Читать книгу Маска для злодея - Юрий Вячеславович Ситников - Страница 1
ОглавлениеГлава первая
Меняю всё и сразу…
В жёлтом свете уличных фонарей снег казался золотистым. Он хрустел и поскрипывал под ногами, а мы с Алиской не спеша шли по заснеженной улице, не обращая внимания на снующую туда-сюда детвору. Перекрикивая друг друга, хохоча и гогоча, малышня была счастлива приходу настоящей зимы. Давно пора, а то декабрь месяц, а снега – кот наплакал. И доджи шли, как осенью, и слякоть под ногами чавкала и растекалась коричневыми лужами. Я уже думал, настоящей зимы в этом году мы не увидим, неспроста же на каждом шагу слышишь разговоры о глобальном потеплении климата, таянии ледников и других вещах, о которых до поры до времени не задумываешься.
И вот три дня назад, ночью, над городом зависли густые плотные облака. Пошёл снег. И со среды его выпало столько, что теперь, шагая по улицам, создаётся впечатление – ты попал на северный полюс.
Ударили сильные морозы, вторую ночь подряд свирепствуют метели, дворники не успевают справляться со снежными завалами. Наш двор весь в сугробах; стоят в снегу и деревья, и машины, и крыши домов покрывает толстые слог долгожданного снега; короче говоря – зима наступила.
Сегодня суббота, утром мы с Алиской ездили на каток, потом гуляли по центру города, пообедали в кафешке, сходили в кино на шестичасовой сеанс, ещё немного побродили по улочкам и сейчас подошли к дому.
Заскочив в подъезд, Алиса стянула перчатки, прижав ладони к тёплой стенке.
– Замёрзла?
– Не то слово.
– Пойдём к нам, согреешься.
– Не могу, Глеб, обещала с Дашкой математикой позаниматься. Извини. Завтра заскочу. Может, снова на каток съездим, и Люську с Димкой захватим.
Я ухмыльнулся. Вряд ли Люську с Димоном удастся сейчас вытащить из дому, они теперь настолько занятые, что едва выкраивают время на еду.
Обнявшись, мы простояли у лифта до тех пор, пока створки не распахнулись, и нам навстречу не вышла полная женщина в пушистой шубе. Взглянув на нас не то с любопытством, не то с усмешкой, она прошла мимо, а Алиска почему-то смутилась, отстранилась от меня. Дождавшись, когда хлопнет входная дверь, мы быстро поцеловались, и Алиса зашла в лифт.
– Я позвоню, Глеб.
– Звони сразу, как только позанимаешься с сестрой.
Коричневые створки сомкнулись, загудев, лифт начал поднимать Алиску на десятый этаж. Постояв немного на площадке, я вышел из подъезда, понаблюдал за кричащей малышнёй и спешно отправился к себе (в соседний подъезд).
Прогулка на морозе сильно раззадорила аппетит, хотелось съесть всё, что найдётся в холодильнике. Правда, была маленькая загвоздка, или точнее опасения, что тёплый ужин меня не ждёт.
Так и вышло. Продукты в холодильнике были, но ничего из того, что можно достать, разогреть и съесть, я не обнаружил. Пришлось включить чайник, наспех сделать себе парочку бутербродов с колбасой и отправиться в комнату Люськи.
– Лень было суп сварить? – начал я, переступив порог спальни сестры. – Ты ж собиралась.
Не отрывая взгляд от ноутбука, Люська кивнула.
– Да, да, привет, Глеб.
– Где суп, который ты вчера клятвенно обещала сварить?
– Глеб, какой суп? – Люська посмотрела на меня, как на инопланетянина. – Не успела я. Тут такое дело… Блин! Ваще – жесть!
Сев в кресло я откусил большой кусок от второго бутерброда. И хоть первый голод был утолён, злость на сестру не прошла окончательно. Свинство, конечно, морить старшего брата голодом (кстати, для тех, кто не в курсе, мне пятнадцать лет, Люська на год младше). Сама она, судя по многочисленным обёрткам от шоколадных батончиков и трём пустым пачкам чипсов, тоже ничего стоящего не ела. Это плохо. Готовить Люська умеет, и любит, и ещё совсем недавно готовила для нас с Дианой разные вкусности. А последние три недели не приближается к плите на пушечный выстрел. Мне вообще интересно, она на кухню-то заходит?
Диана (наша бабушка – народная артистка) на два с лишним месяца укатила на съёмки в Хельсинки, мы с Люськой снова остались дома за хозяев. Голодных и злых хозяев, потому что я, если меня оставить без обеда или ужина, начинаю звереть.
– Приготовь себе яичницу, – сухо бросила Люська, отстукивая по клавишам. – Измена! Куда! Ну куда ты опускаешься?! Глеб, что за гадство. Ну, ёлки-палки, опустилось на семь пунктов. Ненавижу!
– Если не отлипнешь от ноута, тебя придётся везти в психушку.
– Ага… Угу… А как там насчет яичницы? И на меня сделай. Мне два яйца… Ай ты! Что за день. Я этот лот пасла четыре дня, а теперь его перехватила эта кобыла.
Я вышел в коридор. Всё! Кранты! Люську капитально засосало. А с ней за компанию и Димона. Можно сказать, мы их потеряли. Раньше наша четвёрка (как уже многие догадались, мне симпатизирует Алиса, а у Люськи любовь-морковь с Димоном) постоянно находилась в движении. Движуха и драйв – таков был наш девиз. Мы куда-то ввязывались, впутывались, расследовали, выяснили, веселились. Одним словом, брали от жизни по-максимуму. Но ровно три недели назад…
Люська наткнулась на сайт обмена вещами. Ничего в нём удивительного не было, обыкновенный сайт, таких сейчас сотни. Регистрируйся, выкладывай фотки ненужных вещей и меняйся, пока не надоест.
Люська изначально ничего менять не собиралась, и на сайт забрела мимоходом, но пробыв там пять минут и, ознакомившись с правилами, заявила, что наткнулась на золотую жилу.
– Глеб, это Клондайк! Здесь столько всего. Если запастись терпением, проявить сноровку и показать хватку, можно обычный напёрсток обменять на золотой браслет.
Я думал, Люська как всегда преувеличивает – есть у неё такая особенность – но нет. Оказалось, говорит правду. Сразу оговорюсь, я сам не особо вник в суть, правила прочитал по диагонали, но понял одно – система обмена на сайте настолько хитроумная, запутанная и сложная, что легче совершить кругосветку на воздушном шаре, чем, как сказала Люська, обменять напёрсток на золотой обрастет. Или же на сайте необходимо проводить по двадцать четыре часа в сутки, запастись недюжим терпением и реально отстраниться от происходящего вокруг.
И по ходу, Люська стала одной из тех, кого всерьёз заклинило на обмене.
Зарегистрировавшись, она выложила на свою страницу множество фоток с вещами, от которых сразу захотелось избавиться; теперь каждая вещь именуемая лотом приобрела свой порядковый номер, была распределена модераторами по тематическим разделам, и началось самое интересное. Обмен происходил не на напрямую, а какими-то окольными путями, а на этих путях, говоря простым языком, чёрт ногу сломит. Люди меняли старые цветочные горшки, автомобильные покрышки, пледы и холодильные установки, перголы, аквариумы из оргстекла, украшения, книги, одежду и даже животных. Владелец лотов указывал в специальной графе наименование того товара, на который он согласен обменять свой собственный. И порой обмен, выглядел если не глупо, то, по меньшей мере, неравноценно. Как вам такой вариант: «Меняю сибирского котёнка на пятирожковую люстру под бронзу». Или: «Сто сорок литровых банок с крышками меняю на табуретку или старый торшер бежевого цвета». «Оконную раму на гжельский квасник или клетку для волнистого попугая». «Алюминиевые жалюзи на открытки сороковых-пятидесятых годов прошлого столетия». «Очки с диоптриями минус четыре на чайник со свистком или виниловые пластинки Шопена».
Допустим, нужны какому-нибудь чудаку очки с диоптриями минус четыре. И он по каким-то своим соображениям, зашёл не в оптику, а на сайт обмена. Увидел подходящий лот, загорелся получить вожделенные очки, ознакомился с требованиями хозяина лота и сник. Потому как нет у него ни чайника со свистком, ни тем более виниловых пластинок Шопена. А потом подумал, поразмыслил и решил порыскать по сайту уже в поисках вышеперечисленных товаров. Рыскал, рыскал и вдруг – о чудо! – наткнулся на объявление: «Меняю чайник со свистком на садовую тяпку». Опять облом. Тяпки-то нет. И снова поиск, и снова удача: «Меняю садовую тяпку на килограмм гвоздей или сказки Пушкина». Теперь, что называется, повезло по-крупному. В шкафу чудака, истово мечтавшего получить вожделенные очки, как раз стоит томик сказок Пушкина. И начинается новая безумная круговерть. Сначала необходимо обменять сказки на садовую тяпку, потом тяпка будет обменена на чайник со свистком, и уже в самом конце (оставив позади созвоны-дозвоны, встречи и прочую суету) взамен чайника можно получить очки.
Но и при таком раскладе не все бывает гладко, очень часто получается что, имея на руках чайник со свистком, который достался ему после долгих мучений, человек узнаёт, что очки с диоптриями уже обменены. Облом! И остаётся этот чудак без очков, зато с чайником. А зачем ему чайник, если он очки хотел. Финиш!
Но и это ещё не всё. На сайте регулярно проходят торги, каждый день лотам начисляются баллы, (одни идут в плюс, другие стремительно минусуются); так же баллы начисляются хозяевам лотов принимавших участие в торгах. Вечером могли приплюсовать десять баллов и присвоить товару статус Vip-лот, а на другой день с этого лота снять целых семнадцать баллов и лишить лот Vip-статуса. Упал рейтинг, сорвалась сделка, перекупили лот, за которым ты охотился одну-две, а иногда и три-четыре недели. Необходимо поднимать рейтинг, подтверждать свой статус, набирать баллы, менять, выискивать, договариваться о встречах, и всё для того, чтобы в итоге за одну ерунду получить другую.
И в самую гущу этого безумия вступила Люська. Так загорелась азартом, что оттащить её от ноутбука удавалось только в школу и на сон. Остальное время она меняла, искала, снова меняла и снова искала.
За три недели Люська не обменяла ни одного собственного лота, зато успела обменять кучу чужого барахла. С каждой встречи она притаскивает в дом ненужный хлам: старый зонт-трость, соковарку, полушубок из мутона, вазочку всю в сколах, шкурку сурка, детские резиновые сапоги. Хорошо ещё с крупногабаритными вещами не связывается, хотя пару дней назад Люська пыталась уломать меня помочь ей обменять шкурку сурка на какую-то антикварную тумбу.
Димон, воспринявший вначале Люськину затею бредовой, постепенно сам втянулся в бесконечный товарообмен. Теперь я вижу Димону только в классе, после уроков он мчится домой или на встречу с очередным клиентом, чтобы обменять кувшин со сколом на моток медной проволоки. А ведь Димон всего-навсего выставил на сайт свой старый мобильник; думал, получить за него нечто стоящее, и носиться с высунутым языком по городу, как Люська, совсем не собирался. Как бы ни так! Втянулся. И теперь словно под гипнозом меняет вещи, не имеющие отношения ни к его мобильнику, ни вообще к чему-либо стоящему.
…Едва я пожарил яичницу, на кухню примчалась Люська. На запах выскочила.
– Ну что, – усмехнулся я. – Удалось совершить сделку века?
– Какой там, – отмахнулась Люська, не замечая в моих словах иронии. – Там такие пираньи сидят. Я почти выменяла планшет «Мачомена» на глушитель для Таврии «Мортона», а «Леди Стерва» меня по баллам обошла. Она сегодня Vip-статус получила. Ей двадцать три бала начислили, плюс на вчерашних торгах удалось отхватить куш. Начисление произошло до восемнадцати часов, это большая фора. Она сразу, минуя очередность, вцепилась мертвой хваткой в планшет. А у него премиум-лот, там хоть и минуснули её на восемь балов, но она бронь поставила. Теперь при любом раскладе планшет её будет.
Я смотрел на Люську, как на плавающую в аквариуме золотую рыбку: та тоже открывает рот, а о чём говорит – неизвестно. Нет, первая часть вроде ясна: Некий «Мачомен» меняет планшет на глушитель для Таврии. И у «Мортона» этот глушитель как раз есть. Люська каким-то образом хотела их обменять (но вот каким, хоть убейте, понять не могу). А «Леди Стерва» – ну точно стерва, раз посмела обойти Люську – ха! – вдруг нарушила все планы. Что же касается второй части, слова сестры для меня пустой звук. Опять баллы, опять торги, форы, vip-статусы, премиум-лоты, бронь (там ещё и бронь накладывать можно – капец!), всё это осталось выше моего понимания.
Да и зачем мне это надо? Достаточно и собственных мыслей. Во-первых, Алиска не звонит, а ведь обещала. Во-вторых, в понедельник контра по химии будет, и я опять не успею к ней подготовиться. Учебник, что ли, открыть? Не-е, не охота. Завтра открою.
– Глеб, не знаешь, где можно достать книгу Стивенсона «Остров сокровищ»? – спросила с набитым ртом Люська.
– Знаю. У нас из книжного шкафа.
– Наша не годится. Нужна книга, изданная до 1950 года.
– Зачем?
– Понимаешь, у меня такая сделка намечается. Чего ты ржешь? На этот раз – стопудово. Короче, свою кожаную сумочку я обменяла на барабан для стиральной машины…
Я не смог удержаться от хохота. Сумочку на барабан. Круто.
– Глеб, имей совесть.
– Кому ты собралась барабан втюхивать?
– Уже втюхала. Барабан обменяла на двухкомфорочную плитку, плитку на кошачью переноску, переноску на магнитный хула-хуп, его на секатор. Теперь позарез нужна книга «Остров сокровищ». Её можно обменять на кожаную ключницу в форме медвежонка. Глеб, я о такой давно мечтала, нигде не могла купить. А тут такая возможность.
– Подожди, а что с секатором?
– С секатором ничего, – буркнула Люська. – Он останется у нас.
– Понятно. Получается, ты обменяла свою почти новую кожаную сумку на ненужный нам секатор.
– Не продумала стратегию. Надо было перехватить у одной лохушки канделябр, а я сама лоханулась. Окажись у меня канделябр, всё было бы в шоколаде. Один мужик был готов обменять канделябр на помповый насос с инжектором и шлангом.
Я встал и кивнул на посуду.
– Я готовил, ты моешь. Где взять книгу, не знаю. И хочешь совет? Завязывай с этим сайтом. Люсь, я серьёзно.
– Отстань, – Люська с грохотом положила в раковину тарелки. – Мне нужна книга Стивенсона, изданная в первой половине прошлого столетия. Нужна, Глеб! Нуж-на!
Я ушёл к себе в комнату. Подальше от Люськи, барабанов, канделябров и насосов с инжекторами. Кстати, что это за зверь такой?
Глава вторая
Поступок, граничащий с безумием
В воскресенье Алиска решила подготовить меня к предстоящей контре по химии. Напрасно я отнекивался, обещая вечером самостоятельно проштудировать учебник (я бы к нему, конечно, не притронулся, но думал, Алиска поверит мне на слово). Не поверила. До четырёх часов мы просидели в её комнате, где я, с горем пополам, пытался впитать хоть что-нибудь из услышанного.
Химия – не мой предмет. Могу в лепёшку расшибиться, а понять, что к чему всё равно не получится. Все эти алкены, алкины, сложные эфиры, альдегиды и кетоны, кажутся мне какими-то страшными медицинскими диагнозами. Я уже не говорю о свойствах формальдегида и синтетических органических соединениях. Лучше сразу застрелиться.
Алиска же продолжала самозабвенно втолковывать мне простые химические истины. Я сидел с умным видом – его изобразить несложно, когда слышишь фразы типа: «Для дисахаридов характерна реакция гидролиза», или «Нуклеиновые кислоты фрагментируются ферментами – нуклеазами» – умный вид сам собой тенью наползает на лицо. Сидел, кивал, хмурил брови и тайком поглядывал на часы. В четыре мы договорились сгонять в недавно открывшуюся пиццерию.
Наконец вся эта химическая дребедень осталась позади, Алиска закрыла учебник и посмотрела на меня взглядом нашей химозы (и от этого взгляда меня сразу бросило в дрожь).
– Глеб, я не очень путано говорила? – спросила она.
– Не-е, ты классно объясняешь.
– Правда?
– Ну да. Один раз послушаешь, и всё сразу по полочкам раскладывается.
Алиса зарделась, а я поспешил напомнить про пиццерию. А то чего доброго, она, уверовав в свои исключительные способности обучать других, ещё решит и дальше надо мной экспериментировать.
В пиццерии, расположившись за крайним столиком, Алиса спросила, что лучше подарить Люське на день рождения. Меня пронзило током. Люська? День рождения?!
– Забыл! – выпалил я. – Какое сегодня число?
– Второе.
– А у Люськи…
– День рождения восьмого. Время есть.
Наивная, она не знает Люську, чтобы ей угодить и выбрать мало-мальски стоящий подарок, нужно не менее полутора месяцев. Не знаю, как с этим обстоят дела в других семьях, но мне всегда приходится ломать голову, когда неизбежно надвигается день рождения родственников. Встает вопрос: что дарить? А в голове пусто. Точнее, присутствует стандартный набор: букет цветов, рамка для фотографий и ещё какая-нибудь ерундистика, которая будет забыта именинником через день после праздника.
Мы с Алиской начали судорожно соображать, чем именно порадовать Люську, и в какой-то момент, не иначе снизошло озарение, меня осенило.
В настоящий момент Люське позарез нужна книга Стивенсона, и вчера вечером, перед самым сном я вспомнил, что у деда моего одноклассника Михи Панина довольно большая библиотека. В ней очень много книг, в том числе и «Остров сокровищ». Правда, год издания может оказаться другим, но ведь попытка не пытка. Надо смотаться к Михи и уговорить его деда продать мне книгу.
Не откладывая в долгий ящик, я отправился к Мишке прямо из пиццерии. Алиска хотела пойти со мной, но на полпути к Панину вспомнила, что обещала матери зайти в аптеку.
– Потом созвонимся, – крикнул я, прежде чем свернул за угол высотки.
– Если не повезёт, можем завтра съездить в букинистический магазин, – сказала Алиса, и мы разошлись.
…Миха встретил меня недружелюбно, по его виду я догадался, разговор у нас будет короткий и лучше сразу брать быка за рога. Но едва мы пожали друг другу руки, как Мишкино лицо разгладилось и он (даже вроде улыбнувшись) пригласил пройти в свою комнату.
Последний раз я был у Михи дома года два назад. Тогда их семья казалась дружной, крепкой и несокрушимой. Но вскоре брак его родителей дал большую трещину и семейная лодка начала стремительно идти ко дну. Последовал развод, отец ушёл в неизвестном направлении – вроде сейчас он где-то на севере, – а спустя время, забрав с собой семилетнюю дочь, ушла из дома и Мишкина мать. Она вышла замуж и забыла о старшем сыне. Миха остался с дедом. Дмитрию Евгеньевичу шестьдесят четыре года, он преподаёт историю в университете и, насколько мне известно, они с Михой живут более чем скромно.
Тем удивительнее стали для меня значительные перемены в облике их трёшки. В квартире был сделан евроремонт, вещи сплошь дорогие, стильные; всё здесь теперь кричало о достатке, и Миха, перехватив мой немного растерянный взгляд, едва заметно ухмыльнулся. Ему понравился тот эффект, который произвела на меня новая обстановка.
– Вы ремонт сделали? – спросил я, понимая, что вопрос изначально звучит глупо.
– Как видишь, – Миха толкнул дверь в комнату, пропустив меня вперёд. – У тебя ко мне дело?
– Да. Помнишь, у вас была книга «Остров сокровищ»?
– Она и сейчас у нас есть. Ты за книгой, что ли, пришёл?
– Нет… То есть, да. У Люськи день рождения, она книгу хочет в подарок. Но чтобы та была обязательно старой. Первой половины прошлого века.
Миха не удивился, вышел в коридор и минуту спустя принес книгу Стивенсона в тиснёном переплёте.
– Год издания – 1948.
– Мих, Дмитрий Евгеньевич дома?
– Отошёл ненадолго. Зачем тебе дед?
– Хочу попросить, чтобы продал Стивенсона.
Миха сунул книгу мне в руки.
– Он её не продаст. Мы не торгуем книгами. Нужен «Остров сокровищ», бери его просто так.
– А Дмитрий Евгеньевич не станет возражать?
– Глеб, кончай, я лучше знаю своего деда. Ему твой Стивенсон по барабану. Для деда только историческая литература представляет ценность; за неё он горло кому угодно перегрызёт, а это… ерунда. Бери книгу, и поздравь Люську от меня.
Перелистнув несколько страниц я вдруг произнёс вслух то, чего на самом деле произносить не хотел. Но поддавшись порыву, выпалил:
– Мы будем отмечать тесной компанией, но если хочешь, приходи. Восьмого числа.
Миха мотнул головой.
– Я не смогу.
Его ответ принёс мне облегчение. Захотелось развернуться и скорее уйти, но что-то удерживало меня в комнате Михи, какая-то неведомая сила припечатала к полу, мешая двинуться с места. Быть может, это было чувство вины, я действительно чувствовал себя виноватым, что получил книгу в подарок. Если бы отдал за неё деньги, не испытывал бы сейчас такой неловкости.
Неожиданно Миха подошёл к окну и, глядя вниз, спросил:
– Тебя когда-нибудь привлекала опасность?
– В каком смысле?
– В прямом. Хотелось совершить поступок, граничащий с безумием?
– Вряд ли.
Миха повернулся ко мне, и я заметил в его глазах странный блеск, создавалось впечатление, его взгляд был направлен сквозь меня, в какую-то пустоту, пропасть. И лицо его при этом стало бордовым, губы слегка дрогнули. Миха резко дёрнулся, словно очнулся от транса и попытался неуклюже улыбнуться.
– С каждым днём я всё больше понимаю Макса, – сказал он, встав ко мне вполоборота. – Последнее время Макс казался мне странным, в действительности же, он тогда чувствовал то, что теперь чувствую я.
– Кто такой Макс?
– Ты его не знаешь, – раздражённо ответил Миха. – Хотя о нём и писали газеты. – После вымученного смешка, Мишка добавил: – Как думаешь, обо мне тоже напишут?
Я молчал. Не нравился мне наш разговор, не нравились слова Михи, его взгляд, и сама атмосфера, которой была наполнена квартира. Ощущалось в ней нечто зловещее, непредсказуемое.
– Глеб, тебе лучше уйти, – Миха дотронулся кончиками пальцев до висков и начал их судорожно растирать.
– Голова болит?
– Уходи, – почти простонал Миха. – Сейчас пройдёт. Уходи, Глеб, ухо… – Не договорив, Миха подбежал к окну, повернул ручку и свесился вниз.
– С ума сошёл? – я с силой дёрнул его за руку, закрыв окно.
– Мне нужен свежий воздух. Я должен уйти.
– Куда?
Глаза Михи стали напоминать две стекляшки.
– Уйти, – повторил он.
– Сядь и успокойся.
Мишка начал раскачиваться из стороны в сторону. А когда в прихожей хлопнула входная дверь, снова вздрогнул и вскочил с кровати.
– Дед вернулся.
Вдвоём мы вышли из комнаты. Я поздоровался с Дмитрием Евгеньевичем, снова заговорил о книге Стивенсона, услышав, что Миха поступил правильно, не взяв с меня денег.
…Подарить Люське книгу я планировал восьмого декабря, но в понедельник после уроков, вспомнив, что на том сумасшедшем сайте дорога каждая минута и каждый балл, решил преподнести подарок сразу по возвращении домой.
Увидев книгу, Люська чуть не прослезилась. И сразу метнулась к ноуту.
– Мы с Алисой в пиццерию, вы с Димоном с нами? – спросил я полчаса спустя.
– Я – нет, – крикнула сестра. – И Димка не сможет, он уехал в область, надо срочно обменять детскую ванночку на моющий пылесос.
Точно. Я и забыл, что Димон даже слинял с последнего урока, чтобы ломануться в Троицк. Обалдеть! Тащиться в такую даль, да ещё переть с собой ванночку. И всё ради чего?
…Вернувшись из пиццерии, я обнаружил на кухонном столе Люськину записку. «Глеб, спасибо за книгу. Приготовила тебе ужин».
Есть не хотелось, но я не поленился посмотреть, что успела сварганить Люська. На плите стоял ковшик с двумя яйцами. На столе банка кабачковой икры.
И это весь мой ужин? Два сваренных вкрутую яйца и кабачковая икра. Я ещё раз перечитал записку: «…приготовила тебе ужин». Приготовила? Это уже не смешно.
Минуты через три Люська прислала эсэмэс: «Глеб, по-моему, я забыла отварить яйца. Отвари сам».
Дозвониться до сестры, чтобы сказать, как сильно я её «люблю», у меня не получилось. Механический голос с упорством невменяемого твердил, что Люська вне зоны действия сети.
В начале двенадцатого появились нехорошие предчувствия. Пришли Димон с Алиской, мы поочередно пытались связаться с Люськой. Безрезультатно.
– Она взяла книгу, говоришь? – в сотый раз переспросил Димон. – Значит, поехала меняться.
– Десять раз можно было поменяться.
– Ты не понимаешь, Глебыч, возможно, обмен многоступенчатый.
– Только не надо меня опять грузить вашими заморочками. Вы оба – шизанулись. Где Люська, куда её занесло? Опять недоступна!
Без четверти двенадцать в дверь позвонили. На пороге стояла взмыленная Люська с красным лицом и совершенно безумным взглядом.
– Глеб, помоги! Димка, ты здесь? Отлично. Надо мужикам помочь, вдвоём они не справятся.
– Где тебя носило?
– Глеб, все разговоры потом. Идёмте.
Спустившись на первый этаж, я увидел пофыркивающий у самого подъезда грузовичок. Рядом, переминаясь с ноги на ногу, лыбились два тощих мужика. А на снегу, прямо у ступеней стоял громадный книжный шкаф. Эдакий, изъеденный жучком деревянный реликт. И выяснилось, что шкаф привезли не кому-нибудь, а именно нам. Люська умудрилась совершить совершенно чумовой трёхступенчатый обмен, в результате которого книга Стивенсона теперь была неизвестно у кого, а моя сестра стала обладательницей редкостной рухляди с претензией на абсолютную уникальность.
Заверив меня, что уже завтра днём за шкафом приедут люди, Люська молила о помощи. А когда книжный монстр оказался в квартире и мужики потребовали четыре тысячи за доставку и подъём, я взорвался.
…А деньги всё же пришлось заплатить. После чего появилось непреодолимое желание разбить Люськин ноутбук.
***
Во вторник наш класс побил рекорд по прогулам. Из двадцати двух человек грызть гранит науки пришло всего девять. Остальные, то ли грипповали, то ли симулировали. Не было на уроках и Михи. И вроде он уже вчера не приходил. Не могу вспомнить.
…Домой я вернулся в начале третьего, а в четыре мне позвонил Димон:
– Глебыч, – проорал он в трубку, – Миха Панин из окна выбросился!
Глава третья
M.A.K.S.
Миха остался жив – это главное. С переломом руки и сотрясением его доставили в больницу, где сначала поместили в реанимационное отделение, а вечером того же дня перевели в палату интенсивной терапии. Его состояние оценивалось, как среднетяжёлое, но врачи давали благоприятные прогнозы.
За один вечер Дмитрий Евгеньевич постарел лет на десять. На него было страшно смотреть: лицо изжёлта-бледное, осунувшееся, щёки впали, подбородок заострился, в воспалённых глазах блуждали чередующиеся огоньки надежды и отчаянья.
Миха был в сознании, он мог видеть, слышать, говорить, чувствовать, но упорно продолжал изображать глухонемого. Ни на один вопрос врачей он не дал ответа: лежал, как изваяние, смотрел то в потолок, то в стену и молчал.
– Выбросился или выпал случайно, вот в чём вопрос, – сказала Люська вечером, когда мы собрались у нас на кухне. – Разница огромная, если Мишка, скажем, по неосторожности выпал из окна, расклад один.
– С какой стати Мишане сводить счёты с жизнью? – перебил её Димон. – Конечно, случайно выпал.
– Хорошо ещё второй этаж. Жил бы на пятом – кранты парню.
Я пересказал воскресный разговор с Паниным, и сразу же в кухне повисла пауза; странные слова Михи завели в тупик и наводили на мысли.
Вообще, Миха в последнее время сильно изменился, и это заметил не только я, но и всё его окружение. Год назад, Мишка Панин был хилым парнем, тихим, где-то даже забитым, совершенно неконфликтным. Одевался старомодно, носил очки, волосы зачёсывал на пробор. Со стороны – типичный ботаник. И хотя над ним в классе никто особо не подтрунивал (хотя дураков всегда хватает), Миха старался держаться особняком. Общения как такового не чурался, но тусовки и прочие совместные мероприятия, по возможности избегал. Танька Астапова, с которой он вроде бы встречался, но оба почему-то жутко стеснялись своих необычайно робких отношений, постоянно стремилась его опекать. И Миха этому не противился. Нравилось ему, что Танюха хлопочет над ним, как над ребёнком.
Миха с Танькой были настолько незаметны в классе, что никто особо к ним не приглядывался.
И вдруг с Паниным начали происходить метаморфозы. Первые изменения заметил наш физрук, который уже не воспринимал вечно болезненного Мишку за полноценного ученика. На физре Миха всегда плёлся в самом конце. Подтягиваться не умел, отжимался ровно полтора раза и то с таким трудом, что семь потов с него сходило. Во время игр с мячом, шарахался от него, как от прокажённого. Кроссы никогда не бегал, жаловался на боли в подреберье, через «козла» не прыгал, на лыжах не ходил.
А тут ни с того ни с сего, на физре, Миха подошёл к турнику и к удивлению класса начал подтягиваться. Раз подтянулся, второй… десятый… На двадцать пятом разе физрук чуть свистком не поперхнулся. С тех пор физра стала любимым уроком, Миха и подтягивался и отжимался, и мяч гонял, а на стометровке имел лучшие результаты. Да и окреп Миха, мускулатура появилась, выражение лица стало непроницаемым, куда-то делась цыплячья шейка, сползло выражение вечной неудовлетворенности и тревоги.
Изменились и предпочтения, Миха сменил имидж, подстриг волосы, сделал «ёжик», очки сменил контактными линзами, старые шмотки отправил на помойку. Короче говоря, ботаник переродился в крутого парня. Только без борзости и нахальства: тихим был, тихим остался. Но уже со стальным стержнем внутри, и те редкие приколисты, что есть в каждом классе, шуточки в Михин адрес больше не отпускали.
А теперь выяснилось, что и в материальном плане у Паниных дела наладились, евроремонт, дорогие вещи. Странно это.
***
Пару дней спустя у нас появилась пусть и скудная, но всё-таки информация. Алиса встречалась с Танюхой, Димону удалось переговорить с Витькой, они с Михой вроде изредка общались.
– Что сказала Танька, Алис?
– Она в шоке от поступка Мишки. Но в случайность не верит, утверждает, Мишка сам выпрыгнул из окна.
– Да ладно?
– Оказывается, они уже несколько месяцев практически не разговаривают.
– Расстались?
– Типа того.
– Ничего себе, мне казалось, Танюха и Мишаня – это навечно, – ухмыльнулся Димон.
– Инициатором разрыва был сам Мишка. Причина… – Алиса пожала плечами. – Причину даже Танька не знает. После того, как Мишка начал меняться, появились претензии к Танюхе, она стала его раздражать, перед летними каникулами он попросил её больше ему не звонить.
– Но надо знать Таньку, – засмеялась Люська. – Просто так она не отстанет.
В этот момент у Люськи зазвонил телефон, поднеся к уху трубку, она выскочила в коридор.
– В сентябре они опять немного сблизились, – продолжала Алиса, – но отношения не возобновили. Пару раз гуляли вместе, в кино ходили, по телефону болтали, на этом общение ограничивалось. А самое интересное, что теперь уже Танюха не стремилась вернуть Миху. Он стал чужим. Примерно в октябре впервые заговорил о странных вещах, о каких-то неограниченных человеческих возможностях, вечной свободе, твердил, что не жил по-настоящему, что человеческое тело это всего лишь оболочка, от которой необходимо избавиться.
– Короче свихнулся Мишаня. Я прав?
– Не уверена, – Алиска посмотрела на Димона и, помолчав, добавила: – Неделю назад Танька видела, как Мишка, распахнув окно, балансировал на подоконнике.
У меня перед глазами сразу же возникла картинка: Миха начинает растирать виски, потом бросается к окну, распахивает его и перевешивается вниз.
– И Мишка совсем не слышал её крика. Когда Танюха уже сорвала голос, он вдруг подался вперёд и, чуть не оступившись, успел схватиться за раму. Увидел Танюху, испугался и закрыл окно. В тот день он не отвечал на её звонки, а утром в школе сказал, чтобы Танька держала язык за зубами.
– Фигня какая-то получается, а, Глебыч?
– Надо будет с его дедом поговорить.
Вернулась Люська.
– Поздравьте меня, я, наконец, заполучила ключницу.
– Удалось набрать сорок баллов? – встрепенулся Димон.
– Не только, мне ещё и vip-статус присвоили, и на торгах я всех обошла.
– Слушай, Люсь, а ты теперь можешь забронировать мне компьютерный столик, и авансом перечислить баллов десять-пятнадцать. «Кожаный лось» не идёт на уступки, упёртый, как танк. А «Козаностра» ждать не будет, как только получит премиум, улетит мой кинжал. Люсь, а стол компьютерный позарез нужен. Без него – засада полная!
Я посмотрел на Алиску.
– Ты хоть что-нибудь поняла?
– Поняла, – кивнула она. – Димке позарез нужен компьютерный стол. Остальное в тумане.
– Вы тёмные люди, – накинулась на нас Люська. – Это золотой сайт, зная тактику и стратегию, там можно обогатиться. У меня сейчас восемнадцать активных лотов и шесть сделок. Если выгорит хотя бы парочка…
– Кто пойдёт со мной к деду Панина? – перебил я сестру.
– Глебыч, я пас, у меня до субботы всё забито. Ну, клянусь, ни минуты свободной. Завтра после уроков в Истру переться, вечером в Сокольниках с «Затупило» встречаюсь. Послезавтра три встречи, а ещё контру по физике переписывать. Не, сейчас никак не могу.
Я посмотрел на Люську.
– Нет, нет, даже не уговаривай. Я уже сплю стоя, мне бы со своими делами разобраться.
– По ходу, вам наплевать на Миху. Ясно же, он куда-то вляпался, надо действовать сплоченно, в вы всё на нас с Алиской перекладываете.
Алиса закашляла.
– Глеб, – произнесла она виновато. – Ты не обижайся, но я тоже не смогу с тобой пойти.
А это уже удар ниже пояса.
– Только не говори, что ты зарегистрировалась на сайте.
– Нет, конечно! Но у меня с завтрашнего дня начинаются занятия в школе актёрского мастерства.
Блин, как я мог забыть, что Алиска грезит стать великой актрисой. Ведь ещё летом она брала у Дианы уроки актёрского мастерства, а в сентябре прошла конкурс и была принята в школу. Занятия начинаются в декабре. Я все забыл.
– Выходит, мне одному это надо?
– Глеб, мы тебе поможем, – заверила меня Люська. – По-возможности, разумеется. А пока ты сам там пошуруй, разведай, что к чему, а мы… – Очередной телефонный звонок заставил Люську умолкнуть.
Не переставая тараторить в трубку, она подбежала к ноутбуку, потыкала по клавиатуре, крикнула несколько раз «Стопудово! Я их всех сделаю!», потом громко рассмеялась, бросила телефон на стол и повернулась к нам.
– Ещё одна сделка наметилась. Слушайте, никто не в курсе, реально где-нибудь достать дизельный генератор? Его согласны обменять на тракторный прицеп, а тот можно сплавить за военную каску Первой мировой войны.
– А давай мы тебя вместо дизельного генератора на что-нибудь обменяем? Лучше не зли меня. И об обменах больше ни слова. Когда твой шкаф заберут, три дня назад ты говорила, должны приехать люди. Где они?!
– Произошёл форс-мажор.
– Сколько он будет стоять в коридоре?
– Недолго.
– Конкретней?
– Я постараюсь его обменять.
– Ты уже его обменяла.
– Не ори на меня, сказала же, произошёл форс-мажор. Те неадекваты, которые хотели его забрать, передумали. Теперь шкаф наш.
– Наш?!
– Он антикварный. Ему больше восьмидесяти лет. Артефакт. Дай мне неделю-две, максимум месяц-полтора, и я обменяю его на шикарную вещицу.
Полтора месяца жить бок о бок с этим чудовищем – это слишком. От шкафа несёт плесенью и лекарствами. Не знаю, кому он принадлежал раньше, но видеть его каждый день (и натыкаться в темноте ночью) было невыносимо.
Новый звонок всполошил Люську не на шутку. Заорав: «Выезжаю немедленно!», она сунула ноги в сапоги, схватила дублёнку, сумочку и, выскочив из квартиры, крикнула:
– Я в Химки к «Звёздной отрыжке» за детской коляской. Надо опередить «Злую Клизму». Такая стерва! Не первый раз мне палки в колёса ставит.
Наша соседка по этажу Тамара Филипповна как раз выносила мусорное ведро. После Люськиных слов её всегда спокойное лицо несколько перекосилось, левый глаз задёргался, брови поползли вверх.
– Глеб, – обратилась она ко мне. – Что сейчас сказала Люся? Куда она поехала?
– Люся сошла с ума! – сказал я, хлопнув дверью.
***
Бросили меня все. Кинули, короче говоря. У двоих в голове идиотские сделки, у Алиски актёрское мастерство, хореография, техника речи и прочая суета. Ладно, вызов принят, один так один. Ничего, справлюсь, главное, суметь раздобыть информацию, а там наверняка поможет удача. Удача меня любит – надеюсь, и на этот раз она не отвернётся.
…Мы сидели в Михиной комнате, и Дмитрий Евгеньевич то и дело поправлял на его столе вещи. То ручку с места на место переложит, то тетрадь из одной стопки в другую; потом взял серебряную цепочку с подвеской в виде кобры с раздутым капюшоном.
– Несчастный случай произошёл, Глеб, здесь даже сомневаться нечего. Миша часто перед открытым окном стоял, говорил, воздуха ему не хватает. Наверняка голова закружилась, перегнулся и упал.
– И давно ему воздуха не хватало?
Дмитрий Евгеньевич вновь стал теребить в руках цепочку.
– Месяца два, как я это заметил. Советовал в поликлинику сходить, да разве вы нас слушаете. Всё ведь по-своему сделаете, а когда и назло нам. Ты не подумай, я не обвиняю, возраст ваш такой. Трудный возраст.
– Миха сильно изменился за последний год.
– Да, – с нескрываемой гордостью ответил Дмитрий Евгеньевич. – Спортом увлёкся, секции регулярно посещал, даже подрос на пять сантиметров, физически окреп. Возмужал парень.
– В какие секции он ходил?
– Тебе видней, в вашей же школе секции.
Так-так, вот и первая ложь. У нас в школе есть, конечно, секции, но Миха ни в одой из них никогда не появлялся.
– Как он сейчас, что говорят врачи?
– Врачи руками разводят. Второй день Михаил в трансе.
– Как в трансе?!
– Перестал реагировать на речь и раздражители. Лежит, как неживой. Невропатологи его смотрели, психиатр, говорят всему виной сильнейший нервный стресс, острая травма психики.
– И что теперь?
– Надо ждать. Они ничего сделать не могут.
– Стрессом могло послужить падение из окна?
– Скорее всего, так и было, хотя психиатр тщательно обследовал Михаила, у него возникли подозрения, что психическая травма произошла давно. Какой-то вулканический аффект, психологические процессы. Глеб, они сыпали терминами, от которых я далёк. Жить Миша будет, опасность миновала, но когда придёт в себя, и придёт ли вообще, этого никто сказать не может.
– Они же врачи, они должны помочь.
– Врачи не боги, выше собственной головы не перепрыгнут. Но я верю, что Мишка оклемается, он у меня сильный, он сможет. Я верю. – Дмитрий Евгеньевич посмотрел на цепочку и потеряно прошептал: – Вот, цепочку зачем-то с себя снял.
– Это Махина?
– Его. Носил её, не снимая, а в тот день я её на полу в комнате нашёл. Замок вроде цел, получается, сам снял. А зачем – непонятно.
Попросив разрешения рассмотреть подвеску, я взял цепочку в руки.
– Красивая кобра.
– Отец Михаилу прислал. Он теперь развернулся на новом месте, деньгами каждый месяц помогает. Видишь, из квартиры смогли конфетку сделать. А раньше-то сам помнишь, скромненько, невзрачно.
И опять меня кольнуло недоверие. Странно получается, когда отец Михи жил и работал в Москве на евроремонт он так и не заработал. А стоило уехать за тысячи километров и вдруг «встал на ноги». Нелогично как-то.
– А вы общаетесь с зятем? – осторожно спросил я Дмитрия Евгеньевича.
– Нет, Глеб, мы с ним давно уже чужие люди. С ним Михаил связь держит.
И тут я вспомнил слова Мишки про неизвестного мне Макса.
– Максима? Конечно, знаю, – оживился Дмитрий Евгеньевич. – Они с Михаилом не разлей вода были. В секции вместе ходили, Максим часто у нас бывал. Сейчас между ними что-то произошло, я так понял, поругались. Наверное, из-за девушки. Вы в этом возрасте только о любви и мечтаете. А, Глеб?
– Возможно, – уклончиво ответил я. – А адрес Макса у вас есть?
– А ты не в курсе, где одноклассник живёт?
– Одноклассник?! Макс?
Опять ложь. Значит, Миха сказал деду, что Макс учится с нами в одном классе. Почему соврал, неужели для этого были основания? Хм, даже забавно, честное слово. Совершенно бесполезная ложь, к чему она нужна; или всё-таки нужна, раз Миха утаил правду.
А где он живёт Дмитрий Евгеньевич так и не сказал, скорее всего, сам не знает. Спрашивать повторно нельзя, придётся искать другие ходы. Но как узнать его координаты?
– Дмитрий Евгеньевич, – спросил я, перед самым уходом. – Можно Михин телефон на пару сек взять. Позарез нужно номер один переписать.
Не заподозрив подвоха Панин-старший протянул мне айфон внука.
Порывшись в записной книжке, я наткнулся на запись: «M.A.K.S.». Он или нет? Стоит взять на заметку. Но скорее всего, он.
Выйдя от Паниных, я первым делом позвонил Максу. Спустившись на первый этаж, услышал на том конце удивлённый голос. А когда попросил позвать к телефону Макса, повисла напряжённая пауза, после чего женский шёпот сообщил:
– Максим умер три месяца назад. Кто его спрашивает? Алло… Вы не представились…
Глава четвёртая
Мышь и кобра
Максим Поляков покончил жизнь самоубийством – он выбросился с девятого этажа. Об этом мне рассказала его старшая сестра Светлана. Мы договорились о встрече в тот же день, я приехал в Отрадное и часа два мы проговорили о Максе, о Мишке (кстати, Светлана не знала, что брат дружил с Паниным) и цепочке странных событий предшествующих трагедии.
– Когда погибли наши родители мы с Максимом остались одни, – говорила Светлана, глядя на меня испуганными глазами.
Ей было двадцать два года, и она идеально подходила под определение «серая мышь». Безвольная, нерешительная, вялая; человек, который всего боится, во всём видит подвох и ожидает худшего. Настоящая пессимистка. И Макс, судя по её рассказам, был не слишком решительным и уверенным в себе. Правда, до поры до времени.
– Чуть больше года назад Максим начал ходить в подростково-молодёжный клуб. Увлёкся спортом, занимался каратэ, самбо, регулярно посещал бассейн. Клуб стал для него отдушиной, мирком, в котором он прятался от страшной на тот момент правды. А летом Максима, как будто подменили. Он никогда на меня не кричал, не оскорблял, и вдруг сорвался. Мы часто ругались, Максим обвинял меня в смерти родителей, говорил, они погибли по моей вине. Но это не так! – всхлипнула Светлана. – В тот день я вернулась с отдыха, они ехали в аэропорт… водитель грузовика был пьян. Произошла авария. В чём здесь моя вина? Максим упрекал меня, он не простил мне смерти родителей.
Какое-то время Светлана молчала, я не решался с ней заговорить. А стоило мне сменить позу и податься вперёд, она выпалила:
– Незадолго до самоубийства Максим начал жаловаться на видения. Говорил, что часто, особенно по ночам, видит родителей. Те приходят к нему в комнату, зовут к себе. Их голоса он слышал и днём: в школе, на улице, дома. Накатывали волны и перед глазами появлялись искры, а потом раздавались голоса. Один раз Максим мне прямо сказал, что ему хочется выпрыгнуть из окна.
– И вы ничего не предприняли?
– А что я могла сделать? Он не хотел обращаться к врачам. Он ни с кем не общался, пропускал занятия в школе, он что-то предчувствовал.
– А клуб?
– Максим перестал туда ходить. Любое упоминание клуба воспринималось в штыки, даже любимое «Братство Кобры» его больше не интересовало. Он потерял себя, гибель родителей не прошла бесследно, Максим просто не выдержал и сдался.
– Что это за братство?
– Так он называл секцию по каратэ. У Максима была подвеска в виде кобры, сказал, ими награждали тех, кто достигал наибольших успехов.
Возвращаясь домой, я пытался навести порядок в полученной информации. Итак, что мы имеем? Во-первых, Макс и Миха тесно общались. Во-вторых, у обоих в семье произошли события, затронувшие состояние психики. В-третьих, и Панин и Поляков серьёзно увлеклись спортом. Теперь я не сомневаюсь, что Миха ходил в тот же подростково-молодёжный клуб. Дмитрий Евгеньевич сказал, внук увлёкся каратэ. Ещё одна общая деталь. Плюс подвески в виде кобры и «Братство Кобры». И, наконец, в-четвёртых, похожий, словно под копирку, депрессивный настрой. Миха захандрил, в голову лезла всякая чушь, он распахивал окна, он играл со смертью, балансируя по лезвию бритвы. Но Миха выжил. Повезло! А вот Макс, очевидно, не сумевший справиться с психозом, или что там у него было на самом деле, в страшной игре со смертью потерпел поражение.
Наверняка должна существовать причина, объясняющая непреодолимую тягу парней к самоубийству. Миха стоял на подоконнике (и его цель была очевидна), Макс заявил сестре, что хочет выпрыгнуть из окна. Хотел ли того же Миха? Определённо!
Придя к мысли, что начало всех начал следует искать в подростково-молодёжном клубе, я решил завтра же туда смотаться и разведать обстановку.
Выйдя из метро, я побрёл по заснеженной дороге в сторону супермаркета. Идти домой не хотелось, там пусто, словом не с кем перекинуться, а в магазине людно, шумно, ходишь среди снующих туда-сюда покупателей, и вроде как мысли в порядок приходят. И холодильник затарить не мешает, может, увидев гору продуктов, у Люськи проснётся совесть, и она приготовит что-нибудь съедобное. Надоело питаться яичницей, сухомяткой и шоколадом. Шоколада у нас в квартире – тонна. Люська его ест, чуть ли не килограммами, сидя за ноутом может за раз сгрызть несколько плиток. И всё равно остаётся тощей. У неё все калории растрачиваются на безрассудства.
Накидав в тележку всего понемногу, я докатил её до кулинарии, откуда рождался такой аппетитный запах жареной курицы, пиццы, пирожков и салатов, что едва дождавшись своей очереди, я изошёл слюной.
У касс позвонил Алиске. Увы, не учёл, что она теперь у нас занятая. Кроме слов: «Глеб, сейчас не могу разговаривать, увидимся завтра в школе», я ничего не услышал. Предприняв вторую попытку, позвонил Димону.
– Глебыч, – говорил тот в каком-то отдалении, и голос его тонул в треске и непонятного происхождения свисте. – Перезвони мне позже. Глебыч, ты меня слышишь? Позже, говорю, перезвони. Здесь связь плохая. Или завтра в школе пересечёмся.
Чуть погодя, не рассчитывая застать дома Люську, я с тремя набитыми пакетами протиснулся в подъезд.
– Глеб, как хорошо, что тебя встретила, – крикнула мне Наталья Эдуардовна, соседка со второго этажа. Она выгребала из почтового ящика многочисленные рекламные листовки, бегло и явно с отвращением их просматривала, и сразу же отправляла в урну. – Я звонила вам вчера, никто не снимал трубку. Диана на гастролях?
– На съёмках.
– И где на этот раз?
– Хельсинки.
– Хельсинки – это хорошо, – нараспев произнесла Наталья Эдуардовна, поднеся ближе к глазам листовку с рекламой пластиковых окон. – Никогда там не была. Хельсенки-Хельсенки. Всякую дрянь в ящики бросают. Слушай, Глеб, нам тебя когда ждать?
– Меня? А зачем вы меня ждёте?
– Подожди, – растерялась Наталья Эдуардовна, заметив на моём лице удивление. – Разве Диана с тобой не разговаривала?
– О чём?
– О занятиях со Славиком.
– Впервые слышу.
– Она забыла, – это было произнесено на выдохе и, определённо, с театральными интонациями. – Забыла! Глеб, выручай. Диана, говорила, ты в совершенстве владеешь английским.
– Она преувеличила. Я неплохо знаю язык.
– Не важно. Главное – ты его знаешь. Глеб, Славику нужна помощь. В школе с первого класса преподают иностранный язык, а Славик же такой рассеянный, с ним бы позаниматься. Я хорошо заплачу.
– Наталья Эдуардовна, вам лучше нанять репетитора, пользы будет больше. Я никогда не занимался с детьми, даже не знаю, как это делается.
– Глеб, но Диана же мне обещала. Что тебе стоит, – соседка смотрела на меня взглядом уставшей преданной собаки. – А Славик такой рассеянный, – повторила она излюбленную фразу. – Ты хоть попытайся.
– За результат ручаться не могу.
– И не надо, – воспряла духом Наталья Эдуардовна. – Целый килограмм макулатуры в ящик запихнули, что ты будешь делать. Глеб, спасибо. О! А это меня интересует, – Наталья Эдуардовна бросила в сумку цветную рекламу и, улыбнувшись, спросила: – Когда тебя ждать?
– На днях, – уклончиво ответил я.
– Спокойней всего Славик бывает вечерами, где-то между семью и девятью вечера. Сможешь прийти в это время?
– Постараюсь, – я подошёл к лифту и нажал кнопку вызова.
Славику было семь лет, и думается мне, английский язык интересовал его так же, как меня уроки химии. Представляю, как будут проходить наши занятия: я Славику вдалбливаю английскую грамматику, а он смотрит на меня как на идиота и думает, когда же я умолкну, или скажу, что-нибудь действительно интересное. Да уж, весёленькие уроки нас ожидают.
***
Распахнув дверь и сделав пару шагов в темноту, я, как и полагается, столкнулся со шкафом. Ладно, уже привык, главное, не обращать на него внимания и верить, что скоро его заберут. Конечно, заберут, успокаивал я себя, пытаясь побороть нарастающее раздражение. А может, шепнула шальная мыслишка, пока дома нет Люськи, сбегать вниз, договориться с дворником и отнести эту рухлядь на помойку? Так и сделаю.
Включив на кухне свет, я успел поставить у стола сумки и буквально остолбенел от неожиданности. Возле батареи медленно, обленившись от переедания, копошилась толстая мышь. Кто-то успел отгрызть ей хвост, с маленьким обрубком (не больше сантиметра) и почему-то не привычного серого, а каштанового цвета, мышь показалась мне вконец обнаглевшей.
Вспомнив, что у Тамары Филипповны есть кошка, я рванул к соседке. Услышав мою просьбу, мне сразу вручили недовольную Басю, беспородную кошку размером с поросёнка. У Баси в жизни было две радости: еда и сон. И сейчас по моей вине одной радости её лишили, безжалостно выдернув из лап сладкого сна.
Бесхвостая мышь продолжала тусоваться у батареи, выпущенная из рук Бася посмотрела на мышь, впрочем, как и на саму батарею, отрешённым взглядом. Пришлось подтолкнуть толстую кошку к толстой мыши. Бася загудела, фыркнула, повела носом. Час назад Бася капитально натрескалась еды, жирные мыши её не интересовали, однако, почуяв резкий запах и, очевидно, поддавшись разбуженным инстинктам, Бася приняла нужную стойку. Напряглась, пригнулась, клацнула зубами и совершила прыжок.
Мышь была поймала. Одной проблемой меньше. Правда спускаться вниз и договариваться с дворником о выносе шкафа мне расхотелось. Спущусь на днях.
Люська примчалась домой без четверти десять.
– Глеб, у нас есть что-нибудь пожевать?
– Если приготовишь, будет.
– Да запросто. Сегодня я в ударе, можешь поздравить, совершила очень выгодную сделку.
– Обменяла цветочный горшок на фюзеляж самолета?
– Смешно. Нет, я серьёзно, – Люська забежала в ванную и включила воду. – Знал бы ты, каких ухищрений мне стоило всё провернуть. Когда проходили торги я чуть не поседела. Уф, – Люська зашла на кухню и села на стул. – Выдохлась! Но зато сегодня я совершенно свободна. Что у нас там из съестного?
Я открыл холодильник. Люська улыбнулась и потёрла ладони. Она приготовила два салата и сделала творожные сырники, их мы ели с чаем, макая в вазочку с липовым мёдом. Пока ели я рассказал о поездке к Светлане, Люська мою идею смотаться в клуб одобрила.
Из-за стола встали без пяти двенадцать: сытые и довольные. Пока Люська загружала посудомоечную машину, я принёс из коридора купленную ею газету. Начал листать, наткнувшись на третьей странице на фоторобот преступника, пытавшегося ограбить квартиру коллекционера. Его застукал хозяин, вору удалось скрыться, и теперь всех, кто располагал какой-нибудь информацией и узнал изображенного на фотороботе человека, призывали обратиться в полицию.
Увидев, что я читаю статью, Люська хмыкнула:
– Фоторобот видел? Каждый раз удивляюсь, как их составляют. Лица все одинаковые, по ним узнать человека – нереально.
– Некоторые узнают.
– Брось, очень сомневаюсь, что мужика поймают. Он здесь смахивает на обезьяну. Кстати, кстати, – пропела Люська, подставив под струю горячей воды лист китайского салата. – Сами поели, а о других забыли.
Я был увлечён статьей, словам Люськи не придал значения, а когда минуту спустя она спросила, где Эльза, вышел в коридор.
– Какая Эльза?
– Глеб, – Люська стояла в дверях гостиной, держа в руках небольшую, клетку с открытой дверцей. – Эльза выбралась из клетки. Она её легко открывает, надо будет другую прикупить. Не пугайся, но нам с тобой предстоит найти в квартире маленькую мышку. Блин, куда она могла улизнуть?
Я сглотнул.
– Эльза? Эта такая толстая, каштановая с отгрызанным хвостом?
– Не толстая, а упитанная. И не с отгрызанным хвостом, а короткохвостая. Ты её видел?
– Ну да.
– Где она?
– Э… Э… Её Баська съела.
С Люськой случилась истерика. Она начала так орать, что хотелось заткнуть уши руками. Когда истерика пошла на спад, я узнал, что, мышь Эльза относилась к породе короткохвостых мышей и имела редкий окрас называние которому – каштановый агути. Более того, Эльза и была той самой выгодной сделкой, о которой ранее говорила Люська.
– Глеб, ты вредитель! Ты меня почти уничтожил, я же взяла Эльзу на передержку до середины января. На неё наложена бронь. Эльзу надо было беречь, как зеницу ока. А ты всё испоганил.
– Откуда я знал, что ты начала таскать в дом мышей. Могла бы записку оставить.
Люська упала на кровать и начала бить кулаком подушку.
– Бронь! На Эльзе бронь! – твердила она. – Если в январе я не предоставлю её «Черномору» на меня обложат огромным штрафом. Мне придётся лишиться половины лотов, плюс меня забанят на три месяца. И баллы снимут, vip-статусы аннулируют. Но самое ужасное, что лично «Черномору» я должна буду заплатить около пятнадцати тысяч рублей.
– С какой стати?
– С такой! Это была сложнейшая сделка и Эльза являлась в ней важной составляющей, можно сказать, на Эльзе всё и держалось. Блин! Блин! Блин! Глеб, я тебя убью!
– Можно купить мышь.
– Где ты купишь мышь?
– В зоомагазине.
– Нереально! Они большая редкость. Если и будут короткохвостые, то не того цвета и не такие упитанные. Будет цвет, не подойдёт оттенок. Эльза – была исключительной мышью.
– Не сказал бы, – улыбнулся я. – Бася ела её с брезгливостью.
– Твою Басю надо расстрелять! – Люська легла на спину, положила на лицо подушку и застонала.
…Утром я проснулся от витавшего по квартире кофейного аромата. Люська сидела за столом и напоминала зомби: глаза воспалённые, лицо бледное, волосы не расчёсаны.
– Ты что, не спала?
– Не спала. Кофе будешь?
– Чем занималась?
– По твоей вине, между прочим, рыскала по инету. Искала замену Эльзе.
– И как успехи? – я почувствовал укол совести, стало немного стыдно перед Люськой. Самую малость. Пришлось срочно вспомнить разваливающийся шкаф, притараненный в дом Люськой, чтобы совесть моментально заглохла. Помогло!
– Ничего нет. На одном форуме посоветовали обратиться к женщине, она живёт в каком-то Козлопупенске, туда добираться, как до Марса. Дали телефон. Буду звонить
– Ладно, Люська, без обид. Я не знал, что эта мышь имеет vip-статус.
– Ой, хватит острить. Не знал он. Но мог бы догадаться, что мышь необычная. Видел же, и размер, и хвост короткий, и цвет. Нет, сразу за Басей помчался.
Налив себе кофе я сел за стол.
– Видок у тебя отвратный, иди хоть душ прими.
– Зачем?
– В школу так и пойдёшь?
– Не иду я в школу, Глеб. Ты чем меня слушаешь, в девять надо позвонить бабе, и узнать, есть ли у неё нужная мне мышь. Если есть, поеду покупать.
– Да-а, тяжёлый случай.
– Он тяжёлый, потому что ты его утяжелил.
Я промолчал. А когда в четверть девятого собирался выходить из дому, Люська допивала на кухне третью чашку кофе.
– Я отчаливаю.
– Ну и вали!
– Могла бы пожелать удачи, у меня сегодня тест по истории.
– Перебьёшься! Ты Эльзу убил. Кстати, расскажи историку, как при помощи ожиревшей Баси, уничтожил редкий вид короткохвостой мыши.
– И тебе приятного дня.
– Глеб, – крикнула Люська, едва я переступил порог. – Зайди к моей классухе, скажи, что я приболела.
– Зайду. А ты чего-нибудь приготовь поесть.
– Разбежалась! И не мечтай. Я теперь тебе вообще готовить не буду. Из-за тебя я в такой яме оказалась.
***
После уроков мы с Алисой поехали в клуб. Он находился не так далеко от нашего дома, но добираться было неудобно: сначала автобус, потом две остановки на метро и три на троллейбусе.
Перед самим клубом – им оказалось белое четырёхэтажное здание – раскинулась просторная площадка с высаженными в ряд клёнами и каштанами; между ними стояли обледенелые скамейки и фонарные столбы. В центре этого мини-сквера располагался фонтан, безжалостно заваленный снегом. Со стороны он напоминал гигантский сугроб.
Мы поднимались по широким ступеням, когда Алису окликнула высокая блондинка, вышедшая из клуба в распахнутой дубленке.
– Алиска, ты?!
– Маринка, привет.
– А ты чего здесь делаешь?
– А ты?
Шепнув Алисе, что встретимся в клубе, я потянул ручку тяжёлой двери. Седой вахтер, узнав, что я интересуюсь секцией каратэ, посоветовал обратиться в четырнадцатую комнату.
– Только поздно ты пришёл, – сказал он, поправив на носу очки. – Там занятия вовсю идут. Но в четырнадцатую зайди, они растолкуют.
Приятная женщина из четырнадцатого кабинета любезно предложила присесть, а стоило мне опуститься на продавленный стул, две молодые девушки, сидевшие за столом у самого окна, засмеялись.
После того, как мне был задан ряд вопросов (а именно, женщину интересовало из какой я школы, принимал ли участие в олимпиадах, и в каких секциях приходилось заниматься до сегодняшнего момента), я услышал:
– К сожалению, занятия по каратэ начались у нас с первого октября. Две группы твоей возрастной категории укомплектованы. Извини.
– То есть, вообще без вариантов?
– Есть место в секции восточных единоборств.
– Нет, это не подойдёт.
– Ещё могу предложить, – женщина начала листать толстый журнал и щурить глаза, вчитываясь в неровные мелкие строчки: – Шахматы.
– Не увлекают. А когда будет новый набор на каратэ?
– Только в мае месяце.
– Анфиса Андреевна, а пусть он подойдёт к кому-нибудь из тренеров, – посоветовала длинноволосая девушка.
Женщина перевела на меня неуверенный взгляд.
– Подойти, конечно, можно, но вряд ли они согласятся его взять.
– Где их найти? – я увидел в этом свой шанс.
– Сегодня есть занятия у первой группы. Тренер Орлов Виталий Павлович. Выйдешь из кабинета, вернёшься в вестибюль, потом до конца по коридору и упрёшься в лестницу. Занятия на втором этаже в четвёртом зале. Только придётся дождаться перерыва.
Выскочив из кабинета, я столкнулся с Алисой.
– С кем ты разговаривала?
– Это Маринка, знакомая двоюродной сестры. Глеб, я кое-что узнала.
– По дороге расскажешь, нам на второй этаж зарулить надо.
– В клубе половина подростков из неполных семей.
– Даже так?
– У них здесь и помощь психологическую оказывают. На четвёртом этаже сидят психологи.
– Не понял, это типа реабилитационного центра?
– Не совсем, но близко. Маринка попала сюда по рекомендации подруги. У неё родители развелись, она в депресняк впала, школьный психолог посоветовала обратиться за помощью сюда. Теперь Маринка в порядке, во всяком случае, вид у неё цветущий. На хореографию ходит, на бисероплетение, недавно записалась в эколого-биологическую группу защиты бездомных животных.
– Хорошо, что ты упомянула животных. Не знаешь, где помимо зоомагазинов продаются редкие виды мышей?
– Зачем тебе мыши, Глеб?
– Да так, не бери в голову. По ходу, мы пришли. Четвёртый зал, – я подошёл к двойной двери, попытался её приоткрыть, но та оказалась заперта.
– Подождём, скоро будет перерыв.
Минут через десять из зала стали выходить ребята (мои ровесники) облачённые в белые кимоно. Последним из зала вышел тренер – жилистый мужчина с типажом лица, которые Люська называет пуленепробиваемыми.
Стоило мне заикнуться о занятиях каратэ, и тренер грубо меня оборвал:
– Набор закончен. Ты опоздал. Набор на следующий год в мае. Вопросы?
– А если в порядке исключения…
– Набор закончен. Всё ясно?
– Но вдруг…
– Разговор окончен.
– Видала? – спросил я Алиску, когда мы спускались по лестнице. – Слова вставить не дал. Почему некоторые ставят себя выше остальных? Смотрел на меня как на кусок грязи.
– Глеб, не бери в голову.
– Подожди меня, я скоро.
– Ты куда?
– Сейчас, Алис, никуда не уходи.
В четырнадцатой комнате пили чай с тортом. Застыв на пороге, я откашлялся и спросил:
– Вы сказали у вас две группы по каратэ моей возрастной категории. У них один тренер – Орлов?
– Нет, со второй группой занимается Александр Долин. А что, Орлов не захотел разговаривать?
– Слишком ваш Орлов много о себе думает.
– Да, – снова засмеялись девушки, – Он у нас такой. Приезжай завтра, попытай счастье с Долинным.
– Во сколько у него занятия?
– Подъезжай к этому же времени.
– Четвёртый зал?
– Нет, Долинские у нас во втором зале на третьем этаже. Удачи тебе.
Из клуба мы с Алиской вышли в начале пятого.
– Пойдём в кино, хочется голову проветрить.
– Глеб, не могу, у меня в пять занятия, а мне ещё домой заскочить надо.
Я пнул ногой снег и сунув руки в карманы.
– Глеб, не будь ребёнком, сходим в кино на днях.
– Конечно, – я прошёл чуть вперёд, и Алиске пришлось меня догонять.
– В субботу повеселимся, – сказала она, обняв меня за плечи.
– В субботу у тебя тоже будут занятия.
– По субботам занятий нет, а даже если бы и были, у Люськи ведь день рождения. Ну, что с тобой? Улыбнись.
– Не хочется.
Мы остановились и посмотрели в глаза друг друга.
– Пообещай, что в воскресенье мы целый день проведём вместе.
– Обещаю.
– Ловлю тебя на слове.
– Лови, – улыбнулась Алиска.
Мы начали целоваться, и какой-то мальчишка бросил мне в спину снежок. Тыча в нас пальцам и заливаясь смехом, он начал кричать:
– Целуются, целуются… Ха-ха-ха…
Я показал ему кулак. Мальчишка продолжал хохотать.
– Глеб, наш троллейбус, – крикнула Алиса, схватила меня за руку и мы побежали к остановке.
***
Придя домой с мороза, столкнувшись по привычке в темноте со шкафом и доев остатки вчерашних салатов, меня потянуло в сон. Проспал я до девяти вечера, потом отправился на кухню жарить картошку (ненавижу её чистить, но голод не тётка), сварил кофе и почувствовал себя почти счастливым. Почти – потому что для полного счастья не хватало народу. Хоть бы Люська уже прискакала, поругались бы, какое-никакое, а общение.
В одиннадцать, наспех проглотив два заданных на дом параграфа, я отбросил учебник истории и прислушался к тишине. Вроде тихо, и в то же время, такое впечатление, что в коридоре кто-то дышит. Я реально слышал осторожный вдох и спешный выдох. Или у меня начались слуховые глюки или я слышу дыхание старого шкафа. Да нет, ерунда, разыгралось воображение.
Шкаф! Старый шкаф. На своём веку он, бесспорно, повидал многое. Наверняка застал и Великую Отечественную, а быть может, «жил» и во время революции. Хотя нет, с Революцией перебор.
Я вышел в коридор включил свет и открыл одну дверку. Она открылась со скрипом, словно упрекая меня в бесцеремонном вторжении на свою территорию. В нос ударил запах прошлого. Проведя ладонью по шершавой поверхности одной из полок, я увидел выцарапанную на задней стенке надпись: «Лёлик – навсегда!». Забавно, но надпись показалась мне трагичной, я решил, что сделана она была человеком, который сильно страдал. И без того отвратное настроение сделалось ещё гаже.
Хорошо, что вернулась Люська, иначе бы я сник окончательно. С ней был Димон.
– Чем у вас пахнет? – спросил он.
– Затхлым духом из шкафа.
– Да нет, Глебыч, вкусным чем-то пахнет. Жаренным.
– А-а, оставил Люське картошку.
– На двоих там хватит?
– Не думаю.
– Иди, ешь, если хочешь, – прогудела Люська, стягивая сапоги. – Я не голодна. Я в бешенстве! Из Подольска в Солнечногорск, из Солнечногорска в Мытищи, из Мытищ на Цветной бульвар. Как дура носилась туда-сюда, и всё впустую. Нет ни у кого мыши похожей на Эльзу. Спасибо тебе, брат.
– Не начинай.
– Конечно, не начинай. У меня мозоли на ногах, а тебе до фонаря.
– Люсь, слушай, я что придумал, – Димон успел сгонять на кухню и сейчас вернулся в коридор, держа в одной руке сковородку с картошкой, а в другой столовую ложку. – А если купить обыкновенную серую мышь, откормить её, перекрасить в нужный цвет и отрубить хвост.
– Дим, ты-то хоть не беси меня. Ешь свою картошку и молчи.
Когда Люська закрылась в ванной, Димон засмеялся.
– У меня сегодня пруха, Глебыч. Новенький айфон выменял.
– На что?
– Ха! Всё равно не поверишь.
– Ну, говори.
– На патефон.
– Айфон на патефон? Не слабо. Поздравляю. У вас на сайте теперь меняют вещи, которые рифмуются между собой? Айфон на патефон. Холодильник на будильник. Горшок на стиральный порошок.
– Да ладно тебе. А ты-то как съездил?
– Никак. Завтра снова ломанусь.
– Ну-ну. Слушай, можно было бы поехать вместе, но у меня завтра дела.
– Расслабься, двоим там делать нечего. Мне надо попасть в секцию, если возьмут, появится возможность прощупать почву.
– Уверен, что первоисточник там?
– Пятьдесят на пятьдесят. Во всяком случае, Светлана сказала, Макс нигде кроме клуба не бывал, из школы туда, потом домой. И Миха, по всей видимости, много времени проводил в клубе. Вспомни, каким хлюпиком он был, а каким стал. Для этого надо непрестанно над собой работать.
– Логично.
– Покоя не даёт «Братство Кобры». Обычная секция и вдруг братство. Ерунда какая-то. Ещё подвески в виде змеи были у обоих, а Миха сказал деду, что ему её отец прислал. Не-е, Димон, мутновато здесь.
…Утром Люська сообщила, что и сегодня не идёт в школу.
– Нарыла парочку адресов, там могут быть короткохвостые мыши нужного окраса. Я должна найти Эльзу, и я её найду. Пусть домой приползу на карачках, но только вместе с мышкой.
– А шкаф?
– Отстань со шкафом, что ты к нему прикопался. Стоит себе шкаф и пусть стоит.
– Я об него спотыкаюсь.
– Ходить надо аккуратней. Дай мне с Эльзой разобраться, потом займусь шкафом. Глеб, у меня не десять рук и голова одна, я не могу заниматься сразу всем.
– Орать обязательно?
– По-другому ты не понимаешь.
Расстались мы снова врагами. Я ушёл в школу, Люська начала собираться на встречу с человеком обещавшим продать всего лишь (ничего себе «всего лишь») за полторы тысячи короткохвостую мышь окраса каштановый агути.
Глава пятая
Случайный свидетель
Из школы я поехал в клуб, но во втором зале на третьем этаже, там, где должны были заниматься каратэ, проходил урок хореографии. И никто не мог толком мне объяснить, где можно найти Александра Долина. Я уже хотел спуститься в четырнадцатый кабинет, когда меня окликнул коренастый парень с зализанными назад волосами.
– Тебе зачем Алекс нужен? – спросил он, зорко осмотрев меня с ног до головы.
– Хочу у него заниматься.
– Где ты раньше был, набор давно закончен.
– Не факт, в каждом правиле есть исключения.
Парень ухмыльнулся, снова окинул меня оценивающим взглядом и протянул руку.
– Жека.
– Глеб.
– Сегодня у Алекса занятий не будет. Отменили. Пошли, покажу, где можно его найти.
Мы спустились на первый этаж, свернули в длинный узкий коридор и Жека кивнул на крайнюю дверь.
– Алекс там. Иди, может, повезёт. Хотя, стой. Ты раньше занимался каратэ?
– Месяцев пять занимался. – И это была чистая правда.
– Здесь?
– Нет, в школьной секции.
– Как давно?
– Три года назад.
– А с реакцией у тебя как дела обстоят?
– Вроде нормально.
– Ладно, иди.
– Какое у Долина отчество?
– Сергеевич.
Через минуту я стоял перед Долинным, пытаясь понять, сколько ему лет. На вид, не больше тридцати, правда, взгляд показался мне слишком тяжёлым, стариковским, что ли. Чёрные глаза пронзали насквозь, он смотрел на меня и улыбался; при этом глаза оставались холодными.
Выслушав мою просьбу, Долин хлопнул меня по плечу и спросил, куда я планирую поступать после школы. Потом попросил показать несколько приёмов каратэ, и поинтересовался моими родителем. Помня, что и у Михи и у Макса семья была неполной, я без зазрения совести ответил:
– Живу с бабушкой и сестрой.
В принципе это было правдой, но о живущих в загородном коттедже родителях и в частности отце бизнесмене я умолчал. Когда о них заговорил Долин, пришлось нагло врать.
– Родители бросили нас пять лет назад. Вспоминать их мне не хотелось бы.
– Окей. Тогда вопрос такой: перечисли элементы, составляющие основные приёмы каратэ.
Вопрос оказался мне по зубам.
– Цуки. Учи. Гери. Уке.
– Ну и вдогонку, что я сказал: каратэ-ни сэнте наси?
– В каратэ не нападают первым.
– В понедельник жду тебя здесь. Кимоно есть?
– А как же, – бойко ответил я, прикидывая, удастся ли купить его за выходные. – Значит, я принят?
– На испытательный срок. Выкладываться придётся по максимуму, предупреждаю сразу, будет тяжело. Выдержишь – вольешься, нет… Извини, будем вынуждены расстаться.
– Тогда до понедельника, – я уже хотел развернуться и вдруг увидел блеснувшую на шее Долина серебряную цепочку. На ней висела подвеска в виде кобры. Она приковала взгляд магнитом.
– До понедельника, – Долин развернулся и подошёл к столу.
Я вышел в коридор. На улице меня позвал Жека.
– Как дела?
– Взял на испытательный срок.
– Дай пять! Поздравляю.
– Ты тоже у него занимаешься?
– И да и нет, – уклончиво ответил Жека. – Далеко живешь?
– Минут сорок ехать. А ты?
– Я у тётки через остановку. Опа! – внезапно его глаза сузились, а на лице появилась ехидная ухмылка. Он смотрел куда-то вдаль, при этом потерял ко мне всякий интерес. – Покедова, Глеб, ещё увидимся.
– Слушай, я хотел спросить…
– Не сейчас. Теперь я занят.
Когда низкорослый парень, боязливо озираясь по сторонам, поднялся по ступенькам, Жека сначала толкнул его в плечо, а потом с силой сжал запястье.
Парень согнулся.
– Жека, хорош.
– Ты конкретно попал, чувак. Давай, двигай. Двигай, говорю.
Они скрылись за дверью, а я, потусив с минуту на пороге, решил забежать к Долину. Совсем вылетело из головы спросить у Алекса, во сколько начинаются занятия.
До узкого коридорчика оставалось метров пять, когда я услышал голос Жеки и Долина. Потом шаги, невнятное бормотание низкорослого парня и снова грубое: «Давай, двигай вперёд».
Я выглянул из-за угла, коридор пуст, но в самом его конце были слышны шаги. Там, за приоткрытой дверью находилась лестница, и вела она в подвальное помещение. Это я понял, когда вплотную подошёл к приоткрытой двери, коснулся ручки, заглянув в небольшой мрачный предбанник. Шаги стихли, внизу слышался возбужденный голос Жеки, но нельзя было разобрать, о чём он говорит.
Я начал спускаться по металлической лестнице, когда громко вскрикнул низкорослый парень. И сразу вслед за этим последовали глухие удары. Его били – эта мысль не подвергалась сомнениям. Я быстро спустился по лестнице, миновал выложенную плиткой площадку и замер у поворота в соседнее помещение. Там ярко горел свет, шум от побоев и резкие вдохи низкорослого парня слышались теперь намного отчётливей. Мне казалось, удары наносит Алекс, но вскоре Долин сказал:
– Хватит с него, Жека. Остановись.
– В воскресенье добавим, – в голосе Жеки слышалось презрение и брезгливость.
– Пошли, – сказал Алекс.
Я рванул назад, забежал в глубокую нишу (в ней оказалось еще две двери) и прижался спиной к стене.
– Его бы попридержать до воскресенья надо, – сказала Жека. – Как бы ни сбежал.
– Этот не сбежит. Ден, ты ведь не сбежишь, да?
Ден что-то пробормотал в ответ и затих.
– Правильно, лучше без шуток. В воскресенье в одиннадцать вечера как штык на этом же месте. Заседание Синедриона начнётся ровно в полночь.
Ден промолчал.
– Готов, – засмеялся Жека. – Здесь его оставим?
– В себя придёт, умоется, сам свалит. Всё, уходим.
После того, как тишина поглотила шаги и наверху хлопнула металлическая дверь, я выдержал для верности минуты полторы и вернулся на площадку. Яркий свет в соседней комнате погас, сейчас там горела тусклая лампа; переступив порог, я увидел лежавшего на полу Дена. Лицо в крови, ноги поджаты в коленях, левая рука вытянута и неестественно выгнута.
Я думал, Ден без сознания, но подойдя ближе, заметил, что у него открыты глаза. Стоило мне сесть на корточки, как Ден засопел, начал быстро моргать, предприняв попытку подняться.
– За что они тебя так? – я хотел ему помочь, но он в ужасе отполз от меня в угол.
– Не приближайся.
– Эй, всё в порядке, они ушли.
– Ты кто? – тихо спросил Ден.
– Просто хочу помочь.
– Не надо помогать. Я сам. Сам, – повторил он, сморщившись от боли.
– Давай хоть помогу дойти до туалета, ты умоешься. Сам не сможешь подняться по лестнице.
– Туалет здесь, в коридоре.
– Тем лучше, давай руку.
– Плечо болит… По-моему, вывих. Встань с правой стороны, я обопрусь о тебя. Не тяни руку, сказал же, болит всё.
Когда Ден встал и сделал пару шагов к выходу, мне померещилось, что наверху открылась дверь.
– Тихо, – прошептал я одними губами.
– Идут? – Дена начало трясти, он навалился на меня всем телом и был готов в любую минуту потерять сознание.
– Вроде нет. Показалось.
В туалете он долго простоял над раковиной, не решаясь дотронуться мокрыми ладонями до лица.
– Чего ты ждешь?
– Я боли боюсь, – признался он.
– Больнее, чем есть уже не будет.
– Сомневаюсь. – Ден зажмурился и быстро облил лицо холодной водой. Потом стал растирать его ладонями, постанывая от боли.
– Ты как здесь оказался? – спросил он, умывшись и оперившись рукой о край раковины.
– Не важно.
– Тебе лучше уйти, Алекс может вернуться. Пошли, провожу.
– Без провожатых справлюсь.
– Дурак, тебе нельзя подниматься наверх, выйдешь через запасной ход.
Опираясь о стену и заметно прихрамывая, Ден доковылял до поворота, передохнул, и мы снова пошли по коридорам-лабиринтам. Наконец, остановились у невысокой лестницы. Нагнувшись, и проведя рукой сбоку нижней ступени, Ден извлёк ключ.
– Ден, ты где? – злобным эхом прогремел голос Жеки.
– Опять! – Ден стиснул зубы, обернулся и сунул мне в руку ключ. – Вали отсюда. Резче! А ключ… Ключ оставь на полу у двери.
Открыв, а затем, закрыв дверь снаружи, я нагнулся, бросил ключ на влажный цементный пол и стал подниматься по узким ступеням. Задний двор клуба я пересёк довольно скоро, но уже за поворотом резко остановился. Времени на размышления не было, принять решение необходимо молниеносно, и я его принял. Я вернулся и положил в карман ключ от подвала.
Зачем? На всякий случай. Так посоветовал, или приказал, я сам до конца не понял, внутренний голос. Собирался ли я пробраться сюда в воскресенье вечером? Точно не знаю. Но наличие ключа в кармане подействовало на меня магически; ни с того ни с сего стало казаться, что я замешан в страшном злодеянии, ещё не успевшим проявить себя в полную силу.
***
Ворвавшись в квартиру, Люська потребовала, чтобы я принёс из комнаты клетку Эльзы.
– Быстрее, Глеб, ей там душно и тесно.
– Купила мышь? – на ходу спросил я, зарулив в соседнюю комнату за клеткой.
– Знал бы ты, скольких нервов мне стоила эта сделка. Приехала по первому адресу, какой-то чокнутый мужик суёт мне в нос обычную серую мышь. На вопрос, что это такое, отвечает: короткохвостая порода окраса агути. Я в шоке! Стою, соображаю, успею ли смыться.
Я принёс клетку, поставил её на пол, открыл дверцу. Люська достала из сумочки маленькую картонную коробку с несколькими дырочками.
– Мышь хоть жива?
– Не каркай! Жива. Во всяком случае, в лифте шебуршала. Кроме этой коробки у них ничего другого не было, а в сумке ведь не повезёшь. Э-э-эй, там, в коробке, – Люська села на корточки, постучав ногтем по картону. – Путешествие закончилось, ты дома.
Когда она открыла крышку, я прищурился. Первые пятнадцать секунд ничего не происходило, и я решил, что короткохвостая мышь благополучно скончалась. Нет. Вскоре увидел чёрный носик, усики, а чуть погодя мордочку целиком.
– Иди в клетку, – Люська поместила грызуна в клетку Эльзы и просунула палец между прутьев.
– Похожа на Эльзу, как две капли.
– Внешне да, – уклончиво ответила Люська.
– А внутри она робот?
– Глеб, это самец. – Люська произнесла это настолько тихо и осторожно словно боялась, что мышь, услышав её слова, совершит какой-нибудь необдуманный поступок.
– Да какая разница: самец или самка. Короткохвостая же и окрас подходящий.
– А если мышь собираются купить для разведения потомства?
– Брось. Кому в голову придёт мысль разводить мышей?
– Не скажи, всё-таки редкость.
Я смотрел на вялую мышь и вспомнил Эльзу. По всей видимости, вялость и нерасторопность это особенность породы. Обычные мыши куда проворнее, бегают, озираются, перебирают лапками; носик у них постоянно морщится от принюхиваний. А эта стоит и не двигается.
– Ей сколько лет? – спросил я у Люськи. – Она завтра не умрет?
– Сказала же, не каркай! Эльза устала, перенервничала, как-никак три часа в тёмной коробке просидела.
– Имя лучше другое придумать, иначе Эльзу Вторую может постигнуть участь Эльзы Первой.
– А мы не суеверные. Да, Эльза? – Люська взяла клетку и прошла в свою комнату.
– Ты бы клетку новую купила, откроется снова дверь и придётся срочно искать Эльзу Третью.
– Вот и купи её мне завтра на день рождения. Сделай нам с Эльзой подарок.
– Не понял. Ты вроде уже получила «Остров сокровищ» в подарок. Кстати, редкая книга, такие беречь надо, а не на мышей обменивать. И вообще, не жирновато тебе для одного дня рождения?
– А ты что, дышать перестанешь, если родной сестре в её самый любимый праздник какую-нибудь задрипанную открыточку купишь?
– Открыточку, пожалуйста. Расщедрюсь даже на не задрипанную. А о клетке не мечтай.
– С открыткой можно и цветочки купить.
– Нарисованные на открытке устроят?
– Устроят, – передразнила меня Люська. – И шоколад. Глеб, ты знаешь, шоколад для меня святое.
Ну, про шоколад Люська могла бы и не говорить. Я уже купил ей пятнадцать двухсотграммовых плиток. Пусть объедается.
…Перед сном, потягивая на кухне чай, я спросил, где именно завтра будем отмечать днюху.
– Наверное, в пиццерии, – неуверенно ответила Люська. – Не хочу в этом году шумихи, нет антуража. Посидим вчетвером, поболтаем, а вечерком можно в ночной клуб сгонять. Опять же, если настроение не подкачает.
– Как думаешь, мать с отцом позвонят?
– Ой, Глеб, я тебя умоляю, когда они помнили про наши дни рождения? Отец в работе, мать в разъездах. Для них твой или мой день рождения – обычный день в календаре. Лично я на их звонки не рассчитываю. И Диана забудет. Ёлки-моталки, не семья, а какое-то сборище маразматиков. Свои интересы превыше всего, до проблем других никому нет дела. Тебя это не бесит?
