Читать книгу Рот его жены - Юрий Владимирович Климович - Страница 1

После приветствия Комиссар и не подумал отпустить мою руку.

– Послушайте! Я суечусь не из-за самого себя. Я знаю, что через несколько дней, а возможно, и часов может произойти катастрофа. Вы следите за курсом доллара? При этом наше правительство топчется на месте. Все боятся, и я тоже. Из-за страха я не могу спать. Я хотел съездить навестить брата, оказалось, что вокзал исчез. Туда теперь не идет ни один автобус. Но даже если я туда доберусь, расписания поездов нет. Вчера Гайдар как раз обсуждал ситуацию на железной дороге: на путях стоят поезда, десятки поездов, но они ходят без расписания. И что теперь может сделать простой майор полиции, а? Вы вообще смотрите передачу «Моя семья»?

Я понимал, что темп современной жизни становится все напряженнее, и человек все больше теряет естественные интересы и привычки. Даже бывший полицейский Соболев с возрастными проблемами… «Пожалуй, его лучше уложить в постель», – подумал я как несостоявшийся психиатр, отучившийся год в первом МГМУ.

– Как поступать рядовому майору без расписания поездов? Как полиции выполнять свои обязанности?! По всей России миллионы мелких чиновников пытаются создать островки порядка и логики среди хаоса…

С обездвиженной рукой мне удалось подвести Комиссара к двери квартиры Соболевых. Его растолстевшая до неприличия жена с бесцветными глазами бесцеремонно затащила супруга внутрь.

– Просто чума, а не человек! В полпятого утра обнаружил два нераскрытых убийства и удрал на улицу, – покачала она головой и неожиданно расплылась в улыбке. – Поздравляю тебя с бракосочетанием, желаю счастья и творческих успехов!

– Ах! – воскликнул я и начал подбирать слова благодарности, но дверь захлопнулась. И я пошел к себе на четвертый этаж, не пряча счастливую улыбку. Там, на ложе страсти, меня ждала моя маленькая белоснежная Юля. И две бутылки игристого вина «Лев Голицин» впечатлительно звякнули в пакете с кровавым сердцем и надписью «Я тебя обожаю».

Счастье окончательно накрыло меня четыре дня назад. Именно в прошлую пятницу ближе к вечеру я понял, что такое время счастья и восторга, когда Юлия, вся в белом, припала к моей груди! От ее обыкновенной холодности, которой она щеголяла в отделе «Отдохни» на крытом рынке у метро «Юго-Западная», не осталось и следа – женское тело трепетало в моих объятиях! А ее гладкая юная кожа, а пьянящий запах ее волос, а дурманящая влага ее губ, а умилительный пупок, похожий на раковину – моя женщина была бесподобна! Как она впервые выдохнула: «О-о!» и обмякла в моих объятиях… Это были ее фирменные фишки – «О-о!» и потом обмякнуть…

А как меня поздравляли немногочисленные гости:

– Я люблю тебя, старый бродяга, – сказал Игорь, мой проверенный собутыльник по медицинскому институту.

– Ваш неистовый труд и самоотдача вселяют оптимизм и радость в сердца всех жителей России! – многозначительно поднял тост пожилой калмык из соседнего ЖКХ. И закончил утробным: «У!», что по-калмыцки означало: «Пей!»

– Главное, чтобы тебе было что вспомнить после этой ночи. Жизнь – износ организма через удовольствия. Следи за этим. И работай, друг, а мы посмотрим, – сказал мой седовласый начальник и заплакал.

Правда, меня обескуражил профессор Сан Саныч из двадцать шестой квартиры. Вначале он спросил, есть ли на груди моей жена родинка.

– Филипп, ты должен все разузнать заранее, – стал учить меня профессор в ответ на мою пьяненькую ухмылку. И рассказал историю о том, что в подмосковном Чехове когда-то рассматривался иск жениха Васильева к его невесте Алабаевой. Васильев перед женитьбой подарил невесте дорогое платье с парижским лейблом и несколько подушек, а от нее получил в подарок костюм и фирменные кроссовки. Но свадьба расстроилась, когда жених узнал, что у Алабаевой на ногах нет пальцев. Он отказался жениться, возвратив ей подаренные ему костюм и кроссовки, и потребовал отдать ему французское платье и подушки. Невеста возвратила через год платье в распоротом виде. Васильев отказался принять это платье и предъявил иск в пятьдесят тысяч рублей. На суде Алабаева в доказательство того, будто у нее на ногах все десять пальцев, разулась и показала судье обе ноги и прибавила, что у нее только один палец короче другого. Судья рассмотрел все доказательства и отказал Сергееву в иске.

– Понятно теперь? – Сан Саныч приблизил губы к моему уху, но в разговор влез отставной мент Соболев по кличке Комиссар.

– Заговор поднимает голову, – со странным упоением произнес Комиссар и протянул рюмку. – Хотя бы зайди завтра – дело есть.

Она спала, спал и я. Что я раньше знал о величайшем счастье? Почти ничего. Из детских впечатлений выделялись немецкая железная дорога с биркой «Made in GDR» и полное собрание сочинений «Волшебника Изумрудного города». Это были божественные дары, и я как будто стал выше ростом и чуть мужественней! Наверное, это и были первые аритмические следы на моем сердце – царапины незабываемого ликования…

Запомнилась и беседа кошки, живущей на кухне, с кошкой, живущей в комнате, из сказки Ганса Христиана Андерсена. По мнению крыс, самым большим счастьем было погрызть сальные свечи и вдоволь запастись прогорклым салом. Но, по мнению влюбленных, величайшим счастьем было не ссориться и понимать друг друга с полуслова… Тогда прогорклое сало и старый сыр казались мне романтичнее.

Путем чтения, особенно приключенческих романов, удалось выяснить, что для Чехова в человеческом счастье было что-то грустное. Камю при появлении на горизонте счастья тоже хотелось пустить горькую слезу, потому что он заранее предвидел скоротечность внезапной благодати. Зато Гришковец ходил туда и сюда по карте, судя по его высказываниям, с чувством неописуемого восторга начиная с самого рождения – «Вот родился бы где-нибудь… в Аргентине, и что бы я тогда делал?»

И только мнение Конфуция пришлось мне по сердцу: «Настоящее счастье – это когда любишь ты». А вот когда тебя любят, это тоже счастье, но меньших размеров. Мнение спорное, пожалуй, Конфуция в свое время залюбили чуть ли не до смерти, но меня такой порядок вещей устраивал.