Читать книгу Истории на сон грядущий - Юлия Кёлер - Страница 1

Дом у придорожья

– Ну не приставай, дурашка, – залилась от смеха Грета и рывком открыла дверь старого пикапа, припарковавшегося у обочины дороги.

Перед ней раскинулось лавандовое поле. В воздухе разило сельской местностью. Грете всё сдавалось необыкновенно новым. Она привыкла к суетливой городской жизни, к радостным друзьям, к своему любимому Симону – к человеку, который её понимал и принимал такой, какая она есть. А Грета было трудной. На неё никто не мог найти управу. Когда она была подростком, её дядя ей сказал, что с такими запросами жить будет трудно. Он как в воду глядел. Жизнь её и в самом деле была сложной. Ей приходилось очень часто привыкать к разной жизни. Частые переезды из города в город, из страны в страну. Новая среда, никакой работы – это в новом и последнем городе, а до этого она работала кассиршей в кинотеатре «Аполло».

Одним словом, у неё характер был противный, но Симон был одним из тех немногих, кто видел её душу – внутреннее хрупкое и противоречивое содержание своей единственной возлюбленной подруги. Он и сам был тот ещё – не состоявшийся ковбой. Его тянуло к страстям Дикого Запада, к необузданной хмельной жизни дикарей. А она могла зайти в спальню, посмотреть, как он спит, поглощённый драгоценным сном, молча постоять у изголовья и уйти. Все твердили в один голос, что они нашли друг друга…

Грета реготала, а Симон припарковался на обочине, чтобы не стоять на проезжей части. Лаванда поросла по самую дорогу. Нужно было так встать, чтобы и машину не поцарапать, и не раздражать проезжих. Но Симон был в этом деле ас. Это Грета плохо парковалась. У неё тряслись поджилки всякий раз, когда она садилась за руль его пикапа. Ей нужна была машина маленькая – женская, что называется. Они давно съехали с шоссе и проехали миль двадцать по просёлочной дороге. Вряд ли кто мог ездить в этой богом забытой глуши. Карбюратор барахлил, и Симон заволновался, как бы им здесь не застрять – в этой солнечной долине, где по другую сторону разбитой дороги возвышался дом.

– Здесь жил, наверное, мой дядя, – пролепетала Грета, стоя у дома с задранным к небесам подбородком и уставленными озадаченными глазами на этот непонятный с виду новый, но уже, казалось бы, своё отживший дом.

Он и впрямь был очень странный: серые бетонные стены, плоская крыша, треснувшие окна, как заброшенная стройка без начала и конца.

– Не думаю, что он здесь жил, – сказал Симон. – Тебе досталась незаконченная стройка. И что мы будим с этим делать?

Симон напрягся и почесал свой подбородок, будто сомневался в денежном притоке от такого непонятного наследства. «Дом как дом, но он заброшен, – думал Симон. – И чего вдруг Грета так увлечённо встрепенулась».

«Они меня не понимают!» – зашумело в ушах взволнованной Греты, впервые увидевшей дом.

– Кто был твой дядя? – спросил Симон.

– Я только знаю, что звали его Грэг. Он был судовладельцем, кажется, или…, – Грета тяжело вздохнула и покосилась на Симона, как будто бы его вопрос её очень озадачил. – Вообще, не знаю, что он, где он. Я не понимаю, почему сейчас нахожусь здесь. Я даже без понятия, что с ним случилось. Мой дальний дядя завещал мне дом – какой-то бред, но в тоже время и приятно, знаешь. Ни каждый день дяди дома завещают. Ну ты понимаешь, о чём я?

Грета поперхнулась собственной слюной.

– Но что нам делать с этим завещанием?

Симон пожал плечами и подошёл к двухстворчатой входной дери.

– Давай зайдём вовнутрь и его рассмотрим, – продолжал с волнением Симон.

Он дёрнул за ручку – дверь отворилась. На их удивление дом был не заперт.

– Что за ерунда? – сказала Грета и задумалась.

– Симон!

Она окликнула его.

– А знаешь, у меня ведь нет ключа.

Грета разразилась смехом.

– Только завещание дядюшки Грэга где-то в бардачке твоей машины.

– Мы что напрасно сюда приехали, – возмутился Симон. Было непонятно, говорил он утвердительно или вопросительно.

За всё это время, что они там провели, не проехало мимо никакого транспорта: ни автобуса, ни мотоцикла, ни велосипедиста, а дорога-то просёлочная. Казалось бы, хоть трактор бы какой захудалый проревел и поднял бы пыль столбом – ничего.

Грета была очень увлечена этим домом. Она чувствовал его с первого взгляда, когда глаза её на нём остановились. Она долго думала о дяде, о его странных предпочтениях. Ну разве можно в этом доме жить, думала она и очень скованно, потому что ей было неловко от мысли, что он, дядя Грэг, которого она едва ли помнила, подсунул ей ко всем проблемам этот неопрятный дом. И что с ним делать? Не продать – он где-то на отшибе. Боже мой, ещё одна свалившаяся ей на голову засада.

– Посмотри сюда! – раздался восторженный голос Симона, который уже что-то обнаружил в доме.

– Грета, иди скорей сюда! – кричал Симон со второго этажа, пока Грета любопытно осматривалась на первом.

– Не кричи так, господи, Симон!

«Всех соседей перебудишь», – хотела она выдать к слову, но вовремя остановилась, потому что ни соседей, ничего, кроме захудалой бензоколонки, прилегающей к дому, в радиусе нескольких десятков миль не было.

– Я иду, любимый, потерпи, – выкрикивала Грета, пока смогла, наконец, оторвать глаза от предполагаемого зала с уже установленным огромным современным камином, отделявшим комнату от кухни.

– Что там? – спросила она и ступила через порог светлой комнаты с яркими лилово-розовыми цветами в бетонных подставках вдоль самой длинной стены.

– Ты только посмотри на этот вид!

Симон стоял как очарованный перед окном и не сводил округлённых от восхищения глаз с того огромного пространство, открывшегося перед ним, как будто он был в чьей-то сказке. Грета на него взглянула и немного испугалось. Ей казалось, что Симон вдруг сбрендил и проникся тем, чего на самом деле не существовало. Весь этот дом изнутри излучал какие-то странные волны. Он словно забирался в разум и делал его шатким. Грете и на ум не могло прийти, что дом снаружи вроде бы обычный, а внутри как сосуд с перламутровой жидкостью.

Ей было сразу ясно, как только она перешагнула порог этого дома, что что-то в нём не так, что-то по-особенному притягательное в этих серых необжитых стенах.

– Симон! – воскликнула она. – Куда ты смотришь?

– Подойди сюда, – спокойно произнёс Симон и Грету подозвал рукой. Он продолжал таращиться в окно как на какое-то чудо света. Грета подошла и стала к нему очень близко. Она вся напряглась, пытаясь разглядеть в окне что-то неестественно прекрасное, но увидела лишь степь и раздолбленную крышу бензоколонки, которую она также унаследовала вместе с этим домом.

– Симон, есть прикурить? – спросила Грета и поднесла сигарету к губам. Она вроде бы бросила, но тут нашла нетронутую пачку внизу на кухне на столе.

– Где ты взяла сигареты? – беспардонно спросил Симон и потупился.

– Внизу нашла, на кухне, на столе, а что?

Грета сделала невозмутимый вид и подмигнула.

Симон достал из кармана зажигалку и дал ей прикурить, но слегка скривился – не нравилось ему, что его девушка опять покуривает.

– Ах, Симон, – беззаботно начала Грета, – не дури. Ты и сам с удовольствием куришь.

Она опустила глаза в пол и поёрзала носком балетки по пыльному бетонному полу.

– Я знаю. Сама видела – так что не глупи и не сердись, потому что это глупо. Хочешь?

Грета протянула к его носу пачку свежих сигарет и немного подразнилась, типа хочешь или нет. Если «нет», то не проблема, быстро спрячу их в карман, но Грета знала, что в прошлом Симон был заядлым курильщиком и при виде сигаретки вряд ли смог бы отказаться.

– Нет! – твёрдо заявил Симон. – Ладно, но всего одна затяжка.

Он потянулся за сигаретой, торчащей из Гретеного рта, выхватил её и смачно затянулся.

– Ну как хочешь, – прошипела Грета и сунула пачку в карман своих брюк.

– Что ты там увидел? – продолжала спрашивать она и смотреть в окно, где ничего такого сверхъестественного не было.

– Не знаю.

Симон как будто бы очнулся.

– Кажись, я видел радугу. Но сейчас она исчезла. Ты всё испортила своими сигаретами.

– Тю, – сказала Грета и насупилась. – Я сказала же тебе, что нашла их на кухне. Не хочешь – не кури!

– С чего здесь вдруг лежит пачка сигарет?

Симон и в самом деле изменился. Он стал каким-то неспокойным, словно что-то изнутри его смущало.

– А мне откуда знать?

Грета напружинилась.

– Может быть, рабочие забыли.

Она взглянула на него из-подо лба и улыбнулась.

– Ладно, дай мне сигарету, но одну. Мы скурим по одной и больше не будем.

Симон выглядел смешным и рассредоточенным.

– Ну хорошо, – покривлялась Грета и замолкла.

Они оба выкурили по сигарете, посмотрели в окно, ещё раз взглянули на цветы у стены и вышли в коридор.

– Цветы ненастоящие, – подметила Грета и пальцем указала на дверной проём, за которым пряталась растительность. Она была и в самом деле искусственной. Грета это сразу поняла. Цветы выглядели неестественными, чересчур яркие краски – таких в природе не бывает.

– Зачем в пустом неосвоенном доме цветы? – говорил Симом с удивлением.

– Не знаю. Может, их оставили там, как символ радости. Без них бы помещенье выглядело мрачным.

– Но в этом доме всё брюзгливо – так почему именно в той комнате?

Симон ещё раз заглянул через открытый дверной проём в угол комнаты, который был виден из коридора.

– Я не знаю. Мне здесь также всё ново, как и тебе.

– Что мы будем делать с этим домом, Грета?

Симон заметно нервничал. Дом был ему как кость в горле. Он подумывал его продать, но опасался Греты – верней того, что она на это скажет, и Грета ему резко заявила:

– Симон, послушай, этот дом, каким бы он там ни был, достался мне в наследство от дяди Грэга, и при всей любви к тебе я не могу его продать. Я так не чувствую. Здесь что-то есть. Дом обладает аурой, каким-то седативным действием. Я это чувствую. Я не могу вот так вот взять и от него избавиться.

Симон замялся. Он понимал, но в тоже время его что-то удручало в этом доме. Стены на него давили, пыль засаривала ноздри, он даже слышал этот странный металлический скрежет каркаса.

– Я схожу с ума, – прошептал Симон.

– Отчего же?

Грета вздрогнула в недоумении.

– Что-то мне не нравится здесь, но не знаю что.

– Симон, ты преувеличиваешь.

Грета улыбнулась.

– Да, дом необычный. Он большой и серый, пыльный. Здесь никто не жил, но если посмотреть иначе, то что-то есть в нём. Он как будто бы живой, словно мы с тобой пробудили его снова к жизни. Ты же видел радугу за окном! – воскликнула Грета. – Разве это не прекрасно!

– Хорошо. Что будем делать дальше?

Симон расслабился, покачиваясь с ноги на ногу.

– По плану следующее, – продолжала Грета, – мы поедим на ночь домой. Отоспимся как следует, а завтра всё обдумаем, окей?

– Окей, – сказал Симон и спустился вниз, отряхиваясь и оглядываясь по сторонам, словно дом его и в самом деле напрягал.

Солнце постепенно шло к закату. Было душно, и летали мухи. Симон двинулся к машине, не оборачиваясь, сел за руль и уставился перед собой. Грета запрыгнула на своё пассажирское место и смотрела через лобовое пыльное стекло на дорогу, пролегающую вдаль без какого-либо признака жизни.

– Чёрт возьми! – не удержалась Грета от гнусной реплики. – Почему же здесь так глухо?!

– Потому что мы у чёрта на куличках, – зашевелился Симон на своём продавленном сиденье. – Ты хотя бы усекла, сколько миль мы прокатили после съезда с мало-мальски загружённой трассы?

– Нет, – протянула Грета как в небытие.

– То-то и оно, – вымолвил Симон и повернул ключ зажигания.

– Что за хрень? – раздражённо выдал он и опять попробовал завести свой старенький пикап, который, кажется, его не слушался.

– Я в шоке! – заорал Симон и стукнул кулаком со всего размаху по баранке.

– Чего ты бесишься? Ты ведёшь себя как психбольной!

Грета выскочила из машины и замерла при виде пролетавшей и громко каркающей стаи ворон у неё над головой и с ужасом села обратно в машину.

– Мне становится жутко, – пробрюзжала она и посмотрела на Симона.

– Дранная таратайка, будь она неладна, – возмущался Симон и бил ногами в пол, а руками по рулю в полной безысходности.

– Что будем делать? – вяло спросила Грета и совсем поникла.

Симон через боковое стекло посмотрел на дом и отчаянно пролепетал:

– Кажется, придётся нам заночевать в твоём наследстве.

– Вот только не язви, – сказала Грета и взглянула с боязливым любопытством на оранжевый в закате дом.

Они, лишённые какого-либо выбора, поникшие вернулись в дом. Грета долго стояла у огромного окна, выходящего на дорогу и лавандовое поле. Она водила глазами во все стороны, наблюдая за жужжащей мухой, которая как спятившая билась о стекло. Солнце почти спряталось за горизонт, оставляя красноватую полоску летнего заката. Слабые лучи проходили сквозь окно и ложились бликами на лицо задумавшейся Греты. Она думала о двоюродном дяде, которого почти не помнила, и о том, что он, наверно, был очень одинок, раз завещал ей всё своё богатство.

Грета чувствовала запах пыли и бетона, а ещё ей показалось очень странным, что за всё время, что они здесь, ни разу не пронёсся грузовик или какая-нибудь легковушка, или мотоцикл. Никто не съехал с дороги к бензоколонке заправиться. Кругом было тихо и пусто. Даже ветер утих с их приездом.

– Симон, – вдруг закричала Грета и вышла в просторный, залитый лучами закатного солнца зал. Она встала посерёдке комнаты и прислушивалась к шорохам и звукам, пытаясь догадаться, где Симон. Ей захотелось угадать, с кокой же стороны он выйдет.

– Ты как всегда предсказуем, – расхохоталась Грета, глядя прямо на Симона, который с удивлённым видом вышел из-за стены-перегородки со встроенным в неё камином. Он не понимал, почему ей так смешно. Грета покрутилась на месте с раскинутыми в стороны руками и задранной кверху головой и на радостях вскричала:

– Не могу поверить – это всё моё!

Её так и распирало от счастья, свалившегося на неё внезапно. Никто не мог подумать, что однажды вечером она вернётся с работы домой, заглянет в почтовый ящик и – вуаля – то самое письмо, изменившее всю её жизнь.

Грете было тридцать два, а Симону тридцать. Пять лет назад они познакомились в интернете, когда она переехала в другой город и первым делом застряла в поисках новых друзей. Тогда никто, кроме Симона, не откликнулся на её запрос в друзья, наверно, многие считали это шатким несерьёзным делом. Она в свои двадцать семь была такой же взбалмошной и лёгкой на подъём. Симон, в отличие от Греты, был частично приземлённый, но тоже склонный к авантюрам. Между ними было очень мало общего, но что-то их объединяло. Иногда они вели себя как дети. Грета полагала, что их детский взгляд на жизнь стал фундаментом их крепких отношений, но Симон считал иначе.

Они решили жить вместе спустя полгода после знакомства. До этого просто встречались. Грета настояла на совместном проживании, хоть для Симона – для любителя пространства – это было слишком рано. Он боялся запускать к себе подругу, потому что знал, чем это чревато. Грета быстро навела порядок в его квартире: на окна повесила шторы, развела кучу комнатных растений – в каждой комнате как минимум по три горшка, – а ещё пришлось отдать ей больший шкаф под вещи. Симон же поначалу обходился стенкой в прихожей, но потом обустроил себе гардероб в рабочей комнате с дубовым столом, компьютером, креслом на колёсиках и офисной тумбой для документов с выдвижными ящиками. Одним словом, с появлением Греты свободного места в его просторной, когда-то холостяцкой берлоге почти не осталось.

Вынужденные заночевать в неуютном недоделанном доме, им впервые пришлось обосноваться на холодном бетонном полу, вымощенном старым заляпанным матрацем в коричневых пятнах. Симон кривился, обнюхивал себя, не пропах ли он стройкой, а Грета мирно застелила матрац покрывалом для барбекю, которое достала из багажника машины, и бросила себе под голову его котомку (свою сумку она берегла), накрыв её своей хебешной кофточкой, а Симон, уже улёгшись навзничь, подложил под голову руки и уставился с несчастным видом в потолок. Грета легла рядом, подмостила поудобнее мешок под голову и посмотрела на жалкое лицо Симона, на котором чётко отражалась мысль, что этой ночью ждёт его бессонница.

– Слушай, завтра мы отсюда уедим, – дребезжащим голоском тихо говорила Грета, чтобы хоть немного успокоить недовольного Симона, который, глазом не моргнув, продолжал таращиться перед собой и не обращал на неё внимания.

– Представь, каким красивым будет этот дом, когда закончится ремонт, – с нетерпением добавила Грета и улыбнулась. – Мы продадим его или, если захотим, то сами переедем сюда жить. Чего ты так насупился?

Симон прокашлялся и шикнул:

– А кто заплатит за ремонт?

– Не знаю. Я ещё не проверяла свой банковский счёт, но на него в ближайшее время ляжет кругленькая сумма. Думаю, что денег дяди хватит на ремонт и строительство.

– А заправка? С ней что делать?

– Она рабочая. Так в завещании написано. Её немножко нужно подшаманить, привести в человеческий вид, покрасить, повесить вывеску у входа и продавать бензин. Представь, как мы с тобой здесь заживём, что и уезжать отсюда не захочется.

Симон изменился в лице. Он сменил недовольство на милость. Хотя ему не очень нравилась затея с этим домом. Он опасался, как бы все расходы не легли на его плечи. Грета только где-то подрабатывала и могла едва сводить концы с концами, а дом нуждался в тщательной достройке, чтобы из него вышло хоть что-нибудь путное. Он и не думал здесь жить, если и достраивать, то только чтобы потом сразу на продажу. Он даже сомневался, будет ли с него какая-нибудь прибыль.

Грета же считала, что идея эта стоящая. Дом ей сразу приглянулся. Он как с небес упал ей прямо в руки, а Симон завидовал – так думала она. Вот потом он поглядит – продолжали мысли блуждать в её голове, пока она с закрытыми глазами, лёжа на спине, молча рассуждала, – он увидит, сколько прибыли принесёт нам этот дом. Просто он недальнозоркий, мой Симон. В мыслях Греты появился план.

Они оба спали как убитые (всю ночь снаружи было тихо) и продрали глаза, когда чуть светало, от каких-то мужских голосов и шума инструментов. Грета взглянула на часы на её левом запястье и нахмурилась.

– Ничего не понимаю. Семь утра. Что в такую рань там происходит?

Она накинула на плечи кофточку, зевнула и нехотя встала с матраца, совершенно не выспавшаяся и раздражённая громкими стуками и болтовнёй с раскатистым смехом, проникавшим к ним в комнату через приоткрытое окно.

– Ты куда? – простонал Симон и перевернулся на бок, подпёрши голову рукой.

– Пойду погляжу, в чём там дело.

Грета сделала глоток воды из своей походной бутылки и через стеклянную раздвижную дверь вышла на ещё недостроенную террасу. Чуть правее от неё располагалась бензоколонка, углублённая немного в поле и с проезжей части окружённая парочкой молодых деревьев с посохшими листьями. Она, щурясь на солнце, бросила взгляд на обветшалую постройку и три такие же несчастные колонки, наверное, пустые, без бензина, покачала головой и прошла за левый угол дома, откуда доносился непонятный шум.

Солнце уже припекало, и Грета на ходу подумала, что день сегодня будет знойный. Лето как-никак было в самом разгаре, а ещё она напомнила себе, что нужно будет найти шланг и обязательно залить деревья, а то пропадут ведь – жалко. Она ещё с вечера заметила желтизну листвы на юных придорожных деревцах, и сердце сжалось от такого зрелища. Грета относилась бережно к природе.

За северным фасадом дома у стены в тени она увидела людей в синих спецкомбинезонах, очень смахивающих на рабочих, а навстречу к ней с весёлым видом направлялся человек в джинсах и белой рубашке с закатанными по локти рукавами. Он в руках держал планшет с какими-то бумагами, листал и отмечал в них что-то ручкой.

– Грета Холл? Новая владелица участка?

Мужик с насмешливым взглядом лет сорока–сорока пяти приблизился к озадаченной Грете и протянул к ней руку. Она немного растерялась, ответила любезно на его приветственный жест и не сводила глаз с его широкой улыбки, ослеплённая неестественной белизной его красивых ровных зубов. Тот, кто делал чересчурный бличинг, по её понятиям, страдал какой-то патологией или комплексом неполноценности. «Похож на мудака», – подумала она и замерла, когда он снова открыл рот.

– Ваш отец поручил нам завершить строительство дома…

– Мой дядя, – робко перебила Грета, нервно потирая пальцы друг об друга.

– Пардон?! – переспросил мужик и удивлённо вскинул бровь, а в глазах его по-прежнему была насмешка.

– Мой дядя …, – Грета прокашлялась и заговорила громче, – … это мой дядя завещал мне дом и бензоколонку.

Мужик сгримасничал, будто бы не понял, в чём ошибка, и продолжил ровным однотонным голосом:

– Ну ладно, распишитесь здесь.

Он сунул Грете под нос бумагу и внизу отметил галочкой, где ей нужно было расписаться. Она быстренько прошлась по тексту и поняла, что это договор, без которого строители не могут продолжать работу. Им была необходима подпись нового домовладельца, чтобы снова приступить к строительству.

– А заправку, кстати, мы должны будем снести. Так идёт по плану.

– Нет-нет-нет! – вдруг вскричала Грета. – Не нужно ничего сносить. Она ещё рабочая?

– Работала, а как сейчас – не знаю. Она уже давно стоит без дела. Кажется, ваш дядя на её месте хотел построить супермаркет, прям за своим домом, для будущих жителей, которые заселят в ближайшие пять лет эту местность.

– Как? Будут строиться ещё дома?

Грета посмотрела на него в недоумении.

– Да. Поле срежется, грунтовка закатается асфальтом и пойдут дома пока в один ряд через поле до другой дороги, что на той стороне. – Он махнул рукой перед собой. – Ваш дом – первый. Ну и дядя ваш хотел, как я уже сказал, пристроить супермаркет, торговать едой, напитками, хозтоварами и прочим.

Он так увлёкся, что Грете стало не по себе, откуда у чужого человека столько информации о дядиных желаниях.

– А вы знали дядю лично?

– Мы единожды общались с Грэгом. Он был полон сил, идей, рассказывал о своих планах. Не собирался помирать, а тут такое – как обухом по голове, – но если вы хотите оставить всё как есть, то без вашего согласия ничего сносить не будут. Теперь вы хозяйка – вам решать.

– Ясно. Мне нужно будет посоветоваться с мужем.

Грета так представила Симона. Они не были расписаны, а жили уже много лет в гражданском браке, но она его считала своим мужем – пусть не по закону, но по сердцу, – а считал ли он её своей женой, было Грете маловажно.

– Ну что же, подпись моя есть. Когда приступите к работе? – оживилась Грета, отряхиваясь и бросая взгляд вокруг себя.

– Да хоть сейчас. Мы, конечно, никого не ожидали здесь увидеть, но инструменты все при нас.

Грета хотела спросить его имя, но мужик, который не представился и, очевидно, выступал в роли прораба, уже двинулся к рабочим и о чём-то с ними договаривался.

Грете всё казалось странным, но деваться было некуда, тем более она не знала сути дел. Мужик, казалось, знает своё дело, поэтому она доверилась ему, мол, пусть строят, а потом будет видно. Грета, в целом удовлетворённая, вернулась снова в дом.

– Где ты так долго была? – спросил недоумённый Симон и напрягся. Он сам боялся сунуться на улицу. Струсил. Как всегда, пришлось Грете со всем разбираться, но ничего такого страшного не произошло.

Она встала у окна. Окинула счастливым глазом свои владения и с облегчением вздохнула.

– Приехали строители. Мне нужно было расписаться в договоре.

– В каком ещё договоре? – поспешно выкрикнул Симон.

– В договоре строительства. Чего ты бесишься, я не пойму. Они не могут продолжать работать на моём участке без моей подписи. Ты как маленький, честное слово.

Грета покачала головой и скривилась.

– Ты что и в само деле подписала непонятный документ, который тебе взяли и подсунули? Ты видишь всех этих людей впервые в жизни! Боже мой, как можно быть такой наивной!

Симон не мог поверить своим ушам. Он был настолько прагматичный, что диву давался, насколько Грета иногда была глупа в своих поступках. Действовала очень необдуманно, по его мужским стальным понятиям.

– Слушай, вышел бы тогда со мной и умничал, а сейчас что сделано, то сделано.

Грета немного нахмурилась и тихо удалилась на второй этаж изучать легко доставшийся ей дом, а Симон тем временем остался сидеть на матраце, согнув ноги в коленях и сложив на них руки. Он сидел и думал, что его так напрягает в этом доме, то, что Грета лоснится от счастья – это понятно, – но почему ему тревожно на душе. Казалось бы, наследство щедрое, великодушное, вот так вот неожиданно и вдруг они богаты, хотя это богатство еще нужно обустроить, но строители уже с лихвой принялись за дело. Если дальше так пойдёт, то за месяц приведётся здесь всё до ума и готовый дом с террасой и бензоколонкой будут, наконец-то, в их распоряжении.

Симон улыбнулся уголком рта и решил быть мягче с Гретой, не давить на неё и ни в чём не упрекать, мол, она немаленькая и сама со всем разберётся, а то выходит, что он как брюзга, не успела Грета получить своё наследство, как он портит ей настроение.

Грете было жалко дядю, но она не чувствовала всю отягощённость горя. Его скоропостижная кончина была как гром среди ясного неба, но не настолько, чтобы горевать. Её скорее волновал другой вопрос, почему всё его добро досталось именно ей, неужели он и в самом деле был так одинок. Об этом она никогда не узнает, как и о том, что двигало им под час написания завещания, что сподвигло его на такой поступок, почему он так решил, почему не завещал всё её маме – его двоюродной сестре – отчего всё ей и за какие такие заслуги. Возможно, поступил так, потому что было модно оставлять своё имущество племянникам или племянницам, дескать, видишь, дядя был что надо, чивый, а ты хоть раз бы позвонила, и теперь её замучит совесть.

Грета приняла имущество как должное, а почему и нет, ведь этим нужно ещё заниматься, и кто, кроме неё, будет тратить своё время – мама по уши в делах, папе тоже некогда – так что правильно, что дядя завещал всё ей. Он как знал, что только Грета искренне обрадуется неожиданному пополнению своих активов и достойно доведёт всё до конца.

У Греты в животе урчало. Время было завтракать. Они могли бы заказать, допустим, пиццу, но ни один доставщик бы не ехал на такой отшиб. Симон уже сидел в машине и поглядывал недоверительным глазком на рабочих. И как он не старался восстановить утерянную внутри себя гармонию, всё равно засел в его душе червяк сомнения и не давал покоя его смутным мыслям, всплывающим ежеминутно в голове.

«Какого чёрта Грета возится?» – буркнул себе под нос Симон и забарабанил пальцами по рулю. Он два раза посигналил и поймал на себе взгляды рабочих, разом обернувшихся на сигналы автомобиля.

«Вот же уставились», – снова фыркнул Симон и нервно заёрзал на месте.

Грета подбежала к пикапу, стряхнула волосы со лба и протараторила:

– Знаешь, что Симон поезжай-ка ты один, а я останусь. Вдруг им что-нибудь понадобиться. И привези мне сладенькое. И кофе не забудь, с молоком без сахара.

– Постой, ты это чего? Собираешься торчать здесь целый день с этими людьми?

Она кивнула и вернулась снова в дом. Симон завёл мотор и с визгом тронулся. Он удивился, с какой лёгкостью машина завелась, как будто новенькая, словно подменили.

Грета вышла на террасу, села на раскладной стул в тени и вытянула ноги, положив их друг на друга. Часть рабочих за углом выкладывала тротуарную плитку, а другие шпаклевали стены в доме. Она впервые ни о чём не думала. Просто сидела у стены своего дома и окидывала облегчённым взглядом открывшейся перед ней простор. Она задержала слегка прищуренные глаза на обшарпанной бензоколонке, поднялась со стула и спустилась вниз по нескольким ступенькам на грунтовку, простирающуюся между заправкой и прилежащим к дому участком, который в скором времени заложат газонной решёткой, а ячейки засадят травой.

Она направилась к бензоколонке, взглянула на старую отсвечивающуюся на солнце вывеску с выгоревшей надписью: «Заправляемся у Тедди» и миленьким изображением радостного мишки в нижнем правом углу. «Всё здесь нужно непременно поменять, да, и стены выкрасить в бодрящий белый, и оконные рамы, и двери, вымыть окна, подсвежить колонки, и вообще, если хватит денег, то построить новую автозаправку, подстать дому, современную со всеми наворотами. Превратить эту дыру в место новых технологий, и глядишь, лавандовое поле обратится в густонаселённое местечко для каких-нибудь мажоров. Будем жить здесь своей первоклассной жизнью, проложить нормальную современную дорогу, а на въезде установить контрольно-пропускной пункт с парочкой охранников. Ох, и здорово же будет зафигачить здесь элитненький райончик – центр избранных с деньгами». Грету явно занесло. Её высокопарная фантазия била из неё фонтаном.

Она вплотную подошла к заляпанной стеклянной двери и через стекло заглянула в помещение. Потом подёргала за ручку. Дверь была заперта на ключ. Грета её пхнула и ещё сильнее дёрнула за ручку. Ей не терпелось проникнуть в эту дряхлую постройку и как следует там осмотреться.

«Куда засунул дядя ключ?» – Она стояла и ломала голову, кусала губы, грызла ногти. Ощупала сверху дверную панель, заглянула под цветочный горшок с пожухлыми стеблями – ничего, кроме пыли и дохлых насекомых Грета не нашла. Она рьяно копошилась в памяти, но не могла припомнить ни словечка, чтобы дядя хоть бы раз в письме или завещании упомянул о бензоколонке. «Придётся ломать дверь, – думала Грета. – Дождусь Симона и поручу ему это дело. Он одним ударом ноги её выломит, а может, нога ему вовсе не понадобится. Даже я смогла бы, если бы была в кроссовках, но не стану портить обувь. Подожду Симона».

Грета тяжело вздохнула, прошлась вдоль серой стены захудалого здания, заглянула в грязное окно и вернулась на террасу. Но прежде осмотрела три колонки, с одной сняла шланг и нюхнула носик заправочного пистолета. От него шёл слабый запашок бензина, но в основном тянула маслянистой гнилью. «Фу! – Она скривилась и потёрла нос. – Обязательно менять – первым делом, а потом всё остальное», – с ходу заключила Грета.

Знойный день стоял в разгаре, рабочие притихли в теньке и делали часовую паузу, развернули свои сэндвичи, зашуршали упаковками. Грета принесла им воды из-под крана – это всё, что она могла предложить им на тот момент, – но тем не менее ей сделалось от этого приятно – чувствовать себя хозяйкой дома было здорово.

Когда Грета снова удалилась на террасу, она вспомнила Симона и на секунду заскучала за его ворчливым фырканьем. Она вернулась в большую просторную комнату, залитую полуденным светом и из сумочки, лежавшей на кухонной столешнице, достала свой смартфон. Набрала Симона, и тот сразу же ответил:

– Привет, детка! Всё нормально?

– Да. Ты когда приедешь? Я жду кофе с круассанами. Умираю с голоду.

Грета заскулила в телефон.