Часть Америки когда-то была русской, но большинство славных имен ее покорителей напрочь забыты в нынешней России. И даже когда об этом вспоминают сегодня, сплошь и рядом в ходу всевозможные дурацкие мифы, ничего общего не имеющие с реальным историческим прошлым. Новая книга А. Бушкова “Русская Америка” – это попытка ликвидировать одно из “белых пятен истории” – рассказать правду о наших славных предках, нечеловеческими трудами покоривших огромные сибирские и американские пространства и прсоединивших эти земли к Российской империи. Как выяснилось, ненадолго…
v 1.0 – создание fb2 – (On84ly)
Александр Бушков
Русская Америка
От автора
В этой книге, в отличие от других, вышедших в той же серии, крайне мало моих собственных версий, гипотез и прочей «самодеятельности». Задача стояла совершенно другая: рассказать о наших славных предках, нечеловеческими трудами изучивших огромные сибирские и американские пространства и присоединивших эти земли к России – некоторые, как выяснилось потом, ненадолго, до обидного ненадолго.
Большинство славных имен напрочь забыты – в нынешней России, но не за границей, необходимо подчеркнуть. А потому эта книга – скромная попытка дать обширный обзор русских достижений, главным образом в Америке, на Аляске и в Калифорнии. В наши непонятные времена иные стали забывать, что часть Америки когда-то была русской – а когда об этом вспоминают, сплошь и рядом в ходу всевозможные дурацкие мифы, ничего общего не имеющие с реальным историческим прошлым. Чистейшей воды сплетни и выдумки, до сих пор многими полагаемые за реальность. Так что задача была еще и в том, чтобы без малейшего сожаления расправиться с мифами, как бы они ни были красивы и романтичны…
Поэтому считаю нужным предуведомить читателя: все, о чем я расскажу в этой книге,
Эта книга, как и прочие мои скромные попытки приобщить любознательного читателя к родной истории, – не научный труд, а потому, к великому моему сожалению, я просто не в состоянии привести даже половину имен самоотверженных исследователей, не жалевших сил, а порой и жизни, надрывавших жилы, голодавших и мерзших, сражавшихся и умиравших отнюдь не в надежде на щедрое вознаграждение. Подавляющее большинство героев книги (и тех, кто в ней не упомянут) не обрело в нечеловеческих трудах ни золота, ни чинов, ни наград. Впрочем, сплошь и рядом точно так же обстояло с западноевропейскими первопроходцами – о чем я опять-таки постараюсь рассказать.
Главное, эти люди были славой России, и настала пора восстановить из забвения многие имена. Историческое беспамятство – штука опасная. Особенно если вспомнить, что за рубежом сплошь и рядом нашу историю знают лучше нас и берегут не в пример бережнее
Читатель встретится на страницах этой книги и с романтической любовью, и с подлостью, и с откровенным зверством. Со славой и позором. Все это – наша история, и ее следует принимать такой, какая она была. Перефразируя товарища Сталина, можно сказать: другой истории и других исторических персонажей у меня для вас нет.
Все это –
Хотя книга эта посвящена в первую очередь Русской Америке, попросту не обойтись без краткого изложения истории освоения русскими Сибири – этот своеобразный пролог, по моему мнению, необходим. Тем более что и здесь предстоит разобраться с парой-тройкой устоявшихся мифов и укоренившихся заблуждений…
Пожалуй… Пожалуй, для начала все-таки следует поговорить немного о Христофоре Колумбе и открытии им Америки. Потому что русские и с этой историей связаны теснее, чем принято обычно думать.
То, что Колумб вовсе не собирался открывать никаких таких посторонних «Америк», а был свято уверен, что подойдет «с другой стороны» к Китаю, – бесспорный факт. Однако мало известно, что будущий адмирал, готовясь к своему историческому плаванию, изучал не только предшествующие плавания европейских мореходов на запад, но и карты Азии, основанные на русских данных. Это тоже – исторический факт.
Еще в 1457–1459 гг. итальянский ученый Фра Мауро составил свою знаменитую карту мира, которую позже Колумб изучал очень внимательно. На ней были обозначены Волга и Самарканд, Сибирь и Илецкие соляные месторождения, «страна Монгул», а также восточное побережье Азии, обращенное к Тихому океану. Кто дал материалы итальянскому географу, в точности так и осталось неизвестным, но есть все основания считать, что без русских тут не обошлось. В 1453 г. во Флорентийском церковном соборе римско-католической церкви участвовали и русские священники, москвичи и суздальцы. Во Флоренции они прожили довольно долго, люди были книжные, ученые, много общались с итальянскими коллегами. Нет ничего невозможного в версии, что именно они рассказали немало интересного и ценного о Монголии и Китае. Между прочим, карту Фра Мауро Колумб получил от итальянца Стефано Тривиджано – а незадолго до того родственник означенного Стефано путешествовал по Руси, Золотой Орде, достиг знаменитого Великого шелкового пути. Так что «русский след» в истории Колумба недвусмысленно присутствует.
Об открытии Колумбом новых земель по ту сторону океана на Руси узнали достаточно оперативно. В 14911493 гг. в Риме жил новгородский ученый книжник Дмитрий Герасимов – работал в тамошних библиотеках, общался с итальянцами, собирал любые мало-мальски интересные новости. Известие об открытии Колумба было тогда свежей, звонкой сенсацией, о которой новгородец просто не мог не знать.
В том же 1493 г. Милан и Венецию посетили послы великого князя Московского Василия III, отца Ивана Грозного, – Данила Мамырев и Михаил Докса. Они, прилежно собиравшие любую полезную информацию (в те времена вообще не было разграничения меж дипломатами и разведчиками), опять-таки не могли не услышать о плавании Колумба. Тем более что встречались с испанцами из Кастильского посольства (напоминаю: единой Испании тогда еще не существовало, Колумба послала в океан королевская чета Кастилии и Леона). Посол де Карвахаль, собрав коллег по дипломатическому корпусу, выступил с обширной речью об открытии новых земель, «лежащих близ Индии».
Ну а в 1530 г. в тверской монастырь был посажен в заключение ученый монах Максим Грек. Сама по себе его история не имеет прямого отношения к теме нашего повествования, но именно там, за решеткой, Максим Грек написал обширное сочинение, где, в частности, рассказал, что «нынешние люди португальцы и испанцы», отправившись в океан, «нашли много островов, из коих одни обитаемы людьми, а другие пустые, и, кроме того, обширнейшую землю, называемую Куба, конца которой не ведают живущие там».
Это уже было первое
А уж Московии тем более было не до Америки. Ивану Грозному хватало других проблем: он воевал с Ливонией, прорываясь к Балтийскому морю, громил Казанское и Астраханское ханства…
И разгромил в конце концов. И перед русскими открылись пути на восток, где простирался необозримый
Колумб пустился в море не из научного любопытства. И речи не шло о «родстве бродяжьей души». Кастильская королевская чета финансировала экспедицию из самых что ни на есть насущных экономических потребностей. Европа отчаянно нуждалась в огромном количестве пряностей – при тамошней жаркой погоде мясо портилось быстро, и сохранить его (или, по крайней мере, отбить несвежий душок) можно было только при помощи перца и прочих заморских приправ.
Пряности везли с Востока – из Индии, Юго-Восточной Азии. Но в 1453 г. турки, взяв Константинополь, захватили в свои руки и торговлю пряностями с Европой, после чего, как всякие монополисты, радостно
Точно так же обстояло и в Московии. Бал правила экономика.
С российской стороны Уральских гор, в Соль-Вычегодской земле, где обитали коми и зыряне, поселился оборотистый купец Аника (Аникей Федорович) Строганов, став там чем-то вроде тогдашнего олигарха, благо на этих землях никакой твердой власти не имелось: царю Московскому этот регион еще не принадлежал, а с местными племенами (вогулами, самоедами и манси) Аника быстро договорился. Хотя они, учено выражаясь, находились в первобытно-общинном строе, но серебряную монету с пуговицей уже не путали и денежки любили…
(Между прочим, на фоне тогдашних олигархов все эти нынешние ходорковские выглядят мелочью пузатой. Когда-нибудь, выбрав время и поднакопив материала, непременно засяду за книгу об уральских самодурах-миллионщиках старых времен. Случалось, и в XVIII веке там бесследно исчезали, словно в воздухе растворялись, посланные из Петербурга ревизоры чуть ли не в генеральских чинах…)
К тому времени «князь всей земли Сибирской» хан Едигер уже добровольно принес вассальную присягу Ивану Грозному и платил дань в тысячу соболей ежегодно. Но потом объявился небезызвестный хан Кучум…
В минувшие, словно страшный сон, перестроечные времена вакханалия интеллигентского самобичевания добралась и до освоения русскими Сибири. В те годы мне не раз приходилось читывать очередные призывы к «покаянию» перед «коренными народами Сибири» – ну как же, русские колонизаторы ведь, коварно вторгшись за Урал, безжалостно изничтожили «коренного» правителя хана Кучума…
Бред собачий, и не более того. К коренным сибирским обитателям Кучум не имел никакого отношения, поскольку был натуральным
Короче говоря, Кучум лихим налетом вторгся во владения Едигера, разбил его войска, убил самого, а потом провозгласил себя «всесибирским ханом» («сибирским салтаном», как писали о нем русские). Чтобы обезопасить себя от старой династии, он перерезал практически всех родственников Едигера, имевших право на степной престол, – кроме малолетнего едигерова племянника, которого ухитрился спрятать где-то в глуши.
И развернулся на славу: построил себе столицу, городок Искер (Кашлык) на правом берегу Иртыша и обложил данью все окрестные племена – до Урала на западе, до казахских рубежей на юге, до нынешнего Новосибирска на востоке. Драл с живого и с мертвого.
И в конце концов обратил самое пристальное внимание на богатые, обустроенные владения Строгановых. По какому-то странному совпадению, как нельзя более кстати племена манси «подняли восстание против эксплуататора Строганова». Однако в рядах этих «восставших» обнаружилось немало нукеров из регулярных, говоря современным языком, частей Кучума. На берегах реки Чусовой и ее притоков запылали деревни и слободки Строгановых, начались налеты на их соляные промыслы и торговые склады.
Строгановы, люди не робкие, быстро пришли к выводу, что самозваного хана Кучума следует
Атаман Ермак – личность до сих пор во многом загадочная, в рассказах о нем крупицы правды настолько переплелись с вымыслом, что полной истины уже не доищешься (тем более что основной массив документов о его походах погиб). Собственно, до сих пор неизвестно, что такое «Ермак» – имя или прозвище. В христианских святцах такого имени нет. Впрочем, существует
Все это – выдумка позднейших времен, когда лет через восемь-десять после гибели Ермака воспоминания о его походах самым причудливым образом перемешались с рассказами о волжских окаянствах Степана Разина (опять-таки раздутых молвой до немыслимых пределов вплоть до мистических деталей). Во второй половине XVII века странствовавший по Московии молодой голландский географ Николас Витсен, наслушавшись от русских побасенок о грабеже Ермаком царской казны, старательно их записал, включил в свою книгу, выражаясь современным языком, ввел в научный оборот. И пошло-поехало…
Меж тем сохранилось немало документов времен Ивана Грозного.
И нигде нет ни малейшего упоминания о похищенной казне и связи с этим делом Ермака. Более того, Ермак со своей дружиной состоял на государственной службе, участвовал в войне с польским королем Стефаном Баторием. Характер у Грозного, как известно, был далеко не ангельский, и, если бы Ермак и в самом деле был причастен к покраже казны, его не то что на государеву службу не взяли бы, но и вообще до тюрьмы не довели…
Вероятнее всего, на историю Ермака
Вот так и встретились Ермак и Кольцо – один оказался не у дел после окончания русско-польской войны, второй числился во всероссийском розыске по самым серьезным статьям тогдашнего Уголовного кодекса.
Строгановым на такие тонкости было, откровенно говоря, наплевать – им-то как раз требовались не хлюпики, а мужики решительные. Они обоих и наняли с заданием малость окоротить Кучума. Выражаясь современным языком, наняли правильную бригаду против беспредельщиков.
Ну, жить-то на что-то надо? И казаки, вооружившись как следует, прихватив проводников и толмачей, двинулись в Сибирь.
То, что происходило далее, в некоторых своих деталях смело можно именовать
Наверняка и сами Строгановы не ожидали
Но Ермак и Ванюха Кольцо (быть может, сами этому чуточку удивляясь) в кратчайшие сроки
Все россказни о том, что победу русским принесло огнестрельное оружие – чепуха. Во-первых, при несовершенстве тогдашних пищалей преимущество имели скорее татарские лучники: пока казак возился со своим
Причина практически моментального краха Сибирского ханства в том и заключалась, что Кучум был чужак, агрессор, захватчик. Коренные обитатели тех мест вовсе не собирались за него сражаться – наоборот, они объявили нейтралитет и с большим удовольствием наблюдали, как белые бородачи гоняют Кучума по Сибири, словно дворняжку с консервной банкой на хвосте. Более того – они провозгласили князем того самого, сбереженного ими Едигерова племянника, а вдобавок показали Ермаку потайной ход в столицу Кучума Искер. Казаки этим ходом тут же воспользовались – и от столицы остались одни воспоминания.
Кучуму поплохело окончательно. Племянник Едигера князь Сейдяк, собрав войско, взялся за Алея, не испугавшись его пушек. Окрестные племена в большинстве своем стали помаленьку подтягиваться под высокую руку московского царя, приносили присягу и соглашались платить дань – ничего удивительного, почуяли
Вот тут-то и произошло то, что имеет много общего с комедией. Поход Ермака был чистой самодеятельностью Строгановых. Узнав об этаких внешнеполитических новостях, Иоанн Васильевич Грозный не на шутку осерчал. Он искренне полагал, что подобные авантюры приведут к долгой войне, к нападению Сибирского ханства на русские владения.
Из Москвы на Урал понеслись, нахлестывая коней, царские гонцы с «опальными грамотами» – Грозный стращал Строгановых всяческими карами за самоуправство и приказывал немедленно отозвать Ермака из Сибири, пока не началась большая война с Сибирским ханством.
И вот тут-то в Москве объявились послы от Ермака, сообщившие грозному царю, что тревоги все напрасны, – Сибирского ханства как такового уже, собственно говоря, в природе не существует, напрочь исчезло с политической карты Сибири, и все ханство, выражаясь восточным цветистым языком, умещается под подковами Кучумова коня. А большая часть бывшего ханства уже принесла Иоанну Васильевичу вассальную присягу…
Грозный был не только жесток, но и умен. Стало ясно, что теперь гневаться на казаков как-то даже неудобно. Всем участникам сибирского похода простили прошлые грехи (даже Ивану Кольцо), наградили деньгами и сукном. Неожиданно для себя они оказались не государственными преступниками, а, наоборот, полезными державе людьми…
Правда, Грозный не награждал Ермака ни шубой со своего плеча, ни легендарной кольчугой с золотыми орлами – это очередная красивая сказка…
Покорителям Сибири, правда, впоследствии не повезло. Ивана Кольцо и его казаков пригласил к себе в гости какой-то из местных князьков, тайный сторонник Кучума – и перерезал спящими. Ермак был убит при ночном нападении Кучума на казачью стоянку.
С этим ночным боем тоже далеко не все ясно. До сих пор гуляет дурацкая сказочка, гласящая, что казацкая дружина якобы «перепилась», и татары без труда перебили хмельное воинство.
Очередная чушь. Порядки у Ермака были строгие, о каких бы то ни было масштабных пьянках во время его походов попросту не известно. Что гораздо более убедительно, против такой версии выступают цифры потерь. В тот злополучный поход с Ермаком, доподлинно известно, выступило сто восемь казаков. Вернулись живыми после ночной схватки (опять-таки доподлинно известно) – девяносто. Окажись казаки перепившимися поголовно, потери, легко понять, были бы не в пример значительнее…
Кстати, вымыслом, безусловно, является и то, что Ермак якобы утонул в Иртыше, потому что его потянула ко дну тяжеленная кольчуга с золотыми орлами, тот самый царский подарок. Не было никакой кольчуги. Ермак получил удар копьем в горло, стоя на борту струга – речного казацкого суденышка. Свидетелей этого было немало.
Кучум, кстати, потому и устроил
Какое-то время бывший грозный хан еще
Как и в случае с Ермаком, испанцы одержали победу отнюдь не благодаря огнестрельному оружию и суеверному страху индейцев перед лошадьми – хотя это поверхностное объяснение до сих пор можно встретить в иных популярных книжках. Ничего подобного. От суеверного страха перед лошадьми индейцы избавились очень быстро, как только обнаружилось, что это не мифологические драконы, а обыкновенные животные, подверженные всем опасностям. Огнестрельное оружие у индейцев весьма скоро завелось
Причина в другом. Как и скороспелое Сибирское ханство Кучума, огромное государство инков держалось, простите за выражение, на соплях, кое-как сметанное на живую нитку из многочисленных индейских племен, относившихся к стольному граду Теночтитлану (нынешний Мехико) без тени любви и уважения. Как только пронесся слух, что приплыли бородатые белые люди, намеренные всерьез разобраться с этими, из столицы, индейцы тысячами повалили в войско к Кортесу. И обрушилась в одночасье империя, державшаяся исключительно на принуждении…
После гибели Ермака русские ненадолго отступили за Урал. Но уже через полгода
Мансуров, плохо знакомый с местными реалиями, и понятия не имел, что его угораздило обосноваться в местечке под названием Белогорье, главном святилище Западной Сибири! У окрестных племен – остяков, хантов и манси – с давних пор сохранялось поверье: кто владеет Белогорьем – владеет всем краем. На законном основании. Такое уж место. Естественно, окрестное население тут же решило проверить новоявленного хозяина на прочность…
Штурм был отбит. Тогда остяцкие «князьки» пустили в ход свое стратегическое оружие – огромного деревянного идола, «белогорского шайтана», предмет особого почитания тамошних племен. Установили его неподалеку от частокола и заявили войску примерно следующее: сейчас наш покровитель ка-ак разгневается на этих бородатых, ка-ак их сожжет громом с молнией…
Однако получилось совсем наоборот. Мансуров, начавший что-то соображать в местной политике, велел наводить пушку как раз на «шайтана». Пушкари у него были хорошие, и деревянного болвана разнесло в щепки первым же ядром. На суеверных аборигенов это произвело огромное впечатление. Трудно поверить, но они немедленно сняли осаду и большей частью согласились перейти под московскую руку. Своя логика в этом была: если «шайтан» оказался слабоват против пришельцев, то и уважать его более не стоит, боги у бородатых будут посильнее…
На следующий год воевода Василий Сукин заложил город, известный нам сегодня как Тюмень. Местные татары, занимавшиеся скотоводством и земледелием, жили оседло. Они без всякого сопротивления согласились считаться московскими подданными, платить дань, а чуть позже без малейшего принуждения отправились с воеводой бить Кучума.
Воевода князь Андрей Елецкий привел полторы тысячи человек самого пестрого контингента – казаки, стрельцы, пленные поляки и литвины из войска Батория (нормально воевали за русских, ага!), поволжские татары, башкиры, пятьсот человек
В общем, так они и жили – утром встав, Кучума били… Действительно, полное впечатление, что лупить Кучума стало для русских чем-то вроде утренней зарядки. Уж не от огорчения ли старикан и помер?
Русские шли на восток, «встречь солнцу»,
Россия подошла к Америке
Что же гнало людей в тяжелейшие странствия, где каждый день можно было сгинуть от голода или стрелы, утонуть в реке или море, погибнуть в совершеннейшей безвестности?
Запомните это волшебное слово –
Ясак – это дань пушниной, которой облагали местных. Причем речь шла не о простецкой белке, а в первую очередь о соболях. Меха тогда были интернациональной валютой, как нынче доллар – и ценились порой наравне с золотом.
Прибыль была фантастическая, даже не снившаяся сегодняшним нефтяным олигархам. В самой Сибири соболя можно было приобрести за сущие гроши. Сохранился документ, гласящий, что 29 мая 1648 г. «промышленной человек Борис Григорьевич Сысолятин продал служилому человеку Семену Иванову сыну Дежневу тринатцать соболей, взято тринатцать алтын».
Дежнев – тот самый, знаменитый. Соболей он купил по алтыну за шкурку. Алтын – это три копейки серебром. Пуд муки стоил 15 копеек, железный топор – 30 копеек. А вот в России соболь уже стоил от двадцати до
Надеюсь, читатель может теперь представить, какой фантастической была выгода? Достаточно было привезти из-за Урала десяток соболей, чтобы обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь – если не гнаться за боярской роскошью, а купить приличное поместье и поживать себе на всем готовом. А если – сотню шкурок? Две? Вот то-то…
Именно вырученные за пушнину деньги помогли Российскому государству
Между прочим, прозаическая для России белка в Западной Европе ценилась гораздо выше и была еще одним экспортным товаром, приносившим Москве нешуточный доход. Во Франции, как и в других королевствах, писал знаток проблемы Оноре де Бальзак, королевские указы предписывали ношение мехов, в том числе белки, исключительно благородному сословию – дворянам и духовенству. И уж сословие это, будьте уверены, свои привилегии использовало на все сто – не из-за холодов, из принципа. Указы эти особо подчеркивают: «редкий» беличий мех имеют право носить только благородные, благородные, благородные дамы и господа! В других королевствах происходило примерно то же самое. Узрев жен «простого» горожанина в неподобающих ей роскошных беличьих мехах, и отбирали таковые мгновенно, и немалый штраф с мужа драли…
Так что в Сибирь русских – и прочие населяющие Московию народы – гнало это волшебное слово: ясак, «мягкая рухлядь», как тогда называли меха.
Можно представить, в каких масштабах воровали тогдашние воеводы, обосновавшиеся в местах, откуда до Москвы и за полгода галопом не доскачешь, вдали от государева ока и присмотра инстанций…
А впрочем, нет нужды напрягать фантазию. Документов сохранилось предостаточно. Воеводы драли с «туземцев» ясак не только в государеву казну, но и для своего кармана, брали взятки с подчиненных им горожан, вымогали меха у купцов и промышленников – а отдельные лихие экземпляры грабили идущие из Китая торговые караваны. Сохранились подробные описания иных методов, как две капли воды схожие порой с современными. Хочешь получить жалованье вовремя и сполна? – Отстегивай воеводе. Хочешь получить разрешение на промысел пушного зверя? Отстегивай.
А потому история Сибири пестрит упоминаниями о мятежах не только «ясашных инородцев», но и русского населения. В 1626 г. воеводу Енисейского острога Ошанина «драли за бороду», едва не убили, но простили, когда он с целованием креста пообещал больше «жесточи не чинить». В Верхоленском остроге, что на Амуре, воеводе Обухову повезло гораздо меньше, его просто убили… А впрочем, это уже другая история, о которой будет рассказано чуть позже. В Красноярске в 1695 г. воеводу вывели на берег, посадили в лодку и велели плыть куда глаза глядят, и ни в коем случае не возвращаться, если жизнь дорога. После чего Красноярск
Истины ради стоит упомянуть, что и сами легендарные первопроходцы были не без греха – дети своего времени. Вот вам совершенно реальная история, приключившаяся с Семеном Дежневым. Совершив свое историческое плавание через безымянный пока еще пролив, отделявший Азию от Америки, он вошел на своих кочах в устье реки Анадырь и стал продвигаться вверх. Завидев на берегу подходящих туземцев, возликовал, велел причаливать и, не теряя времени, обратился к аборигенам с насущным вопросом:
– Кому платите, мать вашу за ногу?
– Нам, соколик, нам! – на чистейшем русском языке послышалось вблизи. – Это наша корова, и мы ее доим…
И к Дежневу вышли крепкие ребята, как две капли воды похожие на его собственных казаков: кресты на шее – не басурмане, чай! – бороды и кафтаны, пищали и сабельки…
Это были конкуренты – «власьевские». Отряд, спустившийся навстречу «дежневским» по течению Анадыря – его направил обосновавшийся на Колыме боярский сын Власьев. «Власьевские» уже успели чисто конкретно объяснить местным, что они тут теперь главные, и платить следует только им.
Моментально началась стрелка, стали перетирать вопрос. Дежнев требовал долю. Ему решительно показали кукиш, логично, в общем, объясняя, что они сюда первые пришли, когда никаких Дежневых и в помине не было – так с какого перепугу делиться?
Консенсуса не достигли – и началась драка. Пищали и сабли хватило ума в ход не пускать, но мордобой случился нешуточный. Численное преимущество оказалось на стороне «власьевских», «дежневских» чувствительно потрепали, загнали на кочи и велели убираться отсюда к чертовой матери, пока не вышло чего похуже. Дежнев, видя, что тут ничего не выгорит, уплыл обратно в море, где добывал моржовые клыки, а порой пытался предлагать свою «крышу» корякам и чукчам – но те всякий раз отбивались, заявляя, что они люди вольные и без «крыши» вполне обойдутся. Так ничего и не вышло у Семена с коряками и чукчами. Вдобавок в те места нагрянул известный беспредельщик Тарас Стадухин…
Братовьев Стадухиных было двое – Тарас и Михаил. Оба по заслугам числятся среди первооткрывателей, Тарас ходил по Колыме и окрестностям, а Михаил – на Дальнем Востоке. Но, помимо своих бесспорных заслуг перед географией, оба – из песни слова не выкинешь – были известны как махровые беспредельщики. Дежнев предпринял новое путешествие по реке Анадырь, где собирал ясак с юкагиров, до которых еще не добрались «власьевские», – а Тарас Стадухин со своей бригадой шел следом и «громил» тех же юкагиров, как они ни доказывали, что их уже крышует Дежнев. Мало того: встретив вскоре Дежнева (на сей раз действовавшего в братском единении с «власьевским» Семеном Моторой), Тарас, окончательно обнаглев, отобрал собранные меха и у Дежнева, и у Моторы. Надо полагать, бригада у него была покрепче. Иначе кто бы ему добром отдал? Ограбив Дежнева с Моторой, Стадухин отправился дальше – совершать очередные географические открытия. Именно так, я не шучу. Именно он первым из русских обследовал побережье Охотского моря и будущий залив Шелихова – за каковые открытия и составленные им карты был произведен царем из простых казаков в атаманы. Как-то все это в нем уживалось: первооткрывательство и полнейший беспредел.
Его брату Михаилу повезло гораздо меньше – продолжая те же семейные традиции, он так достал аборигенов Дальнего Востока, что они его в конце концов прикончили… Правда, на Амуре и Сунгари Михаил Стадухин не был каким-то феноменом, паршивой овцой. Ерофей Павлович Хабаров (в честь коего нынче названы город и железнодорожная станция), тоже немало накуролесил: любил, что греха таить, при нападениях на даурские селения брать в заложницы главным образом женщин, для известного употребления, отчего дауры на него обозлились, но прикончить не смогли, как ни пытались. Зато против Хабарова взбунтовалась часть его собственного отряда, бежала на трех судах по Амуру, поставила в «Гиляцкой земле» собственный острог и начала собирать ясак. Нагрянув туда с пушками, Хабаров этот острог обстрелял и взял штурмом. Голову никому не отрубил, но батогами бунтовщиков бил «нещадно», отчего многие померли. Такие вот веселые дела происходили на значительном удалении от администрации – частные войны, беспредел полнейший…
Случались истории даже почище, которые так и просятся в телесериал. Взять хотя бы Никифора Черниговского – не судьба, а песня…
Означенный Никифор в документах того времени именуется «поляком», но, судя по имени и фамилии (или прозвищу?), он наверняка с Украины. Как бы там ни было, он воевал на стороне поляков против царя Алексея Михайловича, попал в плен, и был, как тогда водилось, сослан на Амур – без малейшего поражения в правах, на положении абсолютно вольного человека: пусть себе новые земли осваивает там, куда добровольцев не всегда и калачом заманишь…
Держался Никифор и в самом деле чересчур уж вольно – в один прекрасный день взялся драться с тем самым воеводой Обуховым, о котором я уже упоминал. На сей раз причиной послужили отнюдь не воеводские злоупотребления: просто-напросто кулачные дуэлянты не поделили бабу. Надо полагать, фемина была исключительно красивая – дрались долго, дрались остервенело, в конце концов Никифор так увлекся, что ненароком ухайдокал воеводу до смерти. Нравы в тех местах были свободные, Никифор остался на воле, но прекрасно понимал, что за этакие художества Москва его не помилует – а ведь непременно когда-нибудь узнает… Нужно было срочно искать выход.
И ведь нашел его Никифор! Собрав отряд вольницы, пошел в те места, которые никто еще не крышевал, собрал огромный ясак и отправился с ним в Москву, с повинной.
Царь Алексей Михайлович поначалу освирепел и приговорил Никифора к смертной казни. Но потом призадумался. Умен был царь-батюшка и мыслил по-государственному. Ход его рассуждений восстановить нетрудно: воеводу Обухова уже не вернешь, хоть сто голов оттяпай, а Никифор – человек оборотистый, эвон какую кучу мехов приволок. Может оказаться полезным еще не единожды…
Кончилось всем тем, что государь не только помиловал Никифора, но и назначил его воеводой в Албазинский острог, что на Амуре! Правда, никак нельзя было считать новое место службы теплым местечком – Албазин, основанный в свое время Ерофеем Хабаровым, восемь лет назад до основания спалили китайцы, сами большие мастера собирать ясак с амурских племен и конкурентов, мягко говоря, не приветствовавшие.
Самое интересное, что Никифор и в самом деле оказался толковым руководителем. Он отстроил Албазин, привлек туда немало русских переселенцев. Появилось не только немало деревень, но и православный монастырь, основанный в урочище Брусяной Камень иноком Гермогеном.
Как раз в Албазине русским пришлось столкнуться уже не с мелкими князьками и даже не с «сибирским салтаном», а самой настоящей
В гарнизоне Албазина было только полторы сотни казаков при трех пушках. Однако китайцев они отбили, и те отступили, понеся большие потери. Продовольствия и боеприпасов, правда, у осажденных было мало – и воевода Алексей Толбузин вступил в переговоры. Китайцы согласились на почетную капитуляцию. Отряд Толбузина со всем оружием и пушками ушел в Нерчинск.
Китайцы ушли к себе в Китай. Тогда Толбузин, недолго думая, вернулся, отстроил бревенчатый острог (что было делом быстрым и нехитрым, если умеешь обращаться с топором) и собрал с окрестных полей урожай, которого китайцы, уходя в быстром темпе, не тронули.
Прослышав про такие дела, разобиженный китайский воевода Лант Тань, командовавший первой осадой, вновь объявился под Албазином. Солдат у него на сей раз было поменьше, всего восемь тысяч, зато пушек – аж четыреста.
На сей раз русские не собирались уходить – зерна у них было предостаточно, боеприпасов тоже. В первые же дни обороны воевода Толбузин был смертельно ранен китайским ядром, и команду вместо него принял нерчинский казак Афанасий Бейтон…
Вам эта фамилия не кажется чуточку нерусской? Еще бы… Нерчинский казак Афанасий Бейтон был… чистокровнейшим шотландцем! Не родившимся в России потомком славных горцев, а натуральным шотландским уроженцем, приехавшим в Россию искать счастья. Шотландия в те годы особым благосостоянием похвастаться не могла, жилось там тяжело и голодно (см. Вальтера Скотта и Стивенсона), и гайлэндеры, переодевшись вместо клетчатых юбок в штаны, разбредались в поисках удачи по всей Европе (именно так в России и появился некто Лермант, предок нашего великого поэта)…
(Вот, кстати. Не «Лермонт», а именно
Но вернемся в Албазин. Шотландский казак Афанасий Бейтон держался в осаде десять месяцев! Я так и не выяснил, сколько русских там было поначалу – но, учитывая численность прошлого гарнизона, не более двухсот человек. Осаждавших – восемь тысяч при четырехстах пушках (которыми, кстати, командовал не китаец и не маньчжур, а французский монах-иезуит Вердье. Вот уж поистине эти «злокозненные езуиты» везде пролезут!).
Бейтон держался с начала июня 1686 г. до начала мая 1687 г. Продовольствие подошло к концу, в остроге началась цинга… Бейтон держался! Жаль, что эта история, судя по всему, осталась совершенно неизвестной сэру Вальтеру Скотту – роман получился бы захватывающий…
В конце концов на выручку албазинцам прибыл посланный из самой Москвы царский окольничий Федор Головин, дипломат не из бестолковых – при нем было и письменное полномочие на переговоры, и достаточно сильный военный отряд.
Осаду китайцы сняли. Из героических защитников Албазина в живых остались Бейтон и с ним двадцать два человека. Начались переговоры, причем в составе китайской делегации обнаружилось еще два иезуита: испанец Перейра и француз Жербийон.
Китайцы, уверяя, что это их исконная земля, выдвинули весьма оригинальный аргумент: река Амур, мол, находилась во владении их богдыханов… со времен Александра Македонского! Ясно было, что тут поработали иезуиты, просветив китайцев в древней европейской истории. Головин, глазом не моргнув, невозмутимо заметил: со времен Македонского, хорошие мои, много воды утекло…
Переговоры тянулись долго и напряженно – вплоть до того, что войска высоких договаривающихся сторон занимали боевые позиции. В конце концов договорились провести границу по реке Аргунь, и русские ушли из тех мест – как оказалось позже, на время…
Кто сегодня помнит о героической обороне Албазина и бравом шотландском казаке Афанасии Бейтоне?
А землепроходцы продолжали осваивать Сибирь и Дальний Восток. Долго и упорно искали легендарную «серебряную гору» – и на Чукотке, и в низовьях Амура. Ходили завлекательные разговоры, будто эта гора сплошь из чистого самородного серебра, каковое свисает «соплями», туземцы эти «сопли» сшибают стрелами и пускают на украшения.
Гору эту не обнаружили до сих пор – хотя геологи в принципе теоретически существование ее допускают. Впрочем, на Чукотке еще немало мест, где в буквальном смысле не ступала нога человека.
Вот, кстати, о чукчах. Именно они оказали русским самое яростное сопротивление. Сегодняшний читатель, я уверен, при этаком известии может и расхохотаться – для него чукчи представляют собой не более чем простодушных и безобидных детей природы, вошедших в известный цикл анекдотов.
Но это
Камчатку, правда, русские уже во времена Дежнева заняли
«Бабы» конечно же были местные, камчадалки – откуда в 1662 г. на Колыме русские женщины? И кошке ясно, что стучали на десятника подчиненные из чистой зависти: у них ни у кого баб нет, а у Ваньки – цельных две… Такие вот коллизии. Челобитная вроде бы осталась без последствий: ну да, только и дел у государя московского, как следить за моральным обликом камчатских казачьих десятников…
Поговорим о мифах, сопровождавших освоение Сибири.
До сих пор идет ожесточенный спор – «освоение» это или все же «завоевание»? В советские времена, ежу понятно, высочайше повелено было считать, что «освоение». Что приход русских всегда, везде нес исключительно «прогрессивный» характер, а все конфликты сводились к редким стычкам вроде тех, что изображена на знаменитой картине Сурикова.
В новейшие времена, как водится, шарахнулись из одной крайности в другую. Появились работы, где движение русских «встречь солнцу» изображается исключительно как непрерывная череда войн.
Ну а истина, как ей и водится, где-то посередине. Где «завоевание», а где и натуральнейшее «освоение». Все зависело от места и от ситуации. Поднимись подданные Кучума против русских в едином порыве, как один человек, – горсточка казаков была бы попросту сметена, да и последующие экспедиции вряд ли вернулись бы назад.
Вот вам история дворянина Василия Шульгина, краткая и печальная. Его отряд в несколько сотен человек в 1693 г. отправился к озеру Семискуль в Западной Сибири – и полег там до последнего человека. Никто не вернулся. Местные племена были настроены крайне решительно – истребить, и баста…
А вот история совершенно противоположная. В низовьях реки Томи, притока Оби, жил со своим племенем мелкий князек по имени Тоян. Едва появились русские, он обратился с просьбой о принятии его в московское подданство, не поленился самолично съездить с челобитной в Москву (для 1604 г. – странствие нешуточное). Помог русским построить в своих владениях острог (на месте которого ныне располагается город Томск), да и впоследствии сотрудничал абсолютно во всем – за что был даже освобожден от ясака.
Причина? А так ему было ужасно
Другой пример, опять-таки крайне многозначительный. Енисейских киргизов долгие годы «крышевал» монгольский алтын-хан («золотой царь») Кункачей. Несмотря на пышный титул, правил он не всей Монголией, как может кто-то подумать, а небольшим княжеством, и резиденцию свою устроил в тувинской глуши. С киргизов этот «золотой царь» драл по полной программе: десять соболей с человека в год и десятую часть всего поголовья скота. Когда ему взбредало в голову затеять войну с такими же мелкими «царями», а происходило это частенько, киргизов сотнями угоняли на пополнение армии. К тому же они обязаны были снабжать монголов подводами, продуктами и проводниками, участвовать в царских охотах в качестве загонщиков.
И тут приходят русские, которые говорят, что им нужно всего только одну шкурку в год с человека – за что твердо намерены защищать киргизов от всех окрестных царьков. Как вы думаете, долго ли енисейские киргизы судили и рядили, прежде чем принять
Так что
А самое главное – заняв ту или иную территорию, русские старались, чтобы на ней воцарилось полное спокойствие. Происходило это, конечно, по насквозь практическим мотивам: царству нужны были исправные плательщики ясака, а не обиженные мятежники, с которыми приходится воевать долго и старательно. Воеводы на местах притесняли «инородцев» как могли – но точно так же они изгалялись и над православными, вымогая денежки за каждый чих. Официальная политика государства как раз была направлена на то, чтобы «мирволить» новым подданным – порой к ним проявляли чересчур уж большую терпимость, прощая мятежников, успевших пролить немало русской кровушки.
Так что сначала частенько случалось завоевание, но потом все же – мирное освоение.
Вообще,
Полезно сравнить это с поведением английских протестантов в Северной Америке. Вот там-то в индейце человека не видели вообще, в упор, сквозь любые сильные очки. Случаев, когда англичане законным образом женились бы на индеанках, так мало, что их можно пересчитать по пальцам одной руки…
И напоследок поговорим о первооткрывателях, землепроходцах, путешественниках. Тех, что надрывали жилы, голодали, мерзли, воевали с «незнаемыми народцами», захлебывались в ледяной океанской воде, порой грабили друг друга, а то и убивали, как ни грустно об этом поминать…
Менее всего сибирские первооткрыватели, «служилые люди», похожи на ангелов или хотя бы на «приличных людей». Не зря же очень быстро после начала освоения Сибири появилась особая инструкция, высочайше утвержденная: о правилах поведения для тех, кто возвращался в Россию с собранным ясаком и отчетами о новых открытиях. Строжайше запрещалось воровать по городам и селам, пить в кабаках, играть на деньги в любые азартные игры. Легко догадаться, что подобные документы на пустом месте не рождаются, и возвращавшиеся оттягивались на всю катушку, коли уж понадобился специальный государев указ «о полном запрете и недопущении впредь»… А в городе Верхотурье (которого, возвращаясь в Россию, ни за что окольными путями не объедешь) устроили натуральнейший блокпост, куда посадили воеводой надежного человека – Ивана Толстоухова. В чьи обязанности как раз и входило тщательно досматривать деньги и имущество служилых людей, выясняя, не нажили ли они себе богатства «какой-либо неправдою». С особым усердием и вниманием Толстоухов досматривал сибирских воевод, отработавших свой срок, – репутация их была прекрасно известна…
Иван Толстоухов, кстати, долго прослужив в Верхотурье, тоже занялся географическими исследованиями: в 1686 г. снарядил три коча, проплыл по Енисею до Северного Ледовитого океана, а оттуда направился вдоль побережья на восток… Он и его спутники исчезли бесследно, и судьба их не выяснена до сих пор.
Так что же, все эти отчаянные мужики руководствовались лишь стремлением разбогатеть? Вот
Человек алчный, быстренько сколотив состояньице, плюнул бы на новые путешествия, убрался восвояси в Россию и зажил барином. Но в том-то и заключается доподлинная историческая правда, что никто из них вовсе и не стремился нажить «палаты каменные»! Едва вернувшись из смертельно опасных странствий и даже прикопив малость соболишек, отправлялся вновь и вновь в те дикие места, где уже не приходилось ждать ни малейшей выгоды. Сохранившиеся «отписки» и «скаски» позволяют понять, что им пришлось вытерпеть. «Пошли мы все в гору, сами (т. е. без проводников, не зная дороги. –
А какая выгода гнала в Даурию бывшего енисейского воеводу Якова Хрипунова? На теплом местечке сидел человек, мог бы, не утруждаясь, и далее набивать кубышку – но он, искусный рудознатец, отправился искать в тех местах месторождения серебра (не для себя, ясен пень, для державы). Умер по дороге, где-то возле устья Илима, похоронен незнамо где…
Так вот, сибирских первопроходцев обвиняли во множестве вполне реальных прегрешений: нахальным образом блудили с местными бабами, нападали друг на друга, друг друга грабили. Одного им никто и никогда не в состоянии был «пришить»:
Те, кто не умер в пути от предельных лишений и счастливо избежал стрел и копий аборигенов, никакой такой особенной награды за свои труды не получили. Семен Дежнев последние годы жизни провел в Москве, долго выбивая из бюрократов свое законное жалованье – всего-то сто рублей (цена одной соболиной шкурки высокого качества). О его смерти сохранилась скупая запись в «окладной книге денежного, хлебного и соляного жалованья» Якутского острога: «Семен Дежнев в 181[1] году на Москве умре, и оклад его в выбылых». Как уже говорилось, открытия Дежнева были забыты на добрых сто лет, пока бумаги не отыскал Миллер – но некоторые дежневские отчеты обнаружены в архивах лишь в… 1957 г. Раньше у историков руки не доходили.
Тараса Стадухина от щедрот государства пожаловали в казачьи атаманы – и не более того. Денежной награды не присовокупили. Упоминавшийся томич Иван Москвитин, открывший для России Охотское море, и его люди за свой поход опять-таки золотом не осыпаны: самого Ивана произвели в казачьи пятидесятники, его спутникам отвалили кому два рубля, кому пять, кому – кусок сукна на кафтан. Дальнейшие следы Москвитина бесследно теряются.
Карты и чертежи, нарисованные в меру своего умения Дежневым, Стадухиными, Поярковым, Хабаровым и многими другими, неведомо куда завалились в архивах.
Пожалуй, одному Ерофею Хабарову относительно повезло: царь жаловал его в «сыны боярские» (этот термин обозначал не боярских отпрысков, а достаточно почетное звание), дал в России несколько деревень «в кормление». Самое интересное, что Хабаров, став в результате этого человеком обеспеченным, снова стал рваться на Амур! Не отпустили…
Вот и выходит, что корыстолюбие не присутствует вовсе. Просто-напросто в характере всех этих людей было что-то, заставлявшее вновь и вновь выбирать именно
Между прочим, та же любопытная закономерность прослеживается в судьбах испанских конкистадоров. Особенно в этом плане интересна биография Эрнана Кортеса, завоевателя царства инков.
Выходец из семьи захудалых дворян (даже точное место его рождения и год до сих пор не установлены), он после всех своих подвигов собрал некоторое состояние, получил титул маркиза, пышное звание «генерал-капитана Новой Испании и Южного моря», поместья в Америке. Как выражался Абдулла: что еще нужно человеку, чтобы достойно встретить старость?
Но, вместо того чтобы в достатке и пышности прожигать жизнь, Кортес, будучи уже в солидном по тем меркам возрасте, вновь снаряжает корабли и пускается в плавание туда, где заведомо нет надежды отыскать новые, богатые золотом царства. Именно он открыл землю, которой дал название по-латыни «Калида форнакс» – «раскаленная печь». Впоследствии его сократили и придали тот вид, который мы знаем и сегодня: Калифорния…
А далее – совсем интересно. Кортес, вопреки поверхностным представлениям о том времени, не вельможей-рабовладельцем стать стремится, а, наоборот, прилагает все усилия, чтобы создать
В конце концов испанская корона за него взялась всерьез. Земли Кортеса в Америке и его судоверфи конфисковываются. Пышный титул «генерал-капитана» – красивая декорация, и не более того. Кортеса не выпускают в Америку – чтобы, чего доброго, не вздумал устроить там бунт и отложиться.
Сохранилось письмо Кортеса королю: «…провел я сорок лет, недосыпая и недоедая во все дни. Я жил, не расставаясь с мечом, я подвергал жизнь мою тысяче опасностей, я отдал состояние мое и жизнь мою служению Господу, дабы привести в овчарню овец, не ведающих Святого Писания вдали от нашего полушария. Я возвеличил имя моего короля, прирастил его владение, приведя под скипетр его обширные королевства чужеземных народов, покоренных мною, моими усилиями и на мои средства, без чьей-либо помощи. Напротив, вынужден был я преодолевать препятствия и преграды, возводимые завистниками, сосущими кровь мою, покуда их не разорвет, подобно пресытившейся пиявке».
Под этим письмом, знай они о нем, смело могли бы подписаться Дежнев, Поярков, Стадухины, Хабаров и многие другие, вроде казачьего атамана Баранова, на собственные скудные средства снаряжавшего экспедиции и получившего от государства шиш с маслом. Особенно им, без сомнения, пришлись бы по сердцу такие слова Кортеса: «Дороже и сложнее защищаться от Ваших тиунов, чем завоевывать землю врагов. По крайней мере, мои тяготы и труды доставили мне одно удовлетворение – удовлетворение исполненного долга, без которого я не знал бы покоя в старости…»
Кортес просил одного – вернуть то, что отобрали. Не вернули, к королю письмо так и не попало. Мелкий секретарь, один из «тиунов», наложил резолюцию: «Отвечать нет оснований». Письмо сохранилось.
В своем завещании Кортес просил построить в его бывших владениях женский монастырь, а также университет, «дабы Новая Испания имела собственных мужей ученых». Отказали. Вышедшая вскоре биография Кортеса была тут же высочайше запрещена.
Нет, не золота и роскоши искали все эти люди… Горький парадокс истории в том, что они, и русские, и испанцы, прокладывали дорогу еще и той самой тупой бюрократии, которая, водворившись на новых землях, не думала ни о чем другом, кроме своего кармана. Я уже вспоминал о «шалостях» сибирских воевод. Расскажу еще и о колоритной парочке томских – Матвее Ржевском и Семене Бартеневе.
Прохвосты были такие, что каторга по ним рыдала горючими слезами. Еще только ехавши к месту своего назначения, взялись «ясачных инородцев» «пытками пытати», отбирать все подчистую – не только шкуры, но и рыбу, масло, даже домашних собак. Обосновавшись в Томске, не только грабили туземцев, но и обращали их в холопы, а то и продавали. Однажды не выдержал даже сообщник воевод во всех грязных делах, томский подьячий Кирилл Федоров. В архивах об этом сохранилась подробная запись: «Тот Кирилка без шапки на улицу выскочил и орал и вопил и в сполошной колокол бил и являл на Семена да Матвея государево дело, де они Матвей да Семен служилым людям царскова денежнова и хлебнова жалованья не дают, а морят их голодом, а сами де тою государевою казной владеют и торгуют и называл их ворами, де от их воровства ясашные земли отложились и люди в городе умирали».
И что – последовали оргвыводы? Да ничего подобного. До Бога высоко, до царя далеко. Объявили, что у «Кирилки» белая горячка, и это он все спьяну. Хотя подьячий говорил чистую правду. К тому времени из сотни томских казаков, не получавших жалованья и довольствия, осталось только семьдесят. Остальные «от тех насильств утекли неведомо куды».
А «Семен да Матвей» продолжали лихоимствовать с какой-то запредельной удалью. В Томск приехала киргизская княгиня, супруга влиятельного местного князя Номчина, немало крови попортившего русским – но теперь княгиня хотела вести переговоры о том, чтобы принять российское подданство. Семен да Матвей, в переговоры не вступая, содрали с княгини роскошную соболью шубу и выпроводили восвояси. Князь Номчин отчего-то не на шутку обиделся и стал нападать на томские земли. А Семен с Матвеем, видя полную безнаказанность, дочиста ограбили ехавших через Томск в Москву калмыцких послов. Ну тут уж Москва встрепенулась и лихую парочку из воевод разжаловала…
В русских летописях их припечатали интересным словечком:
Вот, кстати. Испанские губернаторы – коли уж мы то и дело сравниваем Сибирь и Новую Испанию – тоже неровно дышали к казенным денежкам. Кроме сомнительных подвигов, как две капли воды похожих на проделки томских и иных воевод, они изобрели оригинальный способ набивать карман. Ждали набегов английских пиратов, как светлого Христова праздничка. Поскольку впоследствии, составляя скорбные отчеты о совершеннейшем разорении, последовавшем от нападения английских собак-еретиков, приписывали к убыткам немалые казенные суммы, которые хладнокровным образом присваивали. Вскрылось это лишь триста пятьдесят лет спустя, когда историкам наконец-то пришло в голову сравнить пространные отчеты губернаторов и реальную вместимость английских кораблей…
Но достаточно о прохвостах, я думаю, в конце концов, они истории неинтересны. На этом кончается рассказ о Сибири, мы переходим к Северной Америке…
Как уже говорилось, к середине XVII века русские вышли на побережье Тихого океана, проплыли проливом, разъединяющим Азию и Аляску, обнаружили Сахалин и Шантарские острова…
Но вот далее наступает категорически мне непонятная
Почему так случилось, мне, повторяю, непонятно. Никаких запретов на подобные плавания не было – да и случись они, могли проигнорировать. В Сибири и на Дальнем Востоке никакого особого трепета перед далеким Кремлем не испытывали, своевольничая, кто как хотел. Но факт остается фактом – прямых запретов русским плавать на восток в истории не зафиксировано. И тем не менее русские остановились на тихоокеанских берегах…
А ведь о существовании не столь уж далекой «американской землицы» прекрасно знали в Московии!
В 1687 и 1688 годах в Москве побывал иезуит Филипп Авриль, встречавшийся со смоленским воеводой Иваном Мусиным-Пушкиным, которого назвал «одним из самых просвещенных москвитян». Воевода (предок Александра Сергеевича Пушкина) когда-то занимал аналогичные посты в Тобольске и Красноярске – и о далеких краях знал немало.
Иезуит особенно интересовался моржовыми клыками, в изобилии добываемыми русскими на тихоокеанском побережье – но, несмотря на долгие и обстоятельные беседы с Мусиным-Пушкиным, который не мог не объяснить, что речь идет именно о
Но не в том дело. Главное, Мусин-Пушкин подробно рассказал заезжему иезуиту, что по ту сторону пролива, то есть в Америке, живут племена, родственные камчадалам и чукчам. Что на американском берегу тоже водятся бобры, которые вполне могут переходить по льду в Азию. И еще много интересного. В общем, об Америке к тому времени в Москве уже прекрасно знали.
Тем более что в Тихом океане к тому времени уже появлялись порой европейцы…
Эта загадочная история стоит того, чтобы о ней упомянуть.
Жил во времена Дежнева и Хабарова человек сложной и интересной судьбы – Николай Спафарий. Грек по национальности, он был родственником «валашского» (т. е. молдавского) правителя-господаря, при дворе которого и обретался, активнейшим образом участвуя во всех политических интригах. Очередную он проиграл начисто – и победители вышибли Спафария из страны, на прощанье отрезав ему нос – такие уж в Молдавии, надо полагать, были интересные обычаи.
Спафарий оказался в России, где его, несмотря на урезанный нос, быстренько взяли в Посольский приказ, то есть тогдашнее министерство иностранных дел. Кадр был ценный: кроме латинского и греческого, владел еще несколькими европейскими языками, видывал Стокгольм и Париж. Ну а склонность к интригам – дело житейское. Своих таких немерено…
В общем, Спафарий участвовал в направленном в Китай посольстве, по дороге собирал сведения по географии и истории – и, вернувшись в Москву, написал сочинение с длиннющим, как тогда было модно, названием: «Описание первые части вселенныя именуемой Азии, в ней же состоит Китайское государство с прочими его городы и провинции».
Об Америке там
Сами казаки – и Спафарий тоже – полагали, что шляпы эти привезены из Японии. Однако с полным на то правом получила хождение и другая версия… Алеуты, населявшие одноименные острова у берегов Аляски, как раз и носили шляпы, плетенные из коры. А обитавшие на Аляске индейцы тлинкиты (они же колоши) тоже щеголяли в самых натуральных широкополых шляпах, пестро разрисованных…
Так что не исключено, что за «большой остров» была принята Аляска. Теоретически возможно.
Теперь – о европейцах. Спафарий подробно описал, как казаки (вероятнее всего, спутники Пояркова или атамана Нагибы) в устье Амура наткнулись на остатки потерпевшего крушение большого корабля европейского образца, похожего на те, «которые ходят к Архангельскому городу».
В западноевропейских хрониках вроде бы нет упоминаний о тамошних моряках, погибших в устье Амура. Но, во-первых, погибшие отчетов не пишут, во-вторых, и в Европе сохранились далеко не все архивы. Ну а в-третьих, бюрократии там было не меньше, и в пыльных архивных недрах иные отчеты и описания путешествий терялись с тем же успехом, погружаясь в забытье на сотни лет…
Спафарию нет оснований не доверять – человек серьезный. Выходит, во времена Алексея Михайловича некие оставшиеся неизвестными европейские смельчаки попытались изучать берега Охотского моря, где и погибли. Далеко не все морские путешествия должным образом запротоколированы – и слишком много лихих капитанов пропадало без вести, совершенно не оставив о себе памяти…
А в 1670 г. российские книжники познакомились с обширным трудом, который в исторической науке именуется без затей: «Космография 1670». Некий оставшийся неизвестным ученый россиянин перевел несколько европейских книг: атласы Меркатора и Ортелиуса, «Путешествие» Марко Поло и «Хроники» польского историка XVI века Бельского. Объединил их и, несомненно, будучи монахом, дополнил богословскими рассуждениями. Получилось нечто вроде обширной энциклопедии «всего света», пользовавшейся в те времена большим успехом среди грамотного народа.
Так вот, о Японии написано следующее: «Япан-остров отделен от Хинского царства на 60 испанских леук. А в леуке по три версты. От Новой Испании, то есть от Западной Индии – 150 леук… На востоке протягивается к Новой Испании…»
Хинское царство – это старое русское наименование Китая. Таким образом, книжники того времени должны были прекрасно знать, что от Японии до Мексики – всего-то четыреста пятьдесят верст (на самом деле, конечно, гораздо больше, но ведь Новая Испания упомянута и названа!)
И наконец, на Камчатке в 1697–1699 годах проводил исследования сибирский казак Владимир Атласов. Будучи приказчиком в Анадырском остроге, он на личные (опять!) деньги собрал отряд из 60 казаков и 60 юкагиров и отправился через Корякский хребет. За два года странствий Атласов собрал немало пушнины, основал несколько острогов, привел в российское подданство практически всю Камчатку, встречался с обитавшими на Курильских островах бородатыми айнами (которых первым обнаружил еще Тарас Стадухин). Будучи человеком, что греха таить, необразованным, он тем не менее составил обширнейший отчет, который специалисты считают самым обширным и содержательным трудом от времен Ермака до… середины XVIII столетия. Даже Беринг столь подробных отчетов не оставил. В труде Атласова – масса ценнейших этнографических и географических сведений, и не зря его именем названы бухта и вулкан на Курильских островах.
Но главное! Именно в «скаске» Атласова, записанной с его слов в Москве в 1701 г., есть прямые и недвусмысленные указания на Аляску. Атласов сообщил, что напротив Чукотского носа «есть остров, а с того острова зимою, как море замерзает, приходят иноземцы, говорят своим языком и приносят соболя худые, подобно зверю хорьку, и тех соболей он, Володимер, видел. А хвосты у тех соболей длиною с четверть аршина с полосками поперечными черными и красными».
Этот «остров» мог быть только Аляской, и ничем другим. «Худые соболя», похожие на «зверя хорька» – американские еноты, описание к ним подходит идеально.
«Скаска» Атласова по праву считается первым документированным сообщением русских об Аляске (ошибочно на первых порах принимаемой за большой остров). Вообще-то теоретически возможно, что от чукчей и юкагиров об Аляске слышали и раньше – и Семен Дежнев, и анадырский десятник Курбат Иванов (1660) Но это – не более чем допущения. Зато у Атласова все обозначено предельно точно, в отличие от Мусина-Пушкина и неведомого автора «Космографии», он писал о
Когда Атласов диктовал в Москве свои «скаски», уже наступил восемнадцатый век – как и предыдущие столетия, отмеченный неистребимой жаждой к путешествиям, географическим открытиям, поиску новых земель.
В опасные странствия пускались все – Атласов, между прочим, обнаружил у камчадалов некоего пленника, потерпевшего кораблекрушение у тамошних берегов. Интересный был пленник: по описанию Атласова, «подоблет кабы гречанин: сухощав, ус невелик, волосом черн». В другом месте Атласов, так и неведомо осталось почему, именует незнакомца «индейцем из Узакинского государства».
На каком языке пленник изъясняется, не понимал ни Атласов, ни тем более камчадалы. Однако, одержимый чистейшей воды научным любопытством, Атласов этого «гречанина» забрал с собой в дальнейшие странствия. Путешествуя с казаками, «узакинский индеец» навострился говорить по-русски и наконец-то рассказал, кто он и откуда, какого роду-племени.
Оказалось, никакой не индеец, а натуральнейший японец по имени Денбей из города Осаки. Атласов его привез с собой в Москву, где в Сибирском приказе подробнейшим образом записали со слов Денбея массу интересного о жизни тогдашней Японии («денбейская скаска» тоже сохранилась).
Напоминаю, происходило это в 1701 г. На престоле уже сидел государь Петр Алексеевич, сгусток энергии (сплошь и рядом – самой дурковатой).
И с приходом нового столетия, а также нового царя-государя в истории открытия Русской Америки открывается новая страница. Наступают новые, бурные времена…
Итак, к Денбею подступили с перьями и чернильницами дьяки и подьячие Сибирского приказа. Поскольку это был первый японец, какого узрели в России за все времена ее существования, можно представить, с каким интересом его слушали – не по долгу службы, а из понятного любопытства.
Японец, научившийся русскому за время странствий с казаками, и в самом деле рассказал массу интересного. Плыл он вовсе не в «Индию» – это поначалу Атласов ошибся по созвучию. Плыл Денбей в Иеддо (нынешний город Токио). Морской караван принадлежал некоему купцу – тридцать суденышек по тридцать метров длиной каждое. Везли рис, рисовую водку в бочках, сахар, ткани, фарфоровую посуду, железо. Налетел шторм, кораблики разбросало. Тот, на котором плыл Денбей, носило по морю
Из двенадцати бывших на судне японцев троих захватили в плен местные жители, а остальные девять, по словам Денбея, «угребли неизвестно куда» (должно быть, построили из обломков плот и наверняка погибли).
Спутники Денбея погибли в плену. Особенно интересен подход туземцев к доставшемуся им грузу: тканям и железу они обрадовались и взяли себе, рис и сахар выкинули, поскольку такого в жизни не видывали, а попробовать не догадались (может, решили, что это такая отрава). Рисовую водку безжалостно вылили в море (садисты! варвары! тварюги!) – в ту пору камчадалы еще не распробовали «огненной воды», от которой их потом было за уши не оттащить. Кроме этого, на судне было пуда четыре золотых монет, которые тоже достались туземцам – но поскольку они, собственно, жили в каменном веке и деньгами не пользовались, то преспокойно раздали «кругляшки» детям для игры (вот тут автор этих строк, не чуждый нумизматике, форменным образом взвыл, представив, какая сейчас редкость – японские золотые конца XVII века, и сколько они могут стоить, не считая исторической ценности!).
Денбея, как диковинный курьез, представили Петру I. К счастью, тот был в добром расположении духа и не велел набить из японца чучело для своей Кунсткамеры (зная Петра, можно было опасаться и такого исхода). Император велел обучить японца русскому языку в совершенстве, а когда выучится, дать ему самому в обучение японскому несколько смышленых русских ребят. Вот и получилось, что Атласов доставил в Россию еще и первые сведения о Курильских островах и Японии – из первых рук. Пушкин, в свое время с огромным интересом изучивший материал Атласова, назвал его «камчатским Ермаком».
К сожалению, через десять лет, в 1711 г., «камчатский Ермак» погиб – и отнюдь не от вражеской стрелы…
Пока Атласова на Камчатке не было, туда самовольным образом проникло несколько отрядов казаков и просто «охочих людей», поставили два острога и принялись убивать и грабить камчадалов. Известия о беспорядках достигли Москвы, Атласову присвоили немалый чин «казацкого головы» и отправили наводить порядок с самыми широкими правами: он имел инструкции действовать против туземцев «лаской и приветом», а ослушников имел право казнить.
Привыкшие за это время к вольной жизни казаки взбунтовались против нового начальника (крутого по характеру), посадили его под замок, а сами принялись строчить кляузы, приписывая Атласову все мыслимые прегрешения. На несколько лет закрутилась склока. А тут еще коряки и восточные камчадалы пошли войной на русские городки…
Кое-как Атласов со всем этим справился и навел относительный порядок. Но однажды к нему явились трое казаков с каким-то якобы неимоверно важным письмом. Когда Атласов принялся его читать, получил удар ножом в спину…
В том же 1711 г. служилый человек Петр Попов получил на Чукотке известия об «острове зубатых людей». Чукчи рассказали немало интересного: через море от Чукотки лежит большой остров, на котором обитают «зубатые люди». Вера и язык у них совсем не те, что у чукчей, и с чукчами они частенько воюют. Летом, когда пролив свободен ото льда, «зубатые» приплывают на Чукотку на байдарах, а зимой прикочевывают на оленях, управляясь за день. Общественное устройство такое же, как у чукчей: никакого верховного вождя нет, живут всяк своим племенем.
Попов прилежно записывал за чукчами: «и есть-де на том на острове всякий зверь, и соболи, и куницы, и волки, и росомахи, и медведи белые, и морские бобры, и держат они у себя великие табуны оленей (конечно, не медведи с бобрами оленей держат, а “зубатые”. –
Это было точное описание Аляски – простодушно полагавшейся чукчами «большим островом». Попов сам видел в байдарах и чумах у чукчей ветки вышеописанных деревьев. А потом своими глазами наблюдал человек десять «зубатых», взятых чукчами в плен во время очередной стычки. Это были аляскинские эскимосы, получившие свое прозвище отнюдь не с бухты-барахты. Такой уж у них был обычай: продырявливать щеки и вставлять туда подобие то ли клыков, то ли усов из моржовой кости. Так им казалось гораздо красивше.
В том же году Федор Бейтон (сын того самого Афанасия Бейтона, уже совершенно русский человек) составил «Карту мест от реки Енисея до Камчатки лежащих». На ней – наверняка впервые в русской картографии – уже значилась напротив Чукотки некая «Землица». В комментариях к чертежам Бейтон писал: по сообщениям чукчей, на той «Землице» обитают племена по имени «кыкыкмеи». «И бой у них лучной, а звери соболи и лисицы есть. Дерева на них сосняк и березняк».
Аляска легла на русские карты! Между прочим, забегая вперед, стоит уточнить, что это название произошло от искаженного эскимосского «Аль-ак-шак», как они называли свой «большой остров».
Событие примечательное: русские увидели вполне реальную
Петр Первый
Вновь, как в прошлом веке, последовал
Дворянин Федор Салтыков (бывал в Голландии, Германии, Англии, общался с Витсеном) самостоятельно предложил проект северного морского пути: от устья Северной Двины до Амура, Китая и Японии. По тем временам это была совершеннейшая утопия, но в те годы о том не догадывались самые светлые умы.
Матвей Гагарин, всесильный губернатор Сибири, отправил «сибирского дворянина» Трушникова… аж в Тибет. Трушникова не было долго, и его полагали погибшим, но в 1716 г., пространствовав три года, он вернулся живым и невредимым. До Тибета он, правда, не смог добраться, но Китай исколесил добросовестно.
Гораздо меньше повезло двум безымянным служивым людям, которых тот же Гагарин отправил из Охотска искать Японию – и Гагарин, и они сами полагали, что до Японии рукой подать.
Японии смельчаки так и не достигли – и погибли на обратном пути, успев побывать на каком-то острове – каком именно, так и осталось неизвестным. Не исключено, что именно при них был проводником тот самый Денбей, крестившийся в России и получивший имя Гавриил. Именно тогда, в 1714 г., его следы теряются в Сибири, и никаких известий о его судьбе более не имеется…
В 1715 г., опять-таки по поручению Гагарина, какое-то загадочное путешествие совершил Григорий Новицкий – а впрочем, может быть, и не совершал, попросту обработав бумаги предшественников. Некоторые исследователи считают, что «земля к востоку от Оби», о которой писал Новицкий, и есть Аляска – но точных данных обо всей этой истории маловато.
Зато гораздо более достоверным выглядит найденное потом тем же Миллером известие, касавшееся жившего на Камчатке странного человека: «Жил на Камчатке человек иностранной, которой по причине камчатских мелких кедровых орехов и низких кустов, на которых растут те орехи, объявлял о себе, что он родился в такой земле, где растут кедровые дерева высокие, а на них орехи гораздо крупнее камчатских, а сия де земля лежит от Камчатки на восток. В ней де есть большие реки, которые впали в Камчатское море. Жителям де имя тонтолы, они обыкновениями схожи с камчадалами и употребляют к водяному ходу такие же кожаные суда и байдары, как и камчадалы. Назад де тому много лет приехал он с земляками своими на Карагинский остров, где товарищи его от тамошних жителей убиты, а он, оставшись один, ушел на Камчатку».
Совершенно точное описание Аляски, ее природы и ее жителей. На помянутый Карагинский остров, кстати, частенько море выбрасывало стволы огромных сосен и елей, каких ни на Чукотке, ни на Камчатке не росло.
Россия начинала присматриваться к «Большому острову» всерьез. К сожалению, петровское царствование было не самым лучшим временем для серьезных экспедиций к Аляске – шла многолетняя война со Швецией, поглощавшая массу ресурсов, да вдобавок строили Санкт-Петербург. Да и другие нововведения Петра сотрясали страну почище иной войны… Какая тут Аляска?
Обретаясь в Париже, Петр занимался уже не проектами, а
Зачем русским укрепляться на Мадагаскаре, никто не в состоянии внятно объяснить и сегодня (ну, умственное состояние государя Петра Алексеевича – отдельная песня). Однако затея эта готовилась всерьез и провалилась по чисто техническим причинам: два корабля, выделенных для похода, дали течь еще на Балтике и вернулись в Ревель. Петр от своей идеи все же отказался.
Руки до Тихого океана у него дошли только в 1719 г. По личному указу императора геодезисты Федор Лужин и Иван Евреинов под величайшим секретом отправились на Дальний Восток. Они составили подробную карту Камчатки и Курильских островов – но к Аляске и на сей раз не приблизились. В ответ на вопросы приближенных (например геодезиста Федора Соймонова), не пора ли искать «Землицу», Петр отвечал: еще не время…
Параллельно с плаванием Лужина и Евреинова в Сибири без малейшей секретности, наоборот, совершенно открыто началась операция «Чистые руки», имевшая целью разобраться наконец с зарвавшейся сибирской администрацией.
Уже упоминавшийся боярин и князь Матвей Петрович Гагарин, без преувеличений, был патриархом и ветераном сибирского казнокрадства.
Караваны грабил иркутский воевода Лаврентий Ракитин, один из видных персонажей гагаринской мафии. Тогда еще не знали такого слова, но это была именно мафия. Князь Гагарин создал целую систему – повсюду его ставленниками сидели воеводы и комиссары, которые старательно отстегивали князю долю от неправедных доходов, а он их «крышевал» перед Санкт-Петербургом. Как ни строчили на князя и его команду доносы, кляузы и докладные, всякий раз удавалось замять дело.
Так оно все и тянулось до 1717 г. Гагарина отозвали в Петербург, а в Сибирь для тщательного следствия выехал гвардии майор Лирарев с несколькими подчиненными, среди которых был и некий гвардейский сержант Максим Пушкин (специалисты так до сих пор и не выяснили толком, был ли он родственником великого поэта).
Поначалу следствие шло туго – свидетели боялись Гагарина как огня и рот держали на замке. Пришлось в соответствии с тайными инструкциями императора публично объявлять во всех сибирских городах, что князь – «плут и недобрый человек», от должности отстранен навсегда, и в Сибирь уже ни в каком качестве не вернется.
Тогда дело пошло повеселее… Ревизии со вдумчивым изучением документов отлично умели проводить уже в те времена. Обосновавшийся в Иркутске Максим Пушкин поднял все документы: книги учета пушнины, ведомости на выплату государева жалованья, на расход денег, полученных как в качестве налогов, так и присланных из столицы. Попутно выяснилось много интересного о Ракитине: хапал с живого и с мертвого, захватил все золото и серебро, какое везли помянутые купеческие караваны, незаконно наказывал кнутом и плетьми, заковывал людей в кандалы и держал в своей канцелярии…
Ракитин пытался подкупить следователей. Они, вот чудо, не брали. В конце концов к воеводе явились хмурые ребятки в гвардейских мундирах и предложили собираться.
Князя Гагарина и воеводу Ракитина в стольном граде Санкт-Петербурге казнили. Сибирская чиновничья братия присмирела – но, следует с грустью констатировать, ненадолго…
Только в декабре 1723 г. Петр вернулся к идее морского путешествия россиян в Америку. Распорядился отыскать Евреинова. Пока искали, Евреинов помер. Идея вновь притормозила на целый год.
В конце декабря 1724 г. Петр наконец сам отыскал подходящую кандидатуру, вспомнив об известном ему датчанине на русской службе Витусе Беринге.
Лично написанная Петром через пару дней инструкция состояла всего из трех пунктов и уже прямо касалась Америки. Вот она, слово в слово.
«1. Надлежит на Камчатке или в другом таком месте зделать один или два бота с палубами.
2. На оных ботах (пропущено слово «плыть». –
3. И для того искать, где оная сошлась с Америкою, и чтоб доехать до какого города европских владений, или, ежели увидять какой корабль европский, проведать от него, как оный куст (берег. –
Третий пункт не оставляет сомнений в том, что экспедиции следует плыть именно в Америку – где в Сибири можно рассчитывать обнаружить «европейские владения»? А вот второй пункт, как это частенько за Петром водилось, сформулирован невнятно и косноязычно даже по меркам литературного языка того времени…
Мимо
Петр умер буквально через несколько дней после составления инструкции, спросить было не у кого… Но Беринг все равно пустился в путь. Через всю Сибирь.
Из Санкт-Петербурга он со своими людьми выехал в феврале 1725-го. На западный берег Камчатки добрался только осенью 1727-го. В Санкт-Петербурге умерла императрица Екатерина, на трон взошел малолетний Петр Петрович, угодил в опалу и был сослан всесильный Меншиков – а Беринг со спутниками, представления не имея обо всех этих событиях, шли и шли на восток, отрезанные от внешнего мира, словно нынешние космонавты (но, в отличие от космонавтов, радио у них конечно же не было).
К концу июля 1728 г. в низовьях Камчатки достроили судно «Св. Гавриил», и Беринг с помощником, двадцатидвухлетним лейтенантом Алексеем Чириковым, наконец-то вышел в море.
Человек он был добросовестный, но, безусловно, не из «думающих». И
Чириков – несмотря на молодость, человек образованнейший и дельный – предлагал повернуть на запад, к устью Колымы. Только таким образом, справедливо указывал он, можно точно выяснить, соединяется Азия с Америкой или нет. Если дойдут до Колымы морским путем, не встретив суши – значит, не соединяется, тут и гадать нечего…
Беринг отказался. Повернул корабль назад и двинулся в обратный путь тем же маршрутом (повторяя, о чем не ведал, плавание Семена Дежнева). Возьми он чуточку ближе к Аляске, она была бы открыта еще тогда. Но американского берега со «Св. Гавриила» не увидели
Первая экспедиция Беринга, полуторамесячное плавание вперед-назад, собственно, закончилась пшиком. Ясности насчет соединения (либо, наоборот, несоединения Азии с Америкой) так и не внесли. Беринг, правда, открыл в самом узком месте пролива некий остров, названный им островом Диомида, – но и тут получился прокол, потому что на самом деле это были
И вновь – долгое путешествие через всю Сибирь в Петербург, где уже не было и государя Петра Петровича, а на троне сидела Анна Иоанновна… Изучив результаты экспедиции, высокая правительственная комиссия указала Берингу, что результатов, собственно, никаких нет, повторив те же аргументы, которые выдвигал Чириков. Открытие острова Диомида на великое свершение как-то не тянуло – в Сибири подобные открытия играючи совершали казацкие десятники.
Беринг, служака добросовестный, очень переживал. И представил ко двору проект новой экспедиции, заверяя, что теперь-то он приложит все усилия, чтобы реабилитироваться.
Параллельно президент адмиралтейств-коллегии (тогдашний военно-морской министр) адмирал Н. Ф. Головин внес свой собственный проект – плыть к Камчатке другим путем, через Атлантический океан, обогнув мыс Горн и пройдя мимо Японии. Будь его предложение принято, это стало бы первым русским кругосветным путешествием.
Однако поддержки эта идея в верхах не нашла. Было принято предложение Беринга – со значительными поправками в сторону
Несмотря на скромные результаты, Берингу выдали денежное вознаграждение и повысили в чине – ну что поделать, у Беринга были неплохие связи среди командования военно-морского флота, где в высоких чинах служили иные его земляки. Он, как уже говорилось, представил проект отыскания Америки – но делу решили придать вовсе уж грандиозный размах.
Это было великое предприятие, говорю без тени иронии. Планировалось не просто искать Америку, а послать еще несколько экспедиций для изучения Сибири, Дальнего Востока, побережья Северного Ледовитого океана – чтобы составить наконец точные карты и детально выяснить, чем богата Российская империя. Забегая вперед, скажу, что этот проект, кропотливо воплощенный в жизнь, принес славу царствованию Анны Иоанновны (которая была гораздо умнее и толковее, чем нам ее порой представляют).
Раскручивалась громадная махина. В экспедиции должны были принять участие не сотни человек – тысячи. Из казны отпускались огромные деньги. Над планами работало немало ученых академиков и профессоров, лучшие умы того времени, в подготовке было задействовано – на самом высшем уровне – руководство министерства финансов, военно-морского флота, правительственные органы, проект лично курировала государыня Анна Иоанновна, свершения предстояли грандиозные…
Вот только все эти важные и ученые господа не взяли в расчет, что обитают они в России, где возможна самая невероятная самодеятельность. В Санкт-Петербурге никто и представления не имел, что на Чукотке скромный армейский капитан Дмитрий Иванович Павлуцкий уже самым будничным, прозаическим образом дал команду:
– Ребята, живенько открыть Америку! К завтрему не требую, но чтоб без промедления…
Он, конечно, задачу поставил в других выражениях – но смысл требований был именно таков!
Давайте по порядку. Чукчи тогда только что разгромили отряд казачьего полковника Шестакова и убили его самого. Потом стали делать набеги на коряков, плативших дань московской короне. Чтобы научить их уму-разуму, в Анадырский острог и прибыл капитан Павлуцкий.
Впоследствии, на протяжении 1731–1746 годов он совершит три долгих похода по Чукотке, изучая эту до сих пор не покоренную страну. Но пока что он готовился отправиться в свою первую экспедицию – одновременно и военную, и, так сказать, географическую.
К Павлуцкому пришел служивый человек Афанасий Мельников, недавно пытавшийся пройти из Чукотки на Аляску пешим путем, и сообщил, что своими глазами видел тех самых «зубатых людей» и даже общался с ними. А вскоре стало известно, что один из подчиненных покойного Шестакова, Трифон Крупышев, плывший в Анадырь, видел на той стороне пролива самую натуральную землю, поросшую густым лесом…
Вскоре – история сохранила точную дату, 14 июля 1731 г. – Павлуцкий во главе отряда в пятьсот человек из русских, юкагиров и коряков двинулся в глубь Чукотки. Земля была негостеприимная и суровая. Павлуцкий писал в отчете: «Чухотия пустая земля, нет ни лесов, ни других угодий, рыбных и звериных промыслов никаких, а довольно каменных гор и шерлобов (скал, утесов. –
Вот тут на его отряд и навалились чукчи. К ним Павлуцкий отнесся с должным уважением: «Чукчи народ сильный, смелый, рослый, крепкого сложения, рассудительный, справедливый, воинственный, любящий свободу и не терпящий обмана, мстительный, а во время войны, будучи в опасном положении, себя убивают».
Бой был тяжелый и долгий – но все же Павлуцкий заставил противника отступить. И, осматривая убитых, увидел среди них… натуральнейшего «зубатого человека»: «на губе были дыры, в которые вставляются зубы, из моржовых зубов вырезанные».
Вместе с чукчами с Павлуцким воевали их союзники – эскимосы с «острова Диомида». И вот тогда-то Павлуцкий своей властью распорядился: искать «Большой остров», привести его жителей в российское подданство и обложить ясаком.
Корабль «Св. Гавриил», на котором плавали Беринг с Чириковым, стоял тут же, в Анадырском остроге. Командовать поставили геодезиста Михаила Гвоздева. Навигатором стал подштурман Иван Федоров. Он был болен, но Павлуцкий настаивал, и подштурмана доставили на борт на носилках. К экспедиции присовокупили и морехода Кондратия Мошкова, участника походов Лужина, Беринга и Шестакова. Всего на одномачтовом кораблике длиной восемнадцать метров поплыло тридцать девять человек.
Они-то и открыли Аляску. Сначала у Чукотского мыса встретили чукчей и добросовестно пытались их «объясачить» – но чукчи, приняв гордый вид и грозя копьями, заявили, что они не какие-то там слабачки, а бравые парни, которые только что дрались с капитаном Павлуцким и едва его не убили. По малочисленности пришлось отступить. Гвоздев направил кораблик на восток.
Свершилось!
Потом Гвоздев в своем отчете написал просто и незатейливо: «Августа 21 дня (1732 г. –
Это были уже не острова, а материк – Америка, Аляска. Пристать к берегу не смогли из-за сильного ветра и долго плыли вдоль береговой черты, наблюдая «жилья юртами по берегу и народа, ходящего по той земле множество. Лес на той стороне великой лиственничной, ельник и топольник».
«Св. Гавриил» подошел к месту, которое теперь известно как мыс Принца Уэльского – западной точке американского побережья (эскимосы называли его Нихте, а вот уральские не догадались как-то наименовать, чем потом и воспользовался капитан Кук,
Корабль еще долго шел вдоль берегов, но в конце концов повернули назад, «не усмотрев конца той земли». Иван Федоров первым из русских и вообще европейцев нанес на карту оба берега Берингова пролива.
В Петербурге об этом еще не подозревали! Там как раз вспыхнул скандал, связанный с сибирским землепроходцем, поляком по происхождению, Игнатием Козыревским. Оный Козыревский приехал в Москву рассказать о своих походах по Камчатке и Курильским островам. Поначалу он неплохо пропиарился – его рассказ даже печатала газета «Санкт-Петербургские ведомости», а Сенат постановил выдать Козыревскому неплохие по тем временам деньги, пятьсот рублей на постройку на Камчатке монастыря.
Но тут ненароком всплыло из архивов старое следственное дело, по которому Козыревский проходил как один из подозреваемых в убийстве Атласова. Денег Козыревскому так и не выдали, зато быстренько арестовали. Он стал объяснять, что Атласова не убивал, а в деле лишь «малость замешан». Пока следователи ради установления истины списывались с Камчаткой, Якутском и Тобольском, Козыревский помер в тюрьме – еще один печальный пример того, как тесно переплетались порой географические исследования и уголовщина.
А потом стал претворяться в жизнь тот самый грандиозный проект, заслуженно получивший название Великой Северной экспедиции.
Первым помощником Беринга был вновь назначен Алексей Чириков. Им предстояло плыть к американским берегам – а два других крупных отряда отправились к побережью Северного Ледовитого океана и в Сибирь. В них состояли многие из тех, чьи имена остаются на картах до сих пор: Овцын, Прончищев, братья Лаптевы, Челюскин.
К концу 1736 г. Беринг добрался до Охотска. Путешествие через всю Сибирь оказалось нелегким: в дневнике Беринга описано, как питались павшими лошадьми, кожей от сапог, сумок, ремней…
В Охотске Беринг и его люди (восемьсот человек!) провели три года. Чтобы построить корабли, пришлось на голом месте создать железоделательный завод, канатную мастерскую, организовать сбор смолы для конопачения. Потому и отняли эти хлопоты столько времени.
К тому времени Беринг и Чириков уже прослышали о Гвоздеве и Федорове. Используя свои немалые полномочия, принялись их искать. Федоров к тому времени уже умер, а Гвоздев обнаружился… в тюремной камере тобольской губернской канцелярии, куда очередной облеченный властью сатрапчик его закатал за какие-то мнимые прегрешения (до сих пор толком неясные) – и открыватель Аляски без суда и следствия два года кормил клопов под замком. Его отчеты едва не пропали в архивах.
К осени 1740 г. были наконец-то построены два корабля, «Св. Петр» под командой Беринга (77 человек команды) и «Св. Павел» Чирикова (75 человек). Они вышли в море из Авачинской губы. Началась Вторая Камчатская экспедиция Беринга.
Смерть Витуса Беринга лежала перед ним на столе – в виде полученной от начальства карты. Согласно строгой инструкции Беринг должен был действовать именно по этой карте…
Ох, не зря говаривал железный сталинский нарком Лазарь Каганович, что у всякой аварии есть свои имя, фамилия и отчество…
Смерть Беринга именовалась Жозеф-Николя Делиль и имела облик вполне конкретного человека: две руки, две ноги, дурная голова и бездна самомнения…
Означенный долбаный лягушатник (а как его еще прикажете именовать?) происходил из Франции, без всякого на то основания считался опытным картографом и географом – почему и получил в России пост профессора с соответствующим немалым жалованьем. Он и составил для Беринга с Чириковым карту, на которой изобразил, придурок, несуществующие земли, «остров Жуана да Гамы» и «остров Компании». Сенат обязал Беринга с Чириковым вести поиски в строгом соответствии с этой картой, «немало от нее не отступая»…
Вот так и получилось, что корабли больше недели старательно
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
То есть в 1689-м. Годы тогда считали «от сотворения мира», а не Рождества Христова.