Отрывок из книги
Герои этих историй добровольно или по воле обстоятельств выпали из привычного быта, рутина их жизни нарушена. Политические беженцы и репатрианты, вынужденные мигранты и добровольные изгнанники, незадачливые путешественники и брошенные любовники, они решили изменить свое будущее, сменив географию, но забыли при этом изменить свое мировоззрение, свои взгляды на политику, секс, религию и цвет кожи. Подобный шаг приводит к неизбежным комическим недоразумениям. Неудивительно, что в большинстве случаев эти герои – не исключая самого рассказчика – наталкиваются в новом мире на стену непонимания, не без урона для самих себя и для окружающих, порой с трагическими последствиями.
«Стена непонимания» – это, конечно же, метафора, троп. Стены в этих историях претерпевают разные метаморфозы, но остаются при этом стенами. У стен бывают человеческие уши, тюрьмой может ощущаться и наше собственное тело – люди занимаются самувечьем, чтобы освободиться от собственной телесности. Мы инстинктивно разрушаем стены, чтобы построить новые, другие – иного смысла, в другом измерении. Идеи и эмоции перечеркивают прежний опыт, отделяют твое прошлое стеной, разлучают людей, устанавливают границы новой жизни. Трудно и самому преодолеть преграды, разделяющие разные части твоей биографии. Некоторые из этих историй случились чуть ли не вчера. Но часть рассказов (просьба обращать внимание на даты на последних страницах) звучат как мемуары из другой, ушедшей эпохи, когда мир был поделен железным занавесом и советские границы были на замке.
.....
Этот визит его травмировал. Именно там вроде бы его неутомимый, казалось бы, желудок впервые за неделю почувствовал себя не на месте, стал бунтовать, постоянно бурчать, ворчать и требовать дополнительного отпуска. Но дело было не только в желудке. Во время рейдов в эти самые «русские» заведения его коллеги по ресторанной критике то и дело обращались к нему с настойчивыми расспросами об ингредиентах того или иного «еврейского» блюда. Все тут было в кавычках – и еда, и люди. В который раз Альперту приходилось объяснять, что бублики с семгой – это вовсе не еврейская, это исконно русская кухня, как и соленые огурцы; что водку с селедкой и картошкой завез в Россию Петр Великий из Голландии; и что даже рыба-фиш – из карпа-долгожителя – это в действительности украинское национальное блюдо. Завезли в Америку все это русское меню евреи, и теперь бублики не иначе как еврейским бейгеле американцы не называют. Альперта привели и в легендарную еврейскую столовку-деликатесную «Катц», где прапраправнук Катца (родом, естественно, из России) и его подручные раскидывали по мискам суп с клецками, солтбиф с кислой капустой и солеными огурцами, семгу с бейгеле-бубликами, сардельки с вареной картошкой. Здоровенные сардельки – мечта советского человека. Евреи остались в США, но сарделька вернулась на родину в СССР. Есть две страны на свете, где производят кошерные – из чистой говядины – сардельки и хот-доги: это США и СССР. Потому что хот-доги в виде сосисок воспроизвели в СССР американцы – это они построили мясокомбинат имени Микояна. Так объясняли ему его американские гиды, энтузиасты еврейской кухни и российского варварства. Застольные комментарии Альперта о происхождении блюд мало кто слушал. Однако все чаще, под водку, звучали в Нью-Йорке все более назойливые вопросы о его собственном происхождении, о еврейских родственниках, о России и его прошлом в России. «Вы, случайно, не еврей?» – спросил раздатчик солтбифа с соленым огурцом в столовке-дели «Катц». Вопрос про отличие комсомола от бейсбола, о том, кто вы и откуда, многоуважаемый господин Виктор Альперт, опять замаячил в разговорах, как во время бесконечных допросов в американском секторе Берлина.
Альперт обычно рассказывает о своей жизни не без скрытой иронии, с напускной небрежностью, несколько принижая важность своих слов – как это было принято среди англичан довоенного поколения. Но я знал, что он мог впасть и в состояние необузданного вербального бешенства, как это произошло во время его бунтарского припадка в германском пансионе во время допросов церэушников. За полвека в Европе никто из его коллег по ресторанному бизнесу не спрашивал о его этническом происхождении. В ерундовых вопросах о его семейном прошлом он заподозрил намеки на то, что он, мол, иностранец, чужак. Этот визит в царство русско-еврейской кулинарии вернул его, как кошерную сардельку, обратно в Россию, в советское прошлое, но с абсурдистским сдвигом. Ему стало тоскливо и забурчало в желудке. А желудок у Альперта, должен сказать, луженый.
.....
