Читать книгу Полет над землей - Юлия Воронина - Страница 1
ОглавлениеОстаться равнодушной к его внешности и манерам было невозможно. Нея уже как-то думала над этим: стоило увидеть привлекательного и доброго мужчину – устоять перед восхищением было трудно. Как раз эту воспламеняющую смесь представлял собой Виктор. Во всяком случае, тогда она так подумала.
Он улыбнулся ей, случайно встретившись взглядом. Улыбнулся, очевидно, потому что поймал ее грустный до отчаянья взгляд. Улыбнулся просто, как милому ребенку, ободряюще, ласково, и при этом его лицо, с правильными чертами, преобразилось, словно осветилось изнутри добротой, а это качество в таком красивом молодом человеке представлялось ей богоподобным. Именно доброта и вызвала в ней бурю ответных чувств: она была польщена, благодарна, восхищена его внешностью, смущена, немного напугана этой неожиданной улыбкой, и в то же время обнадежена и счастлива его вниманием. И еще она боялась в это поверить. Не то чтобы она считала себя некрасивой, скорее – обычной. И еще… никто в этом мире, после родителей, которых она потеряла уже очень давно, никто не дарил ей любви, или просто внимания, и она сомневалась, удостоится ли она этого особенного редкого дара когда-нибудь, поскольку уже поняла, что он в этом мире доступен только для избранных счастливцев. И все же в глубине души, так глубоко, что и подумать об этом себе старалась разрешать не часто, Нея надеялась. Без этого не стоило и жить, поэтому в прекрасном сказочном мире фантазий, который она сама заботливо вырастила, она ожидала, что кто-нибудь, хоть немного похожий на Виктора, заметит под ничем непримечательной оболочкой ее душу, и оценит уже всю ее по достоинству. Но в реальности никто из тех, кто мог бы ей понравиться, до сих пор не замечал ее. А он – заметил!.. И как это могло случится, ведь он… Он был совершенно особенным. Чарующая мягкость в больших выразительных глазах, очень светлая кожа, высокий рост, по-юношески стройная фигура, небрежная элегантность в одежде, безупречные манеры…Женщины встречали его восхищенными или игривыми взглядами, в зависимости от их уверенности в себе и собственных достоинствах. Он, конечно, не мог не замечать эти постоянные призывы, как не может остаться к ним равнодушным любой человек, сознающий свою привлекательность, но, к полному уважению Неи, отвечал на них лишь спокойной, чуть насмешливой, и понимающей улыбкой, отвергающей все попытки вовлечь себя в эту вечную игру флирта. Он был настолько выше этого!.. Кроме того, в городе его знали, она слышала, как две дамы говорили, что он ведущий актер знаменитого театра, и что он очень талантлив, и публика его просто обожает.
И вдруг, он заметил ее!..
В этот день на улице она оказалась совершенно случайно – она работала продавщицей в большом магазине новинок в центре, и в этот день ее послали домой к их постоянной клиентке с извинениями и новым предложением отдела готового платья, раз предыдущее не удовлетворило богатую требовательную покупательницу, постоянно обновляющую свой гардероб в их отделе.
Она шла по улице с большой неудобной коробкой, и тут из местного бара на улицу вывалилась толпа гуляк, празднующих какое-то событие, оттеснившая ее и еще нескольких прохожих прямо проезжую часть. Он же стоял на противоположном тротуаре, недалеко от здания популярного театра, очевидно поджидая такси. Белый шарф, как и его темные длинные волосы, развивались даже на слабом ветру, черное строгое пальто, подчеркивающее изящный силуэт фигуры, было распахнуто, обнажая элегантный костюм. Он словно олицетворял собой современного романтического героя. Собравшись в стайку неподалеку, на него с восторгом глазели смущенно хихикающие девицы, очевидно, его поклонницы, вечно поджидающие у театра. Трое из них, решившись, подошли и просили его подписать фотографии. Виктор уступил с привычной для популярного человека мягкой улыбкой. Девушки заулыбались, согретые его уступчивостью, жадно ловя каждый его жест и взгляд. Но он их почти не видел. Задумчивость делала его необыкновенно одиноким и отрешенным. Но вот он поднял взгляд от фотографий, отдал автографы, поклонился в ответ на комплименты и заверения в признательности, глаза его тут же начали рассеяно перебирать невидимую в городе линию горизонта и невольно наткнулись на Нею. Как раз в это время она перестала наблюдать за ним, потому что посетители паба, мимо которого она проходила, изрядно возбужденные алкоголем, внезапно вывалились небольшой толпой на улицу, преградив ей дорогу. Они шумливо и бестолково двигались в разных направлениях, не особенно ориентируясь, и даже не сознавая, что могут кому-либо мешать, продолжая что-то обсуждать между собой. Нея невольно испугалась, ожидая, что ее коробку сомнут, или, уронив, растопчут. Она даже не подумала о себе, ей было страшно только за товар, рассчитываться за который, учитывая ее жалкое жалование, придется не меньше года. Она растеряно отступила на дорогу, крепко прижав картонку к себе, рассеяно посмотрела не идут ли машины… И тут она поймала его взгляд. Он улыбнулся ей и, поймав ее ответный растерянный, робкий, благодарный взгляд, поспешил помочь, все равно, что бог сошел с Олимпа. Заслонив ее собой от толпы, и одной рукой удерживая ее громоздкую коробку, он подал руку:
– Позвольте, я помогу… Простите, что столь бесцеремонно вмешиваюсь, но, похоже, Вас сейчас раздавят, и если это будут не эти невежи из паба, то транспорт, ведь Вы стоите прямо на проезжей части. Прошу Вас, сюда…
Она конечно же онемела от неожиданности, но приняла его помощь. Они перешли на противоположный тротуар.
– Ну вот, теперь Вы почти в безопасности… Во всяком случае предыдущих опасностей Вы на время избежали.
– Спасибо, сударь.
Флиртовать она не умела. Какое там!.. Она и взгляда бы не подняла от смущения, если бы он не продолжил.
– О, нет, не благодарите, мой поступок не бескорыстен. Напротив, я счастлив, что нашел предлог заговорить с вами, не знаю, как долго еще бы пришлось ждать случая…Не удивляйтесь, я немного знаю вас, однажды видел в магазине, что недалеко отсюда. Вы… произвели на меня впечатление, иными словами, я бы хотел официально представиться – меня зовут Виктор Детельнофранческо. А Вас?
– Нея Эдерсоодертен.
– Звучит как песня! Нет, правда – Нея!…Я очень хочу узнать, как Вы его получили, и о Вас самой тоже… Но, я вижу, это смущает Вас, и я боюсь отпугнуть своей нетерпеливостью и напором. Поверьте, я не маньяк!.. Это только потому, что Вы мне очень понравились…
Он улыбнулся мягко, просияв ямочками на щеках. Так улыбается ребенок, сознающий, что нравится, и что его простят, чтобы он не натворил, и довольный этим. Нея невольно сразу же почувствовала к нему доверие.
– Могу ли я пригласить Вас на свой спектакль завтра?.. «Театр вкуса». Вот билет… Это неплохой спектакль, наш режиссер необычайно талантлив. Вы знаете наши представления? Бывали у нас?
– Нет, боюсь, что нет…
Это был очень дорогой театр и немногие из ее подруг могли похвастаться, что были там. Но она слышала, как дамы, состоятельные покупательницы, восхищались спектаклями этого театра.
– Тогда вы просто обязаны прийти, хотя бы из любопытства. Это и опера, и балет… и драма. Всего понемногу. Вам понравится! Вы придете?
Она не могла бы ему отказать, даже под страхом смерти, так ласково он смотрел и так нежно звучал его красивый голос.
– Я буду очень рада придти. Благодарю Вас.
– Это я благодарю Вас… Я буду ждать… Вы не забудете? Хорошо. Я… О! – вдруг прошептал он, с отчаяньем кивая в сторону поклонниц, разглядывающих их с той стороны улицы,– Боюсь, я должен идти, иначе они, пожалуй, предпримут новую атаку. Могу я вас подвести? Точно, нет? Тогда до встречи!
Еще раз мило улыбнувшись, он сел в как раз подъехавшее такси и исчез.
Она думала о нем весь день.
А день то тянулся, то летел, в зависимости от направления ее мыслей. Хозяйка несколько раз отчитала ее за невнимательность, но сразу после замечания, она забывала об этом, хотя раньше бы еще долго мучилась угрызениями совести и страхом упасть в ее глазах. Теперь же она снова и снова переживала момент встречи с Виктором, и с каждым разом умудрялась вспомнить что-то новое, в его взгляде, интонации, внешности. Она с ужасом думала о том, что вот, возможно, пришло ее счастье, и страшно боялась этого, а еще больше, что это не оно. Мираж. Иллюзия. Мечта… Мечтать она умела. Это было ее главной радостью и развлечением. Как еще восполнить то, чего ее лишила судьба?… Она мечтала о ком-то нежном и добром, кого она будет предано любить и уважать, а он будет предано любить и уважать ее. И все же встреча с Виктором, и его интерес к ней пугал – он был слишком хорош, и слишком популярен, чтобы подходить ей. У них разные миры, и вряд ли найдется что-то общее. Значит, это не ее судьба. Это… ошибка.
Так и есть.Но в молодости надежда сильнее разума.
Театр совершенно околдовал ее.
Вечер был осенний, глухой, монотонный, ветреный. Даже звезд не было видно. К семи пошел дождь. Ветер злобно хлестал струями по макушкам деревьев, и без того стремительно лысеющими под его порывами. Прохожие ссутулившись торопливо расходились по домам, прячась под большие зонты. Лужи и пустынность улиц сделали вечер еще более тоскливым, но для Неи, в душе которой, то и дело зацветала надежда, которую она, впрочем, пыталась время от времени обуздать доводами разума, он был иным. Она почти не замечала грязь, не особенно огорчалась за промокшие ноги в почти новой обуви, вообще их не чувствовала, почти летела, как ей казалось, «навстречу судьбе». Вообще-то она ругала себя за каждую такую смелую мысль, но как хотелось, чтобы хоть частично, они стали реальностью.
Здание театра, хоть и было расположено почти в центре города, не было современным или большим, оно стыдливо жалось между большим старым домом, на первом этаже которого был магазин, а на втором и третьем контора, и длинными складами. Благородные колонны, высоко несущие портик, два этажа и маленькая башенка носили на себе все следы времени: облупились, покрылись трещинами, потемнели. И все же в архитектуре его наблюдалось изящество, прекрасные пропорции и стиль. Арерия довольно часто проходила по этой улице, но сам театр оставался для нее незаметным, пока о на не встретила Виктора, вернее пока он не заметил ее.
Внутри было тепло, даже жарко. В просторном, хоть и немного поблекшем вестибюле она сразу обратила внимание, что по стенам, вверху покрытым потускневшими от времени фресками на театральные темы, светильники горели в два ряда, создавая при этом странное освещение – приглушенное и таинственное. В маленьком гардеробе она сдала свое пальто молодому и высокомерному гардеробщику, окинувшему ее недобрым взглядом, и поспешно прошла в зал.
Зал не был большим, но расписанный потолок находился неожиданно высоко, отчего создавалось впечатление, что они в колодце. По стенам, сразу вокруг широкого свободного партера, располагались полузакрытые ложи с плотными зелеными занавесями и мягким светом внутренних светильников. Таинственное освещение, узорчатые стены лож, оббитые зеленым бархатом кресла партера, словно небрежно расставленные по залу, пол затянутый старинным, еще пушистым, но почти бесцветным ковром, занавес, мягкими складками укрывающий сцену, находящуюся вровень с полом, все это было так необычно. Кроме того, никто еще не спросил у нее входной билет.
Некоторые кресла партера уже были заняты шумной, нарядной и, очевидно, богатой публикой, демонстирирующей свои достоинства всем остальным: блистательные дамы, с ярким вечерним макияжем и драгоценностями, мужчины в дорогих костюмах, некоторые из них время от времени бросали недоуменные взгляды на ее скромный наряд. Пройти в закрытые ложи она бы ни за что не решилась, поэтому поскорее заняла стоящее сбоку и позади всех пустое кресло.
Ждать пришлось не долго. Раздался очень красивый аккорд гитары, занавес дрогнул, разделился, и медленно пополз к краям, обнажая неожиданно большую сцену, освещенную из глубины. Непосредственно перед сценой, прямо на ковре, который за пределом занавесей выглядел совершенно новым, располагались многочисленные подушки, на которых в свою очередь удобно расположились, очевидно, избранные зрители – они словно были там, на сцене. Нея не успела рассмотреть декорации, как вдруг ощутила прикосновение – перед ней на корточках сидел улыбающийся Виктор. Он шепотом произнес: «Идемте со мной!», и, таинственно, но ласково улыбаясь, повел ее за собой, чтобы усадить в самом первом ряду, на подушки. После этого, еще раз очаровательно улыбнувшись, он исчез за занавесом.
Сначала Нея была смущена – сидеть перед всеми, на подушках, почти на сцене, было неловко, но попав в пленительный и таинственный свет театральных рамп, почувствовав странный запах другого мира, она быстро забыла о неудобстве, а только с нетерпеливым детским восторгом ожидала начало представления.
В первом же действии она перестала быть зрителем, она забыла, что все это происходит в театре. Там на сцене происходило нечто гораздо больше спектакля, выше, чем обыденная жизнь – искусство.
Еще один мелодичный аккорд гитары призвал к вниманию, и свет в зале погас. И тут раздались звуки музыки. Невидимый оркестр начал колдовать с инструментами, извлекая с их помощью души слушателей, которые теперь парили над телами, где-то под расписным сводом, плененные этими звуками, томящиеся, но полные неизъяснимого наслаждения самим своим томлением. Мелодия закрадывалась внутрь и овладевала всем существом. Нея, к своему стыду, не знала этого произведения и, слыша его впервые, была ошеломлена. Звучала «Casta diva» Беллини. Исполнял ее хор, глубокие вибрирующие голоса, контральто, без слов, очень просто, строго, грустно, и неимоверно точно передавали всеобъемлющую вселенскую тоску. На сцене появилось неяркое сияние, и медленно, среди расползающегося легкого тумана, оно начало изменятся, внутри его возникла тень, и вот уже тень приобрела ясные контуры, тонких ветвей, похожих на вытянутые слабые руки, ветви выросли в куст, куст превратился в дерево, дерево продолжало расти, пока не стало сильным и большим, почти огромным. Когда пение хора достигло апогея, Нея увидела, как ветви раздвинулись особым образом, образуя крест… Распятие! И вдруг оно осветилось таинственным светом. Оно не было пустым! На кресте страдал прекрасный молодой бог. В лице распятого, поднявшего голову в последнем вздохе, она узнала Виктора. А хор, оплакивающий его муки и смерть, вдруг стал виден, это были коленопреклоненные ангелы. Они отстрадали вместе с богом и вслед за ним вознеслись, буквально воспарили над происходящим на невидимых канатах, их крылья трепетали, и воздухе пронеслось нежное дуновение, словно последний вздох умершего, или первый вздох воскресшего бога.
Нея, как и весь зал, судя по молчанию, и прорвавшимся вслед за ним аплодисментами, была так потрясена первым актом, что остальное действо едва ли поместилось в ее заполненную восторгом память. Она снова и снова слышала музыку, видела страдание на лице бога и ангелов, переходящее в искусство. Она переживала его и свою боль, и вся прежняя жизнь перед лицом этих страданий казалась ей теперь ничем.
Занавес закрылся в третий раз, скрывая артистов, и авации восхищенной почти неистовствовавшей публики начали все же стихать, поскольку постоянные поклонники знали, что артисты больше не выйдут. Публика неохотно начала расходиться. Нея понимала, что должна задержаться и сказать Виктору о своем восторге и благодарности, но пройти за кулисы без приглашения, она бы ни за что не решилась, она боялась показаться навязчивой. Поэтому, нерешительно оглядываясь, Нея встала и начала медленно продвигаться к выходу, вместе с остальной публикой, неохотно покидавшей театр, находясь еще во власти эмоций. Однако Виктор сам появился рядом. Снова ослепив ее своей улыбкой, Виктор заговорщицки приложил палец к губам, взял ее за руку и потянул за собой.
Они прошли за занавес, в темноте спустились по винтовой лестнице вниз, а потом он повел ее по какому-то широкому бесконечному коридору с тусклым освещением. Это было такое странное место, совершенно не похожее на подвал, но неимоверно большое, с высокими сводами. Словно старый заброшенный дворец. Дверей не было видно, только анфилада огромных залов, ветхих и запущенных, с брошенной кое-где старинной мебелью, заросших по углам паутиной, с развешенными то там, то сям полуистлевшими занавесями, которым играл сквозняк. Они шли и шли, и конца залам не было. Нея немного испугалась такой длинной запутанной дороги и прошептала:
– Куда мы идем?
–Уже пришли.
Он улыбнулся, потом внезапно остановившись, показал ей на почти незаметную дверь в старой стене.
Табличка на двери гласила: «Виктор Детельнофранческо».
Поклонившись, он распахнул дверь и галантным и уважительным жестом попросил ее войти.
Это была его комната. Вернее, две комнаты, объединенные большим открытым проемом. Первая – гримерная, с красивым столиком, и висящим над ним старинным зеркалом, освещенным тремя лампами. На одной стене висели афиши с его именем, вдоль других стояли стойки с вешалками для костюмов и полками для обуви.
В другой части он жил. Там обстановка была подобрана со вкусом, новая, большей частью очень современная. У большого камина лежал пушистый светлый ковер, с каким-то оригинальным узором, напротив стояли удобный диван и кресла. На стенах висели замысловатые картины, в тон ковру. Даже дрова перед камином лежали в живописном беспорядке.
– Присаживайтесь!
– Спасибо. Здесь очень красиво.
– Правда?
Он вдруг проявил к ее формальному высказыванию такой интерес, точно она говорила о другом, большем по смыслу. Придвинулся ближе, заглянул в глаза с нежностью, пожал руку, потом погладил и поцеловал.
Нея покраснела. Но поняла, что это уловка, какую Виктор обычно использует, чтобы девушка почувствовала себя очарованной.
–Мне пора! Я очень благодарна Вам. И за прекрасное представление, и за внимание… Я никогда не забуду этот вечер!.. Вы очень добры. Но мне и правда, пора идти.
–Нет! Вы должны выпить чаю. О, у меня превосходный китайский чай! Сейчас! Это не займет много времени!
Он, вскочил, и все так же улыбаясь, довольно быстро принес на подносе чайник и маленькие чашечки. Виктор подал ей чашку с ароматным напитком, а сам грациозно опустился на пол возле ее ног.
–Вы не будете пить? – спросила Нея, чтобы что-нибудь сказать, ее смущал его нежный и настойчивый взгляд.
– С меня довольно наслаждения просто наблюдать за тобой…
Она сделала несколько глотков, неловко, под его взглядом. Вообще-то она все время немного чувствовала театральность этой ситуации, не мог такой человек, как Виктор, восхищаться ею, она слишком обыкновенна для него!.. Но он продолжал восторженно улыбаться.
Нея поставила чашку обратно.
– Спасибо. Прекрасный чай. Но мне действительно пора… Уже так поздно!
–О, нет!.. – огорченно сказал он, – я, как дурак, невольно спугнул тебя своим навязчивым вниманием, именно тогда, когда я так очарован тобой!.. Я идиот! Прости меня! Умоляю!
Он вдруг скользнул ближе и обнял ее колени, прижавшись к ногам.
Ее и тронул, и смутил его жест. Казалось, он искренний, но ведь Виктор прекрасный актер:
– Виктор, что вы! Не надо… я прошу Вас!
– Это я прошу! Умоляю, прости! Я ни как не могу тебя потерять!… Я слишком одинок для этого! О, вижу, ты не веришь мне!… Ты думаешь, он ведь актер, притворщик, профессиональный лжец! Он привык обольщать женщин. Да еще с этой кукольной внешностью… Но я это не только тот актер, что снаружи, внутри я человек, как все! И у меня есть мысли, чувства, которые я хочу доверить тому, кто может меня понять! Ты думаешь, я лгу и об одиночестве! Ведь что еще нужно – слава, популярность, вечеринки, банкеты, восторженные поклонники, все это у меня есть… Но все это не так красиво, как кажется! Поверь, я очень одинок, одинок до отчаянья! Никто из тех, кого я знаю, не разделяет со мной моих радостей или печалей. Да, разумеется, я редко бываю один: поклонницы, коллеги, знакомые… Но не единой родной души! Ни одного, кто бы знал и любил меня по-настоящему! Ни одного кому были бы интересны мои мысли, а не только способности актера и популярность! Неужели не видишь, ты моя последняя надежда!
Виктор смотрел на нее с таким страданием, и она поверила. Он был так прекрасен, что оттолкнуть его не смогла бы ни одна из имеющих душу женщин. Кроме того, Нея знала, что такое одиночество и страх остаться одной всю жизнь. У нее не было близких – родители давно умерли, оставив ее на попечение дальних родственников, которым она была в тягость. Она проявляла способности к учению, но кто стал бы учить и содержать ее дальше. После школы она пошла работать в магазин, и с тех пор никому не было до нее дела. Отработав целый день в магазине, она возвращалась в пустую холодную комнату в пансионе, где и проводила почти все свободное время, поскольку на развлечения, кроме книг, оставалось не так уж много денег.
Он прочитал ее мысли. И то, что сейчас в секунды она прожила всю свою жизнь, полную лишений и тоски по любви, в которой страстно нуждалась.
Виктор потянулся и поцеловал ее осторожно, коснувшись ее рта мягкими губами. Очень нежно. Это показалось ей прекрасным. Сейчас она была готова на все, ради него.
– Ты знаешь, что такое быть одному среди толпы, я вижу это! Я сразу это увидел… Возможно, ты единственная родственная мне душа на всем свете! Можешь ли ты меня полюбить?.. Прошу тебя!
–Да, могу…
–О, благодарю тебя!.. Я знал, я чувствовал это… как только увидел тебя там, на улице, такую грустную, нежную, ранимую!… Я так рад, так счастлив!.. Теперь ты со мной, и мы будем счастливы!
Говорил он с восторгом между поцелуями.
– Ты ведь моя?.. Ты уже любишь, верно?
Она неизменно отвечала:
– Да… да.
И он продолжал ее целовать, прижимая к себе все ближе.
Вдруг что-то изменилось. Они оба это почувствовали. Что-то неуловимое… шерох, сквозняк..
Виктор вдруг страшно побледнел.
– Все!.. Это он! Он вернулся!… О, боже! Ты должна уйти!… Исчезнуть! Немедленно!
–Что?
– Молчи и прячься! Сейчас же!… Господи, он уже знает!…
Он грубо затолкал ее за вешалку в гримерной, накидал на нее вещей и приказал молчать.
Тотчас в двери вошел какой-то человек. Она немного видела его сквозь ткань, но не полностью. Высокий, с хорошей фигурой. Гораздо старше Виктора… Лицо она не могла увидеть. Видно было лишь, что он одет в дорогой костюм по фигуре, и что невероятно модные лаковые ботики его отражали даже пол. Говорил он очень спокойно, дружески, немного насмешливо, и Нея не могла понять, почему вдруг Виктор так испугался.
–О, прости, я поздно. И так ворвался… Ты, вероятно занят?– спросил он у Виктора приятым баритоном.
–Нет, что ты, Александр!.. Я… читал новую пьесу.
–Правда?… Похвально. И как она тебе?
– Замечательно!
– Понравилась?
–Да! Разумеется!
– Исчерпывающий комментарий… Ты один?
– Да… А что?
– Я слышал голоса… Поэтому и зашел, как ты понимаешь.
– Я читал диалоги вслух. Хотел потренировать голос.
–А!… Женский голос тебе тоже удался на славу. Надо будет это использовать. Напомни потом. Кстати, сегодня наш цирк удался?
–Да!… Ты же слышал, как они кричали! После первого акта несколько дам и мужчин просто рыдали!
– Ну, не знаю, бывает, публика видит только то, что хочет. У толпы нет вкуса, разве что обоняние. Да, и их всегда привлекает низменное.
–Низменное?! Но что было низменного в сегодняшней пьесе?
– То, что объединяло все наши миниатюры. Страдания. Чужое горе имеет очень привлекательный запах… не замечал?.. А испытывая дешевое, по цене входного билета, сострадание, каждый может возвыситься хотя бы в собственных глазах. Чтож, таково наше предназначенье, очевидно, – мы преобразуем даже низменные чувства до высоты искусства.
– И только?.. А герцог Росмерих?.. Я знаю, ты его ценишь, как критика и искусствоведа, и не только, а он сегодня просто трепетал в своей ложе. Акль видел.
– Акль?! Что он мог видеть! Он и понятие не имеет что такое страдания.
–Ну…
–Ладно. Мне пора. Отдыхай.
Он встал и также быстро вышел. Виктор вздохнул. И прислушавшись к удаляющимся шагам через дверь, наконец, вытащил ее из-за вешалки.
–Мне тоже пора, – сказала она, когда он стряхнул с нее одежду, – я должна идти…
Он засмеялся, поправил ее волосы, растрепавшиеся под ворохом одежд.
– Все хорошо. Он ушел.
– Мне все равно пора! Уже очень поздно. Я начинаю работать в семь…
– Будет пора, я сам провожу тебя. А сейчас садись!
– Нет…
– Нея, не заставляй меня умолять! Если бы только знала, чем я сейчас рисковал! Ради тебя!
–Чем? – спросила, испугавшись, Нея.
Виктор усмехнулся.
– Это был наш босс – Александр. Он не позволяет никому из… короче говоря, никто, кроме членов труппы, не может сюда войти. Невыполнение его правил сурово карается. Меня могут изгнать.
– Уволить?
– Ну… да. Навсегда.
–Тогда тем более я должна уйти. Проводите меня, прошу Вас, Виктор!
–Конечно, только поцелуй меня снова!
Он вдруг обнял ее, прижавшись. Она была не в силах его оттолкнуть. Виктор это почувствовал и потянул ее на диван перед камином, страстно шепча на ушко слова любви. Сначала ее покорила его нежность, но потом его губы становились все настойчивее, руки – сильнее. Нея попыталась его остановить – не получилось. Оттолкнуть…
–Не надо, Виктор… Нет!
–Тише, любимая… нас могут услышать!
И вдруг кто-то сказал рядом, совсем близко.
–Уже слышу.
Виктор замер, побледнел и отпустил ее.
Перед ними на кресле, в непринужденной позе, сидел Александр. Она узнала его по голосу, и тому, как испугался Виктор.
– Итак, у нас гостья, а я даже не знаю об этом. Ведь, спрашивал тебя, Виктор, но ты заверил, что один.
– Я… прости меня, все вышло…
– Случайно?.. Да, ладно, Виктор, не мямли, и не трясись, сейчас уже неважно, что ты лжец. Представь меня даме! Может приятное знакомство и задушевное общение немного сгладят твою ошибку.
– Александр, прошу тебя, выслушай меня! Я все объясню!
– Не стоит. Какой же ты зануда, Виктор!.. Позвольте же мне представиться самому, раз мой коллега не хочет этого делать. Итак, я – Александр, а Вы?..
– Нея, это Александр, я говорил, он директор нашей труппы… Это Нея. Нея Эдерсоодертен.
– Счастлив видеть вас здесь, у нас!
Александр непринужденно встал, отвесив грациозный поклон, поднес ее руку к губам и поцеловал. Он двигался превосходно, как танцор. Лицо его тоже было довольно привлекательно, хоть и не так, как у Виктора – правильные черты лица, небольшие карие глаза, густые волосы и белая кожа. Немного глубоких морщин на лбу и под глазами, а так же красивая седая прядь в волне темных волос, выдавали возраст – ему, пожалуй, было за сорок. Глаза были очень холодны и даже равнодушны, очевидно, из-за усталости, или освещения.
–Александр, прошу тебя, выслушай меня!..– с волнением в голосе заговорил Виктор, пугая Нею.
Александр и не взглянул на него. Его внимание целиком было отдано Нее.
– Могу я узнать, кто Вы?.. Наш зритель, я полагаю?
– Да, – с трудом выдавила из себя Нея.
– Вам понравилось представление, и вы решили поблагодарить Виктора за игру, пройдя за кулисы?
– Не совсем…
– Я привел ее сам. Мы познакомились утром на улице, и я пригласил на спектакль, а потом привел сюда, – мрачно сказал Виктор.
– Виктор, тебя я не спрашиваю!– поморщился Александр, – ты встреваешь в наш разговор! Где твои манеры, наконец?!
– Послушай, Александр, я виноват, я готов понести наказание, но ты должен выслушать меня!
– Потом. Сейчас я хочу поговорить с дамой. Господи, да он мне слова не даст сказать!.. Чтож, вижу единственный выход для нас с Вами – уединиться в моих покоях. Там мы сможем беспрепятственно поговорить.
Прежде чем она успела возразить, он взял ее за руку холодной рукой и повел из комнаты. В отчаянье она оглянулась на Виктора, но тот отвел взгляд. Отступился! Дальше они очень быстро миновали холодный коридор и оказались большой и почти пустой комнате. В ней тоже, как и у Виктора, был камин, одно кресло и маленький столик с серебряным подсвечником, все простое, совершенно без претензий на красоту. Больше она ничего не увидела, кроме общего запустения. В камине ярко пылали дрова.
– Ну вот, проходите, располагайтесь. Здесь тепло.
– По какому праву Вы привели меня сюда против моей воли?! – возмущенно выпалила Нея. Она очень испугалась, понимая, что оказалась во власти совершенно незнакомого человека, и никто не придет ей на помощь.
Он лишь презрительно улыбнулся, пожав плечами.
– По какому праву?.. Что-то юридическое… А, полагаю, Вы хотите призвать меня к ответу через суд?… Ну, скажем, по праву хозяина этого дома, куда Вы вторглись, кстати говоря, без моего разрешения, а стало быть, нарушив мои права собственника, и, потому, я имею право наказать Вас.
– Но я не знала…
– Это не оправдание. Даже если Вы не знали, что нарушаете правила владения собственностью, Вы должны были отдавать себе отчет в том, что нарушаете правила морали. Вы – незамужняя молодая девушка – согласились последовать поздно вечером за молодым мужчиной в его комнату. Вы не дитя, и должны понимать, что у такого поступка, как правило, бывают серьезные последствия. Если только вы не аморальны по своей сути, и не надеялись извлечь от этого выгоду.
Она покраснела, сжала кулаки. Гнев придал ей сил.
– Вы правы, это был глупый поступок. Я… просто не решилась отказать человеку, который был внимателен, даже добр ко мне, и заслуживал моей благодарности. Глупый, неосторожный поступок, но не ничего плохого у меня и в мыслях не было, поверьте! И уж меньше всего я хотела побеспокоить Вас.
–Тем не менее, побеспокоили. И потом, я не могу точно знать, что было у Вас на уме. Я ведь появился так не вовремя, возможно, нарушил ваши планы по совращению Виктора…
–Нет!
Он тихонько засмеялся.
–А Вы, пожалуй, забавная!
–«Забавная»? – возмущенно переспросила Нея, по-прежнему, пламенея.
– Да, забавная, – неплохо меня развлекаете. Сколько Вам лет? Надеюсь, уже совершеннолетняя?.. Поверю, пожалуй, вид у Вас хоть и не опытный, но и не настолько глупый. Кем Вы работаете? Вы ведь не на попечении родственников, я полагаю, раз ходите одна по театрам в такую пору?
Ее гнев не тронул его ни капельки, он оставался насмешлив, холоден. Нея решила сменить тактику, быть покладистой, лишь бы он ее отпустил.
– Я работаю помощницей продавщицы в магазине одежды, тут недалеко… Послушайте, я приношу Вам свои извинения, я действительно поступила опрометчиво, и побеспокоила Вас напрасно… Простите меня, смею заверить Вас, больше этого не повториться. А сейчас мне нужно идти, завтра рано вставать на работу. И прошу вас, не наказывайте Виктора. Это было ошибкой и с его стороны. Он в этом раскаивается.
– Раскаивается?!.. Ха! Уж кто-кто, а он-то знал правила этого дома. Он поступил так намеренно. Это своего рода протест. Довольно детская реакция с целью привлечь внимание. Мое наказание будет связано с его игнорированием, это всего больнее в этом случае. Кстати, уверен, ему больше хотелось позлить меня, чем соблазнить Вас.
– Даже если так…
– Даже так?! О, так Вы в него влюблены? В это маленькое эгоистичное ничтожество? Ведь он воспользовался Вами, и только что предал Вас!
Она смешалась – Александр был убедителен. Но все же ему она верила куда меньше, чем Виктору.
– Даже если так, он раскаивается в этом, я уверена.
Он засмеялся:
– О, перед нами идеалистка!.. впрочем, это не редкость меж девушками ее возраста, читающими романы и оттого, да еще от молодости и надежд, романтически настроенными, и свято верящими в светлые идеалы гуманизма. Надо же выдумать такое – мужчина раскаивается в том, что отдал влюбленную в него девушку во власть другого!.. Защищать, оправдывать подлеца, труса, предавшего тебя, так невыразимо глупо!.. Чтож, и ваши хрустальные замки рано или чуть позже будут разбиты. Кто-нибудь познакомит вас с реалиями этого насквозь прогнившего мира. Это было бы интересно, наблюдать такое перерождение – услышать, что Вы тогда скажите о Викторе и ему подобным!.. Любой мог бы взять на себя подобную миссию, может быть даже…я. Если сочту вас достойной потраченной энергии, разумеется, поскольку теперь я стал довольно ленив… Думаю, это из-за погоды в этом разлагающемся городе. Впрочем, какой город не разлагается?! Все они отличаются лишь скоростью разложения. Мегаполисы гниют быстрее, слишком много людей, слишком много излишеств, слишком много пороков … Но я не об этом.
Он усмехнулся, рассматривая ее со всех сторон.
– Обычная. Куда смотрел наш Виктор?.. Мне казалось, он претендует на некоторый вкус…
– Послушайте, я должна идти. Прошу вас, покажите мне выход!
Он словно и не слышал ее слабого голоса, по-прежнему беседуя сам с собой.
– Фигура слишком обыкновенна, чтобы претендовать на привлекательность, лицо тоже весьма заурядно. Глаза небольшие, избитого карего цвета, рот совсем средний с нечетким контуром губ. Нос куда ни шло, но зубы недостаточно белоснежны на мой вкус. А вот и явный недостаток – бровей почти нет! Да и ресницы коротки. И эта бледность… Ни задоринки, ни смуглинки… Удивительно, и это при том, что цвет волос и глаз такой темный!.. Впрочем, кое-что все-таки есть: волосы очень мягкие! Нежнее шелка, хотя признаю, сравнение избито. А кожа?..
Тут он провел пальцами прямо по ее шее, она вздрогнула, но не смогла отстраниться. Он словно околдовал ее, кружа вокруг и рассматривая своими черными глубокими глазами.
– Да!.. Так я и думал: все дело в коже – она не просто белая, как мне показалось вначале, она вся светится изнутри, а на ощупь – не бархат и не атлас, нечто среднее, пальцы словно погружаются в ее персиковую мягкость, и в то же время скользят, как по озерной глади…
Он внезапно остановился и заглянул ей в глаза. То ли оттого, что он внезапно прекратил кружить, толи от его чар, она почувствовала, что беспомощно проваливается в глубину его взгляда, гораздо стремительней, чем он погружается внутрь ее собственного.
У нее закружилась голова – и она зажмурилась. И он, усмехнувшись, предложил ей сесть в кресло и налил вина, стоявшего на столике с подсвечником.
–Выпейте.
Она боялась пить, хотя красное вино так соблазнительно переливалось темным рубином в запотевшем хрустальном кубке, а горло покалывало от жажды.
– Это только вино, и совсем не крепкое. Я и в мыслях не держал вас опоить! Поверьте, я использую совсем другие методы для обольщения.
Он улыбнулся насмешливо и отстраненно, и она поверила. Еще бы!.. Он был весьма самоуверен. А эта насмешка, надо признать, попадала точно в цель, задевая ее гордость. Она отпила, чтобы не показать, как сильно она боится.
Вино оказалось на вкус удивительным. Вкус свежих виноградных ягод и смородины, сменил вкус леса, сладких луговых цветов, запах нагретых камней, мягкого седого мха, потом теплого песка, утреннего моря, и неспокойного ветра далеких гор. Запахи и вкусы, словно приносимые волной сменяли друг друга, заставляя переноситься мыслями в иную реальность.
– Я вижу, вы можете стать ценителем хорошего вина! – произнес он задумчиво, поглядывая на нее из другого конца комнаты, – Если поучитесь. Думаю, из трехсот двадцати ароматов и вкусов, шесть-семь вы точно уловили. Неплохо для зеленого новичка. Очевидно, один из ваших скрытых талантов. Но вы так молчаливы! Не могу дождаться, когда вы перестанете дичиться меня. Ну?.. Все еще боитесь?
– Я никого не боюсь, – отвечала она довольно твердо.
– Напрасно, – он вдруг стал очень строг, – Страх – важная часть жизни. Человек рождается со страхом смерти, живет с ним всю жизнь и в результате счастливцам удается развить в себе лишь одну единственную защитную реакцию – способность любить. Да, это смешно, но из всех чувств только любовь может противостоять страху и даже победить его. Правда, далеко не все люди способны на сильное чувство. Зато, только такие и живут, все остальные всю свою жизнь постоянно прячутся от собственных страхов, которые все время множатся от материнского страха смерти, и жестоко преследуют свою жертву. Рано или поздно, они загоняют ее в угол. Там, в углу, эти люди и умирают. Без достоинства, как правило. Жалкое зрелище, впрочем, как и вся их жизнь. Ну а вы, смотрели когда-нибудь честно в лицо своим страхам?
– Смотрела.
Он недоверчиво приподнял бровь:
– Неужели? И что же вы увидели?
– Угол, о котором вы сейчас говорили. Поэтому, я больше не боюсь.
Он взглянул на нее, прищурив глаза.
– Чтож, может быть, вы и вправду, чего-то стоите… Но, может быть, и нет. Что, если все что мне понравилось только иллюзии, вроде игры со словами?.. Возможно, вы только игрок. Посмотрим. Теперь идите спать. Я поговорю с вами еще, когда буду в настроении.
– Я могу идти домой?
Он покачал головой.
– Нет. Я еще не принял решение. У нас полно пустых комнат. Поживете пока здесь.
– Но почему…
Он неожиданно вышел из себя.
– Бог ты мой, если он есть, как меня это утомляет!… Зорак! Отведи ее! И проследи, чтобы ребята не нашли ее, когда вернутся домой с охоты…
На зов явился его слуга. Огромный, лысый, очень сильный, одетый нелепо по-театральному в какие-то восточные шаровары, перевязанные пестрым поясом, кожаный жилет и домашние мягкие туфли. Она пыталась возразить, привести доводы, сказать что-то про работу, но Зорак сжал ее руку и буквально выволок из комнаты. Потом он быстро и легко, как пушинку, тащил ее за собой по огромным пустым коридорам, заброшенным залам, и временами ей казалось, что пол под ними проваливается и они парят в пространстве под высочайшими сводами потолка и редкими колоннами, увешенными слоями трепещущей на сквозняке паутины. Наконец, она увидела в стене двустворчатые старые двери, которые Зорак, открывая, безжалостно пнул ногой, а после того, как швырнул ее в комнату, видимо также и закрыл.
Комната в сравнении с коридором была небольшой. Как и все помещения, какие она здесь видела, кроме, разве что, комнаты Виктора, она была запущенной и обветшалой, со следами благородной роскоши. На стенах кое-где еще угадывался витиеватый рисунок выцветших шелковых обоев, а мебель с порванной обивкой и местами поломанная, когда-то раньше поражала изяществом и затейливостью исполнения. Впрочем, мебель была лишь самая необходимая: большая кровать с полуистлевшим и очень высоким балдахином, кресло подле нее, огромный древний комод и маленький круглый стол на резной ножке, с подсвечником.
Здесь было темнее, чем в коридоре, но, не смотря на отсутствие окон, сюда каким-то чудом пробивался рассеянный лунный свет. На мебели повсюду лежал толстый слой пыли.
Нея откинула в сторону пыльное покрывало и забралась на кровать, не снимая платья. Сдерживая громкие рыдания, она все же заплакала. Как же страшно ей было! Александр пугал ее не на шутку. Нея чувствовала его безраздельную силу и власть, и еще что-то, что ее тревожило… Смена его настроений, быть может, и равнодушие к чувствам других. Она запомнила, как Виктор смотрел на него с побелевшим лицом и огромными, остановившимися от ужаса глазами. Очевидно, он просто монстр! И она в его полной власти!… Господи, как мог Виктор сюда ее привести!.. И он клялся, что любит ее, а потом испуганно дрожал перед Александром, как провинившийся ребенок!… Неужели она ошиблась в нем? Неужели, Виктор бросит ее теперь на произвол этого монстра? Только не это!.. Он так смотрел на нее, говорил ей прекрасные слова, был таким чутким… Временами ей казалось у них одна общая душа!… Нет, нет, не может быть! Виктор не мог струсить и предать ее! Господи, все что угодно, только бы это было не так! Арерия готова была сейчас же умереть, только бы он оказался тем, кого она полюбила! Она ведь тоже испугалась и могла ошибаться, и неправильно все понять… ДА! Он мог испугаться за нее!…Это была ее последняя надежда, и она собиралась заснуть с сознанием, что Виктор любит ее и не оставит здесь… Но страх не унимался, и ее больно жалила мысль – он испугался не за нее, а за себя.
Тут ей пришла в голову утешительная мысль. О том, что родственников больше у нее нет, значит, никто не будет страдать по ней, никто не станет волноваться и мучиться страхом неизвестности, если она больше не вернется… Вот если бы жива была мама, как бы она сейчас убивалась!.. Слава богу, она уже не узнает!… Мама!.. мамочка! …
Так, в слезах, она и уснула. Проснулась ночью. Во всяком случае, было очень темно. Впрочем, она ведь находилась в подземной части дома, и, скорее всего, это искусственное освещение создавало здесь иллюзию дневного света. Ей еще хотелось спать, но инстинкт заставил ее встревожиться. Из коридора слышался нарастающий шум, топот, выкрики и смех. Голоса, которые она слышала, принадлежали молодым людям, только… пьяным, находящимся в той веселой и безудержной стадии опьянения, когда силы удваиваются, а чувства искажаются и утрачиваются, подавляемые инстинктами и агрессией. … Похоже, они кричали и бежали по коридору, и этот шум удваивало эхо.
Боже! Она вспомнила, как Александр приказал Зораку спрятать ее от парней, которые должны вернутся с охоты… Они возвращались! И они могут ее найти!
Нея вскочила и залезла под кровать, дрожа всем телом. Они кричали:
– Я чувствую его!!!
– Что именно?
– Запах свежатины! Здесь где-то женщина! Настоящая!
– Оргюс, твой нос давно протух от частого употребления крыс, как ты можешь учуять хоть что-то!
– Дьявол, Поли, я ем свежатину каждый день, а вы, брезгливые дураки, только раз-два в месяц, по воскресеньям, когда разрешает наш «папочка»! Поэтому у меня нюх, а у вас только дырки для соплей, ясно? Так что, слушайте меня, слизняки! А я говорю, что чую женщину!
Ему ответили неистовыми воплями и визгами:
– Веди нас, Оргюс! Мы чертовски голодны! От нее и тени не останется!
Один из голосов перекрыл другие, его обладатель со свистом швырнул бутыль о стенку, для эффекта, и возопил пискляво и отчаянно:
– Я буду первым, я хочу ее больше вашего! Я ее выжму, как грушу!
Ему ответили хохотом:
– Попробуй Пен! Если первым найдешь! Ату! Ату ее!
– Вперед! Я чую! – заорал тот, кого называли Оргюсом.
Их вой и топот приближался. Минута и все стихло где-то недалеко от ее двери. Тишина стала липкой, Нея боялась дышать и даже забыла слова молитвы. И вдруг двери разлетелись в стороны, потому что в комнату ворвались с десяток пьяных молодых парней в маскарадной одежде. Нея, покрываясь холодным потом, смотрела на их ноги, от лакированных модных штиблет, до рваных и грязных ботинок, в дыры которых выглядывали пальцы ног с жуткими, как ей тогда показалось, звериными когтями. Они искали ее на кровати, в шкафу, круша и переворачивая мебель, а потом один из них за ногу выволок ее из-под кровати.
Они перевернули ее и поставили перед собой, дыша в лицо перегаром, нечистотами и… чем-то жутким, от чего на голове ее начали шевелиться волосы!… Лица у всех их были возбужденные и алчущие.
–Попалась! – Они заулюлюкали и встряхнули ее. Один встал напротив нее, ткнул ей в лицо тростью и сказал:
– Уймитесь, парни, не пугайте ее… Да она прелесть!.. Не красавица, конечно, но и не уродина! Пахнет… бумагой, цветами… свежестью… О, только взгляните на эти пальчики – она даже не служанка!.. Одежка простовата, но со вкусом… И эта милая храбрость, вперемешку с отчаянным страхом во взгляде… Это уже интересно! Как ты здесь оказалась, малютка?