Читать книгу Владимир Коковцов, министр финансов Российской империи - Юлия Векшина - Страница 1

Конец XIX – начало XX в. внесли в историю России значительные перемены, повлекшие за собой изменения во всех сферах жизни общества. Происходил активный поиск и выбор альтернативных возможностей обновления социально-экономических и политических отношений. Общественные потрясения, сопровождающие модернизационные процессы, привели к возникновению и развитию новых явлений во внутриполитической жизни страны и международных отношениях. Это был период перехода к индустриальному обществу, в исторической науке получивший название «модернизации»[1].

История реформаторства, изучение перспектив и возможности реализации преобразований в политической и экономической сферах на рубеже XIX-XX веков требуют дальнейшего построения смысловых модельных конструкций общественного развития, их достижимым взвешенным анализом, предложением, прогнозом и политической реализацией. Дискуссии о перспективах исторического развития России в указанный период не прекращаются долгое время[2]. В центре их стоит проблема: был ли у России свой собственный путь, или она должна была пройти стадии развития государств Западной Европы. Несмотря на то, что эта тема с конца 1980-х годов все более привлекает внимание исследователей, многие вопросы остаются дискуссионными.

Неоднозначные социально-экономические последствия реформ побуждают, тем не менее, исследователей обращаться к опыту отечественного реформирования периода общенационального кризиса Российской империи начала XX в.

Для нас, с точки зрения персональной истории неисследованными являются еще многие личности и государственные деятели, результаты политической деятельности которых, распространяясь далеко в будущее, имели судьбоносный характер для населения Российской империи, а также для населения зависимых и экономически связанных с Россией государств. В последнее время обращается внимание и на то, что сложности возникают и при исследовании хорошо известных исторических личностей, – негативную роль играет «настойчивое проявление феномена известности, своеобразие «эффекта узнавания»[3], когда «при всей узнаваемости фамилии реальный человек во многом остается незнакомцем»[4].

Наше скромное исследование посвящено личности В. Н. Коковцова, что позволяет выявить типичные черты российского чиновника высшей квалификации, деятельность которого можно идентифицировать в известном временном периоде по совокупности управленческой взаимосвязи с историческими событиями в российской государственности. Опыт управления, профессиональные качества и морально-нравственные черты его личности актуализируются современными проблемами роли и облика государственных чиновников в системе властных полномочий, а также результативности их бюрократической и общественной деятельности.

Отсутствие длительное время специального интереса к личности Владимира Николаевича Коковцова является свидетельством как сложности и неоднозначности определения исторической значимости изучаемой персоны, так и незавершенности исследований сущности модернизационной трансформации в 1904–1914 гг. – периода, ознаменовавшего противоречивый процесс развития российского капитализма, и совпавшего с пиком карьеры В. Н. Коковцова.

Первые подходы к осмыслению деятельности В. Н. Коковцова как министра финансов появились ещё до 1917 г. Это исследования дореволюционных авторов по финансовым проблемам Российской империи начала XX века: работы М. И. Боголепова[5], И. Озерова[6], М. И. Фридмана[7]. В них дается критическая оценка экономической стратегии высшего чиновника с его накопительной практикой по бюджетному процессу, что, в конечном счете, привело, по мнению авторов, к торможению оборачиваемости национальных средств.

Второй период в изучении деятельности В. Н. Коковцова хронологически связан с исследованиями советского периода 20-х–начала 90х гг. XX в.

В 20-е годы Б. А. Романов опубликовал сборник документов, в которых В. Н. Коковцов фигурирует как министр финансов в связи с займами правительства за границей[8], но авторская оценка его действий не обозначена. Публикации других документов в этот период также не ставили своей целью дать глубокий анализ политической культуры дореволюционной России, ограничиваясь заявлениями, что «семья Романовых, в лице своих главных представителей, носила явные следы умственного и психического вырождения»[9]. Политическая культура чиновников и их личностные интересы также не анализировались.

С 40-х гг. разрабатывается проблематика, связанная с высшими государственными учреждениями, их взаимодействием с представительными органами. Однако исследования советского периода – это в большинстве своем работы, в которых мало характеризуются личные качества В. Н. Коковцова, оценка его вклада в общественно-политическую жизнь, здесь он рассматривается как представитель высшего чиновничества, министр с присущими ему функциями, приверженник консервативно-монархической идеологии. Взгляды исследователей 40-х гг. сводились к, якобы всеми «трудящимся» понимаемому, утверждению о «диктате монополий, финансовой олигархии по отношению к государственной власти»[10].

Советские исследования тех или иных сторон деятельности В. Н. Коковцова можно разделить на несколько тематических групп.

К первой из них относятся работы, в которых рассматриваются механизмы формирования финансовой и экономической политики правительства. Монографии К. Н. Тарновского, посвященные анализу российского империализма[11], были своего рода «вехой» в историографии. В них, развивая тезис В. И. Ленина, автор показал многоукладность российской экономики, и, таким образом, поставил вопрос о пересмотре тезиса о существовании в России начала XX века всех необходимых предпосылок построения социализма. В определенной мере идеи К. Н. Тарновского повлияли на историков его поколения.

В этот период появляются работы М. Я. Гефтера[12], И. Ф. Гиндина[13], Т. Д. Крупиной[14], В. Я. Лаверычева[15]. Взгляды исследователей 40-х гг. сводились к утверждению о «диктате монополий, финансовой олигархии по отношению к государственной власти»[16]. Позже этот тезис пересматривался. Если М. Я. Гефтер и Т. Д. Крупина считали В. Н. Коковцова активным сторонником монополий, то И. Ф. Гиндин видел в правительстве конкурента частному капиталу и отмечал противоречивый характер взаимоотношений с монополиями[17]. В исследованиях А. П. Погребинского[18], где вопросы финансовой политики правительства были специальным предметом исследования, В. Н. Коковцов предстает как последователь С. Ю. Витте[19] в финансовой политике. Автор анализирует государственный бюджет и налоговую систему, военные расходы, налоговую политику и займы. Показывая, что «существует тесная связь между социально-экономическим развитием страны и ее государственными финансами»[20], А. П. Погребинский характеризует В. Н. Коковцова как министра, стремящегося к «твердой финансовой дисциплине»[21], что позволило восстановить финансы после революции и войны с Японией.

В этом же ракурсе оценивает финансовую политику В. Н. Коковцова и Б. В. Ананьич, исследуя проблему займов за границей царским правительством в конце XIX – начале XX вв[22]. Ю. Н. Шебалдин, анализируя государственный бюджет дореволюционной России, приходит к такому же выводу[23]. Кроме Б. В. Ананьича проблематикой заключения займов царским правительством и привлечением иностранных капиталов занимались также А. Л. Сидоров[24], К. Ф. Шацилло[25], В. И. Бовыкин[26]. (В дальнейшем Б. В. Ананьич[27] рассмотрел некоторые аспекты деятельности В. Н. Коковцова в связи с займами царского правительства. В. С. Дякин[28], отошел от советской парадигмы описания политической истории и уделил внимание персональному фактору. В работе «Деньги для сельского хозяйства» он касается вопросов финансирования развития сельскохозяйственных программ, инициатором которых был А. В. Кривошеин. В контексте своей темы В. С. Дякин рассматривает действия В. Н. Коковцова в основном как министра финансов – в отношении финансирования сельскохозяйственных программ. Выводы делаются с точки зрения необходимости развития сельскохозяйственного кредита. В. С. Дякин выдвинул предположение о том, что одной из причин отставки В. Н. Коковцова было его нежелание содействовать финансовому обеспечению сельскохозяйственного кредита. Именно разногласия на почве вопроса о финансовой помощи сельскохозяйственному сектору экономики, считает автор, привели к напряженности во взаимоотношениях В. Н. Коковцова с известным и влиятельным главноуправляющим земледелия и землеустройства А. В. Кривошеиным, который подключился к интриге против него именно по этой причине).

Следует отметить, что исследования советского периода, посвященные финансовой политике, не рассматривают или мало касаются личных инициатив В. Н. Коковцова в деле управления финансами. Исследуя развитие тех или иных аспектов финансовой политики, авторы оперируют статистической информацией, где личностная роль в принятии тех или иных решений не просматривается.

Многие вопросы деятельности правительства в отношении развития отраслей хозяйства привлекали внимание исследователей в 70-е гг. и позже. В. С. Дякин[29] изучил механизмы кредитования правительством сельского хозяйства, К. Ф. Шацилло[30] рассмотрел политику правительства в отношении судостроительных и военно-морских программ, Л. Е. Шепелев изучил торгово-промышленную политику правительства[31].

Вторая тематическая группа исследований советского периода связана с изучением вопросов внутренней политики правительства – социальной политики и политических мер, направленных на поддержание государственного строя, а также изучения вопросов функционирования государственного аппарата и взаимоотношений правительства с Государственной думой. В. С. Дякин[32], Ю. Б. Соловьев[33] выделили ориентиры поведения В. Н. Коковцова в контексте политики самодержавия. В. С. Дякин с точки зрения «кризиса верхов» выявил противоречия в правящих кругах, конфликты Думы с бюрократией, поведение В. Н. Коковцова, его выступления в Думе, вопросы кадровой и финансовой политики, освещение правительственных решений в прессе. Точки зрения В. Н. Коковцова по различным вопросам раскрыты на основании архивных материалов. Ю. Б. Соловьев в меньшей степени изучал роль В. Н. Коковцова, ориентируясь в основном на исследование политики дворянства. Этим же вопросам посвящены монографии А. Я. Авреха[34], где рассмотрены взаимоотношения IV Государственной думы и правительственных учреждений, описаны обстановка кризиса и проблемы взаимодействия правительства и думских деятелей. Присутствует сюжетов, например, министерская “забастовка”, в которых раскрыты отношения внутри правительства и, таким образом, в характеристике кризисных явлений появляются черты, позволяющие автору делать выводы о непопулярности деятельности В. Н. Коковцова в Государственной думе.

При характеристике взаимоотношений правительства с IV Государственной думой, следует назвать исследования Е. Д. Черменского[35], где приводится описание ряда сюжетов по противоречиям внутри правительства относительно политики в Думе.

Коллективный труд “Кризис самодержавия в России. 1895–1917 гг”[36] содержит анализ большого комплекса архивных материалов, в большинстве своем впервые введенного в научный оборот. Оценка деятельности В. Н. Коковцова в целом отличается описательностью. Период времени, когда создавался этот труд, предопределил концепцию изложения фактов таким образом, что реформы, проводимые сверху, в перспективе дают только лишь передышку, отсрочку падения, но не меняют общих тенденций развития, ведущих к свержению монархии.

Более детально в этой тематической группе исследований политику В. Н. Коковцова в качестве председателя Совета министров рассматривает Н. Г. Королева[37]. Она приходит к выводу, что неоднородный состав Совета министров предполагался Николаем II еще при его создании, что предопределило трудности в работе председателя Совета министров и определенный неуспех его реформаторских начинаний. В. Я. Лаверычев[38] придерживается позиции, согласно которой еще в период премьерства С. Ю. Витте и П. А. Столыпина рабочая политика начинает формироваться, а при В. Н. Коковцове развивается по стопам предшественников. М. Ф. Флоринский[39] рассматривает состав, полномочия, механизм взаимодействия Совета министров с царем и министерствами. Характеризуя деятельность кабинетов П. А. Столыпина, В. Н. Коковцова, И. Л. Горемыкина, автор приходит к выводу, что ни один из предвоенных «кабинетов» не являлся работоспособным по существу, поскольку все они были раздираемы внутренними дрязгами и интригами. Эти же выводы присутствуют и получают дальнейшее развитие в докторской диссертации М. Ф. Флоринского[40]. Другие работы М. Ф. Флоринского[41] позволяют представить, как В. Н. Коковцов пытался добиться т. н. «объединенного министерства», т. е. правительства, в котором министры проводят политику, согласованную с председателем Совета министров. Однако этому не суждено было осуществиться по причине того, что однородное правительство не предвиделось уже с момента его создания.

Третья группа исследований хронологически связана с началом 1990-х гг. Исследования на той концептуальной базе, которая бала заложена с началом 1990-х гг. продолжаются и сегодня. В этот период в большинстве работ произошел отход от формационной теории. Это стало побудительным мотивом к изучению исследователями проблем биографического жанра и оценке персональной деятельности личности в истории. В биографиях конкретных исторических персоналий, в т. ч. государственных деятелей, министров, исследуются этапы их карьеры, потенциал и вклад в историю[42]. Защищаются кандидатские диссертации, посвященные деятельности одного человека[43]. «Личностный метод» объявляется одним из универсальных методов исследования исторической действительности[44].

В зарубежной историографии, несмотря на присутствие целого ряда работ по российской модернизации, социально-экономическая политика В. Н. Коковцова не получила самостоятельного рассмотрения. Называя В. Н. Коковцова «лучшим хроникером Николаевского времени», аналитики ограничивались цитатами из его воспоминаний[45] при освещении ряда событий. Изложение модернизационных проблем центрировалось, как правило, вокруг аграрной реформы П. А. Столыпина[46]. Авторы за редким исключением обращали внимание на результаты финансово-экономической деятельности правительства в то время, когда В. Н. Коковцов возглавлял финансовое ведомство[47]. Из иностранных исследователей следует отметить работу Д. Ливена, который в монографии «Российские правители при старом режиме»[48], цитирует неопубликованные «Воспоминания детства и лицейской поры гр. В. Н. Коковцова», которые хранятся в Бахметьевском архиве (Колумбийский университет, Нью-Йорк, США)[49]. Д. Ливен приводит их, характеризуя условия формирования личности В. Н. Коковцова, что восполняет пробел о ранних годах жизни будущего министра[50].

Таким образом, в отечественной и зарубежной историографии расширяется круг исследуемых проблем, связанных с периодом начала XX в. в России. Интерес исследователей включает в научный оборот образы и сюжеты, связанные с персональной историей. Возрастает интерес к анализу взглядов, жизни и результатам деятельности высших государственных деятелей Российской империи конца XIX–нач. XX в., в том числе В. Н. Коковцова. Однако, вне рассмотрения остаются и проблемы модернизации, и напряженная социокультурная среда, в которой приходилось действовать В. Н. Коковцову. В этой связи наиболее удачной из последних публикаций является статья Ф. А. Гайда[51].

Встречающиеся в исследованиях упоминания о различных сторонах общественной деятельности В. Н. Коковцова позволяют говорить о многогранности этой деятельности, затрагивающей практически все сферы жизни общества Российской империи (социальную, экономическую, политическую), и о необходимости ее углубленного изучения в контексте проблем российской модернизации начала XX века. Системный анализ взглядов В. Н. Коковцова в их историческом развитии, анализ результатов его управленческого участия в модернизационной трансформации России с точки зрения теории модернизации, персональной истории, политической психологии в литературе отсутствует. Данное исследование также не снимает многих вопросов, но является попыткой описания на основе анализа широкого круга источников жизненного пути и деятельности такого видного государственного чиновника, который, почему-то, остается вне поля зрения широкой общественности.