Отрывок из книги
Четвёртая книга из серии рассказов.
Приморский город живёт своей размеренной жизнью, которая периодически нарушается загадочными и громкими преступлениями, их распутывают знакомые нам друзья – следователь Туровский и его друг Рома. Появляются новые интересные герои и трагически уходят знакомые персонажи, но время идёт и жизнь не останавливается, а увлекает нас новыми интересными историями. Персонажи являются вымышленными и любое совпадение с реально живущими или когда-то жившими людьми случайно.
.....
Подходя у дому, Тур увидел Сидора Прокофьевича беседовавшего с женщинами, сидящими в тени кипариса на лавочке, увидев Виталия, тот поздоровался и представил своих собеседниц, он весело сказал: «Вот Виталий Иванович хочу познакомить вас с госпожой Кларой Сапрыкиной, Фаиной Тулеевой, Лаймой Пельш и Ларисой Сазоновой. Женщина, которую участковый представил, как Сапрыкину, поморщилась и неожиданно низким голосом промолвила: «Мне как-то не по себе, когда меня называют «госпожой», мой дед в армии Будённого рубил шашкой этих господ в революцию, правда его в 37 году репрессировали, но сути вопроса это не меняет. Россия опять впряглась в карусель истории – господа, потом товарищи, теперь опять господа, я уверена, что в будущем нас опять ждут товарищи». Женщина, которую участковый представил, как Ларису Сазонову перебив подругу, сказала: «Зачем же ты Кларочка агитируешь гражданина полицейского, он и сам всё прекрасно понимает в каком бардаке живёт, да и возрастом он ненамного младше нас, стало быть, поэтому в случае чего мы можем на него рассчитывать. Ведь правда товарищ?». Туру стало как-то не по себе, когда почувствовал, что все смотрят на него, наступила тишина, в которой он услышал собственное сопение, а потом послышался заразительный смех. Виталий, как опер давно уже классифицировал смех по видам – смех от тупых шуток начальника, когда подчинённые вынуждены показывать своё веселье, смех гламурных дурачков и дурочек, которые скалятся по любому поводу, только, чтобы скрыть своё скудоумие, детский смех – весёлый и заливистый, в котором чувствуется радость молодости, когда малыш еще не знает, какие испытания ждут его впереди, есть смех сквозь слёзы. Но сейчас смех был другой – откровенный и заразительный, как после удачного анекдота или на концерте Аркадия Райкина, Тур стоял посреди этого веселья и чувствовал, что сам смеётся. Неожиданно эти незнакомые женщины стали напоминать девчонок из его юности, с которыми он бегал на море, а вечерами не давал спать соседям, бренча для них на гитаре. Когда смех стих Фаина Тулеева сказала, вытирая слёзы смеха: «Не обращайте внимание на них Виталий Иванович, это ещё цветочки, вот если бы здесь была Муза Львовна Кутузова, то я уверена, что после часа общения с ней вы бы вступили в компартию, а ещё через час размахивали бы красным флагом перед зданием мэрии. Мы все её побаиваемся, энергичная женщина, они сейчас вместе с Геворгом и Анжелой Кагосян понесли цветы к памятнику Ленина, это традиция, два раза в неделю возлагать цветы к памятнику вождя». Молчаливая Лайма Пельш тоже решила поучаствовать в разговоре и с лёгким прибалтийским акцентом медленно изрекла: «Но вы ведь пришли не нас слушать, а поговорить с нашими мужьями, у них сегодня турнир по шахматам, и они все собрались в нашей квартире, Сидор Прокофьевич вас проводит». Лайма Пельш говорила так, как она разговаривала с людьми рангом пониже её мужа, бывшего в былые времена председателем райисполкома, Виталию в голову пришла мысль, что какой бы высокий пост не занимал мужчина, жена всё равно для его подчинённых будет главнее. Его мысли прервал хлопок, прозвучавший со стороны дома, потом второй и через секунду третий, Тур посмотрел на участкового, который с растерянным видом смотрел на открытые окна второго этажа. Не сговариваясь они побежали на эти звуки, влетели в подъезд и прыгая через ступеньки оказались на втором этаже, оружия не было ни у Виталия, ни у участкового, поэтому Тур не спеша заглянул в открытую массивную дверь. Он увидел просторную прихожую из которой вели в комнаты несколько дверей, одна была приоткрыта, и они последовали туда, то что они увидели повергло их в шок, даже видавшего виды Туровского. В большой комнате были установлены два стола с шахматными досками на каждом, по фигурам было видно, что игра была в самом разгаре, но игроков не было за столами, три пожилых человека лежали на комнатном паласе в самых неестественных позах. Тур сразу определил, что все трое застрелены в голову, всё произошло очень быстро и неожиданно для них, сзади послышался стон, обернувшись Виталий увидел участкового, который держась за сердце медленно садится на стул. Он пулей побежал на кухню за водой и вскоре вернулся со стаканом воды, Сидор Прокофьевич, маленькими глотками её выпил, а затем вынул таблетку нитроглицерина и положил под язык. Тур отвернулся, чтобы вызвать бригаду, как вдруг со стороны квартиры напротив раздался ещё один приглушённый хлопок. Участковый тяжело дыша пояснил, что напротив располагается квартира Вилена Лукича Сазонова, но туда лучше без хозяйки не соваться, там два добермана – Гита и Ганг, и в подтверждение они услышали собачье гавканье, приглушённое толстыми дубовыми дверями. А потом начался кошмар, в комнате появились жёны убитых и не слушая предостережений Тура и участкового кинулись к своим мужьям, только Лариса Сазонова стояла с глазами полными ужаса у входа и шептала губами молитву, ей хотелось, чтобы её Вилен был жив. Тур попросил женщину открыть её квартиру и убрать собак, чтобы они не мешали, Лариса, не сводя взгляда с тел на полу сказала, что у собак своя комната и муж днём её запирает, и отпирает, когда гуляет с ними, а ночью они охраняют дом. Они проследовали к квартире напротив и дёрнув за ручку Тур увидел, что дверь открыта, войдя во внутрь он сразу почувствовали запах псины и пройдя мимо двери, за которой бесновались доберманы очутился в комнате, где за столом сидел крупный мужчина, опустив голову на грудь. Правая рука человека свешивалась почти до пола, а на полу лежал пистолет Марголина, окна были закрыты, поэтому сильно пахло пороховыми газами и в сочетании с запахом псины получалось такое амбре, что у Виталия закружилась голова. Он видел, как Лариса подошла и крепко прижала к своей груди голову мужа, её не смущало, что из раны в правом виске ещё вытекала кровь, она хотела последний раз в жизни ощутить уходящее тепло его тела и запомнить этот миг до конца своих дней. Подойдя ближе Тур увидел на столе залитой кровью лист бумаги, это было заявление на имя прокурора их района, которое начиналось словами: «Я, Сазонов Вилен Лукич…» на этом оно обрывалось, Виталий осмотрелся и увидел простую обстановку, было видно, что семейство Сазоновых не любило роскошь и излишества, но Тура удивили размеры комнат в этом доме, здесь всё было больше в два раза, чем у него дома: двери, потолки, площадь жилых помещений. В голову пришла нелепая мысль, что в таких квартирах надо селить таких гигантов как Рома или многодетные семьи и странно, почему люди, ратующие за социальную справедливость и равноправие, себе никогда ни в чём не отказывают и это правило существует и поныне. Его внимание привлёк огромный шкаф чёрного дерева ручной работы, подойдя ближе Тур увидел замысловатые узоры и какие-то вензеля, вещь была антикварная и работа скорее всего начала прошлого века; на лестничной клетке послышались голоса и в комнате неожиданно появился чернокожий Ясон. Лариса, прижимавшая голову супруга к своей груди, увидев негра в своей комнате закатила глаза и рухнула на пол, а Ясон виновато улыбнувшись Туру, доложил, что они прибыли в полном составе и приступают к работе. Виталий с горькой усмешкой махнул головой, тяжело вздохнул, и они начали приводить в сознание хозяйку квартиры.
В кабинете Гудова сильно пахло лекарствами, смерть Дамира Тулеева с которым они дружили очень долго, подкосила его, но он старался держаться и начал планёрку как обычно, хотя говорил очень тихо и медленно: «Смерть четырёх заслуженных людей – это происшествие о котором говорит сейчас весь город, и чтобы исключить разного рода слухи, мы должны чётко знать, что произошло, и кто в этом виновен». Гудов вдруг покраснел и начал заваливаться набок, Тур сидел ближе всех, поэтому он успел подхватить начальника, а потом с помощью подчинённых уложить его на диван. Феликс, пощупав пульс, сказал, что нужно вызывать скорую, он подозревает что у их начальника гипертонический криз. Врач скорой, которая приехала очень быстро, подтвердил диагноз судмедэксперта и Гудова увезли в больницу, в кабинете наступила тишина, было только слышно, как Тур барабанит пальцами по крышке стола какой-то военный марш. Наконец он нарушил молчание и сказал: «Николай Николаевич временно выбыл из строя, но это не повод для расслабления, продолжаем работать, чтобы знать все подробности случившегося. Начну я, поскольку стал невольным свидетелем драмы, хотя и для меня там не всё ясно, много вопросов на которые нужно найти ответы, и как можно быстрее, пока кто-нибудь ещё не оказался в больнице». Говоря это Тур имел в виду и Сидора Прокофьевича, которого с сердечным приступом увезла скорая с места трагедии, Феликс был у него и говорит, что тот вроде оклемался. Хуже дела обстояли с жёнами погибших, ехать они в больницу наотрез отказались, но чувствовали себя неважно и Гудов организовал круглосуточное дежурство врачей в доме на Брестской улице, теперь это была не крепость, а скорее лазарет. Тур понимал, почему эти женщины отказались ехать в больницу, большую часть жизни они были вместе, а когда их постигла общая беда, они решили, что справиться с этим будет легче общими усилиями.
.....
