Отрывок из книги
Художники любят эксцентрические определения жанра своих произведений. Гоголь «Мертвые души», произведение в прозе (а в первом томе в основе своей сатирическое), назвал, шокируя исследователей и читателей, поэмой. Пушкин «Евгения Онегина» представил романом в стихах; определение жанра утвердилось и воспринимается естественным и понятным; только есть ли у нас ясное понимание разницы между романом и романом в стихах, да еще «дьявольской»? (Иначе говоря: если родовое обозначение жанра тут естественно и не отменяемо, то видовое жанровое своеобразие еще нуждается в пояснениях и разработке). Лермонтов, вопреки обыкновению, никак не обозначил жанр «Героя нашего времени». При жизни поэта произведение выходило с пометой «Сочинение М. Лермонтова». Но такой формулой в ту пору было принято указывать автора («сочинителя»); обозначение «сочинение» представало здесь универсальным и по этой причине жанрового оттенка не имело.
Свято место пусто не бывает; тотчас – со стороны – появилось обозначение «роман», возможно, не без элемента случайности. Первые рецензенты в поиске заголовков своих откликов не напрягались: в качестве такового обычно бралось заглавие рецензируемого произведения с его (шире или уже) выходными данными. В откликах на «Героя…» дружно помечалось: «Две части». Это подходит исключительно роману. Вот обозначение «роман» и прикипело, стало обиходным. А тут оно сразу подкрепилось сильным аргументом: «…Нет, это не собрание повестей и рассказов, это роман, в котором один герой и одна основная идея, художнически развитая»1. Это – авторитетное мнение Белинского. Оно подхвачено, многократно повторено.
.....
Выделенное пятилетие – служебная веха штабс-капитана. Когда появился беспокойный сослуживец, не уточняется: «Раз, осенью, пришел транспорт с провиантом; в транспорте был офицер, молодой человек лет двадцати пяти». Когда это случилось? Максим Максимыч уже успел в крепости обжиться, кунаком старого «мирно́го» князя-соседа успел сделаться. Положим на это, для своей внутренней ориентации, год. Следующая ориентировка помечена в повести: в крепости Печорин пробыл «с год». Главное событие этого года – история с Бэлой. «Месяца три спустя <после смерти Бэлы> его назначили в е…..й полк, и он уехал в Грузию. Мы с тех пор не встречались, да, помнится, кто-то недавно мне говорил, что он возвратился в Россию, но в приказах по корпусу не было. Впрочем, до нашего брата вести поздно доходят». Ироничным подтверждением подобного стал факт, что событие (встреча с отставным Печориным) тоже опередило известие о его возможности. Как поделить продолжительность службы Печорина в Грузии и пребывания в Петербурге, подсказок нет; суммарно на это ушло около трех лет.
Сравнительно легко в эту канву вписать событие, описанное в «Фаталисте»: «Мне как-то раз случилось прожить две недели в казачьей станице на левом фланге…» Эпизод мог произойти до истории с Бэлой. Чтобы вписать в биографическую канву жизни Печорина событие в Тамани, ориентировок нет. Воля автора была поставить эту повесть в начало журнала Печорина, решение логичное.
.....
