я не могу, понимаешь? Не могу!!! – она рыдала, то опуская, то поднимая голову. – Пощади!!!

– Но я же не заставляю тебя, – меланхолично-спокойно ответила проводник, и, склонившись над женщиной, провела левой рукой по ее лицу. – Просто я не хочу, чтобы тебе было больно. Но пока ты заложница своей маски – тебе всегда будет больно! – выпрямившись, Аккура спрятала левую руку за спину, и спустя несколько мгновений, вытащила ее, держа в руках большой нож.

Дональдс попытался сделать шаг вперед, чтобы прервать эту сцену, но ноги перестали его слушаться, и все что ему оставалось – быть наблюдателем новой драмы, разворачивающейся на его глазах.

– Нет! Нет! Нет! – женщина мотала головой, стараясь отмахнуться от неожиданного подарка.

– Пойми, боль – это тиски твоей маски, невыносимость роли, которая стала для тебя вечной ловушкой. Избавься от нее! Только это тебе поможет! – слушая проводника, как завороженная, женщина взяла в руки нож, и, встав с пола, скинула с плеч халат.

Она была одета в черные классические брюки, и белую блузу, перепачканную в крови. Стоя спиной к доктору, она опустила голову, и, теперь уже, повторяла вновь и вновь, слова сказанные Аккурой:

– Только это мне поможет… Только это мне поможет…

Только сейчас он заметил, что взгляд проводника, наполненный кровожадностью и злостью, устремлен на него. Сколько она уже смотрела на него? Как давно заметила? Он не знал ответов на эти вопросы. Но мужчина понимал только одно – скоро он станет новой жертвой, этой сумасшедшей.

– Прекрати сейчас же! – крикнул он, в этот момент, женщина, встрепенулась, и застыла, замолчав. – Аккура! Кто тебе позволил строить свои порядки в моей больнице? – на эти слова, проводник лишь покачала головой, и, убрав маску от лица, показала доктору свою злобную усмешку.

– Он и есть твое препятствие, – тихо шепнула она женщине, стоявшей рядом. – Только так, ты станешь свободной!

Медленно повернувшись в ту сторону, где стоял доктор, женщина подняла голову, и посмотрела на Дональдса, сквозь густую челку.

– Эмили? – от неожиданности, у мужчины перехватило дыхание. Он смотрел ей в глаза, пытаясь еще хоть что-то сказать, но голос больше не слушался его, и все что он мог – это отчаянно мотать головой.

– Я не хочу делать тебе больно, милый. Но этой мой единственный шанс! – с этими словами, она взяла крепче нож, и быстрым шагом направилась в его сторону…

– Нет! – резко открыв глаза, он наклонился вперед, дыша так, словно ему не хватало воздуха, мужчина судорожно осматривал кабинет. Все было таким же, из-за двери, со стороны приемной доносились разговоры, кажется с Эл пришли поздороваться некоторые коллеги. Медленно Дональдс пришел к осознанию, что это был только сон, но жуткий страх, закравшийся в его мысли и сердце, не спешил уходить.

Закрыв руками лицо, он оперся локтями на стол, стараясь успокоить дыхание, но это давалось ему с большим трудом. В мозгу пульсировал только один вопрос:

– Что это все, черт возьми, значит? – Дональдс пытался понять, как проводник из сознания его пациента, и Эмили оказались в одном немыслимом кошмаре, и почему все это было так похоже на прошлое, которое он так стремился забыть.

– Тогда ты сказала мне, что кто-то взял на себя управление твоими руками… Господи! – оперевшись на спинку кресла, мужчина медленно убрал руки от лица, все еще ожидая какой-то подвох, но убедившись окончательно в том, что посторонних в кабинете нет, и, судя по шуму, доносящемуся из-за двери, присутствует весь персонал, Дональдс начал постепенно приходить в себя.

Сейчас все его мысли были направлены в сторону того, чтобы убедить себя в нелепости зародившегося в глубинах его души, страха. Но, несмотря на все доводы, которые он стремился проиграть в своей голове, страх стал пульсирующей частью его сознания. Продолжая сражаться с мыслями, появившимися в его сознании, он не заметил, как дверь кабинета открылась, и Эл прошла внутрь.

– Доктор Дональдс… – Эл стояла напротив письменного стола мужчины, и смотрела на него с неподдельным удивлением. – С вами все в порядке? – девушка не могла понять, что могло так напугать человека, обладавшего хладнокровием и железной выдержкой.

– Не понимаю, о чем ты, – стараясь изобразить спокойствие, мужчина поднялся с кресла, и прошел в сторону кушетки, стараясь не смотреть Эл в глаза. Он прекрасно понимал, что только она может распознать страх в его взгляде, даже если он успел скрыть большую часть в глубинах своей души.

– Доктор, я же… – начала говорить девушка, но услышав глубокий вздох, Эл сначала замолчала, раздумывая, стоит ли продолжать расспрашивать мужчину, если он не согласен сказать ни слова. И придя к выводу, что это занятие не будет иметь успех, решила объяснить цель своего прихода. – У вас назначен сеанс с Кристал, на сегодня, через два часа. Уверены, что в состоянии его провести? – она беспокоилась о нем, и это было слышно не только в словах, но и в интонации голоса.

– Все в порядке, – немного вяло, но уже более спокойно, ответил Дональдс, и посмотрел на Эл. – Я заполнил нужные бумаги, можешь забрать их.

– Спасибо, что так быстро, – слегка улыбнувшись, девушка прошла к столу, и, взяв бумаги, ненадолго задержала свой взгляд на рисунках. – Доктор Дональдс, с вами точно все в порядке?

– Эл, я же уже сказал…

– Но почему на рисунке кровь? – говоря это, Эл держала в руках рисунок с Аккурой, с правой стороны, которого, ярким пятном, выступила небольшая ярко алая капля.

– Может это чернила? – стараясь совладать с собой, доктор стал судорожно ощупывать тело с той стороны, куда, если бы кошмар был реальностью, мог попасть нож.

– Вряд ли… хотя… – Эл потерла пальцем каплю, слегка растерев ее по рисунку. – Больше похоже… но возможно, мне показалось… – она продолжала бормотать себе что-то под нос, рассматривая рисунок под разными углами.

Мужчина, убедившись в том, что он полностью в порядке, облегченно вздохнул:

– Оставь это, Эл. Наверное, это я, неосторожно замазал рисунок новыми чернилами.

– Новыми? – тихим эхом повторила Эл, и, положив рисунок на стол, удивленно посмотрела на доктора. – Стоп, почему вам выдали красные чернила? Я же четко сказала, по одной упаковке синих и черных…

– Может просто перепутали, – пожав плечами, меланхолично сказал он.

– Хорошо, с этим я тоже разберусь, – пройдя к двери, девушка застыла в проеме на несколько мгновений. Казалось, она хотела сказать что-то еще, но вместо того, чтобы говорить, лишь неуверенно переминалась с ноги на ногу.

– Что-то еще? – спросил Дональдс, с некоторым интересом наблюдая за действиями помощницы.

– Нет, доктор, больше ничего, – закрыв дверь, Эл прошла за свой стол и, сев за него, стала тереть глаза. – Я же вижу, я же все вижу… Зачем сейчас от меня что-то скрывать? Зачем был этот фарс с чернилами? Он… Я же вижу, что с ним что-то не так! – Эл не могла принять и понять того, что доктор попытался скрыть от нее что-то, так сильно напугавшее его.

Подождав еще пару минут, и убедившись в том, что Эл более не зайдет, по крайней мере, до тех пор, пока не наступит время сеанса. Мужчина поднялся с кресла, и, сделав несколько кругов по кабинету, пытаясь отогнать мысли, закравшиеся в укромные уголки его сознания, опустился на кушетку так, словно силы покинули его тело.

– Почему? – потирая левый висок, он попытался сосредоточиться, закрыв глаза, но стоило ему это сделать, как мужчина вновь увидел лицо Эмили, искривленное в злобной усмешке, словно кто-то руководил ее лицом и душой. – Черт!

Он лежал на спине, широко открыв глаза, и скрестив руки на груди. Потолок, слегка потемневший от пыли, с несколькими паутинками трещин, выглядел неровным, тусклым и потерянным. Невольно ухмыльнувшись, Дональдс, неоднократно, ловил себя на мысли, что в его жизни тоже есть забытые вещи, которые как этот потолок – всегда на виду, но нет времени, чтобы привести его в порядок, и, возможно, никогда не будет, даже если он постарается его найти.

Время тянулось неимоверно долго, затягивая мужчину в паутину собственных размышлений, о беспомощности перед обстоятельствами, или же не желании бороться с ними. О сомнениях сжигающих душу, о вечном стремлении человека заглянуть за занавес, чтобы увидеть то, что будет дальше. И при этом, вечное гнетущее стремление переписать прошлое, сделав его лучше, или наоборот мрачнее реального, прожитого и пережитого. Кто знает, как далеко бы унесла его эта река размышлений, если бы не осторожные легкие шаги, разорвавшие тишину его кабинета.

– Кристал? – тихо спросил он, не поднимаясь с кушетки. Неожиданно шаги стихли, и ответом на свой вопрос, мужчина услышал лишь тяжелый вздох. – Время сеанса подошло?

– Я думала, вы спите, – тихо сказала девушка, все еще стоя где-то посередине, между дверью и кушеткой.

– Просто размышлял… – сев, мужчина закрыл лицо руками, словно пытался отогнать остатки сна.

– Теперь вижу, что не спали, – сделав еще два шага вперед, девушка застыла на месте, с интересом наблюдая за действиями доктора. – Она же приходила к вам?

– О чем ты? – все еще не открывая лица, Дональдс старался сделать вид, что не понял вопроса Кристал.

– Я про Аккуру. Она сказала мне, что обязательно придет к вам… – договорив эту фразу, девушка неожиданно замолчала. Убрав руки от лица, Дональдс увидел, как Кристал, стояла, глядя в пол. На ее лице застыло выражение беспокойства, но она не торопилась говорить что-то еще.

– И зачем она хотела посетить меня? – стараясь сохранить спокойствие и доброжелательность, мужчина поднялся с кушетки, и, пройдя к столу, взял несколько рисунков.

– Она сказала, что ей нужно вам кое-что показать, – Кристал говорила со стеснением и виной, слышимыми в интонации голоса, словно стремилась извиниться, за каждое сказанное ей слово. – Но стоит ли верить в это… – не поднимая головы, девушка подошла к кушетке, и, сохраняя молчание, легла на нее, вытянувшись в полный рост.

– Ты считаешь это невозможным? – несколько озадаченно спросил доктор.

– А разве возможно, чтобы тот, кто существует только в моей голове, попал в чью-то еще? – вопросом на вопрос ответила она, и тяжело вздохнув, закрыла глаза.

– Маловероятно, – коротко и сухо ответил Дональдс, стараясь отогнать от себя остатки воспоминаний недавнего кошмара.

– То есть считаете это возможным? – хитро улыбнувшись, девушка повернула голову в сторону журнального столика. – Что же заставляет вас думать так?

– Составляющим любого правила является одно или несколько исключений различного рода, – вернув своему голосу прежнюю уверенность, ответил мужчина. – И, если существует правило, что таковое невозможно, всегда нужно делать поправку на то, что может быть одна-две-три ситуации на миллион, которые оспорят данное правило.

– Логично, – тихо ответила Кристал, слегка потянувшись. Она вновь повернула голову, и на этот раз, открыв глаза, принялась изучать потолок. – Но все же вы чего-то недоговариваете.

В кабинете воцарилось молчание, Дональдс не спешил продолжать диалог, вместо этого, он медленно перелистывал листы блокнота, ища нужный ему, девушка же, протянув руки к потолку, двигала ими так, словно то ли что-то ощупывала, то ли рисовала.

– Что ты сейчас делаешь? – спросил мужчина, оторвавшись, наконец, от блокнота.

– Сосредотачиваюсь… – тихо ответила девушка. – Он не любит, когда я прихожу к нему не готовой к действию.

– К какому действию? – с легкой заинтересованностью, спросил Дональдс.

– К, практически, театральному, – расслабленно улыбнувшись, ответила Кристал. – Я думаю, вы понравитесь Орею, ведь вы всегда, такой сосредоточенный.

– Хорошо, скажи только, когда мы сможем начать… – положив рисунки на стол, прямо перед собой, Дональдс вглядывался в черты портрета проводника, с которым ему предстояло встретиться.

* * * * *

– Знаете, подозреваю, что в мире не существует театра, который мог хотя бы немного сравниться с этим залом, – потирая лоб, задумчиво сказала она. – Огромная сцена, и зал, на множество мест. Потрясающая акустика, и дорогое оформление. Когда я нахожусь здесь, мне кажется будто величие, пропитавшее это место, каким-то образом передается мне. Вот только есть небольшая досада.

– Что же расстраивает тебя?

– В этом театре никогда не будет зрителей, только я: актер, зритель, режиссер и постановщик, а так же драматург, костюмер…

– Суфлер?

– Нет, место суфлера здесь занято навсегда, но прежде чем вы узнаете его лучше, следует пройти врата, – уже ставшее привычным движение рук, судя по которым, Кристал вновь искала врата где-то в зарослях изгороди.

– Изгородь снова спрятала их от тебя? – задумчиво спросил доктор, но девушка ничего не ответила, лишь улыбнулась уголками губ. Это был уже пятый зал, и этот вопрос стал для нее скорее риторическим, чем требующим ответа.

– Эти врата спрятать легче всего, так как они – часть изгороди. Вы же видели рисунок! – уверенно, но, в тоже время, тихо сказала Кристал. – Основная часть, или каркас – это резная рама, за которую крепится тяжелый бархатный занавес, темного пурпурного цвета. На занавесе сделана вышивка, золотыми нитями. Вышиты маски: комедия и трагедия… – Кристал замолчала, кулачек правой руки сжался так, словно она держала что-то мягкое в ней. – Некоторые проводники думают, что Аккура и Орей родственники, вернее он ее отец. Хотя оба это отрицают… Но ведь это же удивительно – два близких по духу зала, расположены рядом друг с другом.

– Действительно, интересное совпадение, – мужчина старался придать отеческой мягкости своему голосу, но это прозвучало немного фальшиво.

– Здесь не бывает трудностей с открытием врат, достаточно чуть приоткрыть занавес, и проскочить в щель… – девушка размышляла вслух так, словно осталась в кабинете абсолютно одна. – Я очень люблю этот зал и из-за спокойного проводника, который просто слегка правит текст. И из-за самой атмосферы… Здесь все полно величия!

– Кристал, подожди… – мужчина не успевал ни за словами, ни за логикой речи пациентки. – О каком тексте ты говоришь?

- Ой! – закрыв левой ладонью рот, она, неожиданно втянула голову в плечи. Но, спустя несколько минут, продолжила вновь. – Понимаете, доктор. Здесь место, где можно переиграть или разыграть любой сценарий. Эта сцена, где я могу воспроизвести любые картинки своих воспоминаний или желаний, что важнее, именно так, как я хочу и вижу… Пусть даже это никогда не будет правдой.

– Но ведь в третьем зале Эрест делал нечто подобное, – он удивленно произнес это, продолжая следить за реакцией девушки. Кристал замотала головой, после чего, продолжила с уже нескрываемым возмущением.

- То что делает Эрест – вероломное вмешательство в мою жизнь и воспоминания… Которыми я жила! А Орей, он… Он позволяет мне разыгрывать все так, как это хотела бы видеть я сама! – ее дыхание становилось все более прерывистым, закончив свою речь, она замолчала, и лишь тяжелые вздохи разносились по кабинету.

– С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросил доктор.

- Все хорошо… Просто занавес очень тяжелый, пока приподняла – устала, – только сейчас Дональдс заметил, что руки девушки покоились скрещенные на животе, и больше она ничего не сжимала. Вот только испарина, выступившая на ее лбу, говорила о том, что девушка испытала сильную нагрузку, или же ей было очень жарко.

– Тебе жарко?

– Все в порядке, здесь достаточно прохладно! – слегка улыбаясь, Кристал протерла ладонью правой руки лоб, и, сев на кушетку, начала поворачивать голову из стороны в сторону, словно она осматривалась в малознакомом, но очень приятном ей месте. – Как же я люблю эту тишину… - сказав это, девушка начала двигать руками так, словно дирижировала целым оркестром.

– Тишину? – переспросил мужчина, следя за размеренными и спокойными движениями рук девушки.

– Понимаете, это место наполнено ожиданием и тишиной. В этом театре царит покой, ровно до тех пор, пока сюда не возвращается Орей. Как только он заходит сюда, то тишина становится гнетущей, напряженной, словно перед началом чего-то великого… – неожиданно замолчав, девушка застыла, будто бы прислушивалась к тому, что творилось вокруг.

– Почему ты называешь этот круг театром?

- А как еще можно назвать место, где есть огромная сцена, тяжелый, кажется из бархата, занавес, и зрительный зал. В нем миллион мест, а может быть даже и больше. Золотые… Да, кажется это золотые канделябры, расположенные по всему залу, чтобы дать достаточное освещение. Статуи титанов, держащие балконы. Потолка не видно, но Орей рассказывал, что причудливое освещение верху, виде звездного неба – это люстра. Одна сплошная и необычная конструкция… – все то время, пока длился ее рассказ, девушка показывала руками то в одну сторону кабинета, то в другую. Словно сейчас они находились в ее сознании, и она, как опытный гид, просила обратить особое внимание на некоторые особенно красивые или важные детали.

– То есть ты никогда не видела, как она выглядит на самом деле? – доктор пытался рассмотреть детали на рисунке зала, но, к сожалению, это давалось ему с трудом.

– Нет… – грустно ответила Кристал. – Дело в том, что освещения всегда недостаточно, чтобы увидеть потолок полностью. Орей говорил, что он очень высокий, а я заметила лишь то, что огни периодически перемещаются, создавая все новые рисунки и цепочки… – вздохнув, она откинулась на спинку кушетки, и уже торжественным голосом, добавила. – Если бы этот театр существовал в реальности, то его назвали бы величайшим строением всех времен. Жаль, что он существует только в моей голове…

– Тебя так сильно расстраивает то, что этот театр не реален?

– Не это… – вздохнув, она снова принялась трепать свою макушку. – Просто этот театр, я всегда называю его печальным.

– Почему именно такое название, Кристал?

– Потому что никто не сможет посмотреть те постановки, которые ставятся на этой сцене… Здесь никогда не будет зрителей… Только я и Орей, – впервые девушка показала свои переживания. И пусть они были о несуществующем, в реальности, месте, но, казалось, будто бы для нее было важным, показать еще хотя бы кому-нибудь этот уголок своего мира.

– Ты можешь показать его мне, этот театр, – мягко говорил Дональдс, стараясь немного подбодрить девушку. – Но только тогда тебе придется стать моими глазами.

- Это не так сложно, – уже спокойным голосом ответила девушка, и, повернув голову в противоположную, от доктора, сторону, снова вздохнула. – Но учтите, вам придется стать одним сплошным ухом, чтобы уловить все, что я расскажу вам об этом месте! – прервав затянувшееся молчание, добавила она.

– Кристал, я становлюсь одним сплошным ухом, в каждом зале, – мягко и благосклонно ответил мужчина.

– Тем лучше для вас, – меланхолично отозвалась она, и тишина вновь заполнила кабинет.

– Ты не хочешь рассказать мне об этом месте больше? – прервав тишину, немного удивленно, спросил Дональдс, на что Кристал лишь поднесла указательный палец к губам, и, покачав головой, стала тихо напевать какую-то мелодию. Мелодия казалась ему до боли знакомой, но он никак не мог вспомнить, где и когда слышал ее. Когда Кристал закончила, она шумно вздохнула, и, повернувшись к доктору всем телом, склонила голову на левую сторону.

– Это место наполнено светом софитов, настолько ярких и слепящих, что зал порой не видно, даже сами эти лампы сложно разглядеть, настолько они ярки. Огромная сцена… Она действительно огромна! Я никогда не доходила до правой кулисы, я даже никогда не могла ее разглядеть, сколько бы ни делала шагов вперед… – замолчав, она оглянулась назад, и, вернувшись в прежнее положение, указала правой рукой, куда-то, или на что-то, находящееся за ее спиной. – Задний занавес, Орей, кажется, называл его экраном… – чуть сморщив лоб, она пыталась вспомнить точное название, но оно все время ускользало из ее памяти. - А! Не важно! – махнув рукой, Кристал продолжила. – Так вот, я никогда не могла заглянуть за него.

– Отчего же? Я слышал, что его делают из не очень тяжелой ткани.

- В том-то и оно, что в других театрах его делают из довольно легкой ткани, здесь же… С виду пурпурный бархат, с золотой вышивкой. А на вес – как будто бы из свинца отлили! – девушка провела рукой по воздуху, словно ощупывала что-то. – Сколько не пыталась поднять, каждый раз не могла его даже сдвинуть.

– А что за вышивка сделана на этом полотне? – Дональдс стремился фиксировать каждое движение, и каждую эмоцию, которую замечал в поведении Кристал, поскольку очень многое из этого, он видел впервые.

– Здесь вышит лес, с огромными по высоте деревьями, у них пушистая крона. Тот, кто делал этот рисунок, хорошо постарался…

– Что натолкнуло тебя на эту мысль?

– Здесь каждый листок вышит отдельно. И не так как это делается на обычной вышивке, когда контур зашивают крестиками или гладью, здесь вышиты даже канальцы, по которым в листья поступает сок… - снова проведя рукой в воздухе, Кристал замерла. – Я не могу сказать точно, сколько здесь деревьев, потому что никогда не доходила до правой кулисы… – сейчас ее голос был наполнен какой-то безмерной печалью, словно знать точное количество деревьев, было необходимо для жизни.

– Что еще изображено на нем? – Дональдс старался сделать так, чтобы она рассказывала, а не переживала.

- Что еще? – встрепенувшись как птичка, которой на голову упала капля воды, Кристал снова провела по воздуху рукой. – Наверху вышиты облака, огромные, разных форм… Внизу – трава и цветы. Знаете, это больше всего напоминает лесную поляну, в самый разгар лета, когда цветет очень много разных трав… – замолчав, она немного нахмурилась, и, опустив голову, слегка покачала ей. - Это очень забавно… Обычно заднее полотно одноцветно, либо делается изображение, которое соответствует заявленным произведениям, но никак не постоянная вышивка.

– Хочешь сказать, что это изображение никогда не изменялось?

– Именно так… Сколько бы раз я не попадала сюда, заднее полотно всегда было таким, – замолчав, девушка слегка растрепала волосы на затылке. – Это даже немного странно… Наверное…

– Что именно тебе кажется странным?

– Каждый раз, как я сюда попадаю… Каждый раз отыгрываю один и тот же сюжет… – неожиданно сказала девушка. Но стоило ей договорить, как она резко изменилась в лице, словно смятение, или же неловкость за сложившуюся ситуацию, охватило ее. Улыбка извинения, появившаяся на лице Кристал, только подтверждала это поведение. Потирая лоб правой рукой, она, неожиданно, добавила. – Господи, о чем это я? Сюжеты всегда разные, просто… Просто из меня никудышная актриса, поэтому все истории сливаются для меня в одну…

– Почему ты оправдываешься за сказанные тобой слова?

- Я не оправдываюсь, док. Просто… Просто… – разводя руками в воздухе, она, казалось, пыталась подхватить нужные слова, чтобы сказать их Дональдсу. - Просто я часто путаю слова и чувства… – шепотом, практически себе под нос, очень тихо сказала девушка.

– Просто я часто путаю слова и чувства, и из-за этого возникает неразбериха в моих объяснениях, – повторила Кристал уже громче. Только при этом повторении она расставляла акценты так, словно старалась внести только тот смысл, который был бы наиболее выигрышным для нее, или для того, кто подсказал ей эти слова.

– Кристал, кто-то подсказал тебе эти слова?

– Что вы, доктор! Это чистой воды мои мысли! – наверное, если бы можно было добавить гротескной комедийности при произношении этих двух фраз, девушка воспользовалась бы этим, и в окончании всего сказанного, громко и невпопад рассмеялась. Вот только сейчас она была не на сцене, перед большой аудиторией, и возможно только это и сдержало ее, от данного действия.

– А могу я все-таки поговорить с Ореем? – вежливо и мягко поинтересовался доктор.

- Это определенно невозможно! – сказала Кристал, перед этим пробормотав часть фразы себе под нос. – Я не могу вам запретить, но сам Орей будет против подобных фривольностей в его зале! – эти слова девушка говорила, уже размахивая указательным пальцем правой руки так, как обычно делают учителя или воспитатели, указывая на ошибки детей.

– Он настолько не любит общество?

- Отчего же, он рад любому новому лицу… Но не нужно так вероломно требовать его, а то ей-богу, вы сейчас напоминаете феодала, требующего подать немедленно всех его вассалов, вместе с собранными ими податями! – она всплеснула руками, и слегка ударила себя по коленям, а потом, Кристал сложила руки на груди, и откинувшись на кушетку, замолчала. Глядя на ее сосредоточенное лицо, складывалось впечатление, что девушка что-то усиленно изучала.

– Кристал, что ты?…

– Тссссс! – приложив к губам указательный палец левой руки, сказала девушка, даже не поворачиваясь к мужчине. – Не мешайте мисс изучать материал! – уже низким, почти мужским, и весьма спокойным голосом, произнесла она.

– Хорошо. Но, будьте так любезны, представьтесь, кто вы такой? – хотя Дональдс уже не первый раз видел, как проводник, неожиданно, захватывает сознание девушки, и начинает руководить ее телом, словно кукловод марионеткой, ему это не нравилось все больше и больше.

– Вы уже столько раз произнесли мое имя. Хотите услышать его еще и из моих уст? – степенный, спокойный, убаюкивающий голос, обволакивал Дональдса, заставляя, доверится его носителю. – Мое имя – Орей. Я проводник пятого зала, по совместительству являюсь здесь суфлером, и слежу за всем, пока мисс Кристал прибывает в других местах. Надеюсь, вы удовлетворены моим ответом?

– Да, вполне… – немного растерянно, ответил мужчина.

- Раз так, потрудитесь и вы представиться. Кто вы такой? И что делаете в моем зале? – эти слова прозвучали столь серьезно, что все, что оставалось Дональдсу – представиться самому.

– Доктор Дональдс, психотерапевт, заведующий отделением психиатрии, лечащий врач Кристал. Сейчас она является пациенткой моей клиники, – чуть поразмыслив, мужчина посмотрел на сидящую, на кушетке девушку. – Надеюсь, я смог удовлетворить ваше любопытство?

- Вы нисколько мне не любопытны, и, уж тем более, не интересны, – сказал Орей, не поворачиваясь в сторону мужчины. – Возможно, это Фейеро, ввел вас в заблуждение, позволяя поверить в то, что вы, доктор, будете интересны всем нам. Но это не так. Лично я ни в вас, ни в ваших предшественниках, ни уж тем более в тех, кто будет после вас, никогда не видел ничего интересного. Вы просто еще одно звено, в воспоминаниях мисс.

– Вы всегда столь безоговорочно резки в своем отношении к незнакомым вам людям?– это было первое проявление открытой агрессии, исходящей от проводника, с первых минут знакомства. И это не переставало удивлять доктора.

– Тот факт, что вы сочли мои слова резкими, говорит о вашей незрелости, а значит я прав в своем отношении к вам, – в интонациях речи звучали нотки превосходства, говорившие о любви к возвышению над всем и вся. – Взбалмошные желторотые юнцы итак слишком многое успели уничтожить, одним лишь своим появлением в жизни мисс.

– Что вы имеете в виду? – новая информация, которая не была зафиксирована ни в одной речи других проводников, сразу же стала огромным интересом для Дональдса. – «Возможно, именно через него я узнаю о том первом шаге, который ты сделала, чтобы пойти на дно…» – подумал он, и стал внимательно прислушиваться к словам проводника.

- Если вам это столь интересно, спросите у мисс сами, а я не буду рассказывать ее секретов! – Орей довольно быстро поставил точку в этом разговоре.

– Вы менее разговорчивы, по сравнению с остальными…

- Они – карты в колоде воспоминаний! Я же вечный зритель и наставник, тот, кто следит за последовательностью сцен, плавностью и звучностью речи мисс, – чуть помолчав, он добавил. – Моя задача следить за тем, чтобы не нарушалась магия момента оживления сценария, и превращения его в произведение искусства.

– Вы оживляете уже прожитые сценарии?

- Я оживляю яркие фантазии, а чего именно они касаются, меня это интересует меньше всего! – в кабинете вновь воцарилась тишина.

Дональдс внимательно следил за тем, как Кристал, разговаривая двумя разными голосами, что-то объясняла, с чем-то не соглашалась, или же наоборот, одобрительно кивала головой. Стало ясно, что Орей не был любителем говорить, тем более с незнакомыми людьми. Мужчина поймал себя на том, что все это время, он держал перевернутым лист с портретом проводника, словно не хотел знать, как выглядит еще один жилец в сознании девушки. Но, так как внимание к нему не только ни проявлялось, но и даже больше – было откровенно агрессивным, он все же взял рисунок в руки, чтобы узнать больше об этом невидимом глазу суфлере.

С листа бумаги, на него смотрел седовласый мужчина, в годах, выглядящий так, словно он ровесник самой вечности. Его лицо же было ничем не примечательно, обычно и просто. Встретив такого человека в толпе, вряд ли кто-либо обратил бы на него внимание, ровно до тех пор, пока не увидели бы его глаза. Глядя в эти глаза, создавалось ощущение, что он обладает мудростью, и тайным знанием самой вечности, о сценариях человеческих жизней. Он был одет в старинный камзол, в левой руке Орей держал свечу, которая, если верить точности рисунка, никогда не угасала и не сгорала. То есть была так же вечна, как и он сам.

– Ваша свеча может потухнуть?

- Нет, она вечна, как сам круговорот жизни и смерти во всех мирах, – равнодушно сказал Орей.

В этот момент, девушка вздохнула, и сделала движение руками, словно переворачивала страницы.

– Кристал, что ты делаешь?

- Не мешайте мисс! Она читает новую роль, – вновь сказал Орей.

Дональдс заметил, значительную разницу в поведении этого проводника, по сравнению с остальными.

«Находясь под влиянием Орея, проводника пятого круга, девушка абсолютно изолирована от внешних воздействий, в данном случае звуком. При этом пациент продолжает совершать какие-либо действия, но отвечает на любой вопрос личность завладевшая сознанием. Глядя на нее, создается ощущение, что на данный момент, все, что может контролировать проводник Орей – это движения головы, мимику лица, и голос…»

– И с чем связанна эта роль? – Дональдс хотел увидеть еще хоть какое-нибудь движение, но все оставалось, так же как и в начале, проводник держал под контролем только мимику лица и голос Кристал.

– День противостояния воли родителям, - уже тихо отозвался он.

– Как давно это было?

– Прошло уже пять лет, но это не самый длинный срок, бывают ситуации, когда события и более далекие, покрытые пеплом прошлого, прорываются новыми сценариями, и не дают покоя… – закончив произносить эти слова, с едва уловимой злобой в голосе, девушка повернула голову в сторону доктора, и застыла так, словно рассматривала его. – И вы, доктор, знаете это как никто другой…

Дональдс старался не обращать внимания ни на слова проводника, ни на те действия, которые совершались им, после проявления в сознании девушки.

– Орей, объясните, в чем же заключается суть того представления, которое вы затеяли, вместе с Кристал? – доктор старался сохранять спокойствие, и деловую вежливость, произнося эти слова.

- Желторотый юнец, – тихо сказал Орей. Девушка повернула голову в сторону стены, находящейся прямо перед кушеткой, после чего она сделала глубокий вздох, и продолжила говорить все тем же чужим низким, почти мужским голосом. – Видите ли, доктор, каждый мечтает о том, чтобы события складывались так, как он этого хочет. Но загвоздка в том, что удается это только единицам. Лишь малая толика людей способна не сожалеть о прошлом, и видеть только хорошее, в большинстве случившихся с ними ситуаций, еще часть людей умеют извлекать знания и опыт из происходящего, но большинство… Большинство ищет способ заключения сделки с прошлым, или с совестью… Как вам, в прочем, будет это проще понять. Большинство людей проигрывают сценарии событий своей жизни, а иногда и всю свою жизнь от начала и до известного им рубежа, с тайным желанием что-то изменить, подкорректировать, или стереть из памяти, забыв обо всем том, что с ними было… – жалость и ирония звучали в этих словах, Дональдс, слыша это, и следя за дальнейшими действиями Кристал, заметил, что все то время, пока говорил Орей, девушка не поменяла положения своего тела. Она сидела, застыв, словно манекен или кукла.

– Это одна из банальных человеческих слабостей…

- Это самая большая человеческая глупость! – практически крича, перебил его Орей, но, быстро успокоившись, продолжил говорить уже в свойственной ему манере. – Вместо того чтобы играть с настоящим, совершая новые шаги, планируя свое будущее. Большая часть людей, сдается натиску страхов и сомнений, пытается изменить прошлое, надеясь уговорить события переписаться. Ожидая того, что это как-то повлияет на их нынешнюю жизнь, даст возможность получить больше. Но это никогда не сработает! Прошлое – величина постоянная и неизменная. Все что они могут, это договориться со своими воспоминаниями о том, что события сложились несколько иначе, чем знают об этом остальные. Потом, эти слепцы, идут к тем, кто еще никогда не слышал их историй, и рассказывают новую версию, более яркую, наполненную героизмом или переполненную драмой. Стараясь создать о себе определенное мнение. И, даже, какое-то время, эти люди будут считать себя королями интриги, пауками, искусно плетущими паутину лжи, и оплетающими этими нитями всех вокруг. Но…

– Но ведь есть те, кому это удается, – перебив проводника, нетерпеливо сказал доктор.

– Надолго ли? – снисходительно и без раздражения, спросил его Орей, но, не дав Дональдсу ответить, продолжил. – Пройдет не так много времени, по сравнению с той болью от позора, которая будет терзать их всю оставшуюся жизнь, или сократит ее до невозможности. И правда выплывет наружу. Паутина лжи, поглотит лжеца, не дав ему толком опомниться, и еще вчерашний паук, станет мухой – обедом для более опытного и сильного…

– Что вы имеете в виду?

– Сценарии… Все и каждый живут по сценариям, написанным каким-то мудрым, но весьма своеобразным повествователем. Каждому дается возможность поразмышлять на тему прошлого. При этом каждому дается предостережение – не быть слишком беспечными, не жить прошлым, а учиться наслаждаться настоящим. Но сделка с совестью всегда была чем-то более интересным, и в тоже время весьма простым, по своей сути. Закрой глаза на настоящее, придумай прошлое: хочешь полностью, а хочешь, перепиши лишь несколько мгновений. И так, постепенно, словно трясина, эти желания и стремления начинают тянуть туда – на самое дно. Где нет уже ничего, кроме вороха мусора, из прошлых воспоминаний, изуродованных людским желанием стать заметнее! – он говорил эмоционально и сильно, со страстью, подобной страсти талантливого актера, при этом мимика лица, и положение тела девушки, оставались неизменными, словно сил проводнику хватало лишь на то, чтобы овладевать только ее голосом.

– Орей, могу я задать вам один вопрос? – стараясь быть вежливым и учтивым, спросил доктор.

– Слушаю вас, доктор, – вновь степенно и спокойно, благосклонно ответил проводник.

– Скажите, почему сейчас, когда Кристал находиться в вашем зале, вы можете использовать ее тело, но пользуетесь только голосом?

– Во-первых, довольно грубо использовать тело другого человека, просто потому что ты можешь это сделать… – убаюкивающий тембр подхватил доктора на волны спокойствия, и начал укачивать, словно кто-то желал, чтобы он скорее заснул. – Во-вторых, я – суфлер! А суфлер, это только голос актера, и ничего более. Теперь же сами подумайте, могу ли я позволить себе взять чуть больше, чем только голос?

– Думаю, нет, – уже борясь, с внезапно появившейся сонливостью, подавляя зевок, ответил доктор.

- Вы не так безнадежны, как казались в начале, – одобряющее, и даже немного благосклонно сказал Орей, после чего вновь замолчал.

– Но тогда получается, что вы потакаете слабостям Кристал.

- Отнюдь! Мисс Кристал отличается от остальных людей тем, что она проигрывает ситуации не для того, чтобы потом кому-то рассказать об искривленных ее сознанием воспоминаниях о событиях. Она делает это для того, чтобы побороть чувства страха и унижения.

– Но в этом случае, она опутывает себя паутиной лжи.

- Верно, и даже больше. Если остальные лицемеры лгут, ради спасения собственного футляра для души. К слову, даже не задумываясь о том, насколько их душе тошно и плохо. Мисс Кристал своим лицемерием разрушает все, до самого основания. То есть она уничтожает и свое тело, и свою душу, – хладнокровие, с которым он говорил об этом, несколько пугало доктора. Так как сейчас, в словах этого суфлера, он услышал о тонком расчете, причем этот расчет был направлен против самой девушки.

– Разве лицемерие имеет такую огромную разрушительную силу?

- Если это было бы не так, много ли тогда пациентов находилось в стенах вашей больницы?

– Знаете, вы противоречите своему предшественнику, этими словами.

– Аккуре? – задумчиво спросил Орей.

– Да, именно ей, – спокойно, и в тоже время, с какой-то ухмылкой, ответил доктор.

- Я ее дополняю, ведь она рассказала вам только об одной стороне лицемерия – это маски, и невыносимость роли. Я же говорю о более глубоком смысле, скрывающимся за ее словами.

– И в чем же этот смысл?

– В том, что человек никогда не примет того факта, что роль ему невыносима. Он либо переложит все последствия и ответственность на плечи кого-то другого, либо постепенно разрушит свое сознание, и станет вашим клиентом. И обычно люди разрушают только сознание, так как оно более ли менее осязаемо и понятно. Душа же, эквивалент чего-то мало понятного, необъяснимого, а главное – она никак вами не осязаема и не ощущаема. Поэтому причинить вред ей, составит для вас больший труд, чем, скажем, поранить руку.

– А Кристал может навредить и душе?

- Что вы! Никто не в силах навредить душе! – почти смеясь, ответил проводник.

– Но как тогда следует понимать ваши слова?

- В физическом смысле, никто не в силах навредить душе, так как, повторюсь, душа – объект, не имеющий физических критериев.

– Но как же слова о том, что люди чувствуют прекрасные души?

– Эмоциональный бред! – безоговорочно резко ответил Орей. – Как кто-то может судить о том, чего никогда в жизни своей не видел? Но мы с вами отошли от сути разговора. Итак, нельзя навредить в физическом смысле, но можно навредить иным путем.

– Позвольте спросить, каким же именно?

– Отбросив мораль, заставить душу верить в безнадежность пребывания в мире, с физическими оболочками, именуемыми «людьми»! – интонация менялась, от откровенной насмешки, до философского мышления, но эти изменения настолько тяжело было уловить, что все слова проводника выглядели как откровенное издевательство и фарс. – Каждый вносит свой вклад в это дело, маленькими крупицами. Кто-то ложью, кто-то лестью, кто-то сомнениями… Есть множество способов внушить себе невозможность жизни, без уловок, которые на практике оказываются ничем иным, как откровенным обманом, и унижением собственной души. Или же наоборот, получив огромное благосостояние, заполучить еще и глубочайшую скуку, и не желание продолжать жить дальше… Вы должны осознавать одно – у всех сценариев один исход, и судьба никогда не напишет иного. В любом случае, всем стоять на том перекрестке, а кому-то, даже и не один-два раза.

– Вы намекаете на то, что существуют Рай и Ад?

- Что вы! Я не настолько люблю философствовать, чтобы размышлять на подобные темы. Я только настоятельно советую, не отрицать того, что уже произошло. Иначе, вы не заметите, как сценарий повториться, а вы опять будете к этому не готовы!

Неожиданно тело девушки, вначале, обмякло, а потом, она стала судорожно что-то с себя снимать, одновременно с этим, пытаясь от кого-то отбиться, крича и извиваясь, словно змея, пойманная змееловом.

* * * * *

– Снимите ее с меня!… Снимите ее!… – Кристал двигала руками так, словно стремилась снять с себя какие-то невидимые путы, ее голос срывался от крика до хрипоты. Было видно, что она пыталась сорвать с себя то, что сильно ее пугало. – Помогите! Орей!… – девушка пыталась вытянуть вперед руку, но что-то или кто-то не давали ей этого сделать, словно часть руки, от плеча до локтя, была действительно привязана к телу.

Дональдс быстро подбежал к девушке, и, взяв ее за плечи, попытался разбудить, но из-за начавшейся у Кристал истерики, вывести ее из транса стало невозможно.

– Кристал! Кристал!… Ты слышишь меня? – доктор пытался докричаться до нее. Услышав его голос, девушка осторожно повернула голову в сторону врача, и в этот момент, он увидел застывший на ее лице ужас. Громкий визг разнесся по кабинету, и она начала вырываться еще сильнее, словно сейчас сама попытка не сделать этого, стоила ей жизни.

Услышав крики из кабинета доктора, а следом, начавшуюся возню, Эл не стала дожидаться, когда Дональдс позовет ее, и мысленно повторяя слова о том, что это всего лишь последствия сеанса, и что это никак не похоже на то, что с ними уже было. Она быстро набрала успокоительное в шприц, и направилась к двери кабинета. Резко распахнув ее, Эл застыла на пороге, не в состоянии сделать даже шага вперед.

– Эл! Хорошо! – даже немного радостно сказал доктор, глядя на свою ассистентку. – А теперь медленно и спокойно, подойди сюда, и вколи Кристал лекарство, пока она не поранилась об журнальный столик, – девушка заметила, что пациентка, мотала головой, в опасной близости от этого предмета интерьера, и, судя по напрягшимся рукам доктора, ему очень тяжело давалось удерживать ее.