Читать книгу Эхо Bookового леса. Роман-надежда - Александр Геннадьевич Балыбердин - Страница 6

Если бы кто-то набрался храбрости и сказал Полу Рэббиту5, что одной из наиболее ярких черт его характера является лицемерие, в ответ доктор, скорее всего, снисходительно улыбнулся бы и сделал вид, что ничего не произошло, но обидчика не простил. Что-что, а «делать вид» декан философского факультета умел, как никто другой. Чем, собственно, и достиг своего нынешнего положения.

В Реймсе доктор Рэббит появился полгода назад вместе с новым ректором Иоганном Бухом6, команда которого быстро прибрала к рукам все значимые должности. Всё это происходило под лозунгом «наведения элементарного порядка», который, по мнению Буха, должен был положить конец «периоду расхлябанности и распущенности», связанной с правлением прежнего ректора и «вывести университет на новый уровень».

Все это время слова «Ordnung uber alles!» – «Порядок превыше всего!» настолько часто звучали на различных «планерках», «летучках», «пятиминутках» и прочих собраниях, что один из профессоров однажды не выдержал и назвал родной университет «Буковым лесом» или по-немецки Buchenwald-ом, сравнив его с известным концлагерем. Грустная шутка, что называется, «пошла в народ», и стоила профессору должности.

С тех пор коллеги, помня о том, что «у стен есть уши», перестали не только шутить, но и разговаривать друг с другом. В результате чего «благочестивая тишина» воцарилась не только на совещаниях, но также на защите диссертаций и дипломных работ. Чему, впрочем, некоторые были рады. Особенно те студенты и соискатели, чьи бездарные труды могли рассыпаться в прах от пары неудобных вопросов. И хотя многие понимали, что в новых условиях наука из поиска истины стала превращаться в рутинную бюрократическую писанину, говорить об этом никто не решался. Надеясь, что однажды ветер перемен, который принес в университет нового ректора, переменится, и вместе с ним покинет Реймс вся его команда, в том числе «братец кролик», как студенты в шутку прозвали своего декана.

Рэббита студенты невзлюбили сразу. Не только потому, что коренастый, суетный, рыжебородый, с вечно бегающими по сторонам глазками декан, действительно, был похож на кролика, и, как кролик, был также труслив и сер. Всё это студенты могли бы простить. Но, когда Рэббит, стараясь предугадать «полёт мысли» ректора, предложил ввести на факультете раздельное обучение юношей и девушек, чтобы ты «меньше отвлекались от учёбы», снести этого студенты не смогли и оформили ненавистному декану подписку на журнал «Кролиководство в Империи». На реальный печатный журнал. В личный почтовый ящик. На весь год. В количестве ста экземпляров! Рэббит, как всегда, промолчал. Однако выводы сделал. Быстро вычислил зачинщиков и добился их отчисления. Больше с ним не связывались.

Разговор с Софи декан начал с того, что у Рэббита получалось лучше всего – постарался придать предстоящей беседе особый вес и значение.

– Прежде всего, должен предупредить, Софи, что всё услышанное в этом кабинете должно остаться между нами. Поскольку я беседую с тобой – Рэббит намеренно перешел на ты, чтобы ещё в начале разговора, показать собеседнику, кто здесь главный – выполняя ответственное поручение одного очень важного лица, которое этим разговором оказало нам высокое доверие, пригласив к участию в поистине великом событии.

Доктор Рэббит был опытным переговорщиком и понимал, что, позволив собеседнику почувствовать себя частью чего-то большого и важного, он не только тешил его самолюбие, но и нажимал на кнопки, о существовании которых сам человек, порой, не догадывался. Тем более студент или студентка, весь жизненный опыт которых, как и биография, легко умещались на стандартном листе бумаги.

Со стороны это было похоже на перехват управления. Причем весьма изощренным способом. В результате чего человек, который ещё недавно самостоятельно решал, куда ему идти и что думать, добровольно от этого отказывался и передавал бразды управления собой новому вознице. Дальнейшее было «делом техники» и зависело от того, кто является вашим собеседником. Так клерку можно было пообещать должность во влиятельной международной корпорации, молодому чиновнику – кресло в номенклатуре, начинающему ученому – место в докторантуре, бандиту – положение в авторитетной банде, а романтику с горячим сердцем – перспективу изменить и улучшить мир.

Но только с одним условием – обязательно в «команде», и для этого признать интересы «команды» выше своих, а, в идеале, вообще отказаться от всего «своего» – вкусов и увлечений, мыслей и чувств, убеждений, прав и свобод. При этом вопрос, почему я должен довериться этой «команде» или «системы», задать себе решались немногие. Поскольку он казался непозволительно дерзким. Особенно, тем юным и чистым сердцам, в которых пламя братской любви ещё не погасло. Именно поэтому добычей «системы» часто становились самые скромные и лучшие из людей.

София Персон не была исключением. Привыкшая с детства не выпячивать себя и доверять взрослым, она даже не подумала о том, что за предложением декана может скрываться какой-то подвох. Тем более что Рэббит не сразу заговорил о деле, но сначала долго хвалил Софи за примерную учёбу, называл «гордостью родителей» и «надеждой науки», после чего заверил, что «сделает всё зависящее, чтобы судьба Софи сложилась успешно». И когда декан перешёл к сути вопроса, он показался девушке сущим пустяком. Оказалось, что всё, о чём Рэббит хотел попросить Софи – заглянуть в университетскую телестудию и поучаствовать в конкурсном отборе на должность ведущей новостей. И хотя это было не совсем то будущее, о котором мечтала Софи, она с лёгкостью приняла предложение, и тем же вечером исполнила всё, о чём просил декан.

Работа в студии заняла от силы полчаса. Сначала Софи прошла фотопробы. Затем редактор предложил озвучить за кадром три коротких сюжета. В первом из них речь шла об открытии новой детской площадки. Во втором – о выпускниках военной кафедры, обещавших верой и правдой служить Империи. Третий сюжет был прогнозом погоды, точнее, непогоды, сулившей горожанам грозы и тучи, «нависшие над городом огромными тёмными глыбами» – почему-то именно эти слова врезались в память, но заканчивался надеждой на новые солнечные дни. Вся премудрость заключалась в том, что произносить слова нужно было громко и чётко, с жизнеутверждающей интонацией, с чем девушка легко справилась.

Прощаясь, редактор попросил Софи «до времени» никому об их встрече не рассказывать. Даже лучшей подруге. Формально, чтобы не вызвать тем самым ревности или зависти. Но это было лишним. Поскольку засыпать пришлось в одиночестве. Элен куда-то запропастилась. Что, впрочем, бывало уже не раз.

Единственное, что не давало покоя, когда, пытаясь заснуть, Софи перебирала в памяти события прошедшего дня – почему Рэббит с таким пафосом говорил о, вообщем, самой обычной работе? Что-то здесь «не клеилось», как сказала бы Элен. Но что? Это Софи поняла позже. Когда наступил Тот Самый День.