Читать книгу Василий тронулся - Йека Петрова - Страница 1

I

Обычно Василий мог поклясться, что это шалость: вот-вот дверь распахнётся и ему велят немедленно покинуть кресло гендира. Он хотел бы знать, что заслуживает каждой минуты, проведённой в стенах этого кабинета, каждого рубля, поступившего на его счёт, однако навязчивая тревога заставляла его сомневаться в собственной компетентности. Сегодня же Василия не беспокоили ни элитные принадлежности для письма, ни широкое директорское кресло, ни само пребывание в должности генерального директора. Начистив до блеска и без того сияющие туфли, он спускался к выходу по чёрному ходу; глаза его беспокойно бегали, шея вертелась во все известные ей стороны, даже потолок казался гендиру подозрительным. Теперь, когда Василий спустился вниз, он легонечко подтолкнул дверь, настороженно высунул голову и сильно прищурился. Голова его, между прочим, точно помнила, кого ей нужно высматривать. Она знала, что, едва завидев кого-то, напоминающего Евгения, ей следует без промедления вернуться к туловищу! Слух, зрение, даже нюх – все работали сплочённо и в высшей степени профессионально. «Горизонт чист!» – отчитались они перед мозгом, а тот обработал поступившую информацию и тотчас приказал ногам бежать. Василий переступил порог и опрометью кинулся к остановке. Там его шея закрутилась в причудливом танце, который мог выглядеть куда зрелищнее, сопровождай его восточные мотивы. «Чисто!» – обрадовался мозг, собрав и обработав сведения. Гендир выдохнул с облегчением и, едва успев улыбнуться, услышал зов:

– Ва-си-и-и-лий!

Гендир побледнел, руки его задрожали, ноги подкосились. Пришлось обернуться.

– Евгений!

– Ну здравствуй, Василий! Бежать, что ли, вздумал от меня?

– Да нет, устраиваю пробежки, – директор похлопал себя по животу, – прибавил в весе за прошедшую зиму.

– Вот молодец! Прибавил ты, видать, немного. А помнишь, каким ты раньше толстым был? Вот я, как вспомню, смеюсь до тех пор, пока дышать становиться невмоготу, – такая умора!

Гендир натянуто улыбнулся.

– Представь, – воодушевлённо продолжил Евгений, – на той неделе отправил твоё фото в газету «Безобразные люди России», и оно заняло третье место! А те несчастные, что взяли золото и серебро, отказались от награды в твою пользу! Ха-ха-ха! Кхе-кхе. Как сам, Василий?

– Как и вчера, Евгений. Как позавчера. И весь месяц кряду. А мы всё сталкиваемся, сталкиваемся…

– Уж ни на что-нибудь неприятное ты намекаешь, Василий? Разве не рад ты встретить давнего друга?

Василий побагровел.

– Что ты! Рад, конечно, рад. Я только говорю, что у меня ведь всё, как обычно: работа, дом…

– Директором работаешь?

– Генеральным, – гордо вставил Василий.

– Всё в том же учреждении?

– Ага, всё в том же, что и вчера. «Марсолёт-Техно».

– Нет, ты погляди на себя, Василий: обувка блестит, костюмчик наглажен, даже волосы – чистые! Вот это да!

Василий нервно почесал затылок.

– Помнится, – продолжил Евгений, – у меня был целый альбом с фотографиями, где ты такой прилизанный, словно с утра окунулся в чан с гуталином. Ха-ха! В чан! Ох-хо! С гуталином! Кстати, я выставил парочку. Позавчера, кажется.

– Кого выставил? Куда?

– Не кого, а что. Не куда, а где – во всяких сетях социальных. Фотографии – ну те, где ты сам тощий, а голову украшают сальные патлы.

– Немедленно удали, Евгений! Я уже давно не студент, у меня работа, знаешь ли, важная. Репутация!

– А жена-то есть, Василий? – Евгений игриво толкнул его в бок.

– В Лизоньке души не чаю! – просиял директор. – И она меня любит.

– Любит, ага! Иди, – он поманил Василия пальцем, – что скажу. Да не дёргайся, скажу кое-что на ушко!

Гендир осторожно склонился.

– Бу-у-у! – закричал ему в ухо Евгений и ка-ак заржал!

– Женька! – отпрянул Василий.

– Ну извини, извини, слышишь? – Евгений смахнул слезу. – Ты просто с таким надутым видом говоришь – один-в-один осёл! Я вот что скажу: жены бы у тебя никогда не было, если б каждой невесте показывали тот снимок, что я сделал, когда…

– Мне, знаешь, пора. Вон, мой автобус идёт, видишь?

– А почему не на машине? Такой весь важный, а по-прежнему боишься садиться за руль, да? – Евгений озорно подмигнул.

Маршрутка остановилась по взмаху руки. На боковом стекле выцветшие буквы подсказывали: «Министерство. Больница. Крематорий. Кладбище». Василий заколебался.

– Ты уверен, что это твой автобус? – на всякий случай уточнил Евгений.

Василий мрачно кивнул и спешно укрылся в транспорте.

II

Следующим вечером, точно с семнадцати сорока пяти и до семнадцати сорока девяти Василий причёсывал волосы почти с тем же усердием, что и вчера, с той только разницей, что в этот раз хлипкая плоская расчёска не выдержала напряжения и обронила сразу два зубчика. Гендир со зла обругал её по-французски; если судить по тону, слова эти были самого низкого происхождения. Пиджак Василия выглядел безупречно, только слегка помялся, потому что директор ёрзал весь день в кресле с каким-то маниакальным пристрастием. Раз уж вчера он выбежал с чёрного хода, сегодня он направится к парадному выходу. Выберется ровно в шесть ноль одну вместе с офисными служащими, что шатаются шумными компаниями по крайней мере трижды в день (в первые полчаса рабочего времени, во время обеда, а также в последний час работы). Хотя Василий вскоре действительно затесался среди них, его легко было узнать по наспех наброшенному пальто и скорым коротким шажкам, которыми он прокладывал путь до служебной машины. Управлять автомобилем Василий панически боялся, но если бы водителя не оказалось на месте, он сам готов был воспользоваться заслуженным правом на вождение. Глаза у гендира слезились от шестичасовой работы, двухчасовой игры в пасьянс и двух рюмок крепкой настойки, но он сумел разглядеть в машине человека, протирающего салфеткой руль. «На месте!» – обрадовался Василий, забираясь на пассажирское место.

– Гони, шофёр! – бросил он, устремляя взгляд в заднее стекло.

– Ва-си-и-и-лий!

Директор подскочил, рефлекторно прижимая кожаный портфель к груди.

– Ев… Евгений? – залепетал он, проглатывая звуки.

– Ваш покорный слуга. Куда едем?

– Как ты тут?.. Что за шутка? Так ведь розыгрыш, как я, – гендир шлёпнул себя по лбу ладонью, – не догадался сразу! Разыгрываешь меня, да? А кто ключ от машины дал? Светка из бухгалтерии? Бурундуков этот, чтоб его, мастер по железкам?

– Так я трудоустроился к вам, вот катал весь день туда-сюда каких-то хряков, тигриц, один вон вообще на зайца похож был – может, даже этот твой Бурундуков, всех не упомнишь.

– Бурундуков на своих двоих катается! Ну, кто тебя нанял?

– Отдел кадров. Ты же боишься водить? Впрочем, не важно. Я вообще-то, Василий, вот о чём вспомнил, когда ты Светку из бухгалтерии упомянул. Мы первокурсниками были, и ты встречался со Светкой Колошматиной, помнишь? Пытался на гитаре бренчать, а получалось-то ужасно! И запись где-то хранится, надо бы найти.

Директор весь съёжился, голова его непроизвольно дёрнулась вправо, но быстро вернулась обратно.

– А какие ты стихи писал, Василий! Столько бездарности, столько напускного драматизма! Взять хотя бы то письмо, что ты Светке отдал в девятом классе.

– Да его-то ты откуда взял?!

– Так Светка опубликовала в интернете. Стой, как же там было? А-а! Вспомнил: «Уста твои похожи на черешню, // Я всем рискую, оставляя их на месте, // И пусть в душе моей, как рожь в июле, так же дико, // Зреет сочная, как твои губы, клубника». Браво! – Евгений захлопал в ладоши. – Наполовину бессвязный набор слов. Просто умора, Васька!

– Ну хватит, Жень. Совсем пристыдил меня. Я, может, душу вкладывал в эти строки когда-то…

– Ты и сейчас также бессвязно мямлишь. Что за чудо!

– Будет тебе! Вези уже.

– Да куда ж везти?

– Да уж куда-нибудь.

– Так я не могу: вон, Бурундуков идёт за ключами. Ты ж не в обиде, да? Мне так хотелось тебя разыграть!

Бурундуков постучал по стеклу костяшками.

– Ключи, – выкрикнул он.

Евгений с улыбкой опустил стекло, чтобы теперь уже вместе с Бурундуковым отпустить пару шуток в сторону гендира. Тем временем Василий так старательно насмехался над собственной доверчивостью, что весь раскраснелся. Воротник сдавил напряжённую шею, и Василий дрожащими пальцами расстегнул две верхние пуговицы. Когда ему стало невмоготу дышать, он буркнул что-то про автобус и решительно выбрался из машины. Он мог слышать обрывки смеха и какие-то выкрики, но не позволил себе оглянуться.

III

Сегодня впервые в жизни Василий не снял обувь при входе в жилище. С отсутствующим взглядом он прошёл в ванную, где принялся чистить зубы вместо того, чтобы первым делом вымыть руки. Когда он ступил на кухонный ковёр уличными ботинками, жена вернула его на землю пронзительным криком ужаса. «Только не ковёр! Не ковёр!» – вопила она, а он решительно не мог понять, что не так с ковром. «Ноги, чёрт побери, Вася, ноги!» – она указала на ботинки и директор, наконец, понял, в чём причина внезапной истерики. К полуночи Лиза, наглотавшись лекарств, всё-таки успокоилась. Говоря вкрадчиво, как психотерапевт, она даже пыталась выяснить, как себя чувствует её супруг, всё ли с ним хорошо и вполне ли он понимает, где находится. Василий отделался сердечным обещанием поговорить с ней завтра. В итоге Лиза пошла готовиться ко сну, а директор уставился в стену и целый час просидел так. Да и потом уснуть не мог: ему чудилось, что вот-вот из-под кровати высунется сухая рука Евгения и начнёт щекотать ему ногу под звучное гыканье прячущегося под кроватью рта. Перед тем, как улечься, он плотно задёрнул шторы – на случай, если бы Евгений стал колотить по стеклу, обнажая улыбку по ту сторону окна (даром что этаж четвёртый). Директор ворочался из стороны в сторону, пытаясь принять такую позу, при которой, опуская веки, ему не пришлось бы волноваться о том, что узкое лицо Евгения всплывёт из ниоткуда. В конце концов, он вскочил и, проклиная весь свет, но тихо – так, чтобы не будить Лизу, – направился в кухню. Там он в нерешительности замер, глядя на холодильник. Что случится, если он откроет дверцу? Произойдёт ли что-то по-настоящему дикое? Не выскочит ли, к примеру, из банки со сгущёнкой Евгений с напутственной речью о вреде сладкого для склонной к тучности фигуры? Не донесётся ли сдавленный гогот из морозильной камеры? Ведь может случиться что угодно. Нет, – он тряхнул головой, – ничего не произойдёт ни с ним, ни с его ногой. И голова Евгения вовсе не станет прижиматься к стеклу по ту сторону окна. Гендир назло собственным страхам широко отворил холодильную дверцу, бодро зашагал обратно в спальню, двумя рывками раздвинул шторы и принял горделивую позу. От шума и фонарного света, проникшего в комнату, проснулась Елизавета. Она тупо посмотрела на мужа, интенсивно моргая, и вроде бы собралась что-то спросить, но Василий небрежно махнул рукой и беззвучно сказал: «Спи». Блаженно улыбнувшись, Лиза прислонила ухо к подушке. «Подумаешь, – размышлял Василий, – какой-то розыгрыш! И чего мне, высокопоставленному лицу, переживать о каком-то Евгении? Кто он такой – Евгений? Полузабытый товарищ из прошлого, кое-чего добившийся, но кое-чего совершенно скромного, не сопоставимого с достижениями иных. Женька по-настоящему не знал ни нужды, ни обиды, ни унижения, ни голода. Всё то, что он за таковые принимал – пшик, полупрозрачное напыление, блеф. Евгений умел распознать талант в другом и любил красочно превознести этот талант, ненавидя его носителя тихо, с улыбкой, в себе. Василию потребовались годы, чтобы признать в Евгении самого страшного лицемера из всех. Того, кто будто бы искренне улыбается и делается радушным, завидя хоть нервирующего чудака, хоть ненавистную рожу, а хоть бы и самого большого врага! И то, что может показаться борьбой человека за человечность в себе самом, лишь оборачивается притворством. Но отчего, думал Василий, он не может взглянуть Евгению в лицо и бросить в него правдой, как перчаткой? Отчего он теряет речь и забывает дышать, когда его изощрённо унижает такой лицемер? И правда, раздирая его изнутри, вовсе не рвётся наружу?