Читать книгу Органичное литературоведение - Юрий Куртуазов - Страница 1

Органичное литературоведение связано с непосредственным восприятием литературного произведения.

Сейчас в ходу социально-психологическое литеротуроведение.

Вот пример такого литературоведения.

Образ Базарова

Роман И.С. Тургенева отразил борьбу двух социально-политических лагерей, сложившихся в России к 60-м годам XIX века. И.С.Тургенев отразил в романе типичный конфликт эпохи и поставил ряд актуальных проблем, в частности, вопрос о характере и роли "нового человека", деятеля в период революционной ситуации в Европе 60-х годов. Выразителем идей революционной демократии стал Евгений Базаров, герой, который противопоставлен в романе либеральному дворянству. Образ Базарова занимает центральное место в композиции романа. Из 28 глав лишь в двух не появляется Базаров, в остальных – он главное действующее лицо.

Все основные лица романа группируются вокруг него, раскрываются во взаимоотношениях с ним, резче и ярче оттеняют те или иные черты его личности, подчеркивают его превосходство, ум, душевную силу, свидетельствуют о его одиночестве в среде уездных аристократов.

Напомним, что герой эпохи 60-х годов был разночинец-демократ, убежденный противник дворянско-крепостнического строя, материалист по мировоззрению, прошедший школу труда и лишений, самостоятельно мыслящий и независимый. Именно таков Базаров в изображении автора. Сюжет романа строится на столкновении Базарова с миром аристократов. Тургенев сразу же показывает, что Базаров – демократ, разночинец, человек труда – чужд аристократическому этикету и условностям. В столкновении с "барчуками проклятыми" его облик раскрывается полностью. В романе широко используется прием контраста: Базаров противопоставлен Павлу Петровичу, аристократизм одного – демократизму другого. Последовательность, убежденность, воля и целеустремленность Базарова контрастируют с раздвоенностью Аркадия, с его случайными убеждениями, мягкотелостью и отсутствием осознанной цели. Именно в столкновении с различными персонажами, противопоставленными ему, раскрываются замечательные черты Базарова: в спорах с Павлом Петровичем – зрелость ума, глубина суждений и непримиримая ненависть к барству и рабству; во взаимоотношениях с Аркадием – способность привлекать на свою сторону молодежь, быть учителем, воспитателем, честность и непримиримость в дружбе; в отношении с Одинцовой – умение глубоко и по-настоящему любить, цельность натуры, сила воли и чувство собственного достоинства. Главное место в композиции романа занимают сцены споров. Герои Тургенева раскрывают свое мировоззрение в прямых высказываниях, в столкновениях со своими идейными противниками.

Базаров – натура независимая, не склоняющаяся ни перед какими авторитетами, а подвергающая все суду мысли. Типичен для шестидесятников и интерес Базарова к естественным наукам, хотя ни карьера ученого, ни карьера врача не стали бы его уделом. Тургенев проводит своего героя через ряд испытаний (а это вообще типично для романов Тургенева). Он испытывает Базарова сначала любовью, затем и смертью. Тургенев как бы со стороны наблюдает за тем, как ведет себя его герой в этих ситуациях. И если любовь к Одинцовой, женщине умной, гордой, сильной, под стать самому Базарову, побеждает принципы нигилизма (ведь Базаров называл любовь "белибердой", презрительно относился к идеальным, романтическим чувствам, признавал любовь только физиологическую: "Нравится тебе женщина, так возьми ее!"

Сам же, влюбившись, вдруг почувствовал романтика в самом себе), то в предсмертной сцене Базаров верен своим идеалам до конца, он не сломлен, гордо смотрит смерти в глаза. Многие критики считают эту сцену самой сильной, живой и трогательной. Потому что именно здесь раскрывается это "грешное, бунтующее сердце" до конца. Смерть Базарова по-своему оправданна. Как в любви нельзя было доводить Базарова до "тишины блаженства", так и в его предполагаемом деле он должен был остаться на уровне еще не реализуемых, вынашиваемых и потому безграничных стремлений. Базаров должен был умереть, чтобы остаться Базаровым. Сколько бы ни было критических статей по поводу героя "Отцов и детей", и как бы ни трактовался образ Базарова, лучше всего сказал о своем "самом любимом детище" сам автор: "Я хотел сделать из него лицо трагическое… Мне мечталась фигура сумрачная, дикая, большая, наполовину выросшая из почвы, сильная, злобная, честная – и все-таки обреченная на погибель, потому что она все-таки стоит еще в преддверии будущего".

Близок к органичному литературоведению Писарев.

Сущность нигилизма

Базаров – сын бедного уездного лекаря. Тургенев ничего не говорит об его студенческой жизни, но надо полагать, что то была жизнь бедная, трудовая, тяжёлая; отец Базарова говорит о своём сыне, что он у них отроду лишней копейки не взял; по правде сказать, многого и нельзя было бы взять даже при величайшем желании, следовательно, если старик Базаров говорит это в похвалу своему сыну, то это значит, что Евгений Васильевич содержал себя в университете собственными трудами, перебивался копеечными уроками и в то же время находил возможность дельно готовить себя к будущей деятельности. Из этой школы труда и лишений Базаров вышел человеком сильным и суровым; прослушанный им курс естественных и медицинских наук развил его природный ум и отучил его принимать на веру какие бы то ни было понятия и убеждения; он сделался чистым эмпириком; опыт сделался для него единственным источником познания, личное ощущение – единственным и последним убедительным доказательством. «Я придерживаюсь отрицательного направления, – говорит он, – в силу ощущений. Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен – и баста! Отчего мне нравится химия? Отчего ты любишь яблоки? Тоже в силу ощущения – это всё едино. Глубже этого люди никогда не поникнут. Не всякий тебе это скажет, да и я в другой раз тебе этого не скажу». Как эмпирик, Базаров признаёт только то, что можно ощупать руками, увидеть глазами, положить на язык, словом, только то, что можно освидетельствовать одним из пяти чувств. Все остальные человеческие чувства он сводит на деятельность нервной системы; вследствие этого наслаждения красотами природы, музыкою, живописью, поэзиею, любовью женщины вовсе не кажутся ему выше и чище наслаждения сытным обедом или бутылкою хорошего вина. То, что восторженные юноши называют идеалом, для Базарова не существует; он всё это называет «романтизмом», а иногда вместо слова «романтизм» употребляет слово «вздор». Несмотря на всё это, Базаров не ворует чужих платков, не вытягивает из родителей денег, работает усидчиво и даже не прочь от того, чтобы сделать в жизни что-нибудь путное.

На людей, подобных Базарову, можно негодовать, сколько душе угодно, но признавать их искренность – решительно необходимо. Эти люди могут быть честными и бесчестными, гражданскими деятелями и отъявленными мошенниками, смотря по обстоятельствам и по личным вкусам. Ничто, кроме личного вкуса, не мешает им убивать и грабить, и ничто, кроме личного вкуса, не побуждает людей подобного закала делать открытия в области наук и общественной жизни. Базаров не украдёт платка по тому же самому, почему он не съест кусок тухлой говядины. Если бы Базаров умирал с голоду, то он, вероятно, сделал бы и то и другое. Мучительное чувство неудовлетворённой физической потребности победило бы в нём отвращение к дурному запаху разлагающегося мяса и к тайному посягательству на чужую собственность. Кроме непосредственного влечения, у Базарова есть ещё другой руководитель в жизни – расчёт. Когда он бывает болен, он принимает лекарство, хотя не чувствует непосредственного влечения к касторовому маслу или к ассафетиде. Он поступает таким образом по расчёту: ценою маленькой неприятности он покупает в будущем большее удобство или избавление от большой неприятности. Словом, из двух зол он выбирает меньшее, хотя и к меньшему не чувствует никакого влечения. У людей посредственных такого рода расчёт большею частью оказывается несостоятельным; они по расчёту хитрят, подличают, воруют, запутываются и в конце концов остаются в дураках. Люди очень умные поступают иначе; они понимают, что быть честным очень выгодно и что от простой лжи и кончая смертоубийством, – опасно и, следовательно, неудобно. Поэтому очень умные люди могут быть честны по расчёту и действовать начистоту там, где люди ограниченные будут вилять и метать петли. Работая неутомимо, Базаров повиновался непосредственному влечению, вкусу и, кроме того, поступал по самому верному расчёту. Если бы он искал протекции, кланялся, подличал, вместо того чтобы трудиться и держать себя гордо и независимо, то он поступал бы нерасчётливо. Карьеры, пробитые собственною головою, всегда прочнее и шире карьер, проложенных низкими поклонами или заступничеством важного дядюшки. Благодаря двум последним средствам можно попасть в губернские или в столичные тузы, но по милости этих средств никому, с тех пор как мир стоит, не удалось сделаться ни Вашингтоном, ни Гарибальди, ни Коперником, ни Генрихом Гейне. Даже Герострат – и тот пробил себе карьеру собственными силами и попал в историю не по протекции. Что же касается до Базарова, то он не метит в губернские тузы: если воображение иногда рисует ему будущность, то эта будущность как-то неопределённо широка; работает он без цели, для добывания насущного хлеба или из любви к процессу работы, а между тем он смутно чувствует по количеству собственных сил, что работа его остаётся бесследною и к чему-нибудь приведёт. Базаров чрезвычайно самолюбив, но самолюбие его незаметно именно вследствие своей громадности. Его не занимают те мелочи, из которых складываются обыденные людские отношения; его нельзя оскорбить явным пренебрежением, его нельзя обрадовать знаками уважения; он так полон собою и так непоколебимо-высоко стоит в своих собственных глазах, что делается почти совершенно равнодушным к мнению других людей. Дядя Кирсанова, близко подходящий к Базарову по складу ума и характера, называет его самолюбие «сатанинскою гордостью». Это выражение очень удачно выбрано и совершенно характеризует нашего героя. Действительно, удовлетворить Базарова могла бы только целая вечность постоянно расширяющейся деятельности и постоянно увеличивающегося наслаждения, но, к несчастию для себя, Базаров не признаёт вечного существования человеческой личности. «Да вот, пример, – говорит он своему товарищу Кирсанову, – ты сегодня сказал, проходя мимо избы нашего старосты Филиппа, – она такая славная, белая, – вот сказал ты: Россия тогда достигнет совершенства, когда у последнего мужика будет такое же помещение, и всякий из нас должен этому способствовать… А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет… Да и на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет; ну, а дальше?»