Читать книгу Шкура - Зоя Зведрис - Страница 1

Молодая взволнованная женщина вошла в свою спальню, бросила на кресло кожаную сумку, с остервенением сорвала с себя шарф, будто он душил ее, и завязала шарф узлом на вешалке-перекладине. Металлическая вешалка держала на себе три красивых платья и черный стеганый халат с шалевым меховым воротником. Красивая женщина едва держала себя в руках. Она опустила плечи, высвободилась из кашемировых объятий пальто и прислонилась лбом к шесту вешалки. Она искала надежную опору, но надежности в ее просторной, изящно обставленной спальне не было. Остервенение охватило женщину с новой силой и оттолкнуло от бездушного металла. Она ходила взад-вперед у кромки ковра, нервно постукивая высокими каблуками, сопела, глубоко вздыхала, готовилась разразиться бурей.

– Тёма! Тёмочка, ты только послушай, какая несправедливость! – наконец воскликнула она, обращаясь к кому-то, кто присутствовал в безнадежной спальне. – Облом! – по правде говоря. Я – один из вариантов. Я!!! Это что же в городе делается? Это как же называется? А! Ну, его! Не все ли равно… Главное, Тёмочка, что мы с тобой живем душа в душу. Хоть ты меня любишь по-настоящему. Да? Любишь свою мамочку? – сказала женщина самодовольно и властно и чеканным шагом подошла к клетке внушительного размера и стоимости. В клетке на бархатной подушке лениво развалился шикарный шкодливый кот, несколько обиженный своим кратковременным ограничением свободы. – Ты – моя радость! Ну, выходи, выходи. Не хочешь? Ты – мой капризулька! А что мамочка даст Тёмочке? Мамочка Тёмочке даст вкусняшку! Тёмочка хочет вкусняшку? Тёмочка хочет вкусняшку! Сейчас принесу, – пообещала хозяйка коту и обещание выполнила немедленно. Кот Тимофей принюхался к шуршащему пакетику, припрятал обиду, угощение принял. – Кушай, маленький. Родной мой. Кушай, – нежно приговаривала женщина, но ее напускная нежность быстро исчерпалась, сменилась грустью, она отошла от клетки, села у трельяжа и сказала заносчивым металлическим тоном: – Я знаю, что даже ты меня осуждаешь. Понимаешь, но – осуждаешь. Хоть ты и не устраиваешь мне сцен, я все равно все знаю. Думаешь, я не знаю твое кошачье мнение? Ха! Да это – проще простого: знать мнение. Держу пари, ты уверен, что я – еще худшая кошка, чем ты. Двойная у тебя душонка, Тёмочка, вот что я тебе скажу после трех с половиной лет совместной жизни. Так-то ты мурлычешь, ластишься, а когтяки у тебя наточены – не дай бог. Но я тебя все равно люблю. Я тебя выбрала, вырастила, выхолила и люблю. И никуда ты от меня не денешься. Я сделала все, чтобы ты никуда от меня не делся. Плевать на Макса. Пусть катится ко всем чертям. Раз один спектакль окончен, так пусть начнется новый. А я сыграю в нем главную роль. Об одном я только, Тёмочка, переживаю! Макс был у меня в доме. Как бы, не обворовал. Нужно будет на какое-то время абонировать ячейку в банке – сережки спрятать. И вообще – замки сменить, тамбур сделать, третью дверь поставить. Надо будет на эту тему с соседями переговорить. Ой, как я воровства боюсь! Вот просто – до смерти. Представляешь, Тёмочка, ты полжизни ишачишь как проклятый, а заявляется кто-то наглый и отнимает все твои драгоценности, и ты меняешься с вором местами. Ни за что, ни про что. Да, все-таки о третьей двери надо всерьез подумать. А Алисе навру, что Макс стероидов обожрался – или, чем там еще качки себя травят? – и как мужчина теперь не ахти. Что я его бросила. А я и в правду его сама бросила. Он предлагал оставить все, как есть. Им всегда все подавай, как есть. Чтобы никаких новшеств. Никаких покушений на бардак у них в башке и на срач в квартире. Или пока ничего не буду ей говорить. Зачем лишний раз подругу радовать? Скажу, что мы взяли time-out, потому что все стало очень серьезно. Что нам надо подумать… Нет! Чушь полнейшая. Лучше ничего не буду говорить. Потяну время, – решила женщина, сняла платье, набросила халат, но запахнуться и завязать пояс не успела: прозвучал настойчивый звонок в дверь. – Кто там?

– Скорая помощь, – ответил мужской голос.

– Вы ошиблись. Я не вызывала, – женщина отказалась от помощи, не раздумывая.

– И, тем не менее, откройте дверь, – настаивал голос и зазвучал громче: – Это в ваших интересах. Анжела Витальевна! Есть серьезный разговор.

– Это коллектор из банка, – испугалась Анжела и крикнула убедительно: – Я заплачу на следующей неделе!

– Меня не интересуют деньги, – мужчина отказался от денег абсолютно равнодушно и утвердился в своей настойчивости еще сильнее. – Впустите меня, трусливая девчонка. Я – пожилой человек, опасности не представляю.

– Кто вы такой и чего ищете за моей дверью? – взыскательно спросила Анжела.

– Я все расскажу. Откройте.

– Я звоню в полицию, – пригрозила она.

– Я все равно войду, – самоуверенно сказал незнакомец.

– Еще чего! Система сигнализации и железная дверь этого не допустят, – с не меньшей самоуверенностью заявила Анжела и, подбоченившись, стала в дверном проеме между спальней и коридором как нерушимый заслон. А тем временем из другого дверного проема в спальню явился со вкусом одетый мужчина представительного вида и возраста близкого к шестидесятилетнему, развалился во втором кресле, напротив брошенной сумки, и произнес насмешливо:

– Ой, люди, люди! Мать моя, сыра земля. Вы чересчур высокого мнения о своем железе.

– Вы – кто?! – Анжела в ужасе развернулась к непрошеному незнакомому пронырливому гостю.

– Зовут меня Виктор Иванович, – честно представился гость.

– Да хоть Спиридон Ксенофонтович, – не поверила ему хозяйка и истерически заорала от страха и отчаяния: – Имя-отчество никому, никогда, ничего не говорило!!!

– Раз уж вы так стремитесь вывести меня на чистую воду, – хорошо, – согласился Виктор Иванович, сохраняя нечеловеческое спокойствие. – Будем знакомы окончательно. Фамилия моя – Барабаш. По роду занятий и призванию я – домовой.

– Домовой?! – с визгливым смехом переспросила Анжела и схватилась правой рукой за вскруженную, затуманенную голову. – Веселенькое дельце. Скорая помощь не зря приезжала. Скорая!!! Вернитесь!!! – прокричала она в адрес закрытой входной двери и схватилась за голову обеими руками. – Ой, плохо мне. Карету мне! Карету скорой помощи!

Барабаш поднялся, подошел к Анжеле и протянул ей руку, как бы приглашая на танец, и ошеломленная Анжела тотчас отдала ему свою дрожащую руку. Он подвел ее к креслу, сбросил кожаную сумку на пол, в кресло поместил Анжелу, а сам расположился напротив. Некоторое время пожилой мужчина и молодая женщина сидели визави, их разделяли между собой журнальный столик, молчание и разные жизненные цели. Виктор Иванович смотрел на Анжелу Витальевну прямым пристальным, но бесстрастным взглядом, будто был давно знаком с нею заочно и теперь только лишь сравнивал оригинал женщины с фотокопией. Анжела чувствовала себя неуютно в жгучих лучах его бесцеремонного взгляда, она ерзала, отворачивалась то в одну, то в другую сторону, грызла ноготь, накручивала локон на указательный палец, наконец, не выдерживала испытательного молчания и сказала раздражительно:

– Вы что – язык проглотили? Виктор Иванович. Или как вас там?

– Угу, – кивнул Барабаш. – Но это не помешает мне кое-что сказать. Я даже кофе у вас просить не стану. Сразу – к делу. Без вступлений и прелюдий. Я решился официально погостить у вас вот по какой уважительной причине. Кроме того, что я – профессиональный домовой, я здесь – еще и коренной житель, и насмотрелся многого. Как раз до вас в этой квартире парочка жила. Скандалили – мать честная! Ну, развелись, конечно. Разъехались. И появились вы. Тихая, спокойная, музыку слушаете редко. И в тишине и спокойствии моя домашняя жизнь сразу наладилась. Я расцвел. Хочу воздать вам добром за добро.

– Не верю, – возразила Анжела в компетентной манере, строго и придирчиво. – Дешевый наигрыш. Не верю. Так не бывает. Я скорее в домовых, русалок и упырей поверю, чем в то, что человек – или кое-кто, кто прикинулся человеком – имеет привычку воздавать добром за добро. Причем, добровольно. Вы меня за дуру держите? В общем, так: вы мне ничего не должны, я – вам. На том и разойдемся. Выходить через дверь будете или вас к дымоходу подсадить?

Барабаш снова остановил взгляд на лице Анжелы, выбирая для ответа грубость или вежливость, растерялся перед выбором и увел разговор в другую сторону:

– Хороший котик, – сказал он, указав носом на Тимофея. – Что за порода?

– Скоттиш-фолд, – похвасталась Анжела. Она была любительницей разнообразного позерства, и использовала любую возможность для хвастовства. Она даже забыла, что практически выставила Барабаша за порог.

– И дорого дали?

– Тысячу двести условных единиц.

– Ого! Влетел он вам в копеечку.

– Ну, что мне условности? Я не привыкла мелочиться. Какое-то породистое животное должно же быть в доме.

– Я подозреваю, что вас жестоко обманули. Эта скотина того не стоит, – определил Барабаш, имея в виду предателя Максима. Анжела поняла его превратно и едва не задохнулась от возмущения.

– Что?.. Да как вы?.. – шипела она. Голос отказывал ей.

– Анжела Витальевна, давайте все-таки поговорим по душам, и – желательно – наедине, – предложил Барабаш деловым, но дружелюбным тоном и выкатил кошачью клетку в соседнюю комнату. Анжела тем временем с грехом пополам вернула себе дар речи и заговорила – поначалу тихо, затем подбавила темп и громкость, и под конец сорвалась на крик:

– Вы!.. Вы – вообще!.. Прокрались тут ко мне в дом, да еще с оскорблениями. Хуже пьяного водопроводчика. А я!.. Я же и пальцем вас не тронула. Я вас впервые вижу. А вы!.. Вот так с порога плюете человеку в лицо. Как ни в чем не бывало. Ведь вы уйдете… И вы, и я – мы оба – сделаем все, чтобы вы ушли. Вы уйдете, а ваш плевок останется. И это – все, что вы можете оставлять после себя? Какой же вы!.. – она запнулась, встала, нацелила указательный палец на входную дверь и сказала с ненавистью: – У меня к вам огромная просьба. Идите-ка вы на!.. на все четыре стороны. С пляжа! Лесом! Вальсом! По Малой Спасской! И чтоб глаза мои вас больше никогда не видели! Ловить вам здесь нечего. Предупреждаю: все ваши желания мне безразличны. Не совпадают у нас с вами желания! У нас с вами – конфликт интересов! Я заявляю!

– На здоровье.

– Я вам не золотая рыбка! Желаний ваших исполнять не буду!

– А рыбка и в самом деле далеко не золото. Настоящая щука, – пробормотал Барабаш.

– Что?! Материть меня в моем собственном доме?!

– Ну, какой он ваш собственный, если кредит еще не погашен?

На Анжелу нашло озарение, она торжествующе хлопнула себя по бедру, но слово «эврика!» восклицать не стала. Она произнесла другие слова:

– С самого начала же знала, что вы – коллектор! Тогда ваше хамство вам простительно. Сказала же: заплачу на следующей неделе. На слово нельзя было поверить? Насчет денег я даю только твердые слова. Верьте им. Тем более, у меня задержка в первый раз. Не надо в меня впиваться бульдожьей хваткой. Говорю же: на следующей неделе. Даже с опережением графика заплачу. Сделка с китайцами состоится, я получу свои комиссионные и – заплачу. Или вам расписку написать? – Но Барабаш перестал слушать ее речь и, похоже, даже перестал дышать, а вместо всего, что полагается делать человеку в процессе беседы, сидел, остолбеневший и безжизненный, как мраморный памятник, и напугал своим неподвижным видом Анжелу Витальевну. Она всполошилась, раскричалась: – Что вы замерли? А? Виктор Иванович? Вы там не околели, случайно? Вредная у вас работенка. Бросайте ее. Вам уже пенсия положена. Эй! Виктор Иванович! Что это с вами?!

Барабаш моментально очнулся и пояснил непринужденно:

– Со мной – полный порядок. Вы просто сейчас с кем-то другим скандалили. Не со мной. А я притих, чтобы вам не мешать, чтоб под горячую руку не попадаться. Да и взбесились вы – по правде говоря – как-то неожиданно. Я и растерялся. В скорлупу спрятался. Да уж, не зря говорят: «В тихом омуте…» Ей-богу, такое впечатление, будто все черти, которые у вас водятся, выскочили наружу и набросились на бедного домового.

– Раз уж дело дошло до чертовщины, то извольте иметь дело с себе подобными, – Анжела поправила прическу величавым жестом. – Вы ж у нас, как-никак, – домовой, особа неординарная. Так вот и я не из простушек. Думали, я от ваших трюков в обморок грохнусь? Чудесами мне пыль в глаза пускаете? Как бы не так! К спецэффектам мы привычные. Да я и сама чудить умею. После трех бокалов.

– Не спорю. Начудили вы изрядно. А мне разгребать. Так мы будем говорить по существу вопроса или нет? Я начинаю уставать от этого парламента, а время позднее. Часики тикают. Хорош трепаться. Уже делать что-то надо. Разве нет?

– Разве да. В чем суть вопроса? Обсудим. Чем черт не шутит, когда бог спит, – заявила она, напустив на себя вид министра иностранных дел, и села в кресло.

– Ну, наконец-то, – удовлетворенно вздохнул Барабаш.

– Только, пожалуйста, не устраивайте мне детальный допрос, – Анжела в мгновение ока превратилась из министра в томную горделивую барышню. – Если бы вы знали, как меня тошнит от затасканных вопросов! Это так утомляет. И злит. Сразу видно, у кого нет ни ума, ни фантазии. Одно только: «Девушка, с вами можно познакомиться?» – чего стоит! Во-первых, фраза – одна на всех. Во-вторых, главное слово в ней – «можно?», а вместо «знакомиться» имеется в виду совсем другое слово. В общем, – пошлая фраза. Правдивая, конечно, и это, пожалуй, ее единственное достоинство. – Затем она превратилась в глубоко разочарованную барышню. – Сразу все видно, и начало и конец. И автоматический ответ на это прохожее, уличное или клубное «можно?» – бронетанковое «нельзя!». – Затем проявила себя как мечтательная барышня. – Ну, неужели это так сложно – разбавить неизбежную правду всемогущей, пьянящей красотой? Изобразить восхищение, а еще лучше – испытать его? Неужели это так сложно – самозабвенно восхищаться женщиной? Неужели так сложно – выждать подходящий момент? К чему спешка? Кто-то – неместный? Опаздывает на электричку? Или так сильно приспичило? – И напоследок выказала в себе умудренную опытом барышню. – Если приспичило – тут явная проблема. Ну, кто позарится на стопроцентную проблему? Решать чужие проблемы – значит умножать свои собственные. Знаете, я живу так, чтоб не наживать лишние проблемы. Налегке живу. На позитиве. Вот, собственно, и все, что я способна рассказать вам о себе.

Барабашу ее игра с превращениями не понравились. Он ожидал большего.

– Жадничаете вы, Анжела Витальевна: есть вам, что рассказать. Но молчите вы правильно, потому что мне, пожилому человеку, неинтересно слушать светские хроники. Я их все знаю наизусть. Я вам вот что скажу: ведь вы живете не для эффектного рассказа.

– Господи, ты, боже мой! – отмахнулась она. – Только не метафизика, на ночь глядя. Так и уснуть недолго.

– Ни в коем случае. Я, наоборот, хочу, чтоб вы проснулись. Освежить вас надо, взбодрить. Умыть.

– То есть? – оскорбилась она. – Я что – так плохо выгляжу?

– Нет-нет! Выглядите вы прекрасно, хоть сейчас на обложку «Cosmopolitan» цепляй. Прекрасно выглядите, великолепно, – поспешно заверил ее Барабаш и спросил проникновенно, наклонившись вперед так, чтобы сократить расстояние между отправным пунктом вопроса и его конечным назначением. – А чувствуете вы себя как?

– У меня – хорошее здоровье, – невозмутимо ответила Анжела. – Ноги только к вечеру от каблуков, бывает, ноют, но красота требует жертв.

– Сейчас на каждом углу требуют неоправданных жертв, – небрежно согласился с ней Барабаш и заметил одобрительно: – Хорошая у вас квартира. Просторная.

– Не жалуюсь.

– Тут и на двоих места хватит. И на троих. Полнометражная квартира для полноценной семьи, – гость заметил еще кое-что и смутил хозяйку. Объяснения она предоставила сбивчивые, шаткие:

– Остальные комнаты не обставлены потому… потому что я еще не решила, в каком стиле их оформлять. Так только, основное. Обои под покраску, паркет, нейтральный потолок. Потом что-нибудь придумаю, доделаю.

– Был бы хозяин в доме…

– Был, да сплыл, – сообщила она сердито и грустно.

– Примите нового. У вас есть право выбора. У вас – широкий выбор. Выбирайте.

– Ко-го?! Всех лучших парней разбирают еще в школе, остальное разметают в универе, и к двадцати пяти-тридцати годам остается один неликвид.

– А вы где были в то время, когда другие разметали самое лучшее?

– Диплом получала. Карьеру делала, – сказала она, и ответ свой положила на резкие, вызывающие ноты.

– Сделали?

– Сделала.

– Довольны?

– Вполне. По крайней мере, у меня есть свой кусок хлеба.

– Ну, и как кусок? Мягкий? В горле не першит? – Анжела недовольно поморщилась, подыскивая колкий ответ, но ответ отсутствовал, и ее гордая осанка начала сутулиться. А Барабаш сказал: – Сдается мне, милая моя, что по карьерной лестнице вы подобрались в аккурат к намыленной петле. – Сказал и едва не довел Анжелу до слез, она уронила пристыженный влажный взгляд на пол, пытаясь кое-как прикрыть остатками гордости свое явное унижение и стыд. Барабашу тоже стало совестно за свою необдуманность. Он сконфузился, засуетился, и промямлил: – Ну-ну! Вот только без слез, пожалуйста. Я же не ручьи слез от вас хочу, а каплю-другую благоразумия. Я же не по девичьи слезы вылез из печной трубы, то есть, из дымовентиляционного канала вылез я. Вылез. Из канавы, канала… Извините. Что-то я это… Заговорился, запутался… Вы – знаете что? Водички надо выпить, – он вдруг нашел простой и ложный выход из положения, и сбежал в кухню. Вернулся с двухлитровой бутылкой минеральной воды в руке. Анжела вымученно покосилась на объем бутылки и произнесла, всхлипывая:

– Вы собрались меня в аквариум превратить, что ли?

– Я собрался превратить вас в уважаемую женщину.

– Извините, милейший, но вы очень сильно опоздали. Меня уже давно превратили в женщину без вашего участия. К тому же, извините, вы не в моем вкусе. К тому же, извините, у меня отец моложе вашего лет на пять, а отчим – на десять.