Отрывок из книги
Перевод издания: Schumpeter J. A. Die Krise des Steuerstaates // Zeitfragen aus dem Gebiet der Soziologie. 4. Heft. 1918. S. 1–71.
В определенных кругах стало аксиомой утверждение, что проблемы государственных финансов, оставленные нам войной, не могут быть решены в рамках того устройства экономики, которое господствовало до войны. Это экономическое устройство представляло собой смесь весьма противоречивых и разнородных элементов, каковую, лишь прибегнув к достаточно смелой абстракции, можно назвать экономикой свободной конкуренции. При этом она всем тем, что могла предъявить в качестве «прогресса» и успеха, была обязана свободе конкуренции, сохранявшейся в ней, несмотря ни на что, – в том числе вопреки тем попыткам установления государственного контроля, которые, как известно, были лишь усилены войной, но вовсе не были ею порождены как таковые. Обречено ли это экономическое устройство пасть под бременем военных тягот или оно должно быть преобразовано государством таким образом, чтобы затем появилось нечто новое? Как правило, ответ на этот вопрос отнюдь не основывается на беспристрастном анализе. Как и во всем остальном, здесь каждый стремится к тому, чтобы то, чего он всегда желал, было реализовано как необходимое следствие войны: один ждет краха «зрелого капитализма», кульминацией которого явилась война; другой – более полной, нежели прежде, экономической свободы; третий – смоделированной нашими «интеллектуалами» «административной экономики». Это должно произойти, поскольку государство – как с удовлетворением говорит буржуа – или свободная экономика – как с воодушевлением утверждает интеллектуал – оказались несостоятельными. Ни один из них – но ближе к этому все-таки социалист – не пытается обосновать это суждение таким способом, который имел бы хотя бы некоторое сходство с привычной практикой экономического мышления. Весьма прискорбная, как и почти все в проявлениях культуры или бескультурья нашего времени, эта дискуссия доказывает, что по крайней мере для лозунгов закон свободной конкуренции все еще актуален: побеждает самый дешевый. Ни в какой другой области знания подобное не было бы возможно. Лишь в экономических вопросах каждый считает себя компетентным специалистом и полагает, что он вправе, простодушно разделяя вековые заблуждения, непринужденно объявлять свои в высшей степени личные – экономические или идейные – интересы апогеем всякой мудрости. Однако здесь эта тема затрагивается лишь в самых общих чертах. Тот, кто желает обратиться к ее исчерпывающему обсуждению, может отложить этот номер в сторону. Ведь нас интересует не она, а кое-что другое.
.....
Монарх делал то, что он мог, а именно долги. Когда он больше не мог занимать, он обращался с просьбами к сословиям. Он признавал, что у него нет права требовать, объявлял, что удовлетворение его просьбы никак не нарушит права сословий, обещал, что никогда больше не будет обращаться с такими просьбами, – таково содержание тех «писем о возмещении ущерба», которые, если бы эта линия развития продолжалась без перерыва, могли бы занять то же самое место, которое в Англии занимает Великая хартия вольностей. При этом монарх ссылался на свою финансовую несостоятельность и на то, что такие вопросы, как, например, турецкие войны, не являются только его личным делом, – то есть на «общую необходимость». И сословия согласились с этим. В тот момент, когда они это сделали, было признано такое положение вещей, которое должно было свести на нет все бумажные гарантии от налоговых требований. Это означало, что старые формы, вовлекавшие всю личность целиком в сверхперсональные целевые системы, отмерли, а индивидуальное хозяйство каждой семьи стало центром ее существования. Тем самым была учреждена приватная сфера, которой теперь противостояла публичная сфера как нечто от нее отличное: из «общей необходимости» родилось государство.
Поначалу установление налога еще отнюдь не подразумевало введения всеобщей налоговой повинности. Это подтверждает, что наблюдаемые нами факты полностью соответствуют изложенному выше пониманию сущности политической общности Средневековья, которая лишь постепенно переориентировалась в направлении, соответствующем современной идее государства. Мало того, что установление налогов распространялось только на проголосовавшие за него сословия и зависимых от них безземельных крестьян (на которых в Австрии с 1518 года с согласия сеньора и так перекладывалась часть налога), но не на всю страну в целом, так к тому же поначалу платить обязан был лишь тот, кто сам за это проголосовал, тогда как тот, кто до голосования сел на свою лошадь и уехал, платить был не должен[14]. Это говорит само за себя. Налоговая повинность на основании решения большинства, все большая всеобщность налоговой повинности и контролируемое законом распределение налогового бремени между сеньорами и безземельными крестьянами – все это внедрялось весьма медленными темпами. А для нас, хотя мы и не можем здесь вдаваться в подробности, интерес представляет то обстоятельство, что этот процесс шел синхронно с проникновением государства и во все прочие сферы, причем финансовый аспект, очень часто оказываясь движущим фактором[15], всегда оставался достоверным отражением развития социальных тенденций.
.....
