Читать книгу Анх. Реальная история путешествия в потоке бессознательного - Александр Александрович Серегин, Александр Александрович Малькевич, Александр Александрович Винниченко - Страница 6

Спустя полтора часа, Алекс, умытый и переодетый в бежевые брюки и серую в мелкую вертикальную полоску рубашку сидел на заднем сиденье вишнёвого BMW X6. Он сжимал в руках подшивку, взятую из библиотеки. Из зеркала заднего обзора на него весело поглядывал сидящий за рулём Мартин. На переднем пассажирском сиденье развалился Макс, щёлкающий кнопками магнитолы. Рядом с Алексом сидел друг и земляк Мартина – бывший школьный учитель, а ныне юрист и торговец недвижимостью Сальватор. Он был худ и рыжеволос, а его карие глаза имели необычный оттенок – они казались красными, словно были наполнены кровью. А если кому-то приводилось посмотреть на Сальватора сбоку, то ему могло показаться, что в глазах адвоката пылает зарево пожара.

Алекс задумчиво смотрел в окно, на медленно уплывающие назад яркие вывески отелей и ресторанов, на лениво прогуливающихся в сени деревьев туристов, на синее чистое небо и на кусочки Чёрного моря, то и дело появляющиеся в просветах между зданиями и деревьями.

Макс нашёл устраивающую его радиостанцию и повернулся к Алексу. Поизучав его с минуту он ехидно спросил:

– Сань, а это что у тебя?

– Это? – Алекс пожал плечами. – Так… Из библиотеки.

– Ну ты даёшь, книголюб. Там, значит, не начитался. Чего ты в номере-то её не оставил?

– Думал, может, будет время… Полистать хочу.

Мартин взглянул на него из зеркала заднего вида и улыбнулся.

– Полистать… Сбежал, ничего друзьям не сказал, – не унимался Макс. – А мы волновались. Что ты там делал-то?

– Да так, с одним интересным человеком общался, – ответил Алекс и зачем-то добавил, – с Гершоном Моисеевичем.

– И о чём, если не секрет?

– Да так… У него интересный взгляд на то, что мы называем реальностью. Близкий, я бы сказал, к буддийскому.

– Бросил друзей, чтобы послушать буддийское Чудо-Юдо, – отрезюмировал Макс.

– Причём здесь Чудо-Юдо? – спросил Алекс.

– Чудо-Юдо – это удивительный еврей! – объяснил Макс и захихикал.

Алекс посмотрел на товарища, с трудом сдерживая смех, который стал прорываться сквозь его широкую улыбку. Он хлопнул ладонью по спинке кресла Максима и звонко рассмеялся. Его смех подхватили остальные, и салон автомобиля взорвался весёлым хохотом. Хотя, если разобраться, по-настоящему весело смеялись только Алекс и Мартин. У Максима смех был каким-то порывистым и нервным, а Сальватор скорее вежливо подхихикивал.

– Ну а как там у тебя прошло с Ксюшей? – спросил Алекс, отсмеявшись.

Макс довольно похлопал себя по карману, где лежали собранные им визитки девушек. – Всё в ажуре! Договорились созвониться, когда соберёмся в «Исиду». Хорошие девчонки, красавицы.

– Девчонки-то были ничего, конечно… – задумчиво произнёс Мартин. – По крайней мере, две из них. А вот Ксюша, с которой ты, Макс, об «Исиде» договаривался… Как бы так сказать… Как Алекс говорит, три раза не туда, – и Мартин весело подмигнул Алексу из зеркала.

– Что не туда? – непонимающе спросил Сальватор.

– Девушка, которая Максу понравилась – три раза не туда, – Мартин улыбался всё шире.

– Как три раза? – непонимающе захлопал глазами Сальватор. – А куда?.. А какие были варианты?

– Понимаешь, – стал объяснять Мартин. – У Алекса есть теория на счёт слабого пола. Вообще, учёные давно уже пришли к мнению, что слабый пол – это мы, а женщины как раз-таки пол сильный. Но дело не в этом. Короче, когда Всевышний хочет создать идеальную женщину, он наделяет её тремя качествами – красотой, умом и добротой. Бывает, какое-то из этих качеств у дамы отсутствует. В таком случае два других компенсируют пробел. Например, добрая и красивая, запросто может быть дурочкой, и это её совсем не будет портить. Многим именно такие и нравятся. Короче говоря, даже обладая каким-нибудь одним из этих качеств, женщина может устроиться в жизни и быть счастливой. Но новая подруга Макса, видимо, сильно нагрешила в жизни прошлой… Макса на таких так и тянет.

– Да? А тебе кто из них понравился? – Максим зло посмотрел на Мартина.

– А мне никто не понравился. Жадные, циничные, недалёкие. Только тема денег и раскрывалась.

– Да ты сам её открыл, своим ключом от «бэмки», – с вызовом сказал Макс.

– Может быть и так, – как ни в чём не бывало, проговорил Мартин. – Но когда я общаюсь с обычными девушками, не с консуматоршами, ключ от «бэмки» так на них не действует.

Макс не нашёл что ответить. Он уставился на носки своих туфель, нервно постукивая пальцами по коленке. В салоне нависло тягостное напряжение. Спустя пару минут Максим посмотрел на Мартина и спросил:

– Могу я задать тебе вопрос, связанный с твоей манерой вождения?

– Не знаю, Максим. Можешь? – Мартин плавно свернул на небольшую улочку, ведущую прочь от набережной.

– Да. Ограничение скорости при езде по городу у вас пятьдесят километров в час, но при превышении скорости до десяти километров дорожная полиция не будет штрафовать нарушителя, так? – лукаво спросил Максим.

Мартин недоверчиво глянул на товарища и неохотно кивнул.

– Это из-за погрешности радаров, – пояснил Сальватор.

Макс поднял к верху указательный палец, а затем указал им на Сальватора, подтверждая его правоту.

– У нас в Латвии, – продолжал он, – Тто же самое. Поэтому мы и ездим по городу со скоростью шестьдесят километров. То есть с максимальной скоростью, за которую не штрафуют.

Максим сделал паузу и многозначительно поглядел на Мартина. Тот никак не отреагировал.

– Ты едешь со скоростью сорок три километра в час, – Макс снова посмотрел на Мартина.

– Ну? – протянул тот.

– Почему? Почему бы не ехать быстрее, почему ты едешь медленнее, чем можно?

– А ты куда-то спешишь? – невозмутимо спросил Мартин.

– Кстати, такой феномен действительно наблюдается в Болгарии, мы ездим по городу медленнее, чем разрешено, – снова встрял бывший учитель. – И мы активно его изучаем.

– Вижу, – Макс насмешливо посмотрел на Сальватора, который сидел на заднем сиденье и был единственным, кто пристегнулся ремнём безопасности.

Все замолчали. Мартин нажал на педаль газа, обгоняя надоедливую фуру впереди. Сальватор с умиротворённой улыбкой на лице разглядывал пейзажи, пролетающие мимо. Алекс тоже посмотрел в окно. Машина теперь забиралась на хребет, вверх по серпантину. Справа стеной нависал поросший деревьями склон. Слева зияла пропасть, заполненная голубым небом, на самом дне которой виднелись черепичные крыши какого-то посёлка. Вокруг красных пятен крыш всё пространство было заполнено различными оттенками зелёного, а кое-где сверкали голубым и серебряным зеркала прудов.

Алекс вдруг почувствовал, что чем больше он глядит туда вниз, тем больше ему хочется оттолкнуться от края обрыва и, сложив руки как крылья по бокам, устремиться вниз, сквозь потоки ветра, к одному из этих маленьких голубых пятнышек. Свободный полёт в струях чистого воздуха – что может быть прекрасней! Ещё до того, как Алексу довелось испытать это ощущение во время службы в армии, он считал лучшей из суперспособностей комиксовых героев – умение летать. И опыт прыжков с парашютом из старого «кукурузника» не изменил его мнения на этот счёт, хотя и внёс некоторые коррективы в представления о самих супергероях. Алекс ещё раз представил, как ныряет в бездну прямо с края дороги и вдруг с удивлением отметил, что полететь вниз, даже вместе с автомобилем, абсолютно ничего не мешает. Вдоль дороги не было отбойных ограждений, какие обычно ставят на поворотах и в других местах, где есть опасность съезда автомобиля с проезжей части. Алекс снова глянул вниз: «Да, если полетишь, то до самого низа ни за что особенно не зацепишься», – подумал он.

Тем временем зелёная стена переместилась из правого окна в левое, поизвивалась там немного и вдруг закончилась. Автомобиль въехал на поросшее лесом плато на вершине хребта. Дорога шла прямо, и машина полетела по узкой асфальтовой ленте, покрытой иллюзорными лужами, словно вишнёвая косточка, выпущенная чьими-то могучими пальцами в неведомую цель. Мартин стал постепенно увеличивать скорость. Когда пролетающие за окном деревья стали сливаться в единый серо-зелёный поток, Алекс заглянул через могучее плечо болгарина на приборную панель – стрелка спидометра приближалась к отметке «200». Вжавшийся в кресло Максим не выдержал и потянул ремень безопасности.

– Мы не слишком быстро едем? – в голосе Макса слышались нервные нотки.

– Не бойся, нас здесь не оштрафуют, – нарочито спокойным голосом сказал Мартин и сильнее вдавил педаль газа в пол.

Максим с ужасом смотрел на улетающую под колёса асфальтовую змею, вцепившись в подлокотники так, что костяшки его пальцев побелели. Алекс подумал, что это уже слишком и хотел было вмешаться, но Мартин вдруг начал сбавлять скорость. Впереди появились красно-белые зонтики уличных торговцев. Автомобиль мягко подкатился к лоткам, заставленным мисками с фруктами и ведёрками с цветами и, свернув на обочину, остановился.

– Здесь можно купить самые вкусные в Болгарии ягоды, – Заговорчески проговорил Мартин и распахнул дверцу. – Кто со мной?

Алекс вышел из машины и стал рассматривать выставленные на прилавках товары. Продавцы, узнав в потенциальном покупателе русского туриста, громогласно заявляли о качестве местного товара. Здесь были всевозможные овощи и фрукты, часть из которых, как казалось Алексу, в Болгарии никогда не произрастала. Один коренастый небритый мужик в синей безрукавке хитро подмигивал, взглядами и мимикой предлагая заглянуть под лоток, где прятался зелёный пластмассовый ящик, доверху заставленный пузатыми бутылками. Очевидно, с самодельной ракией. Алекс прошёл вдоль прилавков ещё немного вперёд, и вдруг его внимание привлёк лоток, на котором стояли три разрисованные странными символами шкатулки. Парень у лотка, лет тридцати пяти, невысокий, коренастый, с длинными вьющимися волосами до плеч, складывал какие-то пакеты в спортивную сумку и, видимо, собирался сворачиваться (уже вечерело), но, заметив интерес подошедшего, снова повернулся к прилавку. Он поочерёдно открыл одну за другой шкатулки и удивлённо взглянул на Алекса.

– Сама Вселенная хочет сделать тебе подарок, друг! – радостно сообщил он Алексу и высыпал на прилавок содержимое шкатулок.

Алекс взглянул на предметы на столе – это были кусочки разноцветной проволоки, немного бисера, несколько цветных камешков и английская булавка. Он с недоверием взглянул на радостного торговца.

– Действительно? И что она хочет мне подарить? Эти твои драгоценности?

– Не спеши, друг! – парень принялся ловко скручивать кусочки проволоки и нанизывать на них бисер. – Сейчас ты увидишь моё мастерство, тебе понравится!

Смотреть на то, как его пальцы быстро и проворно соединяют рассыпанные по столу детали в единую композицию, было действительно приятно. Достав из кармана маленький тюбик с клеем, он принялся обклеивать эту композицию камешками, и Алекс с удивлением узнал в ней изящную брошку в форме цветка мака.

– Удивительно! – воскликнул он. – Так быстро, ловко… И такая красота! Сколько это стоит?

– Я же сказал, что это подарок. Вселенная так хочет, – сказал торговец и протянул брошку Алексу.

– Но почему? Откуда ты знаешь, что она этого хочет?

– Ты – последний клиент. Я уже собирался домой, и подойди ты на пять минут позже, ты меня уже не застал бы. А в моих шкатулках осталось материала ровно на одну брошку. Во всех трёх шкатулках! Разве ты не видишь тень провидения?

– Ну, теоретически, вероятность такого совпадения действительно мала, – неуверенно сказал Алекс.

– Это если верить в совпадения и вероятности просчитывать. А если быть в гармонии с Вселенной, то вероятность всегда пятьдесят на пятьдесят – или она хочет этого, или нет. Это как в анекдоте про блондинку и динозавра… Ладно, забирай брошку, а мне пора, – парень весело подмигнул Алексу и принялся укладывать шкатулки в сумку.

Алекс пожал плечами, спрятал брошку в карман и, сказав «спасибо», направился к машине.

Мартин уже успел вернуться и сидел за рулём с пакетом вишен в руках. Он закидывал ягоды себе в рот, сплёвывал косточки в ладонь и «стрелял» ими в открытое окно. Алекс задумчиво проследил за полётом очередной вишнёвой косточки, которая скрылась в пыльной придорожной траве. Вселенная рифмует саму себя, вспомнил он где-то прочитанную фразу и сел на переднее сиденье. Сзади дремал Сальватор, который вроде и не выходил из машины, рядом с ним сидел Макс. Алекс влез на переднее сиденье.

– Что купил? – поинтересовался Максим.

– Да так, сувенирчик. Продавец интересный попался…

– Что-то у тебя, Алекс, что ни человек сегодня, то либо интересный, либо удивительный, – возмутился Максим. – Мы тебя, кстати, ничем не удивляем?

– Удивляете временами. Ты, кстати, почему назад пересел?

Максим скривил недовольную физиономию.

– Потому что меня беспокоит манера езды Мартина, – Максим ткнул пальцем в спинку переднего сиденья. – А здесь, за водителем, самое безопасное место в машине.

– Почему это? – спросил Мартин, трогая машину с места.

– Потому что в случае чего водитель пытается в первую очередь спасти себя. А значит, при возможном столкновении будет выворачивать руль так, чтобы самому увернуться от удара. Поэтому сидеть за ним безопаснее всего, – Макс говорил как бы лениво, словно с трудом переплёвывал слова через губу, и с таким видом, будто объясняет недотёпам общеизвестную прописную истину.

Алекс взглянул на Мартина, тот поморщился.

– Ну а если для водителя будет важнее спасти пассажиров? – спросил Саша.

– Не-а. Хотя в обычной ситуации он и может так о себе думать, – Макс неопределённо повёл плечами. – Но в экстремальной ситуации все спасают только себя. Это инстинкт. А все эти патриотические завороты старого отечественного кино и героические потуги голливудских «крепких орешков» – утопия. Человек – животное эгоистичное, даже если этого и не признаёт.

– Мне почему-то кажется, что ты сам не веришь в то, что говоришь, – сказал Алекс.

– А может, и верит, – заметил Мартин. – Я, конечно, не психолог, но у меня есть на этот счёт теория…

– Позвольте полюбопытствовать, – Макс изобразил на лице крайнюю заинтересованность.

– В детстве, – начал Мартин, – мы точно знаем, что есть добро и есть зло. В этом для нас нет сомнений. Есть то, что делать хорошо, и есть то, что делать плохо. Нас этому учат родители, и их родители, и даже рассказанные ими нам на ночь сказки и истории. Мы уверены, что врать и обижать слабых – плохо, а оказание помощи попавшему в беду есть благо. Мы не сомневаемся, что ежедневная зарядка – залог здоровья, а алкоголь и табак – наоборот, яд. Но вот в какой-то момент понятный детский мир сталкивается с первым разочарованием. Ребёнок вдруг замечает, что отец вместо утренней пробежки открывает банку пива, а мать рассказывает позвонившей в дверь соседке, что им задерживают зарплату (которую отец вчера принёс домой), и поэтому они не могут одолжить ей денег. И отец, и мать, отвечая на неудобные вопросы ребёнка, думают не о том, как их ответы аукнутся в будущем, а о том, как бы покороче оправдаться в глазах слишком наблюдательного дитяти. И в результате ребёнок узнаёт, что сегодня суббота. А по выходным алкоголь вроде уже не такой и яд, да и отец в отличие от всяких там пьяниц и алкоголиков свою меру знает; и что эта соседска-попрошайка каждый месяц приходит денег просить, и по-другому от неё не отвязаться, кроме как посредством маленькой и невинной лжи. И главное, ребёнок узнаёт, что он всё поймёт, когда подрастёт, а пока думать об этом не нужно. Но он, конечно, всё равно об этом думает и делает определённые выводы.

– Очень интересная история, – Макс ненатурально развёл руками в деланном восхищении. – Только как это трогательное повествование связано с верой в самоотверженных водителей?

– Я к этому и веду, Макс, – сказал Мартин, плавно входя в поворот, – но издалека.

– Это-то я заметил, – Максим хитро подмигнул проснувшемуся Сальватору.

– В общем, – продолжал Мартин, – мы с раннего возраста создаём для себя что-то вроде виртуальной схемы, где любые поступки имеют морально-этическую ценность. Эта схема, конечно, становится более сложной с возрастом, мир перестаёт быть чёрно-белым, появляются и другие оттенки, сама схема перестаёт быть двухмерной, в ней появляются и другие измерения. Но она всё про то же, про «что такое хорошо, и что такое плохо». Накладывая эту схему на воспринимаемый нами окружающий мир, мы можем ориентироваться в нём, понимая, где мы, или кто-то другой, поступаем хорошо, а где не очень. Я условно называю этот симбиоз окружающего мира и наложенной на него схемы «личной картой реальности». Тут тоже, казалось бы, всё достаточно ясно – этот поступок плох, этот – хорош.

– Всё ещё не вижу связи, – заявил Максим, заложив руки за голову и откинувшись назад.

– Уже скоро, – улыбнулся Мартин. – Любой человек рано или поздно попадает в ситуацию, когда нужно сделать выбор: нужно решить, поступить «правильно» или «удобно». Допустим, он выбирает вариант «удобно». Но затем, после, так сказать, свершения, он глядит на свою личную карту реальности и видит, что поступок его, мягко говоря, не хорош. Его, как бы банально это ни звучало, начинает мучить совесть. И вот тут-то и проявляются последствия тех детских выводов, на которые я намекал выше. И тут есть два варианта. Один человек может решить, что поступать не по совести себе дороже, и в следующей ситуации, возможно, сделает выбор в пользу варианта «правильно». А другой человек может поступить хитрее. Так как он склоняется к варианту «удобно» или «выгодно», то есть предпочитает действовать по возможности без особых моральных, материальных и физических затрат, но и не хочет впоследствии страдать угрызениями совести, то он… просто меняет свою личную карту реальности.

– На что меняет-то? – зевая, спросил Макс.

– Ну, не меняет, а изменяет, – поправился Мартин. – Я недавно смотрел передачу об Эйнштейне и его общей теории относительности. Сама эта теория в данном случае не важна, но согласно ей, гравитация – это следствие искривления упругой ткани пространства-времени под воздействием массы, и чем больше эта масса, тем сильнее пространство-время прогибается. Изначально это пространство идеально ровное, что-то вроде сильно натянутого батута. Но когда на него помещают массивный шар, например, солнце, полотно деформируется под его тяжестью и вокруг него образуется впадина в форме воронки. Вот то же самое происходит и с личной картой реальности человека во втором варианте. Он видит, что его поступок плох, но ему этого признавать не хочется. И он просто перетягивает свой поступок из зоны аморального, неправильного поведения, в зону… скажем, если и не хороших, то, по крайней мере, приемлемых поступков. В результате таких действий человек не страдает от несоответствия своим же моральным нормам, а его эго растёт и постепенно становится тяжёлым, как тот шар. Личная карта реальности неминуемо искривляется, прогибаясь под тяжестью эго. Причём эта деформация имеет не хаотичный, а вполне определённый характер. Примеры порядочных, честных и высоконравственных поступков других людей «эго-гравитация» цинично топит в зловонной луже недоверия и подозрений, объясняя их скрытыми корыстными мотивами и глупостью. Параллельно этому аморальные действия, как свои, так и чужие, всячески оправдываются аргументами типа «да все так делают», «ситуация вынудила» и «цель оправдывает средства». Можно сказать, что в человеке происходит процесс выворачивания ценностей наизнанку.

– Чёрное белым слывёт, уродство слывёт красотой, великое – малым, а грязь – чистотой, – продекламировал Сальватор с выражением, потом добавил: – Ибсен сказал.

– Угу, – согласился Мартин. – И в результате мир человека превращается в место, где такие понятия, как честь, самоотверженность, альтруизм и милосердие – чистая абстракция. И потому он действительно начинает верить, что благородные и достойные поступки совершаются только в кино и книжках – ведь в его картине мира такое невозможно.

– Путано, конечно, но здравое зерно есть, – серьёзно сказал Макс. – А на счёт водителя, там, и всего остального – это я вредничал просто…

Мартин хотел было что-то ответить, но в этот момент Алекс замахал руками, указывая куда-то за лобовое стекло.

– Что это?

Из-за поворота показался фасад здания, напоминающего готический замок, и все переключили внимание на него. Вид открывался поистине потрясающий: на фоне заката возвышались две высокие мощные башни, похожие на шахматные ладьи, с высокими арочными окнами. Между ними на несколько метров вперёд выступала крепостная зубчатая стена центрального здания, увенчанная двумя угловыми башенками с коническими крышами, над которыми развивались длинные узкие стяги. Над украшенным колоннами арочным входом нависал массивный балкон, из-под которого гневно взирала на невидимую жертву разверзшая зубастую пасть огромная драконья голова. Крылья дракона, словно сидящего внутри здания, выступали из-под ещё двух балконов поменьше, упирающихся ступенчатыми опорами в боковые стены здания. Обвивая колонну, слева от входа изгибался покрытый мраморными чешуйками драконий хвост, кончик которого был почему-то придавлен каменной плитой крыльца. Перед зданием раскинулся украшенный фонтаном двор с несколькими рядами невысоких аккуратно постриженных кустов, из-за которых поднимались резные беседки. Во дворе стояло несколько десятков припаркованных автомобилей. Всё это отделяла от возможных незваных гостей решётка высокого кованого забора.

– Это пункт нашего назначения, – довольный произведённым эффектом Мартин направил свой X6 к воротам, которые открылись навстречу подъезжающему автомобилю.

– Это, несомненно, впечатляет! – Максим развёл руками. – Но, может, теперь ты расскажешь, что мы здесь делаем?

– Мы приглашены на раут к владельцу замка. Кроме того, Алекс говорил, что вы думаете о расширении бизнеса, и я кое с кем переговорил. В общем, это тот редкий случай, когда можно действительно совместить приятное с полезным.

Въехав в ворота, автомобиль медленно покатился к входу в замок, и Алекс отметил про себя, что двор на самом деле значительно больше, чем казался издали. Остановив машину в нескольких метрах от входа, Мартин открыл дверь и выскочил наружу. Алекс чуть замешкался – ему хотелось взять библиотечную подшивку с собой, но это показалось ему неуместным, и он решил оставить её в машине. Когда он перегибался, чтобы положить папку на заднее сиденье, что-то больно вонзилось ему в бедро. Алекс сунул руку в карман и нащупал там недавний подарок – брошку в виде цветка мака. Чуть подумав, он приколол её к вороту рубашки и вылез из автомобиля.

У входа их встретил швейцар в чёрном фраке, бабочке и цилиндре. Он поклонился и открыл перед гостями массивную дверь, ведущую в просторный холл. Войдя внутрь, Алекс подумал, что передняя не просто просторная – изнутри здание, как и двор, казалось большим, чем снаружи. Вдоль высоких, уходящих вверх на добрых шесть метров стен, оканчивающихся перилами второго этажа, стояло множество чёрных с золотым статуй. Они изображали полуобнажённых людей в набедренных повязках, замерших в разных позах. У некоторых на головах были древнеегипетские короны, похожие на вытянутые луковицы со страусиными перьями по бокам и украшенные уреем, и полосатые платки (Алекс вспомнил, что такой платок назывался клафтом). На других были маски быков, ястребов и крокодилов. Некоторые сидели на золотых тронах со скипетрами и бичами в руках.

Стены также были разрисованы сценами из жизни древнеегипетских богов, фараонов и жрецов. Они молились, приносили дары, собирали виноград, охотились, строили храмы, в общем, занимались своими повседневными делами. Но внимание Алекса привлёк один рисунок, выбивающийся из общего хора. На нём был изображён бог Анубис, перед которым лежали спящие люди. То, что они именно спят, а не, например, мертвы, Алекс догадался по исходящим из их голов картинкам. Это было похоже на изображения мыслей или снов у героев современных комиксов. Над спящими стоял человек в наброшенной на плечи шкуре ягуара с анхом на груди. Одной рукой он брал какой-то сосуд из рук Анубиса, а другой, как сеятель с полотна Ван Гога, разбрасывал семена в исходящие из голов спящих людей картинки. От рисунка веяло чем-то древним и гнетущим, как-будто могущественная рука забытого бога протянулась из своего далёкого времени и коснулась сердца Алекса, привнеся в него замогильный холод и животный ужас первобытного мира.

Алекс потряс головой, отгоняя наваждение, и продолжил осматривать помещение. Широкая красная ковровая дорожка с золотым узором по краям простиралась от входа до двух изогнутых лестниц, ведущих на второй этаж. Между лестницами стояла ещё одна статуя жреца, в накидке и маске. Справа от неё виднелась небольшая дверь, украшенная глазом Гора.

– Сюда, пожалуйста, – бесстрастным голосом произнёс неизвестно откуда появившийся человек в такой же накидке, как на каменном жреце, и с позолоченной маской в руке. Он указал рукой на маленькую дверь и застыл в позе покорного ожидания. Алекс понял, что это кто-то вроде дворецкого. Мартин прошёл вперёд и, обернувшись, с заговорщической миной сказал:

– Тут особый ритуал соблюдать надо. Но сейчас сами всё увидите.

Протиснувшись в дверцу, друзья оказались в небольшом плохо освещённом гардеробе, посреди которого стояли кронштейны с вешалками; с них ниспадали чёрные, синие и золотые накидки. На стенах, на специальных крючках, висели маски разных птиц и животных. Алекс примерил синюю накидку. Она крепилась на груди чем-то вроде заколки в виде жука скарабея. Осмотревшись, он выбрал маску чёрной птицы с длинным золотым клювом.

– А почему здесь всё такое египетское? – спросил Макс, облачённый в золотую накидку и примеряющий маску крокодила.

– Владелец замка – очень влиятельный человек и, как водится у таких людей, со своими заворотами, – проговорил Мартин, пытаясь заколоть на могучей груди края накидки. – Он считает, что является потомком и приемником древнеегипетских жрецов.

– Ур Хеку Холдун действительно прямой потомок великого рода, берущего своё начало ещё в додинастический период Древнего Египта, – дворецкий говорил так же бесстрастно и в той же подобострастной позе. – Он является хранителем священных тайн и светским администратором, верховным жрецом.

– Как зовут колдуна? Ур Хеку? – съязвил Макс.

– Его зовут Холдун-Небтон, – дворецкий всем своим видом являл невозмутимость. – Ур Хеку – это титул. Ур означает, что это не просто жрец, а верховный жрец, а Хека – это божественная сила, хранителем которой является жрец. Ур Хеку – Обладатель священных сил.

– А, ну понятно, – Макс весело подмигнул Сальватору, который из-за своей сутулости в чёрной накидке и маске ястреба походил на героя из мультфильма про халифа-аиста.

Когда вновьприбывшие были переодеты, они прошли за дворецким через ту же маленькую дверь обратно в холл и поднялись по одной из лестниц на второй этаж. Пройдя через исписанную египетскими иероглифами двустворчатую арочную дверь, они очутились в тронном зале. Большие золочёные люстры с огромным количеством настоящих свечей висели под потолком на тонких золотых нитях, освещая зал ровным ярким светом. Вдоль высоких стен, украшенных гобеленами и картинами в тяжёлых резных рамах, стояли длинные чёрные столы с напитками и закусками. Пол зала был выложен мозаикой. И мозаика, и картины на стенах изображали всё те же древнеегипетские сюжеты. В конце зала на возвышении стоял трон с высокой чёрной спинкой и золотыми подлокотниками в завитушках.

В помещении было довольно людно. Мужчины были в таких же накидках и масках, дамам же местный дресс-код очевидно позволял не скрывать своих вечерних платьев под этими мешковатыми хламидами, и они разбавляли чёрно-сине-золотое собрание палитрой радужных красок и глубокими вырезами. Лица их, тем не менее, были частично скрыты под изящными венецианскими полумасками – коломбинами, которые дамы держали в руках за специальные длинные рукоятки. Другие были в бархатных овальных масках, закрывающих всё лицо и без прорези для рта. Алекс когда-то читал, что такие маски держатся на лице за счёт штырька, зажимаемого в зубах, лишая даму возможности говорить. Среди гостей Алекс, не смотря на маски, узнал нескольких российских поп-звёзд, а также представителей других профессий, чьи лица не менее часто мелькали в телевизоре.

– На фига ему трон? – спросил Макс, ни к кому конкретно не обращаясь.

– А на фига тебе телефон с экраном как у телевизора? – в тон ему спросил Мартин.

– Я по нему звоню. И там ещё куча функций, которые мне помогают в работе и не только.

– А Холдун на троне сидит. И там ещё куча функций, таких же, как в твоём телефоне, только круче.

– Ну, какие, например? – в голосе Макса чувствовалась нервозная озабоченность.

– Например, твой телефон позволяет тебе испытывать чувство собственной значимости всего несколько секунд, когда ты его только достал и засветил. А трон не только растягивает это ощущение во времени, но и внушает окружающим чувство ущербности, независимо от того, насколько крутые у них телефоны.

Макс с ненавистью поглядел на Мартина, пытаясь найти убийственный ответ. Но нервное возбуждение и направленные на него взгляды стоящей рядом компании не давали ему собраться с мыслями, и ум неизбежно съезжал в рефлексию.

– Так, давайте только без психоаналитики обойдёмся, – вмешался Алекс. – Пойдёмте лучше попробуем местную кухню.

Алекс указал в направлении ближайшего стола, заставленного закусками, возле которого стояла группа дамочек «за тридцать». Одна из них явно доминировала над подругами, купаясь в лучах их завистливого внимания. Она была одета в красное с глубоким декольте платье с косым срезом, одним углом касающимся пола, и золотые греческие сандалии. В руках она держала красную полумаску на тонкой золочёной ручке, украшенную радужной расцветки перьями, и высокий бокал с какой-то красной жидкостью. Слегка облокотившись бедром о край стола, она задорно хохотала.

До ушей Алекса донеслись обрывки их разговора.

– Забрала у него всё, даже собаку! – весело заявила она.

– Ты что, будешь теперь гулять сразу с двумя собаками? – удивлённо развела руками одна из окружающих её подруг.

– Ну, ничего. Сразу с тремя козлами я уже гуляла, что уж с собаками-то! – и она снова залилась заразительным смехом.

– Смотри, какие весёлые фройлен, – глаза Сальватора засветились. – Давайте познакомимся с ними?

– Старые они какие-то, – Максим, успевший получить коктейль от снующего между гостями официанта, уже приходил в хорошее настроение и тоже высматривал потенциальных собеседниц.

– Ты же не варить их собираешься! – заметил Сальватор. Он любил в часы досуга просматривать советские киноленты в поиске ярких цитат, которые потом можно было удачно ввернуть в разговоре. Ему казалось, что это делает его оригинальным.

– Варить? – Макс хитро взглянул на товарища. – Варить нет, – жарить!

Прошло уже около получаса, но никакого официального открытия приёма не происходило. Присутствующие плавно перемещались по залу, то собираясь в небольшие группы, то снова рассыпаясь на пары и отдельные фигуры. Со стороны это напоминало лёгкое волнение морской глади у шлюпочной пристани.

Мартин обсуждал какие-то деловые вопросы с невысоким смуглым человеком в чёрной мантии.

– Главный прокурор Бургаса, – с уважительной интонацией в голосе заметил Сальватор, указывая в их сторону.

Прокурор поглаживал маску волка, которую держал в руке, и, плавно покачивая головой, с полуулыбкой на лице смотрел куда-то в сторону от Мартина. Казалось, что он не слушает собеседника, а вспоминает какую-то приятную мелодию.

Сальватор и Максим что-то наперебой рассказывали хохочущей даме в красном и её подругам. При этом Сальватор раздавал присутствующим свои визитные карточки, а Максим с настойчивостью водяной мельницы опрокидывал в себя коктейли. Хотя настойчивость тут, как и в случае с водяной мельницей, была ни при чём. Мельница ведь не выбирает, в поворотах её колеса нет волевого акта. Как потоки воды толкают её лопасти, так и бессознательные потоки заблудившейся психической энергии толкают зависимую личность рюмка за рюмкой к иллюзии всё большего и большего счастья. Такая личность, отхлебнув мохито или лонг айленда, вдруг чувствует, что, послав на хрен внутреннего цензора, высвобождается из-под пластов постоянно гнетущих её комплексов и ощущает ни с чем не сравнимое чувство временной свободы. И в надежде продлить эйфорию и сделать это чувство безграничным отдаётся на волю тёмных импульсов бессознательного. Но ведёт это не к всепоглощающему счастью и свободе, а к очередному случаю алкогольной интоксикации, девиантному поведению с последующим моральным и физическим похмельем, во время которого посланный накануне цензор возвращается ещё более непримиримым, неся с собой кандалы, семихвостую плеть и клещи.

Алекс, стоящий чуть в стороне от товарищей, с опаской поглядывал на радостного Максима. Но тот пока держался хорошо. Окружающие его дамы счастливо хихикали и пока не шарахались от него, как это иногда случалось, а наоборот, радостно внимали его шуткам и интересным фактам, почёрпнутым накануне со страниц свободной энциклопедии.

Вскоре Алекс обратил внимание на быстрые и в то же время малоприметные перемещения обслуживающего персонала (их можно было узнать по белым перчаткам и отсутствию масок). Одни служащие закрывали прозрачными полукруглыми щитами висящие на стенах факелы, которые Алекс сначала принял за декоративные; другие вынесли огромное металлическое блюдо, метра три в диаметре, и установили его в специальное углубление в полу между троном и гостями. В него большим костром сложили деревянные поленья и подожгли. Было непонятно, как достигался такой эффект, но в зале абсолютно не чувствовалось запаха дыма. Алекс не заметил, как потушили свечи под потолком, но Сальватор объяснил, что это было сделано при помощи каких-то пневматических устройств в потолке, резкими порывами втягивающих в себя огонь с фитилей.

Теперь зал изменился: разгорающийся костёр и факелы на стенах выхватывали из темноты звериные маски гостей, по стенам и потолку плясали зловещие тени. Разговоры притихли, и стал слышен треск пылающих поленьев. Взоры гостей были обращены к трону, он находился за костром на возвышении, и поэтому казалось, что он парит над пылающим блюдом. Языки пламени играли на его золотых частях, которые, казалось, тоже горят настоящим огнём.

Раздался звук гонга, и из-за трона вышел человек в белом хитоне с наброшенной поверх шкурой какого-то животного. Алекс подумал, что это ягуар, но уверенности не было. Человек сел на трон и положил руки на подлокотники. Над залом снова разнёсся звон гонга и перед костром появились четыре женщины. Они были обнажены, только бёдра прикрывали повязки из золотой ткани, а на груди лежали широкие ожерелья из золотых пластин, напоминающие чешую пушкинской рыбки. Заиграла какая-то древняя ритмичная музыка – Алекс ничего подобного никогда не слышал и подумал, что такие мотивы действительно могли быть в древнем Египте. Женщины у костра поклонились сидящему на троне в каком-то растянутом поклоне, как будто выполняли асану, затем повернулись к гостям и стали синхронно выполнять причудливые движения под музыку, останавливаясь после каждого па, словно ожидая, чтобы присутствующие повторяли вслед за ними. К удивлению Алекса, люди в зале действительно стали повторять за танцующими. Он обернулся на Мартина – тот двигался вместе со всеми. Рядом с ним чуть согнувшись и весело сверкая глазами из-под маски крокодила, задорно отплясывал Максим. Никого, кроме Алекса, похоже, происходящее не удивляло, он пожал плечами и тоже стал повторять движения странного танца.

Движения были довольно простыми, хотя и необычными, и часто повторялись, поэтому, сначала Алексу всё это казалось смешным. Но ритм нарастал, и Алекс вдруг почувствовал, что ему нравится эта пляска, что она уносит его куда-то из этого цивилизованного мира в царство утерянной свободы. Он чувствовал, как что-то древнее и дикое объединило всех присутствующих, и они слились в один единый организм, пляшущий у ритуального огня. Каждый звук, каждый удар невидимого барабана отражался синхронным движением десятков тел, и Алекс чувствовал это движение в каждом из них, как в своём собственном. Он как будто стал частью этого пляшущего существа и двигался не по своей воле, а подчиняясь нервному импульсу, общему для всех. Сам же он мог только наблюдать за происходящим, словно со стороны и одновременно изнутри. И это ощущение приносило какое-то странное удовольствие.

Алекс всё глубже проваливался в транс. Окружающее было уже где-то далеко, словно он наблюдал за происходящим из-под толщи воды. Ритм всё ускорялся. Языки огня вырывали из мрака извивающиеся уродливые фигуры полулюдей-полуживотных. По стенам метались зубастые и клювастые тени. Всё смешалось в диком демоническом хороводе, и над всем этим клокочущим и бурлящим морем тел возвышался мерцающий в свете огня трон с сидящей на нём неподвижной фигурой Ур Хеку Холдуна.

Когда Алекс пришёл в себя, он сидел на скамье у стены, возле столика с фруктами. Зал снова был залит ровным светом тысячи свечей, факелы были погашены, блюдо с костром тоже исчезло. Присутствующие преспокойно выпивали и закусывали, ведя светские беседы, словно не участвовали только что в дикой пляске. Только сбившиеся набок локоны у одной-другой дамы, да капельки пота на лбу напоминали о происходившем. Алекс взглянул на трон, тот был уже пуст.

Прямо напротив Алекса, чуть оперевшись бедром о невысокий столик стояла женщина в красном платье. Это была та дама, которая говорила с подругами о собаках. Она изучающе смотрела на Алекса, слегка покачивая в его сторону стройной ножкой в золотой сандалии. Поймав Сашин взгляд, она звонко рассмеялась.

– Впервые на… подобном балу? – спросила она, продолжая с любопытством его разглядывать.

– Это так заметно?

– О, да! – и она снова звонко засмеялась.

– И часто случаются такие балы? – Алекс был несколько смущён её нескромными взглядами и хотел переключить внимание с себя на что-то другое.

– Трижды в год, – женщина склонила голову набок и задумчиво посмотрела на собеседника. – Но этот раз, я чувствую, будет особенным.

– Правда? – Алекс заёрзал на скамейке, ему почему-то стало неловко. – А что дальше в программе вечеринки?

– О, дальше всё очень романтично, – женщина сладко улыбнулась. – Будем срывать звёзды с неба, а когда оно станет совсем чёрным, сможем познакомиться поближе. Не проводишь меня на воздух?

– На воздух я бы не советовала, гроза надвигается.

Алекс не заметил, как к ним подошла миниатюрная брюнетка в вечернем чёрном платье. Она стояла, уперев левую руку в бок, а правой держала сигарету в длинном изящном мундштуке и с нескрываемой критичностью разглядывала даму в красном. Остановив пробегающего мимо официанта, она взяла с подноса меню, коротко глянула в него и вернула назад.

– Я так и думала, филе в меню нет, – она покачала головой и укоризненно посмотрела на женщину. – Дамочка, к нам со своим нельзя!

– Что? – не поняла та.

– Что, что… – брезгливо ответила брюнетка, – жопу со стола убери, вот что!

Та сначала взвилась, но вдруг как будто увидела в глазах собеседницы что-то такое, что заставило её испугаться. Она побледнела и быстро, не говоря ни слова и даже не взглянув на Алекса, скрылась среди гостей, словно нырнула в воду.

Брюнетка оценивающе посмотрела на Алекса.

– Ну, как? Успел в себя прийти после танцев?

– Вроде как…

– Ну, пошли тогда, – она потушила окурок в пепельнице, которую поднёс невесть откуда взявшийся официант. – Хозяин хочет с гостем познакомиться.

Выйдя из зала, они очутились в узком длинном коридоре.

– Понравились танцы?

– Несколько необычно, я бы сказал, – немного растерянно проговорил Алекс. Чуть подумав, он добавил: – Вообще, всё смахивало на какой-то шабаш.

– Острый ум… – задумчиво проговорила брюнетка, ни к кому как бы не обращаясь, затем уже с лёгкой насмешкой спросила. – Не огорчён, что нарушила вашу идиллию с той дамочкой? Сейчас бы, наверное, уже воздухом дышали, или что она там тебе предлагала.

– Собирать звёзды, – Саша слегка усмехнулся. – Да нет, не огорчён. Она показалась мне… слишком напористой, что ли.

– Сжечь чёрную корову не предлагала?

– Нет, – вопрос ему показался странным, но переспрашивать он не стал. С полминуты они шли молча.

– А почему эта женщина так тебя… Мы ведь на «ты»? – Алекс вопросительно посмотрел на спутницу.

Та кивнула.

– Почему она так испугалась тебя? – спросил Алекс.

– Может быть, она испугалась не меня, – спокойно ответила девушка и остановилась у двери, обитой чёрным бархатом с золотой табличкой. – Но мы уже пришли. За этой дверью тебя ожидает Ур Хеку Холдун-Небтон. Удачи в переговорах.

И она развернулась, чтобы уходить, но вдруг обернулась и как-то по-свойски взглянула на Алекса.

– Он, конечно, очень необычный человек, но всё-таки человек. Не воспринимай его слишком уж серьёзно.

С этими словами она, не прощаясь, пошла по коридору в обратном направлении, на ходу достав откуда-то телефон, и стала кому-то набирать. Про Алекса, казалось, она тут же забыла.

Саша проводил её взглядом и пожал плечами. «Интересно, – подумал он, – чего она хотела добиться этой фразой? Успокоить меня? Кажется, после этого утешения я как раз начал немного нервничать…»

Он взялся за ручку двери. На табличке было выгравировано число «418». Под цифрами был всё тот же глаз Гора. Алекс открыл дверь и вошёл внутрь.

Он оказался в просторном, полутёмном, но несколько пустоватом кабинете с красивой дубовой мебелью. Вдоль стен тянулись высокие, до самого потолка стеллажи с книгами в дорогих переплётах. Посреди помещения, растопырив массивные ножки, стоял чудовищного размера стол с лежащими на нём книгами и регистрами. Там же, среди книг, покоилась очень тяжёлая на вид бронзовая подставка с чернильницей и самыми настоящими гусиными перьями. К столу были придвинуты три громоздких стула с подлокотниками и высоким спинками. Во всю противоположную от входа стену располагалось окно, выходящее куда-то во внутренний двор (на улице было уже совсем темно). В кабинете никого не было.

– Сюда, сюда проходите, – послышался откуда-то бодрый голос.

Алекс прошёл вглубь кабинета и только тогда заметил в правой стене за стеллажами малоприметную дверцу. Она была чуть приоткрыта, и сквозь щель лился ровный яркий свет. Войдя в неё, Алекс удивился резкому контрасту и даже несоответствию интерьера. Помещение, в которое он попал, трудно было описать. Это было какое-то нагромождение бледно-голубых и фиолетовых геометрических фигур и изломанных линий из мутноватого покрытого бликами света пластика. Более всего увиденное Алексом напоминало офис какой-нибудь коучинговой компании, созданный специально для зомбирования сотрудников и выхолащивания из них любых потребностей и желаний, не относящихся напрямую к обогащению компании. Стены и плиточный пол были бледно-голубого, почти белого цвета. Посередине помещения красовался фиолетовый стол, развёрнутый к двери. Большой плоский монитор занимал треть его поверхности, кроме него на столе стояла бросающаяся в глаза ядовито-зелёного цвета подставка для ручек и золотая фигурка трёхлапой китайской жабы с монеткой во рту. Из-за стола выглядывала спинка неудобного пластикового кресла. Дальше, вплотную к стене размещался такой же фиолетовый шкаф с дверцами из матового стекла. Слева от стола находился ещё один шкаф, платяной, и стол с офисной техникой, а за ними чуть влево уходил небольшой аппендикс, еле заметно выделенный цветом (стены и плитка были серо-белыми). В нём был только стол для конференций, тоже фиолетовый, рассчитанный на дюжину человек, и кофемашина. За столом сидел смуглый мужчина с острым хищным лицом и быстрыми чёрными глазками. На вид ему было около пятидесяти. Мужчина был в бежевом летнем костюме, из-под которого виднелась чёрная футболка с какой-то надписью, выведенной посреди груди белой краской. Прочесть её Алексу не удалось, но вроде это была арабская вязь. Перед ним на столе лежала худая синяя папка, которую он только что прикрыл.

– Прошу, присаживайтесь! – встал он навстречу Алексу и указал на кресло напротив себя. – Чего-нибудь выпить? Чаю или чего-то покрепче?

– Спасибо, угощение было отменным, – Алекс попытался любезно улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.

– Ну, что ж, тогда сразу к делу? – Холдун внимательно и изучающе посмотрел на собеседника. – Или что-то смущает? О чём-то хотите спросить?

Нельзя сказать, что Алекса ничего не удивляло и ничто не вызывало вопросов. Совсем наоборот. Но именно из-за того, что странным представлялось так многое, ему вдруг стало казаться, что во всех этих странностях по сути ничего удивительного и нет. Как-будто не увиденное им сегодня в этом замке, да и сам замок, были чем-то из ряда вон выходящим, а это он сам выбивался из общего, пусть и причудливого хора. И это своё несоответствие окружающей действительности стало вдруг казаться ему самому чем-то постыдным и ханжеским. Но чтоб не показаться лицемером, Алекс всё-таки спросил:

– Почему здесь столько фиолетового? Это довольно тяжёлый цвет.

– Узнаю психолога! – вежливо улыбаясь, воскликнул Холдун. – Помнится, Вундт считал фиолетовый цвет источником мрачной меланхолии и взволнованно-тоскливого настроения. Но это он больше говорил о сумеречных оттенках, ближе к синему. Мне же кажется, что в фиолетовом есть тайна. Этот цвет удивительным образом увеличивает чувствительность и интуицию и помогает стирать грань между реальностью и мистикой. Как вам кажется?

– Мне кажется, что эта грань сегодня уже порядочно поистёрлась.

– Что ж, возможно это не так и плохо, – задумчиво произнёс Холдун, глядя куда-то в сторону. Затем он снова взглянул на Алекса своим пронизывающим взглядом. – Алекс – это Алексей или…

– Александр.

– О, конечно! Александр. Мужественный защитник. По крайней мере, древние эллины вкладывали в это имя именно такое значение. Однако величайший из них, называвшийся этим именем, более преуспел в нападении. А как вы, Александр, можете играть в нападении? Впрочем, не спешите с ответом – вскоре всё выяснится само собою.

– Ур Хеку, я…

– О, прошу вас, называйте меня просто Холдун. Или на манер моих восточных деловых партнёров – Холдун Небтоныч, – улыбнулся Холдун.

– Холдун Небтоныч, – Алекс откинулся на спинку стула. – Я, признаться, не вполне пока понимаю, о чём идёт речь.

– Конечно, не понимаете, – улыбнулся он. – Мы ведь ещё не начали говорить о деле. Я хочу нанять вас. Мне нужны специалисты, подготовить которых я хочу доверить вашему бюро. А если быть точным, то именно вам.

– Почему именно мне? – Алекс вопросительно посмотрел на Ур Хеку.

– Потому что мне вас рекомендовал Мартин, а я доверяю его мнению. Он занимается тем, что находит для меня идеально подходящих под определённые задачи людей и пока не подводил меня. Видите ли, я предпочитаю работать с людьми, обладающими не только необходимыми для дела профессиональными качествами, меня волнуют и другие параметры. Подбирая сотрудника, как и ища партнёра по бизнесу, я составляю очень подробный психологический портрет претендента. И найти удовлетворяющего ему специалиста задача отнюдь не простая. Вы мне подходите идеально. Итак, в ваши задачи будет входить подготовка штата сотрудников для выполнения специфических, я бы сказал, несколько необычных задач.

– Насколько необычных?

– Настолько, что вам придётся самому пройти подготовку, чтобы, что называется, «изнутри» познакомиться со спецификой работы. Обучение может занять некоторое время. И это время, конечно, будет оплачено отдельно, – Холдун выжидающе посмотрел на Алекса, при этом он несколько раз постучал пальцами по лежащей на столе папке.

– И всё-таки хотелось бы больше конкретики, – Алекс перевёл взгляд с Ур Хеку на папку и обратно, словно подозревая, будто содержимое папки может пролить свет на предмет беседы. – Чему я буду обучаться и в чём будет состоять непосредственно задача.

– Задача ваша и подготавливаемых вами специалистов будет состоять во внедрении необходимых идей определённым людям.

– Каких именно идей?

– Различных, – Небтон сложил пальцы домиком и, развернув их как копья в сторону своего визави, стал мелко и часто покачивать ими, словно пытаясь проколоть невидимую преграду между собой и собеседником. – Каждый раз это могут быть совершенно другие идеи, в зависимости от того, в чьё сознание они будут внедряться. Необычность, скорее, не в самих идеях, а в способе их внедрения. Но позвольте мне начать сначала, мне бы хотелось, чтобы вы увидели всю перспективу предстоящей деятельности.

Алекс чуть отклонился влево, словно пропуская мимо нацеленные в него копья пальцев, и медленно кивнул.

– Будьте любезны. С начала, так с начала. Времени у меня много, – проговорил он, снова посмотрев на синюю папку, лежащую перед Ур Хеку.

– Спасибо. Скажите, Алекс, как по-вашему, в какую идею человеку проще всего поверить? Что он склонен считать истиной скорее всего другого?

– То, чему он находит подтверждение…

– Где же?

– Надо полагать, в шевелениях собственной души, – философски отметил Алекс.

– Прекрасно! – Холдун всплеснул руками в театральном восхищении, впрочем, не слишком неискреннем, так что при желании в него можно было поверить. – Мартин был совершенно прав, рассказывая мне о вас. Именно! Именно в собственной душе человек хочет видеть подтверждение тем истинам, которые непрерывным потоком льются на его сознание извне. Но откуда ему, этому подтверждению, там взяться?

– Ну, не знаю… – Алекс задумчиво потёр ладонью лоб. – Мне кажется, поверить какой-либо идее человека заставляет предшествующий жизненный опыт. Хотя бывает и наоборот, словно вопреки всему предыдущему человек проникается чем-то новым, отличным от всего знакомого и привычного, интуитивно чувствуя, что это новое истинно, а остальное, что было раньше, ложно.

Холдун посмотрел на Алекса своим сверлящим взглядом, словно пытаясь заглянуть внутрь черепной коробки, и улыбнулся. Потом сказал уже совсем по-другому, просто и спокойно, без театрального драматизма.

– Очень хорошо. Вы затронули сейчас основную проблему, с которой вам и придётся работать. То интуитивное чувство, о котором вы говорили, возникает, когда свежей идее удаётся пробиться через цензуру и получить шанс быть воспринятой непосредственно. Но такое случается нечасто, так как на страже стоят различные впитанные в детстве установки родителей, жёсткие стереотипы, некритично воспринятые социальные представления. Кроме того, против нового часто работают и различные защитные механизмы, оберегая свои вторичные выгоды. И не мне вам, психологу, рассказывать, как непросто, а иногда и вовсе невозможно пробиться сквозь всё это полчище.

Холдун замолчал и выжидающе уставился на собеседника. Алекс пожал плечами и с некоторым нетерпением, чувствующимся в его голосе, сказал:

– Да, работа психолога отчасти заключается в том, чтобы помочь клиенту разобраться в установках и стереотипах и научиться новому поведению. Но я всё ещё не понимаю, к чему вы клоните, Холдун Небтонович?

Холдун улыбнулся ещё шире, затем наклонился к Алексу и вкрадчиво спросил:

– А что бы вы сказали, если бы все эти преграды и защиты можно было обойти разом, и за один короткий сеанс полностью изменить мировоззрение человека?

Алекс никак не отреагировал и, молча глядя на Ур Хеку, ждал продолжения.

– Вы сомневаетесь, что это возможно? – не выдержал Холдун.

– Я допускаю, что теоретически возможно всё что угодно. Но у вас, я так понимаю, есть практическое решение этого вопроса.

– Решение действительно есть, – очень спокойно и даже как-то разочарованно произнёс Небтон. – И я предлагаю вам его опробовать.

– А что, метод ещё не опробован?

– Ну, что вы, опробован, конечно. И результаты оказались очень многообещающими.

Холдун задумчиво смотрел на папку. Потом, как будто что-то решив, отодвинул её в сторону и поднял глаза на Алекса.

– Это, скорее всего, прозвучит как цитата из научно-фантастического романа, но мы уже давно живём в мире более фантастическом, чем тот, где жили герои старины Жюля. И никого это не только не удивляет, но и остаётся незамеченным для подавляющей части населения старушки Земли. Но, ближе к делу. Если коротко, метод этот позволяет специалисту, назовём его импортёром, погрузиться в очень глубокий транс, сохраняя при этом ясное осознание поставленной перед ним задачи. Импортёр опускается в глубины своего подсознания достаточно глубоко, пока не достигает коллективного бессознательного. Нужно сказать, что этот пласт психики является коллективным в полном смысле этого слова. То есть не одинаковым у каждого индивида, как думал Юнг, но общим для всех, как кухня в коммунальной квартире. Вы ведь такие застали? Так вот эта общая площадь даёт возможность, так сказать, нанести визит соседям. Импортёр, двигаясь в потоке коллективного бессознательного, посредством «дара червя» пробуривает себе коридор в персональное бессознательное клиента, где и выполняет необходимую работу. Можно сказать, что он проводит что-то вроде психологической консультации, но изнутри.

Только Ур Хеку договорил последнюю фразу, раздался мелодичный звонок телефона. Он достал сотовый из внутреннего кармана идеально сидящего на нём пиджака и, извинившись, отвлёкся на разговор. Пока Холдун слушал трубку, изредка вставляя короткие «да» и «нет», Алекс переваривал информацию. Всё это звучало слишком уж фантастично. И Саша, скорее всего, решил бы, что его разыгрывают, если бы услышанное удивительным образом не зацепило его за живое. Ещё в студенческие годы, изучая монографии Юнга и Ассаджолли, он написал небольшой рассказ о чудесном путешествии по реке вселенской энергии, куда вливаются психические потоки всех людей. Тогда он представлял себе, что если бы это было возможно, то он обязательно пустился бы в такое путешествие. Нельзя сказать, что Саша мечтал об этом всерьёз, скорее ему просто хотелось чудес. И теперь, хотя то, что говорил Ур Хеку, было невероятным и невозможным, но в то же время иррациональным образом подкупало Алекса. Кроме того, он не уловил ни одного признака, указывающего на то, что Холдун врёт. Хотя тот мог быть попросту сумасшедшим и потому мог сам верить в существование чудесного метода. И всё-таки, вопреки здравому смыслу, Алекса неудержимо влекла возможность пуститься в путешествие по практически неисследованному, девственному миру бессознательного. Настолько влекла, что он решил притвориться, что верит в эту возможность.

Но лишь только Алекс допустил такую вероятность, как его сознание наполнилось массой вопросов, и он с нетерпением ждал, когда Небтон закончит разговор по телефону, чтобы задать их. Заметив в себе это нетерпение, Алекс привычно зафиксировал своё состояние и переключил внимание на дыхание, усилием воли заставив себя успокоиться. Считая вдохи и отслеживая скачущие в голове мысли, Саша вернулся с необыкновенных горизонтов развернувшегося перед ним фантастического будущего в этот, по сути, единственно существующий момент, в «здесь и сейчас».

Успокоившись, Алекс подумал, что звонок, последовавший сразу за объяснением Ур Хеку, мог оказаться не случайным совпадением. Почему он так решил, он не знал сам. Возможно, такая подозрительность и граничила с паранойей, но в Сашиной жизни случались моменты, когда самые невероятные и нелогичные предчувствия оказывались верными. И он научился доверять интуиции. Невольная пауза в разговоре почему-то показалась Алексу запланированной и тонко просчитанной. Такая пауза могла предназначаться для того, чтобы собеседник пришёл в эмоциональное возбуждение, а осторожность и анализ отступили на задний план. Правда для осознанного использования подобных манипуляций человек должен бы был знать о студенческих фантазиях Алекса, да и вообще обладать сверхъестественной прозорливостью. И к тому же иметь хоть какие-то мотивы. Но чутьё говорило, что осторожность не повредит. Поэтому когда Ур Хеку закончил разговор по телефону и вернулся к беседе, Алекс спокойно ждал продолжения от Холдуна.

– Ну-с, что скажете, Алекс? Я вас заинтересовал?

– Не хочу лукавить, заинтересовали. Но поверить в возможность такого метода действительно сложно. И что это за «дар червя»? Вообще, если допустить, что всё, что вы сказали, не вымысел, то вопросов возникает много. У вас предусмотрена какая-то демонстрация метода?

– Безусловно, – Холдун улыбался. – И это как раз то, что я хочу вам предложить. Но демонстрация предполагает вас не в роли наблюдателя, а в роли непосредственного участника.

– Что это значит?

– Для подобного осознанного путешествия в глубины бессознательного необходимы специфические способности и умения. Они потенциально есть у всех, но степень их выраженности сильно варьируется от индивида к индивиду, и находятся они в спящем состоянии. Я предлагаю вам пройти обряд инициации, во время которого вы получите передачу и пробудите в себе «дыхание дракона». Это и есть те способности, о которых мы говорим. Вы спрашивали о «даре червя», это одна из таких способностей.

– Какие поэтические названия! – Алекс снисходительно улыбнулся, но решив, что перегнул с этой снисходительностью, быстро спросил. – Что это за обряд, в чем он заключается?

– В посвящении и передаче. Знаете, как ламы тибетского буддизма передают свои методы? Здесь – то же самое. Владеющий методом открывает энергоинформационный канал и передаёт знания ученику. Внешне всё выглядит как очень красивый ритуал, а на энергетическом уровне происходит присоединение энергочакровой системы ученика к божественному миру, откуда он черпает новые способности и знания. Если, конечно, вы во всё это верите.