Читать книгу Я буду жить долго - Юлия Давыдова - Страница 1

***

Свой тридцатилетний юбилей Наташа отмечала в больнице. Она никому не хотела говорить про день рождения, но пришли подруги Вера и Лариса и все испортили.

– Привет, Наташа, мы принесли подарки: плюшевого медвежонка, отличный крем для лица. Вот еще фрукты и цветы, сейчас поставим на тумбочку, пусть радуют всех, – подруги поставили белые хризантемы в двухлитровую банку, которую принесли с собой. Забили тумбочку мандаринами и яблоками.

– Спасибо, мои дорогие, я не хотела отмечать день рождения, нет настроения. Вы такие красивые, нарядные, а я вот тут еще надолго в пижаме, на больничной койке. Врач говорил, что камень из почки вышел, но застрял в мочеточнике, может быть сам выйдет, если нет, придется делать операцию. Сейчас болей нет. Так не хочется под нож. Мне кажется, что больница для меня это уже дом родной. Как там на улице хорошо, окошко у нас в палате постоянно открыто.

– На улице отлично, для начала июля не так уж жарко. Мы сейчас пообщаемся и на пляж в Борки до ночи. Миша к нам с дочками подъедет позже. Скорей бы ты поправилась, Наташа. Я сейчас зайду к твоему лечащему врачу поговорить о болезни. Я ведь тоже доктор, могу достать лекарства, практически любые. Так что не беспокойся, мы тебя никогда не оставим в беде, – Лариса улыбнулась и погладила Наташу по руке.

– Хорошо, что зашли, девчонки, порадовали. Бегите по своим делам. Нечего тут рассиживаться долго, лучше почаще заходите.

Подруги обнялись на прощанье. И веселые, жизнерадостные, полные молодости и сил, пожелали больным женщинам в палате выздоровления и исчезли за дверью.

Вместе с Наташей в палате лежали баба Катя, Леночка и Марья Васильевна. Бабушка Катя приехала из Клепиковского района, старенькая, седая, с волосами, собранными в пучок и закрепленными гребешочком сверху. Сухенькая старушка, с бойким деревенским говорком, веселая, добрая, постоянно говорившая о своей болезни и о разных людских недомоганиях, страшных случаях, приведших к смерти. Баба Катя была бодрой и подвижной деревенской жительницей, но ей все же никак нельзя было сравниться со своей городской ровесницей, соседкой по койке, пожилой женщиной, приблизительно того же возраста – Марьей Васильевной. Им обеим было в районе семидесяти лет. Марья Васильевна никак не хотела мириться со своим возрастом и старушкой себя не считала. Выглядела минимум на десять лет младше своего настоящего возраста. Копна вьющихся волос, ярко-рыжего цвета, подкрашена хной и собрана заколкой-крабиком. Зубы все свои, а не вставные. Но лицо некрасивое: большой нос, тонкие губы, все черты неправильные. Странно было видеть такое несовершенное лицо с таким явно выраженным на нем самомнением. На четвертой кровати, рядом с Наташей, лежала пятнадцатилетняя девушка Лена, скромная и молчаливая. Доктор, когда заходил на обход каждое утро, был с ней особенно нежен и внимателен. Наташа рассмотрела в этом степень тяжести болезни Леночки и поняла, что ее случай в этой палате самый тяжелый. В больнице в коридоре прокричали: «Обед!». И так как все были ходячие, а не прикованные к постели, взяли свои ложки, бокалы и тарелочки и поплелись в столовую. В стране уже начались голодные девяностые годы. Распад СССР и смена строя из социализма в капитализм. Но люди слово капитализм не произносили и просто не понимали в какой теперь стране живут. Капитализм в ушах всего социалистического общества считался чем-то враждебным, просто ругательным словом. В стране был хаос, бардак, разруха во всех сферах бытия и сознания. Так всегда происходит после любой революции. И требуются десятилетия для восстановления и осознания происходящего. Некогда было думать об этом, нужно было просто жить, а точнее выжить, во что бы то ни стало. В этой больнице поставка продуктов питания была пока терпимой. Все поели жиденький супчик, макароны и котлету, а компот понесли в палату, чтобы спокойно прилечь и позже пить в кровати мелкими глоточками.

Наташе было совсем не противно находиться в больнице. Она очень любила людей, всех, совершенно разных и добрых, и злых. Любила наблюдать за их поведением, слушать рассказы о своей жизни и постоянно анализировать от чего они поступили так или иначе. Дома в последнее время ей было просто невыносимо. Так как Наташа осталась совсем одна. Не так давно умерли мама и папа. Они не перенесли гибель своей младшей дочери с внучкой. А еще от Наташи ушел муж. Недавно она узнала, что он снова женился, и жена родила ему сыночка. Сердце ее просто разрывалось от боли.

– Да, я не смогла родить ему сына, – думала она в тысячный раз, – но это же нечестно. Мы вместе шли по жизни, через все трудности. Пытались родить ребенка, но пережили только пять выкидышей. Пять раз была больничная койка. Пять раз буквально собирала себя по частям и возвращалась к жизни. Он был рядом, держал за руку, глядел в глаза и клялся в вечной любви. Ведь живут же многие пары без детей. Выходит, что я, просто я, сама по себе, была не нужна. А если бы из-за него у нас не было детей? Никогда бы его не бросила.

– Наташа, о чем ты все время грустишь? – прервала мысли Марья Васильевна. – Расскажи нам. В больнице, как и в поезде, принято все рассказывать. Ведь мы случайные попутчики.

Но Наташа отвернулась и заплакала в подушку.

– Ну, прости, моя девочка, захочешь, расскажешь, а не захочешь не нужно. Я вот тоже многое могу рассказать из своей молодости. А могу и помолчать, если все уж и так на меня смотрят.

На нее и правда Лена смотрела укоризненно. А баба Катя и вовсе прижала палец к губам и замахала в ее сторону руками. Но Марья Васильевна не унималась. Такой уж она была веселой и неугомонной. Вскочила с кровати, вышла в центр комнаты и в своей кружевной ночнушке стала наплясывать и петь частушки:

В небе месяц молодой,

Спрятался за тучею,

Приходи ко мне родной,

Ласками замучаю.

Где мои семнадцать лет,

Где моя тужурочка,

Где миленочки мои -

Коля, Витя, Юрочка.

Ах, юбка моя –

Четыре волана.

Хочу дома ночую,

Хочу у Ивана.1

Марья Васильевна спела последнюю частушку и своей ночнушкой так взмахнула, что она подлетела вверх, трусов под ночнушкой не было.

– Ой, Марь Васильн, ты такая срамница, что же ты молодухой-то делала? – заохала баба Катя.

– Да вам и не снилось, что я, девки, делала. Я же артистка. И петь могу и плясать. Никогда не унываю. Где же мой дед, должен уже прийти. Пойду, прилягу.

Не успела она улечься, как тут же распахнулась дверь и в палату, крадучись, зашел ее муж. Кивнул головой, поздоровался со всеми и сразу к жене. Присел на свой персональный стульчик возле кровати.

– Как ты тут, Машенька, без меня кушала? Что сегодня давали?

Марья Васильевна сразу начала постанывать, охать, говорить слабеньким голосом:

– Вася, я тебя заждалась, что ты так долго сегодня?

– Ты меня ждала? Я очень торопился. Вот пока утром курочку отварил, котлетки на пару сделал. Кушай, ягодка.

– Пока не хочу, положи на тумбочку. Как дела дома, рассказывай.

Они заговорили. А Наташа достала книгу, начала читать, но глаза просто бегали по строчкам, пальцы перелистывали страницы. Баба Катя открыла молитвенник и забормотала под нос. Лена взяла пилочку и стала подпиливать и без того идеальные ногти. Через некоторое время пришла медсестра и разложила каждому по несколько таблеток. А дедушка Вася и Марья Васильевна продолжали ворковать о своих домашних делах. Со стороны смотреть на них было одно удовольствие. Марья Васильевна, как царица, восседала, прижавшись спиной к подушке, изредка одаривая мужа властным взглядом. А он был этому очень рад, хлопотал возле нее, не переставая. То поправит подушку, то спросит, не сбегать ли за кипяточком, сделать чайку, то просто привстанет со стула, не зная, чем еще угодить жене. Дедушка Вася был худой, сухенький, невысокого роста старичок, почти на голову ниже своей жены, которую считал королевой. Всем своим видом показывал свою необыкновенную любовь и не стеснялся этого, а даже гордился. А Марья Васильевна снисходительно разрешала ему находиться рядом. Любому, глядя на них, было ясно, что он любил ее всю свою жизнь и будет любить до последнего вздоха, никто не сможет помешать ему в этом, даже сама «королева».

За окном стемнело.

– Вася, тебе пора домой, завтра приходи на час раньше.

– Машенька, можно я на ночь останусь? Вот стулья сдвину и рядышком посплю. Может тебе ночью что-то нужно будет подать? – дед Вася засуетился.

– Иди домой, не придумывай, сама справлюсь, не помру, все не всхлипывай. Нагнись поцелую. Сыночка нашего поцелуй от меня, не забудь. – Марья Васильевна помахала своему деду рукой на прощанье. Он скрылся за дверью.

***

На улице стемнело. Наташа подошла к окну и открыла пошире створки. Вечерний воздух доносил запах травы и роз. Она поставила локти на подоконник и стала всматриваться в закатное небо сквозь ветки деревьев. Солнце давно спряталось за самые дальние городские многоэтажки. Дома, укутанные пестрым розово-оранжевым небесным одеялом, подмигивали огоньками окон.

– Как мне дальше жить? – подумала Наташа. – Зачем жить? Вам-то там хорошо в этих окошках, милые люди, а мне плохо, я так одинока. Сколько еще нужно времени, чтобы моя тоска улетучилась, я не прошу так много, только простого человеческого счастья, душевного покоя. – В глубине сознания Наташа понимала, что никогда не сможет жить одна, ей нужен близкий человек, ее вторая половинка. – Где же ты там, в каком из этих тысяч окошков, думаешь ли сейчас обо мне? Может быть, уже скоро мы с тобой встретимся и проживем вместе до старости, как эта смешная парочка – Маша и Вася.

– Наташа, не стой так долго у окна. Пора выключать свет и спать, – скомандовала Марья Васильевна.

Наташа послушно задернула занавеску, выключила свет, легла и попыталась уснуть. Слышно было, как за дверью быстро ходила медсестра, проверяя особенно тяжелобольных перед сном. Рядом по ровному дыханию можно было понять, что спит Лена, а чуть дальше слегка похрапывает баба Катя. Только не спала Марья Васильевна, наконец, не выдержала:

– Наташ, ты спишь?

– Нет.

– Я тоже. Давай немного поговорим. Мы потихоньку, их не разбудим. Я днем высплюсь, а ночью бессонница.

– Да, давайте, Марья Васильевна, я не против. Мне тоже не спится.

– Ой, как хорошо, что ты согласилась, моя рыбка. Не грусти ты так сильно о своей любви, еще много ее у тебя будет, это я точно могу сказать. Посмотри, какая ты красавица. Вот когда будешь опять счастливой, вспомнишь, что тебе говорила бабка Маша и пожелаешь мне до ста лет прожить. А я до ста лет точно проживу. Так как в жизни уже не помню, сколько раз умирала.

– Когда мне было еще меньше, чем тебе, я была артисткой. Всегда считала себя дурнушкой, может поэтому и пошла в эту профессию, доказать всему миру, что не хуже других, обойти всех самых красивых девушек, достичь популярности. Началась война, мне было тогда чуть больше двадцати лет. Меня взяли в концертную бригаду певицей, солисткой, ездить на передовую, поднимать боевой дух бойцов. Ох, и красавицей я себе стала казаться. Рост у меня высокий, руки худенькие, ноги длинные, грудь немаленькая. А главное, волосы рыжие, вьющиеся, длинные до пояса. Если распущу на концерте и начну головой в танце покачивать, самой радостно. Губы всегда красила алой помадой. Туфельки на каблучке и платьице легкое. Самомнение мое выросло и окрепло. Видела, как солдаты и офицеры заглядываются. Любили они меня безумно. Жизнь любой бы из них за меня отдал, а если кого-то выбрала бы в женихи, считал бы себя счастливчиком. Но мне долго никто не нравился. А настойчиво ни один приставать не смел. Знали, если я пожалуюсь, все готовы были за меня зарвавшемуся морду набить. Вот так можно некрасивой родиться, а стать королевой. Ты не спишь еще, Наташ?

– Нет, я могу долго не спать, когда так интересно. Вы за меня не переживайте, рассказывайте дальше, – Наташа поудобнее поправила подушку.

– Вот расскажу, как в первый раз смерть меня стороной обошла. Ехали мы тогда на грузовой машине. Ближе к нашим войскам пробирались, чтобы выступить с концертом. Слышим немецкие самолеты. Вся колонны машин остановилась. Наш водитель крикнул: «Бегите скорее в посадки». Мы стали из кузова выпрыгивать и бежать кто куда. Меня за руку тащил молодой парнишка, наш гармонист, он прихрамывал на одну ногу, поэтому его не взяли на фронт по инвалидности. До сих пор помню, что его звали Гоша. Он бежал, тянул меня за руку, опекал, а сам споткнулся, упал, я вместе с ним. Грохот, рвущиеся снаряды! Смерть повсюду – падает с неба, вылетает из-под земли, обволакивает пылью, визжит в ушах, хохочет, сотрясая мозг. Я увидела впереди свежую глубокую яму – воронку от взрыва, вскочила, пробежала еще немного и прыгнула туда, согнулась, подтянула коленки к подбородку. Потом, где-то читала, что, если человеку особенно страшно, он всегда сворачивается калачиком, принимая позу беззащитного ребенка в утробе матери, доверяя все свое существо всевышнему. А в голове молитва: «Снаряд в одно и то же место дважды не попадает, снаряд в одно и то же место дважды не попадает». Сзади взрыв, оглянулась, а на том месте, где я только что была, и остался лежать Гоша, только огромная воронка, а через секунду рядом со мной падает его оторванная рука. Посмотрела на эту руку и дальше уже ничего не помню. Времени прошло довольно много, когда я очнулась. Все кругом стихло, пыль после взрывов осела. Я лежала и слушала, как стрекочут кузнечики, шелестит от ветра трава. Состояние счастья, что ты пока еще на этом свете, а не на том. Кто видел свою смерть так близко, потом не просто живет, а живет с радостью от каждого нового дня, которого могло бы уже не быть. С радостью от восхода и заката солнца, от маленького кусочка хлебушка, от глоточка горячего чая, от любого дня, приносящего любые трудности, просто от осознания своего существования. Так что, Наташенька, и твои трудности пройдут, настанут счастливые дни, и ты забудешь о печали сегодняшнего дня. Давай спать, времени уже много. Спи, не думай ни о чем. Завтра вечером еще историю тебе расскажу. – Марья Васильевна зашевелилась, улеглась поудобнее и было слышно, что сразу уснула. А Наташа еще долго представляла войну, взрывы, чужую смерть и ей казалось, будто она бежит по полю, падает, встает и опять бежит, ища места, где можно укрыться от взрывов. Потом незаметно уснула.

***

Утром Наташа проснулась раньше всех. В палате было прохладно, утренний свежий воздух пробивался сквозь открытое окно, но не мог заглушить больничных запахов, возвращающих в реальность событий. Из коридора доносились шаги медсестер, одна у другой принимала смену, было слышно, как они хохочут, не боясь разбудить людей. Наташа чувствовала бодрость, впервые за долгое время она выспалась, депрессия отступала. Сразу вспомнился вчерашний рассказ про военную бомбежку. Может это было толчком для выхода из беспокойного душевного состояния. Мысли о том, что бывают более тяжелые людские судьбы, а люди не ломаются, не становятся нытиками, проклинающими судьбу, а наоборот, веселыми, несгибаемыми, умеющими поддерживать других, делящимися своей заразительной неисчерпаемой энергией. В жизни всегда есть у кого учиться, с кого брать пример и совершенствоваться самой. Наташа встала, надела халат сверху пижамы, надвинула тапки, пошла умываться и чистить зубы.

Когда в палате стали просыпаться соседки, она уже прекрасно выглядела, и заканчивала красить ресницы.

– Всем доброго утра, – сказала Лена. – Вы уже проснулись, Наташа? Какая же Вы красивая.

– Спасибо, Леночка, ты тоже красавица.

Марья Васильевна всегда просыпалась с песней или частушкой. В этот раз традиция повторилась, даже медсестры в коридоре услышали красивый хорошо поставленный голос старенькой певицы.

– Расцветает, нету мочи,

Жгут у солнышка лучи,

Мой миленок только к ночи

Мне в окошко постучит.2

В палату вошел врач и медсестра, оказывается уже начался утренний обход больных.

– Здравствуйте, – сказал доктор.

– Здравствуйте, Максим Анатольевич, – ответила за всех Марья Васильевна. Врач подошел к кровати Лены и долго с ней беседовал, говоря что анализы уже с лучшими результатами, но она и так все знает о своей болезни, беречься всего на свете, вот такая у нее судьба, давал всякие напутствия и обещал на днях готовить к выписке. Бабушку Катю тоже порадовал, что лечение идет по плану. У Марьи Васильевны, так же все под контролем. Потом остановился у кровати Наташи.

– А с Вами пока ничего нового не происходит. Одна почка увеличена в размере, так как камень частично преграждает отток жидкости, но пока все допустимо. Бесконечно так продолжаться не может, если камень не начнет сам дальше двигаться и не упадет в мочевой пузырь, придется делать операцию. К этому надо быть готовой. Но надежда обойтись без операционного вмешательства все-таки есть.

Когда Максим Анатольевич разговаривал с пациентами, они смотрели на него, как зачарованные обезьянки на удава и Наташа в том числе.

– Точно с моей депрессией скоро будет покончено, – подумала она, – так как я не могу налюбоваться на этого красавчика.

Максим был похож скорее на борца тяжеловеса, чем на доктора. Мышцы рук и торса так и играли под халатом, казалось, напряги он чуть сильнее бицепс и халат с треском разлетится по швам, а пуговицы начнут отрываться и стрелять в разные стороны. Наташа не сводила с него глаз. Максим Анатольевич замолчал и внимательно посмотрел на молодую красавицу в пижаме, поймал ее взгляд и ушел, размышляя: «Кто она? Очередная влюбившаяся пациентка в своего спасителя доктора или девушка, о которой он мечтал всю жизнь.

Когда доктор и медсестра удалились, первая не сдержалась Марья Васильевна.

– Наташа, дорогая, даже не думай пока влюбляться. Ты еще не видела моего сына. Вот было бы здорово. Будь ты моей снохой. Моему сыну тоже тридцать лет. Я его поздно родила, уже сорок лет было. Он красавец. Увидишь, сразу влюбишься.