Читать книгу Паблисити эджент - Александр Курников, Александр Александрович Курников - Страница 3

Глава 1

Оглавление

Было раннее осеннее, октябрьское утро, правда, когда я проснулся, я ещё не понял, что оно наступило. Оглядев одним глазом всклоченную кровать, я тяжко вздохнул, опять снилось что-то сверхгадкое, мутное и незапоминающаяся. Последние две недели только такая хрень и снилась, и нет бы хоть что-нибудь запомнилось из того бреда, что по ночам лезет в моё многострадальное подсознание, куда там, стоит только открыть глаза, как всё моментально улетучивается в неизвестном направлении.

Я даже пытался записывать свои сны, просыпаясь среди ночи, включая торшер, что служил нашей семье вместо ночного светильника уже не один десяток лет, хватал карандаш и… всё, девственно чистый мозг, кроме неприятных и тяжёлых впечатлений на душе, ничего о ночном кошмаре не напоминает.

Я огляделся, потянулся, сладко зевнул, чуть не разорвав себе рот и, прыжком поднялся на ноги. Здоровьем, ростом и атлетически сложенной фигурой Господь и предки меня не обидели, а поэтому ничтоже сумняшеся выполнил почти полный комплекс и-цзинь-цзин, состоящий не из восьми упражнений, как многие полагают, а из сорока восьми. Правда, я сдох на двадцать втором тем самым поставив рекорд по числу упражнений выполненных с утра, ночные кошмары оказались не плохой мотивацией, но честно сказать ну её в баню, такую мотивацию.

Дальше душ, завтрак вприглядку с телевизором и прикуску с ливерной колбасой. Чего морщитесь? Не понимаете, как можно есть эту гадость? Не буду вдаваться в подробности, просто любовь к ней, у меня на генетическом уровне, а кто я такой, что бы идти против неё? Если учесть, что за ней стоит будущее. (Не за колбасой конечно, за наукой) Правильно, никто.

Напомаженный ведущий «Доброго Утра» бодро калякал с приглашённым экспертом что-то за ЖКХ, пытаясь выведать у хмурого чиновника, куда же деваются деньги и почему у нас в стране такие высокие тарифы на ФФСЁ. На что не выспавшийся эксперт бубнил заезженную мантру о вечно виноватых энергоснабжающих организациях с их непомерными аппетитами, о нецелевом использовании денег, об устаревших коммуникациях, и о банальном воровстве. Диалог был донельзя скучен и не интересен, никто ничего нового не сказал, а лишь потыкали палкой в больное место своих сограждан, и на этом успокоились. Через секунду должны были начаться новости, но экран вдруг мигнул и на меня прямо из телевизора уставилась неприятная рожа, эффект от того что он смотрит конкретно мне в глаза был столь силён, что я на несколько секунд опешил, так и не донеся бутерброд до места назначения. Человек в экране покрутил головой, как бы разглядывая мою кухню, повёл носом и скривился.

– Фу, ливерная. – В этот момент я нажал кнопку пульта, закрыл глаза, для надёжности прикрыв их ладонью, и засунув бутерброд в рот, стал сосредоточенно его жевать, не ощущая абсолютно никакого вкуса. Не скажу что, я так уж сильно перепугался, хотя стоит признаться, подобные выходки сильно давят на нервы. И до меня как-то сразу дошло что, мои ночные кошмары, рожа из телевизора, странные люди всё время снующие вокруг меня. Неприятности с машиной, до не давних пор никогда не ломавшейся. Сотовый подозрительно часто оказывающийся вне зоны действия сети прямо в центре города, где на один квадратный километр сорок вышек все различных мобильных операторов, всё это и многое другое на что, я раньше не обращал внимания, списывая на обыкновенную невезуху, одного поля ягоды. И если честно не берусь утверждать, что не знаю, откуда растут ноги у этой траблы. Есть подозрения, но поверить в них, значит добровольно признать себя шизофреником, с другой стороны, я и раньше не считал их психически больными людьми, мне всегда казалось что, они видят или переживают нечто такое, вполне, может быть, реальное, отчего у любого крыша съедет. Во всяком случае, так однажды высказался один мой знакомый психиатр.

Телевизор молчал, хотя я его всего лишь переключил на другой канал. Разлепив свои ясные очи и убрав десницу от своего светлого лика, я с обречённостью человека ждущего неприятности, снова уставился на экран, там трепетал флаг весёлого Роджера, у которого под черепом не ножи были, а человеческие бедренные кости. Пришлось нажать красную кнопку, жаль не от ядерного чемоданчика, хоть она и чёрная.

– Шутники мля. Маньяки приколисты. Чего от вас дальше ждать? – Спросил я у потухшего экрана. Он, как ни странно, не ответил, зато зазвонил отключенный на ночь телефон, надеюсь, не стоит объяснять, для чего я это сделал. Понаблюдав за воскресшим аппаратом с полминуты, я всё же поднял трубу и произнёс положенное «алло» максимально нейтральным тоном.

– Василь Саныч? Эт я. – Бодро отозвался на том конце, чуть не сказал провода, Геша, секретарь моего шефа.

– Как ты до меня дозвонился?

– Хм. Да обыкновенно, взял мобилу и позвонил, а что не должен был?

– По идее не должен. Я телефон отключил, совсем.

– А зачем?

– Нужно было, не хотелось что бы всякие думозвоны по ночам названивали.

– Надеюсь это не обо мне.

– И я надеюсь.

– Короче Саныч, шеф прикинулся самоваром, пыхтит, свистит, пары пускает и требует твою персону к себе на ковёр, хочет устроить показательную казнь нерадивому сотруднику. Чего-то ты там с договором на рекламку снова не то подмахнул, не поделишься инфой, а то тут уже ставки принимают, кто кого в этот раз на лопатки положит. – Тут надо пояснить, директор нашего рекламного агентства «Эдельвейс» в прошлом известный, правда в узких кругах, борец, и мне как КМСу по боксу, тоже в прошлом, всегда приходилось выслушивать его нудные разъяснения на тему «почему борцы всегда круче боксёров». Правда, до открытого столкновения у нас ни разу не доходило, но споры были ух какие жаркие, куда там ребятам с политических ток шоу. Ну а если я в своей работе допускал какой-нибудь косяк, то шеф обязательно списывал это на мой отбитый другими боксёрами – долботятлами мозг. «Ведь всем же известно» обычно заканчивал он «ни один дятел не умирает своей смертью, все они мрут от сотрясения мозга. Так что делай выводы Василий, делай выводы». А зачем мне их делать? Боксом я уже сто лет как не занимаюсь.

– Инфой поделиться говоришь. – Что-то в моём тоне его насторожило и, Геша благоразумно решил промолчать. – Ладно, скоро буду, если тачка заведётся.


А всё началось около двух недель назад назад, когда мой шеф подкинул мне не пыльную работёнку. Нужно было сгонять на Рождественку и заключить договор на рекламу с одним недавно открывшимся магазином, торгующим исключительно чаем. Помню, меня ещё порадовало название сего заведения, «Скрипичный Ключ». Добрался я туда довольно быстро, припарковал свою старенькую бэху недалеко от Строгановской церкви и, весело размахивая папкой с типовым договором, направил свои стопы в сей чайный храм. Стоит отметить, с храмом я ничуть не погорячился и, сортов чая тут было ну просто великое множество. От дорогущего белого чая до полоумного Пуэр, который если не правильно хранить превращается в откровенную гадость. Гадость за несколько сотен зелёных американских рублей за пятидесятиграммовый пакетик, и хранить это, с позволения сказать, чай, та ещё задача. Помимо этого здесь присутствовал самый экологически чистый Улун с горы Уи, один из редчайших сортов чёрного чая «Сапсан», что произрастает только в провинции Юаньнань, и много, много всякого другого редчайшего и дорогого. В общем, когда я туда вошёл, я даже не услышал звука дверного колокольчика из-за оглушивших меня ароматов. Кто бывал в таких местах, тот меня поймёт. Держа папку с документами в руках, я почти, что на ощупь добрался до прилавка, где на горелках подогревались три чайника, источая незабываемый аромат. Честно сказать такой магазин я не стал бы страховать, огонь на деревянном прилавке, это верх нарушений правил пожарной безопасности, но я же не работник МЧС, я всего лишь рекламный агент так, что на огонь я наплевал.

Пока я разглядывал цветастые пачки, и яркие жестяные банки с чаем собранные, похоже, со всех континентов земли, исключая разве что Антарктиду, за высоким прилавком, который даже мне, сто девяносто двух сантиметровому мужчине доставал до груди, раздался подозрительно знакомый раскладушечный скрип, и передо мной явился продавец. Этот совершенно лысый дядя, с удивительно светлой кожей имел негроидные черты лица, русые, свисающие ниже подбородка усы, (прямо как у сябров) небесно голубые глаза и мощные плечи, сидящие на широком, кряжистом туловище. «Борец», обречённо подумал я, не знаю, что подумал он, но его взгляд был направлен на мои набитые костяшки. Особенно его привлекла моя правая рука, где головка третей пястной кости, возвышалась этакой Джомолунгмой над остальными. Хочу сразу сказать, ничего такого я с ней не делал, просто будучи ещё в восьмом классе, схлестнулся с одним поганцем, который в место того что бы подставить нос или глаз под мой кулак, очень умело подставлял лоб, в результате чего остальные пястные кости были попросту выбиты. Теперь, если удачно засветить кому-то в висок, я мог и убить, поэтому правой рукой в случае драки, стараюсь в голову не попадать, да и вообще стараюсь не «попадать», просто предпочитаю контактным видам спорта, лёгкую атлетику. Можете назвать меня трусом, но по мне, лучше заняться бегом, чем тянуть червонец в местах не столь отдалённых из-за какого-нибудь перепившего мудака.

– Ну. – Вывел меня из раздумий светлокожий африканец с бялорусскими усами.

– Эдельвейс. – Сказал я первое, что пришло мне в голову.

– Горный дивизия СС? Какой чай, уважяемый, ти притпачитаищь виэто виремя сутак? – Затараторил он с заметным среднеазиатским акцентом.

– Да нет. Эдельвейс это рекламное агентство и я его представитель.

– Тоисть чаю тибе ни нада да?. – Он натянул рукавицу, поднял трубу дымохода присоединённую к огромному самовару и, закинув туда пару чурочек, поставил её на место. Сам дымоход, надо полагать, был выведен куда-то на крышу.

– Фантастика. – Пробормотал я, больше поражаясь не самовару, а тому, сколько крови намешано в этом типе. Но и самовар был знатный, ведра на три, не меньше. Пузатый, огромный, чем-то похожий на средневекового рыцаря обряженного в латы. – Я по поводу договора на рекламу. От вас звонили.

– А. – Махнул он рукой, как бы предлагая ему не мешать, хлопнул рукой по звонку стоящему на прилавке и снова завалился на раскладушку. – Эта ни камне. – На звонок тихо распахнулась дверка, спрятанная в углу за занавесью, и в зал вошёл высокий мужчина в дорогом костюме. Он дежурно улыбнулся и спросил: – Чем могу быть полезен вам? – Было в его внешности что-то такое неуловимо восточное, персидское что ли, может длинные, иссиня-чёрные, вьющиеся волосы, спускающиеся ниже плеч, давали такой эффект. Может горбатый нос с узкими, крепко сжатыми губами и выступающим жёстко очерченным подбородком, но стоило повернуть ему голову в профиль, как вся эта восточность куда-то улетучивалась, и оставалось не пойми что.

– Я из рекламного агентства Эдельвейс, от вас был звонок по поводу договора на рекламу.

– Возможно. – Пожал он плечами. – Боруд, – обратился он к любителю раскладушек – Ты забыл, тебя ждёт работа на заднем дворе.

– Ша кра! – Не знаю, что такое сказал Боруд, но эффект оказался весьма неожиданный. Мужчина в дорогом костюме резко нагнулся к борцу и вдруг так правдоподобно зашипел, что я в испуге начал оглядываться по сторонам в поисках как минимум десятка огромных удавов, не знаю, правда, шипят ли они. Свист-шипение носилось от стены к стене странным эхом до тех пор, пока из-за прилавка не поднялся изрядно позеленевший Боруд.

– Вот так-то лучше, а теперь пшёл! – «Борец» неловко шевельнул руками, и как механическая кукла, потопал к выходу. Создалось полное впечатление, что им управляют, и только глаза продавца оставались прежними, живыми, в них плескалось бескрайнее море такой ненависти, что будь «перс» бумажным, давно бы загорелся. – Иногда нужно подчинённых нужно ставить на место. Я, как-никак менеджер этого учреждения. – Проговорил «костюм».

Если честно я был слегка в шоке, потому ничего не сказал в ответ. Вся эта сцена наигранной ну никак не казалась, однако поверить в возможность управления человеком против его воли я не мог. Времена Лонго, знаете ли, давно прошли и оживление живых «трупов», и «левитация» на верёвочке сильно подкосили мою веру в сверхъестественное.

– Где там ваш договор? – Спросил менеджер, так и не дождавшись моей реакции. – Давайте его сюда, я его боссу снесу.

– А? Нет, не нужно, я сам. – «Костюм» недоумённо посмотрел на меня, явно чему-то удивляясь. – Есть просто несколько пунктов в договоре, которые я должен лично обсудить с вашим хозяином.

– Хозяином. – Почему-то повторил «перс», смотря куда-то мимо меня.

– Извините, я не точно выразился, с хозяином этого магазина. – Некоторым очень не нравится, когда ты называешь директора, босса или руководителя какой-либо фирмы их хозяином, есть в этом что-то холопское. Не знаю как у других, но у нас, у Русских, быть слугой какому-то конкретному человеку, считается зазорным, во всяком случае, для большинства из нас, а вот служить идее, вере или государству, нет. Всё-таки советский период подвыбил во многих моих соплеменниках чинопочитание, заодно, правда, и уважение к старикам.

Есть у меня один далеко не бедный знакомый с редким, для нашего времени именем Сафрон, и практически забытым отчеством Никодимович, и решил сей нувориш завести себе прислугу. Домина большой, а жены нет, куда деваться бедному богатею? Понятия не имею, какого домостроя он там начитался, и какого отношения он ожидал к себе от нанятых домработниц, но уж, наверное, не абсолютного безразличия к его правилам и пожеланиям, вперемешку с полным неуважением к нему самому. Его шпыняли, ему готовили отвратительную на его взгляд еду, он вечно мешал убираться и протирать пыль, к нему вламывались в кабинет во время важных переговоров по какому-нибудь малозначительному поводу. Его достали указаниями, какую мебель стоить выкинуть, а какую купить, невзирая на то, что вся мебель у него была антикварная, в общем, жизнь ни только не облегчилась, а скорее наоборот. Бедный толстосум так извёлся за два последующих месяца после найма трёх мегер-уборщиц, что похудел на десять кило, бедняга. Ну не мог он поставить их на место, хотя на своей фабрике мог любого подчинённого в бараний рог согнуть. Вот почему? Кончилось тем, что он женился в третий раз, выставив, правда, одно условие своей супруге, ни за что не увольнять домработниц которых он нанял, пока те не взвоют.

– Это…, – поскрёб он себе кончик носа указательным пальцем, и при этом, очень смешно сморщившись – будет не так просто.

– А в чём дело?

– Ну, – снова замялся менеджер – ладно, сейчас попробую. – Он снова скрылся за дверью, оставив меня одного в неохраняемом магазине. Правда отсутствовал он недолго и, появившись в дверях, молча, предложил мне пройти, указав на дверь скрывавшуюся в темноте, в конце коридора.

Подсобные помещения магазина выглядели, мягко сказать, отвратненько, ремонт тут явно не делали со времён великой октябрьской социалистической революции, ну или, по крайней мере, со времён НЭПа. Грязные стены, протёртый, а местами и подгнивший деревянный пол, чёрный, никогда не мытый, потолок, электрические провода свисающие паутинами со стен, мусор, грязь и вонь из заколоченного отхожего места. Я остановился перед дерматиновой дверью, похожая у моих соседей стояла, когда ещё Брежнев жив был, и без стука вошёл. Разительной перемены между коридором и кабинетом я не увидел, всё, то же самое, разве что туалета нет, да на стене висел шикарный спортивный велосипед, по-видимому, это здание когда-то было коммуналкой.

За обыкновенным канцелярским столом советской эпохи, сидел обыкновенный тип с внешностью обыкновенного советского бухгалтера, мятый пиджачок, невзрачный галстук, обыкновенные очки в мощной оправе. Скучное, а скорее даже брезгливо-измученное выражение лица хозяина сего заведения, удивительным образом не поддавалось описанию. Я даже не могу с полной уверенностью сказать был он европеоидом, монголоидом или негроидом. Ну конечно он не был чёрным или раскосым, просто пока я шёл к столу, мне казалось, что лицо его неуловимо меняется, но стоило мне остановиться, всякие перемены в лице директора как бы замерли в полной неопределённости. Как будто так и не решив, какой типаж выбрать. М-да, более странных клиентов мне ещё не попадалось. Был, правда, один коллекционер туалетной бумаги, заставивший свою квартиру сотнями рулонов разнообразного пипифакса, ну так то болезнь, а тут…, даже не знаю….

– Добрый день. – Я протянул руку, но директор, приспустив очки на кончик носа, начал внимательно её разглядывать, при этом странно шевеля носом. «Он, что, её нюхает?» Пронеслось у меня в голове. Я быстро спрятал руку за спину. – Я из рекламного агентства Эдельвейс, вы, кажется, собирались заключить контракт на рекламу вашего магазина. – Отбросив ручку, и окончательно сняв очки, хозяин откинулся на спинку стула, наконец, удостоив моё лицо своим взглядом.

– Было дело, подумывал об этом, но к окончательному решению пока не пришёл. – От сердца сразу отлегло, всё-таки не зря я сюда приехал, и наблюдал всю эту чертовщину. Это, понимаешь, уже совсем другой разговор, клиент хочет, что бы я перед ним «станцевал», да ради бога, уж я распишу, какие блага сулит ему массированная рекламная акция по ТВ, интернету, в газетах и билбордах. Но, с презентацией нельзя затягивать, максимум три, а лучше всего две минуты доходчивого и неспешного монолога, после которого у клиента возникнет желание задать парочку вопросов, на которых во время своей речи я незаметно ставил акценты. А ещё обязательно нужно, что бы заказчик сам поучаствовал в разговоре, добавил парочку нужных мне предложений, в общем, у него должно сложиться полное впечатление, что именно он ведёт, а не его ведут. Но стоило мне раскрыть рот, как мысли мои заплясали, запутались, и поскакали в разные стороны, я испытал нечто вроде размножения личности и никак не мог понять причину такого…, расстройства, пока не оказался с подписанным договором в руках на улице. Помню, правда, странный запах, такой приятный и дразнящий, вернее помнил, пока садился в машину, а как сел и это забыл.

Вот, примерно с этого всё и началось, не сразу конечно. Потом был разнос учинённый мне шефом из-за этого проклятого договора, в котором неизвестно откуда появился доп-лист. Дополнительные соглашения так сказать и, не выполнив их, наша фирма, конкретно попадает на нехилые бабки. Шеф откровенно не понимал, как я мог подписать подобную филькину грамоту, пока не вспомнил о моём боксёрском прошлом. Я, со своей стороны, промолчал о его борцовских буднях, какой мудак, э-э-э простите, начальник, отдаёт подчинённому договор с уже проставленной печатью фирмы, и соответственно своей подписью?

Ведь, на доп-листе, тоже имелась его подпись. Вопрос откуда. Шеф, было дело, заподозрил меня, но видя моё неадекватное состояние, подозрения снял. Ещё бы, я на его глазах, и на глазах доброй половины персонала нашего агентства пытался зачерпнуть водички из кулера, прямо сквозь дно бутыли, при этом весьма загадочно и хитро улыбаясь. Типа знаю что-то такое, о чём ни один человек на всём белом свете не догадывается. Что было дальше, увы, не помню.

Помню, пришёл я в себя тогда, в отделении токсикологии девятой инфекционной больницы, там, напротив, ещё стоит памятник архитектуры 1896 года постройки, так называемый экспозиционный павильон «церковь-школа». Очень необычное здание в виде креста, если смотреть сверху.

В детстве ужасно боялся попасть в эту больницу, мне всё казалось, что тут, за железными решётками, и высоким деревянным забором, томятся зачумлённые полутрупы, а в народе ходил слух, якобы здесь чуть ли не лепрозорий был, и жили люди с отваливающимися носами и пальцами. Даже мы, будучи ещё детьми, способными влезть куда угодно, абсолютно невзирая на степень защищённости объекта, ни за какие коврижки не лазили сюда на «разведку». Ни меня, ни моих друзей невозможно было взять на понт, и заставить сделать хотя бы шаг по этой заражённой территории. А тех, кому из нас суждено было оказаться здесь по тем или иным причинам, очень долго обходили стороной, хотя они и болели всего лишь желтухой. С тех пор прошло немало лет, деревянный, глухой забор заменили железные решётки и живая изгородь, а внутри, как оказалось, никогда ни какого лепрозория не существовало.

Я обвёл глазами помещение, восемь коек, три из которых, судя по смятым постелям, были заняты. Стандартная окраска стен, белый верх, сине-голубой низ, обшарпанный линолеум на полу, старые, скрипучие, кровати с панцирной сеткой и тонкими матрацами. Спина, надо сказать, уже ныла. На окнах решёток не было и, судя по полуоткрытой двери, она не запиралась. Мне отчего-то сдалось, что после вчерашнего, я непременно попаду в психушку, но «церковь-школа», так хорошо известная мне с самого детства, и сейчас прекрасно видимая в окне, разубедили меня на все сто. И ещё приятная новость, меня не привязали к койке, а значит, я вчера не буянил.

– О! Очнулся наш спящий красавец. – Раздалось от порога. Я оглянулся. – Хорош. – Залюбовался мной вошедший мужик с лёгким венчиком волос вокруг сияющей лысины. – Ну ты и спать сосед, три дня без передыху, если бы пошёл в пожарные, сразу бы начальником части стал, минуя все остальные звания как не достойные твоего опыта. – Я повнимательнее присмотрелся к нему, отчего-то сея личность показалась мне знакома.

– Миха? Шухов, ты что ли?

– Признал. – Расплылся он в улыбке. Боже мой, сидящий на соседней койке здоровенный лысый дядя, с заметным брюшком, с фиксой во рту, и с наколотыми перстнями на пальцах, когда-то был застенчивым, интеллигентным, худеньким мальчиком в смешных очках. Он играл на скрипке, ходил в музыкальную школу, носил галстук бабочку, и вообще, был очень милым и послушным ребёнком. А знали бы вы, кто были его папа и мама, то поразились этой перемене ещё больше. У доктора исторических наук, академика РАН, и заслуженного учителя СССР (это мама) не могло быть сына уголовника. Хотя, за столько времени многое могло произойти, мы с ним лет этак, двадцать не виделись, а то и больше. – Чего удивляешься? – Усмехнулся он. – У каждого в жизни своя дорожка, и пока есть тот, кто её протаптывает для тебя, идти легко, ну а когда таких людей не остаётся, начинаешь петлять. – Он развёл руками.

– Глубокомысленно.

– Жизненно.

– Давно твоих родителей нет? – Догадался я.

– Давно. – Миха поскрёб жёсткую щетину на щеке. – А ты как страдалец, давно на кокс подсел? Твои предки ведь тоже не из последних. Слышал я, батя у тебя, вроде инженер какой-то в МАЭ был?

– А с чего ты взял, что я на что-то там подсел?

– Да лепила позавчера, что-то про предоз калякал, вот я и решил глянуть на твои «дорожки», узнать, давно сидишь на игле или нет…

– Как позавчера?

– Да так, ты тут уже дня три откисаешь.

– Три дня. – Я сел на койку и растёр ладонями лицо. – Ничего себе. Так, и о чём ты?

– О чём, о чём, дорожек нет, значит, нанюхался чего-то, а что у нас нынче золотая молодёжь нюхает? Только коку.

– Да уж, нашёл молодёжь. И кстати, ты не прав на счёт наркоты.

– А что же, по-твоему, с тобой такое было?

– Понимаешь Миха, в своё время я пробовал наркоту, разную, даже такую о которой ты не слышал, я же ведь золотая молодёжь и ты представь, ни разу не испытал прихода. На меня даже таблетки обезболивающие не все действуют и поэтому, употребление всякого рода наркосодержащих препаратов, для меня, самое бесполезное занятие.

– Брешешь. – Выпучил глаза сын академика РАН.

– Не-а. У меня эскулапы какой-то ген неправильный нашли, вроде как он и обнуляет все действия наркотиков. – Михаил задумался.

– Уж не знаю братан сочувствовать тебе или поздравлять, с алкоголем тоже, небось, проблемы?

– С этим всё в порядке.

– Тогда поздравляю. Хотя постой, а что же с тобой тогда было? Ты же один в один как «потерянный» выглядел.

– Это, знаешь ли, и меня интересует, и честно говоря, пугает. – Миха заржал. – Ты чего?

– С первым кайфом тебя братан!

– Тьфу ты. – Я снова завалился на кровать и уставился в окно. «Три дня» всё носилось у меня в голове, «чего же эти суки мне такого подсунули? И самое главное как!?» – А где врача найти?

– В ординаторской. А тебе зачем?

– Выписываться пора. – Зло сказал я и поднялся, но стоило мне схватиться за ручку двери, как в спину прилетело:

– А, кстати, совсем забыл, тут к тебе один странный тип просочиться хотел, но его Лидуся, сестричка наша, завернула.

– Что за тип?

– Странный такой, высокий, черноволосый, ещё лицо у него было, – Михаил нахмурился – бледное, почти зелёное, дёрганый весь. Эрратом, кажется, назвался. – Миха хохотнул. Я пожал плечами, такой «тип» среди моих знакомых не значился. Если только Геша, но зная его пофигистский характер, в больницу он бы ни за что не пришёл, да к тому же ещё с зленным цветом лица. Хм, Эррат. Странно, я махнул рукой Мишке и вышел.

Длинный, светлый коридор, тянущийся во всю длину здания, окнами выходил во внутренний двор, весь засыпанный опавшими листьями. Дорожки, газоны, клумбы с засохшими бессмертниками, лавки, всё было похоронено под этим жёлто – красно-коричневым морем.

Одноэтажные корпуса больницы выстроились, по обычаю заведённому ещё древними египтянами, то есть буквой «П», и всё пространство между ними было засажено липами. Теперь эти чёрные великаны, так ярко выделяющиеся на фоне жёлтых листьев, жёлтых зданий и бледно-серого неба, что невольно резали глаз, хотя и придавали маленькому парку некое таинственное очарование увядшей, засыпающей природы. Я невольно залюбовался, на короткое время позабыв о враче, о работе, да ещё много о чём.

– Ну наааадо же, очнулся – вывел меня из задумчивости приятный женский голосок, полный неприятных интонаций – и как там? Стоило оно того? – Я обернулся, передо мной, засунув руки в карманы короткого, медицинского халатика, стояла симпатичная девушка, и вся её поза выражала полное непринятие меня, не только как личности, но и как человека вообще. Хотя в глазах читалось…, нечто похожее на сожаление, и природа этого сожаления мне была хорошо известна. Звучит это примерно так, «такой парень, высокий, сильный, красивый, от такого детей только рожать но, увы, конченый наркоман».

– Где, там? – Спросил я, вернувшись к реальности и не сделав даже попытки улыбнуться, что бы хоть немного сгладить первое впечатление о себе, уж наверно она меня видела в том непотребном состоянии. Честно сказать, меня этот выпад сильно задел. Не хотелось нравиться, хотелось как-то по-другому восстановить свой «status quo», не прибегая к улыбочкам и всем остальным трюкам. Да кто она вообще такая?!

– Там, куда вас, торчков, так тянет. Вас и вам подобных опустившихся…, особей.

– Лидуся, верно? – Еле сдержался я.

– Кому может и Лидуся, но уж точно не вам. – Решила перейти на вы медсестра.

– Хорошо. Посмотрите на меня Лида, неужели я так похож на наркомана? – Девушка неуверенно стрельнула в меня глазками, а я поймал себя на мысли, что я сильно нервничаю. – Впрочем, – не стал дожидаться её ответа – меня ваше мнение не особо интересует. То, что я обычный, вполне здоровый человек, я и так знаю.

– А я в свою очередь могу это подтвердить. – Раздалось у меня за спиной. Я обернулся, и увидел довольно молодого мужчину, с пшеничного цвета волосами и небольшими усиками, придававшими его лицу этакую лёгкую франтоватость. – Судя по анализам, последние три месяца, никаких наркосодержащих препаратов вы, Василий Александрович, не принимали. Вы, если позволите, вообще исключительно здоровый человек, что по нашим временам для жителя мегаполиса практически невозможно. Создаётся такое впечатление, – доктор, а это был именно тот человек которого я искал, посмотрел в потолок и побарабанил пальцами по папке прижатой к груди – что вы всю жизнь прожили где-нибудь высоко в горах, или глухой тайге.

– Что вы имеете в виду доктор…?

– Кморин, Павел Сергеевич Кморин, кандидат биологических наук и по совместительству заведующий отделением токсикологии девятой инфекционки. – Он протянул руку, которую я с удовольствием пожал. – Продукты жизнедеятельности города, – продолжил он – если так можно выразиться, откладываются в любом из нас, и чем больше мы живём, тем больше этих продуктов, а я бы сказал отходов, накапливаем. То чем дышат, что едят, пьют и впитывают через кожу наши матери до и вовремя беременности, и что впитываем мы, живя в городской среде, всё это откладывается в нашем организме и пагубно сказывается на нашем здоровье.

– А как вы определили, что у меня отравление, а не банальная передозировка? – Доктор явно замялся. – А то тут некоторые ваши сотрудники одним махом меня в конченые наркоманы записали.

– Признаки отравления мы распознали позже, правда, не определив природу самого отравления. Понимаете, всё говорило о том, что вы вкатили себе нечто сверх убойное, диффузный цианоз, оглушённое состояние сознания, критически низкое давление, а пульс при этом, честно сказать, был как у бегуна на короткие дистанции, и при всём вышеперечисленном вы ещё могли двигаться и даже разговаривать, правда, невнятно, но могли. Всё это вместе на грани фантастики уважаемый Василий Александрович.

– Так почему же меня не в наркологию отправили?

– Я так и собирался сделать, но Лида, – Павел Сергеевич кивнул на медсестру – а вернее будет сказать, её дядя и так уж вышло, руководитель вашего агентства, убедительно попросили меня этого не делать. – Я с удивлением уставился на «Лидусю».

– Тесен мир. – Пробормотал я как можно тише.

Повисла неловкая пауза. Доктор зарылся в свою папку, Лида густо покраснела и опустила очи долу, один лишь я не испытал неловкости.

Я просто обожаю такие моменты, именно в них, на мой взгляд, раскрывается истинная натура человека. Неуверенные в себе люди лихорадочно ищут, что бы сказать, не знают куда деть руки или попросту сбегают, занятые «делают вид, что занятым чем-то важным», искренние густо краснеют и испытывают жуткую неловкость, ленивые перестают думать, а наглые и самоуверенные продолжают молчать как ни в чём не бывало. Ого!

– Павел Сергеевич, позвольте узнать, где мои вещи, мне нужен телефон, да и с выпиской можно поторопиться.

– Какие выписки мой дорогой, вы тут абсолютно на птичьих правах, то есть, я хотел сказать, вы можете уйти в любой момент, а вещи вам Лида отдаст. Только скажите мне по секрету, чем это вас так накрыло?

– Самому хотелось бы знать доктор.

– Что вот так, ни с того ни с сего вы вдруг почувствовали себя плохо?

– Почти, но не могу сказать, что мне было так уж плохо.

– Хорошо. Лида, верните вещи Василию Александровичу. – Медсестра отчего-то грустно кивнула и ушла. – А кем вы работаете, если не секрет?

– Не секрет, я рекламный агент.

– Да?

– Да.

– Я просто подумал, может какое-то химическое предприятие…, авария…

– Не выдумывайте Павел Сергеевич, случись у нас авария на каком-нибудь предприятии, тем более химическом, мены бы сюда не одного привезли, да и не сюда вовсе.

– Это конечно верно. Но ежели найдётся ещё один человек с подобным отравлением, то добро пожаловать к нам, уж больно необычные симптомы проявляются. Ладно, – он вздохнул – всего хорошего, желаю вам больше сюда не попадать.

– Ни чего не имею против. – Доктор весело прокрутил папку в руках, ловко её перехватил и пошёл по своим делам. Я снова отвернулся к окну, но Лида не дала мне полюбоваться так понравившимся мне пейзажем увядания природы. Она, молча, всучила мне пакет с моей одеждой, и уже было собралась уйти, когда я спросил. – А телефон? Документы?

– Всё там. – Бросила она, даже не обернувшись, я покачал головой. Её-то я чем обидел?

Порывшись в целлофановом содержимом, я откопал свой сотовый и разочаровано плюнул, у этой смартфоновой хрени конечно разрядилась батарея. Надо Мишку на звонок раскрутить, а он с детства жмотом был, никогда не давал попиликать на своей скрипке, типа «его мама заругает». Пошутил про себя я и, развернувшись на пятках, нос к носу столкнулся с Давидом Хананьявичем Парасолем, внештатным юристом агентства «Эдельвейс». Почему, внештатный спросите вы, для штатных случаев у нас есть штатный юрист, для нештатных и неординарных ситуаций существовал Давид Парасоль, но хочу сразу оговориться, шеф ему не платил, и не потому, что денег жалко было (попробовали бы вы ему не заплатить), просто Парасоль, как это ни странно, их не брал. Оставалось только гадать, чем таким обязан был этот гигант от юриспруденции, владелец одной из ведущих юридических контор страны, Геннадию Петровичу, и что вообще могло связывать этих, по сути, абсолютно разных, как по социальной планке, таки по характеру, людей.

Если воспользоваться военной терминологией моего шефа то Давида Хананьявича можно сравнить с тяжёлой юридической артиллерией массового поражения и, вместе с этим как это ни странно звучит, специалист по узкоспециализированным вопросам, в одном лице. А если высказаться в двух словах, то Парасоль юрист международного масштаба.

Выглядел он как состоятельный пожилой человек в костюме от Бриони с золотой цепочкой на животе, на конце которой, в карманчике жилета прятался золотой брегет работы, само собой, самого Авраама Бреге. Разъезжал сей видный юридический деятель на бентли континенталь с личным водителем и подозреваю, что стоили его услуги исключительно дорого, примерно столько, сколько наше агентство зарабатывает за полгода непосильного труда.

Боюсь, вам трудно будет представить моё изумление, когда я понял, что человек такого статуса приехал в больницу только ради меня, а увидев Парасоля в возбужденном, можно даже сказать, нервном состоянии, я сам чуть не ударился в панику.

Он нехорошо посмотрел мне в глаза, правда, для этого ему пришлось немного задрать голову, но старик вполне успешно с этим справился.

– Как вы себя чувствуете молодой человек? – Как обычно тихо спросил он.

– Вполне сносно Давид Хананьевич. – Ответил я. Парасоль поморщился, он ужасно не любил когда коверкали его непростое отчество. Я понял свою ошибку и чуть ли не по слогам проговорил. – Простите, Хананьявич. Давид Хананьявич.

– Чего ещё ожидать от человека, который не может запомнить простых имён. – Проговорил он, как бы для себя.

– Чем обязан э… господин Парасоль?

– Что вы помните о своём последнем контракте Василий? Вам ничего такого, необычного, не показалось в этом Скрипичном Ключе? – Я честно постарался напрячь память, но как ни странно, все мои потуги тут же поддёрнуло какой-то мельтешащей дымкой. Я точно знал, что там произошло, но скомпоновать мысли хоть в какой-нибудь стройный логический ряд, никак не получалось. Если сравнивать память с фильмом, и постараться заново прокрутить его в голове то, в глаза бросался рой ничего не значащих кадров, из которого я не смог выудить ни одной мало-мальски осмысленной реплики или законченного движения. Видно мне заметно поплохело, так как я услышал почти заботливый голос юриста. – Ну – ну, Василий Александрович, не стоит так напрягаться, да и вообще, постарайтесь забыть о своей неудаче. Отлежитесь, дома денёк другой и спокойно возвращайтесь на работу.

– Но там что-то с договором, – я с усилием растёр себе глаза большими пальцами рук, что бы убрать это отвратительное мельтешение – вроде как наше агентство в случае не выполнения условий контракта, который я не помню, как подписывал, может вылететь в трубу.

– Это уже не ваша забота молодой человек. – Ответил Парасоль и тихо добавил – и лучше бы не моя.

– Насколько всё серьёзно Давид Хананьявич?

– А вы сейчас о чём конкретно спрашиваете молодой человек?

– О договоре Давид Хананьявич.

– Проблема не в договоре, договор тьфу, его можно смять и выбросить. Типовая бумажка, ничего более, а вот неизвестно откуда взявшийся доп-лист с вашими вензелями, вещь посерьёзнее. Хотя, с юридической точки зрения и его можно развалить, но! – Указал Парасоль пальцем в небо и неожиданно замолчал.

– Что но? – Пришёл я к нему на выручку, в которой он вовсе не нуждался, а нуждался скорей всего я, так как чувствовал, что крыша снова начала съезжать.

– Понимаете, Василий Александрович, – вздохнул он, печально глядя в окно на увядший сад – по сути, Скрипичный Ключ, это самый обычный чайный магазин, каких тысячи, если не миллионы по всему миру, но вот хозяин данного заведения для меня полна загадка.

– В смысле?

– Без всякого смыслы, загадка и всё тут.

– Вы не могли бы выразиться немного точнее?

– Точнее. Пожалуй, мог бы, но я уже выразился точнее некуда молодой человек, не лезьте в это дело, идите спокойно домой, заварите чаю, лягте на диван, включите телевизор, возьмите книгу и забудьте всё это как неприятный сон. – Я нахмурился и уставился на подоконник покрытый белой краской, отколупнул засохшую капельку от края и, насчитав как минимум пять разноцветных слоёв, вздохнул. Очень я не люблю, когда люди чего-то не договаривают, или начинают что-то скрывать, не имея на то, на мой взгляд, никаких оснований.

– А если меня пытались отравить в этом вертепе для чайных церемоний?

– А вы ещё в этом сомневаетесь? – Удивился Парасоль. – Ну знаете, я думал вы более догадливый молодой человек. Я потому и приехал сюда, что бы предостеречь вас от каких либо поспешных и необдуманных действий.

– У меня времени не было на какие-либо действия, ни поспешные, ни медленные, я очнулся лишь пару часов назад.

– Вот и хорошо, а то наделали бы дел.

– А что Геннадий Петрович? Что он намерен делать с этим договором?

– Хотелось бы, что бы он им подтёрся. Однако у вашего шефа поразительная интуиция и он прежде чем осуществить моё потаённое желание, посоветовался кое с кем и, как всегда оказался прав.

– Вы Давид Хананьявич обладаете поразительной способностью говорить много и интересно, но не сказать ничего конкретного.

– Это мой хлеб молодой человек….

– Ну не в моём же случае. – Чуть не вспылили я. – Неужели вы не понимаете что произошло? Потому что я точно ни черта не понимаю, хотя подозреваю, случилось нечто из ряда вон….

– А вы продолжайте. – Посоветовал Парасоль.

– Я, мгм…, ладно. – Набрал побольше воздуха в лёгкие и затараторил. – Я взял типовой договор, пошёл в обыкновенный магазин заключить контракт на обыкновенную рекламу, там меня встречают странные люди, травят, подсовывают доп-лист, якобы подписанный мной и Геннадием Петровичем…

– И этот доп-лист составлен так грамотно и так гармонично вплетается в букву самого договора, что я просто диву даюсь изощрённости создателя этого юридического опуса. – Не меняя моей интонации, ловко подхватил мою речь Парасоль.

– Э-э-э, о чём это я?

– О подписи. – Напомнил старик.

– Да, якобы подписанный мной и…,

– Вами, вами. – Снова перебил меня юрист. – Графолог уже подтвердил это.

– Но я ничего не подписывал!

– Я и этого не исключаю. – Успокоил меня Давид Хананьявич. – И делаю такой вывод не из-за хорошего расположения к вам, а только из того, что на нём стоит подлинная подпись вашего шефа, которая там оказаться ну ни как не могла, иначе вам, для подобного случая выдали факсимиле.

– Ну да. – Снова сбился я, видно последствия странной интоксикации всё ещё давали о себе знать.

– Вы когда-нибудь закончите свою мысль? – Поторопил меня Парасоль.

– С радостью, если вы перебивать не будете.

– Извольте. – Я усердно взъерошил волосы.

– Чего ради?

– В смысле? – Сделал большие глаза суперюрист.

– Зачем какому-то, простите за цветастое слово, «сраному» магазину, торгующему «колониальными» товарами наезжать на нашу контору? Чего ради? Хотят выплаты денег по неустойке за не исполнение контракта, а выполнить его, со слов шефа, практически не возможно? Или это новый способ более-менее законного рейдерского захвата? А может, они просто так зарабатывают или развлекаются? Ага, ещё возможно это просто личная месть. – Понесло меня.

– На счёт третьего, четвёртого и пятого вариантов не скажу, но первые два маловероятны, потому как всё будет делаться через суд, а там они ничего не получат, разве что самую малость, да и то не факт.

– Тогда зачем?

– Вы читали дополнительный лист?

– Нет, откуда? Я его только подписал. – Похоже, Парасоль не совсем понял, издеваюсь я или просто шучу.

– Если опустить всю юридическую транскрипцию, то на первый взгляд хозяин «Скрипичного Ключа» просто захотел с вас поиметь. Чего? Это дело десятое…

– Постойте, – позволил я себе перебить уважаемого юриста – вы хотите сказать, что это все-таки личная месть?

– Я хочу сказать ровно то, что я хочу сказать. – Довольно жёстко оборвал меня Парасоль. – Мне достаточно известно о «Скрипичном Ключе», что бы не опасаться каких-либо осложнений с этой стороны но, я абсолютно ничего не знаю о хозяине этой, с позволения сказать, торговой точки. Если вам не понятно, то я не знаю, кто он такой, как его зовут, сколько ему лет, где он родился, если родился вообще, есть ли у него жена, дети, тёща с тестем, собака с машиной, квартира и тому подобные маяки, по которым легко вычислить человека. Так понятно?

– Понятно. А через честных и неподкупных сотрудников министерства внутренних дел не пробовали зайти? – Взгляд, которым наградил меня Давид Хананьявич, был столь красноречив, что я невольно опустил глаза, поняв всю нелепость своего вопроса. – Понятно. Вернее ни чего не понятно. Какой-то невероятно глупый наезд, как бы это выразиться, наудачу что ли?

Из разряда «а вдруг прокатит». Кстати, у хозяина «ключа» есть трековый велосипед. Карвело, кажется.

– Велосипед?

– Ага, на стеночке висел, судя по виду, вещь не дешёвая.

– Велосипед. – Парасоль постучал себя указательным пальцем по подбородку что-то обдумывая. – А знаете, может вы и правы, может и в самом деле это был просто глупый наезд.

– Но вы же сами сказали, что у Геннадия Петровича «взрыватель» сработал. Ну, в смысле, интуиция.

– Сработал, но может быть зря? – Парасоль глянул на свой карманный брегет. – Ну ладно Василий Александрович, всего хорошего вам, поправляйтесь и в следующий раз поменьше полагайтесь на вашего дорогого шефа, целее будете. Всего хорошего. – И не пожав руки, гений от юриспруденции удалился быстрым, но всё же таки, стариковским шагом. А я смотрел в его согнутую годами спину, пока он не скрылся в конце длинного коридора.

– Чё за кент? Солидный банбер у него, однако. – В который раз за сегодня раздалось за спиной, заставляя меня вздрогнуть. Чего-то я нервным стал.

– На такой, как ты выразился, банбер, можно парочку таких больниц отгрохать, с полным фаршем.

– Да ну!?

– Зуб даю. – Ответил я полушутливо.

– Не хило. – Покачал Миха головой в сильном удивлении. – Зачётные кенты у тебя Васёк. Что хоть за человек такой?

– А тебе зачем? – Я внимательно посмотрел старому приятелю в глаза.

– Да ладно! Ты чё Вась? – Поднял он руки. – Я давным-давно семейный, законопослушный гражданин и налогоплательщик. – Без всяких шуток уверил меня Михаил, перейдя на нормальный язык общения, без блатных закидонов. – Если хочешь, у меня бизнес свой, автосалоны, заправки. Заправка, правда, одна, но зато салонов два!

– Поздравляю, неслабо поднялся. – Слегка позавидовал я.

– Ну, ты вроде, то же не бедствуешь, вон какие у тебя знакомцы. – Кивнул он на дверь, за которой скрылся Парасоль.

– Увы, Миха, это не мой знакомец, это шефа моего благоприятель. Или партнёр, смотря с какой стороны посмотреть.

– Что у тебя за начальник, если такие олигархи через тебя поклоны бьют?

– Миха, – я обнял приятеля детства за плечи и, развернув его на девяносто градусов, направился с ним к дверям палаты – что тебе до моего начальника? Он самый обычный хозяин рекламного агентства.

– Рекламного агентства? – Не поверил Миха. – И ты конечно же рекламный агент?

– Ты угадал. – Кивнул я, хотя и не очень мне было приятно это подтверждать. Когда тебе далеко за тридцать, такая профессия многим престижной не кажется. Лично я смирился, ибо кем я только не был, но став свободным агентом, я мог в любое время послать шефа с его конторой в любую кобылью дыру, любой козе под хвост, и туда, куда Макар телят никогда не гонял.

– Ты серьезно, что ли?

– Ага.

– М – да. Я-то думал ты в шоколаде.

– Да ты не переживай, я не бедствую. На гаджет с маслом вполне хватает. – Мы вошли в палату.

– Где хоть работаешь?

– В «Эдельвейсе».

– А! Ну это совсем другое дело! Ваша контора широко известна, рекламщики вы что надо. За зря монету не получаете. Только всё равно как-то не того…, не очень. Ведь не молодой уже, ногами зарабатывать.

– Меня устраивает Мих, да к тому же у меня давно своя клиентура. Новые контракты я редко беру.

– Так-то оно так, но всё же…. – Покачал он головой. Я усмехнулся.

– Ты вот, небось, сегодня целый день о своём бизнесе думал, беспокоился, наверное. Вон смотрю, телефон из рук не выпускаешь.

– Ну как же без этого, пока моих работников не пнёшь, никто и не почешется.

– А я, представь, с утра даже не вспомнил, что я вообще где-то работаю. – Почти не соврал я, просто случай с моим отравлением это невероятное исключение.

– Вот это и плохо Вась. – Начал вещать мне прописные истины капиталиста Михаил. – Что бы чего-то добиться, ты должен о работе день и ночь думать, жить ею, я бы сказал.

– Да я не против, будь это моя фирма, а так, ну чего ради я буду за чьё-то благосостояние своё здоровье гробить?

– Да как ты не поймёшь!? – Видно это была больная тема для него. – Чем быстрее развивается дело, чем больше она приносит доход, тем лучше настроение у твоего босса, а это значит, что и тебе кое-что перепадёт.

– Круто Миш, но меня, как и добрую половину всего человечества, это кое-что, совсем не устраивает. Так как это ваше кое-что, размерами больше на подачку смахивает, а значит нужно работать за фиксированную зарплату, ну, что бы не обидно было, за зря потраченное время и энергию, что эта самая половина с переменным успехом и делает.

– И сидит на голом окладе, плюс премия, и постоянно ноет, что им денег ни на что не хватает, а их начальник, проклятый буржуин, пьёт их пролетарскую кровь и надувается заработанными этими беднягами деньгами как империалистический клоп. – Миха достал из тумбочки термос и налил кофе на двоих, а я, представив какой из него выйдет шикарный клоп, не удержался и заржал.

– И сидят и ноют, не без этого, но не все, – я с удовольствием отхлебнул горячую, ароматную жидкость и представил себе эклер – многие, уважаемый ты мой проклятый буржуин, реализуются по-своему. Кто на дачах и огородах занимается «садизмом», кто пропадает в гаражах, кто-то ходит в баню, вяжет носки, сидит в сети, смотрит сериалы, рыбачит, в конце концов. Да мало ли.

– Ага, и все они ноют.

– Ты не прав, не все. Далеко не все. Если бы все ныли, вас давно бы нагнал очередной октябрь семнадцатого.

– Ещё чего не хватало.

– Хм. – Улыбнулся я. – Всё в ваших руках, заинтересуйте своих людей материально, и не постигнет вас учесть буржуев начала прошлого века.

– Да мы бы с радостью, но иногда денег хватает держать самых нужных людей, а остальным приходиться жить на то, что сами заработают или на то, что мы дадим. Налоги просто зверские, а ещё проверки, комиссии с благотворительными фондами, в которые если не зашлёшь деньгу, то у тебя может значительно повыситься, или неожиданно кончиться аренда. Короче, вечный бой.

– Из этого мы делаем вывод, что у вас не всё так хреново, как вы об этом рассказываете. Если бы вы несли только убытки, чёрта с два кто-либо из вас занимался делом. Хотя, на мой взгляд, покупка чего-то оптом и перепродажа этого в розницу, как было спекуляцией, так ею и осталось. Знаешь сколько у нас таких? А я вот случайно узнал, на десяток производителей у нас семьдесят торгашей и посредников. Во как.

– А ты думаешь найти качественный товар по более низкой цене легко? Доставить его, продвинуть на рынке. – Начал заводиться Миха. Я примирительно поднял руки.

– Миша, у каждого из нас своя правда, каждый из нас в чём-то да лукавит, а то и безбожно врёт, так что давай, оставим в покое эту тему, оставим, друг другу телефоны и встретимся где-нибудь в более приятной обстановке, за рюмочкой и запотевшей кружечкой. К тому же, меня уже выписали и мне пора отсюда сваливать в холодную и хмурую осень. Спасибо за кофе.

– Поэт, – буркнул Миха – не дам я тебе телефон, дорогой очень, а вот визитку на, возьми.

– Шухов Михаил Афанасьевич. Сеть автосалонов «Мерседес Бенц», адрес и телефон. Солидно, однако. На держи мою.

– Репин Василий Александрович, и не должности, ни названия фирмы, только телефон.

– Краткость, сестра таланта. Могу дарственную надпись сделать, если хочешь. – Миха усмехнулся, почесал волосатую грудь.

– Обязательно, когда знаменитым станешь, в чём я сильно сомневаюсь.

– А ты не сомневайся, ты верь. – Выдал я патетически и вышел из палаты.


Если тебе категорически не везёт,

поневоле задумаешься, а не

прокляли ли тебя?

Классический Атеист.


На улице дул холодный ветерок, дул с настойчивостью достойной лучшего применения, например, когда на улице жара и дышать практически нечем. Но нет, мы лучше будем морозить, чем приносить прохладу. А чего же ты хотел, живя в России? Бананов на берёзе?

Я поднял воротник полупальто и, засунув руки в карманы и не нащупав там ключей от моей ласточки, обеспокоился. Вот чёрт, неужели она так и стоит там, на Рождественской, одинокая, забытая, никому не нужная. На счёт ненужной я немного погорячился, но возвращаться туда всё равно не хотелось и, потому я направился в свою контору повидаться с шефом и узнать, что он решил делать с этим контрактом, со мной, да и вообще. Однако и этот визит вызывал у меня некоторые опасения и потому, для начала, я решил по-тихому пробраться в офис и повидаться с Гешей, прозондировать, так сказать, обстановку.

На такси денег не было, ну как не было, были, конечно, вот только час комфорта мог обойтись мне в три дня строгого поста, и поэтому я отправился на маршрутку.

Ответьте мне, пожалуйста, на вопрос, кто из вас знает, с какого момента начинается новое действие? Точно знаю, не всегда это происходит по воле творца или случая, возможно корни будущих наших поступков лежат далеко в нашем прошлом, и зачастую совсем не нашем.

У меня очередной поворот начался с похлопывания по плечу и горсти мелочи высыпавшейся мне в руку, но этот поворот явно был не из моей оперы.

– Передайте, пожалуйста. – Попросили сзади. Мне это показалось удивительным, так как салон маршрутки был свободен, и ничто не мешало пройти пассажиру и купить себе билет. «Ну что же» подумал я, « и мы не будем подниматься», и протянул мелочь сидящей около водителя полной девушке с недовольным лицом и тяжёлым взглядом. И вы представьте, эта малолетняя фифа, демонстративно отвернулась и вставила в свои розовые ушки наушники. Я негодующе поднялся, и сыпанул монеты рядом с «коробкой передач». (Касса, обычно простая коробка для мелочи лежащая родом с водителем)

– Неужели не слышит? – Сказала одна женщина, по виду торговка с рынка, своей товарке.

– А чего им слышать, вставят бананы в уши и забивают на всех. Соплячки. – Отозвалась та.

– А вы своими котомками весь автобус заняли. Прямо товарняк какой-то. – Отозвалась толстушка каким-то чудесным образом услышав их разговор.

Нет конечно, что правда, то правда, два огромных баула стоящих у них на коленях, немного мешали свободному передвижению пассажиров по салону, однако не так что бы пройти было совсем уж не возможно. Короче, кто маршрутками часто пользуется, особенно в час пик, тот и по поручням, если надо доберётся, и какой-то там баул, даже самый большой, помехой вообще не является. В крайнем случае, рискуя своим здоровьем, можно и по нему пройтись.

Торговки, кажется именно этого и ждали, и их можно понять, натерпевшись за день от клиентов которые всегда правы, нужно же на кого-то накопившийся негатив излить? Не всё же домашним доставаться будет.

– Ты только глянь на эту соплю раздувшуюся, – вскочила та, что сидела сразу за мной, при этом спихнув свой баул мне на хребет – товарняк мы тут, понимаешь ли, устроили! Помолчала бы лучше тёлка перекормленная!

– На себя посмотри, хабалка! – Не осталось в долгу юное создание.

– Э – эх. – Решила усовестить девушку другая торговка. – И не стыдно тебе так выражаться.

– А ты мне не тычь!

– Ах ты мокрота! – Завелась первая. – Сейчас дам подсрачние, махом у меня из автобуса вылетишь! Переговаривается тут ещё! Подрасти сначала! – Я усмехнулся на это пожелание, куда уж больше? Хотя с баулом на спине мне было не очень-то весело.

– Ну чего вы так на неё взъелись? Что она вам плохого сделала? Она же вовсе не ваши деньги отказалась передавать. – Вступился за девушку юноша с ошейником на худенькой шейке, внешне напоминающий бледную эмо немочь после трёх суток тяжёлой физической работы.

– А ты помолчи молокосос! Намажутся черте, чем и думают, что выглядят круче некуда!

– У-у антихрист! – Чуть ли не басом гаркнула тощая бабка сидящая рядом со мной и так лихо махнула клюкой, что чуть не засветила мне в глаз. – Чаво вы творитии! Чаво вы обликом своим нечистого приманиваитии! – Протяжно вытягивая окончания слов завыла она. – Эдак вас ночию и пристукнет кто-нито перепутамшии!

– А что вам мой внешний вид!? – Дал петуха эмо подросток. – Может это мой социальный протест против вашей зажравшейся и окостеневшей не до культуры! Вы, окаменелые пережитки обеспокоенные только заколачиванием бабла…

– Да этот пережиток на своих плечах такое вытянул, что тебе, погань ты не Русская, даже и не снилось. – Встрял мужик с задних рядов.

– Ну а парень-то тут причём? – Спросила женщина интеллигентного вида лет тридцати от роду. – Вы просто бросаетесь на всех подряд. – Спор двух торговок и девахи потихоньку начал обретать образ средневекового вече, то есть все лаялись со всеми.

Я тихонько собрался выйти и даже успел встать со своего места, как причина народных волнений неожиданно проскочив у меня под рукой, плюнула в одну из торговок. Видно у неё окончательно закончился словарный запас, и аргументов, кроме слюней, не осталось. Плевок был так себе, девчонка больше сама себя замарала чем попала в кого-либо, но видно самого акта осквернения торговке хватило с лихвой, и та, неистово матерясь, ринулась на возмутительницу спокойствия, выпустив кроваво – красные ногти.

Я ловко сгрёб девчонку, пытаясь загородить её своим телом от неминуемой кары путём выдирания косм, как моментально и весьма ощутимо получил бабкиной клюкой по загривку.

– Оставь девку детотрах недоделанный! Оставь говорю! – Басила старуха раздавая удары направо и налево, и тут водитель, выматерившись на чистейшем таджикском, дал по тормозам.

– Э – э – э! Что вас всех тут ачина покусал а!?

Я вместе с девчонкой улетел к водителю в объятья, ну почти. Мерзавка саданула своей слоновьей ножкой, обутой в приличный берц, мне по ступне и выскочила в открывшиеся двери, а торговка, промахнувшись, зацепила меня ногтями по лицу.

– А – м – м – мать вашу! – Это были единственные слова сказанные мною в автобусе, остальные я договаривал уже на улице. А в спину мне летело басовитое «не тронь девку сволочь». Нужна она мне была как свиной жопе оленьи рога. Простите за нелитературное сравнение.

В итоге на такси я все-таки разорился, хромать до конторы мне как-то не улыбалось, а второго автобуса я мог и не пережить.


Прибыл я на Керченскую далеко не в самом лучшем расположении духа, утрата доверия к общественному транспорту, боль в ступне, в ближайшей перспективе острая нехватка денег, всё это настроение практически не поднимало и если честно, я был на волосок от того, что бы взорваться.

Вдохнув полной грудью, холодный ветерок дующий с Волги, я толкнул дверь бизнесцентра, миновал дремлющего вахтёра, (ну как можно спать, когда мимо тебя постоянно снуют всякие подозрительные личности и носят подозрительные предметы?) и поднялся на лифте в офис рекламного агентства «Эдельвейс».

За три дня моего отсутствия тут ничего не изменилось. Если вы никогда не были в больших рекламных агентствах, то вы ничего не потеряли. Для краткости – это дурдом, где айтишники, програмёры, менагеры, креативщики, имиджмейкеры, клипмейкеры, копирайтеры и другие супер-творческие личности, упившись кофе, сливались в общем созидательном экстазе обычного трудового дня. Сливаются они, как правило, в коридорах, и туалетах предварительно и основательно задымив их сигаретным дымом, наверное для того, что бы их начальники не сразу их обнаружили и водворили на рабочее места, эскизно выписав им творческих кренделей.

Здесь никто никого не знает и никто никого не видел, но каждый постарается вам помочь в меру своих небольших сил и что бы вы не потерялись в задымлённых просторах рекламного агентства, при выходе из лифта вас встретит красавица Эллочка.

Она с доброжелательной улыбкой вникнет в суть вашего визита, предложит вам чай, сок или кофе, и вызовет нужного специалиста, при этом ни на минуту не перестанет отвечать и перенаправлять входящие звонки. Я как-то целых пять минут наблюдал за её работой и честно скажу, я не поверил, что она человек, а программисты так вообще были уверены в том, что это какая-то продвинутая компьютерная программа с шикарным голографическим интерфейсом. Никто и никогда не видел её не на своём рабочем месте. Никто не мог похвастаться близким знакомством с ней, ибо всех интересантов Эллочка отфутболивала с неизменной вежливой улыбкой, и ни один из них не повторил своей попытки. Я как-то задался вопросом, «почему», но проверять не стал, а отшитые волокиты дружно и стыдливо молчали на интересующую меня тему.

В общем, выйдя из лифта, я к своей радости помимо Эллочки наткнулся на Гешу, он забирал какие-то бумаги и потому не сразу меня заметил.

– Привет труженикам непаханых рекламных просторов. – Поздоровался я. Элла вежливо улыбнулась а Геша прижал к щуплой груда папку на которой было крупно написано «Мастерс – Си». – Как шеф? В духе?

– Почти. – Коротко ответил секретарь.

– Что-то ты неразговорчивый сегодня, обычно тебя не остановить. А как там договор по «Скрипичному Ключу»?

– Шеф им занимается, лично.

– Хм, понятно. – Нахмурился я. – Ключики от моей тачки не видел? И не знаешь, она всё ещё на Рождественской стоит?

– Мы забрали машину. – Не сразу ответил Геша, слегка поменяв цвет лица. – Но….

– Что, но? – В помещении явно запахло озоном и неприятностями.

– Понимаешь, тут, буквально минуту назад, зашёл один человек и сказал, что конфисковал твою машину, ну…, вроде ты отказался выполнять договор и…

– Какой договор? – Хотя прекрасно знал какой.

– Тот самый. – Геша тоже знал.

– И ты её спокойно отдал!?

– А он и не спрашивал, просто поставил перед фактом! И у него были ключи!

– Что за хрень происходит Геша? – Начал я тихо, физически ощущая, как на глаза наползают красные шторы. – Где моя машина и где договор? Не понял? Я сейчас объясню. Я – ткнул я себя пальцем в грудь – свободный агент. Я сам ищу клиентуру и пропускаю её через Эдельвейс, но это моя клиентура, понимаешь? – Геша кивнул. – А тот сраный чайный магазин, клиент шефа. Так? – Геша снова кивнул. – Тогда ответь мне на один вопрос, причём тут моя машина?

– Василь Саныч, я ей Богу не знаю! Он зашёл и сказал, что забрал. – Шторы опустились.


Справка: Аффект – кратковременная, бурно протекающая, положительно или отрицательно окрашенная эмоциональная психогенная реакция. В качестве аффективной разрядки люди чаще совершают суицидальные, нежели агрессивные действия. Аффект от латинского affectus – душевное волнение.

Я не берусь спорить с выше приведённой справкой, но суицидального в моих дальнейших действиях не было ничего. Поверьте, я человек исключительно спокойный, не как танк конечно, танки вообще спокойными не бывают, но весьма близко к этому. При всей моей внушительной внешности, для меня более свойственно перевести конфликт в шутку, нежели отвечать агрессией на агрессию. А сам аффект я бы описал так, это состояние когда у тебя исчезает инстинкт самосохранения. Но в моём случае нельзя считать суицидальной наклонностью рискованный манёвр прямо под носом у гружёного КамАЗа, когда я мчался на Рождественскую на тачке Гешы, колючи от которой я просто из него вытряс. Всё что со мной происходило, конечно, можно было назвать сильным душевным волнением, но, по-моему, я просто по-настоящему вышел из себя, первый раз в жизни. Я прекрасно осознавал, что со мной сделает Геша, если я угроблю его мазду. Он, не смотря на свою субтильность, за свою машину мог порвать не то что меня, но, пожалуй, любого тяжеловеса из ММА. Тут конечно присутствует оттенок суицидальной наклонности, но об этом я тогда не думал. Я думал, как буду бить морды нашим клиентам, и гнуть об их головы скрипичные ключи…, все, какие только найду.

Бросив машину у дверей магазина я распахнул дверь, отозвавшуюся мелодичным звоном колокольчика, и окунулся в чайные ароматы Индии, Цейлона и Китая. Чайная лавка оказалась пуста, нет, чая тут было завались, просто не было тех, кого я собирал пустить на антрекоты и истребовать ключи от своей ласточки. Я заглянул за прилавок, раскладушка оказалась на месте, но её обитатель со странным именем Боруд, отсутствовал.

– Т – а – а – к. – Огляделся я. – Ну! Вылезайте, давайте! А то я весь чай на план пущу! На один огромный косяк. – Пообещал я. Позади меня раздался визг. Такой отвратительный, женский визг, переходящий в ультразвук. Я резко обернулся и еле успел убраться с дороги разъярённой фурии, ожесточённо размахивающей не маленькими с виду наманикюренными ногтями. – Ты ещё кто такая!? – Заорал я, малость перепугавшись.

– Иииииииииииии-аааааааааааа! – Раздалось в ответ, и растрёпанная женщина, превратившись в ветряную мельницу, снова кинулась на меня. Я не знал, что делать. Мне, видите ли, везло, за все мои немалые годы я ни разу не драться с женщинами, конечно, мне доводилось их сдерживать, успокаивать, и даже «утешать», но всё это сейчас никак не подходило. Ну не псих же я, что бы лезть к этому смерчу с поцелуями и ласками, и с какими-то банальными объяснениями, которые она сейчас просто не услышит.

Я увернулся ещё раз, потом ещё, ну а на третий мне снова повезло, «мельница» запнулась о столик и, влетев «чердаком» в прилавок, на время лишилась способности двигаться. Видно ветер кончился.

– Ну зачем же так с женщиной? – Без всякого акцента спросил Боруд и встряхнул своими мощными, борцовскими плечами. Потом он растопырил огромные ручищи и двинулся на меня. Как это я его раньше не заметил? Да, это был такой противник, всем противникам противник, вряд ли мне когда-нибудь доводилось сходиться с таким в единоборстве, если не считать пьяных драк конечно, там с кем только судьба не сводила. Ну об этом потом, сейчас некогда.

«И так, что мы против него имеем?» Думал я, кружа в боксёрской стойке по торговому залу. «Три года бокса и два баяна?». Пронеслась у меня в голове чья-то шутка. « М-да, баян тут вряд ли пригодится….


Дежавю.


Яркий свет невыносимо резал глаза, воняло хлоркой, и ещё чем-то кислым, как будто давно не мытым. В черепной коробке самым тяжёлым в мире катком, от стенки к стенке, прокатывалась боль, подминая под себя и так утрамбованное до невозможности сознание. Я втянул носом воздух и к уже имевшимся «прелестям» подтянулась тошнота, пустой желудок скрутил спазм, я невольно дёрнулся и в голову ударила молния.

– А – а – а. – Прохрипел я.

– И снова очнулся наш спящий красавец. Правда, на красавца ты нынче немного не тянешь.

– Миха? – Узнал я голос друга детства. – Тут я готов с тобой согласиться, на красавца не тяну, теперь я просто эталон.

– Смешно. Ну, с возращением мой друг! Похоже, так желанная матушка свобода обернулась для тебя злой мачехой. – Я ничего не ответил, но видит Бог, мне было что сказать. Шухов, судя по гробовой тишине, и лёгкому шелесту страниц доносящемуся с соседней койки, куда-то слинял. Глаза немного привыкли к свету, и мне удалось разглядеть бородатого мужика лежащего на койке стоящей через проход от меня, увлечённо читавшего газету.

– Вы не могли бы подать мне воды? – Попросил я.

– Воды? – Переспросил бородач, удивлённо подняв мохнатые брови. – У вас там на тумбочке прорва воды, а вы ещё у меня спрашиваете. – Неприязненно ответил он, не двинувшись с места.

Я с трудом повернул голову, и с не меньшим трудом скосил глаза. Тумбочка основательно была завалена съестными припасами и бутылками с минеральной водой и лимонадами, в количестве достаточном, что бы упиться до водянки, и объесться до сытого обморока. Но самое главное, там стояла Миргородская, исключительно редкая минеральная вода с потрясающими восстанавливающими качествами.

Лет десять назад, страдая тяжким похмельем, я забрёл в аптеку на улице Октябрьской Революции и по совету провизора купил эту воду, и вы не поверите, всего два глотка расправили мои плечи, успокоили желудок и мир до этого момента бывший грустным и чёрно-белым, вдруг стал приобретать новые краски, а совесть даже некоторый оптимизм. Правда, с тех самых пор я эту воду нигде больше не встречал, о чём категорически сожалею, ведь я, баран, не удосужился даже адреса производителя посмотреть.

Я неверной рукой дотянулся до заветной бутылки, скрутил алюминиевую пробку, и опрокинул живительную влагу в распахнутый рот. Тоненькие иголочки газа вперемешку с водой, пробежав по пищеводу, мигом угомонили всякие спазмы и, хлынув желудок, принесли долгожданное, неописуемое блаженство. Ну как тут не поверить в волшебство?

Минералка ухнула в бездонную пустоту моего организма и растворилась там в мгновение ока. Вдруг невозможно захотелось спать, глаза сами сомкнулись и я ещё успел подумать, какого лешего я снова оказался в инфекционке, когда мне просто-напросто въехали по голове? Голове. Голове ли? Понятия не имею, что мне снилось, но спал я крепко, прямо как в детстве, когда самая страшная трагедия заключалась в утреннем стакане парного, так не любимого мною, молока, которое должно быть выпито обязательно. Даже если на землю упадёт комета, а это, надо думать, выглядело бы красиво….

– Василий Александрович. – Тянул кто-то жалобно над ухом. – Василий Александрович. – Настойчиво тянул потерявшийся в неизвестной дали беспокойник. – Василий….

– Ну да! Да! – От резкого движения снова заболела и закружилась голова, я зажмурился, считая про себя до десяти, что бы ни наорать на человека так бесцеремонно разбудившего меня. В общем-то, счёт никогда мне не помогал, но в данном случае был полезен хотя бы тем, что позволял пережить приступ боли, а заодно и разглядеть, на кого я собираюсь орать.

– Печение, ечение, чение, ение, ние, ие, е. – Донёсся до меня детский голосок. А я в удивлении разлепил глаза и ни кого рядом с собой не увидел.

– А как будет, например, макароны Сонечка? – Спросил пожилой человек занимающий койку у двери. Девочка лет шести сосредоточенно нахмурилась, а я снова огляделся, неужели мне показалось? Хорошенько же меня по головке погладили.

– Макароны, акароны, кароны, ароны, роны, оны, ны, ы.

– Молодец, а посложней сможешь?

– Деда, а где мама?

– Пошла виноград мыть. Ну так как, более сложное слово можешь по буквам разложить?

– Давай!

– Традесканция. – Выдал Сонин дед, но внучка не задумываясь ответила.

– Традесканция, радесканция, адесканция, десканция, есканция, сканция, канция, анция, нция, ция, ия, я!

– Здорово! – Но тут вмешался мой давешний мохнобровый бородач, у которого я так и не допросился воды.

– А слово сабля как будет? – Соня медленно повернула голову в его сторону и с достоинством сказала.

– Дядя, вы дурак?

– Ну зачем же так Сонечка, людей нельзя оскорблять. – Пожурил дед.

– Но он же сам знает…

– Конечно знает, но не стоит опускаться до такого самой, это тебя не красит. – В палату вошёл Михаил.

– А дядю красит? Он ведь знает, что так нельзя, а всё равно делает. – Насупилась девочка.

– А ты не обращай внимания.

– То есть, как не обращай Фёдор Игнатьевич? – Не понял Миха. – Обидчиков нельзя не замечать если они просто жаждут того что бы их заметили. Привет Сонька. – Протянул он обрадовано вскочившей девчушке ладонь размером с совок сапёрной лопатки.

– Дядя Миша! – Девочка со всей силы хлопнула по подставленной «доске» своей ручкой и зашипела от боли. – У – у.

– Нужно игнорировать недалёких людей, а не тыкать пальцем в их глупость. – Настаивал на своём дед Сонечки.

– Недалёких можно, – согласился Миха – хамов, нельзя.

– А что же делать дядь Миш? – Влезла Сонечка.

– Дать в бубен.

– Ну что же вы Михаил Афанасьевич, при детях такое.

– Дать в бубен! Дать в бубен! – Развеселилась Сонечка, а бородатый мужик нервно прикрылся газеткой.

– Соня! Прекрати. – Строго сказал дед.

– Гы. – Я так и не понял, кто это сказал, Миха или Соня.

Я осторожно сел на кровать, тумбочка стоящая рядом была девственно чиста, от разной снеди на ней не осталось и следа.

– Ну ты как Вась? Чердак ещё на место не встал?

– Если крыша поехала, то плотник уже не поможет. – Обречённым голосом ответил я, всё ещё рассматривая пустую тумбочку. Миха присел напротив.

– Кто же это тебя так отоварил?

– Я не видел, а злодей, наверно из природной скромности, забыл представиться. – Я заглянул в тумбочку, но и там было пусто.

– Всё шутишь. Смотри, дошутишься. Если уже не дошутится.

– Пока Бог миловал, а это. – Я аккуратно указал на свою голову. – Из-за моего собственного неадекватного поведения, оказывается люди, иногда ей думают, прежде чем что-нибудь сделать.

– Великое открытие. – В голосе Михи не было сарказма. – Ты Вась, с детства безбашенным был. Кто первым из наших пацанов с десятиметровой вышки сиганул? Ты. Кто первым рискнул за трамвай листом от теплотрассы зацепиться и промчаться до следующей остановки? Ты. Ну а в Парке 1го Мая, без тебя ни одна драка не обходилась. Так что неадекватное поведение для тебя норма.

– Тебя послушать, так я всегда психом ненормальным был. – Бляха муха, куда всё делось-то? Жрать же хочется!

– Для кого-то может и псих, но для тебя, как я уже сказал, это нормальное поведение.

– Зато для тебя это не норма. – Я указал на его зоновские наколки. – При таких благородно интеллигентских предках, скатиться до грабежа и разбоя, вот это по-настоящему верх ненормальности.

– Ты ещё забыл добавить, в составе группы лиц.

– Да я же не в обиду Мих, просто в моём мире, Мишенька Шухов, добрый и отзывчивый мальчик из интеллигентной семьи, который даже слово «блин» не покраснев, не мог сказать, и уж извини меня, ты, ну никак не пересекаются. Прямо параллельные реальности какие-то. – Миша кивнул.

– Мир в принципе состоит из сплошных параллелей, а уж реальностей у него вообще никто не считал. – Ну зачем мне надо было его задевать? Тоже мне, праведник херов.

– Извини. – Выдавил я. Ужасно, ужасно и дико ненавижу извиняться. Миха снова кивнул и поднялся. – Погоди. Где мне доктора найти?

– А тебе зачем? На улице вечереет уже, вряд ли кто-нибудь тебя сейчас выпишет, так что лежи, набирайся сил и чини свой чердак.

Я повернулся к окну, решётчатый забор, за которым находилась дорога и где-то дальше, за следующим, уже деревянным забором крестообразное здание церкви-школы, всё это потихоньку погружалось во тьму. Мимо проезжали редкие машины, выхватывая фарами ещё более редких прохожих, где-то справа находился бассейн, а слева чернела громада стадиона Локомотив, по краям которого торчали тёмные вышки прожекторов.

– Бред какой-то. – Я аккуратно лёг на плоскую, утрамбованную десятками голов подушку, накрылся куцым одеяльцем, засунутым в старый пододеяльник с жёлтыми разводами оставшимися после горячей сан обработки и уставился в потолок. Думать, почему я снова оказался здесь, и почему именно здесь не имело смысла. И так понятно, что шеф снова подсуетился. Но вот другие мысли не давала покоя, зачем всё это? Зачем нужно было подделывать доп. лист, неужели только ради того, что бы поиметь какую-то сумму с Эдельвейса? Как-то не верится, что из-за одного не выполненного контракта Протасов, мой шеф, потеряет своё детище, скорее нет, я даже уверен, что нет, Парасоль и не такие дела выигрывал. И если здраво рассудить, что в Эдельвейсе есть такого, чего нет, например в…, ну…, нефтяной скважине? В скважине денег больше, если всё это ради денег. А если не ради денег? Тогда…, ради чего?

И ещё, на кой чёрт нужно было воровать мою машину? Реальные дебилы. Чего они этим добивались? Ну ведь ни одного осмысленного шага.

Я устало вздохнул, Сонечка с Фёдором Игнатьевичем расчленяли гиппопотама, естественно не в живую, а по буквам, мохнобровый бородач, который час подряд читал одну и ту же газету, подозреваю, что не только газету, но ещё одну и ту же страницу. Миха «выковыривал» что-то из планшета поминутно тихо чертыхаясь и косясь на симпатичную Сонечкину маму.

Стемнело, в палате зажги свет, на улице разгорались фонари. В коридоре отделения не было слышно обыкновенной вечерней суеты, не шастали больные, не бегали медсёстры, не бубнили за стенами телевизоры.

Соня с мамочкой начали собираться домой.

– Скоро ужин. – Ожил бородач. – Интересно, что сегодня дадут? – Вопрос в воздухе не повис, мужик явно не ждал ответа.

А если зайти с другой стороны. Чего бы, например, я смог добиться своим дурацким поступком, подделав договор? Какого-то громкого скандала? Нет, всем кардинально будет насрать, на мой маленький чайный магазинчик, разинувший пасть на довольно успешную рекламную контору. Вот если бы у меня была известная во всём мире, или хотя бы стране компания, Газпром например, а чего мелочиться, мечтать оно никогда не вредно. Правда, просто мечтать, не ставя целью исполнение своей мечты, решительно бесполезно, ну да я не об этом. И если бы мне захотелось стереть в порошок конкретную рекламную фирмешку, вот тогда, имея штат юристов подобных Парасолю, (владея Газпромом я бы себе мог такое позволить) я бы в один день освежевал хладный трупик эдельвейса, если так можно выразиться. Только на кой оно мне сдалось? Кстати, а чего это наш генерал от юриспруденции не работает на такие фирмы-гиганты? А с чего я взял, что он на них не работает? Ну да.

И что из этого выходит? Что у нас там в сухом остатке? А в остатке деньги и выходит так, что не огромные деньги, за огромные Протасов лично спалит «Эдельвейс» дотла, и при этом даже не пустит скупую мужскую слезу, а «хоть какие-нибудь» деньги. Кстати, сюда вписывается и покража моей ласточки. А что? Как вариант?

В принципе такая версия может прокатить, но есть одно «но». Если это недалёкие мошенники чего тогда мой шеф так всполошился, да не просто всполошился, а подтянул целого Парасоля?

Я зевнул и, кажется, на минуточку закрыл глаза, а проспал, как выяснилось, целых полчаса. Что-то меня в последнее время непозволительно часто бросает в объятия Морфея, а если учесть какой сейчас календарный месяц, то есть опасность, что к концу следующего месяца я впаду в зимнюю спячку.


На ужин были толстые макароны, колером один в один как наше постельное бельё. То есть белые, белые, а потом рраз и жёлтые с тёмно-коричневым, креативный колорист больнице, однако попался. Крутая эклектика. Должно быть он непризнанный гений. Ну как бы там ни было, макароны я съел, ведь сверху на них бросили щепотку тёртого сыра, понятно, что не гауда, но всё равно вкусно. А если ещё учесть, что чашка кофе так благородно предложенная мне Михой с утра, была единственной пищей за весь сегодняшний день, то от макарон меня было за уши не оттащить.

В больнице я провалялся три дня, доктор мной особо не интересовался, зато из Эдельвейса явилась Эллочка, принесла мне ключи от моей ласточки, кое каких продуктов, бритвенные принадлежности и средства личной гигиены. Вы бы видели какой эффект она произвела на Михаила. Беднягу просто сдуло с кровати при её появлении, но когда он увидел свои, растянутые на коленях треники, и майку алкоголичку (где он её только откапал), он тут же залился малиновым цветом и постыдно бежал в коридор, откуда не возвращался до тех пор, пока она не ушла. Да что говорить, даже наш неприветливый мохнобровый бородач, увидев её, на секунду перестал шуршать своей газеткой.

Не стоит говорить, что визит Эллочки и для меня стал неожиданностью, и не буду скрывать было мне очень приятно видеть её улыбку и заботу. Правда улыбалась она как всегда дежурно, без всякой теплоты, да и забота свелась к двум, трём вопросам о моём здоровье, но всё же. Да простят меня женщины, не считающие себя красивыми (а это глупость), но, увы, любой мужчина тает даже перед мнимой заботой красавицы, так уж мы устроены. В успокоении могу одно лишь вам сказать, если любая из вас, будучи любимой женщиной, навестит своего мужчину в больнице, или просто окажется с ним рядом в трудную минуту, то поверьте, в наших глазах вы увидите такое, чего не удостаивалась ни одна красотка за всю историю существования человечества.

На пятый день лечения мне сунули в зубы пакет с моими вещичками, недоеденной колбасой и банкой растворимого кофе, и выставили вон из больницы на лютый мороз. В очередной раз, вдохнув полной грудью пьянящий воздух свободы, я заторопился домой, а то вдруг опять чего-нибудь…, тогда уж лучше ну его на фиг.


Неделю я валялся дома и ничего не делал. Я не смотрел телевизор, не брал телефон, не включал компьютер, не слушал радио, не общался с друзьями и напрочь забыл о коллегах. Я спал, ел, думал и читал старые книги. В свободное время между этими важными занятиями я курил в подъезде и кормил сардельками соседского кота и похоже надёжно его на них подсадил, из-за чего мне пришлось скрываться от него на балконе своей собственной квартиры, а там блин был не май месяц, там было холодно, но сардельки, увы, кончились и подъезд был временно для меня закрыт. Вот таким Макаром я и создал себе проблему, которую я сумел не на долго решить с помощью кильки в томатном соусе, но и она имеет свойство заканчиваться, а котяра на компромисс в виде колбасы не шёл. Он шёл только на конфронтацию и на сардельку, а так как в магазин я тоже не ходил, весь остаток моего затворничества он конфронтировал мне под дверь. Скотина. Курил я в туалете.

Паблисити эджент

Подняться наверх