Читать книгу Двое и снег - Юлия Добровольская - Страница 1

-1-

Снежинки были крупные, очень крупные, прямо снежные кластеры – «цветки сакуры», вспомнила она.

Наверно, именно такие, которых ждал целый месяц Акира Куросава где-то в горах на острове то ли Кюсю, то ли Хоккайдо. Где готов был сделать себе харакири, если его попытаются вынудить снять не тот снегопад, а какой будет. Может, это легенда, конечно.

Хлопья, подсвеченные фарами на фоне ночной черноты, летели в лобовое стекло и казались прекрасными белыми хризантемами, такими, с длинными загнутыми лепестками. Как на японских картинах по шёлку. Или как у её тётушки в палисаднике. У тётушки жёлтые и нежно-персиковые, правда. А ещё – почти пурпурные с невероятно длинными лепестками, которые удались только однажды, выпестованные ею из присланных контрабандой семян.

Она достала из своей торбы, лежащей на коленях, планшет и попыталась нарисовать то, что видела – сначала пальцем, потом стиком. Машину покачивало на снежных кочках, поэтому получалось так себе.

Он покосился на экран, хотя это было рискованно в такой обстановке – дорога хоть и была свободной, ни одной машины от самого съезда с хайвэя – а проехали они километров пять, не меньше, – чуть зазеваешься и можно увязнуть в сугробе на обочине, а то и в занесённый снегом кювет влететь.

Она усмехнулась и просто включила видеосъёмку. Потом несколько моментальных фотокадров. Посмотрела, что получилось. Красиво! Планшет последней модели, камера, хоть и не её драгоценная «лейка», но то, что нужно, сумела передать. Нора удалила явно неудавшиеся, смазанные кадры и отправила планшет назад в торбу.

– Проголодалась? – Спросил он.

– Как зверь.

– Скоро уже. Минут пятнадцать.

– Расскажи, что мы будем есть, я поглотаю слюнки. Попредвкушаю.

– Ну, не думаю, что там сейчас богато с выбором, ночь ведь… Но какое-нибудь сочное мясо на гриле будет. Как тебе?

– О! Сочное мясо на гриле! Ещё?

– Овощи тоже всегда есть. Тебе на гриле или свежими?

– Мне на гриле! А пить?

– А вот пить – всё, что душа пожелает.

– Тогда, пока жарится мясо, немного чистого виски. Немного. Чтобы просто обожгло изнутри. Потом… потом какое-нибудь очень терпкое красное. Есть такое?

– Есть такое.

– Потом шампанское. Только не брют. Есть?

– Не обижайте, леди!

– Но сначала виски. Глоток.

Вдруг машина налетела на что-то и забуксовала. Скорость была небольшой, поэтому они просто натянули ремни безопасности.

Он не стал глушить мотор и вышел. Влажный запах снежной горной ночи заполнил тёплый салон. Ветра не было, поэтому за окном образовалась белая стена, за которой ничего не разглядеть.

Привыкшая к тому, что ей ни о чём не нужно беспокоиться, она осталась сидеть на месте. Только смотрела на него сквозь белый пунктир снегопада.

Увидела, что он присел.

Она слегка подалась вперёд, чтобы рассмотреть хотя бы его реакцию, но лица не было видно за капотом, который из чёрного превращался в белый с проталиной посередине.

Несколько секунд – ничего. Ещё несколько, он всё ещё не поднялся на ноги.

Тогда она отстегнула ремень и тоже вышла из машины.

Он поднял лицо. На нём было ничего не прочесть, но в глазах некоторое смятение.

Она посмотрел под левый бампер, у которого он сидел на корточках, но увидела только бесформенную груду, припорошённую снегом.

– Это человек.

– Мёртвый?

– Похоже. Стой тут.

Он сел за руль и слегка сдал назад.

Фары осветили человека, лежавшего на правом боку, головой к центру дороги. Посередине спины был след упёршегося в неё колеса. Светлое пальто цвета карамели.

Они перевернули тело на спину. Это был худощавый мужчина весьма преклонных лет. Глаза закрыты, но лицо не казалось мёртвым.

Они оба протянули руки к его шее. Он опередил её, нащупал артерию, вслушался.

– Жив! – почти выкрикнул он.

Они положили мужчину в машину, это было не трудно, оба сильные и здоровые, старик лёгкий и податливый.

Потом оба осмотрели место, где лежал в снегу старик, попинали пушистый снег вокруг, ничего такого – мёрзлая грунтовая дорога… Нет, она зацепила ногой что-то, это оказался клетчатый пушистый шарф. Она подняла его, отряхнула, села вперёд, хотя он подумал, что было бы лучше ей сесть сзади и взять голову мужчины на колени. Непонятно, зачем и почему лучше, просто почему-то вот так он подумал. Но ничего не сказал, только:

– Пристегнись.

Проехав несколько метров, увидели знак на развилке – «Keiya 800 м», а потом едва заметное бледное пятно в том месте, где стоял городок.

Замок не был освещён, только фонарь над входом и несколько окон на первом этаже.

Замок – слишком громко, пожалуй, для такого скромного сооружения в три этажа в центре и с двумя двухэтажными симметричными пристройками, идущими в стороны, с непременной остроконечной башней между левой пристройкой и центральной частью, но так уж он его называл.

Это не была какая-то древность, но и не новострой. Что-нибудь из начала прошлого, двадцатого, века. Красный кирпич, высокая скатная кровля, крытая черепицей, на которой почти не задерживался снег, сползая и образуя сугробы вдоль стен.

Не успели они подъехать к парадному и припарковаться, как с заднего сиденья раздался тихий стон.

Она отстегнула ремень и повернулась к старику, тот пытался пошевелиться.

Её спутник остановил машину вплотную к недавно чищенному, но снова запорошённому крыльцу и, перепрыгивая через ступеньку, вошёл в массивную деревянную остеклённую сверху дверь.

Тут же вышел вместе с крепким мужчиной в тёмном костюме. Они взяли старика и внесли в дом.

В просторном холле стояли мягкие кресла и кушетки, на одну из них положили открывшего глаза старика. Он, по-видимому, не понимал, где он и что с ним, делал попытки встать, но сил не хватало.

Она присела рядом и держала старика за сухощавую, тёплую, на удивление, руку, поглаживая её.

Спутник переговаривался с дворецким на немецком, которого она не понимала, хотя понимать было и не нужно, скорей всего, они обсуждали, как быть со стариком.

Потом дворецкий позвонил куда-то и вышел из холла. Её спутник крикнул что-то короткое вслед, из чего она разобрала только «виски».

Дворецкий вернулся очень быстро, на подносе стояло три стакана с толстым дном и бутылка тёмно-коричневого стекла, он поставил поднос на низкий столик и снова вышел.

– Что с ним делать?

– Мы вызвали скорую. К счастью, в городке своя больница.

Он открыл дверь, вошли несколько человек, один, видимо, доктор, сразу подошёл к старику и стал его осматривать.Довольно скоро с улицы послышался сигнал, похожий на подрезанную сирену.

– О, да.Потом он обратился к ней, но она, не понимая слов, пожала плечами и посмотрела на своего спутника, встала с кушетки и отошла, чтобы не мешать. Доктор что-то сказал остальным, двое вышли и вернулись с носилками, положили старика и аккуратно повезли его до двери, потом понесли. Третий, с кардиоаппаратом, ждал, когда все выйдут и пошёл следом. Доктор переговаривался с её спутником, записал телефон. Спутник указал на поднос с виски и стаканами, доктор поколебался, показал «на один палец», выпил одним глотком и тоже вышел. – Тебе налить? – Налей. Он налил ей чуть больше, чем доктору, и столько же себе, сел в кресло рядом. – Что это было? – Спросила она. – Пока не знаю. Дядька не из их деревни. – Одет прилично, выбрит. Поедим?

*

Полумрак в кухне-столовой создавал уют, над массивным – как и подобает столовой замка – столом висела вполне современная лампа неяркого тёплого света, пахло поджаренным мясом и специями.

Дворецкий поставил на накрытый на две персоны стол припудренную пылью необычную бутылку с очень длинным горлышком. Потом принёс блюдо под серебряным куполом, раскрыл его и положил ей и ему по куску румяного мяса с веточкой розмарина на ещё шкворчащей корочке в клетку и горку овощей – морковь, цуккини, баклажан, кружки красного лука. Блюдо источало крепкие чистые ароматы, которые смешивались между собой, создавая аппетитную симфонию. К этому всему примешивался запах горящих в камине поленьев и воска от нескольких массивных коричневатых свечей, словно руками лепленных, потрескивающих на дальнем конце стола.

Он налил вина сначала себе, потом ей – вино было почти чёрное и терпкое, под стать густому цвету.

Она быстро скинула с себя всё, что было, и нырнула. Он последовал за ней.* В спальне было ни тепло, ни холодно. Он выдернул из-под одеяла клетчатый плед со шнуром, отключил его и бросил на банкетку в изножье. – Ныряй.

Ей нравилось, как из деликатного хорошего мальчика с аристократическими манерами он превращается в разнузданного сексуального маньяка со слегка садистскими замашками. В самый первый раз он был на контроле, на предохранителе, но она почувствовала в нём эту жилку и дала понять, что не против некоторого экстрима, подыграла ему, изобразив страх перед насильником, она умоляла не трогать её, почти плакала, но потом вошла в раж, и всё закончилось обоюдным шумным оргазмом.Они прижались друг к другу. Этот момент она начала предвкушать ещё за столом, как только поняла, что один голод удовлетворён и его сменяет другой.

И тот первый раз стал цементом, склеившим их двоих в нерушимое целое. Какие бы неурядицы и разногласия ни вклинивались в их отношения, расколоть монолит им было не под силу, все конфликты заканчивались, как только оба оказывались в объятиях друг друга.

**** Утром она спросила: – Интересно что со стариком? Надеюсь, жив? Он сидел в кресле с книгой. – С каким стариком? – Ну, со вчерашним. Он посмотрел на неё и поправил очки, словно делая акцент на том, что усиливает внимание, чтобы понять, о чём она. А она улыбнулась, словно снисходя к его забывчивости. – Мартин, со вчерашним стариком. – Нора, ты о чем? – Ну, что ты меня разыгрываешь? Мы вчера на дороге подобрали старика. Вызвали врача, его увезли. Ты не узнавал, как он? – Нора, тебе что-то приснилось? Какой старик, на какой дороге? Мы уже неделю никуда не выезжали отсюда. Посмотри, какой снегопад. Всё вокруг занесло. Нора встала и, не одеваясь, подошла к окну. За окном сплошной стеной шел снег, не было видно ничего в полуметре от стекла. – Какое сегодня число? Какой день? – Вторник, двенадцатое. – Двенадцатое чего? – Двенадцатое февраля. – Как февраля? Мы приехали сюда в конце декабря на Рождество, если помнишь. – Нора, мы приехали сюда семь дней назад, это было пятого февраля. Доехали под снегопадом, и он так и не закончился, из дома не выйти… но в доме всё есть так что не волнуйся. ***