Читать книгу Лифт - Ярославия Кузнецова - Страница 1

Пролог.

Лев Карлович проводил привычный утренний ритуал. Проснувшись от звонка будильника ровно в половину шестого, он медленно поднялся с кровати и подошел к окну. Широким взмахом руки распахнув тяжелые портьеры, он зажмурился от яркого солнечного света и с небольшим кряхтением, свойственным старикам, потянулся. Из приоткрытой форточки его с головы до ног обдало теплым ароматом весны, тем самым, почувствовать который можно только в апреле, когда заморозки начинают отступать уже и по ночам. Оглядев двор, где несколько рабочих в оранжевых спецодеждах собирали мусор, повылезавший из – под снега, во вместительные пластиковые мешки, он одним движением взял аккуратно сложенную на спинке стула одежду и присел обратно на край кровати, сдвинув в сторону теплое пуховое одеяло. Поочередно засунув ноги в штанины тренировочных шорт и надев свободную футболку, он прошел в зал, чтобы сделать несколько гимнастических упражнений на спортивном коврике и как следует размяться на беговой дорожке. Солнечные лучи, проникавшие в комнату сквозь прозрачные занавески вкупе с йогой действовали на его старческие перепады настроения крайне благоприятно. Он снова начинал чувствовать себя молодым и полным сил. После зарядки он по обыкновению проходил в ванную комнату, чтобы принять душ и привести в порядок свою пышную белоснежную бороду. В таком виде он был похож на американского Санту. На подтянутого, статного, моложавого Санту. И чтобы поддерживать свой аккуратный имидж, ему приходилось уделять своей роскошной бороде приличное количество собственного времени ежедневно. Причесавшись и слегка сбрызнувшись духами, он обычно выходил к завтраку, который уже ждал его на столе. Горячая овсянка на воде с горстью фруктов и натуральный йогурт. Лев Карлович предпочитал сбалансированное питание, которое влияло бы на его организм максимально благоприятно. Именно поэтому к режиму питания и распорядку дня он был особенно придирчив. Таисия Васильевна привыкла к «чудачествам» мужа еще сорок лет тому назад, поэтому никогда не опаздывала с приготовлениями для педантичного Льва Карловича. Во всеоружии она была уже буквально через неделю после свадьбы, когда он расписал ей по пунктам каждую минуту своего будничного ритуала. И на отдельном листке – выходного дня. Аккуратно намекнув, что именно по таким правилам должна существовать его семья, он услышал недопонимание в голосе молодой жены, которое тут же было резко отрублено:

– Таечка, у кого – то мужья пьют, у кого – то гуляют, а я всего лишь прошу тебя помочь мне соблюдать режим. Я ни в коем случае не заставляю тебя жить моей жизнью. Но если я привык завтракать полезной овсянкой без молока и сахара, то будь добра не готовить мне вредную яичницу с сыром и помидорами.

Таисия Васильевна подумала с полминуты и покорно кивнула. Муж был прав. У любого человека есть недостатки. И пусть лучше он любит склизкую кашу на завтрак, чем ежевечерние сорок градусов, как спившийся Петюня из двенадцатой квартиры.

Лев Карлович обладал еще одной сложной чертой характера: он бесконечно ценил и уважал собственное время. Будучи достаточно щепетильным и пунктуальным человеком, он каждые десять минут поглядывал на часы, дабы сверить время и расстановку планов на будущее. Для таких целей жена подарила ему часы с золотой крышкой и гравировкой на корпусе «Дорогому Левушке от Таисии в день годовщины свадьбы». Но, снова не угадала. Лев Карлович не оценил подарок по заслугам и отправил его пылиться на полку, как неоправданно дорогую и хрупкую вещь. Туда, где уже под стеклом хранились первое издание «Мастера и Маргариты», изумрудные сережки его прабабки и карманное зеркало в золотой оправе, треснувшее ровно в центре. Сам же он продолжал носить часы, доставшиеся ему от отца – фронтовика. Вопреки расхожему мнению, они не были для него памятью или реликвией. Это были просто надежные и крепкие часы с крупным циферблатом. В любых мелочах Лев Карлович ценил в первую очередь не внешний лоск, а внутренние характеристики. А еще, он был математиком. Возможно, одним из лучших в своем деле. И это было неудивительно для тех, кто знал его характер. Его путь отнюдь не был коротким и простым. В далекой юности у него появилась мечта. И он был рад, что добрался до того момента, когда она, наконец, сбылась. Сейчас, оглядываясь назад, он понимал, что был благодарен каждому удару и повороту судьбы, за которые раньше ненавидел себя. Но до стадии смирения он двигался с черепашьей скоростью по скользкой дорожке из смеси собственных пота с кровью. Начиная с простого учителя младших классов в 24 года, к своим 63 он добрался до заведующего кафедрой высшей математики одного из самых престижных вузов Санкт-Петербурга. Он был строгим и требовательным к своим доцентам, заместителям и аспирантам. Но более всего требователен он был к себе.

За все шестьдесят с небольшим лет жизни, он испытал всего лишь одно разочарование. Но оно принесло ему столько мучений, что спать спокойно по ночам он перестал в одиннадцать лет. Более полувека назад произошло событие, которое до сих пор мучило его каждый день. Пятьдесят два года он посвятил самокопанию и изучению ситуации с различных сторон. Болезненные и изнурительные угрызения совести заставили его волосы приобрести благородный седой оттенок на добрый десяток лет раньше сверстников. Он жил и страдал. Жил и корил себя. Жил с невыносимым бременем вины. Ровно пятьдесят два года.

– Таисия Васильевна, налей-ка мне кофейку, пока я буду одеваться, – попросил он, чтобы немного отвлечься.

Жену он любил по – настоящему. Спустя столько лет он мог с гордостью сказать, что она всю жизнь оставалась для него самой родной и желанной женщиной на свете. Полная противоположность своему мужу, она была улыбчивой и добродушной простушкой. Любимица своих студентов, она с легкостью могла предложить поставить по ее предмету зачет тому, кто первым сможет бросить зачетку на её стол так, чтобы она открылась в нужном месте. Или же поставить пятерки тем, кто не пропустил ни единой её лекции. Таковых бывало больше половины, потому что преподавала она с юмором и собственными дополнениями об элементах культуры каждой страны, где она сама побывала. В её распоряжении была кафедра этики и эстетики. Самая ненужная кафедра, по мнению Льва Карловича, в техническом ВУЗе. Многолетний спор по поводу важности каждого предмета тянулся в этой семье уже многие годы, с различной скоростью перетекая из одного русла в другое, не оставляя, тем не менее, ни победителей, ни побежденных.

Она не была затворницей, в отличие от своего нелюдимого мужа. Она много общалась, компенсируя людьми вокруг отсутствие детей. У неё было предостаточно подруг, чьи дети и внуки заменили ей родных так и не родившихся сыновей, о которых она всегда мечтала. Во всяком случае, так ей казалось. Она много времени проводила с ними и с радостью соглашалась посидеть с малышами, когда родителям необходимо было отлучиться. Лев Карлович же сторонился массового скопления народа, сторонился каждого, кто пытался расспросить его о чем – то помимо работы, он сторонился даже продавцов – консультантов в торговых центрах, полагаясь только на собственные мнение и опыт. Свободное время он предпочитал проводить дома в тишине, рядом со своей женой. Будучи еще просто Таечкой, она пыталась вытащить Лёву в компанию на речку, на шашлыки или в баню. Но, если предложения о бане вежливо откланялись, то на просьбу выбраться на речку всегда следовал резкий отказ с нотками грубости и запрет ей самой выбираться туда. Просьбы, слезы и уговоры не помогали. Полагаясь на собственную женскую интуицию, она списала всё на астрологию. Лев по гороскопу, соответственно, знак огня, она решила, что муж просто категорически плохо относится к воде и перестала предлагать посещать места, где фигурировала вода.

Они были достаточно близки, чтобы прожить сорок лет вместе. Но недостаточно близки, чтобы Таисия Васильевна осмелилась залезть к мужу в самый эпицентр души, где он за семью печатями хранил своё далекое прошлое.

– Лев Карлович, душечка, выпей чаю. От кофе у тебя может подскочить давление, и студенты очень обрадуются отмене необходимости посещать твои лекции.

Но он уже сидел в строгом черном костюме на пуфике в прихожей и обувался в идеально начищенные лаковые туфли. Как мужу, ему льстила забота жены, но, как мужчине, было неприятно, что эта чудесная женщина снова ему перечит. Поэтому, оставшись без кофе, он взял в руки кожаный портфель с практическими занятиями ребят, проверенными накануне вечером, и нежно поцеловав в лоб Таисию Васильевну, вышел из квартиры.

Она, как обычно, подождала, когда он скроется в лифте и помахала ему рукой на прощание. Во второй она держала любимую кружку мужа, до краев наполненную ароматным зеленым чаем с нотками мелиссы. Ей было немного обидно оттого, что он даже не притронулся к её напитку, который она заваривала специально для него. Створки закрылись. Лифт с недовольным кряхтением плавно пополз вниз. Таисия Васильевна оправила передник и закрыла дверь на защелку.

Начался еще один самый обычный день, как две капли воды похожий на все дни предыдущих сорока лет.

* * *

– Ибрис, ну сколько уже можно? – ругала миниатюрная блондинка своего серого британца с прекрасными зелеными глазами, пока бежала до туалета за половой тряпкой.

Эта умильная мордаха неторопливо ковыляла вслед за хозяйкой, которая вытирала очередную лужу, наделанную мимо лотка. По коридору протянулась вереница следов от мокрых кошачьих лапок.

– Лаки, хоть бы ты наподдал этому гаденышу, который так нахально свинячит мимо! – обратилась она к малышу хаски, который удивленно выглядывал из-за погрызенного им косяка, сложив бровки домиком. Удивительно, насколько у этой породы велик спектр эмоций, отражающихся на мохнатой собачьей морде.

Яна жила одна, если не брать в расчет её питомник. Помимо Ибриса с Лаки, в квартире было еще двое обитателей: в столитровом аквариуме плавала маленькая ручная красноухая черепашка по имени Майки, а у противоположной стены в акватеррариуме поселился радужный краб Кеша, который линял чаще, чем сама Яна успевала менять свой гардероб.

Она всегда любила животных, но в детстве как-то не складывалось. На шерсть у родителей была аллергия, а прочую живность мама называла скучной и неинтересной. Перебравшись из родного небольшого городка в Санкт-Петербург, Яна первым делом обустроила свою квартиру по собственному вкусу и взяла Ибриса в рассрочку. Поначалу денег катастрофически не хватало, и она выкручивалась как могла, отдавая самое лучшее избирательному породистому британцу и считая дни до зарплаты. Но со временем она смогла привести в порядок собственную жизнь, в том числе её финансовую сторону, и сейчас чувствовала себя абсолютно счастливой вечерами, обнимая теплого эмоционального хаски и почесывая кота за ухом.

Сегодня Яна примчалась с работы всего на минуту, забрать флэшку, так непредусмотрительно брошенную утром в кресло возле компьютера. В полдень должна была состояться очень важная презентация. Забыть дома рукопись, которую она редактировала ночами последние три месяца, для неё было равносильно увольнению.

Начинающий автор Дима Солдатов по вечерам после учебы строчил триллеры вперемешку с детективными романами один за другим, высылая их на суд издательства, где она работала. На её взгляд, у парня был явный талант и предрасположенность к тому, чтобы стать русским Кингом или Дойлем, но Илья Алексеевич, главный редактор, считал иначе, напоминая Яне в очередной раз сделать пометку «спам» на сообщении от него, чтобы больше не натыкаться на хлам в ящике. Но Яна этого не сделала, чувствуя, что парень вот – вот дорастет до того, чтобы быть изданным. Почти все его рукописи были посвящены приключениям майора Федосеенко, который в первой книге шагнул вверх по карьерной лестнице, благодаря тому, что в одиночку раскрыл серьезное дело.

Яна буквально зачитывалась его произведениями. Талантливый парень простым языком излагал, казалось бы, невероятные истории. Больше всех ей запомнилась самая первая книга о том, кто и зачем застрелил девочку по имени Саша больше сорока лет тому назад. Особенно захватывающей была глава под названием «Радуга». В ней рассказывалось о том, как по городу блуждала история о маньяке – фетишисте. В тот день он убил девочку, возвращавшуюся из музыкальной школы лишь за то, что на ней был свитер красного цвета. А на следующей неделе убьет любого, кто наденет зеленую куртку. Поэтому весь город дружно и не сговариваясь одевался только в черное и серое, чтобы ненароком не попасть в цветовую гамму убийцы. Разгадка, как обычно, была проста: убийцей оказался человек, которого все считали образцовым семьянином и гражданином СССР.

Помимо линии о приключениях майора, парень писал фантастику. Именно за неё и взялась Яна, оставляя полюбившегося ей Федосеенко на более позднее время, когда парень прославится и приобретет имя. Она была уверена, что тогда детективная история, достойная экранизации, взбудоражит всю страну и заставит читателя с нетерпением ожидать каждой новой книги.

На Диму Солдатова она делала ставку. Тем более, что бесхитростный парень сразу написал, что все истории не вымышлены и описывают рабочие будни его дедушки. Это означало, что в закромах парня еще куча историй и потому серия будет полной и окупится издательству с лихвой.

Последний его триллер уже был на голову выше остальных. В профессиональном плане парень рос не по дням, а по часам, оттачивая мастерство писателя с каждой книгой. Рукопись с шизофреническим названием «Обед на крыше звездолета» Яна взялась редактировать сама. Не столько чтобы помочь Диме, а, скорее, чтобы доказать Илье Алексеевичу: она профи. Она наработала в этой редакции достаточно, чтобы шагнуть от младшего редактора вверх по карьерной лестнице. Ей было необходимо повышение. А Дима Солдатов мог стать для неё пропускным билетом в самые сливки издательского мира. Она не могла позволить себе упустить шанс. И, заодно, спасти паренька, похоже, уже отчаявшегося быть изданным.

Яна придирчиво осмотрела себя в зеркало. Слегка подкрасив губы розовой помадой, она одной рукой запахнула нежно – кремовый кардиган, а в другую схватила лаковую бежевую сумку с черной окантовкой. Заветная флэшка была надежно зажата в кулачке.

– Всё, ребятки, я ушла! Буду вечером! – воскликнула она и выбежала, звонко цокая каблучками, на лестничную клетку под грустный взгляд Лаки.

* * *

– Каролина, ты будешь еще пирог? – спросила девочку милая старушка. Она была такая светлая, словно утреннее весеннее солнышко. А когда она улыбалась, поблекшие, но всё еще живые серые глаза, лучились добротой и тысячи морщинок моментально разглаживались. Улыбка делала её моложе и обаятельнее.

Агате Симоновне хотелось дать девчонкам самое лучшее, что у нее было. Сладкий чай, пироги с брусникой, присланной родственниками с северной республики, и шоколадные конфеты «Полет». Бабушка жила очень скромно, откладывая каждую лишнюю копеечку на подарки своим девочкам. Они, в свою очередь, очень ценили её заботу и точно так же старались сделать для неё максимум из возможного. Девчонки навещали старушку всего лишь один раз в неделю – так диктовал им устав. Всё остальное время они не имели права покидать территорию интерната дольше, чем на два часа. Этого не хватало, чтобы добраться до бабушки на метро с пересадкой, а потом еще на автобусе три остановки. Каждое их посещение становилось для Агаты Симоновны настоящим праздником. После их ухода у бабушки всегда оставалась гора чисто вымытой посуды, сверкающие полы и коврик у кровати, переживший очередное нашествие пылесоса. Но самое главное, что они оставляли после себя – наполненную душу. Бабушке, еще совсем малышкой пережившей блокаду, в жизни не нужно и не важно было больше ничего, кроме внимания внучки. И она была искренне рада, когда пару лет назад их стало двое. У них никого не было роднее друг друга на этом свете.

Старушка от всей души жалела сироток, но поделать ничего не могла. Ей было уже за 80, и она не могла оформить опекунство даже на родную правнучку, не говоря о том, чтобы взять под присмотр обеих девчонок.

Раньше Сонечка жила с мамой, пьющей внучкой Агаты Симоновны. Жили худо-бедно, но всё же деточка была у себя дома. Бедненькая, но достаточно уютная, маленькая комнатка была обклеена сотней наклеек, в углу сидели старенькие куклы, а возле стены стояла кровать, накрытая клетчатым потертым пледом. «Идиллия» тянулась несколько лет, пока однажды мама не привела домой очередного хахаля. Отчим был предельно строг и катастрофически ежедневно пьян, отчего у Сонечки возникло к нему стойкое отвращение. Дядя Володя не стеснялся прикрикнуть на падчерицу, а то и поднять руку, если уж она слишком сильно начинала выводить его из себя. А выводило его буквально каждое её движение, каждое слово, каждый брошенный взгляд. Особенно злился он, когда Соня называла его «Володя» и, дабы сгладить семейный конфликт, мама велела называть тирана – пьянчужку «папой». Через окрики и подзатыльники она научилась не ошибаться и называть его так, как просила мама. Девочка старательно делала всё, чего требовал от неё новый «папочка», чтобы угодить маме, которая так сильно жаждала полноценной семьи, но однажды он перешел все грани и ей пришлось бежать из дома. Словно беспризорница, перескакивая через турникеты и не слыша гневных окликов, она мчалась к маминой бабушке. Та встретила правнучку возле подъезда, когда возвращалась с авоськой из магазина. Сонечка билась в истерике, стояла на коленях и умоляла бабушку забрать её из этого ада, иначе она так больше не сможет жить. Агата Симоновна с радостью приютила чудесную девчушку, но люди из отдела опеки, прикрываясь мнимыми законами, которые писались людьми, никогда не жившими в тех условиях, что выпали на долю одиннадцатилетней девочки, вывезли её в интернат и дали разрешение посещать бабулю только раз в неделю. Девочке выдали лист с печатями и через суд горе-родительницу лишили прав на дочь. Так Сонечка попала в интернат. Дом, где ненужные дети учатся выживать.

В интернате она сразу же нашла себе подружку по имени Каролина, которая осталась без родителей в девять лет.

Каролине, в отличие от новой подружки, повезло намного больше. Она родилась в достаточно богатой семье для их города. Мама с папой чрезмерно любили и баловали своего единственного ребенка. К воспитанию девочки подходили весьма ответственно с самого рождения. В три она уже бегло читала и декламировала поэзию Чуковского и Михалкова, а в четыре научилась не смешивать в своей речи русский, английский и немецкий. Это стало небольшим разочарованием для мамы. Она любила с улыбкой слушать, как ребенок одно предложение может говорить разными языками.

– Мам, принеси мне please tea in my любимый чашке, – выдавала Каролинка, не понимая, что совмещает русскую речь с иностранной и путает склонения.

В спортивной школе она занималась сразу художественной гимнастикой и фигурным катанием. Преподаватели в два голоса хвалили способную девочку и пророчили ей большое будущее. Каждый из них перетягивал её из одной сферы в другую, пытаясь доказать, что именно у него она достигнет наибольших успехов. Но мама и дочь не торопились принимать поспешных решений, выкладываясь по максимуму на обеих тренировках. По вечерам она изучала японский язык. А на выходных посещала актерское мастерство и ораторское искусство. Знакомые, чьи дети сидели целыми днями напролет дома возле компьютера, спрашивали, как им не совестно лишать ребенка детства.

– Стреляя по нарисованным танкам ваш ребенок развивается в соответствии со своим возрастом? – терпеливо и с улыбкой в очередной раз спрашивала их мама. А Каролинка сочувственно кивала, держа её за руку. Они понимали друг друга с полуслова.

В тот день родители готовились к её дню рождения. Проведя весь вечер в походах по торговым центрам в поисках самых лучших подарков для своего талантливого чада, они возвращались домой уставшие, но счастливые. Мама весело щебетала с подружками по телефону, приглашая их на день рождения дочки в кафе, где будет много детских сладостей, надувные горки, бассейн с шариками и конкурсы от смешных аниматоров Симки и Нолика. Подружки обещали прийти вместе со своими детьми. День рождения должен был пройти весело. Впрочем, как обычно. Родители для Каролины не скупились. Девочка купалась в ласке, обожании, дорогих подарках и сюрпризах. На прошлый день рождения они летали всей семьей в Диснейлэнд, а на позапрошлый – в Москву в аквапарк на целый день. Этой весной родители не смогли оставить работу, а потому решили отметить узким семейным кругом, всего на пятьдесят человек.

Папа немного превысил скорость, чтобы скорее оказаться в теплой постели с чашкой горячего шоколада и в окружении любимых девчонок по бокам. Он устал от маминой болтовни, устал от походов по магазинам, устал от кризиса на работе. Очередные поставщики задерживали партию товара, каждый день выдумывая всё новые и новые отговорки. Ему необходим был выходной, чтобы остановиться и выдохнуть. В этот день он просто хотел расслабиться в теплых родных пенатах. Дом у них был уютным, благодаря маминым стараниям. Папа любил и хотел туда возвращаться снова и снова. Ему было мало семьи. Он хотел их видеть, как можно чаще и дольше. Работа отнимала всё свободное время. Папа часто превышал скорость, но он был очень опытным водителем.

По трассе неслись сотни машин. Мимо то и дело мелькали огни встречных фар. Папа ехал в скоростном потоке, смысла тревожно следить за дорогой не было, и он слегка расслабился, откинувшись на спинку сиденья. Справа мелькнула тень. Это было будто минутное наваждение. Он резко вывернул руль влево и, под громкий сигнальный гудок, влетел прямиком под колеса огромной фуры. Последнее, что он услышал – крик жены на соседнем сидении под аккомпанемент металлического скрежета.

По трассе неслись сотни машин. Но именно под колеса этой машины бросился психически нездоровый паренек, решивший в наркотическом угаре покончить с собой. Из всего потока он выбрал именно эту машину, оборвав в один момент три жизни. Две взрослых и одну – маленькой девочки, которая сидела на подоконнике в обнимку с породистым псом, ожидая прихода родителей домой с подарками.

Отец, не справившись с управлением вылетел прямо под колеса груженой фуры, которая с горы неслась под 80 км в час. Так объяснили Каролинке дяди в форме с погонами, пока женщина в темно – синей фуфайке делала ей укол успокоительного и помогала собрать вещи в приют.

У них не было ни малейшего шанса. Сейчас, в 14 лет, Каролина это прекрасно понимала, а тогда ей хотелось просто оказаться в машине вместе с ними. За неимением других родственников, девочку сразу определили в приют для бездомных детей, откуда она бежала на следующий день, чтобы посмотреть на место аварии. Там, в траве, она нашла тонкий золотой браслет. Каролина не знала, предназначался ли ей этот подарок, но вот уже 5 лет она предпочитала думать, что этот браслет преподнесли ей мама с папой на прощание.

– Спасибо, Агата Симоновна, ваши пироги с брусникой просто бесподобны, но я, пожалуй, уже пойду. Хотелось бы оставить вас с Софикой наедине. А я подышу воздухом поблизости на детской площадке.

– Ты звони, мало ли что, – сказала на прощание Сонечка и крепко обняла подругу.

* * *

Каролина нажала на кнопку вызова лифта, и он с шумом поехал вниз. Из квартиры напротив раздался крик, и бдительная девочка обернулась. Оттуда выбежала миловидная хрупкая блондиночка, продолжая кричать куда-то вглубь своего коридора:

– Всё, Лаки, я буду вечером! Не скучай!

Позвякивая ключами, она пыталась закрыть массивную железную дверь, которая никак не поддавалась.

– Девушка, придержите лифт, пожалуйста! – крикнула она смешной девчонке – неформалу, неловко подпирая дверь плечиком.

– Ужасно опаздываю на работу, – прокомментировала она свои действия, забегая в лифт и звонко цокая каблучками. Кардиган нежного кремового цвета зацепился за щепку, торчавшую из двери лифта, и девушка тихонько чертыхнулась.

– Яночка, милая, не ругайтесь при детях! Вашей аристократической внешности ругательства не к лицу! – пробасил мужчина из глубины лифта, и девушка приподняла голову. Там стоял сосед с одиннадцатого этажа. Как всегда прекрасен, строг и элегантен в своем черном костюме и с неизменным кожаным портфелем в левой руке.

– Лев Карлович! Здравствуйте! Простите, я сегодня непозволительно опаздываю! Забыла дома важную информацию, приезжала буквально на минуту, – оправдалась она зачем-то. – Вы, я смотрю, тоже сегодня задержались?

Они были знакомы, поскольку оба ездили на работу к 8:30, а издательство Яны и университет Льва Карловича располагались практически бок о бок. Общительная девушка познакомилась с соседом и по утрам они частенько вели непринужденные беседы в лифте, а затем, и по дороге к автомобилю. Янин красный «пежо» идеально помещался рядом с черным, строгим как и его хозяин, огромным внедорожником Льва Карловича. Беседы ни о чем с соседкой снизу с 7:35 до 7:40 уже практически вошли в его ежедневный утренний ритуал, правда, сегодня они сместились на три часа вперед.

– Нет, душенька, я никогда не задерживаюсь. Мне по четвергам к третьей паре.

– Чудесная работа, – заметила она, – успеваете выспаться и отдохнуть посреди недели.

– И до девятой пары, к сожалению, – продолжил математик с доброй улыбкой.

Наконец, Яна выпуталась из западни с щепкой и петлей в вязаном крупной вязкой кардигане, и смогла войти в лифт.

– Всем до первого? – задала она риторический вопрос на всякий случай, нажимая кнопку 1 этажа внутри кабины указательным пальчиком с аккуратным французским маникюром.

* * *

Валерия Сергеевна в черном бархатном халате с вышитыми крупными розами буро-бордового цвета, жарила на кухне картофельные котлеты. Брызги раскаленного масла и отвратительный горелый запах летели во все стороны. Она морщила красное лоснящееся лицо и короткими перебежками до плиты старалась успеть перевернуть очередную котлету до того, как её ошпарит. Большие розовые бигуди на голове ходили ходуном от каждого её движения, а маленькие серо-голубые глазки, не выражающие ровным счетом ничего, то и дело зорко глядели под раковину, где, стоя на коленях, громыхал по трубе молодой парень. Он снова прочищал засор в её раковине, которая засорялась с завидным постоянством. Ему казалось, что весь отдел слесарей-сантехников работает на одну Валерию Сергеевну с её засорами.

– Егор, вы бы там поаккуратнее, мне сынка только новые трубы установил. Говорил, что не будут засоряться. Наврал, поганец, – вещала грузная женщина, пересчитывая бигуди на голове левой рукой. Её ногти были выкрашены в отвратительный зеленый цвет, будто она подросток пятнадцати лет. Впрочем, это было неудивительно. В соседней комнате на диване расположилась её дочь Наташка, которой было как раз около пятнадцати. Похоже, мать пробовала на себе её косметику.

– Лучше бы он тебе трубу эту прочищал, а не менял, – проворчал Егор про себя, поскольку эта мегера обладала еще и отличным слухом. Леха-сменщик уже однажды что-то ляпнул на свою голову. Эта дама до сих пор с ним судится. Пытается моральный ущерб отсудить. Только доказать ничего не может. Вот и злится на весь «Водоканал».

– Валерия Сергеевна, вы бы не смывали остатки еды в раковину, выбрасывайте в мусорное ведро или сливайте в унитаз! Это я вам как профессионал скажу! – выкрикнул он из-под раковины.

Последняя фраза почему-то действовала на эту мадам магическим образом. Она готова была поверить любой ерунде, если после неё вставить словечко про «профессионала». Эту закономерность Егор заметил за ней давно и теперь использовал при каждом удобном случае.

– Это вы профессионал, а я не знаю, что в трубу пройдет, а что её засорит, – ворчливо заметила Валерия Сергеевна, после каждого слова делая короткую передышку, на очередной подход к плите.

– Вода в неё пройдет, а всё остальное – засорит! – наигранно засмеялся Егор, стараясь максимально разрядить обстановку. Его угнетала атмосфера дома у этой женщины. Он не удивлялся, почему все её родственники бегут отсюда, как крысы с тонущего корабля.

Хотя, в его доме была подобная обстановка. Он тоже частенько брал ночные смены и сверхурочные часы, чтобы подольше посидеть в подсобке. Даже там, на засаленном грязном диване, ночевать было приятнее, чем дома в объятиях нелюбимой женщины. А еще там были вечно орущие дети. Мальчишки-близнецы. Собственно, они-то и были главной причиной его нежелания находиться дома. Если бы не они, Егор бы никогда не женился и жил бы в своей холостяцкой однушке вдвоем с верным стаффом по кличке Алый.

В кармане раздался слабый писк телефона.

Егор вытер руки о робу и вытащил свою дешевую «Нокию». Раньше у него был хороший телефон. Но Чук и Гек, как он называл своих сыновей, ломали и крушили всё на своем пути, будто маленький годовалый ураган. Егор спохватился слишком поздно. Его яблочный гаджет, медленно подсвечивая себе потихоньку затухающим экраном, кружился вокруг своей оси в металлическом тазу с водой. Мальчуганы не нашли ничего дешевле для игры в кораблики. И теперь Егор обходился телефоном, который покупал еще будучи учеником девятого класса. Старые телефоны делали на совесть. Верный друг даже не разрядился за столько лет, что с удивлением отметил про себя молодой отец, включив его.

– Алло, – устало ответил он на звонок.

– Егор, мне нужна твоя помощь. Возьми отгул, посиди с мальчишками. Они оба температурят, я уже с ума с ними схожу. Я очень тебя прошу, – раздался оттуда расстроенный голос его жены.

– Настасья, ты в неоплачиваемом декрете. Если я еще буду брать отгулы, мы жить на что будем с двумя пацанами? – спросил он.

– Тебя и так дома никогда не бывает, ты постоянно на работе. Егор, ты заслужил один-единственный отгул. Пожалуйста, приходи, они мне все нервы вымотали. Они плачут со вчерашнего вечера. Данилка дополняет Сережу, и наоборот. Я не знаю, кого из них успокаивать. У меня голова кругом. Я боюсь, что в очередной раз просто уроню их.

Настя расплакалась.

Егор слышал, что она не лжет. На заднем фоне пронзительно верещали два его ребенка. Ей действительно приходилось тяжко с ними. Молоденькая двадцатилетняя девочка не была готова стать матерью двоих детей так рано. И в этом есть ровно половина и его вины. Он тяжело вздохнул и оценил масштабы работы.

– Нась, я буду через час. Потерпи немного. Я скоро.

– Я очень жду, – практически прошептала она.

Егор нажал «отбой» и вылез из-под раковины.

– Валерия Сергеевна, я сегодня беру отгул, а к вам пришлют другого мастера.

– Ничего подобного! – заголосила она, будто сирена. – Я вас еще не отпускала! Вот почините и пойдете на все четыре стороны! Я сама мать, троих вырастила и знаю, что такое маленькие дети. Я слышала весь ваш разговор. От самого начала. Ничего страшного, потерпит ваша жена. Она мать. Такова её доля. А вы возьмите инструмент и продолжайте!

Егор вытер грязные руки о белоснежное полотенце, висящее на крючке у кухонного гарнитура. На махровой ткани остались темные разводы.

Валерия Сергеевна уперла руки в боки и начала сверлить сантехника своими поросячьими глазками, будучи в полной уверенности, что это ей поможет заставить его остаться. Так она была похожа на сестру домомучительницы из мультфильма про Карлсона. Но всё впустую. Он уверенно прошел в коридор и обулся.

– Мне искренне жаль, что рядом с вами не было мужа, который мог бы вам помочь с воспитанием ваших деток. А у моей жены такой муж есть. Я нужен ей сейчас дома. Простите. Вы можете, конечно же, написать на меня жалобу. И, конечно, у меня вычтут из зарплаты в вашу пользу. До свидания.

Егор вышел из квартиры на пятом этаже и нажал кнопку вызова лифта. Валерия Сергеевна осталась стоять на пороге в полной растерянности. Он не оставил ей ни единого козыря в рукаве, сказав про жалобу и зарплату. Обычно, эти фразы были её коронными. Сегодня слесарь-сантехник уделал её по всем параметрам. Она тяжело вздохнула, пообещав себе в этот раз всё спустить со счетов и не писать никаких заявлений директору на нерадивых работяг.

– Наташка, ты только представь, что этот сантехник учудил, – услышал Егор, как жалуется своей дочери Валерия Сергеевна, перед тем как хлипкая входная дверь с громким стуком захлопнулась за его спиной.

* * *

В лифте уже находилось трое человек, когда Егор вошел в него. Первой в глаза бросилась интересная девочка, похожая на взрыв палитры с десятком цветов красок. Ему хватило секунды, чтобы оглядеть её с головы до ног, но этот её образ буквально впечатался ему в память. Черные высокие шнурованные ботинки. Темно – синие джинсы в белых разводах, словно выпачканные известкой, рваные на коленях. Футболка – поло в желто-белую широкую полоску. На руках черные перчатки без пальцев. Ногти, выкрашенные в темный цвет, лак облупился по краям. Черная куртка – косуха с вытертыми локтями из дешевого кожзама сплошь в золотистых заклепках. Но, более всего удивляла прическа девочки: выбритый правый бок выкрашен иссиня – фиолетовой краской с розовыми разводами, а на левом блондинистые волосы с сиреневым отливом достают до плеча. Правое ухо было сплошь в серебряных колечках, пирсинг красовался и над губой в виде мерцающей малиновой стразы. Несмотря на свой юный возраст, она была накрашена так, словно сошла с обложки модного комикса про супергероев. Но самым удивительным стало то, насколько полным был её образ и как безупречно он ей подходил. Яркая и необычная, словно сбежавшая из тусовки местных художников, она нехотя притягивала к себе взгляд. В голове пронеслась мысль о том, что в скором будущем её тело украсят многочисленные разноцветные татуировки и тогда она станет окончательно неотразима.

Сидя на задних партах, Егор, главный школьный бандит и хулиган, превращался в тихого юношу, когда на него вдруг находило творческое вдохновение. Рисовал он преимущественно комиксы, которые рождались у него в голове сами собой. Все фантазии тут же обретали жизнь в школьных тетрадях в виде не только моментальных набросков, но и полноценных рисунков, длиною в отдельную комикс – вселенную. Любимому занятию он легко мог посвящать абсолютно неопределенное время, забывая про всевозможные физиологические потребности. Где – то в глубине души Егор с детства мечтал стать художником – мультипликатором. Но жизнь распорядилась иначе, распределив его в местный водоканал. А те, прошлые мечты, остались в другой жизни, вернуться в которую не представлялось возможным.

Отголоском из детства стала вот эта особенность – примечать примечательных людей и мысленно вплетать их в сюжетную линию собственной Вселенной в тетради по алгебре за девятый класс.

Внимательный взгляд Егора смутил девочку, и она натянула черную вязаную шапочку на голову. Сверху водрузила круглые зеркальные очки аля-Базилио и сделала шаг вглубь лифта, давая пройти грузному слесарю с ящиком рабочего инструмента в руках.

– Мне на первый, – пробубнил он себе под нос, ожидая от кого-то отрицательной реакции. Все промолчали, и Егор нажал на кнопку с цифрой «1».

Скрепя всей площадью полуразвалившейся кабины и покрытыми старой ржавчиной тросами, лифт натужно взвыл, резко дернулся вниз и со скрежетом остановился. Мгновение спустя потух свет, а еще через несколько секунд зажглась аварийная желтая лампочка.

– Перевес что ли? – спросил Егор самого себя и обернулся к собратьям по несчастью.

– Подождем минутку или сразу звоним диспетчеру?

Он остановился на середине фразы.

Прямо перед ним стояла миловидная блондинка с пронзительными голубыми глазами. Она, приподняв брови, удивленно смотрела на него, отчего ему показалось, что в её взгляде уместился целый океан. Он хотел отвернуться и нажать кнопку вызова диспетчера, но время будто остановилось. Он не мог оторваться от нее. Прекрасные светлые пушистые волосы, немного пухлые губы, четко очерченные скулы. Он знал эту девушку всегда. Именно с неё была срисована главная героиня его комиксов. Во вселенной, которая находилась в его тетради, её звали Джил. Там она спасала мир от человека – телепорта, который угрожал переместить планету к черной дыре, если правительство откажется выполнять его требования. Там она носила красный латексный костюм и белую медицинскую маску на лице, сделанную из бронематериала. Здесь же она носила высокие каблуки, редкое в их детстве имя Яна и спасала не всё человечество, а одного человека. Егора. Он прекрасно помнил, как десять лет назад она спасла его самого от…его самого. Сейчас она стояла буквально вжавшись в заднюю стенку кабины. Обеими руками она крепко сжимала небольшую лаковую сумочку. Сомневаться не приходилось – она точно так же узнала его с первого взгляда, как и он её. Вязаный кардиган нежного кремового цвета распахнулся, обнажая её хрупкое тело, облаченное в черную майку и темного цвета джинсы, сидевшие идеально по фигуре. Она стояла на каблучках, но все равно казалась такой малышкой… Годы никак не отразились на её внешности. Казалось, она стала еще красивее, чем была раньше.

А она не могла заставить себя оторваться от него. Она ни на миг не забывала этот жесткий колючий ежик темных волос на голове, эти прекрасные светлые глаза, эту дырочку в мочке левого уха. Там раньше, в школьные годы, была сережка. Он был крупного телосложения, но так необычно прекрасен. Он был непримечателен и от этого невероятно красив. В нем не было никаких особенных примет и это делало его еще более привлекательным. Эталон мужской красоты. Образец мужской силы.

Они явно не ожидали увидеться не то что в замкнутом пространстве, но и вообще когда – либо в жизни. Бежав друг от друга из родного города за много километров, оба они не знали, что сбегают в Санкт – Петербург. И уж тем более не догадывались, что их пути сойдутся в лифте типовой многоэтажки.

Эта игра «в гляделки» длилась не более десяти секунд, но успела привлечь внимание Льва Карловича, такого щепетильного к мелочам. Привычным движением глаз, отработанным годами, он взглянул на циферблат своих бесценных часов, и немного нетерпеливо кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Молодой человек, разрешите, я вызову диспетчера, – обратился он к Егору.

– Конечно, – кивнул парень – сантехник немного растерянно и тут же исправился. – Я сам вызову.

Он нажал кнопку и подождал. Мигал аварийный свет. Немного поскрипывала старая кабина, висящая на ржавых от времени тросах. Где – то высоко смеялись дети. А из динамика не доносилось ни звука. Егор еще несколько раз нажал на кнопку с колокольчиком, пока она вовсе не запала вовнутрь.

– Похоже, что мы в ловушке, – констатировал он грустный факт.

– О нет, мы с Димой Солдатовым окажемся в полной… – простонала Яна и, поймав строгий взгляд профессора, окончила фразу не так грубо, как хотела, – в глубокой яме мы окажемся вместе с Димой Солдатовым, если мы с вами сейчас не выберемся отсюда.

– Душа моя, – ласково ответил Лев Карлович, – студенты – программисты впервые пропустят лекцию математической статистики. Занятная наука, между прочим. И по глупости своих лет, очень порадуются этому факту. Поэтому я тоже не могу позволить себе опоздать.

– У меня телефон не ловит, – подала голос безэмоциональная девочка – неформал.

Оставшаяся троица зашуршала по карманам в поисках своих гаджетов.

– И у меня, – первой подтвердила Яна.

– У меня вообще выключился, – сказал профессор.

Егор промолчал. Ему не хотелось при всех доставать свой телефон. Миловидная блондинка могла неверно оценить его дешевенькую игрушку, знакомую ей со школы. Она ведь не знала, при каких обстоятельствах погиб его предыдущий смартфон.

– Остается либо ждать, когда кто-то вызовет лифт и осознает, что он застрял. Либо кричать и звать на помощь, – выдвинул своё предложение Егор.

– Помогите!!! – молниеносно поддержала его идею девочка – подросток. – Кто-нибудь меня слышит?! Мы застряли!!!

Она изо всех сил плечом ударилась о стену кабины, и лифт, послушно поскрипывая, поехал вниз. Словно ждал слабого толчка маленькой девочки.

Девчушка обернулась и победно оглядела всех собравшихся взрослых, которые растерянно переглядывались, хлопая глазами.

– Ты молодчина, – первой отреагировала Яна и потрепала ребенка по плечу. Девочка машинально резко отшатнулась, чем вызвала всеобщее недоумение.

– Подростки, – с доброй улыбкой на лице кивнул Лев Карлович Яне, поясняя реакцию девочки.

Через несколько бесконечных секунд кабина из дешевой фанеры остановилась. Всем четверым вдруг показалось, что они снова застряли, но еще через секунду двери распахнулись. Первой шаг в подъезд сделала девочка и внимательно огляделась.

– Это не наш подъезд, – сказала она и вошла обратно в лифт. Её лицо по – прежнему не выражало ровным счетом ничего. У окружающих на мгновение создалось впечатление, что она каждый день попадает из одного подъезда в другой на лифте, так равнодушно вела она себя.

Трое взрослых переглянулись между собой не понимая, о чем она говорит.

Друг за другом они покинули кабину и огляделись. Этот подъезд и правда был шире, просторнее и выкрашен в отвратительный зеленый цвет, в отличие от парадной, выложенной светлым кафелем в том подъезде, в котором они вошли в лифт.

– Может быть, мы не доехали до первого этажа? – спросила Яна, на что Егор молча ткнул указательным пальцем в цифру «1» прямо над кнопкой вызова лифта.

– Друзья мои, я тоже не могу понять, что происходит, поэтому предлагаю вам снова подняться до 11 этажа и спуститься вниз, – Лев Карлович внимательно оглядел всех в поиске союзников.

Мужчины друг за другом вошли в лифт, Яна же растерянно осталась стоять возле дверей.

– Я боюсь снова застрять, – тихонько пробормотала она.

– Не бойтесь, я снова его подтолкну, – пожала плечами девочка-подросток и, схватив девушку за руку, втащила в лифт.

Напоследок все они успели оглянуться, услышав детский смех. Ватага мальчишек буквально скатилась по ступеням. Они были одеты так интересно, будто бабушки специально для них сохранили целый сундук советских вещей: черные брючки со стрелками, свободные рубашки с пионерскими галстуками на шее и одинаковые ботинки на ногах. В руках они тащили тяжеленные портфели, которые от быстрого бега били их по коленям. Первого парнишку Яна успела разглядеть. Уже в своем девяти-десятилетнем возрасте он выглядел статно и достойно. «Доктором наук вырастет» – подумалось ей перед тем как створки лифта закрылись.

Лев Карлович стоял за спинами своих попутчиков. И только по этой причине никто не обратил внимания, как его лицо в один миг приобрело мертвенно – бледный оттенок. Приложив руку к сердцу, он глубоко вдохнул и, сосчитав до пяти, выдохнул. Сердце стало биться ровнее, а приступ паники отступил буквально на полтора шага назад. Он отказывался верить в то, что его самый страшный кошмар снова случился с ним наяву. Проще было представить, что ватага мальчишек ему только привиделась. Ведь он математик. Человек с рациональным мышлением. А, значит, его мозг не готов принять то, что он увидел за пределами лифта.

Натужно заскрипев, кабина гладко тронулась вверх. Несколько долгих мгновений пассажиры лифта молча смотрели прямо перед собой, не зная, чего же ожидать от этой тесной коробки, обитой изнутри фанерными листами и досками от старого лакового шкафа или советского комода. Кабина остановилась слишком быстро. Двери распахнулись. Вся четверка буквально уткнулась взглядом в огромную надпись баллончиком на стене «Янкин, ты мой луч света в этом мире».

Яна с Егором растерянно переглянулись.

По спине обоих пробежал холодок.

Ошибки быть не могло.

– Это наш с Яной подъезд. Это я писал ей послание. Добро пожаловать в Ульяновск, – сказал Егор с сарказмом, указывая на надпись.

– В 2006 год, – добавила девушка, – потому что в 2007 делали капитальный ремонт в подъезде и эту надпись закрасили в первую очередь.

– Признание в любви может быть в любом подъезде любого города. «Янкиных» в нашей стране предостаточно – сказал Лев Карлович, философия которого расходилась с происходящей в эту минуту реальностью.

– Мой крестный работал в мастерской резчиком по дереву. Он вырезал эту дверь в подарок моим родителям на очередную годовщину свадьбы. Она выполнена в единственном экземпляре по индивидуальному эскизу моего дедушки. За этой дверью мама, папа и их дочь – девятиклассница. То есть я.

– Мы можем спуститься на два этажа ниже, – предложил Егор, – там железная черная дверь с оранжевым граффити на ней. Мама с отчимом клялись оторвать мне голову за содеянное, но потом привыкли и даже разрешили расписать мне стену в собственной комнате. Во мне умер классный художник.

– Если вы вздумали шутить, то я спущусь и проверю, – воскликнула девочка – подросток и, стянув с себя куртку, помчалась по этажам. Вскоре её шаги стихли и снизу раздался удивленный возглас.

– Он не лжет, – подтвердила она, выглядывая из – за перил.

– Значит мне не показалось, – задумчиво почесал затылок профессор, – первая парадная очень напомнила мне подъезд моего детства. Я тогда жил в городе Котласе, что в Архангельской области. И там были такие ядовито – зеленые стены. И ватага мальчишек – это одиннадцатилетний я и трое моих друзей.

– Такого не бывает, – задумчиво покачала Яна головой.

Егор прекрасно знал эту её задумчивость. Это был первый скромный порыв перед бурей. Дальше у неё может начаться истерика, чего он всегда очень не любил.

– Давайте не будем наводить панику раньше времени, – предложил он сурово, – заходите в лифт и жмите на единицу. Мы возвращаемся домой. Еще пять минут покатушек, и мы с вами опоздаем везде, где могли опоздать.

Абсолютно растерянные, вереницей друг за другом, они снова вошли в кабину лифта. Двери бесшумно закрылись и все четверо ощутили движение вниз. В этот раз они приехали еще быстрее, чем в прошлый. Первой выскочила девочка. Она огляделась по сторонам и обернулась ко всем столпившимся в глубине кабины. В её глазах стояли слезы.

– Это мой подъезд. Здесь жили мы с родителями до того, как они разбились в аварии. Мы в Великом Новгороде.

Взрослые были шокированы не менее подростка. Девочка зажала кнопку звонка и, прижавшись ухом к двери, пыталась не упустить ни малейшего шевеления по ту сторону, но всё было тщетно. В квартире никого не было. По её щекам катились слезы. Девочка молотила кулачками по массивному резному дереву. На разбитых костяшках выступили капли крови.

– Мам, пап! – звала она, задыхаясь в истерике.

Яна первой очнулась от шока. Она медленно вышла из лифта, присела на корточки и приобняла девчушку.

– Малыш, как тебя зовут? – спросила она.

– Каролина, – ответил подросток.

– Каролина, сейчас у тебя дома никого нет. Похоже, мы с вами застряли в лифте и у каждого из нас паническая атака. Интересно, что проявляется она одинаковыми галлюцинациями. Этой двери на самом деле уже не существует. И родителей твоих, к сожалению, не вернуть. Кукленыш, ты же взрослая девочка. Ты должна понимать, что всё это неправда. Не по – настоящему.

Каролина лбом прислонилась к ледяной подъездной стене и безостановочно мотала головой, отказываясь верить в то, что говорила ей милая девушка – блондинка. Яна когда – то давно, в студенческие годы, подрабатывала преподавателем актерского мастерства у деток до семи лет. Эта работа дала ей бесценный опыт в области детской психологии, и сейчас она была уверена, что никто из собравшихся не сможет поговорить с девочкой так, как сможет она.

– Малыш, жизни без взлетов и падений не бывает. Каждый человек за свои годы переживает историю, достойную экранизации. У кого – то это комедия, у кого – то триллер, а у тебя – драма. Но это твоя личная драма, твоя жизнь, с которой нужно смириться и жить дальше. Знаешь, у меня в жизни тоже случались поражения, которые отбрасывали к точке отсчета. Но я вставала, поднимала голову и шла дальше. Посмотри на себя в зеркало. Ты ведь не такая, как все. Ты особенная. Возможно, что в той, другой жизни, ты не стала бы той, кем являешься сейчас.

– Я не хочу быть особенной. Я хочу быть с родителями, – произнесла она.

– Неправильно, когда дети уходят из жизни раньше родителей. Природой заведено, что мама и папа оставляют после себя след в виде своего ребенка. Твои оставили чудесный след. Ты прекрасна. Ты яркая и индивидуальная. Но ты должна запомнить одну вещь: нужно учиться жить настоящим, а не мечтами о прошлом. Иначе ты никогда не сможешь быть счастливой. Люди детства всегда несчастливы.

– Неправильно, когда люди уходят из жизни едва перешагнув порог тридцатилетия. Они даже не дожили до среднего возраста. Моя мама была чуть старше вас. Вы готовы умереть так рано?

Яна беспомощно посмотрела на мужчин, которые стояли возле лифта молчаливо поддерживая то, что она пыталась внушить девочке.

– Езжайте без меня, – твердила Каролина сквозь слезы. – Я остаюсь с родителями.

– Даже если этот лифт каким – то чудом и телепортирует нас по городам, – присел к ней Егор с другой стороны. – Это вовсе не значит, что ты оказалась в том дне, когда они погибли. Быть может, за этой дверью уже живут совсем другие люди. Детка, тебе нельзя застрять здесь в одиночестве. Поехали с нами.

– У многих из нас есть поступок, за который мы корим себя всю жизнь, – вступил в разговор профессор, неожиданно приняв сторону девочки. – Я прожил пятьдесят два года с осознанием того, что будь у меня всего лишь один – единственный шанс повлиять на судьбу, я бы вернулся в апрель шестьдесят восьмого.

Все четверо замолчали. Яна с Егором переглянулись и тут же спрятали свой взгляд в надежде, что остались незамеченными и непонятыми друг другом. Ей было неловко оттого, что она так сильно желала вернуться в день, когда они стали врагами, чтобы показать ему собственную правду. Ему было неловко оттого, что он бесконечно желал увидеть произошедшее с Яниной стороны, чтобы простить и изменить всё то, что произошло за эти годы. Профессор рассматривал несколько возможных вариантов спасения друзей, поэтому не замечал ничего, что происходило вокруг. Звенящую тишину подъезда нарушали лишь всхлипывания Каролины, которая продолжала держаться за дверную ручку так крепко, будто боялась, что кто – то из взрослых попытается силой затащить её в кабину лифта.

– Вы считаете, что вам выпал этот шанс? – спросил вдруг Егор, заранее зная ответ. Вопрос был адресован профессору, но взглядом он сверлил Яну. Она гладила по голове Каролину, ощущая ладонью шершавый ежик её волос, но затылком чувствовала, что он не отрываясь смотрит только на нее.

– Даже готовы впервые пропустить лекцию математической статистики ради мечты? – попыталась девушка немного разрядить обстановку.

– Ради такого шанса я даже готов пожертвовать собой, – не оценил Яниного порыва Лев Карлович.

– Значит нам с вами остается только лишь пожелать удачи друг другу, – кивнул Егор и поднял ладонь с призывом дать «пять». Его жест поддержала только Яна, хлопнув по его большой мозолистой ладони своей маленькой аккуратной ладошкой.

Каролина и профессор были настолько серьезно – сосредоточенными, что их из шока сейчас вряд ли смог вывести даже внезапный апокалипсис.

– Уверена, что твои родители еще будут гордиться тобой, малыш, – прошептала Яна девочке на ухо и первой вошла в лифт.

Последнее, что троица увидела перед тем, как створки закрылись, это океан надежды в глазах подростка с подтеками туши на щеках. Призадумавшийся Егор на автомате с удовлетворением отметил, что так она еще больше стала походить на новую злодейку его комиксов. Мстительную и кровожадную, но безумно обаятельную и харизматичную. Похоже, что подсознательно он уже предчувствовал, в какую сторону он хотел бы изменить свою жизнь в следующей, послелифтной, жизни.

– Как бы там ни было, я буду рада даже жизнь прожить в прошлом, лишь бы этот ребенок вернулся в полноценную семью. Дети не должны жить в интернатах без родителей, – сказала Яна, нажимая единичку.

Кабина лифта дернулась, заскрипела, но послушно поехала вниз.

Двери открылись на первом этаже, и все снова увидели знакомые ядовито – зеленые стены. Откуда – то сверху по широким перилам катилась ватага мальчишек. Они громко хохотали и стучали металлическими пряжками на портфелях по кованым перегородкам.

– Мой выход, – сказал профессор и, легонько кивнув головой своим попутчикам, вышел из лифта.

– Не знаю, что там у вас случилось, но удачи вам желаю от всей души, – кивнул Егор в ответ, а Яна приветливо помахала рукой на прощание.

Лев Карлович легонько кивнул и скрылся за поворотом, а через мгновение за ним с грохотом закрылась дверь подъезда. Ребята в лифте проводили взглядом четырех парнишек, которые весело и шумно вспоминали свой вчерашний поход на речку. Невольно подслушав часть их разговора, Яна обернулась к Егору.

– А мы с тобой что будем делать? Может, выйдем на улицу и подождем их?

– Отличная идея, – мрачно кивнул он и в этот же момент дверцы лифта захлопнулись сами собой, и кабина медленно поползла вверх.

– Ты нажал на кнопку? – поинтересовалась она.

– Ты совсем тупая что ли? – воскликнул Егор. – Как бы я незаметно через тебя дотянулся до панели?

– Ты вообще не изменился, – вздохнула Яна и отвернулась к стене.

Ей было обидно ровно настолько, насколько было обидно десять лет назад. Время шло. Но ощущение того, что всё случилось неправильно, её не покидало. С тех пор, как она села на поезд конечной станцией которого был Санкт – Петербург, её жизнь круто изменилась. Но всё, что жило в душе, осталось там же. Она сбежала из города, но не смогла убежать от себя. Все школьные обиды перебрались в северную столицу вместе с ней.

Они молчали, задумавшись каждый о своем. Оба прекрасно знали, что думают об одном и том же. Но заговорить никто не решался. Тишину нарушало лишь тихое поскрипывание кабины. А лифт всё ехал и ехал вверх, живя своей собственной жизнью и не подчиняясь нажатию кнопок. Минута. Другая. Третья.

По всем законам логики, они уже давно должны были выехать за пределы шахты и мчаться прямиком в космос. Но тросы шумели. Кабина продолжала свой путь вверх.

– Егор, нас лифт выкинул в 2006 год. Почему? Если бы только я одна хотела всё вернуть, он бы выкинул туда только меня, – нарушила молчание Яна, стоя спиной к нему. Она боялась снова нарваться на грубость. Этот человек доставил ей столько боли, в том числе и физической, что она испытывала к нему смешанные чувства до сих пор.

– Мне нечего ответить тебе. Ты предала меня. Разговор окончен, – твердо ответил он.

– Егор, ты ведь даже не дал мне шанса объясниться тогда.

– И сейчас не даю.

– Сейчас у тебя нет выхода. Похоже, что мы не сможем покинуть этот лифт, пока не поговорим. Я скажу тебе правду всего один раз. Верить мне или нет – твое право, – упорно продолжала говорить она.

Яна повернулась к нему лицом и выложила всё, что накипело в душе за десять лет. И про записки, которые стащил у неё из сумки одноклассник. И про то, что однокласснику видеть вовсе не следовало. И про слухи за их спинами.

– Ты зря ненавидел меня все эти годы. Козлов стащил у меня твою записку, прочитал всё то, о чем не знал никто из наших, а потом подкинул обратно мне в сумку и сообщил тебе, что это я смеюсь над тобой на переменах при всех. Он выдал вычитанное из той твоей записки за мои слова. Но я никогда и никому ничего о нас не говорила. Никто ничего не знал. И если бы мы были старше, у нас бы всё получилось. Нам было четырнадцать. Мы были в возрасте Каролины. Ты видел её сейчас, она же еще совсем малышка.

– Почему я должен тебе верить? – спросил Егор.

– Потому что жизнь нас вернула в тот самый день. И дает тебе шанс лично убедиться в моей верности тебе и нашей с тобой дружбе, – улыбнулась она.

Створки лифта звякнули и приветливо распахнулись прямо напротив двери выполненной по дедушкиному индивидуальному эскизу Яниным крестным.

– И если бы ты не хотел мне верить, лифт бы не остановился сейчас, – оставила она за собой последнее слово.

Егор промолчал.

Часть 1.

Ледоход.

Лев Карлович вышел из подъезда и огляделся.

Он не ошибся, предположив, что лифт возвращает своих пассажиров в тот единственный день, который перевернул всю их жизнь с ног на голову. Это действительно был Котлас, в котором Лев Карлович прожил всю свою жизнь еще просто Левочкой. Здесь жили его родители, здесь он родился и достиг совершеннолетия. Здесь в него вложили зачатки того, кем он стал в Санкт – Петербурге. В этом городе он ходил в школу, посещал кружок авиамоделирования и радиокружок, здесь он начал осознавать, что хочет связать свою жизнь с цифрами. Этот город подарил, а затем и отобрал у него самую важную часть жизни. Друзей.

Они жили в одном доме. Ходили в один детский сад. Вместе посещали секции и кружки. Вместе ходили в школу и сидели всегда рядышком. Они были неразлучной четверкой, словно Мушкетеры, под предводительством Д’Артаньяна. Лёва был несомненным лидером в коллективе. Он рано научился читать и стал буквально зависим от литературы. Успевая прочесть новую книгу за ночь под одеялом с фонариком, днем он вызывал друзей играть в главных героев. Как только они ни проводили время! То храбрая четверка бросалась искать бродячую собаку под предводительством Лёвы – Шерлока, то спасать Ленку из второго подъезда от выдуманного Квазимоды, то лепить десять негритят из разноцветного пластилина. Выдумщик Левка не давал скучать своей отважной команде. Часто им помогал его отец. Учил обращаться с инструментом, чтобы сколотить штабик в ветвях сосны за домом. Учил рассчитать площадь воздушного змея, чтобы тот летел легко и высоко. Учил делать кораблики таким образом, чтобы они помещались в бутылку.

Благодаря отцу Левка заработал свой авторитет во дворе среди мальчишек. Первым его лучшим другом стал Степка. Парнишка жил на этаж выше. Скромного и спокойного мальчишку тянуло к озорному и отважному Левке. Вместе они стали не разлей вода. Потом, гоняя мяч во дворе, к ним присоединился Санек. Темноволосый, смуглый мальчишка, совсем недавно переехавший к ним в город из теплой содружественной республики. Там его отец не смог найти работу. Здесь же их семье сразу же выделили квартиру в новостройке, а Санька уговорил маму перевести его в группу к Левке со Степкой. Последним в компанию влился Юрок, которому родители недавно раздобыли где – то на складах настольный хоккей. Он позвал шумную ватагу в гости. После первого же матча ребята сдружились так крепко, что Юрок стал неотъемлемой частью команды.

Лев Карлович отошел от двери подъезда, чтобы четверка мальчишек, скатившаяся по ступеням с шумом и гамом, не сбила его с ног.

Он вдохнул прохладный воздух и зябко поежился. Пиджак на тонкую рубашку – не лучшая одежда для конца апреля в Архангельской области. Как правило, температура воздуха не превышает семи градусов днем, пока греет солнце. А к вечеру и вовсе снова опустится до нуля.

– И Гекльберри Финн пустился по реке на плоту вместе с беглым негром Джиммом! – восторженно кричал мальчишка, который выбежал первым.

Он пересказывал друзьям роман, прочитанный накануне.

Все трое слушали раскрыв рты.

Воспоминание пронзило сердце Льва Карловича насквозь, будто стрелой.

Он вспомнил, как одиннадцатилетним мальчишкой осилил за три дня сначала Тома Сойера, а потом и Гека Финна. Два романа были напечатаны в одной книжке, что было большой удачей для советского ребенка. Лев Карлович помнил, как он натолкнулся на книжку в оранжевой обложке в городской библиотеке и обратился к Светлане Анатольевне, она здесь работала уже добрый десяток лет:

– Скажите, этот роман достоин прочтения?

– Любая книжка, которая находится на библиотечной полке, достойна прочтения, Левушка, – ответила тогда она ему.

И с каждой прочитанной в своей жизни страницей, он всё больше убеждался в правоте её слов.