Галанина (Окулова) Юлия Евгеньевна
Я родилась на золотом прииске. Честно-честно: в поселке Багдарин на севере Бурятии. Золото там мыла драга, я её помню: устрашающего вида бандура - дом не дом, сарай не сарай, да ещё и плавает - медленно ползла по реке, после неё оставались высоченные курганы песка на берегу, русло она выскребала жестоко. А жили-то мы не в Багдарине, а ещё севернее, в деревне Усть-Муя. Там, где заканчивается север Бурятии и начинается юг Якутии, в месте, которое ещё называют Средне-Витимской горной страной, в большую, порожистую реку Витим впадает небольшая речка Муя. Как началось освоение Золотой Тайги в девятнадцатом веке, так там и поселились люди, место удобное, стратегическое. Говорят, что с эвенкийского слово "Муя" переводится как "конец тропы-вода". А так это или не так - не знаю.
А в шестидесятые-семидесятые годы двадцатого века там стояла геолого-разведочная партия, в которой работали инженерами-геологами мама с папой. Жили интересно и весело: пошёл, например, как-то-то папа в сельмаг и скупил там все лыжные палки - легкие, алюминиевые. Склепал из этих палок два лодочных каркаса, обтянул палаточным брезентом, дощечку посередине приладил и на получившемся катамаране гонял по Витиму. Охотился, рыбачил. Для развлечения моей старшей сестры держал ручную белку.
Я так подозреваю, что завели меня в отпуске, в Крыму, осенью. Летом у геологов самая работа, полевой сезон, разведка месторождений. В общем как в песне: "Ты уехала в знойные степи, я ушёл на разведку в тайгу, над тобою лишь солнце горячее светит, надо мною лишь кедры в снегу"© . А рождаться мы с мамой полетели в Багдарин, потому что в Усть-Муе роддома не было - только фельдшер. А в Багдаринском роддоме было печное отопление и громадный самовар, в котором кипятили воду для мытья младенцев. Родилась я четырнадцатого июня, накануне маминого дня рождения - вот так вот всё завернулось с самого начала.
В Усть-Муе и прошёл первый год моей жизни. Вот в этом самом доме, на улице Геологической. Картине и не помню сколько лет, папа нарисовал её одной из первых. А дом в Усть-Муе стоит до сих пор, в нём живут. Правда теперь скорее не желтый, а серый от времени. А был совсем новеньким.
Папу там уговаривали остаться, стать председателем сельсовета. Но мама категорически воспротивилась: серьезно заболевших ребятишек из Усть-Муи вывозили самолетом в районную больницу, но когда непогода закрывала перевалы, санрейс прилететь не мог, и были случаи, что младенцы гибли. И мама потребовала вернуться в цивилизацию.Родители перебрались в Багдарин: если в Усть-Муе стояла партия, то в Багдарине базировалась геологоразведочная экспедиция, в состав которой входило много партий, работавших по всему северу Бурятии. Усть-Мую я не помню, а вот Багдарин запомнился. Кругом горы, не очень высокие, но всё же. Самая большая - Белая Гора. Мы туда ходили и зимой, и летом. А еще в горах была метеостанция и до неё прямо по склону была проложена специальная деревянная лестница, классное место. А в лесу цвели весной оранжевые жарки. А в конце нашей улицы был каток - его папы-геологи сами построили в один из субботников, я помню, как копали столбы для забора. А у меня была машина на педальном ходу. И кукла Люся. И еще куча игрушек - папа смастерил для них отдельный шкаф. Зимою мы покупали ящик мороженого, почему-то в Маловске - такой есть поселок рядом с Багдарином. Наверное, мороженое было только там. Мороженое вообще было признаком Большой Земли. Если ездили в отпуск, обычно через Москву, то прилетая, или приезжая в столицу, мы первым делом неслись к киоску с мороженым за эскимо на палочке. Как-то приехали зимой, года два или три мне было, стоим в какой-то бесконечной очереди за билетами на Ярославском вокзале (других вокзалов в Москве для меня не существовало в принципе). А меня в новую шубу упаковали, цигейку под леопарда раскрашенную, пятнистую всю. Стоим за билетами - картонными, твердыми кусочками. И тут ко мне наклоняется какая-то тетка: "В ТАКОЙ ШУБЕ НАДО ДОМА СИДЕТЬ, А НЕ ТО УКРАДУТ!" Сейчас-то я понимаю, что дама просто сюсюкала с ребеночком, но тогда я восприняла всё всерьез: Этой страшной тетке не нравится, что я в Москве! Ей не нравится моя шуба! Сейчас меня украдут вместе с шубой, потому что я не дома, скорее всего эта самая тетка и украдет! Мммаммма!!! И я стала громко рыдать.:) В Москве мы обязательно заходили в кафе "Шоколадница", был такой ритуал. И я помню белого медведя в московском зоопарке - грязновато-желтого - он играл с автомобильной покрышкой.
Через Москву мы ездили не просто так. В Подмосковье - по сибирским меркам в Подмосковье, ехать всего ничего, ночь поездом - в Ивановской области жила папина мама, баба Юля. В ткацком городе Тейково, в маленьком доме с садом, в котором росли вишни и сладкая нежинская рябина. Когда с продуктами в стране стало плохо, но был бесплатный проезд на поезде для северян раз в год и с некоторыми продуктами дела обстояли получше, папа мог пять суток трястись в плацкарте лишь для того, чтобы привезти бабе Юле два кило гречки и два кило сахара, полученные на талоны. Вечер посидеть - и снова на поезд, обратно тем же маршрутом.
Я Тейково очень любила: домики там были словно пряничные, разноцветные, в резных наличниках. Зимой городок утопал в снегу, летом в зелени. А за водой надо было ходить вниз по улице на колонку. И ещё там, в Тейково, продавали чудесное мороженое, в бумажных стаканчиках, по десять копеек за стакан. Видимо, в детстве для меня ничего вкуснее мороженого не было, раз я всё это помню. :) Потому что в ларьке было и очень противное, красное, которое называлось "фруктовое", но говорили, что оно из помидоров и я этому охотно верила.
Родители как-то предприняли большое путешествие по Волге на теплоходе. В каюте первого класса, с обедами в компании капитана. И одним из самых полюбившихся им волжских городков был Плёс. Видимо, он воплощает папину мечту об идеальном городе: небольшой, спокойный, зелёный, у полноводной реки. Меня такие городки тоже зачаровывают, но мне нужны горы, без гор как-то неуютно. Сначала родители хотели добраться до Астрахани, но в Астрахани в тот год объявилась холера и город закрыли. Поэтому они выгрузились в Волгограде и махнули в Крым, к морю, к пляжам.
Жили бы и поживали себе в Багдарине, но Залико Артушевич Норекян, начальник Багдаринской геолого-разведочной экспедиции, перебрался на Байкал, в поселок Нижнеангарск и стал начальником Северо-Байкальской геолого-разведочной экспедиции. И в Нижнеангарск уехало много багдаринских геологов. В том числе и папа с мамой - они дружили с Залико Артушевичем, мне он был кем-то вроде крестного отца, называл "Юлочка" и шутил, что я выросла на его диване. У них с тётей Любой был хлебосольный и гостеприимный дом. Чтобы попасть в Нижнеангарск (БАМ тогда ещё только строился где-то на подходах), и нам, и контейнеру с вещами пришлось плыть на барже по Байкалу, от Усть-Баргузина до Нижнеангарска. Несколько дней. Помню, как вода шумно отекала баржу и хотелось прыгнуть с борта в Байкал, чтобы посмотреть, что из этого получится. Наверное, хорошо, что не прыгнула - вода ледяная, замерзла бы сразу. В Нижнеангарск, надо сказать, заманили меня родители обманом: пообещали, что когда мы переедем на Байкал, то заведем себе белого медведя. Домашнего. Я поверила.
В Нижнеангарске я пошла в первый класс. В восьмилетнюю школу - она была на соседней улице. А когда закончила восьмилетнюю, перешла в девятый класс средней школы. Средняя школа стояла (и стоит благополучно по сей день) в центре поселка, на берегу Байкала. Правда раньше она была деревянная, двухэтажная, а теперь возвели каменное здание. В центре поселка была и музыкальная школа, куда приходилось топать пешком. Полчаса в одну сторону: поселок длинный, но узкий, с одной стороны горы, с другой Байкал и торфяные болота, за которыми скрывалось устье реки Кичеры. Не такие, может быть, роскошные, как девонширские, зато морошка на них росла вкусная: маленькая, я её собирала в кружку, достаточно было перейти дорогу и начать путешествие по кочкам. Наши геологические дома тоже были выстроены на болоте, хоть и сразу под склоном. Площадки под дома специально отсыпали, самосвалы вываливали кучи грунта, потом укатывали, но всё-равно по весне и осени деревянные стены водило, штукатурка трескалась. Трещины заклеивали бинтом, а потом замазывали известкой. Это был гвозь ежегодного ремонта.
Я вот думаю, может быть эти мои каждодневные походы в музыкальную школу предопределили будущее сочинительство всяческих историй? Топаешь на урок, дорога дальняя: сначала надо дойти до поворота, потом до магазина, потом до угла пекарни, за пекарней начинается центральная часть поселка, там даже двухэтажные дома есть. Выходишь на улицу Ленина, минуешь крыльцо детской библиотеки, площадь около Дома пионеров, ещё немного - и музыкалка, затаившаяся под большой крышей, укрытая деревьями. Пока идёшь, развлекаешь себя разными думами.
А когда на урок идти неохота, особенно если он начинается в 14.50, то ноги как-то сами тормозят около крыльца детской библиотеки. У которой обед с 14.00 до 15.00. И тут уж самое мучительное - выждать эти десять минут до открытия, а потом можно нырнуть в маленький читальный зал, там на стеллаже стоят самые интересные книжки, которые на руки не дают: "Копи царя Соломона", "Прекрасная Маргарет", "Дети капитана Гранта", "Пятнадцатилетний капитан". И целый час в твоём распоряжении! Лафа кончилась, точнее, притормозилась, когда дома поставили телефон и Владимир Иванович стал звонить родителям и интересоваться, почему это сегодня урок был пропущен? Почему-почему... Потому что в музыкальной школе скучно, сплошные этюды Гедике, сидишь за черным монстром, а тебе над ухом считают: "раз-и, два-и, три-и, руку держи, не зажимай!", а ты зеваешь сквозь стиснутые зубы.
А в библиотеке хорошо, уютно, обе печки натоплены, и на поваленный ствол дерева, на котором спаслась от наводнения экспедиция, ищущая капитана Гранта, лезут из воды жуткие крокодилы!