Читать книгу Жили-были в Миновском - Юлия Кожева - Страница 1

Мир пронизан минувшим. Он вечен.

С каждым днем он богаче стократ.

В нем живут наши давние встречи

И погасшие звезды горят.

В. С. Шефнер

Чудесное явление

1842 год

– Далеко еще, братик? – тоненькая светловолосая девочка крепко держала за руку высокого крепкого парня, который уверенно шагал по пыльной дороге.

– Устала, Машутка? Хошь, взбирайся на закорки, прокачу тебя.

– Что ты, Ваня, у тебя и так сума тяжелая. Сама дойду, не маленькая. Только скажи, сколько идти-то?

– А вон уже крест блестит.

Крест большого храма и вправду показался из-за высоких тополей. Значит, они уже дошли до Поречья и совсем скоро окажутся на большой ярмарке, что за Уженью. Туда шли брат и сестра. В путь отправились рано, когда солнце только забелело сквозь утренний туман.

Брат Иван был кузнецом, а на ярмарке в этом году, по слухам, продавали много лошадей. Вот он и решил подзаработать. А сестренку взял с собой, чтобы одну не оставлять – были они сиротами вот уже года три, после большой болезни, что прошла по Тверскому краю.

В Поречье Маша все смотрела по сторонам: ей было любопытно, как живут разные люди. Село большое, не то что их деревенька на пять хат. Правда, через ручеек у них барский дом, только он мало отличался от крестьянских изб. Разве что размером. Прохор Семенович, барин, был почти так же беден, как его крестьяне. Вот и отпускал охотно всех, кто отправлялся на заработки – было бы чем платить оброк.

– Дай копеечку, дай копеечку, – услышала девочка чей-то распевный голос.

У церковных ворот сидела не старая еще женщина в пыльном потрепанном балахоне и, не глядя ни на кого, тянула свой мотив. Народу в вечерний час у храма было не мало, но и не много. Кто-то проходил мимо, кто-то протягивал нищенке хлебушек или монетки.

Вдруг женщина посмотрела прямо на Машу, которая как раз поравнялась с ней, и другим, отчетливым, но тихим голосом сказала: «Береги брата».

Девочка вздрогнула и крепче ухватила большую Ванину руку. Он ничего не заметил и не остановился – им еще нужно было найти место для ночлега.

***

– А это что за деревце? Ой, какая птичка! А у речки этой имечко есть? – Маша была любопытная девочка, а брат всегда находил ответы на ее вопросы. Он даже читать умел: пока сынок Прохора Семеновича, Алексей, служить не уехал, они были большими друзьями, от него и научился.

– Есть, есть имечко у речки, – улыбнулся Иван, подсадив сестренку на закорки, чтобы перейти невысокую воду вброд. – Глиненка.

С двух сторон широкой дороги стояла высокая рожь с нежными колосьями. Солнце в этот теплый июньский вечер только повернуло к горизонту, и все вокруг было окрашено яркими сочными красками. Ветерок еле-еле пробегал по полям, а высоко в небе весело кружили шустрые птицы.

Вдалеке, как на острове, вольно раскинулась большая деревня Миновское. Пройти ее насквозь, а там, за мостом через Ужень, шумит, волнуется большая ярмарка.

На ночлег попросились на сеновал к дальней родне. И дело Ивану сразу нашлось – поправить с хозяином, пожилым щуплым мужичком с усталыми глазами, покосившийся заборчик.

– Слыхал, чего у нас на ярмарке в этом году приключилось, – покряхтев, завел разговор хозяин.

– Нет, не слыхал.

– Язычники, колдуны, – Тамон, хозяин, сплюнул и перекрестился. – По-нашему почти не разумеют, лопочут чего-то. В сторонке становище разбили. Там у них, слышь, мальчишки подглядели, идол деревянный. Они ему молятся.

– Вот чудо… Откуда же?

– А не знает никто. Только мужики уже подумывают, как бы их прогнать. Беды бы не было. – Тамон промолчал. – Их много, басурман; крепкие такие, темные, глаз не видать. Страшные. Ты, Иван, как, пойдешь с нами?

– Если надо, от чего… Но, может, поговорить с ними сперва, выведать, чего хотят они?

– Пробовали говорить. Рычат чего-то, кулаками машут. А бабы их смотрят так. Ух! Колдуют, поди.

– Когда же пойдете?

– Да как побольше мужичков соберем, так и пойдем.

***

На сеновале Маша подвинулась ближе к брату и спросила:

– Ваня, а басурмане это кто?

– Ты где услышала?

– Все об них говорят.

– Никто. Спи.

– Страшные они?

– Нет, не страшные. Завтра поглядишь.

***

На ярмарке у Ивана и вправду отбоя не было от желающих подковать коня, подправить инструменты, а то и выковать браслет или серьги – он владел и этим тонким искусством.

Маша бегала со знакомыми ребятами и часто подбегала к брату сказать, что все у нее хорошо.

Затеяли сыграть в прятки. Маша и не заметила, как забежала далеко от шумной ярмарки. Ее привлек негромкий напев. Мотив показался знакомым, а слова не разобрать. Маша пошла по едва заметный тропке и оказалась на краю небольшой полянки. Глазам ее открылось непонятное зрелище. Несколько человек крестились и читали молитву. Обращены они были к деревянной фигуре.

Девочке показалось, что такую молитву она слышала в церкви. Но слова звучали непонятно. Она отступила на несколько шагов, повернулась и чуть не закричала.

Перед ней стоял мальчик. Черненький, с черными глазами – он быстро приложил палец к губам и поманил ее за собой.

– Тебя как звать? – спросил он. Слова звучали странно, но понятно.

– Маша.

– А я по-вашему Вася, – улыбнулся новый знакомый.

– Почему «по-нашему»? И ты так странно говоришь. А что это за .., – девочка затруднились дать название деревянной фигуре.

– По-вашему, потому что мы не русские. Мало кто говорить умеет так, – старательно выговаривал слова мальчик.

Дети устроились на большом низком суку березы. Им было видно ярмарку, а сами они оставались незаметны.

– Мы идем с севера, ищем, где остановиться. Нас прогнали из деревни за веру. Когда-то добрый священник крестил моего дедушку, рядом жили русские. Потом ушли. Нас стали обижать, а весной и вовсе выгнали.

Казалось, такая длинная речь с трудом далась Васятке, и он остановился перевести дух. Маша сидела, широко распахнув глаза. О таких чудных вещах ей еще не приходилось слышать.

– А молимся мы Господу Иисусу, – мальчик перекрестился. – Батюшка благословил сделать икону из дерева. Малевать у нас не умеют, а вырезать красивые вещи – многие.

Маше было очень интересно, но она вдруг поняла, что за звук заставляет отвлекаться: ее звал брат.

– Вася, хорошо, что ты мне все рассказал, – крикнула она, слезая с дерева, – будем дружить. Я завтра прибегу к тебе.

Девочки не терпелось рассказать брату о своем удивительном открытии. Но он выглядел очень рассеянным и уставшим.

– Ты побудь завтра у тети Дуни, – все время повторял он, – на ярмарку тебя не возьму. Детям не стоит видеть… – тут он осекся и на все расспросы отвечал одно. – Вернемся домой, расскажу. Побудь в деревне.

Маша видела, что мужики собрались на дворе и о чем-то сердито рассуждали. Но детям строго-настрого запретили выходить на улицу в этот вечер. Ей становилось страшно: в голосах, что доносились на сеновал, где спала она и еще несколько ребятишек, была жесткость и злость. В тревоге девочка задремала.

***

Как же она так быстро оказалась в лесочке за ярмаркой? Маша огляделась. Было тихо и спокойно. Синее небо проглядывало сквозь яркую зелень берез. Над деревьями застыли белоснежные облака. Где-то нежно журчала вода. И почему-то нигде не было людей. Девочка вовсе не испугалась, когда увидела молодую красивую женщину в длинном синем платье.

– Подойди ко мне, милая, – окликнула та.

Девочка подошла.

– Посмотри, вот здесь, я оставлю свой образ, – мягко сказала женщина и указала рукой на родничок, который слышала девочка. – Скажи брату, пусть поможет моим детям из дальней земли. Отвезет их к Прохору. Он позаботится. Запомнишь?

Маша кивнула.

– А здесь все вместе постройте дом для меня, – женщина улыбнулась и погладила Машу по голове. – Просыпайся, пора, – сказала она, и чудесное видение растаяло.

Девочка проснулась. Из оконца на нее светило неяркое утреннее солнце. Было тихо. Она выскользнула на двор и стала звать брата, но ей ответила хозяйка.

– Все ушли прогонять басурман. А ты побудь со мной.

– Каких басурман? – не поняла малышка.

– Так этих, черных, с идолами, которые по-нашему не разумеют.

Маша какое-то время обдумывала услышанное. Она, наконец, поняла, что басурманами называли Васю и его семью. И что красивая добрая женщина из ее сна говорила о чужих людях как о своих детях. И, значит, ее брат замыслил недоброе против этих бедных людей. Она бросилась бежать. Крик хозяйки не мог ее остановить.

Вместо вчерашней чудесной приветливой ярмарки ее встретило тревожное столпотворение. В центре сбились в кучку испуганные женщины с детьми. Мужчины стояли друг против друга. Они так сильно отличались и ростом, и цветом волос. Но все были одинаково насупленными и злыми. Некоторые держали в руках большие палки и даже вилы.

Стояла такая жуткая тишина, что Маша испугалась и остановилась невдалеке. Она высматривала брата и кого-то еще. Потом поняла, что Васю. Он был не с детьми, хотя по возрасту вряд ли был старше Маши – стоял с краю, рядом с крепким темным мужчиной.

Девочка медленно подошла к брату, взяла его за руку и потянула за собой. Мужчина вздрогнул от неожиданности.

– Маша, ты чего? – выговорил он шепотом. – Беги в деревню. Я же тебе говорил.

– Братик, Госпожа простила защитить чужих людей. Не обижайте их, – горячо зашептала девочка.

На нее оглянулся и шикнул какой-то здоровяк с дубиной в руке.

– Уходи немедленно! Иван отошли ее.

Молодой кузнец повернул ее за плечи и мягко подтолкнул по направлению к Миновскому. Но она не поддалась.

– Госпожа оставила вам образ, – вспомнила она поручение. И увидела очень ясно тропинку, что вела в лесок к роднику. И облако, то же самое облако из сна, висело над березами.

– Идем, ну пожалуйста, я покажу.

Иван был явно озадачен поведением сестры. И слова «Госпожа», «образ» прозвучали так странно в эту тревожную недобрую минуту. Он позволил девочке увлечь себя.

В прохладе деревьев бил небольшой родник. Когда брат с сестрой приблизились к нему, из-за облака пробился луч солнца и, как перст, указал на темный куст ольхи.

Иван замер и осенил себя крестом. Прямо на него смотрел образ Богородицы. Маша тоже перекрестилась, подошла и взяла икону в руки.

– Вот эта Госпожа приходила ко мне, – заторопилась она. – Сказала, ведите чужих людей к нашему барину, Прохору Семеновичу. Они же крещеные, Ваня. Мне рассказал Васятка, мы с ним вчера подружились. Они не басурмане, у них образ Господа есть, – девочка начала всхлипывать.

– Постой, что говоришь, не успеваю за тобой, – Ваня бережно принял икону, взял девочку за руку и поспешил обратно.

– Ну-ка, постойте! – крикнул он, как только вышел из лесочка. – Погодите все, буду говорить.

Мужики недовольно заворчали. А кто-то и рад был неожиданной передышке. Еще немного и самые горячие из местных готовы были пустить в ход кулаки. Эти черные чужаки никак не могли понять, почему их гонят, а по-русски говорили не все. Пересказывали что-то своим, а те грозно выкрикивали непонятные слова. Видимо, ругались.

Иван стал между своими и чужими и поднял вверх икону.

– Вот, – громко сказал он. – Чудо такое нашел с сестрой. – Тут он понял, что на него смотрят десятки глаз и оробел. Но вступилась Маша.

– Это не басурмане, – выговорила она новое неприятное слово. – Это дети Госпожи. Их прогнали за нашу веру!

– «Нешто», «быть не может», «идол у них», – послышались голоса.

– Вася скажи ты, – Маша позвала своего друга.

– Нет идола, мы крещеные, – смущенно пояснил мальчик.

Он что-то сказал женщинам. Одна из них ушла и вскоре вернулась с чем-то, завернутым в чистую белую холстину. Развернула и показала искусно вырезанную фигуру Иисуса.

– Иконы нет у нас, мастера сделали такую. Отец Николай давно-давно освятил, – пояснил Вася.

Маша осмелела. Она увидела, что все становится хорошо. Мужики смущенно попрятали палки за спину или вовсе побросали. Многие подходили посмотреть и приложиться к иконе Богородицы.

– Госпожа сказала построить для нее дом около родника, – громко сказала девочка.

– Вот и хорошо, вот и верно, – одобрительно закивали мужички.

Часовню у родника срубили быстро. Чужеземцы оказались искусными плотниками. Из села Поречье позвали священника церкви Святой Живоначальной Троицы. Он определил, что икона, которую нашла Маша – это образ Богородицы Всех скорбящих Радость. Так и освятили часовню.

Каждый год в день почитания образа приходил сюда Крестный ход. Маша с братом и Вася с родней обязательно участвовали в празднике. Все были рады, что вместо недоброго дела случилось такое хорошее чудесное событие. А скоро заметили, что вода от источника помогала лечить разные хвори. Если попросить с добром в сердце и искренней молитвой.

История святого источника вблизи деревни Миновское. В 1842 г. в четверти версты от реки Мелечи была явлена икона Божией Матери Всех Скорбящих Радость.

Солдатки

1916 год

– Али подвезти? – Чуть впереди остановилась телега.

– Да и подвези, – весело заторопилась Мария.– Ты, что ли, Федор Иванович?

– Я, али не признала? – Отозвался старик. – Куда в такую рань бежишь?

– Знамо, на базар, в Бежецк. Может, чего поторгую. – Молодая, ладно сложенная, крестьянка, с небольшими серыми глазами под чуть изогнутыми бровями, красивыми пухлыми губами и темными русыми волосами, убранными под светлую косынку, удобно устроилась на подстилке из сена.

– Так и я туда. От Василия есть известия?

– Давно письма не было. А то под Ровно стояли против германцев.

Низкорослая рыжая лошадка тихонько бежала по пыльной сухой дороге мимо золотисто-белых полей ржи, бедных придорожных деревенек, редких перелесков из светлых прозрачных берез и темных кудрявых осин.

Еще с вечера Мария разложила по бумажным кулечкам свежие летние ягоды, приготовила корзину яиц да отрез нарядного сатина. Хорошо бы распродать нехитрый товар или сменять на муку или соль.

До города от деревни было почти 25 верст, но молодая женщина привыкла ходить пешком. Вставала пораньше, чтобы успеть на воскресную службу в светлый воздушный пятиглавый Воскресенский собор.

Ей нравилась и длинная дорога, когда можно побыть одной, обдумать житье-бытье, и торжественная служба, и возможность поговорить на базаре с разными людьми – узнать последние новости.

В храме она всегда стояла справа от главного входа, не близко к алтарю, у иконы Николая Чудотворца. Его, заступника, да Божью Матерь просила уберечь мужа, Василия Федоровича от вражеской пули, болезней и бед.

Мария молилась и изредка, в задумчивости, оглядывала храм. Иногда замечала знакомые лица – она хорошо запоминала людей и была приметлива на наряды. Вот бабы из близкой к Бежецку деревни Лютницы. Они часто бывают на службе. А эти старики живут далековато, в Чижово, что в 7 верстах от ее родного Миновского, знать, приехали, как она, по делам и не стали пропускать обедню.

Молоденькая барыня в простом темном наряде, скромной черной шляпке и красивыми бусами темно-зеленого цвета привлекла внимание Марии. Ее она видела здесь и раньше. Обычно летом – видно, та приезжала погостить. Тонкая фигурка, нос с горбинкой и всегда задумчивый взгляд выделял ее среди простых привычных лиц. Иногда барынька приходила с маленьким мальчиком, но сегодня стояла одна – сосредоточенная, прямая, устремив глаза на царские врата. Оттуда как раз вышел с Чашей священник, призывая благословение на Святые Дары.

После службы Мария сразу пошла на рынок – выбрала место, разложила товар и принялась выкрикивать – зазывать покупателей:

– А вот ягоды сладкие, только вчера солнышку кланялись! На полянке про житье-бытье с ветром шептались, птицам лесным тайны свои сказывали!

У нее находились присказки на все случаи жизни. Так что родня и знакомые только диву давались – как она все это выдумывает.

– Как интересно вы, милая, сказываете, – Мария и не заметила, что к ней подошла давешняя барыня из церкви. – Дайте-ка мне этих красных ягодок.

– Бруснички-то? Вот, возьмите. А хотите, может, купить отрез на платье. С самого Петербурга привезла.

– Из Петербурга? Вот как, а что, бывали вы там? – заинтересовалась покупательница.

– Как же, с Василием моим жили – не тужили, пока немец, проклятый, войну не начал. – Мария была рада поговорить с новым человеком. Да еще с таким не простым, видно, из высокого общества.

– Это муж ваш? Василий?

– Муж, верно.

– Воюет?

– Уж второй год, как забрали.

– И мой воюет, Николай, – барыня заметно погрустнела.

«Вишь, – подумала Мария, – барин, значит, военный у нее».

– А что, есть у вас детки? – помолчав, спросила интересная собеседница.

– Как же, Танюшка, дочка. Уж второй год ей.

– А моему Левушке четвертый.

Оказалось, они очень похожи – простая крестьянка и столичная гостья, волею судьбы попавшая в старинный провинциальный городок, тихо дремлющий вдалеке от оживленных торговых дорог.

– Значит, обе мы солдатки с вами, – печально улыбнулась барыня, принимая кулечек с ягодами.

– Выходит, что так.

Мария быстро расторговалась и собиралась в обратный путь. Она сидела на ступенях большого каменного магазина – поджидала своего утреннего попутчика, который обещал довезти до села Поречье. А там до деревни рукой подать.

– Милая, не знаю, как вас зовут, – вдруг окликнул ее знакомый голос. – Возьмите-ка гостинчик для доченьки.

– Марией, – она машинально протянула руку и приняла кулечек конфет.

– А меня Анной.

– Будем знакомы, – улыбнулась Мария, – очень вам благодарные.

Белые с серой каймой облака окрасились розовым цветом, когда довольная удачным днем Мария вернулась домой.

Маленькая Танечка сразу запросилась на руки, хотя скучать ей особо не пришлось. В деревне было много ребятни ее возраста, которая целыми летними днями пропадала на улице под присмотром девчат постарше.

– А вот погляди, какой гостинец тебе лисичка прислала, – Мария уселась к столу и высыпала горсть конфет в ярких обертках. – Угости бабушку и дедушку, а эти отложим до поры.

Женщина присмотрелась к бумаге – это была не привычная газета, в которую заворачивают покупки. Белая, плотная, с каким-то текстом. Мария, которая умела и любила читать, с любопытством стала разбирать чернильную вязь.

Небо мелкий дождик сеет

На зацветшую сирень.

За окном крылами веет

Белый, белый Духов день.

Нынче другу возвратиться

Из-за моря – крайний срок.

Все мне дальний берег снится,

Камни, башни и песок.

«Как вроде песня, только непривычная, не наша», – решила она и вложила аккуратно сложенный листок в старинную книгу.

Пашка

15 сентября 1941 года

Ночь – идти, день – спать. Больше ни о чем Пашка думать уже не могла. На четвертый (или пятый?) день пути она шагала вместе со всеми, бессмысленно передвигая ноги, и зная лишь одну цель. Дом.

Но что-то мешало идти в шаг со всеми, какая-то тяжесть тянула вниз. Она изумленно посмотрела на свои руки, которые не несли никакого груза, а потом медленно ощупала карманы. Вот оно! Сухари, два или три черствых кусочка, которые в другое время никогда бы не стали помехой в пути, сейчас казались неподъемными гирями. Не задумавшись и на секунду, девушка вывернула карманы. Только бы не отстать от своих, ничто не должно помешать ей в этом!

Глава 1

Май 1941 года

Босые ноги приятно утопали в мягкой теплой пыли. Село с его шумом, суетой и сотнями разных звуков осталось позади. Вокруг только поля ржи, совсем еще не высокой, не давшей колоса, – изумрудные стремящиеся к солнцу травинки. Почти ничто не нарушало эту полуденную тишину, лишь далекий гул техники да редкий вскрик птицы.

Худенькая длинноногая девчонка-подросток быстро шагала по пустынной дороге. Совсем недавно она переступила тот порог, за которым ее стали звать «девушкой», и парни, наконец, обратили внимание на русоволосую красавицу Прасковью.

Сегодня она не дождалась подружек, с которыми всегда так весело было идти домой. Они остались в школе: сговаривались, что будут делать на каникулах. А ей захотелось побыть одной. Девушка думала о первом самостоятельном путешествии в город, о заманчивом будущем.

Большинство ее сверстников дружно перешли в 9 класс, но Пашка не собиралась учиться с ними. Это и радовало, и пугало, но ощущение счастья все-таки было сильнее…

Про город она знала совсем мало, но слишком хорошо была знакома с жизнью в колхозной деревне, трудной даже для ребенка, не говоря уже о взрослых. Мало кто здесь думал, что бывает по-другому, и можно не только работать от зари до зари, но и отдыхать. Что есть много интересного на свете, и мир не ограничен пятью – десятью окрестными деревнями.

Пашке хотелось не просто читать книжки о городах и странах, но и увидеть все своими глазами. Не просто рассматривать красивых девушек на картинках, но и примерять нарядные платьица и обувку. Ведь вот сейчас она шла босиком не оттого, что это было так приятно («хотя по теплой дорожке идти хорошо»), а оттого, что туфельки нужно беречь (она нахмурилась, взглянув на жесткие серые ботинки, совсем не для юной девушки).

Жаркое июньское солнце приятно согревало, но мысли упрямо уносились к первым зимним дням…

Ах, какой это был год – 1941. Удачный, очень удачный! Он начинался весело и таил много сюрпризов.

Новый год и новогодние каникулы! Много ли надо ребятишкам для счастья? Снега побольше, сугробы помягче – а этого добра в деревне хоть отбавляй. С горки – на санках, на ногах, или просто так (эх, мамка не видит) – весело. А с крыши сарая прыгнуть в высоченный сугроб? И не важно, что мороз забирается под одежку, к теплому, не успевшему еще озябнуть телу! Зато выныриваешь из белого плена героем! А лыжи, а по льду покататься, в снежки поиграть? За день уморишься, и вечером, довольный и усталый, заснешь на лавке под мерные голоса зашедших в гости тетушек-соседок. Можно еще с девчонками-ровесницами посидеть у кого-нибудь в избе. Поболтать или поиграть в карты.

Правда и в зимние дни, когда отдыха больше, не всегда можно гулять до позднего вечера. Вот и сегодня Паша вернулась засветло – приготовить обед, помочь маме.

Управляться одной в теплой комнате, мурлыкая-напевая любимые песенки было приятно. Пока в печи поспевала каша, навела порядок, разложила все вещи по местам. Сколько ни делай замечаний, все равно никто не слушается, так и норовят побросать, покидать одежку да инструменты. А она любила во всем красоту и гармонию. Чтобы шторки в аккуратную гармошку, и ни пылинки нигде!

По одному вернулись с работы отец с матерью. Прибежал брат Иван. А потом к маме пришли подруги, и завязалась у них беседа – тонкое переплетение воспоминаний о былом, пересказ новостей и пересуды о личной жизни родни и знакомых.

Мама, Мария Ивановна, бойкая женщина, со многими водила дружбу и всегда была в курсе всего. Сама говорила: «Я хоть в палаты к царю войду». И Пашка не сомневалась в этом: мама любила брать ее с собой, когда шла в село, навестить кого-нибудь. Тогда Пашенька впервые узнала, как живут «культурные» люди. В доме священника, доктора, учителя она увидела красивую фарфоровую посуду, скатерти, попробовала сладких конфет. Конечно, ничего подобного в их скромной избе не было.

Разговоры, которые вела мама во время воскресных чаепитий, не всегда были безобидными. Но это девочка поняла гораздо позже. Вот и отец всегда твердил: «не ругай ты, Мария, власть, не буди лихо…» Спасало одно: в глухой деревне не было людей, способных донести на слишком разговорчивую крестьянку. Да и вправду сказать, соседские бабы любили добрую и речистую Марию. Потому в доме часто бывали гости.