Читать книгу Конрад. Дух ягуара - Юлия Валерьевна Щербинина - Страница 1

Тьма медленно растаяла, и сквозь прорези маски я увидел, как по хмурому небу кружат падальщики. И не поверил глазам. Я не должен был оставаться в живых!

Тело сдавила ноющая слабость, голова чуть закружилась и отдалась болью, когда я сел и огляделся. Поле битвы усеяно мёртвыми телами, от угольков, бывших недавно палатками кайергардцев, ещё тянутся струйки дыма, всюду тлеет торф и тяжёлый воздух разъедает запах гари и смерти.

Ошибки быть не могло – я действительно жив… Но разве выживший смертник не есть самая невообразимая ошибка?

Я поднялся на ноги, стараясь не наступить на разорванный подол чёрной мантии, стянул с лица глиняную маску, и, осматривая трупы врагов и товарищей, опутанных кислотным дымом тлеющего торфа, долго думал и пытался понять ‒ что я сделал не так? Столько лет подготовки, а я… не справился!

Меня и других смертников готовили к этому всю жизнь. Сегодня на заре, пока враг ещё спал, наш отряд атаковал его пристанище, последнее на территории королевства Андрокад. Нашей задачей было поджечь привал, уничтожить столько противников, сколько возможно, и стоять до последней капли крови. Смертников чуть больше сотни, а кайергардцев около пятисот душ, но всё же, несмотря на неравность количества, качество нашего отряда оставалось на высоте.

Рыцарям и амазонкам пришлось довольно долго таиться в укрытии, ожидая, когда противник расправится с живым расходным материалом. То есть, с нами. И только потом, когда тело последнего смертника коснётся земли, им предстояло застать врагов врасплох и перебить всех до единого выходца Кайергарда. Такова была стратегия королевской армии, и прошла она успешно. За исключением одного недоразумения ‒ выжившего меня.

Я честно сражался вместе с остальными. Поджёг несколько палаток, один перерезал с десяток противников и собирался унести с собой в загробный мир ещё немало врагов, но вдруг какой-то всадник сбил меня лошадью. Всё закончилось. Всего лишь ударился головой и потерял сознание, пока другие гибли во имя священного долга.

Угли хрустели и осыпались в прах под сапогами. Я уныло бродил по привалу и с чувством вины и зависти осматривал тела товарищей в масках и мантиях. Они выполнили своё предназначение и теперь свободны, а вот я дал слабину. По такой нелепой случайности упустил шанс на светлое будущее в загробном мире! Грудь сдавило от страха перед неизвестностью, ещё немного, и мной завладеет паника.

Что скажут надзиратели? Рыцари? Амазонки? Они, наверное, решат, что я предатель… Недостойный! Может, я смогу всё исправить, если убью сам себя?

В порыве вдохновения я вырвал из плоти товарища вражеский кинжал с длинным клинком, сжал рукоять и, высоко задрав голову, подставил к горлу окровавленное остриё. Всего одно движение, чтобы исправить непростительную ошибку, но вот руки!.. Руки не желали делать взмах.

Нет, я отнюдь не ведал глупого страха смерти, просто тело перестало меня слушаться. Так бывает, когда голоса инстинктов подчиняют плоть. Кажется, кто-то из надзирателей лагеря назвал это «инстинктом самосохранения», после того, как когда-то давно я не смог выполнить приказ перепрыгнуть через пропасть между высокими строениями. Был готов, разбежался как следует, помчался вперёд, почти уже сделал рывок, но вдруг ноги будто палками воткнулись в поверхность крыши. Как же ненавидел я тогда себя! Хотелось броситься вниз, и я непременно сделал бы это, послушайся тогда меня собственное тело.

Были и другие случаи, которые мне даже стыдно вспоминать. Такой позор – не справляться с собственным телом под насмешливым взглядом надзирателей. Да, инстинкты пытались уберечь меня от опасности, но инстинкт самосохранения не нужен смертнику!

Бесполезно даже пытаться. Рука с кинжалом повисла, и я, выживший смертник, ошибка мироздания, медленно поплёлся в сторону леса, через который пролегал путь в Эстелию. Отдать себя под суд королевской армии. Уж они исправят это неслыханное недоразумение, да только умирать мне теперь не гордо и целеустремлённо, а с позором и без смысла. Сам виноват.

Чтобы не заблудиться в лесу, мне не нужна была ни карта, ни мох на деревьях. Я прекрасно ощущал, где находится север, а где юг, и знал, куда нужно идти. Войско покинуло поля боя совсем недавно, тихая вибрация земли под их ногами и копытами лошадей ещё чувствуется, по крайней мере, мною. Странно, что такими элементарными навыками не владели мои погибшие товарищи.

Резкие звуки с западной стороны заставили остановиться. Раздумывал я ровно мгновение, рванул туда и вскоре настиг человека в коричневой куртке с накинутым на голову капюшоном. Знакомая одежда!

Кайергардец – наверное, последний из выживших оккупантов королевства – бежал к сгоревшему привалу и нёс в охапку маленькое существо в длинной бежевой одежде и с верёвками, грубо намотанными на запястьях и голове, закрывая рот. Существо висело на плече похитителя, извивалось и пищало, как грызун в низкокачественной мышеловке, и очевидно не желало идти туда, куда его несли. И тут я сообразил – это мирный житель королевства.

«Защитить!» – приказал кто-то внутри.

Права ослушаться этого «кого-то» нет.

В руке до сих пор окровавленный кинжал. С ловкостью большой кошки я проскользнул меж деревьев, притаился, выждал момент, рассчитал траекторию и метнул кинжал во вражескую спину. Клинок вонзился под лопатку, в дюйме от головы пищащего существа, и уронил на землю клок его светлых волос.

Кайергардец остановился, точно запнулся о торчащий корень, а я уже нёсся в атаку, выхватывая из складок мантии кусок тонкой бечёвки и наматывая её на ладони.

Прежде чем пищащее существо сорвалось с плеча похитителя, кайергардец шатнулся и попытался обернуться.

По комплектации я был худее него в два раза и без мантии походил на живой скелет, однако отработанная сила, с которой я свалил врага лицом вниз и сдавил удавкой шею, не оставила врагу шанса. Я упёрся коленом в спину кайергардца и стал его душить.

Враг хрипел и дёргался. Я хладнокровно душил и мысленно ругал себя. Допустил оплошность, перекрыв дыхательные пути, вместо кровеносных сосудов. Намотанная бечёвка сползла на пальцы и причинила тем самым жуткую боль. Увидь этот позор командир, давно бы уже сиганул плетью за такое бездарное использование орудия убийства. Снова оплошал…

Жертву необходимо заставать врасплох и оглушать в первые секунды, иначе она будет сопротивляться и красть драгоценное время, отведённое на уничтожение других врагов – правило, вызубренное каждым смертником. Но этот враг, хоть и оказался лёгкой добычей, упрямо не умирал, и мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы помочь ему в этом.

Но наконец-то булькающие хрипы стихли. Тело последний раз дёрнулось и обмякло. Враг уничтожен.

Я огорчённо вздохнул, ‒ сегодня просто день моих оплошностей! ‒ вернул удавку в складки мантии, встал и принялся разминать посиневшие пальцы. Вмятины на коже разглаживались медленно, кости ныли и скрипели. Конечно, в сравнении со всем, чем награждали меня всю жизнь надзиратели, это просто лёгкий спазм, но любая боль остаётся болью.

Рядом раздался приглушённый визг. Я рефлекторно отпрыгнул в сторону, обернувшись, встал в оборонительную позу, и только тогда вспомнил, зачем совершил новое убийство.

Пищащее существо валялось неподалёку. Руки связаны за спиной, ноги свободны, но длинная одежда и животный страх мешали встать, и существо оставило жалкие попытки. Пищало, визжало, жевало верёвку, как конь удила, и усиленно дрыгало ногами.

Это странное создание я изучал с особым интересом. Судя по голосу и длинным, ниже лопаток, светлым волосам, оно, скорее всего, относилось к женскому полу. Среди своих товарищей я уже видел когда-то таких же, но их давно не осталось. Со временем эти девочки изменились, стали выше и симпатичнее, их фигуры преобразились, груди обрели иные формы, отличные от мужских. А это женское создание, хоть и не было совсем маленьким, ещё оставалось тощим и плосковатым, значит, вырасти пока не успело.

Девочка-подросток сидела на земле, таращилась на меня большими непонимающими глазами и ждала чего-то. Но, так и не дождавшись, замычала, дёрнула головой и опять заколотила ногами по земле. Может, хочет что-то сказать?

Я осмотрел грубо намотанную на лице верёвку, представил, как сильно девчонке хочется высказаться, и усомнился, стоит ли её освобождать. В конце концов, для возвращения в город рот ей не нужен, она прекрасно дойдёт и так. Девочка как будто прочла мои мысли, яростно взвыла и промычала нечто, напоминающее ругательства вспыльчивых амазонок, и я решил-таки рискнуть. От греха подальше.

Перерезать верёвку нечем, а руки ещё неприятно ноют. Развязывать тугие узлы будет сложно, но есть другой выход. Я выдернул кинжал из трупа кайергардца, мельком глянул на окровавленный клинок и пошёл освобождать пленницу. Однако та вдруг запищала, попыталась встать, наступила на полы платья и упала лицом вниз.

Успокаивать перепуганных непонятно чем девчонок я не умел и не хотел, поэтому прибегнул к более привычным методам. С силой сжал её предплечье, оставил без внимания панический писк и принялся резать верёвку на запястьях.

Как только дело было сделано, девочка перекатилась катушкой в сторону, вскочила на ноги и схватилась за вторую верёвку, чтобы развязать рот, но в панике только вырвала несколько волос и расцарапала себе лицо. Узел на затылке был затянут очень туго. Она раздосадовано замычала, топнула ногой от злости, подняла на меня огромные испуганные глаза и издала жалобный стон. Это выглядело забавно и даже чуть подняло мне настроение. Я и забыл, когда последний раз улыбался.

Щёки пленницы оказались затёрты верёвкой до густой красноты. Болезненно хмурясь и постанывая, она потрогала лицо кончиками пальцев, облизала стёртые губы, посмотрела на меня, проводила взглядом верёвку, которую я отбросил в сторону, и, точно перешагивая через себя, проговорила:

– Я испугалась… Извини меня.

– За что извинить? – сипло спросил я.

– За моё поведение. Ты спас меня, а я… я запаниковала. Ты так пошёл на меня с этим кровавым кинжалом, как будто прирезать собирался.

– Я не собирался.

– Да знаю я! Говорю же – запаниковала. Извини. И… спасибо.

«Спасибо»… Такое странное и обычно ненужное слово в «повседневной» жизни смертников. Но адресованным мне, да ещё и не в стенах лагеря, звучит… необычно. Я думал, но так и не нашёл, что можно на него ответить. Кинжал был уже не нужен – идти в город с орудием кайергардца чревато проблемами. Я без сожалений кинул его к мёртвому телу и бегло осмотрел труп.

Он лежал на животе. Капюшон слетел в процессе убийства, и теперь было видно половину лица с бледной кожей, сеткой морщин и выпирающими грубыми скулами. Чёрные волосы облепляли взмокший лоб и тянулись к остекленевшим глазам светло-карего, почти жёлтого цвета.

Девчонка тоже смотрела. То на мёртвого кайергардца, то на меня, да таким странным взглядом, будто не понимала, кто из нас кто. Тогда я сказал:

– Ворота скоро закроют. Нам надо идти.

И направился в глубь леса.

– Эй, подожди! – удивлённо крикнула девочка, догнала меня и пошла рядом, держа в руках подол платья. Я всегда отличался высоким ростом, и смотреть на меня ей пришлось, задрав голову. – Может, назовёшь своё имя? Меня зовут Диона. А тебя как?

– Смертник номер шестьдесят семь.

– А… Что?!

– Если слишком длинно, можно просто шестьдесят седьмой.

Диона застыла на месте, а я и не думал останавливаться, и девчонке пришлось вновь меня догонять.

– Подожди, как это смертник? Почему?

– Что – почему?

– Почему ты называешь себя так?

– Как есть, так и называю.

– Но ты живой!

Надавила на больное. А ведь мне ещё предстоит объяснять свой провал надзирателям лагеря, рыцарям, и, возможно, самой королеве Розбель. Самое страшное ещё впереди.

– Я… – Голос подло дрогнул. – Я должен был погибнуть вместе со всем отрядом смертников, но по ошибке выжил. Так получилось, я не специально.

Не оправдывайся, шестьдесят седьмой. Этому нет оправданий!

Диона ахнула.

– Что ты такое говоришь? Почему ты решил, что должен был умереть?

– Потому что моё время вышло. Я прожил эту жизнь и должен перейти в следующую.

Должен был… Лучшей жизни я заслужить не смог.

Пунцовое личико Дионы преисполнилось возмущением. Она побежала вперёд, загородила мне дорогу и выпалила:

– Да тебе же лет шестнадцать, не больше!

Мне всё же пришлось остановиться.

– Ну и что?

– Да то, что ты ещё совсем молодой! Какая следующая жизнь? Ты этой и половины не прожил! У тебя впереди ещё столько лет, а ты говоришь о таких ужасных вещах. Как ты можешь?

– Достойная жизнь достаётся лишь ценой достойной смерти. Умри сейчас, живи потом. Так нас учили, сколько себя помню.

– Как ты…

– Я смертник лагеря Каларгон, и должен был умереть в сегодняшней битве.

Диона рассвирепела так, что из ушей едва не повалил дым.

– Никому ты ничего не должен! А раз выжил, значит, никакой ты не смертник, и не был им никогда!

Она окончательно сбила меня с толку. Её непоколебимая уверенность посеяла в душе смутные сомнения. Это было очень необычно и чуждо, но всё же… Было в этом что-то такое, чему я никак не мог подобрать объяснений.

Я взглянул на Диону по-новому, как будто увидел перед собой совершенно другого человека, более взрослого, более умного, посвящённого в некую тайну, о которой я даже не подозреваю.

– А кто же я тогда? – со всей серьёзностью спросил я.

Выражение Дионы смягчилось и погрустнело.

– Мой отец говорил когда-то – ты то, что ты о себе думаешь, – мягко произнесла она.

Подняв голову к небу, я увидел запоздалую стайку птиц, сгустившиеся синие тучи, ощутил, как усиливается ветер, раздражая ветви деревьев, сказал:

– Ворота вот-вот закроют.

И решительно тронулся с места.

Диона поравнялась со мной, прошла в молчании несколько шагов и тихо заговорила:

– Меня чуть не убили сегодня… Но спасли меня не рыцари, а ты. Я благодарна и обязана тебе жизнью, и мне неважно, кем ты себя считаешь. Я рада, что ты выжил.

Ответить ей было нечего, однако где-то глубоко внутри меня, там, куда не проникнет ни плеть надзирателя, ни вражеский клинок, вдруг сверкнула искра, вспыхнул огонёк и зародилось приятное тепло. Это страшило и в то же время вдохновляло на то, чего никогда не могло быть у смертника.

А вдруг я и в правду могу жить?