Читать книгу Скрюченный домишко - Агата Кристи - Страница 9

– А теперь, – сказал Тавернер, – мы пойдем и поговорим с миссис Леонидис. Ее сценический псевдоним Магда Уэст.

– Она хорошая актриса? – спросил я. – Я знаю ее имя и, кажется, видел ее в различных спектаклях, но не могу вспомнить, где и когда.

– Она – одна из так называемых «почти успешных», – ответил Тавернер. – Раз или два исполняла главные роли в Уэст-Энде и добилась большой известности в репертуарных спектаклях: она играет в небольших театрах для интеллектуалов и в воскресных клубах. Дело в том, я думаю, что ей мешало отсутствие необходимости зарабатывать этим на жизнь. Миссис Леонидис могла идти играть туда, где ей нравится, и иногда вкладывать деньги и финансировать тот спектакль, в котором ей понравилась определенная роль, обычно совершенно ей не подходящая. В результате из профессионалов она отчасти перешла в любительский класс. Миссис Леонидис хорошо играет, учтите, особенно в комедиях, но менеджеры не слишком ее любят. Они говорят, что она чересчур независима, причем скандалистка: вечно затевает ссоры и любит интриги. Не знаю, в какой мере все это правда, но она не слишком популярна среди своих коллег-артистов.

Из гостиной вышла София и сказала:

– Моя мать там, старший инспектор.

Я вошел вслед за Тавернером в большую гостиную. И в первую секунду едва узнал женщину, сидящую на обитой парчой кушетке.

Тициановские волосы были уложены в высокую прическу времен короля Эдуарда; она была одета в хорошо скроенные темно-серый жакет и юбку и в тонкую плиссированную розовато-лиловую блузку, заколотую у воротничка маленькой брошкой с камеей. Я впервые осознал очарование ее хорошенького, вздернутого носика. Она смутно напомнила мне Атену Сейлер[2], и совершенно невозможно было поверить, что это то самое буйное создание в персиковом неглиже.

– Старший инспектор Тавернер? – спросила она. – Входите же и садитесь. Курите, пожалуйста. Какое ужасное несчастье! В данный момент я просто не в состоянии его осознать.

Ее голос звучал тихо и бесстрастно; это был голос человека, решившего любой ценой продемонстрировать самообладание. Она продолжала:

– Прошу вас, скажите, могу ли я вам чем-нибудь помочь.

– Благодарю вас, миссис Леонидис. Где вы находились во время трагедии?

– Полагаю, я как раз ехала из Лондона. В тот день я пообедала в «Плюще» с подругой. Потом мы поехали на показ мод. Потом выпили с друзьями в Беркли. Затем я поехала домой. Когда я сюда добралась, здесь царила суматоха. По-видимому, у моего свекра внезапно случился приступ. Он был… мертв. – Ее голос чуть-чуть дрогнул.

– Вы любили своего свекра?

– Я была предана…

Она повысила голос. София чуть-чуть поправила картину Дега на стене. Голос Магды снова обрел прежний приглушенный тон.

– Я его очень любила, – произнесла она тихо. – Мы все его любили. Он был очень добр к нам.

– Вы ладили с миссис Леонидис?

– Мы с Брендой редко виделись.

– А почему?

– Ну, у нас мало общего. Бедняжка Бренда… Наверное, ей иногда нелегко жилось.

И снова София поправила картину Дега.

– Правда? В каком смысле?

– О, я не знаю. – Магда покачала головой с легкой, грустной улыбкой.

– Миссис Леонидис была счастлива с мужем?

– О, думаю, да.

– Не было ссор?

Она опять слегка улыбнулась и покачала головой.

– Я ничего не знаю, старший инспектор. Их часть дома совсем не связана с нашей.

– Они с мистером Лоренсом Брауном очень подружились, не так ли?

Магда Леонидис замерла. Ее глаза с упреком посмотрели на Тавернера.

– Не думаю, – с достоинством ответила она, – что вам следует спрашивать меня о таких вещах. Бренда дружит со всеми. Она очень дружелюбный человек.

– Вам нравится мистер Лоренс Браун?

– Он очень тихий. Довольно приятный, но его почти не замечаешь. Я с ним очень редко виделась.

– Он хороший учитель?

– Наверное. Я не очень в этом разбираюсь. Кажется, Филипп вполне им доволен.

Тавернер попробовал прибегнуть к шоковой тактике.

– Простите, что задаю вам этот вопрос, но, по вашему мнению, между мистером Брауном и миссис Брендой Леонидис было что-то похожее на любовную связь?

Магда встала. Настоящая гранд-дама.

– Я никогда не замечала ничего подобного, – сказала она. – Не думаю, старший инспектор, что вы вправе задавать мне подобный вопрос. Она была женой моего покойного свекра.

Я чуть не зааплодировал.

Детектив тоже встал.

– Это скорее вопрос к слугам? – высказал он предположение.

Магда не ответила.

– Благодарю вас, миссис Леонидис, – произнес Тавернер и вышел.

– Ты прекрасно справилась, дорогая, – ласково произнесла София.

Магда задумчиво заправила локон за правое ухо и посмотрела на себя в зеркало.

– Да‑а‑а, – протянула она, – я думаю, так это и надо было играть.

София взглянула на меня и спросила:

– Разве ты не должен идти вместе со старшим инспектором?

– Послушай, София, что мне полагается…

Я замолчал. Я не мог в присутствии матери Софии прямо спросить ее, какая роль мне отводится. Магду Леонидис я до сих пор ничуть не интересовал, разве только в качестве зрителя, выслушивающего ее финальную реплику по поводу дочерей. Я мог быть репортером, женихом ее дочери, или неизвестным сотрудником полиции, или даже служащим похоронного бюро – для Магды все они, как один, попадали под общее определение зрителей.

Посмотрев на свои ноги, миссис Леонидис недовольно произнесла:

– Эти туфли сюда не подходят. Слишком легкомысленные.

Повинуясь повелительному кивку головы Софии, я поспешил за Тавернером и догнал его в холле, когда он открыл дверь, ведущую на лестницу.

– Как раз собираюсь повидать старшего брата, – объяснил он.

Отбросив колебания, я объяснил ему свою проблему.

– Послушайте, Тавернер, кем я здесь являюсь?

Он выглядел удивленным.

– Кем вы здесь являетесь?

– Да, что я делаю в этом доме? Если меня кто-нибудь спросит об этом, что мне сказать?

– А, понимаю. – Он на секунду задумался, потом улыбнулся. – Вас кто-нибудь об этом спрашивал?

– Ну… нет.

– Ну и не волнуйтесь. Никогда ничего не объясняйте. Это очень хороший девиз. Особенно в таком взбудораженном доме, как этот. Все слишком полны собственных, личных тревог и страхов, чтобы задавать вопросы. Они будут принимать ваше присутствие как нечто самой собой разумеющееся, пока вы будете держаться уверенно. Большая ошибка говорить что-нибудь, если в этом нет необходимости… Гм, а теперь пройдем в эту дверь и поднимемся по лестнице. Ничего не заперто… Конечно, вы понимаете, надеюсь, что все эти вопросы, которые я задаю, – полная чушь! Не имеет ни малейшего значения, кто был в доме, а кого не было, или где они все были в тот день…

– Тогда зачем…

– Потому что это, по крайней мере, дает мне шанс посмотреть на них всех, оценить их и послушать, что они скажут. Я надеюсь, что совершенно случайно кто-нибудь даст мне полезную подсказку. – Он на несколько секунд замолчал, потом прошептал: – Держу пари, миссис Магда Леонидис могла бы многое рассказать, если бы захотела.

– И на ее слова можно было бы положиться? – спросил я.

– О, нет, – ответил Тавернер, – нельзя. Но на их основании можно было бы выстроить возможную линию расследования. У всех в этом проклятом доме были средства и возможности. А мне нужен мотив.

На верхней площадке вход в коридор справа преграждала дверь. На ней имелся медный дверной молоточек, и старший инспектор Тавернер послушно постучал им.

Дверь с пугающей внезапностью распахнул человек, который, должно быть, стоял прямо за ней. Он был похож на неуклюжего великана, с могучими плечами, темными растрепанными волосами и с чрезвычайно уродливым, но в то же время довольно приятным лицом. Мужчина быстро взглянул на нас, потом поспешно и смущенно отвел взгляд, как часто делают застенчивые, но честные люди, и произнес:

– О, вот те раз… Входите. Да входите же, прошу вас. Я собирался выйти, но это не важно. Проходите в гостиную. Я позову Клеменси… о, вот и ты, дорогая. Это старший инспектор Тавернер. Он… сигареты еще остались? Погодите минутку. Если вы не возражаете. – Он наткнулся на ширму, нервно произнес «прошу прощения», обращаясь к ней, и вылетел из комнаты, словно огромный шмель.

Миссис Роджер Леонидис стояла у окна. Меня сразу же заинтриговала ее личность и атмосфера комнаты, в которую мы попали.

Стены были окрашены в белый цвет – настоящий белый, не цвет слоновой кости или светло-кремовый, который обычно имеют в виду, когда говорят «белый» об отделке дома. На них не было никаких картин, кроме одной над камином – геометрической фантазии из темно-синих и серовато-синих треугольников. В комнате не было почти никакой мебели, кроме самой необходимой: три-четыре стула, столик со стеклянной столешницей, одна небольшая книжная полка. Никаких украшений. Только свет, пространство и воздух. Она так же отличалась от большой гостиной с ее парчой и цветами этажом ниже, как мел – от сыра. А миссис Роджер Леонидис так же отличалась от миссис Филипп Леонидис, как может одна женщина отличаться от другой. В то время как чувствовалось, что Магда могла быть – и часто была, – по крайней мере, полудюжиной разных женщин, Клеменси Леонидис не могла быть никем, кроме себя самой. Она имела очень ярко выраженную индивидуальность.

Ей было около пятидесяти лет, как я полагаю; ее седые волосы были подстрижены очень коротко, почти «под мальчика», но они росли так красиво на ее маленькой, хорошей формы головке, что не производили впечатления уродства, которое в моем представлении ассоциировалось с этой стрижкой. У нее было умное, подвижное лицо со светло-серыми глазами, которые смотрели со странной, пытливой напряженностью; простое, темно-красное шерстяное платье, идеально сидящее на ее стройной фигуре.

Она сразу же внушила мне тревогу; наверное, я понял, что те стандарты, по которым она живет, не присущи обычной женщине. Я сразу же понял, почему София употребила слово «жестокость» по отношению к ней. В комнате было холодно, и меня пробрала дрожь.

– Садитесь, прошу вас, старший инспектор, – произнесла Клеменси тихим, любезным голосом. – Есть какие-то новости?

– Смерть была вызвана эзерином, миссис Леонидис.

– Значит, это убийство, – задумчиво сказала она. – Это не мог быть несчастный случай, не так ли?

– Нет, миссис Леонидис.

– Пожалуйста, говорите с моим мужем очень мягко, старший инспектор. Эта смерть очень сильно на него повлияет. Он обожал своего отца, и очень остро все переживает. Он очень эмоциональный человек.

– Вы были в хороших отношениях с вашим свекром, миссис Леонидис?

– Да, в довольно хороших. – Она тихо прибавила: – Мне он не очень нравился.

– Почему так?

– Мне не нравились его цели в жизни и его методы их достижения.

– А миссис Бренда Леонидис?

– Бренда? Я с ней не очень часто виделась.