Читать книгу И. П. Павлов – первый нобелевский лауреат России. Том 3. Ученики и последователи Павлова - Александр Ноздрачев, А. Д. Ноздрачев, Михаил Пальцев - Страница 5

Прежде чем обратиться к конкретному анализу павловской школы следует обсудить вкратце вопрос, что следует понимать под научной школой. Отметим, что этот вопрос уже неоднократно обсуждался в отечественной литературе [1–4].

До сих пор бытующее представление о научной школе, как направлении в науке неверно. Это понятие предполагает, что в своих исследованиях ученые различных научных групп руководствуются некой общей парадигмой – совокупностью предшествующих научных достижений, которые в течение некоторого времени признаются научным сообществом в качестве основы для развития дальнейшей практической деятельности. Данный взгляд на научную школу в принципе не требует существования понятий «учитель – ученик» и тем самым противоречит самому понятию «школа».

С другой стороны, часто научной школой принято считать коллектив исследователей, работающий длительное время в определенном научном направлении, исповедующий одну и ту же научную идеологию и использующий определенные методические подходы к исследованию.

Следует помнить, что не всякую научную группу, которая работает в конкретном направлении и использует определенный набор методических подходов к исследованию, следует считать научной школой. Такая ситуация типична для многих научно-исследовательских институтов и лабораторий, имеющих руководителя с хорошими организаторскими качествами и выполняющих исследования по предложенной «сверху» общей для всех сотрудников тематике.

Для функционирования научной школы этого недостаточно. Чтобы некая кафедра или лаборатория приобрела черты научно-образовательной школы, должна быть специальная ориентировка на подготовку исследователя. В нее входит выработка исследовательского типа мышления и подготовка к самостоятельной способности решать научные проблемы.

Внутри научно-образовательной школы должна находиться исследовательская школа, которая разрабатывает конкретную научно-исследовательскую программу, выдвинутую учителем и выполняемую под его непосредственным руководством. Это наиболее типичная ситуация, хотя в некоторых исследовательских школах руководители свои программы разрабатывали индивидуально, а их ученики выполняли собственные программы, однако в рамках идей, выдвинутых главами научных школ.

Научная школа всегда имеет своего лидера – учителя и его последователей – учеников. Руководитель школы должен обладать определенным набором интеллектуальных и нравственных качеств.

При формировании руководителя (учителя) важны три аспекта: научно-исследовательский, который требует существования у главы школы собственной исследовательской программы и способности генерировать новые научные идеи; социальный, предполагающий у руководителя наличие лаборатории с должным техническим оснащением; личностно-психологический, включающий в себя идейный потенциал руководителя.

Все эти качества в полной мере были присущи классическому харизматическому лидеру И. П. Павлову. Всю свою самостоятельную научную жизнь Павлов посвятил разработке и реализации собственной, совершенно оригинальной научно-исследовательской программы. В распоряжении Павлова благодаря его организаторским способностям имелись 3 взаимосвязанных научных лаборатории, получивших со временем в процесса развития научной программы руководителя соответствующее техническое оснащение. Если же говорить об идейном потенциале Павлова как научного руководителя, то его личные качества являлись постоянным и недостижимым примером для подражания и самосовершенствования его учеников.

Прежде всего, необходима объединяющая роль учителя и возможность непрерывного обмена идеями и опытом между ним и членами исследовательского коллектива, когда по Ю. Либиху «каждый мог учиться у всех и все у каждого». Именно такая атмосфера была характерна для лабораторий Павлова. Он следовал в своем общении с учениками примеру К. Людвига. Невозможно отделить собственно творчество Людвига от творчества его многочисленных учеников, достижения коллектива являлись достижениями его руководителя.

В предисловии к «Лекциям о работе главных пищеварительных желез» (1897) Павлов, характеризуя свою деятельность в 90-х годах, заявлял: «…я употребляю слово – «мы», т. е. говорю от лица всей лаборатории… мотив опыта, смысл его, место среди других опытов я обсуждаю собирательно, без упоминания авторов мнений и взглядов. Я нахожу удобным для читателя, когда перед ним как бы развертывается одна идея… Этот основной, через все проходящий взгляд есть, конечно, взгляд лаборатории, обнимающий все до последнего ее факта, постоянно испытываемый, многократно подвергавшийся поправкам и, следовательно, наиболее правильный. И этот взгляд также, конечно, дело моих сотрудников, но дело общее, дело общей лабораторной атмосферы, в которую каждый дает от себя нечто, а вдыхает ее всю». Четверть века спустя в предисловии к 1-му изданию «Лекции о работе больших полушарий головного мозга» (1926) он писал: «Если я возбуждал, направлял и концентрировал нашу общую работу, то в свою очередь сам постоянно находился под влиянием наблюдательности и идейности моих сотрудников». «В области мысли, при постоянном умственном общении, едва ли можно точно разграничить, что принадлежит одному и что другому» (Павлов, 1926).

При таком подходе руководителю следовало найти универсальную форму его общения с учениками и учеников между собой, чтобы обмен мыслями, идеями и данными был наиболее эффективен. Такой формой стали знаменитые обсуждения текущих материалов исследований павловских лабораторий на «средах». Сам руководитель этих обсуждений к тому же осуществлял постоянный, ежедневный обход своих сотрудников и участвовал то в одном, то в другом опыте лаборатории, заявив как-то, что в таком неослабном руководстве и контроле, в постановке вопросов, совершенствовании методических подходов и состояла вся его научная лабораторная деятельность.

Ключевыми для научной школы являются понятия «учитель» и «ученик», а для определения принадлежности ученого к тому или иному генеалогическому «древу» должен служить анализ той исследовательской программы, которой следовал ученый в ходе выполнения им магистерской или докторской диссертации. Два-три года работы под руководством учителя – срок, по-видимому, оптимальный. Около двух лет учился великий физик и химик Жозеф Луи Гей-Люссак у своего учителя выдающегося химика Клода Луи Бертолле, основоположник органической химии Юстус Либих у Гей-Люссака, множество учеников у самого Либиха и т. д. Многочисленная научная школа И. П. Павлова в этом отношении является самым наглядным примером. Под руководством Павлова выполнена масса диссертаций, и срок два-три года, в течение которых ученик Павлова в рамках общей научной программы учителя реализовал свою индивидуальную самостоятельную научную задачу, в каждом отдельном случае оказывался оптимальным.

Что же касается конкретной характеристики павловской школы, то для этого воспользуемся достаточно редкой книгой, опубликованной одним из учеников Павлова, Ю. П. Фроловым в год смерти учителя (1936) [5]: «Академик Иван Петрович Павлов за первый период своей плодотворной научной деятельности – до 1904 г. – вырастил около 80 ученых, разработавших сложнейшую проблему пищеварения.

Занявшись проблемой изучения высшей нервной деятельности, он провел через свои лаборатории около 200 научных сотрудников, не считая тех последователей его теории, которые приезжали к нему учиться из-за границы.

Если предположить, что каждый из этих учеников приготовил в свою очередь еще двоих научных работников (а на самом деле их подготовлено гораздо больше), то получится как бы пирамида, где труды самого Павлова переходят в труды многих сотен хорошо квалифицированных работников, продолжающих каждый на своем участке разрабатывать современную физиологию.

Для огромного большинства учеников научный авторитет Павлова является бесспорным. Чем же цементировалась вся эта огромная пирамида, чем двигалась эта изумительная научная машина, работавшая без перебоя более полустолетия? Кроме высоких личных качеств самого руководителя она двигалась еще исключительной системой организации научно-исследовательского труда. Эта павловская система подготовки кадров сложилась постепенно, она нигде и никем не анализирована и даже не записана. А между тем многим из работников науки и техники, а также и педагогам высшей школы следует детально с нею познакомиться. Павлов в своей лекции 23 апреля 1919 г. дал первый набросок «основных свойств ума», необходимых для людей науки: это прежде всего упрямая сосредоточенность мысли экспериментатора, умение «неотступно думать об одном избранном предмете, с ним ложиться и с ним вставать». В своем известном посмертном письме к советской молодежи Павлов назвал это свойство страстью к науке.

Во-вторых, это необычная конкретность мышления, умение «видеть действительность» во всем ее разнообразии и во всех ее противоречиях.

В-третьих, это исключительная свобода в построении научных гипотез, способность «лазать за кулисы фактов», как выражался он сам.

В-четвертых, это беспристрастность ума: «если хотя бы один факт идет в разрез с гипотезой, безжалостно отбрасывай ее», – учил он. Эти два свойства – свобода и беспристрастность – ничуть не исключают друг друга. Павлов часто разжигал научную фантазию свою и своих слушателей, чтобы в следующий момент крепко схватить возникшую научную «мечту» железными щипцами фактов. Он, как кузнец, принимался обжимать и выковывать этот горячий металл, пока не получалась бесспорная и проверенная теория.

В-пятых, это неустанная проверка пройденных этапов. «Приучите себя к строгой последовательности в накоплении знаний», – писал он. Павловская нервная система не боялась повторений и даже искала их. Были в его практике такие эксперименты, которые повторялись им полвека из года в год, – и все же он приступал к ним с трепетом «а вдруг да не удастся?» И эксперимент всегда удавался.

В-шестых, это детальность мысли. Для Павлова, когда он находился у экспериментального станка, не было ничего второстепенного ни в обстановке, ни в поведении животного. Все одинаково заслуживало его пытливого внимания.

И, наконец, в-седьмых, это скромность и простота. «Никогда не думайте, что вы все знаете. Всегда имейте мужество сказать себе: я – невежда». Чем сложнее была излагаемая теория, тем более четким становился язык Павлова.

Павлов не любил некстати мудрствующих людей.

«Истина, – говорил он, – всегда проста. Гении просты и ясны».

«Как известно, в школе, созданной трудами Ивана Петровича Павлова, насчитывается два основных направления, точнее три. Они целиком соответствуют тем основным областям физиологии, через которые в своем творческом пути прошел Павлов и которые он перестроил в значительной степени по-своему.

Первая область и первая группа учеников – это старейшая группа, занимающаяся вопросами пищеварения и исторически связанного с ним учения о внутренней секреции. Сюда принадлежат В. Савич, Ю. Фольборт, И. Цитович, отчасти М. Петрова и И. Разенков. Последний занимается с успехом также и вопросами так называемой нейрогуморальной корреляции.

Интересы другой научной группы вытекают из работ Ивана Петровича над так называемой трофической иннервацией органов, в особенности же иннервацией сердца – академик Орбели и заслуженный деятель науки А. Сперанский, воспитавшие в свою очередь каждый обширную плеяду учеников.

Далее следует наиболее многочисленная группа, создавшаяся в последние 35 лет жизни Павлова, когда он всецело посвятил себя изучению высшей нервной деятельности во всех ее многообразных проявлениях.

Среди представителей этой группы имеются как более старые сотрудники Павлова, пришедшие в его лабораторию в первое десятилетие: Н. Красногорский, Г. Зеленый и П. Никифоровский, так и пришедшие во второе десятилетие: М. Петрова, П. Купалов, Н. Подкопаев, И. Розенталь и автор этой книги.

К третьему десятилетию деятельности Павлова относится начало работы А. Иванова-Смоленского, Л. Андреева, К. Быкова, П. Анохина, занимающегося также вопросами эмбриофизиологии, Б. Бирмана, В. Рикмана, К. Абуладзе, Л. Федорова (директор ВИЭМ), Ф. Майорова, И. Никитина, Г. Скипина и В. Головиной.

И, наконец, к четвертому десятилетию: К. Денисов, Э. Асратян, А. Линдберг, В. Федоров, С. Клещов и др.

Если учесть все количество их работ, то мы получим кривую, неуклонно поднимающуюся вверх. Но дело, разумеется, заключается не в хронологии и не в статистике, а в индивидуальности каждого исследователя, в разнообразии тех интересов, с которыми каждый из учеников явился к Павлову, и еще в том, какую область он больше разрабатывал. Совершенно ясно, что область изучения физиологии поведения сама по себе чрезвычайно многогранна и уходит своими ветвями в многие смежные дисциплины – медицину, педагогику и др.

Большинство авторов многочисленных работ, произведенных по методу условных рефлексов, было врачами, т. е. пришло к Павлову через клинику, имело в виду интересы своей специальности – лечение больных людей. Это же можно сказать и о сотрудниках Павлова первой половины его жизни, работавших с ним по вопросам пищеварения. Но раз придя в его лабораторию и оставшись в ней, будучи охвачены мощным потоком павловских идей, многие отходили от клиники и посвящали свою дальнейшую жизнь физиологии, которая согласно взгляду Павлова является наиболее прочной основой медицины.

Из последних работ, произведенных по методу условных рефлексов, необходимо упомянуть следующие, способствуют решению основной проблемы, выдвинутой, Павловым, – проблемы познания основных законов деятельности высших и низших частей мозга в их развитии и патологии.

Так, К. Абуладзе пользовался для анализа понятия общей работоспособности или тонуса коры методом совместного удаления зрительного, слухового и обонятельного рецепторов и исследовал ход процессов в мозгу, используя каждый оставшийся рецептор. Им были образованы два условных рефлекса с разных мест кожи: один подкрепляется едой, другой – вливанием кислоты. Оказалось, что кора таких животных, лишенная нормальных импульсов, идущих через глаз и ухо, не в состоянии, в отличие от здоровых животных, в один и тот же день осуществлять эти два разнородные рефлекса. Следовательно, работоспособность ее после лишения рецепторов чрезвычайно падает. При этом нет и речи о заметном обострении осязания; вернее, в этом случае центр тяжести переносится с деятельности периферии на деятельность мозговых центров, а последние чрезвычайно «сдают». Заметим, что в норме количество новых связей в мозгу собаки ничем не ограничено.

Э. Асратян посвятил много времени и энергии изучению так называемой лабильности клеток коры головного мозга, связав его с учением о хронаксии Л. Ляпика, известного своими трудами в области общей нервной физиологии.

Здесь мы имеем интересный новый взгляд школы на различие, существующее между двумя в общем равноценными животными, одинаково сильными и уравновешенными, но отличающимися в том отношении, что у одного из них нервные процессы являются более подвижными (лабильными) – это животные сангвиники по терминологии Гиппократа.

Э. Асратян связывает сравнительно меньшую подвижность корковых процессов их антиподов, так называемых флегматиков, с пониженным тонусом симпатической нервной системы последних. Химия жизненных процессов, происходящих в организме, связывается таким образом с общей физиологией нервной системы и с высшими корковыми процессами, показателем, которых является условный рефлекс.

Но кора не только зависит от вегетативных процессов, происходящих в организме, – она до известной степени может ими управлять. Об этом говорят опыты Быкова, работавшего на собаках и установившего (вместе с Ольнянской), что любой индиферентный раздражитель (например, звонок), если его систематически «подкреплять» введением тироксина как вещества, значительно повышающего обмен веществ, в конце концов сам по себе станет вызывать усиленный обмен в организме.

Все это показывает, что в коре больших полушарий как животных, так и человека кроме указанных выше анализаторов внешнего мира существует еще и «представительство» всех наших вегетативных, телесных функций. А это в свою очередь дает возможность понять многое из тех явлений, которые воспроизводятся на своем собственном организме индийскими факирами, проявляющими чудеса выносливости к болевым раздражениям, а с другой стороны – открывает совершенно исключительные перспективы к воздействию на все эти функции в клинике.

Совершенно своеобразную область затрагивает в своих работах С. Клещов, специалист в области музыки и музыкальной теории. Он искал в методе условных рефлексов раскрытия тех сложных закономерностей, которыми характеризуется наше музыкальное восприятие. Его естественно интересовал вопрос, может ли мозг животного (собаки) реагировать не на абсолютную высоту звука, что было доказано уже давно, а на отношения между двумя звуками, на интервал между ними. Он установил, что это отношение может также стать условным возбудителем работы слюнных желез. Интервал, отношение звуков, зафиксированное путем дифференцировки в одной части музыкальной шкалы, оставался в силе и при перенесении его в другие части шкалы.

Два старейших работника по методу условных рефлексов Н. Красногорский и М. Петрова выступили в последнее время с докладами, касавшимися происхождения своеобразных состояний животных; во многом подобных психическим расстройствам человека. Напомним, что до сих, пор в школе Павлова шла речь только об экспериментальных неврозах.

Красногорский показал, что судорожный припадок животного, происходящий при пропускании через череп электрического тока, может быть вызван также и путем условного рефлекса, если только ранее индиферентный раздражитель «подкреплять» электрическим током. В промежутках между припадками судорог развивалось своеобразное состояние дезориентации животного, склонность к агрессии, сменявшаяся глубоким понижением возбудимости.

Еще ближе к воспроизводству в эксперименте тех явлений, которые наблюдаются в психиатрической клинике, подошла в своей интересной работе М. Петрова. Она наблюдала очень долгий срок одно кастрированное животное, в общем довольно сильное в нервном отношении, которому, однако, была задана недоступная его мозгу задача на торможение. В результате все то, что было связано с торможением раздражителей, стало для собаки крайне трудным, протекало в высшей степени болезненно.

Всем известно, что хождение по краю пропасти вызывает заметное торможение даже и у опытного путешественника. Неопытный же в альпинизме человек, будь он трижды здоров, старается в этих случаях двигаться ползком, причем его тело становится, как бы налито свинцом. Психика больного при определенных расстройствах мозга не дает возможности человеку даже выходить на площадь, вызывает боязнь открытого пространства.

Собака Петровой, испытав перенапряжение тормозного процесса, стала утрированно относиться ко всякой опасности, даже мнимой, которая в данном случае была представлена пролетом лестницы второго этажа. Она обнаружила своеобразную фобию, страх перед краем этой маленькой «пропасти»; она жалась к стене, не брала мяса, положенного близ перил, и т. д.

Опыты А. Линдберга и Ф. Майорова относятся к обнаружению тончайших закономерностей, обнаруживаемых в работе мозговой коры животного, а именно силовых отношений. Линдберг простым, но остроумным приемом показал, что сильный внешний раздражитель вызывает в коре относительно большие изменения и что нервная клетка, выведенная из равновесия, приходит к норме через сравнительно большой срок, хотя колебания силы применявшихся раздражителей сравнительно очень малы.

Интересно, что бромистые соли, будучи применены в этот период опытов, давали ускорение и усиление восстановительного процесса. Следовательно роль брома, этого, казалось бы, вполне изученного лекарства, значительно возрастает в наших глазах.

В общем надо заметить, что вопрос о силовых взаимоотношениях в коре чрезвычайно интересовал Павлова в последний год его жизни и притом не только о силе условного, но и о силе безусловного рефлекса. В этом отношении старые опыты Ерофеевой, о которых мы говорили выше, были использованы для многих новейших работ, вышедших из школы Павлова, но в условиях значительно уточненной, т. е. рафинированной методики. Мера силы, мера степени особенно импонировали во всех опытах Павлова. Так, Ф. Майоров поставил своей задачей установить зависимость между физической силой тормозного раздражителя и физиологической силой вызываемого им тормозного процесса. В качестве примеров он брал дифференцировку раздражителей, а также выработку условного тормоза. Он пришел к заключению, что выработка тормозного процесса дается животному с гораздо большим трудом, если избранные тормозные раздражители физически более сильны».

Таким образом, научную школу И. П. Павлова по всем мыслимым критериям следует считать эталонной, а ее систематический науковедческий анализ был бы крайне полезен для специалистов в любой области научной деятельности.

Полезно обратить внимание на последующее совершенствование научных школ, современные принципы организации которых берут начало от Ю. Либиха и столь эффективно развивались И. П. Павловым. Новый этап совершенствования школ связан с именем ныне здравствующего Нобелевского лауреата по химии 1990 года Дж. Э. Кори, который рассматривает обучение как исследовательский метод. Кори соединил систему подготовки специалистов в области органического синтеза с реализацией многочисленных исследовательских программ, причем решение и той, и другой задач он сопровождает соответствующим компьютерным обеспечением, как обязательным элементом современного исследования и обучения. Неудивительно, что Кори, уже вырастившего свыше 500 учеников, как и его предшественника в области организации научных школ, И. П. Павлова, причисляют к фольклорным персонажам в науке XX века.

Вопрос о научных школах звучит с особой актуальностью в нашей стране в наше время, когда в силу ряда причин приходится наблюдать не их возникновение, а гибель, когда начинает теряться научная преемственность и когда сплошь и рядом само понятие научной школы вульгаризируется и интерпретируется совершенно неправильно.

Пример школы Павлова позволяет уже в который раз обратить внимание на роль и значение научных школ как необходимого компонента существования науки в целом, на необходимость специальной государственной и общественной заботы об этом важнейшем институте научного творчества.

1. Быков Г. В. Казанская школа химиков-органиков ⁄ Исследования по истории органической химии. М.: Наука, 1980.

2. Годный Н. И. Научные школы // Природа. – 1972. – № 12. – С. 84–88.

3. Челинцев В. В. Школы русских химиков // Бюлл. русск. химич. лит-ры, осенний семестр. 1916. – С. 7–13.

4. Школы в науке ⁄ Под ред. Микулинского С. Р., Ярошевского М. Г., Кребера Г. и Штейнера Г. М.: Наука, 1977.

5. Фролов Ю. П. И. П. Павлов и его учение об условных рефлексах. М.-Л.: Биомедгиз, 1936. – С. 206–210, 230–235.

АБУЛАДЗЕ Калиник Сардионович (1897–1972)

ИЭМ

1921–1930

Совместные исследования

Родился в Кутаисской губернии, среднее образование получил в гимназии в Кутаисе. В 1925 году окончил ВМА в Ленинграде, где выполнил первое самостоятельное исследование по тематике Павлова.

Абуладзе вспоминал: «Первый раз Ивана Петровича Павлова я увидел, будучи студентом второго курса Военно-медицинской академии, в 1921 году в здании кафедры нормальной физиологии на Ломанском переулке в Петрограде. Аудитория была переполнена студентами, которые ожидали начала первой лекции по физиологии. Точно в назначенное время мы услышали торопливые шаги великого ученого, который, войдя в аудиторию, поздоровался с нами и сел в кресло за круглым столом. Лекция началась, и все студенты внимательно слушали, не желая пропустить ни одного слова, произнесенного звонким голосом профессора.

Первый час своей лекции Иван Петрович по традиции посвятил общей политической теме, а в течение второго часа рассказывал о функциях слюнных желез. Эта первая лекция И. П. Павлова произвела на меня огромное впечатление; я тогда твердо решил стать физиологом и работать под руководством Ивана Петровича. Вскоре я стал постоянно посещать его кафедру, знакомиться с работами его сотрудников, присутствовал при подготовке опытов для демонстраций на лекциях и часто общался с самим Иваном Петровичем. Меня всегда поражала его простота в обращении с окружающими его сотрудниками и студентами. Часто он расспрашивал меня о моей жизни и о моих нуждах. Я питал к нему особое уважение не только как к ученому, но и как к человеку, за заботливое отношение ко мне всегда был полон теплого чувства благодарности».

После окончания ВМА до 1932 года Абуладзе служил военным врачом в Закавказье, продолжая научные контакты с Павловым. С 1932 года до смерти был научным сотрудником Физиологического отдела ИЭМ в Ленинграде. Участвовал как врач в войне с Финляндией и в Великой Отечественной войне. Докторскую диссертацию защитил в 1950 году. В 1953 году избран членом-корреспондентом АМН СССР.

В первой работе (1935), выполненной в лаборатории Павлова, Абуладзе продолжил исследования В. С. Галкина, проведенные последним под руководством профессора А. Д. Сперанского; он изучал деятельность мозга собак, лишенных трех дистантных рецепторов и находившихся в состоянии постоянной спячки. Установил у этих собак резкие изменения корковой деятельности.

Вот что вспоминал Абуладзе об этой работе: «В своей работе Павлов был строг как к самому себе, так и к сотрудникам и требовал прежде всего точного наблюдения факта. Будучи врачом и работая в его лаборатории в Институте экспериментальной медицины, я проводил исследование одной собаки, у которой были удалены зрительный, обонятельный и слуховой рецепторы. Эта собака лежала и спала почти 22 часа в сутки, просыпаясь только во время опыта, приема пищи и опорожнения мочевого пузыря и кишечника. Об этом Иван Петрович знал с моих слов. Он интересовался моей работой и однажды зашел в камеру, где находилась эта собака. Случилось это без меня и как раз в тот день, когда я применил вместо пищевого безусловного раздражителя кислотный и электрокожный. Все это так повлияло на собаку, что она после опыта в этот день не лежала и не спала. Иван Петрович несколько раз заходил в эту камеру в тот день и все время заставал собаку в бодром состоянии. На другой день утром Иван Петрович встретился со мной, и надо было видеть его лицо и слышать его речь, чтобы представить себе, с каким гневом и яростью он разговаривал со мной, упрекал меня в неточности наблюдений и неверно собранных сведениях относительно поведения моей экспериментальной собаки. Но, когда я рассказал ему об истинном положении вещей, он сразу переменился и сказал: «Вы сейчас себя порядочно оправдали, но если эта собака после отмены новых безусловных раздражителей снова не уснет, мое доверие к Вам будет подорвано».

От всех сотрудников Павлов требовал аккуратности в работе и серьезного отношения к делу. Однажды надо было показать приезжим учёным один очень важный опыт. Его демонстрация была поручена мне. Накануне Иван Петрович сказал мне, что он будет смотреть опыт завтра в 11 часов утра, добавив с улыбкой: «Если этот опыт у Вас завтра не выйдет, я при гостях же Вас побью».

Однако и без этих слов мне была понятна важность порученной задачи. Нечего и говорить, что к опыту я готовился накануне вечером, а рано утром закончил его подготовку, предусмотрев до мельчайших подробностей все необходимое для проведения опыта. Ровно без одной минуты в 11 часов я доложил Ивану Петровичу о том, что демонстрация опыта подготовлена. Он с гостями сразу направился ко мне. Опыт удался блестяще, и Иван Петрович тут же при гостях поблагодарил меня за хороший опыт и одновременно по своему обыкновению похвалил и собаку, демонстрируемую на опыте».

Известны методики Абуладзе: способ исследования рефлекторного слезотечения у собак, основанный на оперативном выведении наружу протоков обеих слезных желез; способ исследования рефлекторного слюноотделения у собак, основанный на оперативном выведении наружу симметричных лоскутов с задней трети языка с сохраненной иннервацией и кровоснабжением.

Благодаря исследованиям Абуладзе были получены новые данные о механизме генерализации условных рефлексов и предложены новые методические подходы к исследованию парной и раздельной деятельности больших полушарий головного мозга. Абуладзе высказал мысль о том, что генерализация основывается на иррадиации и суммации процессов возбуждения (1948, 1949).

Работы: О торможении желудочной секреции. Русск. физиол. ж., VII, 1924, в. 6, 281; Влияние физического утомления на индивидуально приобретенные или условные рефлексы. Там же, X, 1927, в. 1–2, 169; Влияние беременности на деятельность головного мозга. Там же, XII, 1929, в. 1, 67; Анализаторная функция головного мозга голубя по отношению к различным цветам. Там же, 75; Деятельность коры больших полушарий головного мозга у собак, лишенных трех дистантных рецепторов: зрительного, слухового и обонятельного. Тез. XV Междунар. физиол. конгр., Л., 1935; см. также: Физиол. ж. СССР, 21, 1936, в. 5–6, 784; Условные слезные рефлексы. Бюлл. ВИЭМ, 1936, в. 3–4, 36; (с О. С. Розенталем) Условнорефлекторная деятельность собаки после частичного разрушения корковых зон. Тр. физиол. лаб. им. И. П. Павлова, XIII, 1948, 183; Суммационный рефлекс. Там же, XV, 1949, 5; Сон при отрицательной индукции. Там же, 110; Безусловные и условные слюнные рефлексы по новой методике раздражения изолированных участков языка. Автореф. дисс., Л., 1950; Изучение рефлекторной деятельности слюнных и слезных желез. Изд. АН СССР, М., 1953, 108 с; О функции симметричных центров. Бюлл. экспер. биол. и мед., 1956, в. 4, 14; К вопросу о функции парных органов. Медгиз, Л., 1961.

О нем: БМЭ, 2-е изд., I, 1957.

АНДРЕЕВ Леонид Александрович (1891–1941)

Физиологическая лаборатория АН СССР

1921–1924

ИЭМ

1924–1934

Совместные исследования

Родился в Нижнем Новгороде, в семье служащего. В 1905 году за участие в беспорядках был исключен из гимназии. Сдал экзамены на аттестат зрелости экстерном. Поступил на медицинский факультет Казанского университета, который окончил в 1914 году, и был оставлен при клинике профессора П. А. Герцена. Участвовал как врач в Первой мировой войне. В 1921 году переехал в Петроград, где стал работать ассистентом, а затем доцентом факультетской хирургической клиники 1-го Петроградского медицинского института, особенно интересуясь проблемой боли и читая специальный курс «Наркоз и анестезия».

Желание связать хирургию с физиологией побудило Андреева тогда же начать научную работу в Физиологической лаборатории АН СССР, под руководством Павлова. Через 3 года Андреев зачислился в ИЭМ на должность научного сотрудника Физиологического отдела.

Андреев оставил воспоминания об обстановке в лаборатории Павлова: «Огромное значение в научных исследованиях имеет организация работы, подбор сотрудников, правильная и умелая расстановка сил. В лабораторию И. П. Павлова стремились многие врачи, желающие приобщиться к научной работе. Наряду с ценными квалифицированными работниками, энтузиастами своего дела в лабораторию попадали люди случайные, заинтересованные в разрешении какой-либо частной задачи или вообще желающие «сделать» диссертационную работу. Благодаря приветливости и простоте обращения Ивана Петровича с каждым, кто приходил к нему на работу, двери лаборатории были широко открыты для всех научных работников. Подбор сотрудников производил сам Павлов. Внимательно он встречал вновь прибывшего. Нередко тут же, при первой встрече, он начинал рассказывать о текущих задачах лаборатории, развивал новые теории, указывал на трудности исследования и прочее. Разговор носил характер простой, иногда страстной, но всегда задушевной беседы. Иван Петрович совсем забывал, что его собеседник еще мало подготовлен, чтобы разобраться во всей сложности излагаемых им фактов и предположений. Он делился с ним своими мыслями. Под влиянием теплого приема и искренней простоты Павлова проходило первое смущение, исчезала робость первой встречи. Слова уже доходили до собеседника, мысли его вначале робко, а затем все свободнее и свободнее начинали следовать за мыслями Ивана Петровича. Наконец, наступал момент, когда забывалась обстановка, куда-то далеко уплывало сознание, что слушаешь речь великого ученого. Очарованный слушатель сидел неподвижно и жадно ловил каждое слово. Вдруг речь обрывалась. Четверть шестого Павлов порывисто вскакивал, быстро пожимая руки на прощанье, и исчезал из лаборатории.

Такие беседы в течение первых дней повторялись несколько раз. Затем новый сотрудник занимал место в лаборатории и начинал свою работу. На этот период Иван Петрович как бы забывал о нем. Общение ограничивалось краткими замечаниями или указаниями по поводу конкретных вещей, непосредственно связанных с опытом. Индивидуальным воспитанием каждого своего сотрудника Павлов, в сущности, не занимался. Воспитывала его лабораторная обстановка, ее атмосфера, в которую, по выражению Ивана Петровича, «каждый дает от себя нечто, а вдыхает ее всю». Воспитывался коллектив работников; воспитывал его И. П. Павлов личным своим примером, своей безграничной преданностью науке, своей способностью до самозабвения увлекаться научной работой, и вместе с тем воспитывало его умение управлять и командовать лабораторией в смысле фактического руководства и составления плана. Иван Петрович всегда подчеркивал, что «мы все впряжены в одно общее дело, и каждый двигает его по мере своих сил и возможностей».

Атмосфера общей заинтересованности, общее участие в работе создавались естественно и просто. Под свежим впечатлением эксперимента, взволнованный новыми идеями, Иван Петрович переходил из одной комнаты, своей лаборатории в другую и рассказывал сотрудникам о только что полученных новых фактах. Так как с течением времени увеличилось не только число комнат в лаборатории, но и число лабораторий и сотрудников, то обойти всех не было никакой физической возможности. Тогда, к моменту прихода Павлова в лабораторию, все сотрудники собирались и принимали участие в беседе. С 1924 года Павловым были организованы объединенные беседы работников всех лабораторий, которые проходили по средам под его руководством. «Среды» имели огромнейшее влияние на ход развития исследований, на воспитание и объединение всех работников; к ним готовились не только сотрудники, которые должны были выступать с сообщениями о ходе работы, но и сам Иван Петрович. Перед беседой он тщательно проверял фактический материал, обдумывал его. После небольшого общего введения, в котором он указывал на связь этого исследования с общей проблемой, которой была занята лаборатория, следовало изложение опытов сотрудников, причем Иван Петрович требовал от них четкого, ясного и краткого доклада. Он интересовался всеми подробностями, сам проверял и сравнивал протоколы, при этом всегда поражала его необычайная память. Иногда сотрудник забывал данные своих опытов, тогда Павлов напоминал ему. Он обладал исключительной способностью удерживать в памяти детали опытов, руководя работой нескольких десятков сотрудников и при наличии более сотни подопытных собак. После доклада начиналось думанье вслух. Сотрудники вставляли свои замечания, задавали вопросы, требовали разъяснений. Бывали разногласия, горячие споры. На «средах» при обсуждении научных вопросов никогда не было спокойствия и благодушия. Атмосфера была всегда напряженная, она отражала борьбу мнений, чувствовалось, что здесь выковывается новое миросозерцание. На «средах» Павлов умел также открыто радоваться достижениям и быть заразительно веселым. Конец беседы посвящался обычно чтению или обсуждению новой статьи, книги, которые Иван Петрович получал со всех концов света. Таким образом, интересно и незаметно он вводил своих учеников в курс современной научной литературы».

В течение ряда лет Андреев изучал физиологию слухового анализатора (1924, 1928, 1934, 1935). Ему принадлежит обоснование резонансной теории слуха Гельмгольца с помощью метода условных рефлексов. В работах Андреева сочетался физиологический эксперимент с тонкой хирургической техникой. Оценка экспериментов Андреева дана в воспоминаниях Конради: «…при использовании Л. А. Андреевым аппаратуры для получения чистых высоких тонов, слышимых собакой, но не слышимых экспериментатором (что привело в восторг Ивана Петровича), усложнение методики было небходимо для решения совершенно конкретного вопроса, получавшего опять-таки наглядное разрешение. Именно такие результаты были близки и дороги великому наблюдателю, который «рожден был, чтобы видеть» (Гете, «Фауст»).

Андрееву принадлежит ряд других исследований: по старческим изменениям деятельности центральной нервной системы (1924), влиянию алкоголя на условные рефлексы (1934), по изучению зависимости условнорефлекторного возбуждения от величины раздражителя (1928, 1938). Наряду с этим Андреев изучал патологию слуховых органов (поездка за границу к профессору Витману).

В связи с просьбой американского Комитета по борьбе с отосклерозом ИЭМ, по рекомендации И. П. Павлова, командировал Андреева в Канаду, в Монреаль, где им была организована при Университете Мак-Гилла лаборатория по изучению условных рефлексов применительно к задачам отиатрии. Тогда же Андреев выполнил несколько работ по патологии высшей нервной деятельности, использовав для этого методику экспериментальной анемии мозга (1935).

В 1934 году Андреев переехал в Москву, где заведовал лабораторией физиологии и патологии органов слуха ВИЭМ.

Кроме большого количества статей его перу принадлежит раздел «Органы чувств» в учебнике физиологии (под редакцией академика К. М. Быкова), написанный им по материалам курса лекций на биологическом факультете Московского университета. Под его редакцией издан учебник служебного собаководства (2 тома).

2 сентября 1941 года Андреев скончался.

Работы: Материалы к изучению функциональных старческих изменений центральной нервной системы. Тр. физиол. лаб. И. П. Павлова, I, 1924, в. 1, 93; Резонаторная теория Гельмгольца в свете новых данных, определяющих деятельность периферического конца звукового анализатора собаки. Сб., поев. 75-летию И. П. Павлова, Госиздат, Л., 1924, 559; В лабораториях И. П. Павлова. Нов. хир. арх., XI, 1926, кн. 3/43, 407; Влияние местной анестезии на кровяное давление. Вести, хир. и погр. обл., V, 1926, кн. 13,102; О боли и о влиянии ее на организм. Там же, 1928, кн. 43–44, 208; О высокой границе слуха собаки. Русск. физиол. ж., XI, 1928, в. 3, 233; Значение п. sympathici для секреторной деятельности gl. parotis у собаки. Там же, в. 1–2, 91; Способность различения тонов высокой частоты у собак. Физиол. ж. СССР, 17, 1934, 1248; Влияние гормона паращитовидных желез и витамина D на высшую нервную деятельность собаки. Там же, 18, 1935, в. 1,5; Фазовые изменения положительных и отрицательных условных рефлексов с кожи на тактильное раздражение. Бюлл. ВИЭМ, 1936, в. 3–4, поев, нам. И. П. Павлова, 21; Характеристика слухового анализатора собаки на основании экспериментальных данных, полученных по методу условных рефлексов. Физиол. ж. СССР, 21, 1936, в. 5–6, 965; Высшая нервная деятельность и церебральное кровообращение. Сб. докл. VI Вс. съезда физиол., Тбилиси, 1937, 180; Общие и частные характеристики аналитической деятельности больших полушарий на примере звукового анализатора. АБН, 49, 1938, в. 3, 4; О соотношении между величиной условного рефлекса и силой звукового раздражителя. Тр. физиол. лаб. им. И. П. Павлова, VIII, 1938, 46; Физиология органов чувств. Изд. МГУ, М., 1941, 184 с.; Местное обезболивание в хирургии. 2-е испр. и дополн. изд., Госиздат, М.-Л., 1928, 303 с.

О нем: АБН, 64, 1941. в. 3, 5 (некролог, авт. Н. И. Гращенков, С. А. Харитонов, Б. И. Лаврентьев); К. М. Быков. Творческий облик Л. А. Андреева. В кн.: Материалы по физиологии рецепторов, поев. нам. Л. А. Андреева. М., 1948, 5.

АНИСИМОВ Александр Федорович (1865–1910)

Военно-медицинская академия

1892–1898

Диссертация

Родился в Риге в купеческой семье. В 1833 году окончил гимназию в Санкт-Петербурге, а в 1889 году с отличием ВМА. Докторантские экзамены сдал в 1892 году.

В 1898 году защитил диссертацию на степень доктора медицины. Экспериментальная часть этой диссертации была выполнена в ВМА под руководством Павлова. Показал, что под действием настоя кактуса у собак обычно замедляется ритм сердечных сокращений, а кровяное давление повышается. Рост кровяного давления является следствием раздражения сосудосуживающих центров мозга. Вторую часть диссертации Анисимов посвятил клиническим исследованиям. Автор заключает, что настой кактуса является типичным сердечным средством.

Со времени окончания ВМА и до своей смерти Анисимов работал в Обуховской больнице в Петербурге, где он прошел все ступени врачебной деятельности, начав со сверхштатного ординатора и кончив старшим врачом (1907). По совместительству Аниссимов длительное время являлся директором Охтинского детского приюта, с 1901 года – врачом амбулаторной лечебницы при Покровской общине и врачом училищного совета Синода. С 1909 года он оставил за собой только Обуховскую больницу.