Ближнее море

Существует давний спор о том, стоит ли читателям знать о творцах любимых произведений – или же лучше благоразумно отойти в сторонку, закрыть глаза, заткнуть уши и не портить себе впечатление от понравившейся книги?Аргументы у сторонников «биографий» и их противников достаточно убедительны. Могу сказать, что лично я принадлежу к числу сторонников. Мне нравятся писатели, их подчас причудливые судьбы, их склонность к личному мифотворчеству. Также давно было мною замечено: если творчество какого-либо писателя/художника/композитора мне близко и дорого, - никакие подробности биографии этого впечатления не портят.Юлия Андреева уже второй раз выпускает книгу мемуарно-автобиографического содержания. То есть – о людях и немножко о себе. На сей раз это толстая, в твердой обложке и с хорошей вклейкой фотографий книга под названием «Ближнее море». О жанре «Ближнего моря» можно рассуждать по-разному: автобиография – но не только, мемуарные очерки – но не только, эссеистика («взгляд и нечто») – но не только… В начале девятнадцатого века Александр Вельтман написал своего «Странника», книгу по-своему фантастическую и в то же время обладающую свойствами эссеистики. Но и это сравнение крайне приблизительное и, разумеется, неточное, неполное.Жила-была девочка Юля в городе Петербурге. Потом девочка выросла, у нее родилась ее собственная маленькая девочка Диана, а у ног этих двух девочек плескало море: людей и событий. Как и положено двум девочкам, они взлетали над обстоятельствами и легко перепрыгивали с одного подводного житейского камня на другой. Так это выглядело со стороны: развевающиеся волосы и одежды, взмах тонких рук и звенящий смех.А вот о чем думали девочки, о чем они разговаривали, что замечали во время своих – таких легких на сторонний взгляд и таких опасных прыжков по камням петербургского мироздания?Об этом книга.Воспоминания детства и юности, иногда очень глубокие и интимные, иногда – поверхностные и развлекательные, на уровне анекдота. Короткие, емкие разговоры с дочерью – то, что найдется в дневнике любой матери. Заметки о людях, не вполне знакомых, но значимых для петербургской культуры. Тихий, вполголоса, доверительный разговор о том, что есть для автора жизнь – любовь, вера, встречи, разлуки, смерть.Резкие, взмахом пера портретные очерки. Иногда на уровне анекдота.Вот почти страшная история: Станислав Лем за рулем автомобиля, Андрей Балабуха (великолепный рассказчик) – рядом. Балабуха говорит. И Лем, забывая об опасностях дороги, поворачивается лицом к пассажиру – разговор важнее…Вот – о Юрии Мамлееве: приезжает из Парижа некая графиня: «А Юрия Витальевича нет», - сообщает жена. «Где он?» - «В романе»…И такие истории рассыпаны по всей книге. Может быть, нет в них ничего оригинального – наверняка нечто похожее происходило в писательской среде и сто, и двести лет назад, и в Петербурге (еще том, до Ленинграда), и в каком-нибудь Париже. Люди меняются мало. Тем лучше: некая преемственность налицо и подтверждена в очередной раз.Юлия Андреева хорошо чувствует фантастичность Петербурга, его черно-белую мифологичность. Мне кажется, когда в самом начале девяностых создавалось «новое книгоиздание», когда начала выходить знаменитая «желтая серия» фантастики в издательстве «Северо-Запад», мы, с одной стороны, действительно делали нечто совершенно новое, а с другой – идеально вписывались в традиционную петербургскую мифологию. Этим, в общем-то, и объясняется наша живучесть. У Андреевой это выражено почти графически в истории о черном мече по имени Муркок:«Через белый, точно разложенные по всему городу пустые листы бумаги, день шел человек, за спиной которого красовался самый настоящий меч. Человек был худ и высок, меч черен, точно его только что вытащили из адова пламени. Из пламени пожара Дома писателей в Питере…Доподлинно известно, что благородный меч участвовал в спасении книг из огня, когда примчавшийся на пожар Гена Белов вышибал с его помощью дверь. А потом, когда сотрудники издательства и писатели спасли то немногое, что можно было еще спасти, меч пропал… Меч влетел в пламя, опережая Геннадия и проваливаясь в мир принцесс и драконов…На самом деле меч выжил в том пожаре, переходя из рук в руки и упорно ища себе достойного владельца. Меч знал, что он призван сопровождать по жизни <Майкла> Джона Муркока. Оттого и сам взял себе имя Муркок..Одна только странность не давала славному мечу покоя – раз в год, в ночь на 17 ноября он весь покрывался черной-пречерной сажей, точно воспоминания возвращали его в ту роковую ночь. Черная сажа соскальзывала с его лезвия тяжелыми хлопьями и падала на землю, будто бы меч снова и снова оказывался в том самом огне, когда лишь от него одного зависела жизнь или смерть героев мира фэнтези. Из-за это особенности меч Муркок получил прозвания «Черный» или «Горелый». Оттого узревшие странное преображение его люди стремились быстрее избавиться от странного меча. И никто так и не догадался о его тоске и воспоминаниях…Несущий меч через заснеженный Питер человек не верил в злокозненную сущность меча. А чтобы он не испачкал одежды, специально одевался во все черное. Так и шли мимо бывшего Дома писателей на Шпалерной улице черный меч Муркок и его черный человек, имя которого история не сохранила».Эта легенда – одна из базовых для создателей современной российской Страны Нигде.Точнее, базовым является событие – пожар в Доме писателей в Питере. Это был некий знаковый рубеж, история, в которой все так или иначе принимали посильное участие.Юлия Андреева разрабатывает очень важный литературный участок – создает легендариум «другой» стороны Страны Нигде, стороны писательской, с ее мифологизированным бытом и общей склонностью к сочинительству, что называется, «на пустом месте». Это даже не творческая кухня, это путеводитель по миру творческих котлов без заглядывания под крышку.Книги Юлии Андреевой обладают еще одной особенностью, в мемуаристике нечастой: они на удивление доброжелательны. Никакого стремления к «сведению счетов». При этом (кто бы сомневался) летучая девочка Юля – не слепая и отнюдь не дура: она прекрасно понимает, что окружена не святыми. Но… «не-святость» в них не главное.Главное – другое: умение одним глазом глядеть в Реальность-1, а другим заглядывать в Реальность-2. Самовоспитанию этого чудесного умения в какой-то мере и посвящена вся книга «Ближнее море».